Страница:
— Закройте брешь! — закричал Марк. — Помогите им!
Он отправил одну манипулу на левый фланг, чтобы не дать возможности макуранцам увеличить брешь между халогаями и легионерами. В армии, собранной из разномастных отрядов, подобная опасность была вполне вероятной. В битве у Сангария намдалени Дракса научили трибуна думать об этом. Скавр заплатил за урок дорогую цену.
Хотя Виридовикс не подчинялся никому на свете, он придвинулся ближе к трибуну. Кельт был рад помочь халогаям. Суровые, мрачные люди, — куда более пессимистичные, чем его соплеменники-кельты, — халогай чем-то все же напоминали Виридовиксу его народ.
Один макуранец попытался ударить кельта по голове обломком копья. Виридовикс нагнулся и отбил удар. Металлический панцирь, защищающий лошадь макуранского копейщика, спас ее от ранения. Она взвилась на дыбы, чтобы ударить Виридовикса копытами, однако тот увернулся. Мгновение враги смотрели друг другу в глаза, тяжело дыша. Под коническим шлемом с плюмажем кельт видел смуглое лицо, покрытое маслянистыми каплями пота; густо навощенные усы грозно топорщились, как рога. Рыжие усы Виридовикса были влажными и обвисли. Поглядев на Виридовикса настороженно, макуранец хлебнул вина из бурдюка, с уважением отсалютовал кельту и повернул коня в другую сторону.
— Пусть ты выйдешь из боя невредимым, — бросил ему вслед Виридовикс. Он не имел ни малейшего понятия, услышал ли его макуранец, а если и услышал, то понял ли слова, произнесенные по-видессиански.
Новая атака йездов чуть было не отбросила Марка с его манипулой назад, но Гай Филипп и Гагик Багратони остановили напор кочевников.
Васпуракане бились с захватчиками с такой исступленной яростью и презрением к смерти, что это ужасало даже привычного ко всему Гая Филиппа. Старший центурион содрогнулся, увидев, как один из «принцев» и иезд одновременно пронзили друг друга саблями и упали на землю, схватившись в предсмертном объятии.
— Болваны! — заревел Гай Филипп. — Не бросайтесь своей жизнью впустую! Один за одного — плохая сделка с этими ублюдками!
Солдаты Багратони, похоже, не обратили на него внимания.
Спустя миг старший центурион заметил пехотинца, который, кажется, не знал своего места в строю. Гай Филипп яростно выдохнул:
— Ты!..
Солдат повернулся к нему лицом.
— А, это ты, — произнес старший центурион — уже совсем другим тоном.
Горгид не ответил ему. Как раз в этот момент один из римлян пошатнулся, схватившись за локоть, из которого хлынула кровь от косого удара саблей.
— Стой! — громко крикнул врач. Легионер, привыкший повиноваться, замер как вкопанный. Горгид оторвал длинную полосу от солдатской туники, соединил края раны и туго ее забинтовал.
— Иди в тыл, — приказал грек. — С такой рукой ты больше не можешь сражаться.
Легионер пытался было протестовать, но Горгид рявкнул:
— Делай, как я велю! Ты больше не сможешь защитить себя. Здесь не произойдет прорыва только потому, что в строю не будет тебя.
Солдат заковылял прочь. Горгид надеялся, что повязка остановит кровотечение. Рука солдата была рассечена до кости.
Он поднял меч, который отложил в сторону, когда перевязывал раненого, и вздрогнул, когда кто-то схватил его за локоть.
— Эй, тихо, тихо, — сказал Гай Филипп. — По-моему, это мой меч! Отдай-ка его мне.
— Нашел время вспоминать об этом, — возмущенно сказал Горгид. — Чем же я, по-твоему, должен защищать себя?
— Позволь уж нам позаботиться об этом, — ответил ветеран. Он удовлетворенно хмыкнул, ощутив в ладони рукоять своего старого меча. — Из всего увиденного я сделал такой вывод: как врач ты принесешь значительно больше пользы, чем как солдат. Ты совсем неплохо владеешь мечом, но, по-моему, тебе лучше делать то, что ты умеешь лучше всего.
Грек подумал и быстро склонил голову в знак согласия.
— Дай мне хотя бы тот меч, что висит у тебя на поясе. Все же это лучше, чем ничего.
Но Гай Филипп уже бежал к легионерам. Бой разгорелся с прежней яростью.
— Вперед, Муниций! — заревел старший центурион. — Мне нужно здесь еще два взвода!
