Шведов Сергей. Меченые

   Чуб едва заметно пожал плечами:
   – Туз оставил своему сыну опасное наследство.
   Он опять угадал ее мысли, наверное, потому, что они были сходны с его собственными. Цели вот только у них были разными, и с этой минуты Гильдис не позволит жалости смущать ее сердце. Этот человек одинок, но он заслужил свое одиночество, да и, кажется, не слишком тяготится им.
   – Я пришел к тебе за помощью. – Чуб резко сменил тему разговора.
   – С каких это пор мы стали друзьями?
   – Бывают ситуации, когда честный враг лучше лживого друга. К тому же мы союзники – оба желаем добра Тору. Ты слышала об истреблении меченых мальчишек в окрестных деревнях?
   – Я не одобряю этого.
   – Но и не противишься, – жестко усмехнулся Чуб, – хотя твой голос мог бы быть услышан. Ты хочешь спасти одного сына, а у меня этих сыновей больше сотни, и я должен позаботиться о каждом.
   – И что же ты хочешь от меня?
   – Ты должна укрыть дюжину мальчишек в своем замке.
   – Наемники разрушат замок, если узнают, что я прячу здесь меченых. Все владетели осудят меня.
   – И осуждение кучки негодяев для тебя более весомо, чем жизнь двенадцати детей? Ты хуже, чем я думал, Гильдис!
   – За осуждением последуют выводы и гибель этих детей – я не смогу их защитить.
   Чуб отрицательно покачал головой:
   – Завтра я встречаюсь с Гоонским, и, думаю, мы договоримся: меченых оставят в покое, по крайней мере, их не будут преследовать открыто.
   – Зачем же тогда ты прячешь их за стены замка?
   – Так надежнее. Кроме того, Тору в будущем понадобятся верные люди. Неужели ты думаешь, что владетели когда-нибудь забудут, чей он сын?
   – Он сын владетеля Нидрасского, – Гильдис упрямо сжала кулаки.
   Чуб засмеялся:
   – Я ведь рос бок о бок с Тузом, благородная госпожа, и черты его лица я помню даже лучше, чем свои, как помнят внешность последнего капитана Башни и многие владетели – уж очень он им насолил.
   – Ты хочешь втянуть моего сына в свои безумные затеи, призрак Башни не дает тебе покоя! – Ненависть к этому улыбающемуся человеку переполняла Гильдис. – Я обращусь к ярлу Эйнару, и он поможет мне.
   – Конечно, – презрительно скривил губы Чуб, – союз с Гоонским быком выгоднее союза с последним меченым.
   – Уходи, или я позову своих людей, – гневно выкрикнула Гильдис.
   Чуб улыбался, но глаза его оставались холодными:
   – Я думаю, Тору интересно будет узнать, как умер его отец, капитан Башни Туз. И чьи тонкие, изящные пальчики бросили яд в его кубок.
   Гильдис отшатнулась и смертельно побледнела. До сих пор она считала, что Чубу ничего не известно об истинных виновниках смерти Туза.
   – Он поймет меня! – выкрикнула она.
   Меченый издевательски засмеялся:
   – Не думаю, благородная госпожа, отравители, как я успел заметить, ни в ком не вызывают сочувствия. – Чуб шагнул к женщине и сдавил железными пальцами ее запястья. – Туз простил тебя перед смертью, потому ты и жива, за твое преступление расплатились другие, но я тебя не простил, и я расскажу твоему сыну и о благородстве его отца, и о чудовищной подлости его матери. Знаешь, в чем разница между тобой и Тузом, Гильдис: он любил тебя больше, чем Башню, а ты ненавидела Башню больше, чем любила его. Ненависть всегда сильнее любви, Гильдис, – я ненавижу! А потому берегись. Вряд ли Тор будет столь же благороден, как его отец, – он не простит.
   – Я согласна, – прошептала Гильдис, задыхаясь от прихлынувшего вдруг страха, – только молчи.
   Чуб с минуту не отрываясь смотрел в ее наполненные ужасом глаза, потом резко отвернулся и поспешно отошел к распахнутому окну.
