Страница:
За всеми этими эволюциями шара в небе наблюдала пара внимательных темно-карих глаз. Вот ярко-красный предмет устремился вниз, стремительно набирая скорость. Мощные лапы, оттолкнувшись от земли, бросили тело вперед. Секунда – и могучая собака в высоком прыжке взмыла в воздух. Собачий мозг считал лучше всякого компьютера. Небольшой поворот головы, и сильные челюсти намертво вцепились в добычу.
– Ура! Ура! Молодец, Дик! – Девчушка лет десяти в легком белом платьице радостно запрыгала на месте, размахивая руками.
Огромный черный ротвейлер, сжимая в пасти красный шар, большими прыжками устремился к девочке. Буквально в нескольких сантиметрах от нее, взрыхлив лапами землю, собака остановилась. Маленькая, хрупкая детская рука безбоязненно схватила шар, со всех сторон зажатый зубами.
– А ну отдай.
Собака игриво подалась чуть назад, легко потянув за собой и легкое тельце девочки.
– Не балуйся, Дик. Немедленно отдай мяч.
Страшные собачьи челюсти тут же покорно разжались.
– Молодец, Дик, молодец. Хорошая собака. – Маленькая теплая человеческая ладошка заскользила по лобастой собачьей голове.
Но человеческий детеныш, впрочем как и любой другой, не склонен к статичности и долгим переживаниям. Он растет, развивается. Он должен за короткое время вырасти, окрепнуть, слабенькие, чуть сформированные мышцы должны превратиться в мускулы. Он должен все потрогать, увидеть, почувствовать. Словом, он должен познать мир. И поэтому, повинуясь намертво вбитой в его подсознание программе, он бегает, прыгает, трогает, нюхает, смотрит – саморазвивающаяся кибернетическая система на начальном этапе своего развития.
– Дик, догоняй! – Девочка стремительно разворачивается, и вот уже тонкие, худые, еще не превратившиеся в одно из прекрасных чудес, девичьи ножки мелькают в нескольких метрах от собаки.
Умный пес еще несколько секунд неподвижно стоит, затем бесшумно, легко срывается с места. Могучие мускулы красиво перекатываются под шкурой, толстые лапы с силой отталкиваются от земли – прекрасное, грациозное создание природы во всей красе.
Легко обогнав девочку, собака своим телом перегораживает ей путь. Смеясь, девочка легко разворачивается и бежит в другую сторону. И вновь умная собака несколько секунд выжидает, давая фору маленькому человеческому существу. Затем несколько сильных прыжков, радостный смех девочки, и все повторяется сначала.
– Ника, обедать, – на пороге небольшого двухэтажного дома появляется молодая женщина в цветастом легком платье.
– Ма, ну можно я еще немножечко с Диком поиграю?
– Нет. Иди ешь, тебе еще надо заниматься.
– А потом можно я с Диком схожу посмотреть на Преданного?
– Вот когда позанимаешься, тогда посмотрим.
Девочка вздыхает и нехотя идет к дому. Собака несколько секунд смотрит то на нее, то на ее мать. Наконец собачий мозг принимает решение. Подбежав к девочке, Дик тыкается в нее, затем быстро ложится на брюхо и, ловко помогая себе передними и задними лапами, протискивается между девчоночьих ног. Пружины собачьих мускулов распрямляются, и вот уже девочка оказывается на собачьей спине. Радостные и счастливые, два существа приближаются к крыльцу дома.
Едва за девочкой закрылась входная дверь, послышалось легкое шипение, и в ста метрах от дома взметнулся высокий столб воды.
Бесстрастный электронный луч, управляемый чуткими датчиками, чертил прямую зеленую линию на экране монитора. В его левом верхнем углу, сменяя друг друга, мелькали цифры, отсчитывая время. Вот луч дрогнул, безупречная прямая линия сменилась густым частоколом невысоких зубцов. Тотчас же под ними, словно давно, с нетерпением ожидая этого момента, высветились строчки текста. Их число быстро увеличивалось, одни, самые первые, уползали за край экрана, на месте них появлялись новые – мощный компьютер отображал на мониторе свой анализ полученного от многочисленных датчиков сигнала. Наконец анализ закончился. Торопливо бегущие строки исчезли. Повинуясь заложенной в него программе, компьютер вынес вердикт, что сигнал опасности не предвещает. Электронный луч продолжал без устали чертить прямую линию…
Глава 2
Объединенная Русь. Украина. Киев.
Мариинский дворец. Рабочий кабинет Президента
Объединенной Руси. 23 августа. Пятница.
15.10 по местному времени.
– Значит, ничего не выявлено?
– Абсолютно. По крайней мере, самые современные технологии не смогли выявить и бита информации, отличающейся от той, которую Ковзан изложил в своем докладе. Да и какой смысл ему ее скрывать? – Директор Службы безопасности Олег Николаевич Пустовойтенко уверенно смотрел в глаза Президенту.
В рабочем кабинете Президента Объединенной Руси и Президента Украины на несколько мгновений повисла тишина. Каждый из собеседников еще раз мысленно отвечал на вопрос: есть ли у человека, вернувшегося из гиперпространства, какие-либо поводы скрывать информацию, полученную там.
«Своим полетом в гипер Ковзан полностью обязан Орлову, тогдашнему Президенту Объединенной Руси и нынешнему Президенту России. Без него ничего подобного не было бы. А сейчас я вместо Орлова, – Президент Владимир Владимирович Грушенко чуть было непроизвольно не обернулся назад, на стоящий за его спиной штандарт Президента Объединенной Руси, но усилием воли подавил в себе это детское желание. – Ну и что? Это жизнь. Один президент сменился другим. Не враг же захватил страну, в конце концов».
