Ничего удивительного, с грустью думал Чэнь, что она такая разная на фото для паспорта и на снимке после окончания школы.
   «Опадают цветы, утекает вода, и проходит весна. / Все изменчиво в мире».
   Двадцать лет пролетели как одно мгновение; Вэнь закончила школу всего на два-три года раньше Чэня. И старший инспектор подумал, что, несмотря на последнее нелепое задание, пожалуй, ему самому нет причин жаловаться на жизнь.
   Он взглянул на часы, убедился, что до прибытия рейса еще есть время, и направился в телефонную будку, откуда позвонил Цянь Цзюню в управление.
   – Следователь Юй звонил?
   – Нет, еще не звонил.
   – Рейс задерживается. Я должен дождаться американку, а потом отвезти ее в гостиницу. Думаю, сегодня я уже не попаду в управление. Если Юй позвонит, передайте, чтобы он перезвонил мне домой. И посмотрите, можно ли ускорить получение акта о вскрытии тела, найденного в парке.
   – Постараюсь, старший инспектор Чэнь, – сказал Цянь. – Значит, убийство в парке расследуете вы?
   – Да, труп, обнаруженный в парке Хуанпу, – дело политическое.
   – Понятно, старший инспектор Чэнь.
   Затем он позвонил Пэйцинь, жене следователя Юя.
   – Пэйцинь, это Чэнь Цао. Я в аэропорту. Извините, что пришлось так срочно отправить Юя в командировку.
   – Вам не за что извиняться, старший инспектор Чэнь, это же ваша работа.
   – Он звонил домой?
   – Нет, пока нет. Думаю, он сперва позвонит вам.
   – Он наверняка уже прибыл на место, живой и невредимый. Так что не волнуйтесь за него. Возможно, он позвонит мне сегодня вечером.
   – Спасибо.
   – Ну, будьте здоровы, Пэйцинь. Передавайте привет Циньциню и Старому Охотнику.
   – Обязательно передам. И вам желаю здоровья.
   Он жалел, что рядом нет Юя, его всегдашнего напарника. Сейчас бы они обсуждали с ним разные версии, хотя Юй не очень хотел браться за дело Вэнь – еще меньше, чем за расследование убийства в парке. Несмотря на полную несхожесть характеров и вкусов, они подружились. Чэнь несколько раз ходил к Юю в гости, и ему там очень нравилось, хотя следователь с женой и сынишкой ютился в одной комнате. Юй был гостеприимным хозяином, отлично играл в го, а Пэйцинь изумительно готовила и любила поговорить о китайской литературе.
   Вернувшись в свое кресло, Чэнь решил почитать о нелегальной эмиграции из провинции Фуцзянь. Доклад был на английском, так как в Китае его запретили публиковать. Он успел прочитать лишь несколько строк, когда к соседнему креслу подошла молодая женщина с детской коляской. Это была очень миловидная женщина лет двадцати пяти, с тонкими чертами лица и с легкой тенью под большими глазами.
   – Английский? – сказала она, взглянув на бумаги у него в руках.
   – Да.
   Видимо, она решила сесть рядом, потому что заметила его материалы на английском.
   На ней была длинная кофта поверх белого платья из легкой материи, полы которого взлетали вокруг ее длинных ног в сандалиях, когда она толкала перед собой коляску со спящим белокурым ребенком.
   – Он еще не видел своего папу-американца, – сказала она по-китайски. – Посмотрите на его волосы! Такие же, как у отца, – совсем золотистые.
   – Чудный малыш.
   – Блондин! – сказала она на английском. Последнее время ходило много рассказов о смешанных браках. Спящий ребенок был очаровательным, но старшего инспектора покоробил подчеркнутый восторг матери по поводу цвета волос сынишки. Как будто она считала, что любое явление, связанное с Западом, достойно того, чтобы им гордиться.
   Чэнь встал, чтобы сделать еще один телефонный звонок. К счастью, он нашел будку, которая принимала за междугородные звонки монеты. «Время – деньги». Данный лозунг в девяностых стал особенно популярным. В аэропорту он звучал особенно верно и актуально. Чэнь набрал номер товарища Хун Ляньсина, комиссара управления полиции Фуцзяни.
   – Комиссар Хун, говорит Чэнь Цао. Товарищ секретарь парткома Ли только что передал мне дело Вэнь, но мне ничего не известно о ходе расследования. Я всецело полагаюсь на вас – вы, конечно, в курсе всей ситуации.
