Шведов Сергей. Меченые

   Брожение среди воинов Хаслумского не осталось незамеченным Тором, но, к счастью, процессия уже миновала городские ворота и углубилась в густой Расвальгский бор. Меченые по сигналу своего предводителя стали охватывать кольцом людей Хаслумского, которые роптали все громче и вот-вот готовы были взяться за мечи.
   – Послушай, Бент, – сказал Маэларский. – неужели ты думаешь, что твои люди устоят против меченых? Не говоря уже об опасности, которой ты подвергаешь свою жизнь.
   Раскинув умом, Хаслумский пришел к выводу, что испытывать судьбу в подобных обстоятельствах было глупо. Обернувшись к своим дружинникам, он приказал им помалкивать.
   – Как далеко вы собираетесь тащить нас за собой? – спросил он у Тора.
   – До самого Ожского замка, – засмеялся тот.
   Бент побледнел, и Тор поспешил его успокоить:
   – Я пошутил, владетель, – всего один переход.
   – Не лучше ли нам расстаться прямо здесь?
   – Увы, благородный Бент, я опасаюсь погони после твоего возвращения в Бург.
   – Я готов дать тебе честное слово.
   Тор только улыбнулся в ответ.
   – А как же королева Ингрид? – напомнил Маэларский. – Должен же кто-то проводить ее обратно.
   Карету королевы они настигли под вечер. Чиж, успевший переодеться, весело подмигнул владетелю Бенту. Рыжий, который был в этот день за кучера, скалил зубы. Хаслумский про себя пожалел о своей аристократической привычке не обращать внимания на слуг. Узнай он Рыжего во дворе замка, кто знает, чем закончилось бы сегодняшнее неудачное приключение.
   Тор распахнул дверцу кареты и склонил голову перед королевой:
   – Мне жаль, государыня, что наше знакомство закончилось не так приятно, как началось.
   – Я тебя никогда не забуду, владетель Нидрасский. – В голосе королевы не было теплоты.
   Огорченный Тор лишь печально улыбнулся:
   – Я не желал тебе зла, Ингрид, не желаю и впредь.
   – Что ты собираешься делать с Бентом?
   – Его следовало бы повесить, – глаза Тора сверкнули так, что сидевший рядом владетель Аграамский обомлел, – но я обещал ему жизнь – пусть убирается.
   – Ты умеешь щадить своих врагов, владетель Нидрасский, дай Бог, чтобы они пощадили тебя.
   Карета тронулась, дружинники Хаслумского окружили ее. Тор проводил карету погрустневшими глазами, затем решительно тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и тронул коня.
   – Домой, – крикнул он, и меченые дружно подхватили его крик.
 

Часть четвертая
МЕСТЬ

Глава 1
РАЗРЫВ

   Миновав Расвальгский брод, меченые вздохнули с облегчением. Стало ясно, что погони не будет. Ни король Рагнвальд, ни серые не осмелятся преследовать меченых на территории Приграничья. Король в бессильной злобе, возможно, потребует у ярла Гоонского голову владетеля Нидрасского, впрочем, без всякой надежды на отзывчивость, а вот серые Труффинна Унглинского обязательно попытаются отомстить Тору из-за угла. Рыжий выразил общую надежду на то, что серым до Ожского замка не дотянуться – руки коротки. Вслух оспаривать это общее мнение Тор не стал, но в душе таил сомнение. Ему почему-то казалось, что именно Ожский замок очень скоро станет ареной событий, возможно, удивительных, а возможно, и попросту страшных. Предчувствия Тора подтвердились даже раньше, чем он ожидал, и подтвердились самым неожиданным образом.
   До Ожского замка оставался всего один переход, и меченые уже предвкушали радостную встречу. Встреча состоялась, но вышла она совсем не радостной. Жалкая кучка посеревших от горя и пыли людей понуро брела по дороге навстречу веселым всадникам. Тор не сразу опознал человека, который был рядом с ним с первого младенческого крика.
