Сташеф Кристофер. Чародей поневоле (пер. В.М.Федоров)

   — А. — Род на миг поджал губы, а затем подарил гонцу вежливый подъем брови. — Я буду скован?
   Гонец кивнул на грани истерики.
   Алебарды с треском отлетели, когда Род отшиб их по обе стороны от себя. Он сгреб гонца за шиворот и бросил его в кучу кинувшихся к нему гвардейцев. Затем он со всей силой пнул ногой дверь, сорвав с болтов грубые металлические петли.
   Дверь с треском рухнула, и он перешагнул через нее, ступая твердым шагом.
   Катарина, мэр королевского города и Бром О'Берин вскочили на ноги с кресел, стоящих вокруг кленового стола.
   Бром прыгнул загородить Роду дорогу.
   — Каким дьяволом ты одержим, Род Гэллоуглас, ты…
   Но Род уже миновал его и продолжал двигаться.
   Он развернулся, остановившись перед королевой, гневно глядя на нее глазами, которые были словно осколки сухого льда.
   Катарина отступила, поднеся руку к горлу в замешательстве и страхе.
   Бром вскочил на стол и заорал:
   — Что означает сие неподобающее вторжение, Род Гэллоуглас? Убирайся, пока королева тебя не вызовет.
   — Я предпочел бы не являться перед Ее Величеством в цепях. — Слова его были холодными и рубящими. — И я не позволю, чтобы вельможу высочайшего ранга упекли в простую зловонную тюрьму с крысами и ворами.
   — Ты не позволишь? — ахнула возмущенная Катарина.
   — Да кто ты такой, чтобы позволять или не позволять? — прорычал Бром. — Ты даже не дворянской крови!
   — Тогда я должен думать, что кровь мешает действовать, — отрезал Род. Он отшвырнул стол с дороги и двинулся на королеву. — Я-то думал, ты благородна.
   Слово это прозвучало глумлением.
   — Но теперь я вижу, что ты поворачиваешь против своей собственной семьи, даже против того, кто столь же близок тебе, как отец! Воистину, если дерешься с кем-нибудь из своих вельмож, то приходится драться с родственниками, но с родным дядей? Позор, женщина! Будь он самым мерзким убийцей, тебе следовало бы принять его с вежливостью и почтением, подобающим его положению. Тебе следовало отвести под его камеру свои лучшие палаты, это всего лишь долг крови!
   Он прижал ее к очагу, вонзая в нее гневный взгляд.
   — Нет, будь он только убийцей, ты, несомненно приняла бы его со всеми почестями! Но нет, он совершил ужасное преступление, возражая против твоих деспотичных действий, произвольных законов, и хуже того, отстаивая свою честь против твоих расчетливых оскорблений. Он смел настаивать на предоставлении человеку подобающего уважения в царствование ребячливой, мстительной, грубой девчонки, имеющей титул королевы, но никаких достоинств, и за это он будет проклят!
   — Фу, сударь. — Она дрожала, бледная, как снег. — Как вы говорите с леди!
   — Леди! — презрительно фыркнул Род.
   — Прирожденной леди! — Это был тоскливый, отчаянный крик. — И ты тоже покинешь меня, ты тоже будешь говорить со мной языком Хлодвига?
   — Я, может быть, говорю, как хам, но ты ведешь себя по-хамски. И теперь я понимаю, почему все покидают тебя, ибо хлещешь презрением Логайра, который единственный остался тебе верен.
   — Верен! — ахнула она. — Он, ведущий мятежников!
   — Мятежников ведет Ансельм Логайр! За сохранение верности тебе старый герцог ныне смещен в пользу своего сына!
   Он зло улыбнулся, когда на ее лице появилось чувство ужаса и вины, затем повернулся к ней спиной и шагнул прочь, давая ей понять всю глубину ее предательства. Он услыхал за своей спиной протяжный судорожный вздох — Бром метнулся мимо него помочь королеве. Тут же послышался скрип кресла — Бром заставил ее сесть.