Прошло уже целое столетие с тех пор, как правительства Украины и Российской Конфедерации, включающей в себя на то время Белоруссию и Казахстан, пришли к выводу, что для дальнейшего развития, для более эффективного противостояния экономической экспансии западноевропейских государств и Китая следует объединиться в единый Союз. Был проведен всенародный референдум, постановивший Российско-Украинскому Союзу (сокращенно РУС) быть. От этой аббревиатуры до названия «Объединенная Русь», устраивавшего всех, было рукой подать. Через несколько лет кропотливой бумажной работы новое государство с названием Объединенная Русь появилось на политической карте мира. Высшим Органом управления Объединенной Руси стал Совет президентов, состоящий из президентов России, Белоруссии, Казахстана и Украины. Председателем Президентского Совета или Президентом Объединенной Руси избирался один из четырех президентов в ходе всеобщих выборов. Когда готовился совместный, Объединенной Руси и Соединенных Штатов Америки, гиперпространственный полет, Президентом Объединенной Руси был Президент России Владимир Сергеевич Орлов, значительно поспособствовавший этому событию. Но на президентских выборах 2192 года Президентом Объединенной Руси стал Президент Украины Владимир Владимирович Грушенко. И, в соответствии с конституцией, резиденция Президента Объединенной Руси переместилась из Москвы в Киев. Победе Грушенко в значительной степени поспособствовало то, что он являлся противником предоставления некоторым избранным людям второй жизни. И он даже публично извлек из себя чип сбора информации, тем самым отказавшись от второй жизни, на которую он имел все основания, занимая такой высокий пост, как Президент Украины. Расчет был точен. Подавляющее число электората – простой народ, всегда подспудно завидовавший и поэтому раздраженный на элиту общества. А тут еще этой элите стала дароваться вторая жизнь. Это даже не богатство и слава при жизни. Простой люд всегда тешила мысль, что после смерти все равны перед Богом, и он решит, кому в рай, а кому вечная смерть. Сейчас же осязаемый, земной рай стал реален для некоторых избранных. Это еще более раздражало простых смертных. И, голосуя за Грушенко, они голосовали, как это часто водиться, не за, а против.
«У человека всегда могут найтись мотивы что-либо скрывать от других людей, – Олег Николаевич Пустовойтенко, очевидно в силу своей профессии, смотрел на людей, так сказать, чекистским взглядом. – Интересы могут быть финансовые, карьерные, личные, в конце концов. Люди не ангелы – у них множество интересов, желаний, стремлений».
«Правда, я добился отмены у себя в стране права на вторую жизнь, на которую Ковзан, безусловно, после такого полета мог бы рассчитывать… но есть же еще, в конце концов, и долг, долг перед страной, пославшей его на ответственное, опасное, но и почетное задание», – эта неприятная мысль вызвала желание у Грушенко вслух как-то опровергнуть ее.
– Я не имею в виду, что он что-то скрывает, – несколько раздраженно наконец прервал тишину Президент Объединенной Руси, – он может обладать информацией, сам того не подозревая. И тогда все эти полиграфы и прочие шпионские штучки бессильны – человек верит в то, что говорит.
– Мы его поместили в «Гипнотизер»[8] и, можно сказать, по рукам перебрали все его подсознание, – сдержанно, не реагируя на начальственное раздражение, возразил Пустовойтенко.
– Информация может лежать очень глубоко, – уже спокойнее, остывая, возразил Президент.
– Мы в подсознании Ковзана нашли даже информацию, как он в пятилетнем возрасте, играя во дворе, подсматривал за двумя собачками… гм, занимающимися любовью.
– Значит, полет в гиперпространство прошел впустую? И Хохлов ошибался, доказывая, что гиперпространство и есть, собственно, то, что люди подразумевают под понятием «Бог»?[9].
– Выходит, так, – согласился с Президентом директор Службы безопасности.
– И что дальше делать с этим Ковзаном?
Пустовойтенко сделал небольшую паузу, как бы обдумывая ответ, затем произнес давно продуманное решение:
– Сделать несколько телевизионных передач о героическом полете, несколько статей об этом, но ясно подчеркнуть, что чаяния людей на непосредственный контакт с Богом не оправдались. Наука ошиблась.
– Или Бог не пожелал общаться с представителями людей, – Президент сделал паузу, – пока не пожелал, – тут же добавил он.
Пустовойтенко несколько мгновений смотрел в глаза главы государства, затем чуть улыбнулся и одобрительно кивнул головой:
– Так даже лучше. Никогда не следует отнимать у людей надежду.
– Затем, мне кажется, стоит организовать несколько философских статей, где бы, кроме всего прочего, озвучивалась гипотеза, что Бог не пожелал пойти на контакт с людьми из-за, скажем так, их грехов.
– В том числе из-за их желания получить вторую жизнь, – подхватил мысль главы государства Пустовойтенко.
«Интересно, что бы мы делали, если бы Ковзан или этот американец заявили, что против технологии второй жизни Бог не возражает. Тогда бы Орлов вполне вновь мог стать Президентом Объединенной Руси. Так что уж лучше ничего не находить в голове этого Ковзана. И Грушенко это отлично понимает».
– Ты правильно меня понял. И все это необходимо «вбросить» в народ за несколько дней до бывшего Дня Веселья. Это наверняка несколько ослабит протесты известной тебе кучки недовольных отменой второй жизни.
– Мне кажется, не стоит недооценивать этих недовольных, – осторожно заметил собеседник Президента, – если вспомнить совсем недавнюю историю, мы тоже начинали с небольшой кучки людей.
– Но мы выражали чаяния многих миллионов. Поэтому так быстро наше движение «Жизнь только от Бога» стало массовым. А чьи чаяния выражает Орлов? Небольшой кучки интеллектуалов, рассчитывавших на вторую жизнь. Если они такие умные, то пусть докажут это Большому Компьютеру, а тот порекомендует их Совету Развития ООН. Там, для таких как они, создан фонд. Вот пусть через него получают свою драгоценную вторую жизнь, а не баламутят народ.
– Туда очень сложно попасть. Нужно быть действительно гением.
– А если ты не гений, то нечего и соваться во вторую жизнь. Ты кто такой? Шекспир? Ньютон? Эйнштейн? Сократ? А ведь этих, действительно уникальных людей, нет. Они все – прах. Поэтому нечего переводить ресурсы государства на… ширпотреб. Вместо них другие родятся, получше. Нет, этой кучки я не боюсь. Она так и останется кучкой. Просто в силу того, что обыкновенных людей значительно больше, чем выдающихся. В борще всегда соли мало. А если много, то борщ уже есть невозможно. Его надо выбрасывать на помойку, – последние слова Президент произнес жестким голосом.
– И слава Богу.
– Да, и слава Богу. Иначе эта соль земли всю Землю бы разнесла в угоду своим амбициям.
– Но все же я за этой кучкой пригляжу на всякий случай… чтобы чего-нибудь они не разнесли. Кстати, они уже подали заявку на проведение митинга тридцать первого августа.
– Конечно, пригляди. И организуй параллельно их митингу наш. Обязательно привлеки отца Сергия. Как он там? – Грушенко вопросительно посмотрел на директора Службы безопасности.
