Страница:
Верхняя губа Рода завернулась и прижалась к зубам.
— И чем же это я желаю себя считать?
— Ты желаешь считать себя эмоционально независимым от этой крестьянки.
— Ее имя — Гвендайлон.
— От Гвендайлон. От любой женщины, если уж на то пошло. Ты желаешь считать, что ты эмоционально независим, что больше не наслаждаешься тем, что называется «быть влюбленным».
— Любовью я очень даже наслаждаюсь, спасибо!
— Это совсем другое дело, — пробурчал робот, — чем быть влюбленным.
— Черт побери, я говорил не о занятии любовью!
— И я тоже.
Губы Рода сжались в тонкую белую полоску.
— Ты говоришь об эмоциональном опьянении. И если ты имел в виду именно это, то нет, я не влюблен. И если мой голос в этом деле что-то значит, никогда больше не влюблюсь!
— Именно в это, как я и говорил, ты и желаешь верить.
Род скрипнул зубами и подождал, пока пройдет приступ гнева.
— Итак, что есть истина относительно меня?
— Что ты влюблен.
— Черт побери, человек или влюблен или нет, и он, черт возьми, обязательно знает, что именно с ним.
— Согласен, но он может быть неготовым признаться в этом даже самому себе.
— Слушай, — отрезал Род. — Я был влюблен прежде, и я знаю, что это такое. Это… ну…
— Продолжай, — подтолкнул робот.
— Ну, это вроде как… — Род поднял голову и огляделся по сторонам. — Ты знаешь, что мир вон там существует, и знаешь, что он реален, но тебе наплевать, потому что ты наверняка знаешь, что ты — центр мира, самый важный предмет в нем.
— Ты испытывал в недавнее время подобные чувства? — спросил Векс.
— Ну… да, черт возьми. — Род дернул уголком рта.
— С Катариной?
Род уставился на затылок коня и прожег его взглядом:
— А ты откуда знаешь, черт побери? — и сузил глаза.
— Логика, Род. — В голосе коня-робота звучал налет надменности. — Только логика. А какие ты испытывал чувства, пока был с Гвендайлон?
— О… — Род расправил плечи и выпрямился. — Великолепные, Векс. Я чувствовал себя лучше, чем когда-либо раньше. Мир стал яснее, а день — моложе. Я чувствовал себя таким здоровым, а голова была такая ясная, что просто не мог поверить. Это прямо противоположно тому, что я чувствовал, когда бывал влюблен, но мне это нравится.
Род хмуро посмотрел в затылок Вексу.
— Ну?
Робот брел себе дальше, не отвечая.
— Язык проглотил?
— Я не снаряжен языком, Род.
— Не ускользай от темы.
Конь помолчал с минуту, затем сказал:
— Я ошибся, Род. Ты любишь и любим, но не влюблен.
Род обратил хмурый взгляд на дорогу.
— Это почему же, Векс?
Робот издал звук, похожий на вздох.
— В чем разница между двумя этими женщинами, Род?
— Ну… — Род пожевал щеку. — Гвендайлон — человек. Я имею в виду, что она просто обыкновенная заурядная женщина, в той же степени, как я — обыкновенный мужчина.
— Но Катарина — больше?
— О, она женщина такого рода, каких я склонен возводить на пьедестал, нечто такое, чему поклоняются, а не ухаживают…
— И не любят? — дополнил Векс. — Род, которая из этих женщин лучший человек?
— Э… Гвендайлон.
— Обвинению, — сказал робот-конь, — нечего добавить.
Домен Логайров был огромной широкой равниной между горами и морем. Низкие, пологие горы стояли на северном краю и восточном, берег врезался широким полукругом в него, а на северо-западе возвышался крутой стофутовый утес.
Океан молотил по его стороне, обращенной к морю, с другой стороны стекал водопад. Длинная древняя река петляла по равнине, направляясь к морю.
Сама равнина была расшита заплатами полей с попадающимися то тут, то там скоплениями крестьянских хижин людей Логайра.
Том и Род стояли на опушке одного из горных лесов, где на вершину выходила дорога с севера.
Род медленно повернул голову, обозревая весь домен.
— А где же, — спросил он, — замок?
— Да за водопадом, мастер.
Голова Рода резко повернулась, уставясь на Тома, затем он проследовал взглядом вдоль дороги.
Она петляла по равнине до подножия водопада; там, где утесы встречались с равниной, в скале были высечены огромные ворота в комплекте с опускной решеткой, подъемным мостом через естественный ров, образованный излучиной реки. Лорды Логайры источили утес, как голландский сыр, строя себе дом.
Между бровей Рода образовался восклицательный знак, когда они сошлись.
— Это не дамба ли по обеим сторонам подъемного моста, Большой Том?
— Да, мастер, и в ней, говорят, пороховые заряды.
Род медленно кивнул.
— И земля перед опускной решеткой ворот проседает. Так что если рискнут постучаться незваные гости, ты взрываешь дамбу и твоя парадная дверь прикрыта тридцатью футами воды. Очень ловко. А потом просто сидишь и пережидаешь осаду. Водопад дает массу пресной воды, так что беспокоиться приходится только о пище.
— Говорят, в замке есть сады, — любезно снабдил его информацией Большой Том.
Род в молчаливом уважении покачал головой.
— Так, значит, ты там совершенно защищен и обеспечен запасами для десятилетней осады. Этот замок когда-нибудь бывал взят, Том?
— Никогда, мастер, — покачал головой Том и усмехнулся.
— Интересно, не был ли старикан, построивший этот замок — может, самую малость — параноиком… Надо полагать, у них найдется в этом замке комната для пары уставших путников, верно?
Большой Том поджал губы.
— Да, мастер, если они знатные. Гостеприимства Логайров широко известно. Но для таких, как я и даже вы, который не больше, чем сквайр, мастер, это гостеприимство находится в хижине.
Солнце мигнуло. Нахмурившийся Род, прищурившись, посмотрел на небо.
— Опять эта проклятая птица. Неужто она не понимает, что мы слишком крупны для завтрака?
Он снял с плеча арбалет, натянул его и вскинул.
— Нет, мастер, — поднял руку Большой Том, — ты и так уже истратил на нее четыре стрелы.
— Просто мне не нравится все то, что следует за мною по воздуху, Том. Оно не всегда то, чем кажется.
Том нахмурился при этом загадочном заявлении. Род приложил приклад к плечу.
— Кроме того, последние четыре дня я делал в нее по одному выстрелу в день, это входит в привычку.
Арбалет загудел, и стрела вылетела вверх, но птица поднялась быстрее, чем стрела — та пронеслась сквозь то место, где прежде была птица, поднялась еще на пятьдесят футов, достигла вершины своей траектории и начала падать. Птица, находившаяся пятьюдесятью футами выше, следила за ее падением.
