Шведов Сергей. Тайны острова Буяна

   – Ну вот хотя бы по той тропе, – махнул рукой Крафт, – она выведет вас к замку Грамон, который вы покинули отчасти по нашей вине.
   – Вацлав Карлович прав, – поддержал бывшего Цезаря Марк. – Тебе лучше уехать, Бернар. Отправляясь с нами, ты рискуешь потерять не только жизнь, но и душу. В конце концов, Анастасия не последняя женщина, которую ты встретишь на своем пути.
   Надо отдать должное Зиминой, она промолчала. Не думаю, что ведьма пожалела несчастного шевалье, просто, видимо, решила, что в нашем многотрудном предприятии он станет помехой.
   Де Перрон вздохнул, неуверенно помахал нам рукой и поскакал по указанной Крафтом тропе. Нам оставалось только надеяться, что менестрель не заблудится в лесу и не угодит волку в зубы.
   – А какой тропой поведете нас вы, прекрасная Анастасия? – обернулся я к ведьме.
   – Я не подряжалась быть вашим проводником, Чарнота, – усмехнулась актриса.
   – Значит, мне показалось, – пожал я плечами. – Что вам подсказывает интуиция, Вацлав Карлович? Или, может быть, нам на помощь придет таинственный прибор?
   Похоже, внутренний голос Крафта на этот раз решил отмолчаться, потому как Вацлав Карлович никак не отреагировал на мой вопрос. Не говоря уже о приборе – этому, похоже, наши проблемы были до лампочки. Марк равнодушно насвистывал популярную мелодию, всем своим видом выказывая равнодушие к затронутой проблеме. Таким образом, вся ответственность за выбор пути перекладывалась на мои плечи. Доверие мне, конечно, оказывалось великое, но я, как человек скромный, интеллигентный, от такой сомнительной чести уклонился, а принятие судьбоносного решения передоверил своему коню. И, надо сказать, сивка-бурка меня не подвел, решительно ступив на ту тропу, по которой только что ускакал шевалье де Перрон.
   – Но позвольте, – сразу же встрепенулся Вацлав Карлович, – эта дорога приведет нас к замку Грамон.
   – А какую тропу предлагаете вы?
   Крафт указал направо, Марк налево, Анастасия неопределенно махнула куда-то в непроходимые дебри. Словом, никакого консенсуса не наблюдалось. И мне ничего не оставалось, как солидаризироваться в центризме со своим конем. Иными словами, я не собирался сворачивать с избранного им пути, памятуя о том, что в иных случаях животный инстинкт гораздо надежнее человеческого разума.
   По этой лесной тропе мы проехали каких-нибудь три версты, как вдруг услышали громкий, испуганный вопль, заставивший моего коня встать на дыбы. Будучи посредственным наездником, я с трудом удержался в седле, но, к сожалению, выпустил поводья из рук, чем эта скотина немедленно и воспользовалась. Мне пришлось пригнуться едва ли не к самой шее взбесившегося коня, чтобы сохранить лицо, не в переносном, разумеется, смысле, а в самом что ни на есть буквальном.
   – Куда вы, Чарнота? – растерянно крикнул мне в спину Крафт.
   Вопрос был по меньшей мере некорректным, поскольку я понятия не имел, куда меня вынесет глупое животное. А то, что доставшееся мне животное глупое, я понял сразу, как только оно затормозило на краю обширной поляны. Любой другой уважающий себя конь, испугавшись до поросячьего визга, непременно бы унес доблестного рыцаря подальше от опасного места, но мне достался сивка-бурка с куриными мозгами. И эта помесь глупой курицы и пугливой антилопы ничего лучше не придумала, как привезти меня прямо в пасть коварного и злобного врага. И добро бы этот враг был один, так ведь нет, их тут собралась целая бандгруппа с откровенной претензией на мою жизнь и кошелек. Кошелька у меня не было, а отдавать жизнь за здорово живешь не хотелось. Мне не оставалось ничего другого, как обнажить свой меч Дюренталь и обрушить его на голову ближайшего врага.
