Страница:
Розали уже сделала шаг назад, намечая, в какую сторону ей "смыться поанглийски, не только не прощаясь, но и не здороваясь", но Марина, словно почувствовав ее взгляд, обернулась. И расцвела кислой улыбкой:
— Мисс Логан. Большая честь для нас. Вы уже видели наших «рыцарей» на параде?
— Да, впечатляют, — кивнула Розали.
— Этот молодой человек с вами? — Марина с сомнением глянула на Пашу, но, видно вспомнила, что на прогрессивном западе в моде андеграунд, и поспешно "сделала лицо"., - Ду ю спик инглиш?
— Ес, но хреново, — невозмутимо ответил Паша, и, заметив отвисшую челюсть жены, дочери и директора, поспешно добавил, — с мисс Логан мы друзья по переписке.
— В таком случае пристроишься где-нибудь, — отмахнулась Марина, — только кресла не занимай, будет администрация и гости из Мешхары.
— На дне независимости города? — удивилась Розали вслед спине Марины.
Та резво обернулась:
— Мисс Логан, простите, но это — внутренние дела Халибада и Мешхары, — она подарила еще одну неискреннюю улыбку, — вы слишком мало прожили здесь, чтобы разобраться во всех тонкостях наших взаимоотношений. В любом случае, желаю вам хорошо провести время.
Марина энергично перелезла через скамейку и голос ее загремел рядом со сценой.
— Решительная дама, — заметил Паша, — а за что она тебя так любит?
— За Шлосс-Адлер, — нехотя пояснила Розали, — я отправила письмо в международный фонд охраны культуры, что с попустительства городских властей разрушается уникальный памятник древности, единственный в своем роде. Мэра две недели осаждали звонками и факсами. В конце концов он сдернул за город «отдыхать», а вместо себя посадил дочку. Когда она оттуда вышла, с ней невозможно было разговаривать без бронежилета… Черт, пить хочется, хоть стреляйся.
Не говоря ни слова Паша исчез. Розали осталась в одиночестве. Впрочем, в одиночестве весьма относительном.
На огромной афише небритый Арлекин в красно-синем трико лихо вскинул витой рог, намереваясь то ли протрубить сбор, то ли опрокинуть его одним глотком. Со скрежетом зубовным врубилась музыка в середине ноты, но тут же смолкла, и в адрес какого-то Гены полетела суперинтеллектуальная брань с рифмовкой на букву «ять».
Внезапно Розали почувствовала на затылке чей-то настойчивый взгляд и обернулась, словно под действием некоего безмолвного приказа.
Он стоял за последним рядом скамеек. В толпе — но один. Вокруг образовалось небольшое пустое пространство, замкнутый круг, который никто не смел нарушить. На него косились, в основном женщины, и Розали их вполне понимала — такого красивого мужчину ей видеть еще не приходилось, даже в голливудских суперхитах. Выступающие скулы, греческий нос, твердый подбородок, широко расставленные глаза, в которых метались темные искры.
Волна русых волос, именно того чистого цвета, без малейшего намека на рыжину, которое сообщало им металлическое свечение. Он почти на целую голову возвышался над толпой. Узкие темные джинсы и белая рубашка шли ему невероятно и он это отлично знал. Розали опустила глаза — его губы были готовы улыбнуться, но чего-то ждали. Взгляд ее скользнул ниже… и замер, отметив темное кольцо на пальце незнакомца. В голове словно что-то взорвалось, она вспомнила пьяный вечер, черное небо с высокими звездами, и эту руку с кольцом на своем плече. Кровь бросилась ей в лицо, но так же быстро отхлынула. Она покачнулась, словно ее ударили.
Никто не понял, что произошло дальше. Незнакомец просто исчез из своего заколдованного круга и очутился рядом с ней — одним прыжком он преодолел разделяющее их расстояние, или двумя, она не сказала бы и под расстрелом, просто не успела ничего заметить, только почувствовала, что поблизости возник небольшой ураган.
— Что с тобой? — в низком голосе прозвучало не наигранное беспокойство.
Розали показалось, что все, кто собрался на площади, смотрят исключительно на них. Она поспешно отодвинулась и в замешательстве взглянула на незнакомца.
— Мне очень неудобно, но…
— Вы не помните моего имени? — он улыбнулся и Розали почувствовала эту улыбку, как мягкое, осторожное прикосновение, — вы и не должны его помнить. Вчера я забыл представиться. Глеб Мозалевский, и я очень рад с вами познакомиться.
— Розали Логан, — произнесла она, не зная, куда девать глаза, — вообще-то, со мной такое редко случается…
— Со мной «такое» случается гораздо чаще, и я благодарю судьбу, что вы не нарвались на меня в мой не лучший день. Это было бы далеко не так безобидно. И совсем не безопасно, — с подкупающей откровенностью сказал Глеб, Вам не за что извиняться, Розали. И не из за чего беспокоиться. Ваш самоконтроль был безупречен.
— Наверняка это не так, — вздохнула она, и сдалась, ответив мягкой улыбкой, — но придется поверить вам на слово. Выхода у меня все равно нет.
— У тебя большая беда, — тихо спросил он и смолк, ожидая ее реакции на второе «ты».
— Это так заметно?
— Нет, — успокоил он.
— Это хорошо.
— Я могу помочь? — еще тише спросил он.
— Нет.
— Но это — дело прошлое?
Она заколебалась. Это был самый странный разговор из всех, которые могли начать среди праздничной толпы два почти незнакомых человека. Но толпа куда-то пропала, Глеб словно и ее окружил своим незримым полем. Единственное, что она видела — карие глаза с темными всполохами в глубине.
— Не знаю, — наконец ответил кто-то ее голосом, она лишь отчужденно удивилась прозвучавшей в нем волчьей тоске, — в том то и дело, что не знаю.
— Тогда это действительно тяжело, — согласился он.
Именно этот момент выбрал Паша, чтобы возникнуть неизвестно откуда с двумя стаканчиками «фанты». Она машинально протянула руку, и вдруг почувствовала… словно электрический разряд пробежал между двумя мужчинами.
Где-то коротнуло и сверкнула молния. Безмятежное небо отозвалось далеким громом. Розали поспешно огляделась, удивляясь, что никто ничего не видит.
"Что ты здесь делаешь?"
"То же, что и ты"
"На этот раз ты зарвался, Дин, и сам это знаешь…"
"Значит так? "К моей любви, моей святыне не пролагай преступный след?"
"Он был лучше тебя. Он все-таки один раз сумел подняться над собой. Ты этого не смог".
"Может быть я и не пытался. Приз того не стоил. В конце концов, твоя вторая жена была всего лишь женщиной".
Розали по-настоящему испугалась. Происшедшему не было никаких объяснений. Они стояли друг напротив друга, скрестив взгляды, как шпаги, и ни один не собирался отступать…
— Не терплю число «три», — тихо бросил Глеб почти в сторону. Его голос звучал отрывисто и был невыносимо ледяным, Розали поразилась, куда исчезла чарующая мягкость и глубина?