   Подняв глаза, он увидел, что лорд-мэр глядит мимо него широко открытыми глазами. Род прочистил горло, взгляд бюргера переместился к нему. Род дернул головой в сторону двери. Мэр, колеблясь, снова посмотрел на королеву. Род поиграл с рукояткой кинжала. Мэр увидел это, побелел и сбежал.
   Род снова обернулся к пораженной девушке.
   Стоявший рядом с ней Бром бросил на него взгляд испепеляющей ненависти и прорычал:
   — Кончено! Ужель ты вонзил нож недостаточно глубоко?
   — Еще нет, — стиснул зубы Род. Он снова подошел к Катарине и продолжал холодным голосом: — Этот славный вельможа, герцог Логайр, твой родной дядя, из любви к тебе выступил против всей твоей знати, даже против своего родного сына!
   Голос его надломился. Ее глаза вскинулись, полные страха.
   — И это именно из-за твоих действий, из-за твоего произвольного законодательства и полного отсутствия дипломатии Ансельм повернул против отца. У него было двое сыновей, и ты лишила его обоих!
   Она замотала головой, все быстрее и быстрее, и губы ее произносили безмолвное отрицание.
   — И все же он по-прежнему верен! — прошептал Род. — Он по-прежнему верен, хотя они убили бы его за это и были чертовски близки к этому!
   Она в ужасе уставилась на него.
   Род слегка постучал себя по плечу.
   — Вот это плечо приняло кинжал, что пронзил бы его сердце. И даже при этом только чудом и с помощью одной ведьмы, о которой ты едва ли знаешь, я сумел вывезти его живым.
   Бром вскинул голову, ища что-то на лице Рода. Тот нахмурился и продолжал:
   — Но я вывел его с риском для жизни и привел его обратно в целости. И что же я нахожу? Его должны держать пленником, и даже не так, как подобает знатному пленнику! Нет, не обращаясь с должным уважением и почтением, а как простого карманника, в тесной темной тюрьме!
   Он сделал для эффекта паузу, довольно-таки сильно гордясь последним образчиком аллитерации.
   Но с этим он малость перебрал, она овладела собой. Вскинув подбородок, она смахнула скупые слезы.
   — Перед моими законами, сударь, все равны!
   — Да, — согласился Род, — но это должно означать, что с крестьянами надо обращаться как с лордами, а не наоборот!
   Он склонился над ней, лицо в дюйме от ее лица.
   — Скажи мне, королева, почему это Катарина должна относиться ко всем с презрением?
   Это была ложь; она не ко всем относилась с презрением, только к знатным, но в глазах ее появились боль и виноватое сомнение в себе.
   И все же она вскинула подбородок и провозгласила:
   — Я королева — и все должны склоняться перед моей властью!
   — О, они склонялись, склонялись! Пока ты не отвесила им оплеухи — тогда они ответили тем же.
   Он отвернулся, упершись гневным взглядом в очаг.
   — И я не могу сказать, что виню их, так как ты лишаешь их свободы.
   — Свободы? — уставилась на него Катарина. — Что это за речи, сударь? Я стремлюсь дать больше свободы крепостным!
   — Да, к этому ты стремишься, — кисло улыбнулся Род. — Но как ты подходишь к тому, чтобы дать ее! Ты берешь все на себя, даже больше. Ты лишаешь их сегодня, чтобы дать им больше завтра!
   Он трахнул кулаком по подлокотнику ее кресла.
   — Но это завтра наступит после дождичка в четверг, неужели ты этого не видишь? Слишком много болезней в этой стране, всегда будет новое зло, против которого надо будет бороться, и слово королевы должно быть неоспоримым законом, чтобы командовать армией в борьбе против зла.
   Он медленно отвел руку, глаза его горели.
   — И поэтому он никогда не наступит, тот день, когда ты сделаешь их свободными, в твоей стране никто не будет иметь свобод, кроме королевы!
   Он сцепил руки за спиной и принялся расхаживать по комнате.
