– Да, Птенчиков мне об этом рассказывал. Так вот, оказывается, как всё было на самом деле. – Варя восхищенно посмотрела на подругу. – Сонечка, ты просто ангел! Такое самопожертвование…
   Скромно улыбнувшись, Сонька продолжила рассказ:
   – Закатали нас с Егором по бочкам дубовым и в море кинули. Ах, Варенька, как это ужасно: сидеть в замкнутом пространстве в ожидании смерти.
   Варвара побледнела, а Сонька незаметно ухмыльнулась, довольная произведенным впечатлением.
   – Гвидонова, ясное дело, Бабариха-подельница тут же вытащила. А мне пришлось самой выкручиваться. Хорошо, имелся резерв возможностей в виде Ткачихи с Поварихой. Очень, скажу тебе, удобно существовать в трех лицах и полагаться только на себя!
   – А мне Гвидонов наплел, что его дельфины на берег вынесли, – задумчиво проговорила Варя. – Знал, чем меня купить: я этих животных очень уважаю, даже для практики в прошлом году выбрала именно их. Вот, глупая, ему и поверила. Еще серфинг какой-то приплел…
   – Серфинг? Ну надо же, какой полет фантазии! – искренне изумилась Сонька, гадавшая, как Егору удалось попасть на Буян. – Между прочим, это по его наущению Бабариха организовала нам морской круиз. Соблазнила Салтана Лебедушкиными диковинками, А тот и знать не знал, что «диковинки» эти понадобились алчному негодяю из далекого будущего!
   – Выходит, и лодку нашу сломал Егор, – задумчиво произнесла Варя. – Еще бы – компьютерный гений, для него это раз плюнуть… – Девушка презрительно усмехнулась. – Как же я в нем ошиблась! Надо срочно разыскать Птенчикова и всё ему рассказать. Теперь наш единственный шанс выбраться отсюда – это скатерка. Вот только никак не пойму, как она оказалась у Бабарихи?
   – Когда нас закатали в бочки, скатерку успела забрать Ткачиха. То есть я. После спасения в будущее вернулась Царица, через некоторое время за ней отправилась Повариха. Конечно, втроем нам было бы проще разобраться во всех этих проблемах, но ведь для того, чтобы прилететь к самой себе, нужно сначала вернуться в будущее, на стартовую позицию. Я тоже собиралась улететь, но… в последний момент поняла, что не могу бросить здесь, этого подлеца Гвидонова. А Бабариха обманом выкрала у меня скатерку и теперь шантажирует, заставляет убить Салтана, боится, что он на Лебеди женится. Мало старухе драгоценностей, которыми с ней Гвидонов делился, так она еще и власти захотела, вдовствующей тёщей решила стать. – Сонька задохнулась от возмущения. – Варенька, знаешь, что я думаю? Некогда нам к Птенчикову бежать. Надо самим забрать у Бабарихи скатерку, и как можно быстрее, пока она ее Гвидонову не передала. Уж он-то точно церемониться не станет, о нас не позаботится. Я кое-что придумала. Ты не откажешься мне помочь, правда?
   – Сонечка, конечно, – Варя опять зашмыгала носом. – Ведь я для этого сюда и прилетела.
   – Ну, тогда слушай…
 
   Мы несколько увлеклись интригами коварной Бабарихи и ее не менее коварной «дочурки» и бросили отважного детектива в довольно отчаянном положении. Меж тем, услышав приближающиеся к опочивальне голоса, он лишь в последнюю секунду успел скрыться в огромном, кованном золочеными заклепками сундуке, который стоял аккурат напротив широченного царского ложа. Крышка тяжело захлопнулась, стукнув Ивана по темечку.
   – Заходи, Салтанушка, – нежно ворковала заходящая в горницу Лебедушка. – Не стесняйся, устраивайся поудобнее.