Большой Том поднял бровь и дернул уголком рта.
— Ты никогда не попадешь в нее, мастер. Эта птица понимает назначение арбалета.
— И впрямь кажется, что понимает. — Род закинул арбалет за спину. — Что за страна с эльфами под каждым деревом и тенью следующим за тобой ястребом.
— То не ястреб, — возразил Большой Том. — То скопа.
Род покачал головой.
— Она начала следовать за нами на второй день нашего пути. Что делать здесь птице, питающейся рыбой, так далеко от моря?
— Лично я не могу сказать. Ты, мастер, можешь однако спросить у нее.
— И я в самом деле не так уж удивился бы, если бы она ответила, — задумчиво произнес Род. — Ну, я полагаю, она не причиняет нам никакого вреда, а у нас в данный момент есть проблемы поважнее. Мы приехали сюда, чтобы попасть в этот замок. Ты умеешь петь, Большой Том?
Том внимательно посмотрел на него.
— Петь, мастер?
— Да, петь, или играть на волынке, или еще что-нибудь.
Том, нахмурившись, дернул себя за нижнюю губу.
— Я могу издавать какие-то звуки на пастушьем рожке, и полумертвый обозначил бы это словом «музыка». Но что это за глупость, мастер?
— Глупость шута. — Род расстегнул седельную сумку и достал маленькую лютню. — Отныне мы — менестрели. Будем надеяться, что у обитателей утеса в настоящий момент дефицит по части музыки. — Он вынул из сумки автозаписывающий альт и отдал его Тому.
— Я надеюсь, это достаточно похоже на твой пастуший рожок, чтобы вышло что-нибудь приличное.
— Да, мастер. Очень похоже, но…
— О, не беспокойся, они нас впустят, народ в такой-то дали от столицы вынужден пребывать вне цивилизации, они жаждут новостей и новых песен, а менестрели несут и то, и другое. Ты знаешь «Эддистоун Лайт»?
— Нет, мастер.
— Очень жаль, это всегда хорошо идет в припортовом городе. Ну, неважно, я могу научить тебя ей по дороге.
Они тронулись в путь, распевая с альтерациями, неизвестными ни в каких человеческих ладах и гаммах.
Скопа закричала и круто взмыла вверх.
— Принесли новости с севера? — нетерпеливо спросил часовой. И Род, вспомнив, что менестрели были ближайшим средневековым эквивалентом репортеров, ответил утвердительно.
Теперь они с Томом стояли перед собранием из двадцати восьми вельмож, их жен и слуг всех возрастов от хорошеньких служаночек лет четырнадцати до девяностолетнего графа Валлендери — все с одинаковым нетерпением, голодным блеском в глазах, а Род без единого обрывка новостей для сообщения им.
Ну, неважно, он их выдумает по ходу дела. Он будет не первым репортером, совершившим подобный фокус.
Старый герцог Логайр закостенело сидел в центре общества, в большом дубовом кресле; он, кажется, не узнал Рода. Но Дюрер-то узнал. Он стоял, согнувшись над левым плечом Логайра, излучая взглядом ненависть к Роду. Но разоблачение Рода не принесло бы ему никакой пользы, и он это знал. Логайр все еще любил свою племянницу, хотя и был не в ладах с ней. Он принял бы Рода с почетом за то, что тот спас Катарине жизнь.
Именно Логайр огласил вопрос за всех своих вассалов, и Род, рассудив, что у герцога имелись очень личные причины жаждать услышать о Доме Хлодвига, ответил, что покамест на севере все тихо. О, разговоры ходят и знаки Дома видели, но это были разговоры и только разговоры — пока.
Затем они с Томом принялись с притопыванием исполнять «Эддистоун Лайт». С минуту собрание стояло в пораженном молчании, потом по лицам расползлись улыбки, а руки начали хлопать в ритме песни.
Получив такое поощрение, Большой Том набрал и громкость и темп, Род старался не отставать от него, одновременно сканируя лица зрителей.
Старый герцог попытался глядеть строго и неодобрительно, без особого успеха, впрочем. Позади правого плеча старика стоял высокий молодой человек примерно того же возраста, что и Род. Пока он слушал песню, на губах у него появилась улыбка, а в глазах — блеск, сменив гримасу недовольства, жалости к себе и злости. Старший сын, догадался Род, с сонмом слабостей, на которых мог играть Дюрер.
Было легко выделить вассальных лордов Логайра: все были богато одетыми и сопровождались даже более богато разодетыми жилистыми людьми — советниками, молодчиками Дюрера.
Род испытывал странную уверенность, что все предложенное Дюрером будет поддержано всем югом, с одним несогласным — Логайром.
Но Логайр, конечно, имел на один голос больше, чем все вассальные лорды вместе взятые. Род вспомнил непрошенное обещание Логайра Катарине:
«Пока я жив, королеве не будет учинено никакого вреда…»
Пока я жив…
Представление имело буквально громовой эффект. Род сумел удержать его скорее на фривольном, чем на политическом уровне, идя по тонкой грани между рискованным и порнографическим.
Зрителям это очень понравилось. Род решил, что немузыкальный слух был, должно быть, генетической доминантой на Грамарие. Он заметил также, что взоры всех служанок были прикованы к нему и Большому Тому, и он все еще пытался понять, почему.
Однако это, кажется, не причиняло никакого вреда эго Большого Тома.
Но время от времени один из советников задавал вопрос, от которого нельзя было отделаться, и когда Род отвечал слухами, что Дом Хлодвига поднимается против королевы, в их глазах вспыхивала бешеная радость.
Это-то он, по крайней мере, понимал. В революции важно начать ее, контроль над ней всегда можно захватить позже.
Понимать-то он понимал, но теперь, по окончании пения, когда он шел на сеновал, временно предоставленный в его с Томом распоряжение, он все еще размышлял о выражении лиц служанок, когда они смотрели на Тома. Он был совершенно уверен, что сие что-то значило — он ожидал обнаружить полностью занятый сеновал к тому времени, когда прибудет туда, поскольку Большой Том пошел первым.
Но такой взгляд не мог означать то же самое, когда относился к нему самому — если занятие менестреля не имело куда большего престижа, чем он ожидал.
Поэтому, в общем и целом, он был скорее смущен, чем удивлен, когда одна из служанок перехватила его с чашей для пива.
— Мазь для пересохшего горла, мастер менестрель, — предложила она, с сияющим взором протягивая ему чашу.
Он посмотрел на нее уголком глаза и неохотно принял чашу: не было нужды в плохих манерах, не так ли?
— И, — тихонько произнесла она, когда он выпил, — тепло для вашей постели, если вам угодно.