   – Оставьте, старший инспектор Чэнь. Нам известно, что решение о вашем назначении было принято наверху. Так что постараемся всеми силами помочь вам.
   – Для начала обрисуйте мне всю картину, комиссар Хун.
   – В нашем районе незаконная эмиграция давно уже превратилась в настоящую проблему. А с середины восьмидесятых она еще больше обострилась. Благодаря политике «открытых дверей» люди получили доступ к западной пропаганде и стали мечтать о том, чтобы самим уехать в Америку и разбогатеть. На Тайване возникли целые преступные организации, которые занимаются контрабандной переправкой людей за океан. У них в распоряжении огромные современные суда, так что путешествие за океан стало доступным для желающих, а главное, очень доходным делом для гангстеров.
   – Да, люди вроде Цзя Синьчжи стали крупными воротилами.
   – Ну и к тому же им помогают местные гангстерские организации типа «Летающих топоров». Особенно по части выбивания долгов за перевозку с пассажиров.
   – И сколько стоит такая перевозка?
   – Тридцать тысяч американских долларов за человека.
   – Ого! Да только на проценты от такой суммы можно жить припеваючи! Почему же люди идут на такой риск?
   – Потому что уверены, что могут заработать такие деньги всего за один-два года. Да, честно говоря, и риск не очень большой – из-за последних изменений в нашем законодательстве. Если их поймают, то теперь уже не упрячут в тюрьму или в трудовой лагерь, а просто отошлют назад, домой. И потом на них не станут оказывать политическое давление. Так что последствия их не страшат.
   – Да, в семидесятых им дали бы за это большой срок, – сказал Чэнь, вспомнив о том, что один из его учителей был упрятан в тюрьму только за то, что слушал по радио «Голос Америки».
   – А еще один из благоприятных для беженцев факторов – вы не поверите! – это политика самих американцев. Вы думаете, что если там поймают незаконно прибывшего человека, то немедленно депортируют обратно в Китай, да? Как бы не так! Им разрешают оставаться сколько угодно и предлагают подать заявление о предоставлении политического убежища. Так что у нас огромные сложности. И если на сей раз американцам удастся привлечь Цзя к ответственности, это нанесет тяжелый удар по контрабанде людьми.
   – Я вижу, комиссар Хун, вы в курсе всей ситуации. Мы со следователем Юем очень рассчитываем на вашу помощь. Не знаю только, добрался ли он уже до Фуцзяни.
   – Думаю, уже добрался, но пока что мне не звонил.
   – Я нахожусь в аэропорту, встречаю американку. У меня монеты кончаются, придется заканчивать разговор. Позвоню вам еще раз сегодня вечером, комиссар Хун.
   – Звоните в любое время, старший инспектор Чэнь.
   Разговор прошел гораздо более спокойно, чем он ожидал. Обычно местная полиция без энтузиазма сотрудничает с приезжими сыщиками.
   Положив трубку, он снова взглянул на монитор. Время прибытия снова изменилось – самолет должен был приземлиться через двадцать минут.

4

   Следователь Юй Гуанмин отправился в Фуцзянь вместо самолета поездом. По времени получалось почти одно и то же, зато поездом было дешевле. В управлении имелись определенные правила относительно расходов на транспорт. Командированному разрешалось присвоить себе половину разницы между стоимостью билетов на самолет и на поезд, что составляло довольно приличную сумму, если взять билет не в спальный вагон, а в сидячий, плацкартный. Получалось чуть больше ста пятидесяти юаней, на которые он рассчитывал приобрести для своей жены, Пэйцинь, электронный калькулятор. Она работала в ресторане бухгалтером, но дома до сих пор пользовалась обычными счетами, допоздна щелкая деревянными косточками.
   Усевшись на деревянную скамью вагона, следователь Юй погрузился в изучение дела Вэнь. В папке было всего несколько документов, но, прочитав те, которые относились к началу семидесятых, Юй испытал эффект дежавю. В начале семидесятых они с Пэйцинь тоже входили в число представителей «грамотной молодежи».
   Юй отвлекся от чтения, закурил и стал задумчиво следить за поднимающимися к потолку кольцами дыма. Настоящее всегда изменяет прошлое, но и прошлое изменяет настоящее.