   — Ее есть лишь столько-то на всех, знаешь ли, этой свободы. Если один человек имеет больше, то другой должен иметь ее меньше, потому что один командует, а другой подчиняется.
   Он держал руку перед ней, медленно сжимая ее в кулак.
   — Вот так, мало-помалу, ты будешь похищать ее до тех пор, пока не станут повиноваться малейшей твоей прихоти. Ты будешь обладать полной свободой, сможешь делать все, что ты пожелаешь, но свободна будешь ты одна. Ничто из этой свободы не перепадет твоему народу. Вся, вся будет собрана у Катарины.
   Его рука разжалась и слегка стиснула ей горло. Она уставилась на него и сглотнула, прижимаясь к спинке кресла.
   — Но человек не может жить без по крайней мере малости свободы, — мягко произнес он. — Они должны иметь ее или умереть.
   Его рука медленно сжалась.
   — Они поднимутся против тебя, объединенные своим общим врагом — тобой. А потом они снова выжмут из тебя свои свободы — медленно, медленно.
   Катарина рванула его руку, борясь за дыхание. Бром прыгнул освободить ее, но Род отпустил ее раньше.
   — Они повесят тебя на воротах твоего замка, — прошептал он. — И знать будет править вместо тебя, все твои дела будут вымараны, и в этом ты можешь быть уверена, ибо так всегда бывало с тиранами.
   Она вскинула голову, в глазах ее была боль. Она набирала воздух, чтобы говорить, мотая головой во все более твердом отрицании.
   — Нет, не я, — наконец выдавила она из себя. — Не это, нет! Никогда не тиран!
   — Всегда тиран, — мягко поправил Род. — С рождения. Всегда тиран. Для всех, кто тебя окружал. Хотя ты никогда не знала этого до сегодняшнего дня.
   Он отвернулся, сцепив руки за спиной.
   — Но теперь ты знаешь. И знаешь также, что тебе некого винить в мятеже, кроме себя. Ты их толкала и толкала, своих вельмож, все сильнее и сильнее, для блага народа, по твоим словам. — Он оглянулся через плечо. — Но разве этот мятеж также не дает возможность увидеть тех, кто смеет тебе сказать: «нет!», увидеть, кто из них настоящие мужчины?
   Ее лицо исказило презрение.
   — Мужчины? — Слово это прозвучало неприличным ругательством. — В Грамарие больше нет никаких мужчин, только мальчишки, довольные своей участью игрушек женщин!
   Он криво улыбнулся.
   — О, есть еще мужчины. Мужчины на юге, мужчины в Доме Хлодвига или, по крайней мере, один там есть. Мужчины, моя королева, но мужчины благородные, любящие свою королеву и ненавидящие наносить ей удар!
   Ее веки опустились, презрение, игравшее на ее лице, превратилось в улыбку.
   — Именно то, что я говорила, нет больше мужчин в Грамарие.
   — Они есть, — очень спокойно ответил Род. — И они идут в поход на север, чтобы доказать это.
   Она уставилась на него, затем медленно села в кресло.
   — Ну, так они идут в поход на север, а я встречу их на Бреденской равнине. И все же среди них нет ни одного, кого я назвала бы мужчиной. Скоты, все до единого.
   — О, ты их встретишь. — Род подарил ей приторно-сладкую улыбку. — И что ты используешь в качестве армии, и кто будет ею командовать?
   — Я буду командовать, — надменно ответила она. — Я и Бром. И будет там пятьсот гвардейцев королевы и семьсот солдат из армий королевы и трижды двунадесять рыцарей из моих владений.
   — Шестьдесят рыцарей! — Губы Рода сжались, растягиваясь по углам. — Не хватит даже для того, чтобы поразвлечь южных рыцарей одной полной атакой! Шестьдесят рыцарей из скольких сотен в твоем королевстве? А все остальные выстроились там, против тебя! И двенадцать сотен пехотинцев против тысяч мятежников!
   Катарина в судороге сжала руками подлокотники кресла, чтобы унять их дрожь, страх лишил ее лицо цвета.
   — Мы победим ради чести Плантагенетов и Грамария или погибнем благородно.