   – Густав?
   – Чуб захватил Ожский замок, – глухо сказал старый воин, бросив на меченых взгляд, в котором было все: и боль, и ненависть, и удивление.
   Тор отшатнулся – слишком уж невероятным было это известие. А Густав продолжал все тем же глухим голосом невеселый пересказ случившихся накануне событий. Капитан меченых пришел через подземный ход, с ним были Шорох и еще трое. Приняли их в Ожском замке как дорогих гостей, а ночью они открыли ворота и впустили остальных меченых. Гундер хотел им помешать, но они его убили, потом убили еще четверых дружинников, пытавшихся исполнить свой воинский долг перед владетелем замка Тором Нидрасским. Их было больше сотни, а защитников Ожского замка всего двадцать. Чуб велел всем убираться. Ролло уходить отказался и обнажил меч. Шорох, сержант, меченых, убил старика ударом кинжала. Густав умолк и вытер выступивший на лбу пот рукавом старой порыжевшей рубахи.
   – Не понимаю, – Тор обессилено опустился на придорожный камень, – ничего не понимаю.
   – Это какая-то ошибка, – неуверенно сказал Рыжий.
   Тор никак не мог избавиться от чувства нереальности всего происходящего. Пустынная дорога и кучка изгнанных из родного дома людей. Его, Тора, людей, которых он обязан был защитить и не защитил. А пятеро его дружинников жизнями заплатили за глупость и легкомыслие своего владетеля. И убили их меченые. Убили те, кого Тор Нидрасский считал своими.
   – Где Данна?
   – Чуб сказал, что женщины могут остаться, но никто остаться не пожелал. Мы все ушли в деревню, Данна взяла с собой и Ульфа. А потом она исчезла.
   – Как исчезла?
   – Пропала в одночасье, – развел руками Густав, – словно сквозь землю провалилась. Я на всякий случай съездил к Чубу, но капитан был удивлен не меньше нашего. Он тоже искал Данну, вернее, не сам капитан, а человек, который был с ним.
   – Черноволосый, высокий, с едва заметным шрамом над верхней губой, – вспомнил вдруг Тор.
   – Смотрит так, словно мозги наизнанку выворачивает, – дополнил от себя Густав.
   – Ладно, – сказал Тор, поднимаясь с камня, – я поеду в Ожский замок и все выясню, а ты, Густав, веди людей в Хаар. Если я не вернусь, то постарайся сохранить замок для Ульфа.
   Тор прыгнул в седло и ударил плетью заартачившегося было коня. Горечь и злость переполняли его душу. Он так погнал коня, что далеко оторвался от повозки, на которой везли Лося. Окрик Ары слегка отрезвил Тора, но не утишил бурю, бушевавшую в груди.
   – Не век же меченым жить бездомными, – негромко сказал Лось, приподнимаясь на локте.
   – Если Чубу понадобился Ожский замок, то он должен был сказать нам об этом, а не вваливаться в чужой дом, когда хозяин в отъезде. – Ара был взбешен и не считал нужным скрывать свои чувства.
   – Можно подумать, что ты не меченый. – Лось неодобрительно посмотрел на товарища.
   – В этом замке я вырос, – вспыхнул Ара, – люди, убитые Чубом, были моими друзьями. Все эти годы они защищали нас с тобой.
   Лось ничего не сказал в ответ и отвернулся. Громко скрипела повозка, катя по разбитой дороге мимо вековых сосен, которые слишком много повидали на своем веку, чтобы с сочувствием внимать чужому горю. Замок Ож вставал на горизонте неприступной твердыней, но Тор уже знал, что это всего лишь оптический обман. Рано или поздно в этом мире разрушается все: и дружба, и любовь, и доверие.
   Ворота прибывшим открыли без проволочек. Тор первым въехал в замок и первым спешился на каменные плиты двора. Камни под ногами и камни вокруг были те же самые. но люди вокруг были другие, и это меняло все.