   – Я не буду брать с тебя клятвы, – сказал он глухо, не глядя на Гильдис, – пусть защитой им будет твоя больная совесть.
 

Глава 8
ДОГОВОР

   Ярл Гоонский сидел, небрежно прислонившись спиной к необъятному стволу старого дуба, и не то дремал, не то думал о чем-то своем. Эйрик Маэларский, призванный ярлом на помощь Брандомскому, с удовольствием растянулся на траве во весь рост и смотрел на небо широко открытыми разами, словно собирался постичь все его тайны. На красивом лице его читалась откровенная скука. Он был племянником Гоонского и перенял у ярла многие неприятные черты, не унаследовав никаких достоинств. Так, во всякое случае, думал владетель Брандомский, нервно прохаживаясь по небольшой поляне на краю Ожского бора. Легкомыслие проявленное ярлом Эйнаром, неприятно поразило Бьерна, не взять никакой охраны на встречу с меченым – непростительная глупость. Брандомский хотел, было, уже отказаться от участия в этой опасной затее, но любопытство пересилило страх. Кроме того, отказ от переговоров с меченым означал бы, что Брандомский согласен на вторые роли при ярле Гоонском, а этого Бьерн допустить не мог. Хватит и того, что он терпит подле себя этого молодого болвана Эйрика Маэларского. Союз их с Гоонским был задуман как союз равных, и Бьерн не позволит изменить условия договора. Рассерженный владетель резко обернулся к ярлу Эйнару:
   – Где же, в конце концов, этот проклятый меченый?
   Гоонский открыл глаза и добродушно улыбнулся возбужденному Бьерну:
   – Не стоит так волноваться, благородный друг, меченый жаждет этой встречи не меньше нашего.
   Брандомский недовольно фыркнул. Эйрик Маэларский поднял голову и насмешливо посмотрел на Брандомского. Бьерн вспыхнул и неосторожно опустил руку на эфес тяжелого меча. Эйрик приподнялся на локте – в глазах его уже не было веселья, а губы надменно сжались. Брандомский сделал вид, что поправляет меч, и отвернулся от нахального молокососа.
   – Я все-таки считаю, что охрана нам не помешала бы.
   – Ссора с нами не в интересах меченого, – спокойно отозвался ярл, не меняя позы.
   – Есть люди, – протянул нахальный Эйрик, – у которых слишком обострено чувство опасности, боюсь, что наш благородный друг из их числа.
   Бьерн вспыхнул и даже сделал шаг к молодому владетелю, но ярл Эйнар решительно вмешался в закипающую ссору.
   – Осторожность столь же необходимое качество воина, как и храбрость, – заметил он племяннику, укоризненно качая головой. – Твое счастье, Эйрик, что ты не был знаком с Башней так близко, как мы с владетелем Бьерном.
   Маэларский презрительно скривил губы, но возражать дяде не стал, хотя, по его мнению, слишком уж много было пустой болтовни об этих меченых. А уж о трусоватом Бьерне и говорить нечего: ему, видите ли, нужна охрана, чтобы защититься от одного человека. Никакого иного определения как позорное его поведение не заслуживает.
   Меченый появился бесшумно, и три владетеля невольно дрогнули, увидев его в пяти шагах от себя. Первым опомнился Гоонский:
   – Я приветствую тебя, сержант.
   Чуб в ответ едва заметно кивнул головой, чуть скосив при этом глаза на незнакомого молодого человека, развалившегося в небрежной позе на траве.
   – Мой племянник, благородный Эйрик, – представил его ярл. – Мне передали, что ты хотел встретиться со мной, сержант.
   Чуб опустился на землю, жестом приглашая собеседников последовать его примеру. Стороннему наблюдателю могло показаться, что встретились добрые друзья и в ожидании веселой пирушки на свежем воздухе ведут непринужденную беседу.
   – Я предлагаю тебе, ярл, заключить договор.
   – Договор заключают воюющие стороны, – небрежно заметил Гоонский, – а кого представляет сержант Чуб – тень?