– По-прежнему ревностно служит Богу.
– Я думаю, будучи настоятелем Киево-Печерской лавры, он сейчас спасает большее количество заблудших душ?
В голосе Президента Пустовойтенко уловил легкую иронию.
– Я тоже так думаю.
– Где они собираются митинговать? – Голос Грушенко вновь стал серьезным.
– На Майдане Незалежности. Где же еще? На меньшее они не согласны.
– На Майдане, так на Майдане. Значит, и мы там тоже проведем митинг. Места всем хватит.
– Возможны беспорядки, – директор Службы безопасности сделал озабоченное лицо.
– А милиция на что? И потом, если народ чуть-чуть… повоздействует на небольшую кучку недовольных, я думаю, ничего страшного в этом нет. Мы наглядно покажем всему миру истинное соотношение сил. Как ты считаешь?
– Если чуть-чуть, то ничего страшного. Даже яд в небольших дозах оказывает лечебное воздействие. – Губы Пустовойтенко почти незаметно дрогнули, изображая улыбку.
– И вот еще что, – Грушенко сделал небольшую паузу, – необходимо для Ковзана найти какой-нибудь достойный пост. Я имею в виду настоящего Ковзана, а не его клона. Герой должен быть вознагражден. – Губы Президента Объединенной Руси чуть дрогнули.
– Непременно. И тут вот еще что, – директор Службы безопасности слегка поморщился, показывая, что ему неприятен тот вопрос, который он собирается озвучить, – как быть с чипом информации, находящимся в голове Ковзана? У нас же отменена процедура получения второй жизни. И было бы неплохо, если б герой Космоса публично вынул из головы свой чип, так сказать, показывая свое одобрение нашей политики.
– Не надо на него давить, – после паузы ответил Грушенко. – Пусть освоится… с ролью героя, выступит по ТВ, на собраниях, а потом уже можно и предложить вынуть чип. За геройство не платят – за геройство расплачиваются, – и вновь губы Президента Объединенной Руси чуть дрогнули.
– Ясно, господин Президент. – Пустовойтенко почтительно и серьезно смотрел на своего собеседника, профессионально «не замечая» этих чуть дрогнувших вверх, в улыбку, высших державных губ.
Шестьдесят километров от Киева.
Объект «Ясный» Службы безопасности Украины.
24 августа 2193 года. Суббота.
6.30 по местному времени.
Скорость падения все возрастала. Окружающие звезды, до этого лениво уползающие назад, теперь стремительно, словно стая испуганных рыбок, уносились от невидимого человеку хищника. Вскоре все возрастающая скорость расплющила, вытянула яркие точки звезд в тонкие черточки. Где-то в глубине мозга разбуженный стремительным падением зашевелился страх. Довольно широкий тоннель, в котором неизвестно куда проваливался человек, постепенно сужался. Доселе далекие звезды приблизились, и кроме ослепляющего света от них отчетливо накатывались волны тепла. Зверь страха уже окончательно проснулся и первый раз, еще лениво, нехотя, рыкнул и ударил своей когтистой лапой клетку мозга. А скорость, наплевав на все законы физики, стремительно возрастала. Черточки звезд все более и более удлинялись, вытягиваясь в длинные, бесконечные линии, которые, словно прутья цилиндрической клетки, окружили человека. Приятное тепло, исходившее от них, превратилось в жар, с каждым мгновением становящийся все более и более нестерпимым. Страх уже остервенело бился в мозгу, стараясь вырваться из своей клетки. Все уже и уже становились черные просветы между линиями звезд. Жар, казалось, насквозь пропитал тело человека, приводя бившегося внутри него зверя в неистовство. Вот линии звезд слились в одну пышущую жаром полосу, со всех сторон окружившую человека. Впереди него этот пылающий цилиндр стремительно сужался, превращаясь в точку. Крохотный клочок сознания, еще не оглушенный завыванием, воем беснующегося внутри мозга зверя, почему-то твердо знал, что сходящийся где-то далеко впереди в точку цилиндр – это не обман зрения, а реальность. Точка была не иллюзорной, вызванная перспективой уходящих в бесконечность линий, а реальной, материализацией этой ослепляющей бесконечной колонны света, внутри которой несся человек. Бесконечна колонна, бесконечна ее энергия, и бесконечна материя, сгустившаяся впереди. От понимания этого страх еще сильнее взревел, могучий рывок осатаневшего зверя – и клетка лопнула, разлетелась – сознание рухнуло, и мозг полностью затопила пучина рефлексов и инстинктов…
– А-а-а, – торжествующий рык подсознания громко возвестил его победу над человеческим «Я».
Точка впереди стремительно приближалась, но размеры ее, вопреки здравому смыслу, не увеличивались. Но это не изумляло и не пугало, ибо не было уже здравого смысла.
– А-а-а, – высота звука, словно соревнуясь со скоростью падения, стремительно росла, растягивая рычание в истошный вой.
Точка впереди, уже вот она, рядом. Жар плавит тело, истошный вой вытягивается в визг… и словно рвется невидимый кабель, обесточивая «картинку» – впереди черная пустота, вернее даже не пустота, а просто НИЧЕГО…
Борис Ковзан за секунду, прежде чем открыть глаза, понял, что это сон. Сон, который три, нет, уже четыре раза снился ему с тех пор, как он вернулся на Землю.
Возвращение разочаровало. Нет, конечно были объятия, торжественная встреча в Мариинском дворце и другая обязательная в таких случаях праздничная мишура. Но во всем этом была какая-то натянутость. На них смотрели как-то выжидающе, скорее даже настороженно. Настороженность, вернее скорее уже недоверие, увеличилась, когда в своих отчетах они написали, что, в сущности, ничего не привезли. Да, они были в черной дыре, но затем непонятная сила, пренебрегая всеми законами физики, на то время известными людям, выволокла их оттуда, миг – и они вновь перед собой увидели Землю.
В черной дыре никто с ними не общался, никакого внутреннего голоса или еще чего-нибудь подобного они не слышали. И вообще были они в этой дыре не более пяти минут.
Через два дня после приземления Брэдлоу улетел к себе домой, в Америку. В аэропорту перед многочисленными видеокамерами они на прощание обнялись.