   Капитан принял прибывших в парадном зале Ожского замка. Был он, кажется, весел, во всяком случае, возвращению Лося обрадовался и даже не счел нужным эту радость скрывать. Лось хоть и с трудом, но на ногах стоял. Чуб не стал слушать его оправданий, а просто приобнял за плечи и похлопал широкой ладонью по спине. Тору он протянув руку, но владетель Нидрасский пожать ее отказался.
   – Кажется, не все меченые довольны своим капитаном, – жесткая улыбка заиграла на губах Чуба.
   Шорох, стоявший в нескольких шагах от Тора, демонстративно положил ладонь на рукоять кинжала, того самого кинжала, которым был убит старый Ролло. Тор глянул прямо в глаза сержанта, но ни тени смущения или раскаяния и них не обнаружил. Ему вдруг пришло в голову, что Шорох об этом убийстве уже не помнит, и убил он Ролло не со зла, а просто отмахнулся, как от назойливой мухи.
   – Отставить, – тихо, но четко произнес Чуб и бросил на сержанта недовольный взгляд.
   Шорох отступил в тень, однако глаза его по-прежнему настороженно следили за вновь прибывшими. Тор оглядел зал и с некоторым удивлением обнаружил, что кроме меченых здесь находятся еще несколько человек, причем явно не лэндовской внешности.
   – Я хочу знать, что все это значит? – Тор произнес эти слова почти спокойно.
   – Я объявляю войну владетелям. – Голос Чуба стал ледяным. – Башня вступает в свои права.
   – И ты начал войну с того, что захватил замок своего союзника?
   – У Башни не может быть союзников в Приграничье – либо мятежники, либо вассалы.
   – Значит, меня ты счел мятежником, раз не задумываясь убил моих людей? – криво усмехнулся Тор.
   В отличие от Шороха, капитан меченых все-таки помнил, что убил. Во всяком случае, по его лицу промелькнула тень сожаления:
   – Обстоятельства вынудили меня к решительными действиям. Серые наглели все больше, Брандомский переметнулся на их сторону, ну и самое главное – у меня появился надежный союзник.
   Тор скосил глаза в сторону чужака, который стоял у стола, скрестив руки на груди, и прислушивался к разговору. Высокий, худой, со шрамом над верхней губой. И чем-то неуловимо похожий на Данну.
   – Его зовут Чирсом, – представил незнакомца Чуб. – Когда-то твой отец вырвал его из лап вохра. А к Гоонскому быку у него свой счет. Ты должен помнить повешенного жреца, Тор. Мертвые не возвращаются, но за них мстят.
   – Зачем же ты отправил нас в Бург, вербовать сторонников ярлу Эйнару? – возмутился Рыжий.
   – Сторонники в Нордлэнде не помешают и мне, – усмехнулся Чуб. – Тамошние владетели недовольны серым орденом и королем Рагнвальдом. Я помогу нордлэндским владетелям вернуть их утраченные права, если они признают власть Башни и в Приграничье, и в Нордлэнде.
   – Владетели Нордлэнда не пойдут на союз с мечеными.
   – Зато они пойдут на союз с Тором Нидрасским, первым вассалом Башни, которого я посажу в Бурге.
   – Боюсь, что и это их не устроит, – покачал головой Тор.
   – Тем хуже для них, – надменно произнес Чуб. – Я сровняю с землей замки непокорных.
   – Ты так уверен в своих силах? – удивился Рыжий. – Сотня меченых – это не так много, а у твоего союзника не более пятидесяти арбалетчиков.
   – Шестьдесят, – поправил Чуб, – но каждый из них стоит двух десятков.