Двое йездов пробились через ряды отчаянно сопротивляющихся легионеров. Центурион отразил сабельный удар и прыгнул на кочевника, повалив его с седла на землю. Затем одним прыжком он подскочил к другому йезду и пронзил врага со спины прежде, чем тот сообразил, что к чему. Но первый йезд был лишь оглушен. Он сумел вскочить на ноги и бросился на Гая Филиппа.
Горгид пришел на помощь центуриону. Грек ухватился обеими руками за правое запястье кочевника и не отпускал его, покуда они не покатились по земле. Жилистые сильные руки грека удерживали врага до тех пор, пока Гай Филипп осторожно, боясь промахнуться, не вонзил свой меч в горло иезда.
— Смело проделано, — сказал старший центурион, помогая Горгиду подняться на ноги. — Но почему ты не ударил его кинжалом?
— Я забыл, что у меня есть нож, — тихо сказал Горгид
— Дилетант! — Гай Филипп превратил это слово в ругательство. -Постарайся хотя бы не убить себя этим оружием, договорились? — добавил он, протянув Горгиду меч который тот у него просил.
Только нехватка времени спасла грека от смущения.
Ветеран направил подкрепление из отряда Муниция в наиболее слабое место в цепи солдат, где просачивались йезды.
Давление на легионеров немного ослабло, когда слева затрубили рога. Намдалени бросились вперед с общим для армии Туризина боевым кличем: «С нами Фос!»
Поначалу тяжелое вооружение и сильные, крупные лошади намдалени давали им большое преимущество. Макуранцы Авшара замедлили атаку островитян, но не смогли их остановить. Тяжелые всадники шли сквозь ряды легковооруженных степняков, как нож сквозь мягкое масло. Будь у Туризина побольше намдалени, островитяне могли бы в эту минуту решить исход битвы в пользу Видесса.
Но йезды были куда многочисленнее. Они облепили островитян со всех сторон, как мухи, осыпали их градом стрел. Даже прочные кольчуги и защитные панцири лошадей не могли послужить надежной защитой от этого смертоносного дождя. Атака намдалени замедлилась.
Однако, пытаясь остановить лавину намдаленских латников, йезды оголили свои фланги. Увидев впереди щель в боевых порядках врагов, Провк Марзофл бросился вперед с присущим ему дерзким мужеством, которое однажды уже отличило его в одном из сражений и обратило на себя внимание Туризина. Громко крича и нанося удары, он повел в тыл врагов конных видессиан, таких же сумасбродно-отчаянных рубак, как и он сам. И снова: будь армия Туризина вся такой же, как отряд Марзофла, видессиане смогли бы разрезать армию йездов пополам и уничтожить правое крыло врагов.
Но йезды тоже заметили эту опасность. Их крики зазвучали испуганно. Легионеры приветственно завопили, не зная в точности, что именно произошло, но уверенные в том, что случившееся не принесло ничего хорошего их врагам.
Однако, несмотря на отчаянные призывы Марзофла и его проклятия, остальные видессиане медлили. Несколько долгих секунд сыграли свою роковую роль. Йезды залатали брешь, и в ловушке оказались не они, а сам Марзофл. Кавалерист повернул свой отряд прямо на Авшара, однако этот путь был уже блокирован — слишком много йездов и макуранцев бросилось ему наперерез.
Голос Провка Марзофла перекрыл шум боя:
— Назад, к нашим, ребята!
Уцелевшие (их осталось чуть больше половины) пробились к видессианской армии и заняли позицию как раз между намдалени и халогаями.
Марк подбадривал удальцов, пока не охрип. И вдруг он узнал в их командире Марзофла.
— Будь я проклят! — проговорил трибун, не обращаясь ни к кому в особенности. — В этом надутом павлине есть что-то, что заслуживает уважения.
Эта мысль больно ужалила его.
Авшар кипел от гнева. Он чувствовал, как рушатся все его планы, так долго вынашиваемые. Сотни раз проклинал он Бальзамона, насылая на него одно заклятие за другим. Черная магия колдуна причиняла Патриарху Видесса боль. Авшар мог чувствовать мучения Бальзамона. Это было приятно, но недостаточно. Князь-колдун так и не ощутил пока сладкого вкуса победы.
Рано или поздно — Авшар знал это — он сумеет разбить Патриарха на осколки, точно глиняный кувшин. Но когда это произойдет? При обычных обстоятельствах Бальзамон уже не устоял бы перед последним заклинанием колдуна. Но нынешний день, увы, не был обычным. Старый служитель Фоса сумел каким-то образом собрать свои последние силы в мощный кулак. Он долго еще будет сопротивляться Авшару. Такое напряжение убьет Бальзамона дня через два, но Авшар не мог ждать так долго.