– Боря, ты знаешь, я теперь понимаю, каково было Христу ходить среди евреев, проповедуя свое учение, – шепот Хью был еле слышим. – На него смотрели с опаской. Это на расстоянии все, что связано с великим и могущественным, вызывает трепет и восхищение, а вблизи в первую очередь вызывает опасение и страх.
– Но мы же не Христос, мы же ничего оттуда не привезли.
– А это надо доказать, Боренька.
Они отстранились.
– Жду тебя у себя дома, – громко, для многочисленных микрофонов, окруживших их, сказал Брэдлоу.
– Спасибо, непременно приеду.
Уже у входа в самолет, перед распахнутым люком, американец на прощание махнул рукой и улыбнулся. Борису эта улыбка показалась печальной.
Сердце бешено колотилось. Поморщившись, то ли от легкой боли в груди, то ли от воспоминаний недавнего прошлого, Борис встал с кровати и подошел к зеркалу в ванной комнате. На него смотрело слегка небритое, довольно симпатичное лицо молодого человека. Над высоким лбом чуть свисала короткая челка черных, без единой седины, волос. Тонкий, без всякой славянской картошечности нос аккуратно проходил ровно по середине лица. Тонкие губы были плотно сжаты. И только под темно-карими глазами пролегли какие-то тени, да в самих глазах было что-то такое неподвижное, печальное, словно они видели то, что не располагало к радости и веселью. Вот только что?
«Неужели мы слетали вхолостую? Столько усилий, столько препятствий пройти, прежде чем осуществить этот полет, и в итоге ничего? Значит, метеорит, чуть не сорвавший полет, – это случайность, ухмылка слепой природы?»
Эти бесконечные проверки на различных полиграфах, бесконечные сканирования его мозга и уже не то что копание, а перекопка его подсознания Бориса раздражали. Но, поставив себя на место людей, копошившихся вокруг него, он понял, что они правы. Сколько затрачено средств, времени, усилий, и на выходе пшик. Может, действительно они с Хью получили какую-то важную информацию, но на подсознательном уровне. Эта гипотеза стала еще более вероятной после того, как выяснилось, что люди провели внутри черной дыры тридцать пять минут, а не пять, как они утверждали. Проверка на полиграфах показала, что люди не врут. Они действительно убеждены, что провели там не более пяти минут. Анализ записи переговоров показал, что действительно люди вели разговоры друг с другом внутри черной дыры пять минут. Значит, тридцать минут их мозг был как бы отключен. Отключен для чего? Может, для закачки в него какой-то информации? И вновь тихо жужжали сканеры мозга и с легким чавканьем открывалась камера «гипнотизера». Бесстрастные запоминающие устройства записывали информацию и о давно забытых прочитанных книгах, и разговоры с людьми, которые навсегда выветрились из памяти, как и сами люди записывали переживания при свиданиях с любимыми женщинами и горечь расставаний с ними. Много, очень много хранили, казалось, бездонные кладовые подсознания. Вот только необходимые полчаса не находились. И от этого еще больше становились недоверчивыми взгляды людей.
Через десять минут, умывшись и побрившись, Борис Ковзан вышел из ванной комнаты и мельком взглянул на настенные часы. Без десяти семь. Сегодня его не будут терзать многочисленными приборами. Сегодня он может наконец просто отдохнуть, поваляться в кровати, сходить в бассейн, тренажерный зал, библиотеку. Но самое главное – сегодня он увидит отца. Вечером, а сейчас только семь утра.
Время неожиданно пробежало быстро. Мозг, утомленный нервозностью, напряжением, почувствовав, что можно расслабиться, с охотой это и сделал. Большую часть времени до вечера Борис просто провалялся в постели с книжкой в руках.
В дверь постучали, как и было условлено, ровно в шесть вечера.
– Отец!
– Сын!
Два человека обнялись на пороге комнаты.
– Да, батя, двадцать один год тебе явно к лицу, – чуть отстранившись, сын глядел на отца, теперь годящегося ему в младшие братья.
По лицу отца пробежала тень, превращая радостное лицо в маску. Борис недоуменно смотрел на это превращение.
– Отец, что случилось?
Тот опустил глаза под пристальным взглядом сына и после долгой паузы наконец проговорил:
– Тебе уже сказали, что я… словом я прошел процедуру обновления[10].
– Отец, я это наглядно вижу, и это просто замечательно! Или тебя волнует, что ты теперь биологически младше меня? Не волнуйся, ты для меня всегда останешься отцом.
– Да я и не волнуюсь.
– Так что же тогда?
– Видишь ли, когда ты три года назад полетел в гиперпространство и не вернулся, тебя посчитали умершим… – Ковзан-старший запнулся и надолго замолчал.
– Ну и что? По-моему, существует официальная процедура, так сказать, реабилитации мнимо умерших.
– Дело не в этом. Главный компьютер ООН после того, как к нему поступила информация считать тебя умершим, подсчитал рейтинг твоей Жизненной Записи…
– И?
– Он признал, что твоя Жизненная Запись удовлетворяет обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь, – быстро, словно бросаясь в холодную воду, проговорил отец.
– У меня что, есть клон, двойник? – после небольшой паузы спросил Борис.
И в комнате коротко прозвучало:
– Да.
Франция. Париж. Латинский квартал.
Церковь Сент-Этьенн-дю-Мон.
9.55 по местному (среднеевропейскому) времени.
Молодая, хрупкая девушка безучастно или даже чуть печально смотрела на проходящих под ней людей. Белые овцы, окружившие ее, уж точно безучастно щипали траву. Уже прошло невообразимое для короткой человеческой жизни время, целых семнадцать веков, с тех пор, как эта девчушка, с еще бегущей по ее плоти горячей кровью, с глазами, еще щурящимися на солнце, спасла маленький городок Париж. Спасла его своими молитвами от нашествия гуннов, подарив городу блестящую историю. Это потом маленький городок галльского племени парисеев превратился в самую элегантную столицу мира, с ее чудными Елисейскими полями, тяжеловесной мощью собора Парижской Богоматери и ажурной красотой Эйфелевой башни. Это потом здесь вырастет ироничный гений Вольтера, и отсюда раздадутся раздирающие душу слова: «Je vous parle, que je n'suis pas descendue de l'esprit!»[11] крохотной больной женщины – Эдит Пиаф. Это потом по нему будут расхаживать четыре бравых мушкетера Александра Дюма, страдать созданный пером Виктора Гюго чудовищный горбун Квазимодо, звонарь Нотр-Дама, а прекрасная женщина кисти Делакруа взметнет флаг Франции над баррикадой, и мир вздрогнет от предчувствия гигантских социальных катаклизмов, услышав «Марсельезу» Руже де Лиля.