   Капитан поднялся с кресла и жестом пригласил меченых следовать за собой. Во дворе замка он взял из рук чужака странный металлический предмет. Меченые переглянулись – кажется, это было то самое таинственное оружие древних, о котором они спорили в доме владетеля Нидрасского. И именно о таком оружии рассказывал им Хой! Чуб решительным шагом направился к воротам замка, возбужденные меченые гурьбой повалили следом. Капитан ступил на опушенный мост, поднял грозное оружие и прицелился в крону одинокого дуба, возвышающегося на противоположном берегу ручья. Послышался громкий, непривычный для уха треск. Туча воронья поднялась с дерева, но несколько птиц взлететь не сумели – черными окровавленными комьями они попадали на землю.
   – А почему ты так уверен, что эти арбалеты не повернутся против тебя? – тихо спросил Тор.
   Чуб вздрогнул и резко обернулся:
   – За верность суранцев ручается Чирс.
   – А кто ручается за его верность?
   – Чирсу нужны меченые, чтобы противостоять Храму, – нахмурился Чуб. – Это долгая история, Тор.
   – Кажется, я догадываюсь, о ком ты говоришь. Одного такого я убил в доме королевы Ингрид, он был похож на твоего Чирса.
   – Это серьезная опасность. Храм способен стереть в порошок и Приграничье, и Лэнд. Отец Чирса и Данны был главным жрецом Храма, его изгнали в результате переворота.
   – И зная о грозящей Лэнду опасности, ты затеваешь гражданскую войну? – укорил капитана меченых Тор. – Не лучше ли договориться со всеми: с ярлом Гоонским, с владетелем Брандомским, с королем Рагнвальдом, наконец?
   Чуб усмехнулся, жесткая складка рассекла его высокий лоб:
   – Двадцать лет назад капитан Башни Лось отказался верить твоему отцу – ему казалось, что общая опасность объединяет всех. Где теперь Лось? Где поддержавшие его лейтенанты? Их кости гниют в земле, а торжествует ярл Гоонский, для которого собственные интересы оказались превыше общего блага. Нет, Тор, мы сможем спасти Лэнд, лишь собрав его под один кулак, и этим кулаком будет Башня. Вечной угрозой она будет висеть над головами смутьянов, и это научит их быть покорными. Так было и так будет. Когда-то твой отец поклялся отомстить за разрушенную Башню и железной рукой навести порядок в Лэнде, или клятва Туза для тебя ничего не значит?
   – Я не Туз, капитан, – я Тор. И я не давал такой клятвы. Я жил среди людей, которым ты собираешься мстить, я сражался с ними плечом к плечу и против стаи, и против кочевников, я сидел с ними за одним столом, пил вино из одной чаши, и они считали меня своим другом.
   – Значит – война?
   – Не знаю, капитан, я должен подумать.
   – Я подожду, Тор, – глухо сказал Чуб, – но и ты поторопись.
   Меченые с напряженным вниманием прислушивались к разговору капитана с владетелем Нидрасским. И хотя вслух никто не высказал своего мнения, Тор вдруг почувствовал, как незримая стена вырастает между ним и остальными, круто ломая его жизнь, и за этим изломом остается все, чем он так дорожил: друзья, надежды, мир и спокойствие в крае. Чуб не остановится. Тор вдруг осознал это с полной отчетливостью. Никто не сможет переубедить этого человека, уверенно попирающего крепкими ногами плиты двора чужого замка. У Чуба своя правда, за которой двадцать лет изгнания и могилы павших друзей. Для него не мстить – значит, не жить. Все эти годы он упорно шел к своей цели расчетливо и последовательно создавая условия для решающего удара. А владетель Нидрасский слишком поздно понял, как далеко заглядывал Чуб и как дорого обойдутся его планы Лэнду.
   – Я с тобой, Тор, – сказал вдруг Ара, и его слова про звучали громом среди ясного неба.
   Шорох попытался было встать у смутьяна на пути, но Ара ударом плеча отбросил его в сторону.
   – Прекратить, – крикнул Чуб Шороху, – я никого не держу. Но знайте, из Башни легче уйти, чем вернуться обратно.