   Иван услышал, как жалобно застонала кровать, прогибаясь под тяжестью самодержца. «И кто тут думал стесняться?» – усмехнулся затаившийся детектив. Ради дорогого гостя царица не поскупилась – зажгла диковинные заморские свечи, источающие чувственно-сладкий аромат ванили. Под крышку сундука проникла упругая полоса медово-золотистого света, и у Птенчикова появилась возможность осмотреть свое убежище изнутри. Приглядевшись, он обнаружил, что восседает на искусно расшитом придворными мастерицам нижнем белье царицы.
   «Вот ведь незадача!» – смутился Птенчиков и покраснел. Впрочем, никто этого не заметил.
   – Ну как, Салташа, удобно ли тебе? – поинтересовалась Лебедь. В ответ раздалось невразумительное мычание. – Хорошо, тогда давай начнем. – Птенчиков почувствовал, что становится пунцовым. – Будем капать тебе в нос отвар ромашковый. Моя маменька завсегда так делала.
   «Опаньки! – удивился Иван. – Это что за извращения? Неужели местный аналог „Виагры“?»
   – Ну, уж нет, – неожиданно закапризничал государь. – Ни за что не позволю всякую гадость себе в нос заливать.
   – Ну, Салташенька, будь умничкой, – нежно заворковала Лебедушка. – Неужто тебе приятно соплями обливаться?
   – Никогда не соглашусь, – отрезал Салтан. – Да и щипучая она, наверное, твоя ромашка.
   – Да что ты, аки дитя неразумное? – расстроилась царица.
   «Правильно, мужик, не поддавайся, – пыхтел в своем сундуке исполненный мужской солидарности Иван. – Женщины все такие: поначалу-то вылечат, а потом так захомутают, что и жить не захочется! Уж лучше ходить с соплями, бронхитом и цыпками на ногах…» В его золоченом убежище было очень душно. Сундук сработали качественно, ни единой щелочки, и воздух внутрь практически не поступал. Иван чуть приподнял крышку, но, услышав скрип кровати, поспешил опустить ее на место.
   – А ежели вот так… – протянула царица, подпустив в голос загадочной хрипотцы.
   В светелке наступила подозрительная тишина. Ругая себя последними словами за излишнее любопытство, Иван решился снова приподнять тяжелую крышку. В образовавшуюся щель он увидел замечательную картину: изящно изогнувшись, царица припала к Салтану в страстном поцелуе.
   «Вот тебе и медсестра», – ухмыльнулся детектив, наслаждаясь изобилием свежего воздуха.
   – О-ой! – раздался внезапно жалобный вопль государя. Иван поспешно нырнул в кучу белья. «Да что же у них там творится?» – размышлял он, пытаясь унять колотящееся сердце.
   Всё оказалось до гениальности просто: хитрая Лебедушка отвлекла Салтана поцелуем и, пока он таращил на нее полные страсти глаза, ловко капнула в царственный нос.
   – Ах так! – гневно взревел Салтан. – Я-то думал, ты от души ко мне прильнула, а тут вон какое коварство затеялось!
   – Да ведь о тебе забочусь, – обиженно надулась царица. – Не нравится – убирайся вон. Мужлан неотесанный.
   И сладкая парочка расселась по противоположным углам огромной кровати, не глядя друг на друга.
   У Ивана начали затекать ноги. Стараясь не шуметь, он попытался устроиться поудобнее, однако размеры сундука не позволяли свободно маневрировать. Запутавшись в ажурных панталончиках, детектив совсем приуныл. От спертого воздуха кружилась голова. Требовалось срочно приподнять крышку, но ершистый Салтан, как назло, уселся точнехонько напротив его не приспособленного к нуждам постояльцев укрытия.
   «Нет, если так и дальше пойдет, Егор меня может не дождаться. Сгорю на работе, не успев выполнить свою миссию… То есть задохнусь».
   Наконец кровать снова заскрипела, и раздался виноватый голос Салтана:
   – Ну, прости меня, Лебедушка!
   Государь принялся потихонечку передвигаться в сторону царицы.
   – Да ведь я… Да ради тебя я готов на такое! Ну, хочешь, горчичники мне на пятки налепи? Всё выдержу!