– Ура! Ура! Молодец, Дик! – Девчушка лет десяти в легком белом платьице радостно запрыгала на месте, размахивая руками.
Огромный черный ротвейлер, сжимая в пасти красный шар, большими прыжками устремился к девочке. Буквально в нескольких сантиметрах от нее, взрыхлив лапами землю, собака остановилась. Маленькая, хрупкая детская рука безбоязненно схватила шар, со всех сторон зажатый зубами.
– А ну отдай.
Собака игриво подалась чуть назад, легко потянув за собой и легкое тельце девочки.
– Не балуйся, Дик. Немедленно отдай мяч.
Страшные собачьи челюсти тут же покорно разжались.
– Молодец, Дик, молодец. Хорошая собака. – Маленькая теплая человеческая ладошка заскользила по лобастой собачьей голове.
Но человеческий детеныш, впрочем как и любой другой, не склонен к статичности и долгим переживаниям. Он растет, развивается. Он должен за короткое время вырасти, окрепнуть, слабенькие, чуть сформированные мышцы должны превратиться в мускулы. Он должен все потрогать, увидеть, почувствовать. Словом, он должен познать мир. И поэтому, повинуясь намертво вбитой в его подсознание программе, он бегает, прыгает, трогает, нюхает, смотрит – саморазвивающаяся кибернетическая система на начальном этапе своего развития.
– Дик, догоняй! – Девочка стремительно разворачивается, и вот уже тонкие, худые, еще не превратившиеся в одно из прекрасных чудес, девичьи ножки мелькают в нескольких метрах от собаки.
Умный пес еще несколько секунд неподвижно стоит, затем бесшумно, легко срывается с места. Могучие мускулы красиво перекатываются под шкурой, толстые лапы с силой отталкиваются от земли – прекрасное, грациозное создание природы во всей красе.
Легко обогнав девочку, собака своим телом перегораживает ей путь. Смеясь, девочка легко разворачивается и бежит в другую сторону. И вновь умная собака несколько секунд выжидает, давая фору маленькому человеческому существу. Затем несколько сильных прыжков, радостный смех девочки, и все повторяется сначала.
– Ника, обедать, – на пороге небольшого двухэтажного дома появляется молодая женщина в цветастом легком платье.
– Ма, ну можно я еще немножечко с Диком поиграю?
– Нет. Иди ешь, тебе еще надо заниматься.
– А потом можно я с Диком схожу посмотреть на Преданного?
– Вот когда позанимаешься, тогда посмотрим.
Девочка вздыхает и нехотя идет к дому. Собака несколько секунд смотрит то на нее, то на ее мать. Наконец собачий мозг принимает решение. Подбежав к девочке, Дик тыкается в нее, затем быстро ложится на брюхо и, ловко помогая себе передними и задними лапами, протискивается между девчоночьих ног. Пружины собачьих мускулов распрямляются, и вот уже девочка оказывается на собачьей спине. Радостные и счастливые, два существа приближаются к крыльцу дома.
Едва за девочкой закрылась входная дверь, послышалось легкое шипение, и в ста метрах от дома взметнулся высокий столб воды.
* * *
Бесстрастный электронный луч, управляемый чуткими датчиками, чертил прямую зеленую линию на экране монитора. В его левом верхнем углу, сменяя друг друга, мелькали цифры, отсчитывая время. Вот луч дрогнул, безупречная прямая линия сменилась густым частоколом невысоких зубцов. Тотчас же под ними, словно давно, с нетерпением ожидая этого момента, высветились строчки текста. Их число быстро увеличивалось, одни, самые первые, уползали за край экрана, на месте них появлялись новые – мощный компьютер отображал на мониторе свой анализ полученного от многочисленных датчиков сигнала. Наконец анализ закончился. Торопливо бегущие строки исчезли. Повинуясь заложенной в него программе, компьютер вынес вердикт, что сигнал опасности не предвещает. Электронный луч продолжал без устали чертить прямую линию…
Глава 2
ПОХИЩЕНИЕ
Все не так плохо, как вы думаете, все намного хуже.
Неизвестный
Объединенная Русь. Украина. Киев.
Мариинский дворец. Рабочий кабинет Президента
Объединенной Руси. 23 августа. Пятница.
15.10 по местному времени.
– Значит, ничего не выявлено?
– Абсолютно. По крайней мере, самые современные технологии не смогли выявить и бита информации, отличающейся от той, которую Ковзан изложил в своем докладе. Да и какой смысл ему ее скрывать? – Директор Службы безопасности Олег Николаевич Пустовойтенко уверенно смотрел в глаза Президенту.
В рабочем кабинете Президента Объединенной Руси и Президента Украины на несколько мгновений повисла тишина. Каждый из собеседников еще раз мысленно отвечал на вопрос: есть ли у человека, вернувшегося из гиперпространства, какие-либо поводы скрывать информацию, полученную там.
«Своим полетом в гипер Ковзан полностью обязан Орлову, тогдашнему Президенту Объединенной Руси и нынешнему Президенту России. Без него ничего подобного не было бы. А сейчас я вместо Орлова, – Президент Владимир Владимирович Грушенко чуть было непроизвольно не обернулся назад, на стоящий за его спиной штандарт Президента Объединенной Руси, но усилием воли подавил в себе это детское желание. – Ну и что? Это жизнь. Один президент сменился другим. Не враг же захватил страну, в конце концов».