   Они с Пэйцинь учились в одном классе и, окончив шкоду в семидесятом – им было по шестнадцать лет, – вынуждены были уехать из Шанхая на перевоспитание в военную сельхозкоммуну. Они попали в настоящую глушь; их коммуна была расположена в отдаленной южной провинции Юньнань, на границе с Бирмой. Накануне отправки родители обоих молодых людей о чем-то долго совещались. На следующее утро Пэйцинь пришла к Юю, забралась в грузовик и села с ним рядом, ни разу не осмелившись поднять на него глаза за всю дорогу до железнодорожного вокзала Шанхая. Юй догадался, что у них было нечто вроде помолвки. Их родители хотели, чтобы вдали от дома они заботились друг о друге. Так молодые люди и делали, и не просто заботились – между ними зародились и более серьезные отношения, хотя в Юньнани они не поженились. Не потому, что не любили друг друга. Просто до тех пор, пока они оставались неженатыми, у них сохранялся шанс вернуться в Шанхай. Согласно принятому правительством закону, после свадьбы в деревне выпускники школы должны были остаться там на постоянное жительство.
   К концу семидесятых культурная революция заглохла, хотя и не была официально заклеймена, и они возвратились в родной город. Пэйцинь с помощью управления по делам «грамотной молодежи» удалось устроиться в ресторан «Сихай». А отец Юя, Старый Охотник, досрочно ушел на пенсию, чтобы сыну досталось его место в управлении полиции Шанхая. Они поженились. Через год после рождения сына Циньциня их жизнь потекла обычным порядком – совершенно не так, как они мечтали в далекой Юньнани. Пэйцинь, работавшая бухгалтером в ресторане, целыми днями корпела над своими бумагами в тесной комнатушке, отгороженной от жаркой кухни деревянной перегородкой, и могла позволить себе единственное развлечение – перечитывание любимого романа «Сон в Красном тереме» [2]во время получасового обеденного перерыва. Занявший должность простого следователя Юй постепенно пришел к заключению, что, видимо, так на ней и состарится. Тем не менее он считал, что ему не на что жаловаться – Пэйцинь оказалась замечательной женой, а подрастающий Циньцинь обещал стать умным и почтительным сыном.
   Он недоумевал, почему Вэнь не вернулась в Шанхай, как это сделали многие ее сверстники. Городские юноши и девушки, которые обзавелись в деревне семьей, зачастую разводились только для того, чтобы иметь возможность вернуться домой. Стремление выжить в те годы полнейшего абсурда побуждало людей совершать еще более нелепые поступки. Людям современного общества это трудно понять, даже старшему инспектору Чэню – хотя тот и моложе Юя на несколько лет, но ему не довелось жить в деревне.
   «Внимание, наступило время ужина. Желающие приглашаются пройти в шестое купе, – раздался из громкоговорителя хрипловатый женский голос. – В продаже имеются жареные пирожки с рисом и свининой, пельмени с зеленью и лапша с грибами. Кроме того, предлагаются вино и пиво».
   Юй достал из сумки пакетик с быстроразваривающейся лапшой, налил в эмалированную кружку воды из вагонного титана и всыпал туда лапшу. Вода оказалась недостаточно горячей, и ему пришлось подождать, пока лапша не будет готова. Кроме того, Пэйцинь приготовила ему в дорогу копченую голову карпа, завязав ее в полиэтиленовый пакет. Так что Юй довольно плотно поужинал, но и после еды настроение у него не улучшилось. Полученное задание он расценивал как насмешку. Это было равносильно тому, как если бы человек вздумал приготовить какое-то блюдо в чужой, незнакомой для него кухне. Как мог следователь из Шанхая без посторонней помощи найти в Фуцзяни Вэнь, если с делом не справилась фуцзяньская полиция? То, что им велели искать Вэнь, выглядело совершенно бессмысленным, если только это не было устроено специально для американцев. Он выковырял вилкой неподвижно уставившийся на него глаз копченой рыбы.
   К трем часам утра Юй задремал, выпрямившись, как бамбуковый шест, и то и дело ударяясь головой о спинку деревянного сиденья.
   Когда падавшие в окно лучи солнца разбудили его, проход в вагоне был уже забит людьми, занявшими очередь в туалет. По радио объявили, что поезд вот-вот прибудет в Фуцзянь.