— А как на счет "тринадцати"? — отозвался Паша.
— Ребята… — Розали осеклась. Ни один не повернул головы. Ее просто не слышали. Эти двое были просто поглощены друг другом, казалось, еще мгновение, и они исчезнут в единой вспышке, рассыпая искры под ноги изумленной публике. "Господи, ну помешай им хоть как-нибудь, я никогда тебя не просила!" Ответ пришел в тот же миг. Так быстро, как никогда не отвечают небеса. Розали увидела, как к кожаным креслам, стоявшим почти у самой сцены, Марина ведет «мэрскую» делегацию. Пузо успел сменить футболку и шорты на строгий деловой костюм и выглядел вполне презентабельно. То и дело похохатывая, он что то быстро говорил дочке, кивая на идущего следом высокого человека с ястребиным носом, большими темными глазами, чуть навыкате, и спадающей на воротник «львиной» гривой волос. Своего зятя. По совместительству, зама по культуре. Следом семенил короткий человечек в светлом костюме и галстуке в тон, на его губах маячила "дежурная улыбка", а цепкие глаза ни на миг не упускали из вида "семейную сцену". На другую сцену зам по экономике даже не взглянул, должно быть, для него, как для Шекспира, весь мир был театром. За ними следовал хмурый человек абсолютно кавказского вида, зам неизвестно по чему. Демократическая пресса Халибада допускала, что он и сам этого не знал, и границ своим полномочиям не ставил. Стопроцентный алат… Откуда он взялся в «мэрской» команде? Всем было известно, что алаты властью брезгуют. Этот, видимо, попался не из брезгливых. Чуть поотстав, шествовал невысокий полноватый человек, похожий на упругий резиновый мяч.
Делегация на несколько мгновений отвлекла внимание Розали, а когда она повернулась к мужчинам, то обнаружила только Пашу, который был хмур, и поглощал «фанту» так сосредоточенно, словно решал мудреную задачу.
— А где Глеб? — растерянно спросила она. И услышала неожиданное:
— Наверняка где-нибудь поблизости. Это теперь надолго…
Розали не поняла, и даже испугалась, но продолжения не последовало.
Веселый, обаятельный Паша, куда-то исчез, его место занял незнакомец — неуступчивый и жесткий, и в этом новом человеке ей впервые увиделось что-то, что она хорошо знала, но забыла. Однако, длилось это лишь миг. Подошла «мэрская» делегация.
Их было пятеро, а кресел поставили только четыре. Вблизи стоящая публика заволновалась, предчувствуя «эксцессы», но администрация несуетливо разместилась, следуя негласной "табели о рангах": Пузо, Зять, Экономист и Кавказец, последний — Колобок, откатился в сторону, встал, чтоб лучше видеть сцену, сложил руки на груди, потом подпер ладонью подбородок и так застыл, ни на кого не глядя.
— Халиф прибыл, сейчас начнется, — шепнула Розали, благодарная "Галерее Масок" за отдых от беспокоящих мыслей. Пузо и его присные были забавны.
Тебе нравится наблюдать за деградирующими личностями, — без улыбки спросил Паша.
— Нет, — она качнула головой, — Просто я изучаю людей, чтобы их не бояться…
Из пирамиды концертных колонок возник звонкий и чистый звук охотничьего рога. Толпа заволновалась и придвинулась поближе. Заработали обе камеры халибадского телевидения. И на деревянный помост выступил «герольд»… в черном костюме — тройке и галстуке-бабочке. Улыбаясь лучезарно, и слегка идиотски, герольд выдернул из гнезда грушу микрофона:
— Доблестные сэры и сэрухи, — глухой смешок прокатился как волна от задних рядов к помосту, — как известно, средневековые рыцари в своих средневековых замках средневековыми вечерами очень скучали без телевизора, и развлекались тем, что рубили друг друга в средневековый очень мелкий винегрет. Это называлось «турнир», — Герольд остановился, пережидая жидкие аплодисменты, — Сегодня вы увидите, как самые доблестные сэры рыцари Халибада и Мешхары будут сражаться в честь прекрасных дам и победитель получит средневековое право выбрать королеву Любви и Красоты!
Розали скептически хмыкнула:
— Интересно, а как на счет средневекового права "первой ночи"?
— Прекрасных дам на сцену! — голосом Якубовича провозгласил герольд и Паша, открыв, было, рот для ответа так с открытым ртом и застыл. Под музыку Энио Мариконе на сцене появлялись «королевы» в нарядах — один фантастичнее другого: верх от Диора, низ от Юдашкина, прическа от фонаря. Их было столько, что в глазах зарябило…
— Кстати, знаете анекдот про средневековых рыцарей, — надрывался герольд, — Идут по Палестине три рыцаря: русский, немец, и поляк…
Глеб Мозалевский отошел недалеко. С его внешностью было бы немыслимо даже пытаться затеряться в толпе. Он и не ставил перед собой такой задачи.
Глеб знал — когда будет нужно, он начнет действовать и его путь, как путь змеи на камне, останется тайной для мудрецов. Он следил за гривой огненнорыжих волос и светловолосой головой рядом без злости, но и без сострадания.
Злость будет потом, а страдания… Он мазнул по толпе равнодушным взглядом.
То, что любого из них повергло бы в депрессию, у него не стерло бы кривой, ироничной улыбки с лица. Ленивое течение мыслей оборвал тихий зов, как будто из под ног:
— Привет…
Он опустил глаза: грязный карлик бомжеватого вида скалил желтые зубы.
— Кузя, — он повел подбородком в сторону тех, кого оставил, — сможешь тихо отсечь белобрысого?
— Приказывай, — Кузя сглотнул, на тонкой шее дернулся кадык, и Глеб невольно отстранился.
— Приказ отдан. Сделаешь все, как надо — получишь обещанную награду. Но до того… принесешь мне "Черную луну".
Кузя вздрогнул. Но в этот миг Глеб смотрел в сторону, и как будто не заметил Кузиного позора.
— А может, ну ее к бесу, а? — задумчиво произнес он, щуря карие глаза.
— Конечно, — торопливо согласился Кузя, — тебе ли переживать… Все бы так с бабами управлялись. А «луну», ну ее, а? Пусть лежит там, где лежала…
Ответом ему был сухой смех без веселья и взгляд, просверкнувший металлом.
— Неси «луну», Кузя. Это приказ. А о моей душе… не твоя печаль.
— Но…
— Брысь.
И Кузя исчез.
В поединке скрестились длинный рыцарский меч и кельтский топор. Миг противостояния, дрожащего солнца на острие и противник, подогнув колени, упал, откатился в сторону. Но оружия не выпустил и у самого края помоста легко вскочил — серый плащ взметнулся за спиной, скрыв напряженную улыбку.