Прошло уже целое столетие с тех пор, как правительства Украины и Российской Конфедерации, включающей в себя на то время Белоруссию и Казахстан, пришли к выводу, что для дальнейшего развития, для более эффективного противостояния экономической экспансии западноевропейских государств и Китая следует объединиться в единый Союз. Был проведен всенародный референдум, постановивший Российско-Украинскому Союзу (сокращенно РУС) быть. От этой аббревиатуры до названия «Объединенная Русь», устраивавшего всех, было рукой подать. Через несколько лет кропотливой бумажной работы новое государство с названием Объединенная Русь появилось на политической карте мира. Высшим Органом управления Объединенной Руси стал Совет президентов, состоящий из президентов России, Белоруссии, Казахстана и Украины. Председателем Президентского Совета или Президентом Объединенной Руси избирался один из четырех президентов в ходе всеобщих выборов. Когда готовился совместный, Объединенной Руси и Соединенных Штатов Америки, гиперпространственный полет, Президентом Объединенной Руси был Президент России Владимир Сергеевич Орлов, значительно поспособствовавший этому событию. Но на президентских выборах 2192 года Президентом Объединенной Руси стал Президент Украины Владимир Владимирович Грушенко. И, в соответствии с конституцией, резиденция Президента Объединенной Руси переместилась из Москвы в Киев. Победе Грушенко в значительной степени поспособствовало то, что он являлся противником предоставления некоторым избранным людям второй жизни. И он даже публично извлек из себя чип сбора информации, тем самым отказавшись от второй жизни, на которую он имел все основания, занимая такой высокий пост, как Президент Украины. Расчет был точен. Подавляющее число электората – простой народ, всегда подспудно завидовавший и поэтому раздраженный на элиту общества. А тут еще этой элите стала дароваться вторая жизнь. Это даже не богатство и слава при жизни. Простой люд всегда тешила мысль, что после смерти все равны перед Богом, и он решит, кому в рай, а кому вечная смерть. Сейчас же осязаемый, земной рай стал реален для некоторых избранных. Это еще более раздражало простых смертных. И, голосуя за Грушенко, они голосовали, как это часто водиться, не за, а против.
«У человека всегда могут найтись мотивы что-либо скрывать от других людей, – Олег Николаевич Пустовойтенко, очевидно в силу своей профессии, смотрел на людей, так сказать, чекистским взглядом. – Интересы могут быть финансовые, карьерные, личные, в конце концов. Люди не ангелы – у них множество интересов, желаний, стремлений».
«Правда, я добился отмены у себя в стране права на вторую жизнь, на которую Ковзан, безусловно, после такого полета мог бы рассчитывать… но есть же еще, в конце концов, и долг, долг перед страной, пославшей его на ответственное, опасное, но и почетное задание», – эта неприятная мысль вызвала желание у Грушенко вслух как-то опровергнуть ее.
– Я не имею в виду, что он что-то скрывает, – несколько раздраженно наконец прервал тишину Президент Объединенной Руси, – он может обладать информацией, сам того не подозревая. И тогда все эти полиграфы и прочие шпионские штучки бессильны – человек верит в то, что говорит.
– Мы его поместили в «Гипнотизер»[8] и, можно сказать, по рукам перебрали все его подсознание, – сдержанно, не реагируя на начальственное раздражение, возразил Пустовойтенко.
– Информация может лежать очень глубоко, – уже спокойнее, остывая, возразил Президент.
– Мы в подсознании Ковзана нашли даже информацию, как он в пятилетнем возрасте, играя во дворе, подсматривал за двумя собачками… гм, занимающимися любовью.
– Значит, полет в гиперпространство прошел впустую? И Хохлов ошибался, доказывая, что гиперпространство и есть, собственно, то, что люди подразумевают под понятием «Бог»?[9].
– Выходит, так, – согласился с Президентом директор Службы безопасности.
– И что дальше делать с этим Ковзаном?
Пустовойтенко сделал небольшую паузу, как бы обдумывая ответ, затем произнес давно продуманное решение:
– Сделать несколько телевизионных передач о героическом полете, несколько статей об этом, но ясно подчеркнуть, что чаяния людей на непосредственный контакт с Богом не оправдались. Наука ошиблась.
– Или Бог не пожелал общаться с представителями людей, – Президент сделал паузу, – пока не пожелал, – тут же добавил он.
Пустовойтенко несколько мгновений смотрел в глаза главы государства, затем чуть улыбнулся и одобрительно кивнул головой:
– Так даже лучше. Никогда не следует отнимать у людей надежду.
– Затем, мне кажется, стоит организовать несколько философских статей, где бы, кроме всего прочего, озвучивалась гипотеза, что Бог не пожелал пойти на контакт с людьми из-за, скажем так, их грехов.
– В том числе из-за их желания получить вторую жизнь, – подхватил мысль главы государства Пустовойтенко.
«Интересно, что бы мы делали, если бы Ковзан или этот американец заявили, что против технологии второй жизни Бог не возражает. Тогда бы Орлов вполне вновь мог стать Президентом Объединенной Руси. Так что уж лучше ничего не находить в голове этого Ковзана. И Грушенко это отлично понимает».
– Ты правильно меня понял. И все это необходимо «вбросить» в народ за несколько дней до бывшего Дня Веселья. Это наверняка несколько ослабит протесты известной тебе кучки недовольных отменой второй жизни.
– Мне кажется, не стоит недооценивать этих недовольных, – осторожно заметил собеседник Президента, – если вспомнить совсем недавнюю историю, мы тоже начинали с небольшой кучки людей.
– Но мы выражали чаяния многих миллионов. Поэтому так быстро наше движение «Жизнь только от Бога» стало массовым. А чьи чаяния выражает Орлов? Небольшой кучки интеллектуалов, рассчитывавших на вторую жизнь. Если они такие умные, то пусть докажут это Большому Компьютеру, а тот порекомендует их Совету Развития ООН. Там, для таких как они, создан фонд. Вот пусть через него получают свою драгоценную вторую жизнь, а не баламутят народ.
– Туда очень сложно попасть. Нужно быть действительно гением.
– А если ты не гений, то нечего и соваться во вторую жизнь. Ты кто такой? Шекспир? Ньютон? Эйнштейн? Сократ? А ведь этих, действительно уникальных людей, нет. Они все – прах. Поэтому нечего переводить ресурсы государства на… ширпотреб. Вместо них другие родятся, получше. Нет, этой кучки я не боюсь. Она так и останется кучкой. Просто в силу того, что обыкновенных людей значительно больше, чем выдающихся. В борще всегда соли мало. А если много, то борщ уже есть невозможно. Его надо выбрасывать на помойку, – последние слова Президент произнес жестким голосом.
– И слава Богу.
– Да, и слава Богу. Иначе эта соль земли всю Землю бы разнесла в угоду своим амбициям.
– Но все же я за этой кучкой пригляжу на всякий случай… чтобы чего-нибудь они не разнесли. Кстати, они уже подали заявку на проведение митинга тридцать первого августа.
– Конечно, пригляди. И организуй параллельно их митингу наш. Обязательно привлеки отца Сергия. Как он там? – Грушенко вопросительно посмотрел на директора Службы безопасности.
– По-прежнему ревностно служит Богу.