   Лебедь звонко расхохоталась:
   – Какой ты у меня, однако, герой! Жаль только, горчичников нету. А сделаю-ка я лучше тебе массаж расслабляющий, экзотический. А то больно напряженный ты да нервный.
   – Станешь тут нервным, когда в нос пипеткой лезут, – пробурчал Салтан. Лебедь оставила его реплику без внимания:
   – Давай, Салташа, рассупонивай кафтанчик да ложись поудобнее.
   И тут обливающийся потом Иван услышал звук легких шагов, приближающихся к сундуку. Судя по всему, царица решила переодеться перед массажем. Волна ледяного ужаса накрыла Птенчикова с головой, к горлу подступила предательская тошнота.
   «Если Салтан обнаружит меня в сундуке – это конец. Такой разбираться не станет – проткнет на месте острым мечом. Эх, собачья жизнь…. А может, сигануть из сундука прямо сейчас да с диким воплем – к двери. Они и понять ничего не успеют». – Мысли сталкивались и разбегались в разные стороны, подобно обитателям потревоженного муравейника.
   Птенчиков замер в низком старте, готовый в любую секунду броситься прочь, но… легкие шаги обошли его убежище стороной и направились в сторону окна. Царевна прикрыла ставенки:
   – Упаси Бог, продует! – и снова вернулась к Салтану.
   Едва не плача от облегчения, Иван вытер покрывшийся испариной лоб какой-то расшитой вещицей, которую он машинально извлек из кучи подобных.
   – Вот так, вот так, – ласково приговаривала Лебедушка, склоняясь над государем, который закряхтел от удовольствия в ее крепких руках. Иван наконец обрел доступ к воздуху и судорожно задышал, готовясь к новым испытаниям. «Когда же это закончится? – думал он возмущенно. – Неужели нельзя просто лечь спать? Пожалуй, придется искать способ отвлечь неугомонных влюбленных, чтобы незаметно покинуть сундук».
   Вдруг ночную тишину нарушил душераздирающий вопль:
   – Ведьма! Ведьма!
   Вопль летел издалека, и тут же послышался топот множества ног, спешащих по извилистым коридорам.
   – Это еще что такое? – недовольно пробурчал Салтан.. – Ну, Лебедушка, и жизнь в твоем государстве!
   – Ох, и не говори, Салташа…
   – Пошли, что ли, поглядим на енту ведьму.
   Закаленные в государственных тревогах голубки подскочили со скрипучей кровати и на удивление оперативно покинули светелку. Не веря своему счастью, Иван откинул крышку сундука.
   Что же это за ведьма так бесцеремонно вклинилась в тонкий процесс установления тесных контактов на межгосударственном уровне? Чье появление спасло Птенчикова от мучительной гибели в древнем сундуке, не оснащенном кондиционерами? О, в двух словах об этом не расскажешь. Столь знаменательное явление нечисти нужно наблюдать собственными глазами. Пик…
 
   …От пережитых волнений Бабариха никак не могла заснуть. Ворочаясь в своей постели, она снова и снова вспоминала события минувшего вечера, вздрагивая от малейшего шороха. Внезапно дверь в светелку начала бесшумно открываться. Старуха вжалась в тонкий матрац и дрожащими руками вцепилась в покрывало. В неверном свете свечи на пороге появилась высокая фигура в белом саване. Черные как смоль волосы рассыпаны по плечам; лицо, иссеченное глубокими морщинами, отливает синевой могильной; зеницы огромные, немигающие, горят ярко-зеленым пламенем… Едва касаясь пола, фигура стала приближаться к кровати, на которой затаилась Бабариха.
   – У тебя есть то, что принадлежит мне, – утробным голосом завыло привидение.
   Бабариха в ответ принялась выстукивать зубами невероятный по сложности ритмический рисунок.
   – Отдай мне тобою украденное! – не унималось привидение.
   Старуха, проявив неожиданно прыть, соскочила со своего ложа прямо вместе с одеялом и, отбежав в дальний угол светелки, принялась меленько креститься, причитая:
   – Чур меня, чур!