   Чуб усмехнулся:
   – Значит ли это, что ярл Гоонский боится тени?
   – А кто сказал, что я боюсь?
   – По твоему приказу убивают детей Башни. Не думаю, что тебе это доставляет удовольствие, значит, это делается из страха.
   – Это делается из предосторожности, сержант, – нахмурился Гоонский. – Мальчишки имеют одну неприятную особенность: со временем они становятся мужчинами.
   – Я все же думаю, что у тебя, ярл, немало и других забот, кроме этой весьма неприятной.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Ты еще не выяснил, ярл, отчего умирают твои воины?
   Брандомский вскочил на ноги, кипя от возмущения:
   – Это ты! Я так и думал, что это ты!
   Чуб равнодушно поднял глаза на разъяренного владетеля:
   – Не валяй дурака, Брандомский, я не меньше вашего заинтересован в обороне Змеиного горла.
   – Что же ты предлагаешь нам, сержант?
   – Я дам тебе порох, ярл, а ты гарантируешь безопасность детям на десять лет.
   – А почему только на десять?
   – Потому что за эти десять лет ты, ярл, поймешь, что вам они нужны даже больше, чем мне.
   – Ты говоришь загадками, меченый.
   – Это все, что я могу тебе сказать.
   – Десять лет! – возмутился Бьерн. – Да за это время из них вырастут такие волки, что с ними сам черт не совладает.
   Чуб даже глазом не повел в его сторону, он ждал ответа от Гоонского.
   – Десять лет – большой срок, – задумчиво проговорил ярл Эйнар.
   – Большой, – охотно согласился Чуб, – но полученный от меня порох позволит тебе удерживать стаю, да и замки станут покладистее, зная твою силу.
   Последнее замечание меченого понравилось Бьерну:
   – Ты не собираешься ставить нам никаких условий?
   – Кроме одного: я оставляю за стенами Ожского замка дюжину своих ребят и не хочу, чтобы с ними приключилась беда.
   – И хозяйка замка дала на это свое согласие? – удивился владетель Маэларский, впервые обнаруживший интерес к разговору.
   – Милосердие благородной Гильдис поистине безгранично, – заметил ехидно Бьерн, скрывая за насмешкой досаду, впрочем, он догадывался об истинных причинах этого поступка.
   Гоонский промолчал, видимо, неожиданное заявление Чуба его мало тронуло.
   – Я согласен, – сказал он наконец после недолгого раздумья. – Кто будет доставлять нам порох?
   – Либо я, либо один из молчунов. Связь будем поддерживать через Ожский замок. Всего хорошего, владетели.
   И, не кланяясь, Чуб повернулся к собеседникам спиной и бесшумно исчез в лесных зарослях.
   – Серьезный мужчина, – одобрил меченого веселый Эйрик. – Но неужели, дядя, ты собираешься выполнять условия этого договора?
   – Я часто слышал одну поговорку, – озабоченно произнес Гоонский, – меченый убивает мечом, а вохр взглядом, раньше я не принимал ее всерьез, и теперь мне кажется, что напрасно.
   Брандомский побледнел: сам он видел вохра только издали, но несколько его воинов уже умерли от неизвестных причин. И по какой-то роковой случайности это были как раз те дружинники, которые наиболее решительно противостояли стае во время прорывов. Многие, в их числе и сам Бьерн, полагали, что люди умирают от заразы, занесенной в Приграничье стаей.
   – А как же меченые? – удивился Маэларский.
   – Меченые имели дело со стаей на протяжении сотен лет и, вероятно, имели против этой напасти противоядие, – отозвался Гоонский.
   – Так почему ты не потребовал его у Чуба? – спохватился Бьерн.
   – Боюсь, что противоядие у меченых в крови, – вздохнул ярл, – и вряд ли они могут им с нами поделиться.
   – Так что же нам делать?
   – Жить, – усмехнулся Гоонский. – На наш век наемников хватит. Лэнд поставляет этот сброд в избытке, а отчего они умирают, никого не волнует. А вот своих воинов стоит Поберечь.