   Врагом оказалась здоровущая особь, внешним видом напоминающая гориллу. В руках у этой гориллы была дубинка, ею она отвела мой меч и, оскалив клыки, отпрыгнула в сторону. Мне прежде не приходилось сталкиваться с гоблинами нос к носу, зато доводилось о них читать. По-моему, это были они, родимые, – горячие, волосатые парни довольно приличного роста, коренастого телосложения и сомнительного интеллекта. О рыцарском политесе, вроде «двое дерутся – третий не лезь», они не имели ни малейшего представления, а посему гурьбой бросились на проезжавшего мимо мирного обывателя, то есть на меня, оставив на время своего пленника. Пленником был доблестный менестрель де Перрон, который угодил гоблинам в лапы как кур в ощип. Бандюги уже успели отобрать у него меч и раздеть до пояса. Видимо, они вообразили, что и с Вадимом Чарнотой у них не будет проблем. А зря. Когда мне уж очень досаждают грубые и неотесанные придурки, я превращаюсь в зверя. В буквальном смысле, а не в переносном. Случившаяся со мной метаморфоза не только повергла в шок моего коня, но и потрясла воображение гоблинов. Спрыгнув с лошади и отбросив в сторону меч Дюренталь, я пустил в ход кулаки и когти. Натиск зверя апокалипсиса был столь неожидан и страшен, что несчастные гоблины обратились в бегство. Я едва успел ухватить одного из них за шиворот и подвесить на сук росшего поблизости столетнего дуба.
   Пока я переводил дух и возвращал себе утерянный человеческий облик, на поляну прискакала моя верная дружина. Зрелище, открывшееся их взорам, было впечатляющим. Предприимчивый Марк насчитал полдесятка угробленных зверем апокалипсиса гоблинов и укоризненно покачал головой. Впрочем, оживший при виде знакомых лиц Бернар примирил его с действительностью.
   – Они на меня напали, не дав меч обнажить, – пожаловался нам незадачливый шевалье. – А потом появился этот – лохматый и ужасный.
   – Вот этот? – кивнул Крафт на подвешенного гоблина и зачем-то ткнул в него прибором. Прибор на соприкосновение с гоблином никак не отреагировал, зато шевалье де Перрон отрицательно замотал головой.
   – Он имеет в виду Чарноту, – пояснила Анастасия, оказывая посильную помощь пострадавшему от зубов и когтей гоблинов менестрелю. Ведьма, вероятно, знала какие-то лечебные заговоры, во всяком случае, де Перрон очень скоро обрел божеский вид.
   – Почему эта штука опять не работает?! – возмутился Крафт. – Ведь должна же она отреагировать на гоблинов!
   – А это гоблин? – спросил Марк, разглядывая пленника, который стоически переносил свое не слишком удобное положение.
   Поскольку среди нас не было ни антропологов, ни этнографов, вопрос Ключевского повис в воздухе.
   – Меня совсем другое интересует, – недовольно произнес Крафт. – Откуда в благословенной Апландии взялись эти гориллоподобные существа. Это же черт знает что!
   – Так, может, мы не в Апландии, – предположил я, – а в какой-то совершенно иной реальности, где гоблины если не хозяева, то коренные жители. Именно поэтому на них не реагирует прибор. Не забывайте, что мы с вами на острове Буяне, где существуют свои, отличные от наших представления о времени и пространстве.
   Крафт с Марком сняли наконец перепуганного гоблина с дуба, и этот волосатый придурок не нашел ничего лучшего, как пасть мне в ноги и назвать царем. Я, повторяю, по природе человек скромный, и этот припадок верноподданнических чувств меня слегка покоробил. Но ради пользы дела пришлось изобразить из себя царствующую особу и потребовать от неразумного холопа объяснений по поводу откровенного разбоя, устроенного на моих землях. Объяснения гоблина, на мой взгляд, выглядели жалко и неубедительно. Его сородичей якобы вытеснили из родных мест какие-то злобные существа, и именно поэтому они, дабы не умереть с голоду, вынуждены нападать на ни в чем не повинных людей.