Бессилие чар — вот единственное, что было в состоянии испугать Авшара. Без своей дьявольской магии он превращался в обыкновенного военачальника, полностью зависящего от своего ума, хитрости и удачливости. Хуже того -неразрывно связанного с простыми смертными солдатами, которые приносили бы ему победы… или поражения!
А имперцы не выказывали ни малейшего намерения отступать. Наоборот, они выглядели куда более уверенными и стойкими, чем их противники-варвары. Иезды были достаточно дерзки и храбры, когда чуяли близкую победу, но, как всякие кочевники, они быстро и без угрызений совести отступали, как только бой оборачивался не в их пользу.
Князь-колдун заскрипел зубами от ярости. Ну почему, почему ему почти всегда приходится действовать в одиночку? Он пожалел, что Марзофл не сумел добраться до него. Даже без своего колдовства Авшар нашел бы возможность покарать горькой, страшной смертью этого дерзкого негодяя-видессианина.
Внезапно князь-колдун откинул голову назад и громко рассмеялся. Несколько лошадей в страхе попятились, но он не обратил на них никакого внимания.
— Какой же я дурак! — воскликнул Авшар. — Если мост рухнул в реку, то я могу переплыть ее, вот и все.
Он внимательно осмотрел колеблющиеся ряды йездов, обдумывая свой план. Задуманное было нелегким даже для него. Но оно было возможным.
Снова засмеявшись, Авшар потянулся за стрелой с черным оперением и положил ее на тетиву своего лука.
Стон, пробежавший по рядам видессиан, прозвучал так громко и горестно, что Марк подумал было, что погиб сам Император. Но голубое знамя Туризина по-прежнему развевалось по ветру. Трибун увидел самого Императора — тот сидел на своем сером скакуне и подбадривал воинов. Туризина нельзя было не узнать — он выделялся позолоченной кирасой, шлемом и красными императорскими сапогами. Халогаи держались крепко, и левое крыло имперцев продолжало наступать. Но где же тогда случилась беда?
Скавр вгляделся вдаль. Высокий рост давал Марку большие преимущества. Позади Автократора возникло замешательство. Несколько императорских телохранителей и жрецов суетились возле одиноко стоящего мула… Трибун даже не осознал, что громко стонет.
Виридовикс, стоявший рядом, даже спросил:
— Тебя ранило, дружище?
— Не меня! — нетерпеливо ответил Скавр. — Бальзамона.
— Проклятие!..
Марк схватил за локоть одного из римлян:
— Найди Горгида и отправь его туда, — приказал он, махнув в сторону осиротевшего мула. Нет сомнения, видессианские жрецы-целители уже пытаются оказать помощь Патриарху, но Марк не упускал и такой возможности, что они каким-то невероятным злым чудом могли в эту минуту выбыть из строя — все до единого.
Задыхаясь от быстрого бега, Горгид бросился к Бальзамону. Он не был лично знаком с Патриархом, как Скавр и не слишком трепетал перед саном духовного владыки видессиан. Горгид вообще не поклонялся Фосу. Но любой кто обладал духовной силой, сегодня мог принести неоценимую пользу в борьбе против Авшара. А человек, сумевший остановить колдуна, был полезен вдвойне. И потерять его из-за шальной стрелы было бы слишком большим расточительством.
Скавр оказался прав, когда предполагал, что жрецы-целители уже делали все возможное для своего прелата. Они с подозрением уставились на Горгида. Однако вскоре они убедились в том, что этот чужеземец разделяет с ними искусство исцеления.
— Добрый Бог да благословит тебя за заботу, — произнес один из них, обведя знак солнца вокруг сердца, — но ты уже опоздал. Даже появись ты в самый миг, когда его поразила вражеская стрела, ты все равно опоздал бы.
— Дайте мне взглянуть на него, — сказал врач, пробиваясь сквозь толпу имперцев.
Владея чудесным даром магического исцеления, жрецы были почти несведущи в простой медицине, которой Горгид обучался в Греции и Риме. Возможно, эти обыкновенные земные познания, которые грек стал презирать с тех пор, как оказался в Империи, окажутся полезными сейчас…
Но даже беглого взгляда на Бальзамона оказалось достаточно, чтобы убедиться: видессианский жрец прав. Патриарх лежал в неловком положении на левом боку. На его лице застыло спокойное выражение, но глаза сделались стеклянными и пустыми; тонкая струйка крови вытекла из утла рта и капнула на бороду. Дыхание больше не вздымало грудь. Стрела, поразившая его, впилась ему в сердце почти до самого оперения.
Горгид коснулся запястья, хотя заранее знал, что пульса уже не нащупает.