Род поперхнулся, опустил чашу и прожег ее взглядом, потом быстро оглядел ее с ног до головы.
Она была пышной, с высокими грудями и широким полногубым ртом — очень похожа на Гвендайлон в некоторых отношениях…
Охваченный вдруг подозрением, Род посмотрел на нее внимательнее, но нет, наружные углы глаз у этой девушки смотрели вверх, и нос был прямым и длинным, а не курносым, кроме того глаза и волосы у нее были черными.
Он криво улыбнулся, выпил то, что было в чаше, и вернул ее.
— Спасибо тебе, девушка, премного благодарен.
Показательно, что она обратилась к нему, а не к Большому Тому, подумал он. Том был, безусловно, более привлекательным образчиком мужчины, но Род явно был тем, кто обладал определенным статусом. Сука, как и все они, подумал он, ей наплевать, кто он, лишь бы его положение — то, чем он является — было выше, чем у нее.
— Спасибо тебе, — снова поблагодарил он. — Но я слишком долго был в дороге и едва не валюсь с ног от усталости.
Очень хорошая речь, подумал он. И на здоровье, пусть себе будет невысокого мнения о моей мужественности. По крайней мере, оставит меня в покое.
Служанка опустила глаза, закусив губу:
— Как угодно, добрый мастер, — и повернулась прочь, оставив Рода пялиться ей вслед.
Ну, не потребовалось долго отвязываться. Если подумать, он был немножко унижен… но не было ли легкого намека на торжество в ее глазах, искорки радости?
Род продолжил свой путь, гадая, не ступил ли он непредумышленно на страницы макиавеллиевского учебника.
Дверь на сеновал, как и предполагал Род, была закрыта, приглушенный женский визг, а затем басовитый смех Тома еще больше подтвердили его догадки.
Поэтому он философски пожал плечами, перекинул лютню через плечо и снова свернул на длинную винтовую лестницу. В любом случае, он мог хорошо воспользоваться временем. Замок столь явно был построен параноиком, что наверняка должен иметь тайные ходы.
Насвистывая, он фланировал по главному коридору. Гранитные стены были выкрашены охрой, украшены то тут, то там доспехами и гобеленами, некоторые из коих были огромными и тянулись от пола до потолка. Род старательно отметил в уме их местоположение. Они очень легко могли скрывать потайные двери.
Главный коридор пересекали под прямым углам двенадцать коридоров поменьше. Когда он приблизился к седьмому, то заметил, что его шаги, кажется, приобрели эхо — очень любопытное эхо, делавшее два шага на каждый его. Он остановился посмотреть на гобелен, эхо сделало еще два шага и тоже остановилось. Поглядев уголком глаза, Род уловил мелькнувшее богато разодетое чучело, ему подумалось, что он узнал Дюрера, но по периферийному зрению судить было трудно.
Он отвернулся и прошествовал дальше, насвистывая под нос «Я и моя тень». Эхо тронулось снова.
Ну, Род был умеренно общительным, он вообще-то не возражал против компании. Но можно спокойно держать пари, что ему не узнать слишком много с Дюрером на хвосте. Следовательно, он должен вычислить какой-то способ оторваться от своего спутника. Это будет нелегко, поскольку Дюрер наверняка знает весь замок вдоль и поперек, в то время как Род не знал его вовсе.
Но девятый коридор казался вроде бы самым пригодным для этой цели — он был неосвещенным. Странно, подумал Род. Во всех других коридорах факелы горели через каждые несколько шагов. Но в этом было темно, как в Карлсбаде до приезда туристов, в нем также лежал густой покров пыли без единого отпечатка следов. С потолка густо свисала паутина, по стенам тянулись влажные дорожки, питающие водой пятна мха.
Но главной чертой была тьма. Он оставил премилый след в пыли, но тьма давала шанс нырнуть в какую-нибудь комнату или боковой коридор, к тому же Дюрер не сможет удачно притворяться, что он просто случайно шел той же дорогой.
Род свернул по коридору, зачихав в поднятой им туче пыли, и услышал за спиной неожиданные торопливые шаги. В плечо ему впились когти, он повернулся к человеку, готовый к удару.
Да, это был Дюрер, прожигающий Рода взглядом с его обычной смесью ненависти и подозрения.
— Что ты здесь ищешь? — прохрипел он.
Род стряхнул с плеча костлявую руку и прислонился к стене.
— Ничего в особенности, просто осматриваюсь. У меня в данный момент не слишком много занятий, если ты не хочешь песню.
— Черт бы подрал твои кошачьи концерты! — огрызнулся Дюрер. — И можешь бросить прикидываться менестрелем, я признал в тебе то, что ты есть.
— Вот как? — поднял бровь Род. — Почему ты так считаешь, может, я и в самом деле менестрель?
— Я слышал твое пение. А теперь ступай в свою комнату, если у тебя нигде больше нет дела.
Род почесал нос.
— А — насчет этой комнаты, — деликатно сказал он. — Мой спутник, кажется, нашел, э, лучшее употребление для нее, чем спальня. Так что я, своего рода, э, оставлен на холодке, если ты меня понимаешь.
— Разложение! — прошипел советник.
— Нет, я подозреваю, что Большой Том занимается этим в очень здоровой манере. А поскольку мне в данный момент негде остановиться, то я подумал, что никто не будет возражать, если я прогуляюсь.
Дюрер прожег его взглядом, словно лучом лазера. Затем, очень нехотя, отступил на шаг-другой.
— Верно, — сказал он, — здесь нет никакой тайны, чтобы ты совал свой нос.
Род сумел ограничить свой смех умеренными конвульсиями в глубинах живота.
— Но разве ты не знаешь, — продолжало чучело, — что эта часть замка населена привидениями?
Род вскинул брови.
— Да что вы говорите. — Он дернул себя за нижнюю губу, задумчиво глядя на Дюрера. — Ты, кажется, весьма хорошо знаешь замок.
Глаза Дюрера вспыхнули, словно вольтова дуга.
— Любой в замке может сказать тебе это. Но я — Дюрер, советник лорда Логайра! Это мое дело — хорошо знать, точно так же как не твое!
Но Род отвернулся, глядя в темный коридор.
— Знаешь, — задумчиво произнес он, — я никогда раньше не видел духа.
— Никто не видел, или не дожил до того, чтобы рассказать об этом! Вступить туда — шаг дурака!
Род обернулся, весело улыбаясь.
— Но я удовлетворяю требованиям, кроме того, встреча с духом послужит материалом для баллады.
Человечишка уставился на него, затем его лицо искривилось в презрительной усмешке. Он начал смеяться странным дребезжащим смехом, словно шарикоподшипник, катящийся по ржавому железу.