   Но привидение крестного знамения не убоялось. Оно продолжало гнуть свое, медленно приближаясь к Бабарихе:
   – Отдай волшебную скатерку! Верни мою рабыню, в нее заточенную!
   – Рабыню твою не брала, и скатерки у меня нету, – неожиданно заявила Бабариха, подвывая от ужаса.
   – Как – нету? – растерялось привидение.
   – А так. Хошь, одеяльце возьми? – вступила в переговоры бабуська.
   – Какое еще одеяльце? – возмутилось привидение, поправляя волочащийся по полу подол савана.
   – Байковое. Очень качественное, и весу небольшого. В могилке-то небось прохладно…
   – А вот ты сейчас узнаешь, каково оно в могилке! Ну-ка, живо гони скатерку! – Привидение взмахнуло широкими рукавами и оскалило крепкие белые зубы.
   Собрав остатки сил, старуха пронзительно завопила:
   – Помогите! Убивають! – и хлопнулась оземь. Привидение подскочило к Бабарихе и принялось энергично хлопать ее по щекам:
   – Бабушка, миленькая, очнись! Эх, перестаралась я… Скажи хоть, ты живая или как?
   Старуха приоткрыла один глаз, но, увидев прямо перед собой полыхающие зеленым огнем зеницы, поспешила снова впасть в отключку.
   – Ой, что же мне теперь делать? Бабуль, ты хоть намекни, куда спрятала эту проклятую скатерку, я и сама могу ее взять! – Варя помахала подолом «савана» над неподвижным телом. Бабариха не реагировала. Оставив ее лежать на полу, девушка заметалась по светелке, пугаясь ногами в простыне. – Где же она может быть?
   Варя быстро перетряхнула постель, затем подскочила к сундуку и, свесившись в него чуть ли не по пояс, принялась рыться на дне. Вдруг сильная рука ухватила ее за косу и потянула вверх. Зычный баритон раскатился над самым ухом:
   – Ага, попалась, воровка!
   Варя отчаянно забилась, пытаясь освободиться. Красавчик Афоня насмешливо расхохотался:
   – Ишь, какая резвая! Ну-ка, дай на тебя поглядеть. – И он по-хозяйски развернул ее лицом к себе.
   – Что за произвол! – начала было Варя, но осеклась: тоненько ойкнув, богатырь внезапно побелел и начал медленно сползать по стеночке.
   – Держись, Афоня, я уже бегу! – Из-за угла появился запыхавшийся Добрыня.
   – Свят-свят, – резко затормозил он, пораженный видом доблестного богатыря.
   – Ы-ы-ы… – захрипел Афоня, выразительно тараща глаза. Варя воспользовалась ситуацией и выдернула косу из его слабеющих рук.
   – Ведьма, – восхищенно выдохнул Добрыня, разглядывая разрисованное Сонькиной люминокосметикой лицо. – Врешь, не уйдешь! – Он храбро прыгнул вперед и, в свою очередь, вцепился в злополучную Варину косу. Девушка взвыла от боли, твердо решив: обстригусь к чертям собачьим, дайте только до дома добраться!
   – Ведьма!!! Я поймал ведьму!!! – вопил меж тем дурным голосом богатырь, прикрывая на всякий случай глаза рукой (чтобы не видеть полыхающих опасной зеленью колдовских очей). – Признавайся, негодная, это ты доспехи наши экспропри… в общем, стащила?
   В коридоре раздался бас Николы-старшого, догнавшего наконец более прытких сотоварищей:
   – Что тут происходит? Ой, батюшки! – Богатырь шмыгнул обратно за угол. – Ты это… держи ее крепче, Добрынюшка, а я это… за подмогой сгоняю, – дрожащим голосом скомандовал начальник, и Добрыня услышал удаляющийся топот.
   Неожиданно наступившую тишину нарушил нежный девичий голосок:
   – Отпусти меня, Добрынюшка, никакая я не ведьма.