   – А как выглядят эти существа? – уточнил Крафт. – И чем знамениты в окружающем мире?
   – Нет в подлунном мире мага более могущественного, чем Гог, – прохрипел в ответ гоблин, – ну разве что за исключением Магога.
   Я не стал спрашивать, откуда гоблин так хорошо знает русский язык, по той простой причине, что на острове Буяне им все владеют в совершенстве. И с какой стати гоблину быть исключением. Но меня насторожили эти славные ребята, я имею в виду Гога и Магога. Тем более что я уже где-то слышал эти имена.
   – Это библейские персонажи, – напомнил мне Вацлав Карлович.
   Из дальнейших расспросов выяснилось, что Магогом гоблин считает именно меня. Оказывается, я пришел в эти края исключительно для того, чтобы прогнать великого мага Гога и занять его место. Кто бы мог подумать!
   – И где обитает этот Гог?
   – В святом граде Катадже, там, где поют сладкогласые птицы Сирин и Алконост.
   – Да вы поэт, батенька, – усмехнулся Марк. – А Грааля в этом святом Катадже случайно нет?
   – Гог знает к нему дорогу, – твердо произнес гоблин.
   Это была ценная информация. Во всяком случае, Вацлав Карлович считал, что мы немедленно должны отправится в град Катадж и взять за хобот этого таинственного Гога. Я сомневался. По той простой причине, что брать за хобот Гога предстояло не кому-нибудь, а Магогу, то есть мне.
   – А давно этот Гог объявился в ваших краях?
   – Давно. В тот год белая лебедь взмахнула крылами и снесла два больших яйца. И был огненный град, и земля дрожала от ужаса у нас под ногами.
   – Слушай, а ты с ВОЛОТОМ Имиром случайно не знаком?
   – Волот Имир наш отец.
   – А что же такой большой папа не защитил своих чад от коварного Гога? – удивился я.
   – Волот Имир проиграл Великую Битву. И солнце померкло над нашей землей, и воды обратились вспять. И сказал тогда волот Имир: ждите, чада мои, великого Магога, ибо только он способен одолеть Великого Гога.
   – А почему ты решил, что Великий Магог именно я?
   – Ты пришел с закатной стороны, могучий царь и доблестный воин, и ужас был на твоем челе.
   – Хорошо сказал, – одобрил гоблина Марк. – Особенно про ужас. Великий Магог действительно умеет нагнать страх на врага.
   Я счел слова Ключевского преувеличением, но опровергать их не стал. Пусть гоблин считает меня царем Магогом, от его заблуждения мы только выиграем. Этот не обремененный интеллектом тип хорошо знает местность и, если понадобится, выведет нас к граду Катаджу.
   Без гоблина мы бы, конечно, очень скоро заблудились в дремучем лесу. Здесь не только дорог не было, но и тропинки с трудом читались на заросшей лесным мохом земле. Если бы гоблину пришла в голову мысль сыграть роль Ивана Сусанина, он без труда мог бы завести нас в непроходимое болото. К счастью, наш проводник был преисполнен глубочайшего почтения к царю Магогу и с честью исполнял взятую на себя роль проводника, безошибочно выбирая направление по одному ему известным приметам. Я ехал за ним следом, морщась от карканья ворон и криков птиц неизвестной породы, которые пришли в невероятное возбуждение по случаю вторжения чужаков в девственные лесные пределы. Следом за мной трусил на своем жеребце Марк Ключевский, вполне довольный жизнью и выпавшим на его долю необыкновенным приключением. Его приятель де Перрон любезничал с Анастасией. Точнее, ведьма соблазняла несчастного шевалье. И можно было не сомневаться, что она в рекордно короткие сроки доведет и без того не шибко умного менестреля до полного умопомрачения. Вацлав Карлович замыкал процессию, чем-то сильно озабоченный. Мы ехали уже часов шесть по меньшей мере, но ничего интересного в этом лесу не обнаружили. Я считал, что это к лучшему, но у Марка Ключевского было другое мнение. Молодой человек, судя по всему, жаждал подвигов, тогда как люди зрелые, вроде меня, мечтали об отдохновении. Путешествие верхом не входит в перечень самых любимых моих занятий.