   — Я пока еще, — натянуто заметил Род, — не видывал благородной смерти в битве. Они все попросту малость беспорядочны.
   — Молчать! — оборвала она. Затем закрыла глаза и опустила голову, костяшки пальцев, лежащих на подлокотнике кресла, побелели. Она поднялась, снова гордая и спокойная, и Род не мог не восхититься на миг ее мужеством.
   Катарина села за стол, придвинула к себе пергамент и перо, почиркала с минуту, потом протянула пергамент Роду.
   — Отнесите это моему дяде Логайру, — сказала она. — Это приказ, чтобы он явился здесь передо мной, и охранная грамота, ибо я думаю, что вскоре мне понадобятся рядом все верные люди.
   Род взял пергамент и медленно скомкал его в кулаке.
   Он швырнул его в огонь, не сводя глаз с Катарины.
   — Ты напишешь письмо герцогу, и я отнесу его, — сказал он антарктическим голосом, — но в нем ты будешь просить его оказать любезность аудиенцией.
   Спина ее выпрямилась, а подбородок задрался кверху. Род поспешно утеплил голос, улыбнувшись.
   — Бросьте, бросьте, моя королева! Вы уже имеете все свободы. Неужто вы не можете немножко потратиться на вежливость?
   Глаза его потемнели, а улыбка растаяла.
   — Или вы будете охвачены грехом гордыни и позволите своей свободе стать погибелью? — Он подошел поближе, возвышаясь над ней. — Народ будет расплачиваться за вашу гордость, моя королева? Или вы?
   С минуту она прожигала его ответным взглядом, но что-то внутри ее требовало внимания. Она опустила взгляд и с минуту сидела тихо, затем повернулась к столу и написала.
   Она сложила письмо, запечатала его и протянула Роду. Он взял его, поклонился немного чересчур низко, повернулся к двери.
   Тут уголком глаза он уловил быстрое движение по плинтусу. Повернулся и увидел мышь, шмыгнувшую под гобелен, где она и осталась, замерев.
   Челюсти Рода сжались. Двумя большими шагами он пересек комнату и поднял гобелен.
   Мышка посмотрела на него своими очень широкими, очень зелеными и очень разумными глазами.
   — Я не ценю подслушивающих, — холодно сказал Род.
   Мышка вздрогнула, но ответила вызывающим взглядом.
   Род нахмурился от неожиданной мысли, затем строгое выражение лица его растаяло. Он мягко поднял мышку на уровень глаз с нежностью, которая отличнейшим образом отрицала любой достойный образ, который он мог создать.
   Он медленно покачал головой.
   — Ну не думала же ты, что мне здесь понадобится помощь, а?
   Мышка опустила голову, ее усики чуть дернулись.
   — Воистину, — прошептала Катарина, — по-моему, этот человек одержим.
   — Ваше Величество, — произнес Бром задумчивым тоном и с блеском в глазах, — возможно, говорит куда вернее, чем думает.
   Подъемный мост гулко отозвался под широким шагом Рода. Он легко сбежал вниз по склону, прочь от замка, и нырнул в рощицу канадских елей.
   — Векс, — тихо позвал он.
   — Здесь, Род. — Большой черный конь вышел из-за деревьев.
   Род улыбнулся и любовно хлопнул по металлическому боку.
   — Откуда ты, черт возьми, узнал, что я приду сюда?
   — Очень просто, Род. Анализ матриц твоего поведения вкупе с тем фактом, что эта роща находится ближе всего к…
   — Замнем это, — проворчал Род. — Большой Том отвел Логайра в Дом Хлодвига?
   — Подтверждаю, Род.
   Род кивнул.
   — При данных обстоятельствах это, вероятно, самое безопасное место для герцога. Какое падение для вельможи.
   Он вскочил в седло. Затем пошарил в камзоле и достал мышку. Она озабоченно посмотрела на него.
   — Ну, — вздохнул он. — Кажется, что бы я ни сказал тебе делать, тебе без разницы, ты все равно поступишь по-своему и сделаешь то, что хочешь.