   – Э, нет, – оскаблился богатырь, не открывая глаз. – Не на того напала. Я все ваши колдовские хитрости назубок знаю. Сейчас скажешь: «Я тебе еще пригожусь…»
   – Вот еще, – фыркнула Варя. Они помолчали. – Ты б глаза-то открыл, храбрец! Вот смотри: никакое это не колдовство, обыкновенная косметика. Дорогая, конечно; Сонька для кастингов покупала. С люминирующим эффектом… – Варя принялась тереть подолом лицо. – Да посмотри же, уже ничего почти не осталось!
   – Смотреть не стану и слушать не хочу, – заявил богатырь и неожиданно зычным голосом затянул песню, заглушая провокационные речи.
   На шум стали сбегаться зрители. Грузные бояре в исподнем глубокомысленно трясли нечесаными бородами, дворовые девки опасливой стайкой жались друг к другу. Ободренный большим стечением народу, Афоня очухался, отполз от ведьмы подале и, приняв бравый вид, принялся давать ценные указания щуплому Добрынюшке, который отчаянно удерживал оборону. Прибежала взъерошенная Ткачиха, оценила ситуацию, истошно заголосила и кинулась к распростертому на коврике телу своей «маменьки». Наконец появился Никола с подмогой. Следом – Салтан, придерживающий полы кафтана (пояс он забыл в опочивальне), и царственная Лебедушка в кокошнике набекрень.
   – Что за шум посреди ночи? – Салтан растолкал бояр и оказался прямо перед Добрыней, продолжающим горланить песню. – Ексель-моксель, как говаривала моя покойная…
   – Имей совесть! – одернула его Лебедь.
   – Извини, Матрёшенька.
   Он оборотил грозный взгляд на богатыря:
   – Да заткнись ты, право слово! Это что у тебя за пугало?
   Добрыня перестал голосить и, открыв наконец глаза, вытянулся перед государем для доклада:
   – Вот изволь полюбопытствовать, царь-батюшка. Изловили-таки ведьму, которая казенную амуницию сперла… в смысле, похитила.
   – Вот как? – Салтан с любопытством поглядел на Варю.
   – Не крала я ничего, царь-батюшка, – попыталась оправдаться девушка, – да и не колдунья я вовсе, так… случайно испачкалась.
   – Случайно, говоришь? А чего это ты к теще моей в горницу поперлась? Ишь до чего старушку довела! – взыграли неожиданно в Салтане родственные чувства. – Дело ясное. В башню ее, а поутру на кол. Пойдем, Лебедушка…
   – Погоди, Салташа, чтой-то больно ты раскомандовался, – сдержанно произнесла царица. – Сродственницу твою мне тоже жалко, а посему, я так думаю, ведьму надобно сжечь, и немедля.
   Салтан смутился:
   – Прости, коли чем обидел. Да только при чем здесь костер? У нас тут что, Европы какие Западныя?
   Лебедь надменно прищурилась:
   – А я, знаешь ли, не чужда прогрессу.
   – Так и я уважаю новые технологии. Токмо супротив колдуний лишь одно надежное средство имеется – осиновый кол. И обсуждать здесь нечего!
   – Ах, нечего? – Глаза царицы потемнели от гнева. – Разумеется, нечего! Мы и не будем обсуждать. Несите, ребятушки, дрова на центральную площадь!
   Самодержцы уставились друг на друга, будто два барана, повстречавшихся на мосту. Первым не выдержал Салтан:
   – Ах, и хороша ты, царица, во гневе праведном! Склоняю пред тобой повинную голову: был не прав, сердечно раскаиваюсь.
   Лебедушка расцвела:
   – И ты прости меня, славный государь! Погорячилась я маленько…
   Бояре растроганно заулыбались, Афоня ревниво сдвинул брови, и лишь Сонька Ткачиха осталась равнодушна к проявлениям аристократического благородства: под видом дочерней заботы она уже успела оттащить Бабариху подальше от любопытных глаз, водрузить на жесткое ложе и хорошенько обыскать. Скатерки при бабке не было. Изнывая от нетерпения, Сонька решила сымитировать поиски нюхательной соли – того гляди придет старушка в сознание, и уже не пороешься в ее вещах. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, заботливая «дочурка» заскользила по комнате, тщательно перетряхивая имущество «мамаши». Скатерки нигде не было…
 

ГЛАВА 16

   Птенчиков откинул крышку сундука. Воздух! Какое счастье, что на свете есть воздух!