«Черный» плавно, по-кошачьи развернулся на носках в ту же секунду, и когда «Серый» ударил, вскинул оружие и принял топор на основание лезвия. И вновь — миг противостояния и дрожащего солнца на металле.
Подталкивая друг друга зрители подвигались ближе и наконец окружили помост плотным кольцом, прижав Розали к спутнику. Она этого не замечала, сосредоточив внимание на действии, которое на глазах у тысяч зрителей творили эти, такие знакомые ребята. Она знала «кельта» и «крестоносца», знала «сарацина» и "короля Кастилии", парни как парни, со своими заморочками, но без всяких «потусторонних» способностей доже в эмбрионной стадии. Однако то, что они творили сейчас, иначе как «магия» назвать было нельзя: завеса времени приподнялась над деревянным помостом и зрители почувствовали это, не зря же притихли даже неугомонные пацаны, не зря проступило напряжение на лицах мужчин, и побледнели женщины. Это была игра, танец, жесткий силовой балет с тщательно отрепетированными «па», и исход был заранее известен, но об этом, казалось, напрочь забыли и зрители и участники, два парня, два рыцаря, два воина позабыв о том, что все это — лишь театр, бились, казалось, насмерть.
Или это и впрямь только казалось сжавшейся от напряжения Розали.
Магию грубо нарушил голос Марины, прозвучавший совсем рядом:
— Игорь, когда победишь, смотри, даму не перепутай, кроме Лены слов никто не знает, еще опозоритесь перед гостями.
— Хорошо, Марина Георгиевна, — «кастилец» скривился, как от зубной боли и поспешил скрыться за спиной Арлекина.
— А на счет бардов я и сама сомневалась. Надо было, конечно, Розенбаума пригласить… Неизвестно, что они там запоют, может это детям и слушать нельзя… Голос отдалился и смолк, но свое черное дело он сделал: праздник исчез, волшебство растаяло. На помосте скакали двое великовозрастных «ряженых», не слишком старательно делая вид что дерутся. Зрители, стоявшие рядом, перевели дух, зашевелились, нервно улыбаясь друг другу, кто-то отступил назад, освобождая место. Делегация Мешхары откровенно скучала, представитель мэра демонстративно глянул на часы. Пузо жест заметил, хоть и глядел в другую сторону и подозвал Марину.
— Закругляйтесь, — бросил он вполголоса, — я надеюсь, в банкетном зале все готово?
За спинами случилось некоторое шевеление и откуда-то из недр толпы протолкался белобрысый детинушка — косая сажень в ушах, в ярко-оранжевом фирменном комбинезоне, готовом треснуть на плечах. Колобок стоял поодаль, в той же позе, потирая подбородок, но, увидев комбинезон, вскинулся и шагнул навстречу.
— Что-нибудь случилось?
— Все о'кей, смонтировали, можно запускать, — комбинезон говорил с легким акцентом, но вполне правильно и бегло, — только одна проблема — куда запчасти сложить. В ваши гаражи, мэр сказал, нельзя.
— Никаких проблем, ребята, — Колобок отвернулся и от сцены и от кресел, в замке угловая башня свободна. Там сейчас вполне безопасно, на днях туристов поведем, на пару комнат можете занять. Охрану на ваше усмотрение: либо сами организуете, либо пост поставим.
Комбинезон скептически хмыкнул:
— Лучше сами. Как это по-вашему: "Своя рука владыка".
Неожиданно материализовалась Марина, даже не пытавшаяся скрыть усталое раздражение.
— Игорь, вы там скоро? Давайте, заканчивайте, у нас еще церемония награждения.
— Марина Георгиевна, у нас еще два поединка, — попробовал возразить "король Кастилии", но Марина отмахнулась от короля, как от мухи.
— Никаких поединков, я сказала, заканчивайте. Зрители скучают, а им еще наших доморощенных визборов слушать.
Марина исчезла так же внезапно, как и появилась, за афишей началось шевеление, а Розали подумала, что настроение окончательно испорчено, и больше ей на этом празднике делать нечего. Да и вообще, приходить сюда не стоило, один черт, все по телевизору покажут. Мэр Халибада наклонился к Зятю, что-то рассказывая, тот улыбался одними губами. Кавказец смотрел в другую сторону, но по напряжению шейных мускулов Розали поняла — слушает. И гораздо внимательнее, чем Зять. Мотает на ус, наверно. Интересно, о чем они там совещаются? А впрочем… совсем неинтересно.
Накатило усталое равнодушие, в последнее время это случалось с ней частенько, и она знала, что следом придет раздражение. Розали обернулась, чтобы протолкаться к выходу… И встретилась глазами с Пашей. Своей молчаливой тенью, о которой, честно сказать, почти позабыла.
— Погляди на них, — холодно бросила она, кивнув в сторону кресел, — сидят так, словно этот город у них в кармане. Обрати внимание на Пузо, у него же на физиономии написано: "какой я крутой демократ, в День Города вместе с народом…" и, как назло, ни одного гнилого помидора под рукой!
— А тебе хочется сделать им "козью морду"? — тихо спросил Паша, пряча улыбку.
— Хочется — не то слово. По большому счету — мне на них наплевать, но эти рожи здесь лишние. Без них было бы гораздо веселее.
Несколько секунд Паша молча размышлял. Потом деловито снял очки, сунул ей, положил руку на край помоста… и вдруг единым слитным движением вспрыгнул — вскинулся вверх, и оказался стоящим на ковре, мгновенно притянув к себя взгляды. Марина ахнула и кинулась за сцену. «Мэрская» делегация обеспокоенно завертела головами.
— Надеюсь, бедному странствующему рыцарю, лишенному не только наследства, но и доспехов, будет позволено сразиться на вашем турнире в честь таких прекрасных дам?
Голос Паши, усиленный микрофоном, разнесся далеко за пределы площади, зрители заволновались и человеческая масса пришла в движение, становясь еще плотнее.
— Вызовите милицию, это пьяный, — встрепенулся зам по культуре.
— Да вроде незаметно… Мариночка, это твой клоун? — Пузо привстал, но, увидев, что дочь куда-то пропала, а сам он окружен плотным кольцом народа, опустился на место. Вид у мэра был такой словно он сел на ежа. Тренированный годами "аппаратных игр" Пуза что-то чуял, и правильно чуял. Но пока ничего страшного как будто не было и даже не предвиделось.
— Пусть сражается, — крикнул подвыпивший гражданин в тельняшке, и его шумно поддержали те, кто оказался рядом. Паша уверенно "держал инициативу".
— Будь другом и братом, рыцарь, одолжи мне свой ковыряльник, — произнес он.
«Крестоносец» растерянно моргнул, соображая, как данная просьба соотносится с кодексом рыцарской чести. Но площадь ждала, времени на раздумья не было и он не слишком уверенно протянул наглецу свой бутафорский меч, рукоятью вперед.