   Мышка опустила глаза, пытаясь выглядеть виноватой и пристыженной, но ее усики затрепетали от восторга.
   Она потерлась щекой о кожу его ладони.
   — Ласками ты ничего не добьешься, — проворчал Род. — А теперь слушай. Ты отправишься в Дом Хлодвига. Именно туда я и двигаюсь. Это приказ.
   Мышка глянула на него большими невинными глазами.
   — И это тот приказ, про который я могу быть уверен, что ты ему подчинишься, — продолжал Род, — поскольку ты все равно собираешься это сделать. Но слушай!
   В его голос закралась нотка беспокойства.
   — Будь осторожна, а? — Он протянул руку и очень осторожно поцеловал мышку в нос.
   Мышка подпрыгнула, завертевшись от радости, весело отплясывая на его руке, танцуя, она поднялась на задние лапки, ее передние лапки вытянулись и расширились в крылья, хвост распустился веером, на теле выросли перья, нос потерял свою четкость и стал клювом — и на ладони Рода плясала синица.
   У Рода перехватило дыхание.
   — Э… да, — произнес он после некоторой паузы. — Просто это немного труднее воспринять, когда я вижу, как это происходит.
   Птичка спрыгнула с его ладони, облетела несколько раз вокруг его головы, попарила перед ним, а затем унеслась стрелой в небо.
   Род посмотрел вслед синице и пробормотал:
   — Ты думаешь, в этот раз она сделает то, что я ей говорю, Векс?
   — Сделает. — В голосе робота звучали странные интонации.
   Род искоса посмотрел на большую черную голову.
   — А я-то думал, что роботы не могут смеяться.
   — Неверное представление, — ответил Векс.
   — Пшел. — Род ткнул каблуком в стальные бока коня.
   Векс заскакал своей длинной стальной рысцой.
   — Что я еще могу поделать? — проворчал Род.
   — С этой леди, — ответствовал Векс, — ничего. Но не жалей, Род. Это великолепная политика. Ее применяли многие короли.
   — Да, — задумчиво произнес Род. — И в конце концов, важно, ведь, чтобы она подчинялась, не так ли?
   Векс бесшумно прогалопировал на надутых резиновых подушках в освещенный луной двор и внезапно остановился. Род стукнулся грудью о шею коня.
   — Уфф! — Он хлопнулся обратно в седло. — Оййй! Мой копчик! Слушай, Векс, предупреждай меня, прежде чем выкинуть подобный фокус в следующий раз, а? Для тебя инерция может быть мелкой неприятностью, но меня она разит прямо в то, чем я жив.
   — Это куда же, Род?
   — Неважно, — пробормотал Род, спешиваясь, — достаточно будет сказать, что я только что понял, почему кавалерия, бывало, пользовалась расколотыми седлами.
   Он пересек двор, взглянув по дороге на луну. Она стояла низко в небе, рассвет был недалеко.
   Он постучал в дверь, изнутри донесся шорох движения, потом открылась дверь. Перед ним стояла кривобокая согнутая фигура Пересмешника.
   — Да, милорд? — произнес он с кривозубой усмешкой.
   Не следовало давать ему понять, будто Роду известно, что Пересмешник был закулисной властью. Род шагнул через дверь, едва заметив присутствие этого человечишки.
   — Отведи меня к лорду Логайру, малый.
   — Истинно так, милорд. — Пересмешник прошмыгал мимо Рода и открыл внутреннюю дверь. Род прошел через нее, стаскивая железные рукавицы… и шагнул в середину полукруга нищих и воров, стоящих в три ряда с дубинами и ножами.
   Они ухмылялись, глаза их были голодными. То тут, то там один из них проводил языком по губам.
   Лица их были покрыты грязью и шрамами, увечьями и гнойными болячками, одежда их была дырявой, латаной, рваной, но ножи выглядели примечательно ухоженными.
   Род сунул рукавицы за пояс, напрягши руки в стойке каратэ, и повернулся к Пересмешнику. Этого героя теперь окружали пять-шесть лучших образчиков подонков общества.