– Я думаю, будучи настоятелем Киево-Печерской лавры, он сейчас спасает большее количество заблудших душ?
В голосе Президента Пустовойтенко уловил легкую иронию.
– Я тоже так думаю.
– Где они собираются митинговать? – Голос Грушенко вновь стал серьезным.
– На Майдане Незалежности. Где же еще? На меньшее они не согласны.
– На Майдане, так на Майдане. Значит, и мы там тоже проведем митинг. Места всем хватит.
– Возможны беспорядки, – директор Службы безопасности сделал озабоченное лицо.
– А милиция на что? И потом, если народ чуть-чуть… повоздействует на небольшую кучку недовольных, я думаю, ничего страшного в этом нет. Мы наглядно покажем всему миру истинное соотношение сил. Как ты считаешь?
– Если чуть-чуть, то ничего страшного. Даже яд в небольших дозах оказывает лечебное воздействие. – Губы Пустовойтенко почти незаметно дрогнули, изображая улыбку.
– И вот еще что, – Грушенко сделал небольшую паузу, – необходимо для Ковзана найти какой-нибудь достойный пост. Я имею в виду настоящего Ковзана, а не его клона. Герой должен быть вознагражден. – Губы Президента Объединенной Руси чуть дрогнули.
– Непременно. И тут вот еще что, – директор Службы безопасности слегка поморщился, показывая, что ему неприятен тот вопрос, который он собирается озвучить, – как быть с чипом информации, находящимся в голове Ковзана? У нас же отменена процедура получения второй жизни. И было бы неплохо, если б герой Космоса публично вынул из головы свой чип, так сказать, показывая свое одобрение нашей политики.
– Не надо на него давить, – после паузы ответил Грушенко. – Пусть освоится… с ролью героя, выступит по ТВ, на собраниях, а потом уже можно и предложить вынуть чип. За геройство не платят – за геройство расплачиваются, – и вновь губы Президента Объединенной Руси чуть дрогнули.
– Ясно, господин Президент. – Пустовойтенко почтительно и серьезно смотрел на своего собеседника, профессионально «не замечая» этих чуть дрогнувших вверх, в улыбку, высших державных губ.
Шестьдесят километров от Киева.
Объект «Ясный» Службы безопасности Украины.
24 августа 2193 года. Суббота.
6.30 по местному времени.
Скорость падения все возрастала. Окружающие звезды, до этого лениво уползающие назад, теперь стремительно, словно стая испуганных рыбок, уносились от невидимого человеку хищника. Вскоре все возрастающая скорость расплющила, вытянула яркие точки звезд в тонкие черточки. Где-то в глубине мозга разбуженный стремительным падением зашевелился страх. Довольно широкий тоннель, в котором неизвестно куда проваливался человек, постепенно сужался. Доселе далекие звезды приблизились, и кроме ослепляющего света от них отчетливо накатывались волны тепла. Зверь страха уже окончательно проснулся и первый раз, еще лениво, нехотя, рыкнул и ударил своей когтистой лапой клетку мозга. А скорость, наплевав на все законы физики, стремительно возрастала. Черточки звезд все более и более удлинялись, вытягиваясь в длинные, бесконечные линии, которые, словно прутья цилиндрической клетки, окружили человека. Приятное тепло, исходившее от них, превратилось в жар, с каждым мгновением становящийся все более и более нестерпимым. Страх уже остервенело бился в мозгу, стараясь вырваться из своей клетки. Все уже и уже становились черные просветы между линиями звезд. Жар, казалось, насквозь пропитал тело человека, приводя бившегося внутри него зверя в неистовство. Вот линии звезд слились в одну пышущую жаром полосу, со всех сторон окружившую человека. Впереди него этот пылающий цилиндр стремительно сужался, превращаясь в точку. Крохотный клочок сознания, еще не оглушенный завыванием, воем беснующегося внутри мозга зверя, почему-то твердо знал, что сходящийся где-то далеко впереди в точку цилиндр – это не обман зрения, а реальность. Точка была не иллюзорной, вызванная перспективой уходящих в бесконечность линий, а реальной, материализацией этой ослепляющей бесконечной колонны света, внутри которой несся человек. Бесконечна колонна, бесконечна ее энергия, и бесконечна материя, сгустившаяся впереди. От понимания этого страх еще сильнее взревел, могучий рывок осатаневшего зверя – и клетка лопнула, разлетелась – сознание рухнуло, и мозг полностью затопила пучина рефлексов и инстинктов…
– А-а-а, – торжествующий рык подсознания громко возвестил его победу над человеческим «Я».
Точка впереди стремительно приближалась, но размеры ее, вопреки здравому смыслу, не увеличивались. Но это не изумляло и не пугало, ибо не было уже здравого смысла.
– А-а-а, – высота звука, словно соревнуясь со скоростью падения, стремительно росла, растягивая рычание в истошный вой.
Точка впереди, уже вот она, рядом. Жар плавит тело, истошный вой вытягивается в визг… и словно рвется невидимый кабель, обесточивая «картинку» – впереди черная пустота, вернее даже не пустота, а просто НИЧЕГО…
Борис Ковзан за секунду, прежде чем открыть глаза, понял, что это сон. Сон, который три, нет, уже четыре раза снился ему с тех пор, как он вернулся на Землю.
Возвращение разочаровало. Нет, конечно были объятия, торжественная встреча в Мариинском дворце и другая обязательная в таких случаях праздничная мишура. Но во всем этом была какая-то натянутость. На них смотрели как-то выжидающе, скорее даже настороженно. Настороженность, вернее скорее уже недоверие, увеличилась, когда в своих отчетах они написали, что, в сущности, ничего не привезли. Да, они были в черной дыре, но затем непонятная сила, пренебрегая всеми законами физики, на то время известными людям, выволокла их оттуда, миг – и они вновь перед собой увидели Землю.
В черной дыре никто с ними не общался, никакого внутреннего голоса или еще чего-нибудь подобного они не слышали. И вообще были они в этой дыре не более пяти минут.
Через два дня после приземления Брэдлоу улетел к себе домой, в Америку. В аэропорту перед многочисленными видеокамерами они на прощание обнялись.
– Боря, ты знаешь, я теперь понимаю, каково было Христу ходить среди евреев, проповедуя свое учение, – шепот Хью был еле слышим. – На него смотрели с опаской. Это на расстоянии все, что связано с великим и могущественным, вызывает трепет и восхищение, а вблизи в первую очередь вызывает опасение и страх.