— Высокочтимый король Кастилии окажет мне честь, сразившись со мной? — неудобопроизносимые фразы слетали с языка Паши легче, чем кожура с банана, будто он всю жизнь только и делал, что изъяснялся на этой тарабарщине, — Благородному королю незачем опасаться за свою честь, ему не грозит поединок с неравным. До того, как отправится странствовать я тоже носил корону. Перед тобой царь Шумера, величайшего из царств, как прошлых, так и ныне процветающих.
— Свободная Кастилия ни чем не уступит твоей державе, великий царь, и я готов сразиться с тобой до первой крови или насмерть.
Улыбаясь, Игорь шагнул на ковер.
— Ты кто, — быстро спросил он, почти не разжимая губ.
— Не псих, — так же тихо ответил Паша, — но там внизу… моя жена.
— Понятно, — «кастилец» ухмыльнулся во весь рот и неожиданно подмигнул противнику, — моей жены здесь нет, приятель.
Паша просто кивнул в ответ. Он понял, что произошло. Король сделал поистине королевский жест — на глазах у тысяч горожан Игорь подарил ему победу. Это было очень по-рыцарски и про себя Паша решил, что примет подарок, но сделает все возможное, чтобы паренек не заметил, насколько мало шумерский царь нуждается в жестах.
…Он вернул оружие и подошел к микрофону, дыша тяжело и сдерживаясь, чтобы не стащить майку через голову и вытереть лицо. Безжалостное солнце Халибада старалось на совесть, но Паша смертельно устал не от жары, а от усилий не поранить великодушного парня. Он криво улыбнулся. Площадь притихла.
Обращенные к нему лица казались размытым пятном, но ее лицо он все равно выделил и больше не отводил глаз.
— Очень трудно выбрать королеву Любви и Красоты… Все благородные дамы, украшающие наш турнир, достойны любой короны, — Паша переждал взметнувшиеся аплодисменты и договорил, — но я все-таки сделаю выбор, потому, что одна из них действительно прекрасна…
Девицы в пышных платьях тревожно запереглядывались. Игорь, великодушный соперник, широко улыбнулся, он один догадывался о том, что должно произойти сейчас, и в его протянутой руке тускло блеснуло тонкое светлое кольцо, похоже, от кольчуги. Не выпуская из рук микрофона Паша подошел к краю помоста, наклонился, протянул руку и помог взобраться на сцену Розали Логан.
Площадь взорвалась хлопками и свистом.
Марина Броневицкая выглядела так, словно выпила подогретый уксус.
Розали протянула Паше очки и взяла микрофон, не очень представляя о чем, собственно, говорить.
— Я благодарю этого отважного рыцаря за оказанную мне честь. Это честь, которую я могу больше ценить, чем выразить, — она запнулась, но Паша одобрительно кивнул и неожиданно ей стало легко.
Что я могу сказать? Живи долго, древний Халибад, и пусть твои старинные вольности будут порукой тому, что благородство и верность вовек не оставят эти стены. А если кто-нибудь, отныне и впредь, захочет заключить орла в клетку… Мы сумеем отстоять свою волю, и если понадобится — с оружием в руках, как отстояли недавно.
О, каким громом аплодисментов, каким ревом взорвалась площадь, каким ликующим криком, древним кличем вольного города: "Свобода или смерть!"
Делегация Мешхары, словно по команде, поднялась, чтобы уйти, но плотное кольцо людей сомкнулось вокруг помоста. Черные береты маячили далеко позади.
На этот раз игра в демократию себя не оправдала. Мэр Халибада, бледный, вертел головой, не зная, что предпринять. Успокаивать Мешхарцев было уже поздно, они же не глухие, слышали и клич Сопротивления, и менее цензурные слова по адресу Великой Мешхары, видели злые глаза людей а, через мгновение, словно для того, чтобы избавить «демократов» от последних сомнений, передние ряды взялись за руки.
— Сартэк, убирайся вон! — скандировала площадь.
— Ну и что теперь делать? — рявкнул Пузо, — кто-нибудь может мне сказать?
Если помните, я не советовал вам посещать это мероприятие, — тихо произнес Зять, его глаза бегали по лицам, сливающимся в одну сплошную белую полосу.
— Вы говорили?.. Не помню, — отрезал мэр.
— Сохраняйте спокойствие, — тихо посоветовал знакомый голос. Пузо обернулся. Колобок как раз прятал во внутренний карман плоскую коробку, — Я связался с Мозалевским. Через пять минут здесь будут водометы.
— Вы с ума сошли? — опешил Кавказец, — какие, к чертям, водометы?
— А чем вы их предлагаете, "черемухой"? — спросил Колобок, не поднимая головы. Лицо его стало жестким, а глаза… он на всякий случай прикрыл веками. Видно не стоило сейчас демонстрировать Пузо и его присным такие глаза.
Вы представляете заголовки в газетах? "Правительство разогнало мирных горожан на празднике города", — Кавказец повернулся к мэру, — телевидение здесь.
— Телевидение покажет то, что я скажу, — отозвался Пузо. При известии о водометах он заметно взбодрился, и уже не выглядел таким пришибленным, — а, что касается неэтичности методов, то… насколько я понимаю, мой… коллега принял это решение единолично, не посоветовавшись со мной.
Колобок вскинул голову, усмехнулся…
Мэр выглядел настолько невозмутимым, насколько позволяла ситуация.
Колобок пожал плечами и, отвернувшись, стал смотреть на тонкий шпиль Шлосс-Адлера.
На сцене происходило что-то невероятное. Девчонки в бальных платьях, сбившись в кучу, тихо попискивали, «рыцари», потрясая оружием, бросали в толпу, как в топку — поленья, зажигательные лозунги свободы и независимости Халибада, барды, вырывая друг у друга микрофон, пытались петь песню чилийских «компаньеро» и "Врагу не сдается наш гордый Варяг", но слов никто не знал, а из толпы уже летели не песни, а пьяный мат и угрозы… Герольд куда-то слинял по-английски. Площадь волновалась, как кадка с перебродившим тестом, норовя выплеснуться наружу. А потом замелькали синие пилотки и черные береты, которые появлялись сразу отовсюду. Послышался собачий лай и, через мгновение, завывая сиренами, на площадь влетело десяток «бобиков». Рыцари "щита и дубинки" сноровисто врубились в плотную людскую массу, работая «демократизаторами» как мачете. Вопли раненых заглушал визг сирен. В давке Розали потеряла Пашу и других ребят. Ей хотелось верить, что с ними все в порядке, но надежды на это было мало. То, что началось через несколько минут, больше всего напоминало гигантскую мясорубку. Черные береты с одной стороны и безоружные, но обозленные люди с другой. Трещали палатки «Пепси» и «Попкорна», яростный собачий лай время от времени перекрывал такой же яростный мат из микрофонов, а когда на асфальт пролилась первая кровь, все словно озверели. Собаки смотрели удивленно, как «сапиенсы» рвали друг друга зубами и в дождях осколков вколачивали в витрины.