— Тогда ступай, дурак! Мне следовало бы понять, что без разницы, пойдешь ты туда или нет.
Род усмехнулся, пожал плечами и шагнул в темный коридор.
— Минуточку, — окликнул Дюрер.
Род вздохнул и обернулся.
— Что ты теперь хочешь?
— Прежде чем ты отправишься на смерть, — сказал Дюрер с лихорадочно горящими глазами, — скажи мне, что ты?
По спине Рода пробежал холодок. Этот человечек разоблачил его легенду и видел его насквозь.
Он прислонился к стене, излучая скуку.
— Менестрель, конечно, чем же еще мне быть?
— Нет, дурак! Ты думаешь, я настолько слеп? Ты шпион!
Рука Рода прокралась к рукоятке кинжала. Он был сбалансирован для метания.
— Шпион из Дома Хлодвига! — взвыл Дюрер.
Рука Рода расслабилась, он выпустил дыхание, про которое совсем забыл.
— Угадай еще раз, малыш!
Дюрер нахмурился.
— Не из Дома Хлодвига? Но тогда… Нет, ты их шпион! Даже теперь ты не признаешься в этом!
В мозгу Рода сработал сигнал.
Он привалился к стене, сложив руки на груди и ухмыляясь.
— Эй, что у тебя за интерес к Дому Хлодвига, советник? Зачем бы Хлодвигу желать узнать о ваших делах?
— Нет! — прошипел Дюрер, расширив глаза. — Дурак, неужели ты думаешь, что я отвечу на такой… Ой! Проклятие на мой старческий разум, не подумавший об этом! Ты шпион королевы!
Род шагнул от стены, вынимая кинжал из ножен. Его не особенно волновало, знает ли Дюрер, что его послала Катарина, но он хотел получить ответ.
— Я задал тебе вопрос, — спокойно произнес он.
В глазах человечишки появился ужас.
Он отпрыгнул к противоположной стене.
— Стой! По моему зову явятся десять солдат!
Род подарил ему выражение лица где-то между усмешкой и улыбкой.
— Это принесет тебе мало хорошего, если ты будешь мертв к тому времени, как они прибудут сюда. — Он жестко указал на темный коридор. — К тому же я, вероятно, исчезну, когда они явятся.
Человечишка в ужасе уставился на него и начал дрожать.
Но этот маленький ублюдок был не робкого десятка, вынужден был признать Род. Голос его сломался, как у цикады, но он продолжал говорить:
— Может быть… может быть, дело обстоит как раз именно так, как ты говоришь, и ты не от Хлодвига! Но если ты прибыл от королевы, ты же тогда для нас желанный гость!
Род полуобернулся, бросив на человечишку намеренно косой взгляд.
— Я расскажу тебе все, что ты желаешь узнать! — Советник воздел руки в патетическом энтузиазме. — Да, я все тебе расскажу, даже день, когда мы выступим с походом на столицу королевы, тогда ты сможешь сказать ей, и она выступит на юг, чтобы встретить нас на полдороге! Даже это я тебе скажу!
Он прыгнул вперед, согнув пальцы, словно когти.
— Только не ходи в этот коридор! Если ты явился от королевы, я не дам тебе умереть.
Лицо Рода превратилось в камень.
— Нет. У вас там что-то спрятано, у меня есть странное ощущение, что это может оказаться намного важнее, чем установленная вами дата мятежа. Я думаю, что все-таки посмотрю. — Он повернулся обратно в сторону пыльного коридора.
Дюрер пробежал за ним несколько шагов, чуть ли не воя.
— Нет! Нет! Ты должен донести весть на север! Не ходи, дурак!
Род продолжал идти.
За его спиной человечек в гневе завизжал:
— Тогда отправляйся на смерть! Ты и не понадобишься! Я сам отнесу весть на север! Умри же, как дурак, каковым ты и являешься!
Его визгливый истерический смех разносился и хлопал по стенам, стуча в уши Рода, пока тот шагал в заплесневелые, лишенные света глубины замка Логайра.
Он завернул за угол, и смех замер, с ним умер и свет факелов из главного коридора: здесь тьма была полной.
Род шел сквозь нее, пережевывая щеку. Очевидно, этот человечек и впрямь ждал, что он умрет… что было странно, поскольку он собирался удержать Рода от захода сюда, а это означало, что он и в самом деле хотел донести весть о мятеже до Катарины. Но почему он захотел вести двойную игру с мятежниками?
Если это не было каким-то образом тройной игрой…
Кроме того, он также, очевидно, прятал что-то в этих коридорах и мог бояться, что Род это обнаружит и сможет выйти живым.
Однако он ожидал, что Род умрет, что означало автоматическую защиту… окружавшую Большой Секрет Дюрера.
Если, конечно, не…
Род остановился, осознав вдруг, что он не знает, где находится. У него было смутное впечатление, что он поворачивал за несколько углов, пока предавался размышлениям, но не мог вспомнить, за какие именно и за сколько… и в какую сторону.
Он заметил, что голос его несколько дрожит, когда он прошептал:
— Векс!
— Да, Род, — немедля ответил у него за ухом голос. Он сильно успокаивал.
— Векс, я нахожусь в части замка, населенной призраками.
— Призраками?
— Да, такова ее репутация.
Возникла пауза, затем робот сказал:
— Род, анализ рисунка твоего голоса указывает на слабый страх. Ты ведь, наверняка, не веришь в духов.
— Да, не верю. Но я только что вспомнил, Векс, я ведь и в эльфов не верил. Ни в баньши, ни…
— Эльфы, — ответил ровным голосом Векс, — это миф.
— Э, Векс…
— Да, Род?
— Я видел немало эльфов с тех пор, как мы приземлились.
— Свершившийся факт, — неохотно признался робот, — который я вынужден признать. У меня пока еще недостаточно данных, чтобы объяснить кажущийся конфликт с известными принципами.
— Ты ничем не лучше католика, — проворчал Род. — Но это, по крайней мере, не вызывает больше у тебя припадков?
— Н-е-т, — задумчиво протянул робот. — Первоначальные данные вызывали перегрузку, но с тех пор эти данные были усвоены.
— Покуда ты уверен, что есть разумное объяснение.
— Именно.
— Значит, ты способен управиться с практическими делами?
— Вполне.
— Потому что ты уверен, что сумеешь в конечном счете подогнать под все это законы науки.
— Очень логично с твоей стороны, Род.
— Похоже на иезуитство, — проворчал Род. — Но непосредственное практическое дело в том, что я вправду боюсь. И по очень веской причине, Векс…
— Да, Род?
— Если на этой сумасшедшей планете могут существовать эльфы, то почему бы не существовать и духам?
Возникла пауза, затем Векс признал:
— Нет никаких данных, прямо противоречащих этой гипотезе.