   – Наконец-то! – взорвал вдруг унылую тишину вопль Вацлава Карловича.
   Восторг Крафта был вызван тем, что прибор, который он не выпускал из рук, вдруг замигал своим единственным красным глазом. Мне ликование Вацлава Карловича показалось чрезмерным. По опыту знаю, что это невесть кем и когда сотворенное чудо проявляет активность только в присутствии нечисти, имеющей отношение к нашим гениальным предкам атлантам.
   – Пропустите меня вперед, – рванулся к неясной цели Крафт, с быстротой молнии переместившись из арьергарда в авангард.
   – Надеюсь, это не дракон, – выразил я робкую надежду на благополучный исход встречи. – Эй, куда вы так торопитесь, Вацлав Карлович?!
   Но Крафт, увлеченный своим ожившим прибором, не услышал моих предостережений и очень скоро скрылся с наших глаз. Мне не оставалось ничего другого, как пришпорить своего коня. Белый плащ крестоносца мелькал метрах в двадцати от меня, но все усилия догнать его владельца не увенчались успехом. Вацлав Карлович пропал из поля моего зрения, словно сквозь землю провалился.
   – Куда он подевался?
   Гоблин, бежавший рядом с моим конем, в ответ на прямой вопрос лишь развел руками. Я попробовал криком привлечь внимание Крафта, но ответом мне было только эхо да карканье все тех же опостылевших ворон.
   – Может, он просто сбежал? – высказала свое мнение Анастасия. – Вообразил, что там за поворотом его ждет Грааль.
   – Вряд ли, – покачал головой Марк, – Вацлав Карлович человек здравомыслящий.
   – А здесь поблизости нет никакого жилья? – спросил я у гоблина.
   – Иногда есть, иногда нет, – загадочно отозвался тот. – Но горе живому, который вступит в обитель мертвых.
   – И где эта обитель мертвых находится?
   – Там, – неопределенно махнул рукой гоблин. – Мы это место всегда обходим стороной.
   Бросить Крафта на произвол судьбы мы не могли. Это было бы слишком бесчеловечно. Кроме того, у Вацлава Карловича был прибор, без которого нам до Грааля не добраться. Выход один – попытаться найти обитель мертвых и вызволить неразумного Цезаря.
   – Ему спела песню птица Сирин, – сказал гоблин.
   Об этой птице я что-то слышал, но, к сожалению, мои воспоминания были слишком смутными.
   – Эта птица – предвестница смерти, – глухо сказала Анастасия. – Горе тому, кто поддастся ее очарованию.
   – Куда ни кинь – всюду клин, – крякнул от досады Марк. —А почему мы не слышали этого пения?
   – Я слышу, – встрепенулся вдруг шевалье де Перрон. – Слышу!
   И не успели мы глазом моргнуть, как менестрель пришпорил коня и вихрем понесся по лесной тропе. Нам ничего другого не оставалось, как последовать его примеру. А вот гоблин за нами не побежал. Видимо, у этого парня с мозгами все в порядке. Чего я не могу сказать ни о себе, ни о своих спутниках.
   Мы развили такую скорость, что в мгновение ока отмахали по меньшей мере три версты. Бешеная скачка закончилась на обширной поляне. Перед нами возвышался дворец изысканнейших пропорций, в котором не стыдно поселиться турецкому султану. Или российскому олигарху. Если это и была загадочная обитель мертвых, про которую упоминал гоблин, то я поздравляю покойников.