— Мисс Логан. Большая честь для нас. Вы уже видели наших «рыцарей» на параде?
— Да, впечатляют, — кивнула Розали.
— Этот молодой человек с вами? — Марина с сомнением глянула на Пашу, но, видно вспомнила, что на прогрессивном западе в моде андеграунд, и поспешно "сделала лицо"., - Ду ю спик инглиш?
— Ес, но хреново, — невозмутимо ответил Паша, и, заметив отвисшую челюсть жены, дочери и директора, поспешно добавил, — с мисс Логан мы друзья по переписке.
— В таком случае пристроишься где-нибудь, — отмахнулась Марина, — только кресла не занимай, будет администрация и гости из Мешхары.
— На дне независимости города? — удивилась Розали вслед спине Марины.
Та резво обернулась:
— Мисс Логан, простите, но это — внутренние дела Халибада и Мешхары, — она подарила еще одну неискреннюю улыбку, — вы слишком мало прожили здесь, чтобы разобраться во всех тонкостях наших взаимоотношений. В любом случае, желаю вам хорошо провести время.
Марина энергично перелезла через скамейку и голос ее загремел рядом со сценой.
— Решительная дама, — заметил Паша, — а за что она тебя так любит?
— За Шлосс-Адлер, — нехотя пояснила Розали, — я отправила письмо в международный фонд охраны культуры, что с попустительства городских властей разрушается уникальный памятник древности, единственный в своем роде. Мэра две недели осаждали звонками и факсами. В конце концов он сдернул за город «отдыхать», а вместо себя посадил дочку. Когда она оттуда вышла, с ней невозможно было разговаривать без бронежилета… Черт, пить хочется, хоть стреляйся.
Не говоря ни слова Паша исчез. Розали осталась в одиночестве. Впрочем, в одиночестве весьма относительном.
На огромной афише небритый Арлекин в красно-синем трико лихо вскинул витой рог, намереваясь то ли протрубить сбор, то ли опрокинуть его одним глотком. Со скрежетом зубовным врубилась музыка в середине ноты, но тут же смолкла, и в адрес какого-то Гены полетела суперинтеллектуальная брань с рифмовкой на букву «ять».
Внезапно Розали почувствовала на затылке чей-то настойчивый взгляд и обернулась, словно под действием некоего безмолвного приказа.
Он стоял за последним рядом скамеек. В толпе — но один. Вокруг образовалось небольшое пустое пространство, замкнутый круг, который никто не смел нарушить. На него косились, в основном женщины, и Розали их вполне понимала — такого красивого мужчину ей видеть еще не приходилось, даже в голливудских суперхитах. Выступающие скулы, греческий нос, твердый подбородок, широко расставленные глаза, в которых метались темные искры.
Волна русых волос, именно того чистого цвета, без малейшего намека на рыжину, которое сообщало им металлическое свечение. Он почти на целую голову возвышался над толпой. Узкие темные джинсы и белая рубашка шли ему невероятно и он это отлично знал. Розали опустила глаза — его губы были готовы улыбнуться, но чего-то ждали. Взгляд ее скользнул ниже… и замер, отметив темное кольцо на пальце незнакомца. В голове словно что-то взорвалось, она вспомнила пьяный вечер, черное небо с высокими звездами, и эту руку с кольцом на своем плече. Кровь бросилась ей в лицо, но так же быстро отхлынула. Она покачнулась, словно ее ударили.
Никто не понял, что произошло дальше. Незнакомец просто исчез из своего заколдованного круга и очутился рядом с ней — одним прыжком он преодолел разделяющее их расстояние, или двумя, она не сказала бы и под расстрелом, просто не успела ничего заметить, только почувствовала, что поблизости возник небольшой ураган.
— Что с тобой? — в низком голосе прозвучало не наигранное беспокойство.
Розали показалось, что все, кто собрался на площади, смотрят исключительно на них. Она поспешно отодвинулась и в замешательстве взглянула на незнакомца.
— Мне очень неудобно, но…
— Вы не помните моего имени? — он улыбнулся и Розали почувствовала эту улыбку, как мягкое, осторожное прикосновение, — вы и не должны его помнить. Вчера я забыл представиться. Глеб Мозалевский, и я очень рад с вами познакомиться.
— Розали Логан, — произнесла она, не зная, куда девать глаза, — вообще-то, со мной такое редко случается…
— Со мной «такое» случается гораздо чаще, и я благодарю судьбу, что вы не нарвались на меня в мой не лучший день. Это было бы далеко не так безобидно. И совсем не безопасно, — с подкупающей откровенностью сказал Глеб, Вам не за что извиняться, Розали. И не из за чего беспокоиться. Ваш самоконтроль был безупречен.
— Наверняка это не так, — вздохнула она, и сдалась, ответив мягкой улыбкой, — но придется поверить вам на слово. Выхода у меня все равно нет.
— У тебя большая беда, — тихо спросил он и смолк, ожидая ее реакции на второе «ты».
— Это так заметно?
— Нет, — успокоил он.
— Это хорошо.
— Я могу помочь? — еще тише спросил он.
— Нет.
— Но это — дело прошлое?
Она заколебалась. Это был самый странный разговор из всех, которые могли начать среди праздничной толпы два почти незнакомых человека. Но толпа куда-то пропала, Глеб словно и ее окружил своим незримым полем. Единственное, что она видела — карие глаза с темными всполохами в глубине.
— Не знаю, — наконец ответил кто-то ее голосом, она лишь отчужденно удивилась прозвучавшей в нем волчьей тоске, — в том то и дело, что не знаю.
— Тогда это действительно тяжело, — согласился он.
Именно этот момент выбрал Паша, чтобы возникнуть неизвестно откуда с двумя стаканчиками «фанты». Она машинально протянула руку, и вдруг почувствовала… словно электрический разряд пробежал между двумя мужчинами.
Где-то коротнуло и сверкнула молния. Безмятежное небо отозвалось далеким громом. Розали поспешно огляделась, удивляясь, что никто ничего не видит.
"Что ты здесь делаешь?"
"То же, что и ты"
"На этот раз ты зарвался, Дин, и сам это знаешь…"
"Значит так? "К моей любви, моей святыне не пролагай преступный след?"
"Он был лучше тебя. Он все-таки один раз сумел подняться над собой. Ты этого не смог".
"Может быть я и не пытался. Приз того не стоил. В конце концов, твоя вторая жена была всего лишь женщиной".
Розали по-настоящему испугалась. Происшедшему не было никаких объяснений. Они стояли друг напротив друга, скрестив взгляды, как шпаги, и ни один не собирался отступать…
— Не терплю число «три», — тихо бросил Глеб почти в сторону. Его голос звучал отрывисто и был невыносимо ледяным, Розали поразилась, куда исчезла чарующая мягкость и глубина?