   Глядя в расстроенные лица своих собеседников, ярл Эйнар усмехнулся:
   – Не все так уж безнадежно, благородные владетели, у нас есть еще несколько десятков меченых на вырост.
   И ярл засмеялся, откинув назад седеющую голову.
   Лось не понял, почему засмеялся толстый ярл, да его это не особенно интересовало. Главное, что Чуб благополучно ушел с поляны и слежки за ним не было. Пока владетели держали данное слово.
   – Все чисто. – Лось спрыгнул с дерева и подошел к Чубу.
   – Ярл Гоонский не дурак.
   – Зачем ты даешь им порох? – сердито спросил мальчик.
   – Кто-то должен прикрыть Змеиное горло от стаи, пока вы подрастете – пусть это будет ярл Гоонский. Придет время, и мы вырвем Приграничье из его рук.
   – Зачем ты отправляешь нас в Ожский замок? Тор родился владетелем, он никогда не будет меченым до конца.
   – Тор нам нужен. – Чуб посмотрел на мальчика погрустневшими глазами. – У него будут деньги, у него будет власть, он наш единственный союзник в Приграничье. Наша с тобой задача – сделать все, чтобы он это не утратил. Охотников до его добра будет более чем достаточно.
   – А если Тор не захочет восстанавливать Башню?
   – Нужно, чтобы захотел. Это будет главной твоей задачей. Тор должен стать меченым, пусть даже и не до конца. – Чуб хлопнул по плечу озабоченного Лося: – Веселей, меченый, жизнь только начинается, и ничего не потеряно, пока мы живы.
 

Часть вторая
ТАЙНЫ ОЖСКОГО ЗАМКА

Глава 1
ССОРА

   Многочисленная группа веселых всадников, поднимая тучи брызг, переправилась через полноводный в эту пору ручей и устремилась к Ожскому замку. Алые плащи на плечах предводителей указывали на высокий ранг гостей. Густаву показалось, что он узнал в одном из них ярла Эйнара Гоонского, правителя Приграничного края. Гость был не то чтобы нежеланный, но обременительный. Перекрестившись, Густав поспешил вниз, предупредить Ульфа о визите высоких особ.
   Молодой владетель Тор перехватил озабоченного Густава во дворе замка. На губах владетеля играла беззаботная улыбка. Узнав о предстоящем визите правителя края, он помрачнел, зеленые глаза недовольно блеснули из-под длинных ресниц.
   – Иди, открывай ворота, – приказал Тор старому воину, – об остальном я позабочусь.
   – А как же Ульф?
   – Приказываю здесь я, – надменно бросил владетель Нидрасский.
   Густав поспешно зашагал к воротам. Тор смотрел ему вслед невидящими глазами, думая о своем, не слишком веселом. Подошедший Ара осторожно тронул его за плечо:
   – О чем задумался, владетель?
   Тор обернулся: кривая усмешка, более похожая на гримасу, исказила правильные черты его лица:
   – Ярл Эйнар жалует к нам в гости.
   Ара вскинул густые, черные, словно сажей вымазанные брови:
   – Что нужно Гоонскому быку в нашем замке?
   – Скоро узнаем, – вздохнул Тор и нехотя направился к дому.
   Гильдис удивленно взглянула на вошедшего сына. Не часто в последнее время он баловал ее своим вниманием. Взрослого человека у материнской юбки не удержишь, но была и другая причина, вызвавшая размолвку между матерью и сыном. Рано или поздно им придется объясниться, и Гильдис надеялась, что сын ее поймет. Должен понять, несмотря на шепоток и досужие сплетни, которыми была окружена ее новая неожиданная беременность. Многие намекали Гильдис на якобы неоспоримое сходство Тора с Тузом, но она этого сходства не видит. Разве что рост и цвет волос, но глаза у Тора совсем другие. У ее сына добрые глаза, хотя в них сейчас и стынет обида на мать. Но, даст бог, все развеется. Имеет же право Гильдис после стольких мук хоть на капельку счастья.