— И чем же это я желаю себя считать?
— Ты желаешь считать себя эмоционально независимым от этой крестьянки.
— Ее имя — Гвендайлон.
— От Гвендайлон. От любой женщины, если уж на то пошло. Ты желаешь считать, что ты эмоционально независим, что больше не наслаждаешься тем, что называется «быть влюбленным».
— Любовью я очень даже наслаждаюсь, спасибо!
— Это совсем другое дело, — пробурчал робот, — чем быть влюбленным.
— Черт побери, я говорил не о занятии любовью!
— И я тоже.
Губы Рода сжались в тонкую белую полоску.
— Ты говоришь об эмоциональном опьянении. И если ты имел в виду именно это, то нет, я не влюблен. И если мой голос в этом деле что-то значит, никогда больше не влюблюсь!
— Именно в это, как я и говорил, ты и желаешь верить.
Род скрипнул зубами и подождал, пока пройдет приступ гнева.
— Итак, что есть истина относительно меня?
— Что ты влюблен.
— Черт побери, человек или влюблен или нет, и он, черт возьми, обязательно знает, что именно с ним.
— Согласен, но он может быть неготовым признаться в этом даже самому себе.
— Слушай, — отрезал Род. — Я был влюблен прежде, и я знаю, что это такое. Это… ну…
— Продолжай, — подтолкнул робот.
— Ну, это вроде как… — Род поднял голову и огляделся по сторонам. — Ты знаешь, что мир вон там существует, и знаешь, что он реален, но тебе наплевать, потому что ты наверняка знаешь, что ты — центр мира, самый важный предмет в нем.
— Ты испытывал в недавнее время подобные чувства? — спросил Векс.
— Ну… да, черт возьми. — Род дернул уголком рта.
— С Катариной?
Род уставился на затылок коня и прожег его взглядом:
— А ты откуда знаешь, черт побери? — и сузил глаза.
— Логика, Род. — В голосе коня-робота звучал налет надменности. — Только логика. А какие ты испытывал чувства, пока был с Гвендайлон?
— О… — Род расправил плечи и выпрямился. — Великолепные, Векс. Я чувствовал себя лучше, чем когда-либо раньше. Мир стал яснее, а день — моложе. Я чувствовал себя таким здоровым, а голова была такая ясная, что просто не мог поверить. Это прямо противоположно тому, что я чувствовал, когда бывал влюблен, но мне это нравится.
Род хмуро посмотрел в затылок Вексу.
— Ну?
Робот брел себе дальше, не отвечая.
— Язык проглотил?
— Я не снаряжен языком, Род.
— Не ускользай от темы.
Конь помолчал с минуту, затем сказал:
— Я ошибся, Род. Ты любишь и любим, но не влюблен.
Род обратил хмурый взгляд на дорогу.
— Это почему же, Векс?
Робот издал звук, похожий на вздох.
— В чем разница между двумя этими женщинами, Род?
— Ну… — Род пожевал щеку. — Гвендайлон — человек. Я имею в виду, что она просто обыкновенная заурядная женщина, в той же степени, как я — обыкновенный мужчина.
— Но Катарина — больше?
— О, она женщина такого рода, каких я склонен возводить на пьедестал, нечто такое, чему поклоняются, а не ухаживают…
— И не любят? — дополнил Векс. — Род, которая из этих женщин лучший человек?
— Э… Гвендайлон.
— Обвинению, — сказал робот-конь, — нечего добавить.
Домен Логайров был огромной широкой равниной между горами и морем. Низкие, пологие горы стояли на северном краю и восточном, берег врезался широким полукругом в него, а на северо-западе возвышался крутой стофутовый утес.
Океан молотил по его стороне, обращенной к морю, с другой стороны стекал водопад. Длинная древняя река петляла по равнине, направляясь к морю.
Сама равнина была расшита заплатами полей с попадающимися то тут, то там скоплениями крестьянских хижин людей Логайра.
Том и Род стояли на опушке одного из горных лесов, где на вершину выходила дорога с севера.
Род медленно повернул голову, обозревая весь домен.
— А где же, — спросил он, — замок?
— Да за водопадом, мастер.
Голова Рода резко повернулась, уставясь на Тома, затем он проследовал взглядом вдоль дороги.
Она петляла по равнине до подножия водопада; там, где утесы встречались с равниной, в скале были высечены огромные ворота в комплекте с опускной решеткой, подъемным мостом через естественный ров, образованный излучиной реки. Лорды Логайры источили утес, как голландский сыр, строя себе дом.
Между бровей Рода образовался восклицательный знак, когда они сошлись.
— Это не дамба ли по обеим сторонам подъемного моста, Большой Том?
— Да, мастер, и в ней, говорят, пороховые заряды.
Род медленно кивнул.
— И земля перед опускной решеткой ворот проседает. Так что если рискнут постучаться незваные гости, ты взрываешь дамбу и твоя парадная дверь прикрыта тридцатью футами воды. Очень ловко. А потом просто сидишь и пережидаешь осаду. Водопад дает массу пресной воды, так что беспокоиться приходится только о пище.
— Говорят, в замке есть сады, — любезно снабдил его информацией Большой Том.
Род в молчаливом уважении покачал головой.
— Так, значит, ты там совершенно защищен и обеспечен запасами для десятилетней осады. Этот замок когда-нибудь бывал взят, Том?
— Никогда, мастер, — покачал головой Том и усмехнулся.
— Интересно, не был ли старикан, построивший этот замок — может, самую малость — параноиком… Надо полагать, у них найдется в этом замке комната для пары уставших путников, верно?
Большой Том поджал губы.
— Да, мастер, если они знатные. Гостеприимства Логайров широко известно. Но для таких, как я и даже вы, который не больше, чем сквайр, мастер, это гостеприимство находится в хижине.
Солнце мигнуло. Нахмурившийся Род, прищурившись, посмотрел на небо.
— Опять эта проклятая птица. Неужто она не понимает, что мы слишком крупны для завтрака?
Он снял с плеча арбалет, натянул его и вскинул.
— Нет, мастер, — поднял руку Большой Том, — ты и так уже истратил на нее четыре стрелы.
— Просто мне не нравится все то, что следует за мною по воздуху, Том. Оно не всегда то, чем кажется.
Том нахмурился при этом загадочном заявлении. Род приложил приклад к плечу.
— Кроме того, последние четыре дня я делал в нее по одному выстрелу в день, это входит в привычку.
Арбалет загудел, и стрела вылетела вверх, но птица поднялась быстрее, чем стрела — та пронеслась сквозь то место, где прежде была птица, поднялась еще на пятьдесят футов, достигла вершины своей траектории и начала падать. Птица, находившаяся пятьюдесятью футами выше, следила за ее падением.