   Отдышавшись и уняв головокружение, детектив выбрался из своего тесного убежища, смахнул с рукава ажурные царицыны панталончики и хищно устремился к смятой постели. Жаль разорять уютное гнездышко, да что поделаешь! Откинув одеяло, он сорвал с перины вожделенную простынь, плотно свернул и сунул за пазуху. Нужно спешить в башню.
   Иван выскочил из опочивальни, пробежал несколько коридоров и уже собирался свернуть к выходу, когда шум возбужденных голосов, доносящийся из противоположного крыла, заставил его остановиться.
   – Ведьма!!! – разобрал Птенчиков.
   «Странно, Сонька уже улетела, а местная общественность всё не может угомониться. И что за проблемы у них возникли?»
   Иван сделал еще несколько шагов к выходу. Нужно срочно спасать Егора. Не ровен час, вспомнит о нем сиятельная парочка, призовет пред светлы очи, и пиши пропало… Да и простынка слишком вызывающе топорщится за пазухой, как бы кто не заинтересовался.
   И всё-таки, что это почтенным людям не спится в поздний час? Устроили посреди дворца неформальную тусовку… Птенчиков задумчиво пощупал простыню.
   Постоял немного. А затем развернулся на 180 градусов и пошел на голоса.
   Интуиция детектива не подвела. Приблизившись к последнему повороту, он осторожно высунул голову и увидел… размалеванную какой-то светящейся краской девицу. Нет, это была не Сонька. К вящему ужасу, в фосфоресцирующем чучеле Птенчиков опознал свою любимую ученицу, Варю Сыроежкину, опрометчиво оставленную им на острове. Добрыня крепко держал девушку за волосы, намотав роскошную косу на загорелый кулак, а рядом состязались в любезности венценосные голубки:
   – Душенька, Матрешенька, – говорил Салтан, – конечно, если тебе так хочется сжечь эту поганую ведьму, я не стану мешать удовольствию. Выслушай токмо один совет: лучше бы устроить сие зрелище не при полной луне, свет которой, как известно, питает силы разнообразной нечисти, а при первых же лучах солнца. Очень, знаешь ли, живописно: нежная заря румянит небо, а на жарком костерке подрумянивается ведьма!
   – Что ты, Салтанушка! – умильно ворковала Лебедушка. – Ты мой гость неописуемый, а слово гостя – закон. Хочешь проткнуть ведьму колом осиновым – воля твоя, перечить не стану.
   – Как ты великодушна, прекрасная царица! Но и я не лаптем делан, в толк разумею. Вели складывать хворост!
   И тут Лебедь явила чудеса дипломатической мудрости.
   – А давай, – говорит, – сделаем так: сначала проткнем ведьму осиновым колом, а потом прямо с ним на костер сунем. Еще лучше гореть будет!
   Салтан смахнул слезу умиления и тихо прошептал:
   – Я всё больше убеждаюсь, что мы могли бы составить идеальную пару…
   Птенчиков отпрянул за угол. Его трясло. Ну надо же, еще не успел вытащить из башни Гвидонова, а тут уже собираются стряпать шашлык из Сыроежкиной! Хорошо хоть, Салтану не по душе полнолуние, есть время до рассвета.
   Добрыня опасливо потянул за косу фосфоресцирующую пленницу. Вскрикнув от боли, Варя поднялась на ноги и пошла за своим конвоиром. Потерявший к ней интерес Салтан ухватил Лебедушку под локоток и повлек в сторону опочивальни – продолжать беседу о совместимости характеров, а может, проводить ответный сеанс массажа. Птенчикову было безразлично, чем займутся венценосные особы. Вжавшись в темную нишу, он пропустил вперед жуткую процессию и мужественно отправился следом.