   Тор пожалел мать: нежданные гости – лишние хлопоты. Но делать нечего – повелителя края не выставишь за порог без причины. Гильдис выслушала сына спокойно, и он так и не смог определить по ее лицу, обрадована она неожиданным визитом или огорчена.
   – Тебе следует встретить ярла Эйнара у ворот замка.
   Тор поморщился: он не любил Гоонского и не собирался скрывать это от матери.
   – Скажи Ульфу, пусть позаботится о гостях.
   – Я все сделаю сам.
   Гильдис уловила в глазах сына плохо скрываемое раздражение и пристально посмотрела ему в глаза.
   – Как знаешь, – произнесла она спокойно, хотя в душе ее шевельнулась обида.
   Ярл Гоонский в сопровождении блестящей свиты из молодых владетелей уже вступил в Ожский замок через предупредительно распахнутые ворота. Густав принял поводья, небрежно брошенные повелителем края. Тор, придав лицу надменное выражение, придерживая рукой длинный и неудобный дедовский меч, сделал несколько шагов навстречу благородному Эйнару. Гоонский дружески обнял молодого владетеля. Пышно разодетая свита, сверкая зонтом и серебром расшитых по последней моде плащей, со смехом и шутками приветствовала владетеля Нидрасского. Тор улыбался молодым владетелям, но глаза его настороженно следили за Гоонским. Ярл перебросился несколькими словами со склонившимся перед ним Ульфом, и лицо его приняло озабоченное выражение.
   Эйрик Маэларский, племянник повелителя края, подтолкнул плечом своего нового приятеля Сивенда Хаслумского, недавно прибывшего из Нордлэнда и плохо знакомого с приграничными нравами:
   – А это те самые меченые, о которых ты меня расспрашивал, благородный друг.
   Хаслумский с изумлением уставился на стоящую поодаль группу молодых воинов в черном, ничем особенно не отличающихся от прочих – разве что мечами, которые висели за спиной крест-накрест. Благородный Сивенд, ожидавший увидеть, по меньшей мере, чертей с рогами, не мог скрыть своего разочарования, чем чрезвычайно позабавил веселого владетеля Эйрика.
   – Не все золото, что блестит, благородный Сивенд, – усмехнулся Маэларский. – Таких волков и в Приграничье ныне редко встретишь, а уж у вас в Бурге и подавно. Меченые на вохра ходят в одиночку, а нордлэндские владетели им на один зуб.
   В словах Эйрика Хаслумскому почудилась насмешка, он хотел было уже обидеться, но тут глаза его встретились с такими черными и глубокими, как омут, глазами, что у Сивенда даже дух перехватило.
   – Кто это? – спросил он у Эйрика.
   Маэларский скользнул оценивающим взглядом по фигуре девушки – редкостная красавица, надо признать. Высока, стройна, крутобедра и полногруда, волосы цвета воронова крыла волной падают на спину. А таких лиц с черными дугами бровей и пухлыми устами у лэндовских девушек не бывает.
   – Похоже, это Данна, подружка Тора, давненько я ее не видел. – Эйрик даже прищелкнул языком от восхищения. – Лет пятнадцать назад ее вывезли с той стороны границы. Ее отец был колдуном, сдается мне, что и она не без греха.
   – За такие глаза ей любые грехи простятся, – заметил стоящий рядом ярл Грольф Агмундский.
   – Не все так великодушны, дорогой Грольф.
   Молодые владетели засмеялись. Сивенд Хаслумский подкрутил усы и огладил небольшую бородку, пытаясь, видимо, ослепить красавицу нордлэндским блеском, но в ответ получил лишь удивленный и слегка пренебрежительный взгляд. Маэларский в душе посмеялся над Сивендом, мнящим себя неотразимым. Последнюю буржскую моду Эйрик считал нелепой, а уж являться в таком виде в Приграничье, пленять красавиц – и вовсе смешно. Молодому Хаслумскому следовало бы брать пример со своего земляка Рекина Лаудсвильского, который то ли из бедности, то ли из скромности уже целый месяц ходит в простом коричневом камзоле, пошитом, надо полагать, еще во времена героических отцов. Впрочем, и на Лаудсвильского глаза красавицы Данны произвели большое впечатление. Но, в отличие от Сивенда, Рекин не пытался покорить девушку и, может быть, поэтому был удостоен более доброжелательного взгляда.