Большой Том поднял бровь и дернул уголком рта.
— Ты никогда не попадешь в нее, мастер. Эта птица понимает назначение арбалета.
— И впрямь кажется, что понимает. — Род закинул арбалет за спину. — Что за страна с эльфами под каждым деревом и тенью следующим за тобой ястребом.
— То не ястреб, — возразил Большой Том. — То скопа.
Род покачал головой.
— Она начала следовать за нами на второй день нашего пути. Что делать здесь птице, питающейся рыбой, так далеко от моря?
— Лично я не могу сказать. Ты, мастер, можешь однако спросить у нее.
— И я в самом деле не так уж удивился бы, если бы она ответила, — задумчиво произнес Род. — Ну, я полагаю, она не причиняет нам никакого вреда, а у нас в данный момент есть проблемы поважнее. Мы приехали сюда, чтобы попасть в этот замок. Ты умеешь петь, Большой Том?
Том внимательно посмотрел на него.
— Петь, мастер?
— Да, петь, или играть на волынке, или еще что-нибудь.
Том, нахмурившись, дернул себя за нижнюю губу.
— Я могу издавать какие-то звуки на пастушьем рожке, и полумертвый обозначил бы это словом «музыка». Но что это за глупость, мастер?
— Глупость шута. — Род расстегнул седельную сумку и достал маленькую лютню. — Отныне мы — менестрели. Будем надеяться, что у обитателей утеса в настоящий момент дефицит по части музыки. — Он вынул из сумки автозаписывающий альт и отдал его Тому.
— Я надеюсь, это достаточно похоже на твой пастуший рожок, чтобы вышло что-нибудь приличное.
— Да, мастер. Очень похоже, но…
— О, не беспокойся, они нас впустят, народ в такой-то дали от столицы вынужден пребывать вне цивилизации, они жаждут новостей и новых песен, а менестрели несут и то, и другое. Ты знаешь «Эддистоун Лайт»?
— Нет, мастер.
— Очень жаль, это всегда хорошо идет в припортовом городе. Ну, неважно, я могу научить тебя ей по дороге.
Они тронулись в путь, распевая с альтерациями, неизвестными ни в каких человеческих ладах и гаммах.
Скопа закричала и круто взмыла вверх.
— Принесли новости с севера? — нетерпеливо спросил часовой. И Род, вспомнив, что менестрели были ближайшим средневековым эквивалентом репортеров, ответил утвердительно.
Теперь они с Томом стояли перед собранием из двадцати восьми вельмож, их жен и слуг всех возрастов от хорошеньких служаночек лет четырнадцати до девяностолетнего графа Валлендери — все с одинаковым нетерпением, голодным блеском в глазах, а Род без единого обрывка новостей для сообщения им.
Ну, неважно, он их выдумает по ходу дела. Он будет не первым репортером, совершившим подобный фокус.
Старый герцог Логайр закостенело сидел в центре общества, в большом дубовом кресле; он, кажется, не узнал Рода. Но Дюрер-то узнал. Он стоял, согнувшись над левым плечом Логайра, излучая взглядом ненависть к Роду. Но разоблачение Рода не принесло бы ему никакой пользы, и он это знал. Логайр все еще любил свою племянницу, хотя и был не в ладах с ней. Он принял бы Рода с почетом за то, что тот спас Катарине жизнь.
Именно Логайр огласил вопрос за всех своих вассалов, и Род, рассудив, что у герцога имелись очень личные причины жаждать услышать о Доме Хлодвига, ответил, что покамест на севере все тихо. О, разговоры ходят и знаки Дома видели, но это были разговоры и только разговоры — пока.
Затем они с Томом принялись с притопыванием исполнять «Эддистоун Лайт». С минуту собрание стояло в пораженном молчании, потом по лицам расползлись улыбки, а руки начали хлопать в ритме песни.
Получив такое поощрение, Большой Том набрал и громкость и темп, Род старался не отставать от него, одновременно сканируя лица зрителей.
Старый герцог попытался глядеть строго и неодобрительно, без особого успеха, впрочем. Позади правого плеча старика стоял высокий молодой человек примерно того же возраста, что и Род. Пока он слушал песню, на губах у него появилась улыбка, а в глазах — блеск, сменив гримасу недовольства, жалости к себе и злости. Старший сын, догадался Род, с сонмом слабостей, на которых мог играть Дюрер.
Было легко выделить вассальных лордов Логайра: все были богато одетыми и сопровождались даже более богато разодетыми жилистыми людьми — советниками, молодчиками Дюрера.
Род испытывал странную уверенность, что все предложенное Дюрером будет поддержано всем югом, с одним несогласным — Логайром.
Но Логайр, конечно, имел на один голос больше, чем все вассальные лорды вместе взятые. Род вспомнил непрошенное обещание Логайра Катарине:
«Пока я жив, королеве не будет учинено никакого вреда…»
Пока я жив…
Представление имело буквально громовой эффект. Род сумел удержать его скорее на фривольном, чем на политическом уровне, идя по тонкой грани между рискованным и порнографическим.
Зрителям это очень понравилось. Род решил, что немузыкальный слух был, должно быть, генетической доминантой на Грамарие. Он заметил также, что взоры всех служанок были прикованы к нему и Большому Тому, и он все еще пытался понять, почему.
Однако это, кажется, не причиняло никакого вреда эго Большого Тома.
Но время от времени один из советников задавал вопрос, от которого нельзя было отделаться, и когда Род отвечал слухами, что Дом Хлодвига поднимается против королевы, в их глазах вспыхивала бешеная радость.
Это-то он, по крайней мере, понимал. В революции важно начать ее, контроль над ней всегда можно захватить позже.
Понимать-то он понимал, но теперь, по окончании пения, когда он шел на сеновал, временно предоставленный в его с Томом распоряжение, он все еще размышлял о выражении лиц служанок, когда они смотрели на Тома. Он был совершенно уверен, что сие что-то значило — он ожидал обнаружить полностью занятый сеновал к тому времени, когда прибудет туда, поскольку Большой Том пошел первым.
Но такой взгляд не мог означать то же самое, когда относился к нему самому — если занятие менестреля не имело куда большего престижа, чем он ожидал.
Поэтому, в общем и целом, он был скорее смущен, чем удивлен, когда одна из служанок перехватила его с чашей для пива.
— Мазь для пересохшего горла, мастер менестрель, — предложила она, с сияющим взором протягивая ему чашу.
Он посмотрел на нее уголком глаза и неохотно принял чашу: не было нужды в плохих манерах, не так ли?
— И, — тихонько произнесла она, когда он выпил, — тепло для вашей постели, если вам угодно.