– Но мы же не Христос, мы же ничего оттуда не привезли.
– А это надо доказать, Боренька.
Они отстранились.
– Жду тебя у себя дома, – громко, для многочисленных микрофонов, окруживших их, сказал Брэдлоу.
– Спасибо, непременно приеду.
Уже у входа в самолет, перед распахнутым люком, американец на прощание махнул рукой и улыбнулся. Борису эта улыбка показалась печальной.
Сердце бешено колотилось. Поморщившись, то ли от легкой боли в груди, то ли от воспоминаний недавнего прошлого, Борис встал с кровати и подошел к зеркалу в ванной комнате. На него смотрело слегка небритое, довольно симпатичное лицо молодого человека. Над высоким лбом чуть свисала короткая челка черных, без единой седины, волос. Тонкий, без всякой славянской картошечности нос аккуратно проходил ровно по середине лица. Тонкие губы были плотно сжаты. И только под темно-карими глазами пролегли какие-то тени, да в самих глазах было что-то такое неподвижное, печальное, словно они видели то, что не располагало к радости и веселью. Вот только что?
«Неужели мы слетали вхолостую? Столько усилий, столько препятствий пройти, прежде чем осуществить этот полет, и в итоге ничего? Значит, метеорит, чуть не сорвавший полет, – это случайность, ухмылка слепой природы?»
Эти бесконечные проверки на различных полиграфах, бесконечные сканирования его мозга и уже не то что копание, а перекопка его подсознания Бориса раздражали. Но, поставив себя на место людей, копошившихся вокруг него, он понял, что они правы. Сколько затрачено средств, времени, усилий, и на выходе пшик. Может, действительно они с Хью получили какую-то важную информацию, но на подсознательном уровне. Эта гипотеза стала еще более вероятной после того, как выяснилось, что люди провели внутри черной дыры тридцать пять минут, а не пять, как они утверждали. Проверка на полиграфах показала, что люди не врут. Они действительно убеждены, что провели там не более пяти минут. Анализ записи переговоров показал, что действительно люди вели разговоры друг с другом внутри черной дыры пять минут. Значит, тридцать минут их мозг был как бы отключен. Отключен для чего? Может, для закачки в него какой-то информации? И вновь тихо жужжали сканеры мозга и с легким чавканьем открывалась камера «гипнотизера». Бесстрастные запоминающие устройства записывали информацию и о давно забытых прочитанных книгах, и разговоры с людьми, которые навсегда выветрились из памяти, как и сами люди записывали переживания при свиданиях с любимыми женщинами и горечь расставаний с ними. Много, очень много хранили, казалось, бездонные кладовые подсознания. Вот только необходимые полчаса не находились. И от этого еще больше становились недоверчивыми взгляды людей.
Через десять минут, умывшись и побрившись, Борис Ковзан вышел из ванной комнаты и мельком взглянул на настенные часы. Без десяти семь. Сегодня его не будут терзать многочисленными приборами. Сегодня он может наконец просто отдохнуть, поваляться в кровати, сходить в бассейн, тренажерный зал, библиотеку. Но самое главное – сегодня он увидит отца. Вечером, а сейчас только семь утра.
Время неожиданно пробежало быстро. Мозг, утомленный нервозностью, напряжением, почувствовав, что можно расслабиться, с охотой это и сделал. Большую часть времени до вечера Борис просто провалялся в постели с книжкой в руках.
В дверь постучали, как и было условлено, ровно в шесть вечера.
– Отец!
– Сын!
Два человека обнялись на пороге комнаты.
– Да, батя, двадцать один год тебе явно к лицу, – чуть отстранившись, сын глядел на отца, теперь годящегося ему в младшие братья.
По лицу отца пробежала тень, превращая радостное лицо в маску. Борис недоуменно смотрел на это превращение.
– Отец, что случилось?
Тот опустил глаза под пристальным взглядом сына и после долгой паузы наконец проговорил:
– Тебе уже сказали, что я… словом я прошел процедуру обновления[10].
– Отец, я это наглядно вижу, и это просто замечательно! Или тебя волнует, что ты теперь биологически младше меня? Не волнуйся, ты для меня всегда останешься отцом.
– Да я и не волнуюсь.
– Так что же тогда?
– Видишь ли, когда ты три года назад полетел в гиперпространство и не вернулся, тебя посчитали умершим… – Ковзан-старший запнулся и надолго замолчал.
– Ну и что? По-моему, существует официальная процедура, так сказать, реабилитации мнимо умерших.
– Дело не в этом. Главный компьютер ООН после того, как к нему поступила информация считать тебя умершим, подсчитал рейтинг твоей Жизненной Записи…
– И?
– Он признал, что твоя Жизненная Запись удовлетворяет обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь, – быстро, словно бросаясь в холодную воду, проговорил отец.
– У меня что, есть клон, двойник? – после небольшой паузы спросил Борис.
И в комнате коротко прозвучало:
– Да.
Франция. Париж. Латинский квартал.
Церковь Сент-Этьенн-дю-Мон.
9.55 по местному (среднеевропейскому) времени.
Молодая, хрупкая девушка безучастно или даже чуть печально смотрела на проходящих под ней людей. Белые овцы, окружившие ее, уж точно безучастно щипали траву. Уже прошло невообразимое для короткой человеческой жизни время, целых семнадцать веков, с тех пор, как эта девчушка, с еще бегущей по ее плоти горячей кровью, с глазами, еще щурящимися на солнце, спасла маленький городок Париж. Спасла его своими молитвами от нашествия гуннов, подарив городу блестящую историю. Это потом маленький городок галльского племени парисеев превратился в самую элегантную столицу мира, с ее чудными Елисейскими полями, тяжеловесной мощью собора Парижской Богоматери и ажурной красотой Эйфелевой башни. Это потом здесь вырастет ироничный гений Вольтера, и отсюда раздадутся раздирающие душу слова: «Je vous parle, que je n'suis pas descendue de l'esprit!»[11] крохотной больной женщины – Эдит Пиаф. Это потом по нему будут расхаживать четыре бравых мушкетера Александра Дюма, страдать созданный пером Виктора Гюго чудовищный горбун Квазимодо, звонарь Нотр-Дама, а прекрасная женщина кисти Делакруа взметнет флаг Франции над баррикадой, и мир вздрогнет от предчувствия гигантских социальных катаклизмов, услышав «Марсельезу» Руже де Лиля.