   Эх, трудна жизнь детектива! Не дают даже толком пошевелить мозгами: то туда беги, то сюда, то спасай кого-то, то воруй что-то… Хоть позавтракать успел на пиру, во время опроса свидетелей, а об ужине остается только мечтать!
   К счастью, общественно-политическая ситуация на Буяне не предполагала изобилия тюрем. Варю, как и предыдущего пленника, привели к накренившейся башне, заставили подняться до самого конца крутой каменной лестницы и втолкнули в тесную каморку. Соседнюю с той, где лежал «истерзанный» пытками Гвидонов.
   Что ж, всё не так страшно. Просто теперь Егору придется совершить полет не в одиночку, а в тандеме. С девушкой, в которую он давно и безнадежно влюблен. Глядишь, и отношения у ребят наладятся: экстремальные переживания весьма сближают. Птенчиков усмехнулся – и вдруг нахмурился: интересно, а выдержит ли украденная простынка двоих? Придется Егору заново проводить все расчеты. И что было сразу не прихватить из спальни царицы пододеяльничек? Иван невольно закашлялся, вспомнив удушливый сундук с кружевными панталонами. Кстати, необходимо еще раздобыть веревок. Вот проблема! Не побежишь ведь к прачке выяснять, на чем она сушит мокрое белье…
   Богатыри, сопровождавшие «колдунью» к месту предварительного заключения, наконец вышли из башни. Пугнули на прощание стражников (дабы прибавить им служебного рвения) и с чувством выполненного долга направились в сторону дворца.
   В голове Птенчикова возник дерзкий план. Скрываясь за кустами, он быстрой рысцой срезал изгиб дороги и успел проскочить в дворцовые ворота прежде богатырей. Там он пересек пустынный двор и уселся на крыльце, поглядывая с умным видом на небо.
   Богатыри не заставили себя долго ждать.
   – Глядите-ка, Иван Пытарь, гость заморский! – обрадовался Никола-старшой. – Отдыхаешь?
   – Счет веду, – небрежно кивнул Иван на звезды.
   – Это дело, – одобрил Никола. – А мы тебя ужо искали, да токмо ведьма с панталыку сбила.
   – А почто я вам понадобился? – насторожился Птенчиков.
   – Государыня желала отчет получить. Как, мол, продвигается допрос пленника да действует ли на наглого вора волшебный огонь.
   – Разумеется, действует! – обиженно фыркнул Пытарь. – Хотел бы я посмотреть, на кого этакое не подействует! Состав преступления уже подтвержден, обвиняемый чистосердечно раскаялся и поклялся показать, где скрывает похищенное имущество. Только вот обождать надо, когда он сумеет на ноги подняться после процедуры дознания.
   – Добро, добро, – закивали богатыри, тихонько пятясь подальше от крылечка.
   – Стойте, куда же вы? – удивился Птенчиков. – Так мило беседовали! Я вот хотел спросить, что это вы ведьму пойманную за косу волокли? А ну как скинула б она волосья и побежала прочь лысяком?
   Богатыри испуганно перекрестились.
   – А как же еще ее было волочь?
   – Ну, братцы, отстаете вы от прогресса! В наших заморских краях это делают так… Неси веревку! – неожиданно гаркнул Иван на Добрыню. – Да подлиннее, смотри не пожадничай!
   – Е… есть веревка! – подскочил Добрыня и помчался выполнять приказ.
   Богатырь проявил расторопность. Окинув критическим взглядом доставленную веревку, Птенчиков свернул ее хитрым узлом, раскрутил – и вдруг метнул в стоящего поотдаль Афоню. Петля обвила могучую шею. Рывок – и рослый детинушка, не ожидавший атаки, повалился наземь.
   Никола с Добрыней вытаращили глаза.
   – Знатно, – вымолвил старшой, глядя на Афоню, который катался в песке, стараясь ослабить сдавившую шею веревку.