   Бернар де Перрон вихрем ворвался в распахнутые ворота, а мы на всякий случай придержали коней. В конце концов, мы не слышали никаких голосов, а следовательно, в обитель мертвых нас пока никто не звал.
   – Вы не ответили на мой вопрос, Чарнота, – подал голос Ключевский, – почему мы не слышали пения, в отличие от Крафта и де Перрона?
   Я было открыл рот, чтобы выразить солидарно с Марком свое недоумение, но меня опередила Анастасия:
   – Вы с Вадимом атланты, чего не скажешь о Бернаре и Вацлаве Карловиче.
   – А почему этот голос не услышали вы, сударыня?
   – Видимо, потому, что я женщина, а птицу Сирин интересуют только мужчины.
   – А ваше темное происхождение не может быть причиной равнодушия к вам сказочной птицы?
   – Вы забываетесь, Чарнота! Мое происхождение не темнее вашего.
   – Будем надеяться, – не стал спорить я, хотя был почти стопроцентно уверен в обратном.
   – Выходит, нам путь в обитель мертвых закрыт? – спросил Марк.
   – Ну почему же, – пожала плечами Анастасия, – нам просто оставили право выбора.
   – Тогда поехали, – решительно сказал Марк. – Посмотрим, что она за птица, эта Сирин.
   Во дворе чудесного дворца росли пальмы. Меня это обстоятельство слегка позабавило. А настораживало то, что никто не вышел нас встречать. И быть может, поэтому засаженный цветами двор не произвел на меня большого впечатления. Мы все-таки вошли в здание через гостеприимно распахнутые двери, и невольно зажмурили глаза от блеска драгоценных камней и золота, украшавшего холл. Такую роскошь, пожалуй, не потянут даже олигархи. Денег не хватит. Этот дворец мог принадлежать только сказочному персонажу, которому наплевать на банки, инфляцию и девальвацию. Захотел украсить прихожую изумрудами и сапфирами и украсил – любуйтесь.
   – Я что-то стражников не вижу, – забеспокоился Марк. – Нельзя же вот так откровенно провоцировать нестойких людей на кражу. Мне кажется, Анастасия, что вон тот крупный изумруд очень бы подошел к вашему дорожному костюму.
   – Похлопочите лучше о своей возлюбленной, Ключевский, – резко отозвалась ведьма, – и не морочьте мне голову всякой чепухой. Мне нужен Грааль, а побрякушки можете оставить себе.
   Вацлава Карловича и Бернара мы обнаружили в парадном зале, потолок и стены которого были обтянуты расшитой золотом тканью. Все здесь сияло, блестело и переливалось. Наши друзья сидели за столом из кости, возможно, слоновой, а перед ними стояли яства, при виде которых у меня засосало под ложечкой. Вацлав Карлович выглядел смущенным, менестрель – ошарашенным. Оба, кажется, успели уже прийти себя и сейчас мучительно искали объяснение, каким ветром их сюда занесло.
   – А вино здесь хорошее? – спросил я, присаживаясь к столу.
   – Просто превосходное, – вздохнул Крафт. – Можно даже сказать, нектар.
   – Вы меня пугаете, Вацлав Карлович. Мы же с вами не боги, чтобы нас поили божественным напитком.
   – Очень может быть, что мы, сами того не ожидая, попали в рай. Вы в курсе, господин Чарнота, что остров Буян у древних славян считался обителью богов?
   – Первый раз слышу, – удивился я. – А почему Пушкин об этом ни словом не обмолвился?
   – Цензура, – пожал плечами Крафт.
   Так или иначе, но в этом древнеславянском раю очень хорошо кормили. И вино здесь было очень приличное. Я, правда, не уверен, что именно этот хмельной напиток в древности называли нектаром, но после сытного обеда и щедрых возлияний меня потянуло на подвиги. В том смысле, что если уж попал в рай, то не худо бы осмотреть местные кущи.
   – Я бы предпочел убраться отсюда, – предостерегающе заметил Марк, – и как можно скорее. Пока нами не занялась местная стража.