Род поперхнулся, опустил чашу и прожег ее взглядом, потом быстро оглядел ее с ног до головы.
Она была пышной, с высокими грудями и широким полногубым ртом — очень похожа на Гвендайлон в некоторых отношениях…
Охваченный вдруг подозрением, Род посмотрел на нее внимательнее, но нет, наружные углы глаз у этой девушки смотрели вверх, и нос был прямым и длинным, а не курносым, кроме того глаза и волосы у нее были черными.
Он криво улыбнулся, выпил то, что было в чаше, и вернул ее.
— Спасибо тебе, девушка, премного благодарен.
Показательно, что она обратилась к нему, а не к Большому Тому, подумал он. Том был, безусловно, более привлекательным образчиком мужчины, но Род явно был тем, кто обладал определенным статусом. Сука, как и все они, подумал он, ей наплевать, кто он, лишь бы его положение — то, чем он является — было выше, чем у нее.
— Спасибо тебе, — снова поблагодарил он. — Но я слишком долго был в дороге и едва не валюсь с ног от усталости.
Очень хорошая речь, подумал он. И на здоровье, пусть себе будет невысокого мнения о моей мужественности. По крайней мере, оставит меня в покое.
Служанка опустила глаза, закусив губу:
— Как угодно, добрый мастер, — и повернулась прочь, оставив Рода пялиться ей вслед.
Ну, не потребовалось долго отвязываться. Если подумать, он был немножко унижен… но не было ли легкого намека на торжество в ее глазах, искорки радости?
Род продолжил свой путь, гадая, не ступил ли он непредумышленно на страницы макиавеллиевского учебника.
Дверь на сеновал, как и предполагал Род, была закрыта, приглушенный женский визг, а затем басовитый смех Тома еще больше подтвердили его догадки.
Поэтому он философски пожал плечами, перекинул лютню через плечо и снова свернул на длинную винтовую лестницу. В любом случае, он мог хорошо воспользоваться временем. Замок столь явно был построен параноиком, что наверняка должен иметь тайные ходы.
Насвистывая, он фланировал по главному коридору. Гранитные стены были выкрашены охрой, украшены то тут, то там доспехами и гобеленами, некоторые из коих были огромными и тянулись от пола до потолка. Род старательно отметил в уме их местоположение. Они очень легко могли скрывать потайные двери.
Главный коридор пересекали под прямым углам двенадцать коридоров поменьше. Когда он приблизился к седьмому, то заметил, что его шаги, кажется, приобрели эхо — очень любопытное эхо, делавшее два шага на каждый его. Он остановился посмотреть на гобелен, эхо сделало еще два шага и тоже остановилось. Поглядев уголком глаза, Род уловил мелькнувшее богато разодетое чучело, ему подумалось, что он узнал Дюрера, но по периферийному зрению судить было трудно.
Он отвернулся и прошествовал дальше, насвистывая под нос «Я и моя тень». Эхо тронулось снова.
Ну, Род был умеренно общительным, он вообще-то не возражал против компании. Но можно спокойно держать пари, что ему не узнать слишком много с Дюрером на хвосте. Следовательно, он должен вычислить какой-то способ оторваться от своего спутника. Это будет нелегко, поскольку Дюрер наверняка знает весь замок вдоль и поперек, в то время как Род не знал его вовсе.
Но девятый коридор казался вроде бы самым пригодным для этой цели — он был неосвещенным. Странно, подумал Род. Во всех других коридорах факелы горели через каждые несколько шагов. Но в этом было темно, как в Карлсбаде до приезда туристов, в нем также лежал густой покров пыли без единого отпечатка следов. С потолка густо свисала паутина, по стенам тянулись влажные дорожки, питающие водой пятна мха.
Но главной чертой была тьма. Он оставил премилый след в пыли, но тьма давала шанс нырнуть в какую-нибудь комнату или боковой коридор, к тому же Дюрер не сможет удачно притворяться, что он просто случайно шел той же дорогой.
Род свернул по коридору, зачихав в поднятой им туче пыли, и услышал за спиной неожиданные торопливые шаги. В плечо ему впились когти, он повернулся к человеку, готовый к удару.
Да, это был Дюрер, прожигающий Рода взглядом с его обычной смесью ненависти и подозрения.
— Что ты здесь ищешь? — прохрипел он.
Род стряхнул с плеча костлявую руку и прислонился к стене.
— Ничего в особенности, просто осматриваюсь. У меня в данный момент не слишком много занятий, если ты не хочешь песню.
— Черт бы подрал твои кошачьи концерты! — огрызнулся Дюрер. — И можешь бросить прикидываться менестрелем, я признал в тебе то, что ты есть.
— Вот как? — поднял бровь Род. — Почему ты так считаешь, может, я и в самом деле менестрель?
— Я слышал твое пение. А теперь ступай в свою комнату, если у тебя нигде больше нет дела.
Род почесал нос.
— А — насчет этой комнаты, — деликатно сказал он. — Мой спутник, кажется, нашел, э, лучшее употребление для нее, чем спальня. Так что я, своего рода, э, оставлен на холодке, если ты меня понимаешь.
— Разложение! — прошипел советник.
— Нет, я подозреваю, что Большой Том занимается этим в очень здоровой манере. А поскольку мне в данный момент негде остановиться, то я подумал, что никто не будет возражать, если я прогуляюсь.
Дюрер прожег его взглядом, словно лучом лазера. Затем, очень нехотя, отступил на шаг-другой.
— Верно, — сказал он, — здесь нет никакой тайны, чтобы ты совал свой нос.
Род сумел ограничить свой смех умеренными конвульсиями в глубинах живота.
— Но разве ты не знаешь, — продолжало чучело, — что эта часть замка населена привидениями?
Род вскинул брови.
— Да что вы говорите. — Он дернул себя за нижнюю губу, задумчиво глядя на Дюрера. — Ты, кажется, весьма хорошо знаешь замок.
Глаза Дюрера вспыхнули, словно вольтова дуга.
— Любой в замке может сказать тебе это. Но я — Дюрер, советник лорда Логайра! Это мое дело — хорошо знать, точно так же как не твое!
Но Род отвернулся, глядя в темный коридор.
— Знаешь, — задумчиво произнес он, — я никогда раньше не видел духа.
— Никто не видел, или не дожил до того, чтобы рассказать об этом! Вступить туда — шаг дурака!
Род обернулся, весело улыбаясь.
— Но я удовлетворяю требованиям, кроме того, встреча с духом послужит материалом для баллады.
Человечишка уставился на него, затем его лицо искривилось в презрительной усмешке. Он начал смеяться странным дребезжащим смехом, словно шарикоподшипник, катящийся по ржавому железу.
— Тогда ступай, дурак! Мне следовало бы понять, что без разницы, пойдешь ты туда или нет.