   После ночи, проведенной в сидячем положении, у Юя затекла шея и плечи, ноги словно онемели. Он сокрушенно покачал головой своему отражению в окне вагона. Пожилой мужчина, с небритым и утомленным от поездки в душном вагоне лицом. Да, это вам не тот полный энергии выпускник школы, сидевший рядом с Пэйцинь в поезде, который мчал их в Юньнань.
   Второй результат путешествия в жестком вагоне оказался не менее досадным – ему пришлось побегать по вокзалу в поисках встречающего с листом картона, на котором было обозначено его имя. Должно быть, сержант Чжао Юли из фуцзяньской полиции и не сомневался, что его коллега из Шанхая прибудет в мягком вагоне. На круглом и розовом лице Чжао сверкали бусинки черных глаз, смазанные гелем волосы блестели, на плотной стройной фигуре красовался дорогой белый костюм с красным шелковым галстуком, туфли были начищены до блеска. При виде Юя он улыбнулся, и его глаза превратились в узкие щелочки.
   – Добро пожаловать, товарищ Юй. Меня назначили работать с вами по данному делу.
   – Благодарю вас, товарищ сержант.
   – А я искал вас вон там, – сказал Чжао.
   – Да, оказалось, что все билеты в спальный вагон уже проданы, – пробормотал Юй, стесняясь своего вида. В старом кителе и в мятых от сидения в поезде брюках он выглядел скорее как охранник, а не партнер вылощенного Чжао. – Есть новости, товарищ Чжао?
   – Нет. Мы повсюду ищем Вэнь, но пока безуспешно. Мы придаем этому делу очень большое значение. Я очень рад, что вы потрудились приехать из самого Шанхая, чтобы оказать нам помощь.
   Юй уловил в голосе сержанта ехидные нотки.
   – Да бросьте, сержант. Не стоит так говорить. Я ровным счетом ничего о деле не знаю. Собственно, даже и не знаю, зачем я приехал. Таков был приказ министерства.
   Юй действительно вовсе не надеялся на успех. Либо его командировка была только политической ширмой, либо Вэнь похитили фуцзяньские сообщники Цзя. А тогда искать Вэнь будет все равно что ловить рыбу в лесу, если только местная полиция всерьез не решила взяться за гангстеров.
   – Ну, как говорится, «монах из дальнего храма может читать писание гораздо громче», – сказал Чжао, приглаживая ладонью блестящие волосы.
   – К тому же я совершенно не понимаю фуцзяньского диалекта, – сказал Юй. – Так что вам придется сопровождать меня в деревню Чанлэ.
   – К чему такая спешка, товарищ Юй? Давайте сначала я отвезу вас в гостиницу – она называется «Изобилие». Вы провели в поезде целую ночь. Отдохнете, а потом мы с вами позавтракаем, после чего съездим к нам в управление. Там мы все как следует обсудим, а после обеда в честь вашего приезда…
   – Н-ну… – Юй был поражен вальяжным настроением местного напарника. – Видите ли, я хорошо выспался в поезде. К тому же старший инспектор Чэнь ждет от меня сообщений.
   Чжао уселся за руль легковушки, и они направились в деревню Чанлэ. Ловко ведя машину по ухабистой дороге, Чжао ухитрился коротко рассказать Юю о банде, известной под названием «Летающие топоры».
   Банда возникла в провинции Фуцзянь в последние годы правления династии Цин. Они занимались многим, в том числе контрабандой соли, импортом-экспортом наркотиков, выбиванием долгов у неплательщиков, охраной, игорным бизнесом и проституцией. Триада довольно долго действовала безнаказанно, несмотря на различные меры, предпринимавшиеся правительством. Впрочем, деятельность банды ограничивалась провинцией Фуцзянь. После 1949 года банда была разогнана, а несколько ее вожаков казнены за связи с националистами. Однако в последние несколько лет банда вновь заявила о себе. Контрабандной переправкой людей занимаются тайваньские воротилы вроде Цзя Синьчжи, но не без существенного участия в ней фуцзяньской триады. Незаконный иммигрант подписывает обещание выплатить свой долг за перевозку по частям. Сперва роль «Летающих топоров» сводилась к тому, чтобы обеспечить своевременное поступление платежей перевозчику. Затем они стали участвовать и в других стадиях операции, в частности, агитировать и вербовать людей для отъезда за океан.
   – Вы можете подробнее рассказать об исчезновении Вэнь? – спросил Юй.