   – Башни пока нет, а кровь ты уже пролил. – сказал Рыжий, вставая рядом с Тором, синие глаза его холодно смотрели на капитана. – Я не хочу быть слепым орудием мести в твоих руках. И будучи меченым, я хочу остаться человеком.
   Следом за Рыжим последовал Сурок. И уж совсем неожиданно и для Чуба, и для Лося еще двое, Чиж и Лебедь, присоединились к своим товарищам.
   Суровая складка пролегла у Чуба между бровей:
   – У вас было право выбора, меченые, но придет пора и ответа за этот выбор.
   Шесть человек молча вскочили на коней и, не прощаясь ни с кем, покинули Ожский замок, который так долго был их домом.
   – Моя ошибка, – сказал Чуб, когда они остались с Лосем наедине, – слишком долго вы жили без своего капитана.
   – Я говорил тебе когда-то: Тор никогда не будет меченым до конца – замок не выпустит своего владетеля из каменных объятий.
   – Поживем – увидим, – махнул рукой Чуб. – Веселее, меченый, жизнь продолжается, и ничего не потеряно, пока мы живы.
 

Глава 2
ПАУКИ В БАНКЕ

   Как и в прошлый свой приезд, Лаудсвильский остановился в замке Ингуальд. Благородный Рекин и сам себе не смог бы объяснить, что привлекало его в этом небогатом приграничном замке: простодушие и гостеприимство владетеля, красота хозяйки или возможность быть в самой гуще событий. Но так или иначе, посланец ордена именно Ингуальд выбрал местом своего постоянного пребывания. Сюда стекались со всего Приграничья сведения о настроениях в замках, о происках ярла Гоонского, о передвижениях непоседливого Чуба, о таинственных духах и многом другом. Время от времени Лаудсвильский отправлял обширные послания главе ордена, но далеко не все сведения, полученные им от агентов в Приграничье, становились известными в Нордлэнде. Благородный Рекин был предан интересам ордена, но еще большей была его преданность собственным интересам. Огромные средства, которыми распоряжался Бьерн Брандомский, не могли не привлечь внимания пронырливого посланца серых. Лаудсвильский без труда установил, что баснословные траты Бьерна нельзя объяснить ни доходами с собственных земель, ни постоянными набегами на казну Приграничья, которой хитроумный владетель распоряжался практически единолично. Был еще один источник пополнения богатств Бьерна, быть может, самый существенный. Поначалу Рекин заподозрил Брандомского в связях с молчунами и Чубом. Огромные средства Башни, накопленные за столетия разбоев, так и не были найдены. Не вызывало сомнений и то, что капитан меченых имеет доступ к этим сокровищам. Но вскоре Лаудсвильский отказался от этой версии. Стало очевидным, что Чуб скорее удавится, чем отдаст хотя бы золотой своим смертельным врагам. Смутные слухи о золоте духов доходили и до Рекина, но поначалу он не придавал им особого значения. Подобными слухами были наводнены и Приграничье, и Лэнд, но они лопались как мыльные пузыри стоило только заняться ими всерьез. Однако встреча с одним из бывших дружинников Гоонского, неким Эстольдом, ставшим активным приверженцем ордена в Приграничье, заставила Рекина призадуматься. Эстольд рассказал владетелю о походе в земли духов лет пятнадцать тому назад. Более всего убедила Лаудсвильского сумма, которую Гоонский продолжал выплачивать ушедшему на покой дружиннику. И, как утверждал Эстольд, не только ему одному. Это золото держало на замке языки всех участников похода.