— А как на счет "тринадцати"? — отозвался Паша.
— Ребята… — Розали осеклась. Ни один не повернул головы. Ее просто не слышали. Эти двое были просто поглощены друг другом, казалось, еще мгновение, и они исчезнут в единой вспышке, рассыпая искры под ноги изумленной публике. "Господи, ну помешай им хоть как-нибудь, я никогда тебя не просила!" Ответ пришел в тот же миг. Так быстро, как никогда не отвечают небеса. Розали увидела, как к кожаным креслам, стоявшим почти у самой сцены, Марина ведет «мэрскую» делегацию. Пузо успел сменить футболку и шорты на строгий деловой костюм и выглядел вполне презентабельно. То и дело похохатывая, он что то быстро говорил дочке, кивая на идущего следом высокого человека с ястребиным носом, большими темными глазами, чуть навыкате, и спадающей на воротник «львиной» гривой волос. Своего зятя. По совместительству, зама по культуре. Следом семенил короткий человечек в светлом костюме и галстуке в тон, на его губах маячила "дежурная улыбка", а цепкие глаза ни на миг не упускали из вида "семейную сцену". На другую сцену зам по экономике даже не взглянул, должно быть, для него, как для Шекспира, весь мир был театром. За ними следовал хмурый человек абсолютно кавказского вида, зам неизвестно по чему. Демократическая пресса Халибада допускала, что он и сам этого не знал, и границ своим полномочиям не ставил. Стопроцентный алат… Откуда он взялся в «мэрской» команде? Всем было известно, что алаты властью брезгуют. Этот, видимо, попался не из брезгливых. Чуть поотстав, шествовал невысокий полноватый человек, похожий на упругий резиновый мяч.
Делегация на несколько мгновений отвлекла внимание Розали, а когда она повернулась к мужчинам, то обнаружила только Пашу, который был хмур, и поглощал «фанту» так сосредоточенно, словно решал мудреную задачу.
— А где Глеб? — растерянно спросила она. И услышала неожиданное:
— Наверняка где-нибудь поблизости. Это теперь надолго…
Розали не поняла, и даже испугалась, но продолжения не последовало.
Веселый, обаятельный Паша, куда-то исчез, его место занял незнакомец — неуступчивый и жесткий, и в этом новом человеке ей впервые увиделось что-то, что она хорошо знала, но забыла. Однако, длилось это лишь миг. Подошла «мэрская» делегация.
Их было пятеро, а кресел поставили только четыре. Вблизи стоящая публика заволновалась, предчувствуя «эксцессы», но администрация несуетливо разместилась, следуя негласной "табели о рангах": Пузо, Зять, Экономист и Кавказец, последний — Колобок, откатился в сторону, встал, чтоб лучше видеть сцену, сложил руки на груди, потом подпер ладонью подбородок и так застыл, ни на кого не глядя.
— Халиф прибыл, сейчас начнется, — шепнула Розали, благодарная "Галерее Масок" за отдых от беспокоящих мыслей. Пузо и его присные были забавны.
Тебе нравится наблюдать за деградирующими личностями, — без улыбки спросил Паша.
— Нет, — она качнула головой, — Просто я изучаю людей, чтобы их не бояться…
Из пирамиды концертных колонок возник звонкий и чистый звук охотничьего рога. Толпа заволновалась и придвинулась поближе. Заработали обе камеры халибадского телевидения. И на деревянный помост выступил «герольд»… в черном костюме — тройке и галстуке-бабочке. Улыбаясь лучезарно, и слегка идиотски, герольд выдернул из гнезда грушу микрофона:
— Доблестные сэры и сэрухи, — глухой смешок прокатился как волна от задних рядов к помосту, — как известно, средневековые рыцари в своих средневековых замках средневековыми вечерами очень скучали без телевизора, и развлекались тем, что рубили друг друга в средневековый очень мелкий винегрет. Это называлось «турнир», — Герольд остановился, пережидая жидкие аплодисменты, — Сегодня вы увидите, как самые доблестные сэры рыцари Халибада и Мешхары будут сражаться в честь прекрасных дам и победитель получит средневековое право выбрать королеву Любви и Красоты!
Розали скептически хмыкнула:
— Интересно, а как на счет средневекового права "первой ночи"?
— Прекрасных дам на сцену! — голосом Якубовича провозгласил герольд и Паша, открыв, было, рот для ответа так с открытым ртом и застыл. Под музыку Энио Мариконе на сцене появлялись «королевы» в нарядах — один фантастичнее другого: верх от Диора, низ от Юдашкина, прическа от фонаря. Их было столько, что в глазах зарябило…
— Кстати, знаете анекдот про средневековых рыцарей, — надрывался герольд, — Идут по Палестине три рыцаря: русский, немец, и поляк…
Глеб Мозалевский отошел недалеко. С его внешностью было бы немыслимо даже пытаться затеряться в толпе. Он и не ставил перед собой такой задачи.
Глеб знал — когда будет нужно, он начнет действовать и его путь, как путь змеи на камне, останется тайной для мудрецов. Он следил за гривой огненнорыжих волос и светловолосой головой рядом без злости, но и без сострадания.
Злость будет потом, а страдания… Он мазнул по толпе равнодушным взглядом.
То, что любого из них повергло бы в депрессию, у него не стерло бы кривой, ироничной улыбки с лица. Ленивое течение мыслей оборвал тихий зов, как будто из под ног:
— Привет…
Он опустил глаза: грязный карлик бомжеватого вида скалил желтые зубы.
— Кузя, — он повел подбородком в сторону тех, кого оставил, — сможешь тихо отсечь белобрысого?
— Приказывай, — Кузя сглотнул, на тонкой шее дернулся кадык, и Глеб невольно отстранился.
— Приказ отдан. Сделаешь все, как надо — получишь обещанную награду. Но до того… принесешь мне "Черную луну".
Кузя вздрогнул. Но в этот миг Глеб смотрел в сторону, и как будто не заметил Кузиного позора.
— А может, ну ее к бесу, а? — задумчиво произнес он, щуря карие глаза.
— Конечно, — торопливо согласился Кузя, — тебе ли переживать… Все бы так с бабами управлялись. А «луну», ну ее, а? Пусть лежит там, где лежала…
Ответом ему был сухой смех без веселья и взгляд, просверкнувший металлом.
— Неси «луну», Кузя. Это приказ. А о моей душе… не твоя печаль.
— Но…
— Брысь.
И Кузя исчез.
В поединке скрестились длинный рыцарский меч и кельтский топор. Миг противостояния, дрожащего солнца на острие и противник, подогнув колени, упал, откатился в сторону. Но оружия не выпустил и у самого края помоста легко вскочил — серый плащ взметнулся за спиной, скрыв напряженную улыбку.
«Черный» плавно, по-кошачьи развернулся на носках в ту же секунду, и когда «Серый» ударил, вскинул оружие и принял топор на основание лезвия. И вновь — миг противостояния и дрожащего солнца на металле.