   И Чжао стал вводить его в курс всего, что на данный момент удалось установить фуцзяньской полиции.
   Утром 6 апреля Чжао поехал к Вэнь, чтобы уладить все формальности с паспортом. Фуцзяньскую полицию уведомили о том, что за Вэнь прибывает представитель американской стороны, поэтому они хотели поскорее выдать ей паспорт. Чжао не застал Вэнь ни дома, ни на фабрике деревенской коммуны. Днем Чжао еще раз съездил в деревню, но результат оказался тем же. На следующее утро он отправился в Чанлэ, захватив с собой еще одного сотрудника полиции. Дверь в ее дом была заперта. По словам соседей, раньше Вэнь никогда не уходила из дому на целый день. Ей нужно было работать на фабрике, возиться в огороде и кормить кур и поросят. Полицейские заглянули в свинарник, где голодные поросята едва держались на ногах. Тогда они решили войти в дом, но предварительно удостоверились в отсутствии следов взлома. Внутри никого не было, признаки борьбы также отсутствовали. Они стали опрашивать жителей деревни. В результате выяснилось, что в последний раз Вэнь видели 5 апреля в десять сорок пять утра, когда она ходила к колодцу за водой. Днем 7 апреля полицейские уже были уверены, что с Вэнь что-то случилось.
   Местная полиция проверила все деревни и гостиницы в радиусе ста пятидесяти километров, опросила людей на автовокзалах и остановках. Выяснили, что в ту ночь мимо деревни проходил только один автобус. Но до сих пор все их усилия не дали никаких результатов.
   – Это выше нашего понимания, – заключил Чжао. – Ее изчезновение – настоящая загадка.
   – А не могли ее похитить «Летающие топоры»?
   – Вряд ли. В ту ночь в деревне никто ничего необычного не заметил. Если бы ее похитили, она кричала бы, пыталась бы вырваться, так что шум обязательно услышали бы. Да вы и сами через минуту все увидите.
   Однако им понадобилось проехать еще четверть часа, прежде чем они завидели деревню. Бросалось в глаза резкое различие между домами. Некоторые были новыми, современными и солидными, похожими на особняки в лучших районах Шанхая, тогда как другие поражали своей ветхостью, настоящие хижины.
   – Как будто два разных мира, – заметил Юй.
   – Так оно и есть, – сказал Чжао. – Между хозяйствами жителей деревни, у которых родственники уехали за границу, и тех, у кого таких нет, громадная разница. Все эти новые роскошные дома построены на деньги, присланные из-за океана.
   – Любопытно. В Шанхае такие современные виллы стоили бы миллионы.
   – Вот я приведу вам кое-какие цифры, следователь Юй. Ежегодный доход здешнего крестьянина составляет около трех тысяч юаней, и это еще смотря по погоде. А в Нью-Йорке такую сумму можно заработать за неделю – при этом нормально жить, есть в ресторане и платить за все наличными. Накопленных там за год денег достаточно, чтобы построить здесь двухэтажный дом с мебелью и всякой утварью, включая разную технику. Могут ли с ними соперничать семьи, у которых нет родственника за границей? Нет, конечно. Им остается по-прежнему ютиться в этих обветшалых развалюхах, в тени тех, кто оказался наверху.
   – Да, за деньги невозможно сделать все, – сказал Юй, повторяя фразу из современного фильма, – но без денег не сделаешь ничего.
   – Единственный выход для бедняков как-то поправить свои дела – тоже уехать за границу. Иначе на них будут смотреть как на бестолковых, ленивых или недотеп. Настоящий порочный круг! Вот потому-то все больше местных жителей стремятся уехать за океан.
   – И Фэн тоже уехал именно поэтому?
   – Во всяком случае, у него это была одна из причин. Они подошли к дому Вэнь. Старый, возведенный, видно, еще в начале века, но не маленький, с передним и задним дворами и с хлевом, по сравнению с недавно отстроенными особняками он казался еще более жалким и захудалым. На двери висел медный замок. Чжао открыл его лезвием перочинного ножа. В переднем дворе Юй заметил в углу две корзины с пустыми бутылками из-под вина.
   – Фэн много пил, – пояснил Чжао. – Вэнь собирала бутылки, а потом сдавала.
   Они осмотрели стены двора, верх которых был покрыт густым слоем пыли, но следов проникновения с улицы не обнаружили.