   – Это будет как-то уж слишком по-английски, – запротестовал я. – Пришли без приглашения, поели, попили и ушли не попрощавшись.
   – А с кем вы собираетесь прощаться, Чарнота? – нахмурилась Анастасия. – С птицей Сирин?
   – Но кто-то же накрыл стол для Крафта и де Перрона. Кстати, накрыт он на пять персон, – видимо, о нашем прибытии хозяева все-таки знали.
   – Эй! – крикнул Марк. – Слуги невидимые, отзовитесь!
   Ответило Ключевскому только эхо, да и то нечленораздельно. Ситуация попахивала откровенным идиотизмом. Непонятно было, кому и зачем понадобилось кормить незваных гостей и каких услуг собирались потребовать от нас местные обитатели.
   – Ситуация напоминает мне спектакль «Аленький цветочек», – вспомнил о своем театральном опыте Марк. – Где-нибудь здесь в кустах прячется чудище, в смысле заколдованный принц. Между прочим, это чудище играл я. Благородного отца-купца изображал Аркадий Петрович Закревский.
   – А Настеньку – госпожа Зимина?
   – А что тут такого? – возмутилась ведьма. – Кому же еще играть Настеньку, как не мне?
   – Так, может, вы вспомните роль и расколдуете местное чудище, – предложил я Анастасии. – В конце концов, оборотни – это ваша специализация.
   – Вы, кажется, на кого-то намекаете? – нахмурилась Зимина.
   – Я намекаю на вашего мужа, Артура де Вильруа. Вы в курсе, Бернар, что ваша избранница замужем?
   Менестрель покраснел, а ведьма возмущенно фыркнула.
   Вацлав Карлович вмешался в наш с Зиминой спор и предложил наведаться к воротам – вдруг они еще не закрыты? Увы, расчеты Крафта не оправдались. Выход был перекрыт наглухо. Все попытки Марка перескочить через ограду закончились ничем. Он натыкался на невидимое препятствие и неизменно возвращался в исходную позицию.
   – Сдается мне, Чарнота, что роль Настеньки в этих умопомрачительных декорациях придется исполнять вам, – сказал Ключевский после очередной неудачи.
   – Это с какой же стати? – удивился я.
   – Так ведь это вы у нас Великий Магог и потенциальный победитель Великого Гога. Нам нужно попасть в град Катадж во что бы то ни стало, и сдается мне, что дорога туда начинается именно из этого странного места. Что там показывает ваш прибор, Вацлав Карлович?
   – Подмигивает беспрерывно.
   – Ну вот видите, Чарнота.
   Я категорически отказался быть Настенькой, но после долгих уговоров своих спутников согласился на роль какого-нибудь Иванушки. Оставалось только найти подходящее чудище женского рода, дабы воздействовать на него любовными чарами.
   Мы довольно долго гуляли по аллеям чудесного сада, вкушая экзотические фрукты – а они росли здесь почти на каждом шагу, – но, увы, ни одной живой души так и не обнаружили. Не было даже птиц, которые могли бы внести оживление в этот подозрительно прекрасный ландшафт. Сад, между прочим, был велик. Настолько велик, что мы так и не сумели дойти до его края, хотя шли вроде бы по прямой в течение добрых пяти часов.
   – Надо было ехать верхом, – недовольно проворчал Марк, разглядывая цветочную клумбу.
   – Боюсь, что толку от этого не было бы никакого, – вздохнул Вацлав Карлович. – Похоже, мы застряли здесь надолго, если не навсегда.
   – Я проголодался, – пожаловался Марк. – Эй, слуги невидимые, накормите гостей!
   Слуги так и остались невидимыми, зато мы все неожиданно увидели беседку, увитую зеленью, где для нас и впрямь был накрыт стол. Поскольку ахать по поводу здешних чудес нам уже надоело, то мы немедленно приступили к трапезе, благо было чем утолить разыгравшийся аппетит.
   – Откармливают как на убой, – бросил небрежно Марк, обгладывая косточку какой-то райской птицы.