Подталкивая друг друга зрители подвигались ближе и наконец окружили помост плотным кольцом, прижав Розали к спутнику. Она этого не замечала, сосредоточив внимание на действии, которое на глазах у тысяч зрителей творили эти, такие знакомые ребята. Она знала «кельта» и «крестоносца», знала «сарацина» и "короля Кастилии", парни как парни, со своими заморочками, но без всяких «потусторонних» способностей доже в эмбрионной стадии. Однако то, что они творили сейчас, иначе как «магия» назвать было нельзя: завеса времени приподнялась над деревянным помостом и зрители почувствовали это, не зря же притихли даже неугомонные пацаны, не зря проступило напряжение на лицах мужчин, и побледнели женщины. Это была игра, танец, жесткий силовой балет с тщательно отрепетированными «па», и исход был заранее известен, но об этом, казалось, напрочь забыли и зрители и участники, два парня, два рыцаря, два воина позабыв о том, что все это — лишь театр, бились, казалось, насмерть.
Или это и впрямь только казалось сжавшейся от напряжения Розали.
Магию грубо нарушил голос Марины, прозвучавший совсем рядом:
— Игорь, когда победишь, смотри, даму не перепутай, кроме Лены слов никто не знает, еще опозоритесь перед гостями.
— Хорошо, Марина Георгиевна, — «кастилец» скривился, как от зубной боли и поспешил скрыться за спиной Арлекина.
— А на счет бардов я и сама сомневалась. Надо было, конечно, Розенбаума пригласить… Неизвестно, что они там запоют, может это детям и слушать нельзя… Голос отдалился и смолк, но свое черное дело он сделал: праздник исчез, волшебство растаяло. На помосте скакали двое великовозрастных «ряженых», не слишком старательно делая вид что дерутся. Зрители, стоявшие рядом, перевели дух, зашевелились, нервно улыбаясь друг другу, кто-то отступил назад, освобождая место. Делегация Мешхары откровенно скучала, представитель мэра демонстративно глянул на часы. Пузо жест заметил, хоть и глядел в другую сторону и подозвал Марину.
— Закругляйтесь, — бросил он вполголоса, — я надеюсь, в банкетном зале все готово?
За спинами случилось некоторое шевеление и откуда-то из недр толпы протолкался белобрысый детинушка — косая сажень в ушах, в ярко-оранжевом фирменном комбинезоне, готовом треснуть на плечах. Колобок стоял поодаль, в той же позе, потирая подбородок, но, увидев комбинезон, вскинулся и шагнул навстречу.
— Что-нибудь случилось?
— Все о'кей, смонтировали, можно запускать, — комбинезон говорил с легким акцентом, но вполне правильно и бегло, — только одна проблема — куда запчасти сложить. В ваши гаражи, мэр сказал, нельзя.
— Никаких проблем, ребята, — Колобок отвернулся и от сцены и от кресел, в замке угловая башня свободна. Там сейчас вполне безопасно, на днях туристов поведем, на пару комнат можете занять. Охрану на ваше усмотрение: либо сами организуете, либо пост поставим.
Комбинезон скептически хмыкнул:
— Лучше сами. Как это по-вашему: "Своя рука владыка".
Неожиданно материализовалась Марина, даже не пытавшаяся скрыть усталое раздражение.
— Игорь, вы там скоро? Давайте, заканчивайте, у нас еще церемония награждения.
— Марина Георгиевна, у нас еще два поединка, — попробовал возразить "король Кастилии", но Марина отмахнулась от короля, как от мухи.
— Никаких поединков, я сказала, заканчивайте. Зрители скучают, а им еще наших доморощенных визборов слушать.
Марина исчезла так же внезапно, как и появилась, за афишей началось шевеление, а Розали подумала, что настроение окончательно испорчено, и больше ей на этом празднике делать нечего. Да и вообще, приходить сюда не стоило, один черт, все по телевизору покажут. Мэр Халибада наклонился к Зятю, что-то рассказывая, тот улыбался одними губами. Кавказец смотрел в другую сторону, но по напряжению шейных мускулов Розали поняла — слушает. И гораздо внимательнее, чем Зять. Мотает на ус, наверно. Интересно, о чем они там совещаются? А впрочем… совсем неинтересно.
Накатило усталое равнодушие, в последнее время это случалось с ней частенько, и она знала, что следом придет раздражение. Розали обернулась, чтобы протолкаться к выходу… И встретилась глазами с Пашей. Своей молчаливой тенью, о которой, честно сказать, почти позабыла.
— Погляди на них, — холодно бросила она, кивнув в сторону кресел, — сидят так, словно этот город у них в кармане. Обрати внимание на Пузо, у него же на физиономии написано: "какой я крутой демократ, в День Города вместе с народом…" и, как назло, ни одного гнилого помидора под рукой!
— А тебе хочется сделать им "козью морду"? — тихо спросил Паша, пряча улыбку.
— Хочется — не то слово. По большому счету — мне на них наплевать, но эти рожи здесь лишние. Без них было бы гораздо веселее.
Несколько секунд Паша молча размышлял. Потом деловито снял очки, сунул ей, положил руку на край помоста… и вдруг единым слитным движением вспрыгнул — вскинулся вверх, и оказался стоящим на ковре, мгновенно притянув к себя взгляды. Марина ахнула и кинулась за сцену. «Мэрская» делегация обеспокоенно завертела головами.
— Надеюсь, бедному странствующему рыцарю, лишенному не только наследства, но и доспехов, будет позволено сразиться на вашем турнире в честь таких прекрасных дам?
Голос Паши, усиленный микрофоном, разнесся далеко за пределы площади, зрители заволновались и человеческая масса пришла в движение, становясь еще плотнее.
— Вызовите милицию, это пьяный, — встрепенулся зам по культуре.
— Да вроде незаметно… Мариночка, это твой клоун? — Пузо привстал, но, увидев, что дочь куда-то пропала, а сам он окружен плотным кольцом народа, опустился на место. Вид у мэра был такой словно он сел на ежа. Тренированный годами "аппаратных игр" Пуза что-то чуял, и правильно чуял. Но пока ничего страшного как будто не было и даже не предвиделось.
— Пусть сражается, — крикнул подвыпивший гражданин в тельняшке, и его шумно поддержали те, кто оказался рядом. Паша уверенно "держал инициативу".
— Будь другом и братом, рыцарь, одолжи мне свой ковыряльник, — произнес он.
«Крестоносец» растерянно моргнул, соображая, как данная просьба соотносится с кодексом рыцарской чести. Но площадь ждала, времени на раздумья не было и он не слишком уверенно протянул наглецу свой бутафорский меч, рукоятью вперед.