Род усмехнулся, пожал плечами и шагнул в темный коридор.
— Минуточку, — окликнул Дюрер.
Род вздохнул и обернулся.
— Что ты теперь хочешь?
— Прежде чем ты отправишься на смерть, — сказал Дюрер с лихорадочно горящими глазами, — скажи мне, что ты?
По спине Рода пробежал холодок. Этот человечек разоблачил его легенду и видел его насквозь.
Он прислонился к стене, излучая скуку.
— Менестрель, конечно, чем же еще мне быть?
— Нет, дурак! Ты думаешь, я настолько слеп? Ты шпион!
Рука Рода прокралась к рукоятке кинжала. Он был сбалансирован для метания.
— Шпион из Дома Хлодвига! — взвыл Дюрер.
Рука Рода расслабилась, он выпустил дыхание, про которое совсем забыл.
— Угадай еще раз, малыш!
Дюрер нахмурился.
— Не из Дома Хлодвига? Но тогда… Нет, ты их шпион! Даже теперь ты не признаешься в этом!
В мозгу Рода сработал сигнал.
Он привалился к стене, сложив руки на груди и ухмыляясь.
— Эй, что у тебя за интерес к Дому Хлодвига, советник? Зачем бы Хлодвигу желать узнать о ваших делах?
— Нет! — прошипел Дюрер, расширив глаза. — Дурак, неужели ты думаешь, что я отвечу на такой… Ой! Проклятие на мой старческий разум, не подумавший об этом! Ты шпион королевы!
Род шагнул от стены, вынимая кинжал из ножен. Его не особенно волновало, знает ли Дюрер, что его послала Катарина, но он хотел получить ответ.
— Я задал тебе вопрос, — спокойно произнес он.
В глазах человечишки появился ужас.
Он отпрыгнул к противоположной стене.
— Стой! По моему зову явятся десять солдат!
Род подарил ему выражение лица где-то между усмешкой и улыбкой.
— Это принесет тебе мало хорошего, если ты будешь мертв к тому времени, как они прибудут сюда. — Он жестко указал на темный коридор. — К тому же я, вероятно, исчезну, когда они явятся.
Человечишка в ужасе уставился на него и начал дрожать.
Но этот маленький ублюдок был не робкого десятка, вынужден был признать Род. Голос его сломался, как у цикады, но он продолжал говорить:
— Может быть… может быть, дело обстоит как раз именно так, как ты говоришь, и ты не от Хлодвига! Но если ты прибыл от королевы, ты же тогда для нас желанный гость!
Род полуобернулся, бросив на человечишку намеренно косой взгляд.
— Я расскажу тебе все, что ты желаешь узнать! — Советник воздел руки в патетическом энтузиазме. — Да, я все тебе расскажу, даже день, когда мы выступим с походом на столицу королевы, тогда ты сможешь сказать ей, и она выступит на юг, чтобы встретить нас на полдороге! Даже это я тебе скажу!
Он прыгнул вперед, согнув пальцы, словно когти.
— Только не ходи в этот коридор! Если ты явился от королевы, я не дам тебе умереть.
Лицо Рода превратилось в камень.
— Нет. У вас там что-то спрятано, у меня есть странное ощущение, что это может оказаться намного важнее, чем установленная вами дата мятежа. Я думаю, что все-таки посмотрю. — Он повернулся обратно в сторону пыльного коридора.
Дюрер пробежал за ним несколько шагов, чуть ли не воя.
— Нет! Нет! Ты должен донести весть на север! Не ходи, дурак!
Род продолжал идти.
За его спиной человечек в гневе завизжал:
— Тогда отправляйся на смерть! Ты и не понадобишься! Я сам отнесу весть на север! Умри же, как дурак, каковым ты и являешься!
Его визгливый истерический смех разносился и хлопал по стенам, стуча в уши Рода, пока тот шагал в заплесневелые, лишенные света глубины замка Логайра.
Он завернул за угол, и смех замер, с ним умер и свет факелов из главного коридора: здесь тьма была полной.
Род шел сквозь нее, пережевывая щеку. Очевидно, этот человечек и впрямь ждал, что он умрет… что было странно, поскольку он собирался удержать Рода от захода сюда, а это означало, что он и в самом деле хотел донести весть о мятеже до Катарины. Но почему он захотел вести двойную игру с мятежниками?
Если это не было каким-то образом тройной игрой…
Кроме того, он также, очевидно, прятал что-то в этих коридорах и мог бояться, что Род это обнаружит и сможет выйти живым.
Однако он ожидал, что Род умрет, что означало автоматическую защиту… окружавшую Большой Секрет Дюрера.
Если, конечно, не…
Род остановился, осознав вдруг, что он не знает, где находится. У него было смутное впечатление, что он поворачивал за несколько углов, пока предавался размышлениям, но не мог вспомнить, за какие именно и за сколько… и в какую сторону.
Он заметил, что голос его несколько дрожит, когда он прошептал:
— Векс!
— Да, Род, — немедля ответил у него за ухом голос. Он сильно успокаивал.
— Векс, я нахожусь в части замка, населенной призраками.
— Призраками?
— Да, такова ее репутация.
Возникла пауза, затем робот сказал:
— Род, анализ рисунка твоего голоса указывает на слабый страх. Ты ведь, наверняка, не веришь в духов.
— Да, не верю. Но я только что вспомнил, Векс, я ведь и в эльфов не верил. Ни в баньши, ни…
— Эльфы, — ответил ровным голосом Векс, — это миф.
— Э, Векс…
— Да, Род?
— Я видел немало эльфов с тех пор, как мы приземлились.
— Свершившийся факт, — неохотно признался робот, — который я вынужден признать. У меня пока еще недостаточно данных, чтобы объяснить кажущийся конфликт с известными принципами.
— Ты ничем не лучше католика, — проворчал Род. — Но это, по крайней мере, не вызывает больше у тебя припадков?
— Н-е-т, — задумчиво протянул робот. — Первоначальные данные вызывали перегрузку, но с тех пор эти данные были усвоены.
— Покуда ты уверен, что есть разумное объяснение.
— Именно.
— Значит, ты способен управиться с практическими делами?
— Вполне.
— Потому что ты уверен, что сумеешь в конечном счете подогнать под все это законы науки.
— Очень логично с твоей стороны, Род.
— Похоже на иезуитство, — проворчал Род. — Но непосредственное практическое дело в том, что я вправду боюсь. И по очень веской причине, Векс…
— Да, Род?
— Если на этой сумасшедшей планете могут существовать эльфы, то почему бы не существовать и духам?
Возникла пауза, затем Векс признал:
— Нет никаких данных, прямо противоречащих этой гипотезе.