   — Я пришел сюда, как друг. — Лицо Рода было неподвижным.
   — Вот как? — усмехнулся Пересмешник, обнажая кровоточащие десны, и захихикал. Вдруг глаза его вспыхнули ненавистью. — Объяви себя, лордишка!
   Род нахмурился.
   — Как объявить?
   — За знать, за корону или за Дом Хлодвига!
   — Кончай эту трепотню! — огрызнулся Род. — Я плохо перевариваю чушь и начинаю чувствовать, что твоей я уже сыт по горло. Веди меня к Логайру, сейчас же!
   — О да, милорд, обязательно отведем. Да, милорд, тотчас же, милорд, мигом. — Он потер руки, заливаясь сдавленным веселым смехом. Затем его взгляд метнулся через плечо Рода, и он кивнул.
   Род начал было оборачиваться, но что-то взорвалось у него в затылке. Вокруг него завертелись звезды, а затем наступила чернота.
   Медленно Род начал осознавать розовый свет, боль и тысячу контрабасов, вразнобой играющих в его голове.
   Еще медленнее он стал осознавать что-то мокрое и холодное на своей щеке. Розовый свет, понял он, был солнечными лучами, просачивающимися сквозь его сомкнутые веки.
   Боль в голове вытеснилась сосредоточенностью. Он вздрогнул, затем героическим усилием сумел открыть глаза и снова вздрогнул Все было нечетким, не в фокусе, солнечный свет и цветные пятна. Влага под его щекой оказалась мхом, а холод под ним — камнем.
   Он с силой оттолкнулся руками, влажная поверхность отшатнулась, оставив его закачавшимся, тяжело опирающимся на руки, с тошнотой в желудке.
   Он мотнул головой, вздрогнул от боли и несколько раз моргнул. Его веки пробежались по слезящимся глазам, но постепенно зрение его прояснилось. Он заставил глаза сфокусироваться на… лице Туана Логайра.
   Туан сидел спиной к черному древнему камню. В камне была огромная железная скоба, и от нее тянулись цепи к кандалам на запястьях и лодыжках Туана. Он сидел на куче грязной заплесневелой соломы, в водянистом свете слабого солнечного луча.
   Туан улыбнулся с иронией, столь же тяжелой, как ржавые цепи на его теле, и поднял руку в приветствии, зазвенев цепью.
   — Добро пожаловать в гости.
   Род отвел от него взгляд и посмотрел вокруг. Старый герцог сидел у другой стены, прикованный рядом со своим сыном.
   — Холодное гостеприимство, Род Гэллоуглас, — проворчал старый лорд, с тяжелым от мрачных дум лицом. — Едва ли в безопасное место привел меня твой слуга.
   Измена! Роду следовало бы знать, что Тому лучше не доверять.
   — Большой Том, ты…
   — Здесь, мастер.
   Род посмотрел, обернувшись. Большой Том сидел у противоположной стены, прикованный как и все остальные.
   Том печально улыбнулся, бросив на своего хозяина укоризненный пытливый взгляд.
   — Я думал, ты освободишь нас, мастер. И вот ты здесь, скованный, как и все остальные.
   Род нахмурился и взглянул на свое запястье. Его окружала ржавая толстая полоса железа. У нее имелись копии на лодыжках и другом запястье.
   Он поднял глаза на Тома, улыбнулся и поднял руку, тряхнув цепью.
   — Слышал когда-нибудь присказку, что каменные стены — еще не тюрьма?
   — Тот, кто сказал эти слова, был дурак, — злобно бросил Том из темноты.
   Род поднял глаза к установленному высоко в стене маленькому зарешеченному окну. Оно давало единственное освещение в помещении-камере примерно десяти футов шириной и пятнадцати длиной со сплошь заросшим мхом потолком в десяти футах от пола. Стены были каменными и грязными, а пол покрыт прелой соломой.
   Единственным украшением служил скелет, удерживаемый от распада мумифицированными связками, прикованный к стене, подобно им самим.