— Высокочтимый король Кастилии окажет мне честь, сразившись со мной? — неудобопроизносимые фразы слетали с языка Паши легче, чем кожура с банана, будто он всю жизнь только и делал, что изъяснялся на этой тарабарщине, — Благородному королю незачем опасаться за свою честь, ему не грозит поединок с неравным. До того, как отправится странствовать я тоже носил корону. Перед тобой царь Шумера, величайшего из царств, как прошлых, так и ныне процветающих.
— Свободная Кастилия ни чем не уступит твоей державе, великий царь, и я готов сразиться с тобой до первой крови или насмерть.
Улыбаясь, Игорь шагнул на ковер.
— Ты кто, — быстро спросил он, почти не разжимая губ.
— Не псих, — так же тихо ответил Паша, — но там внизу… моя жена.
— Понятно, — «кастилец» ухмыльнулся во весь рот и неожиданно подмигнул противнику, — моей жены здесь нет, приятель.
Паша просто кивнул в ответ. Он понял, что произошло. Король сделал поистине королевский жест — на глазах у тысяч горожан Игорь подарил ему победу. Это было очень по-рыцарски и про себя Паша решил, что примет подарок, но сделает все возможное, чтобы паренек не заметил, насколько мало шумерский царь нуждается в жестах.
…Он вернул оружие и подошел к микрофону, дыша тяжело и сдерживаясь, чтобы не стащить майку через голову и вытереть лицо. Безжалостное солнце Халибада старалось на совесть, но Паша смертельно устал не от жары, а от усилий не поранить великодушного парня. Он криво улыбнулся. Площадь притихла.
Обращенные к нему лица казались размытым пятном, но ее лицо он все равно выделил и больше не отводил глаз.
— Очень трудно выбрать королеву Любви и Красоты… Все благородные дамы, украшающие наш турнир, достойны любой короны, — Паша переждал взметнувшиеся аплодисменты и договорил, — но я все-таки сделаю выбор, потому, что одна из них действительно прекрасна…
Девицы в пышных платьях тревожно запереглядывались. Игорь, великодушный соперник, широко улыбнулся, он один догадывался о том, что должно произойти сейчас, и в его протянутой руке тускло блеснуло тонкое светлое кольцо, похоже, от кольчуги. Не выпуская из рук микрофона Паша подошел к краю помоста, наклонился, протянул руку и помог взобраться на сцену Розали Логан.
Площадь взорвалась хлопками и свистом.
Марина Броневицкая выглядела так, словно выпила подогретый уксус.
Розали протянула Паше очки и взяла микрофон, не очень представляя о чем, собственно, говорить.
— Я благодарю этого отважного рыцаря за оказанную мне честь. Это честь, которую я могу больше ценить, чем выразить, — она запнулась, но Паша одобрительно кивнул и неожиданно ей стало легко.
Что я могу сказать? Живи долго, древний Халибад, и пусть твои старинные вольности будут порукой тому, что благородство и верность вовек не оставят эти стены. А если кто-нибудь, отныне и впредь, захочет заключить орла в клетку… Мы сумеем отстоять свою волю, и если понадобится — с оружием в руках, как отстояли недавно.
О, каким громом аплодисментов, каким ревом взорвалась площадь, каким ликующим криком, древним кличем вольного города: "Свобода или смерть!"
Делегация Мешхары, словно по команде, поднялась, чтобы уйти, но плотное кольцо людей сомкнулось вокруг помоста. Черные береты маячили далеко позади.
На этот раз игра в демократию себя не оправдала. Мэр Халибада, бледный, вертел головой, не зная, что предпринять. Успокаивать Мешхарцев было уже поздно, они же не глухие, слышали и клич Сопротивления, и менее цензурные слова по адресу Великой Мешхары, видели злые глаза людей а, через мгновение, словно для того, чтобы избавить «демократов» от последних сомнений, передние ряды взялись за руки.
— Сартэк, убирайся вон! — скандировала площадь.
— Ну и что теперь делать? — рявкнул Пузо, — кто-нибудь может мне сказать?
Если помните, я не советовал вам посещать это мероприятие, — тихо произнес Зять, его глаза бегали по лицам, сливающимся в одну сплошную белую полосу.
— Вы говорили?.. Не помню, — отрезал мэр.
— Сохраняйте спокойствие, — тихо посоветовал знакомый голос. Пузо обернулся. Колобок как раз прятал во внутренний карман плоскую коробку, — Я связался с Мозалевским. Через пять минут здесь будут водометы.
— Вы с ума сошли? — опешил Кавказец, — какие, к чертям, водометы?
— А чем вы их предлагаете, "черемухой"? — спросил Колобок, не поднимая головы. Лицо его стало жестким, а глаза… он на всякий случай прикрыл веками. Видно не стоило сейчас демонстрировать Пузо и его присным такие глаза.
Вы представляете заголовки в газетах? "Правительство разогнало мирных горожан на празднике города", — Кавказец повернулся к мэру, — телевидение здесь.
— Телевидение покажет то, что я скажу, — отозвался Пузо. При известии о водометах он заметно взбодрился, и уже не выглядел таким пришибленным, — а, что касается неэтичности методов, то… насколько я понимаю, мой… коллега принял это решение единолично, не посоветовавшись со мной.
Колобок вскинул голову, усмехнулся…
Мэр выглядел настолько невозмутимым, насколько позволяла ситуация.
Колобок пожал плечами и, отвернувшись, стал смотреть на тонкий шпиль Шлосс-Адлера.
На сцене происходило что-то невероятное. Девчонки в бальных платьях, сбившись в кучу, тихо попискивали, «рыцари», потрясая оружием, бросали в толпу, как в топку — поленья, зажигательные лозунги свободы и независимости Халибада, барды, вырывая друг у друга микрофон, пытались петь песню чилийских «компаньеро» и "Врагу не сдается наш гордый Варяг", но слов никто не знал, а из толпы уже летели не песни, а пьяный мат и угрозы… Герольд куда-то слинял по-английски. Площадь волновалась, как кадка с перебродившим тестом, норовя выплеснуться наружу. А потом замелькали синие пилотки и черные береты, которые появлялись сразу отовсюду. Послышался собачий лай и, через мгновение, завывая сиренами, на площадь влетело десяток «бобиков». Рыцари "щита и дубинки" сноровисто врубились в плотную людскую массу, работая «демократизаторами» как мачете. Вопли раненых заглушал визг сирен. В давке Розали потеряла Пашу и других ребят. Ей хотелось верить, что с ними все в порядке, но надежды на это было мало. То, что началось через несколько минут, больше всего напоминало гигантскую мясорубку. Черные береты с одной стороны и безоружные, но обозленные люди с другой. Трещали палатки «Пепси» и «Попкорна», яростный собачий лай время от времени перекрывал такой же яростный мат из микрофонов, а когда на асфальт пролилась первая кровь, все словно озверели. Собаки смотрели удивленно, как «сапиенсы» рвали друг друга зубами и в дождях осколков вколачивали в витрины.