   Лаудсвильский произвел тщательный розыск, стоивший немалых денег серому ордену, и убедился, что бывалый воин не солгал. Гоонский, безусловно, получал золото от духов, более того, он аккуратно делился этим золотом с Брандомским и, возможно, с Тором Нидрасским. По мнению, сложившемуся у Рекина за время расследования, именно золото духов удерживало Бьерна от окончательного разрыва с Гоонским быком. Во время последней встречи с Труффинном Унглинским Лаудсвильского так и подмывало блеснуть осведомленностью. Но он трезво рассудил, что вряд ли его доклад повредит Бьерну в глазах генерала, зато сам Рекин окажется в дураках, потеряв всякую надежду добраться до несметных богатств. Вот почему Лаудсвильский встретил своего дорогого друга Бьерна Брандомского с распростертыми объятиями и радостной улыбкой на устах. Однако благородному Бьерну было не до обмена любезностями: он не на шутку был встревожен событиями в Ожском замке. Проскакав десять верст по пыльной дороге в этот неистово жаркий день, владетель ожидал от посланца ордена если не сочувствия, то хотя бы понимания надвигающейся на Лэнд опасности. Но благородный Рекин был поразительно спокоен.
   – У Нордлэнда достаточно сил, чтобы обуздать меченых, если они станут разбойничать на наших границах.
   – Иными словами, орден отказывает в помощи владетелям Приграничья?
   В голосе Брандомского слышалось подозрение. Серые, чего доброго, могли сговориться с Чубом головами приграничных владетелей – с этих станется. В любом случае, война в Приграничье на руку ордену, потом можно будет предъявить счет ослабевшему победителю. Лаудсвильский не спешил развеивать подозрения хитроумного друга:
   – Война с мечеными потребует больших средств, которыми орден истинных христиан в настоящее время не располагает, а королевская казна пуста.
   – Приграничные владетели разорены набегами стаи и необходимостью содержать наемников.
   Лаудсвильский сочувственно покачал головой, однако в его глазах Бьерн уловил насмешливый огонек.
   – Я знаю владетелей Приграничья, которые не испытывают недостатка в средствах.
   Брандомский соображал быстро, когда дело касалось его собственного кармана. Плывущее в безудержном ликовании лицо нордлэндца однозначно подтверждало догадку приграничного владетеля. В том, что этот негодяй не сообщил о золоте духов в Бург, Бьерн не сомневался, но с решительными действиями спешить не стал. Было бы неразумно терять столь необходимого в нынешней тревожной ситуации союзника.
   – Я не буду делать вид, что не понял тебя, благородный Рекин, – начал с подкупающей откровенностью Бьерн, – речь идет о золоте духов.
   Лаудсвильский удивился столь скорой и легкой победе, более того, он не на шутку встревожился. Одно из двух: либо Брандомский готовит каверзу, либо ситуация настолько серьезна, что владетель готов пожертвовать частью своего состояния, чтобы спасти остальное.
   – Мой благородный друг знает о появлении в Ожском замке чужаков?
   – Чужаков?! – Рекин побледнел, потом покраснел.
   – Ну, дорогой Рекин, – справедливо возмутился Брандомский, – ты вернулся в Приграничье неделю назад, я – только позавчера и тем не менее знаю больше. Чем ты занимался все это время? Или неудача Тора Нидрасского так тебя обрадовала, что ты даже не потрудился выяснить, кто его враги?
   Лаудсвильский нахмурился. Бьерн был кругом прав: непростительная глупость упускать из виду столь важное обстоятельство.
   – Кто они, эти чужаки?
   – Я знаю только, что у Чуба появились новые союзники числом до полусотни.
   – Это не так много, – с облегчением сказал Рекин.
   – Тем не менее, я сообщил об их появлении в Бург.
   Лаудсвильский молча проглотил обиду – Бьерн и в этом случае был прав.
   – Чуб двадцать лет болтался по ту сторону границы, – задумчиво произнес Брандомский, – и, судя по всему, времени зря не терял.
   – Что мы можем противопоставить меченым?
   – Думаю, ярл Гоонский будет нашим союзником в этом деле, – уверенно сказал Брандомский, – а вот позиция других владетелей будет зависеть от поведения Чуба.