   – Колдовской замок, – вздохнул нордлэндец, – меченые, ведьмы…
   Лаудсвильский, видимо, наслушался в детстве буржских сказок о Приграничье и был страшно рад, что нашел в Ожском замке подтверждение самым смелым фантазиям. Маэларский счел своим долгом предостеречь заезжего гостя от слишком громкого и бурного проявления чувств. В Ожском замке не прощают обид. Лаудсвильский, однако, предостережению не внял и затронул тему, которой Эйрик никому бы не советовал касаться во избежание крупных неприятностей.
   – Ах, бросьте, благородные владетели, – заступился Хаслумский за земляка, – о связи гордой хозяйки Ожского замка с командиром собственной дружины шепчутся даже у нас в Бурге, а вы делаете вид, что для вас это тайна за семью печатями.
   – Эйрик прав, – вмешался осторожный Грольф Агмундский, – советую придержать язычок, благородный Сивенд, иначе тебе не миновать крупной ссоры с Тором Нидрасским, который в драке совсем не подарок.
   – Вот как, – удивился Хаслумский, поправляя подвитые и уложенные по последней моде локоны, – неужели этот деревенский мальчишка чего-нибудь стоит?
   – Гораздо больше, чем такая напомаженная шлюха, как ты.
   Пораженный неожиданной отповедью, Сивенд резко обернулся: высокий воин с широким рваным шрамом через правую щеку смотрел холодными глазами прямо ему в лицо. Хаслумский трусом не был – побелев от гнева, он бросился на обидчика. Лось, не изменив позы и даже не расцепив сложенных на груди рук, спокойно слушал беснующегося владетеля.
   Поднятый шум привлек внимание ярла Гоонского:
   – Негоже, владетель, обнажать меч в гостях у друзей.
   Эйрик Маэларский, повинуясь взгляду Гоонского, решительно вмешался в происходящее.
   – Успокойся, благородный Сивенд, подобные размолвки между воинами не решаются криком.
   Хаслумский осознал наконец что со стороны его поведение выглядит глупо, и вернул в ножны вытянутый уже но половины меч.
   – Пусть кто-нибудь договорится с ним о поединке.
   Гоонский неодобрительно покачал головой и, взяв Тора под руку, последовал с ним в дом.
   – Я думаю, нет смысла терять время на примирение противников, – заметил Грольф Агмундский.
   Ара согласно кивнул:
   – Завтра на рассвете, каждый своим оружием.
   Секунданты холодно раскланялись. Инцидент был временно исчерпан. Хаслумский собрался было покинуть Ожский замок, но Маэларский его удержал, намекнув, что поведение нордлэндского владетеля сочтут невежливым, а то и чего доброго, трусливым. Агмундский поддержал Эйрика, заметив, что оскорбление Сивенду нанес не владетель Тор, а сержант меченых, который не имеет кровных связей ни с Нидрасскими, ни с Хаарскими.
   – Надеюсь, я не уроню себя в глазах приграничных владетелей этим поединком? – забеспокоился Хаслумский.
   – Упаси бог, – не сдержал улыбки Эйрик. – Если ты благородный Сивенд, устоишь против меченого, то все приграничные замки сочтут тебя самым дорогим и желанным гостем.
   Хаслумский объяснением был удовлетворен, зато Лаудсвильский глянул на Маэларского с удивлением. Видимо Рекин был поумнее своего земляка, а потому сообразил, что слава победителя меченых дорогого стоит. Вслух он, однако, ничего не сказал, не желая, видимо, огорчать и расхолаживать Сивенда накануне опасного поединка.