   Род осторожно осмотрел молчаливого сокамерника.
   — Не такие уж они рачительные хозяева, верно? Могли бы, по крайней мере, уволочь кости в нижние приделы.
   Он снова повернулся к окну.
   — Векс, — прошептал он достаточно тихо, чтобы другие не могли разобрать слов. — Векс, ты где?
   — В самой грязной и разваленной конюшне, какую я когда-либо видел, — ответил робот. — Вместе с пятью клячами самого плачевного вида из всех, кто за пределами скотобойни. Я думаю, мы, предположительно, являемся кавалерией Дома Хлодвига, Род.
   Род тихо засмеялся.
   — А не бегает ли поблизости какая-нибудь мышка с большими зелеными глазами, Векс?
   — Нет, Род, но на моей голове сидит синица.
   Род усмехнулся.
   — Спроси ее, не имеет ли она какой-нибудь власти над холодным железом?
   — Как мне с ней говорить, Род?
   — Вещая на частоте волны человеческой мысли, конечно! Она же телепатка, идиот ты ученый!
   — Род, я категорически протестую против подобных уничижительных высказываний по адресу моих способностей в областях, по которым я не запрограммирован.
   — Ладно, ладно, я сожалею, раскаиваюсь! Ты гений, чудо, Эйнштейн, Урт! Только спроси ее, идет?
   Возникла пауза, затем Род услышал малоразборчивую серию чириканья на заднем плане.
   — Что это за чириканье, Векс?
   — Гвендайлон, Род. Она очень бурно отреагировала на новый опыт телепатии с конем.
   — Ты хочешь сказать, что она чуть не свалилась со своего насеста? Но она сказала что-нибудь?
   — Конечно, Род. Она говорит, мол, теперь уверена, что ты — чародей.
   Род застонал и закатил глаза к потолку.
   — Слушай, Векс, верни ее к делу, а? Может она вытащить нас из этих цепей и разрезать решетки на нашем окне?
   Возникла еще одна пауза, затем Векс ответил:
   — Она говорит, что не имеет никакой власти над холодным железом, Род, ни равно любые из известных ей ведьм, колдунов или эльфов. Она предлагает кузнеца, но боится, что это непрактично.
   — Бытие, Исход, Левит… ну, скажи ей, мол, я рад, что она не потеряла чувства юмора. И спроси ее, как, черт возьми, она собирается вытащить нас отсюда?
   — Она говорит, что незачем употреблять сильные выражения, Род…
   — Не нужно было транслировать меня буквально, шмелиный ты мозг!
   — …и она думает, что Князь Эльфов может оказаться способным освободить вас. Она считает, что он придет, но он находится в некотором удалении, так что это может занять какое-то время.
   — Я думал, что она говорила, будто эльфы не могут управиться с холодным железом!
   Возникла новая пауза, затем Векс сказал:
   — Она говорит, что Князь Эльфов не совсем эльф, Род, будучи только наполовину старой крови.
   — Только наполовину… минуточку! — нахмурился Род. — Ты хочешь сказать, что он гибрид между эльфом и смертным?
   — Именно так, Род.
   Род попытался представить себе, как восемнадцатидюймовый эльф и шестифутовая смертная могли бы заиметь ребенка, и в мозгу его началась карусель.
   — Она теперь отбывает, Род, вызвать его и вернется как можно быстрее, но это займет некоторое время. Она просит тебя быть тверже сердцем.
   — Если мое сердце будет хоть сколько-нибудь тверже, оно станет положительно каменным. Передай ей, что я ее… Нет, просто передай ей, что я ей благодарен.
   Он, казалось, услышал слабый вздох за ухом, и Векс сказал с оттенком смирения:
   — Скажу, Род.
   — Спасибо, Векс, оставайся живым.
   Род вернулся обратно в тюрьму. Логайры сидели, прижавшись к стене, странно глядя на него.
   — Он разговаривает с разреженным воздухом, — прошептал Туан. — Воистину, этот человек одержим!