   С этим выводом Рекин молча согласился. Многие владетели с грустью вспоминают Башню. Средства, уходившие на содержание наемников, себя не оправдывали, прорывы стаи стали повседневной реальностью в Приграничье, даже несмотря на то, что активность монстров резко упала в последние годы. Такое, по воспоминаниям стариков, не раз бывало и раньше, а потому многие со страхом ждали всплеска этой активности. К привычным страхам перед стаей прибавились упорные слухи о новой опасности, надвигающейся с востока. И хотя контуры этой опасности были размыты, а скупые сведения противоречивы, это не уменьшало, а скорее увеличивало тревогу населения края. Рекин, правда, подозревал, что эти разговоры и слухи – дело рук молчунов и их агентов, но попробуй докажи это владетелям. Власть Нордлэнда в Приграничье еще не утвердилась, а надежды на ярла Гоонского таяли с каждым годом. Чуб, надо отдать ему должное, удачно выбрал время для решительного наступления.
   – А где сейчас Тор Нидрасский?
   – Говорят, заперся в Хаарском замке, а я не рискнул его потревожить. Наши отношения испортились в последнее время.
   Лаудсвильский понимающе кивнул:
   – Пожалуй, мы поторопились с Ульфом. Был бы он жив, вряд ли Чубу так легко достался бы Ожский замок.
   – Не все можно просчитать наперед, – Бьерн не любил признавать свои ошибки.
   – Если нам удастся устранить Чуба, кто станет во главе меченых?
   – Скорее всего, Лось. Он, конечно, тоже не подарок, большой глупостью было выпускать его живым из рук.
   – Генерал Унглинский любит дешевые эффекты, – позволил себе покритиковать начальство Рекин. – Лося следовало прикончить сразу, но генерал охотился на более крупную дичь.
   – Нидрасские земли – лакомый кусок.
   Собеседники обменялись понимающими взглядами, но ни тот, ни другой не осуждали Унглинского – своя рубашка ближе к телу.
   – С кем теперь пойдет Тор Нидрасский – с мечеными или против них?
   – Скорее всего, попытается примирить часть владетелей с Чубом. И, боюсь, желающих будет немало.
   – Следует вывести Тора из игры.
   – Вряд ли у нас будет время для столь сложной работы, – покачал головой Брандомский, – меченые всегда славились стремительностью… Возможно, Чуб ударит уже сегодня ночью.
   – И все-таки попытаться стоит. У меня есть для него хорошая приманка – Ожская ведьма.
   Лаудсвильский с тревогой ожидал, какое впечатление произведут его слова на хитроумного Бьерна. Брандомский, однако, с ответом не спешил, внимательно изучая собеседника, словно видел его в первый раз.
   – Ты отчаянный человек, Рекин, – сказал, наконец, Бьерн с усмешкой, – но я тебе не завидую. Меченые жестоко расправляются с теми, кто посягает на их женщин.
   – Я не насильник, – обиделся Лаудсвильский.
   – Дела торговые? – поднял бровь Бьерн. – Или ты решил отправить ее в Бург?
   – Все зависит от конкретных обстоятельств, – слегка смутился Лаудсвильский. – По моим сведениям, она поддерживает тесную связь с духами.
   – Это от нее ты узнал о наших с ярлом золотых делах?
   – Нет, – честно признался Рекин. – Эта женщина – ведьма, Бьерн. Я только попытался взглянуть ей в глаза, как моя голова едва не лопнула от боли.
   – Нечто подобное я слышал о молчунах, – задумчиво произнес Бьерн. – А про ее отца говорили, что он колдун. Сдается мне, Гоонский напрасно его повесил, он многое мог бы нам рассказать. Ты ничего не слышал о Храме, благородный Рекин?
   Лицо Лаудсвильского осталось непроницаемым:
   – Не понимаю, о чем ты говоришь, благородный Бьерн.