   – Ничего подозрительного не нашли среди оставленных в доме вещей? – спросил Юй, когда они вошли в дом.
   – А здесь и нечего было оставлять.
   Во всяком случае, мебели, считай, действительно всего ничего, заметил про себя Юй, доставая блокнот. Гостиная выглядела безнадежно голой. Лишь шаткий стол с двумя деревянными лавками. Однако под столом стояла корзина с жестяными банками и пластиковыми пакетами с каким-то содержимым. На одном пакете была надпись: «Осторожно. Огнеопасно». Что бы там ни находилось, обычно люди не держат дома такие вещи.
   – Что в банках?
   – Вещество, которым Вэнь пользовалась для своей работы, – пояснил Чжао.
   – Какой же работой она занималась дома?
   – На фабрике она выполняла очень простую работу, имела дело с различными химическими абразивами. Окунала в них пальцы и терла точные детали до тех пор, пока они не становились абсолютно гладкими. Так сказать, представляла собой живой шлифовальный станок. Здешние крестьянки зарабатывают в зависимости от количества сделанной продукции, то есть им платят поштучно. Вот Вэнь и приносила домой абразивы и детали, чтобы по вечерам заработать еще несколько юаней.
   Они прошли в спальню. Старая кровать была огромной, с вырезанным на деревянном изголовье узором. Кроме нее, в комнате стоял комод, по-видимому работы того же столяра. В ящиках валялись какое-то тряпье, старая одежда и другие ненужные вещи. Один ящик заполнен детской одеждой и ботиночками, видно принадлежавшими ее погибшему сыну. В другом Юй обнаружил фотоальбом, где было несколько старых фотографий Вэнь.
   На одной Вэнь была снята на шанхайском вокзале, она высунулась из окна вагона и махала рукой людям на платформе, которые, судя по всему, пели и выкрикивали революционные лозунги. Эта сцена была знакома Юю: Пэйцинь вот так же махала на прощание из окна своей семье на платформе того же самого вокзала. Он спрятал в свой блокнот несколько фотографий.
   – А у Вэнь есть недавние снимки?
   – Только один – для паспорта.
   – Даже свадебной фотографии нет?
   – Нет.
   Странно, подумал Юй. В Юньнани, хотя они с Пэйцинь не регистрировали брак, боясь, что им потом не разрешат вернуться в Шанхай, она все-таки настояла на том, чтобы их сфотографировали в традиционной позе жениха и невесты. И сейчас, много лет спустя, Пэйцинь так и называет ту фотографию «свадебной».
   В нижнем ящике комода они нашли несколько детских книжек, словарь, обрывок старой газеты, датированной несколькими месяцами назад, томик «Сна в Красном тереме», изданный до культурной революции, и антологию лучших стихотворений за 1988 год…
   – Сборник стихов 1988 года, – обернувшись к Чжао, сказал Юй. – Странно его здесь видеть.
   – Да, мне тоже так показалось. – Чжао взял сборник в руки. – Но видите, между страницами вложены образцы вышивки? Деревенские жители для этого и пользуются книгами.
   – Да, и моя мама тоже так делала. Так они не помнутся. – Юй полистал томик. Никакой надписи. В оглавлении имя Вэнь тоже не значилось.
   – Вы хотите послать его вашему старшему инспектору, любителю поэзии?
   – Нет, не думаю, что сейчас у него найдется время для стихов. – Тем не менее Юй сделал пометку в блокноте. – Да, вы упомянули, что она работала на фабрике деревенской коммуны. Но ведь система коммун уничтожена несколько лет назад.
   – Верно. Просто люди привыкли ее так называть.
   – Мы можем сходить туда сегодня?
   – Управляющий уехал в Гуанчжоу. Я договорюсь, чтобы он встретился с вами, как только вернется.
   Закончив осмотр дома, они направились в контору деревенского комитета. Старосту деревни они не застали. Старушка лет восьмидесяти узнала Чжао и угостила их чаем. Юй позвонил в управление полиции Шанхая, но старшего инспектора Чэня тоже не застал на месте.
   Приближалось время обеда. Чжао уже не возвращался к своему плану приема коллеги из крупного города. Они зашли в заурядную лапшевную – железная печурка, топившаяся углем, и несколько глиняных горшков перед покосившимся домиком. Ожидая, пока им приготовят лапшу с рыбными фрикадельками, Юй повернулся посмотреть на рисовое поле.