   – Это вы бросьте, – возмутился Крафт. – Просто хозяйка всех этих владений, видимо, не только щедра, но и застенчива. Иванушке надо бы побродить по здешним тенистым аллеям в одиночестве. Глядишь, золотая рыбка и клюнет. А мы пока предадимся отдохновению, благо ночь уже вступает в свои права.
   Слуги невидимые поняли намек Вацлава Карловича – и на месте роскошного пиршественного стола вдруг появились четыре воистину царских ложа под балдахинами. Да и сама беседка трансформировалась в довольно вместительных размеров павильон.
   – А почему их только четыре? – удивился де Перрон.
   – А потому, что Иванушка будет спать в другом месте, – объявила Анастасия, располагаясь на ближайшем ложе и задергивая полог. – Приятной всем ночи, господа.
   – Вот вам и Настенька, – с досадой сказал я.
   – Анастасия права, Чарнота, – похлопал меня по плечу Марк. – Ну, ни пуха вам, ни пера, удачливый вы наш.
   Мне не оставалось ничего другого, как покинуть павильон и спуститься в залитый лунным светом сад. Будь я поэтом, непременно воспел бы в стихах это чудное место, но, к сожалению, я принадлежу к натурам прозаическим. Причем настолько прозаическим, что ночные прогулки мне противопоказаны, они навевают на меня скуку и тоску. Между тем я честно бродил по аллеям в течение часа, в надежде найти хоть одну родственную душу. Увы, на мой молчаливый призыв никто не откликнулся, более того, я, кажется, заблудился. Во всяком случае, когда я решил вернуться в павильон, то вдруг выяснилось, что путь назад мне заказан. На мой призыв никто не откликнулся – ни загадочная хозяйка чудесного сада, ни мои товарищи то ли по счастью, то ли по несчастью. Все-таки недаром один мой знакомый гоблин назвал это место обителью мертвых. Я, правда, был пока еще жив, но мир вокруг меня уже застыл в неподвижности. Ни тебе . освежающего ветерка, ни уханья ночной птицы.
   Стоять на одном месте было глупо, ложиться на траву пока еще рано, поэтому я продолжил свой скорбный путь, поругиваясь сквозь зубы. Блеснувшая под лунным светом водная гладь привлекла мое внимание. Я вышел на берег озера и остановился. Место было вполне подходящим для отдохновения. Перед тем как прилечь на горячий песок, я решил окунуться, благо вода была теплой, словно парное молоко. Я разделся и всего-то успел сделать три шага к воде, когда вдруг услышал женский голос:
   – Ты не боишься русалок, Великий Магог?
   Я обернулся столь резко, что едва не упал. Впрочем, не исключено, что меня ослепил свет, исходивший от существа, только что обратившегося ко мне с вопросом. Я невольно прикрыл глаза рукой, но все-таки успел заметить, что более всего это существо похоже на птицу, хотя в ней каким-то непонятным образом проступали женские черты.
   – Ты Сирин? – спросил я, осторожно отводя руку и щуря глаза.
   – Да.
   То ли мои глаза притерпелись к свету, то ли в моей собеседнице произошли серьезные изменения, но теперь женского в ней было куда больше, чем птичьего. Остались, правда, два огромных белых крыла вместо рук,, но тело уже избавилось от покрывавшего его минуту назад пуха.
   – Тебя называют еще царевна-лебедь?
   – И это правда, Великий Магог
   – Почему ты называешь меня Магогом?
   – Потому что твоим отцом был Великий Гог.
   – Тот самый, что захватил град Катадж?
   – Он взял его по праву. Но Гог погиб, и тот, кто ныне правит Катаджем под этим именем, самозванец. Зачем ты пришел к Свету, сын Гога и Ма?
   – Мне нужен Грааль. А кто такая Ма?
   – Твоя мать. Одно из моих земных воплощений. Я мать и жена всего славянского племени. Я, дающая жизнь, и я, забирающая ее.