   Владетели последовали в парадный зал Ожского замка, где для гостей уже был накрыт огромный стол. Хаслумского с Лаудсвильским посадили как раз напротив меченых, что позволило последнему попристальней присмотреться к героям самых страшных буржских легенд. Впрочем, дело было не только в легендах, но и в инструкциях ордена, которые Рекин получил перед отъездом в Приграничье. Меченые были молоды, словоохотливы и насмешливы. Лаудсвильский с ходу включился в разговор, затеянный Эйриком Маэларским. Речь шла о духах и таинственных чужаках, которые их время от времени посещают. Черноволосый Ара утверждал, что видел их собственными глазами, благородный Эйрик скептически хмыкал. Лось был, кажется, недоволен откровенностью своего товарища и даже бросил на него пару раз предостерегающие взгляды. Похоже, сержант меченых считал, что Ара в горячке спора сболтнул лишнее.
   Заинтересовавший Лаудсвильского разговор прервал ярл Эйнар, поднявший кубок за хозяйку Ожского замка, не преминув при этом отметить ее заслуги в борьбе против Башни. Меченые, сидевшие напротив благородных владетелей, встретили этот тост ледяным выражением окаменевших лиц. Поэтому тост ярла, к его удивлению, вызвал куда менее бурную поддержку, чем он ожидал. Кажется, Гоонский все-таки осознал свою бестактность, поскольку тут же предложил выпить за всех защитников Ожского замка.
   К чужакам и духам разговор больше не возвращался: обсуждали недавнюю женитьбу благородного Фрэя Ингуальдского, к которому, к слову сказать, у Лаудсвильского были рекомендательные письма. Рекин, успевший уже побывать в замке благородного Фрэя, о новой хозяйке Ингуальда отозвался в самых лестных выражениях. Сивенд, прервав Лаудсвильского на самом патетическом месте, назвал благородную Кристин кривлякой, чем слегка шокировал почтенную публику и едва не вызвал новую ссору, на этот раз с благородным Рекином, который, слегка разгорячившись от выпитого вина, вздумал защищать честь дамы. К счастью, Лаудсвильский вовремя опомнился и махнул на Сивенда рукой. У Хаслумского сегодня явно неудачный день: что ни скажет, все невпопад.
   Шум на дальнем конце стола обеспокоил Гоонского. Ярл подозвал к себе племянника, но Эйрик только руками развел:
   – Сивенд и слушать ничего не желает.
   – Мальчишка, – обругал нордлэндца ярл, – меченый расправится с ним, как волк с ягненком.
   Маэларский был абсолютно согласен с дядей. Разве что у волка будет с утра хорошее настроение, и он ограничится тем, что попортит шкуру своему противнику.
   – Поговори с Тором, – посоветовал Гоонский племяннику, – Не страшно, если Лось пустит кровь этому самодовольному прыщу, лишь бы нам удалось вернуть его живым высокородному папаше.
   Эйрик недовольно скривил губы. Он не слишком жаловал высокомерного Хаслумского и был даже рад, что тот вляпался в неприятную историю, но отец Сивенда, первый министр короля Рагнвальда, был пока еще нужен Гоонскому в его нелегком противостоянии с владетелем Брандомским. Это следовало учитывать, и Маэларский взял на себя неприятную миссию переговоров с Тором.
   Тора дипломатия владетеля Маэларского позабавила, но заставила и призадуматься. Эйрик не был его другом, но не был и врагом, то же самое можно было сказать и о Сивенде Хаслумском, попавшем по собственной глупости как кур в ощип. Смущало Тора только участие в этом деле Гоонского, а Эйрик вряд ли затеял бы этот разговор, не посоветовавшись с дядей. Тор оглянулся на дальний конец стола, где вновь о чем-то спорили владетели и меченые, и подосадовал, что Эйрик вздумал обсуждать столь деликатную тему прямо в зале. По насупленному лицу Лося было видно, что перемещения Маэларского не остались им незамеченными, и уж конечно сержант меченых отвергнет все предложения и просьбы Гоонского быка. Благородный Эйрик своей неуклюжей дипломатией, похоже, сослужил Хаслумскому плохую службу. Недаром же говорится, что благими намерениями дорога в ад вымощена.