Врач оглядел поле боя. Ему ведома была сила степных луков, но на таком расстоянии ни один из кочевников не смог бы пустить стрелу. Затем грек напрягся от внезапной мысли… Виридовикс говорил ему о таком луке… и о стрелах с черным оперением. Любой, кто считал Авшара только колдуном и ничем более, допускал роковую ошибку. Бывший прелат Скопензаны еще и могучий воин. Теперь щит Империи был разбит.
Вскочив на ноги, Горгид тревожно закричал стоявшим вокруг людям:
— Кто из вас не только целитель, но и маг?
Несколько человек кивнули в ответ. Грек только и успел сказать:
— Тогда берегитесь, потому что Авшар…
Он не успел договорить то, что хотел сказать: «…сорвался с цепи». Все целители, кроме одного, рухнули, как подрубленные. Некоторые раскрыли рты, словно задыхаясь, другие просто повалились на землю. Ужас выступил на их лицах. Губы умирающих кривились в агонии.
Последний из целителей, который оказался сильнее остальных, стоял, шатаясь, несколько минут, словно щенок, очутившийся лицом к лицу с драконом. Слезы текли из его глаз; через секунду они превратились в ручейки крови. Он бил себя кулаками в виски, словно желая избавиться от нестерпимой боли; страшное давление раскалывало его голову. Затем глаза его закатились, и он упал замертво рядом с телом Бальзамона.
Чародеи и маги погибали один за другим вдоль всего видессианского строя, пораженные насмерть жестокими чарами Авшара. Несколько самых сильных магов остались в живых и не лишились рассудка, но это было все, что им удалось сделать. У них не осталось сил, чтобы защищать армию от колдуна.
Горгид почувствовал, что течение битвы меняется. Внезапно имперцы стали держаться неуверенно и испуганно, в то время как йезды словно получили свежий заряд сил и мужества. Грек вытащил из ножен короткий меч Гая Филиппа и побежал к передним рядам бойцов. Ветеран был не прав; похоже, что врачу таки придется еще поработать сегодня оружием.
Будь Авшар котом, он бы сейчас замурлыкал. Положив на колено свой страшный черный лук, он наблюдал за тем, как оцепенение и страх расползаются по видессианской армии, точно чернила, растекающиеся по чистой воде. Авшар повергал одного чародея за другим и ощущал, как дух имперских солдат умирает вместе с ними. Сейчас, когда Бальзамона не стало, это было так просто. Авшар нежно погладил свой лук.
— Благодарю тебя, Скотос, за твои дары, — прошептал он и задумался о том, что же ему делать дальше.
Магия приносила лишь некоторые ограниченные преимущества. Пока Авшару приходилось оказывать давление на имперских чародеев, все еще сопротивлявшихся ему, он был вынужден использовать самые слабые заклинания. Применение более сильной магии означало бы выпустить из-под контроля магов Видесса. А им только дай маленькое послабление — и они вполне еще смогут каким-нибудь образом помешать его чарам.
Боевая магия не всегда срабатывала стабильно. Ну что ж, решил Авшар, пусть это будет маленькая магия. Ее будет достаточно, чтобы привести в панику имперцев, коль скоро они решат, что за слабыми чарами последуют более сильные и страшные. И это поможет йездам одержать решительную победу.
Чувствуя замешательство противника, йезды уже напирали на имперский строй.
Князь-колдун отложил в сторону лук и вытащил из ножен длинный прямой меч. У него не было никакого сомнения в том, кто зарубит сегодня Туризина Гавра. Он одолел Патриарха Видесса и своей рукой убьет Императора. И тогда Империя узнает своего истинного повелителя.
На мгновение Авшар пожалел о том, что Бальзамона нельзя принести в жертву темному богу на алтаре Собора в столице. Глаза Авшара засверкали торжеством. Впереди еще будет множество жертв.
Марк почувствовал, что имперцы теряют преимущество, еще задолго до того, как это изменение стало очевидным для Горгида. Центр армии держался непоколебимо, и далеко на правом крыле Ариг крушил йездов. Но сами видессиане заколебались, когда весть о гибели Бальзамона пробежала по их рядам. Казалось, мужество и воля покинули сердца имперцев вместе с жизнью, оставившей тело Патриарха.
Трибун пожалел о том, что среди павших духом не находится Марзофл. Несмотря на гибель, постигшую Патриарха, видессианский аристократ держался на удивление стойко. Личным примером он мог бы поддержать тех, кого охватил страх. Но отчаянная атака кавалериста, пробившегося сквозь ряды йездов, бросила Марзофла в гущу тех солдат, которым не требовалась моральная поддержка. Они были не менее отважны, чем сам Марзофл.
Как и в битве при Марагхе, Скавр восхищался уверенностью и мужеством халогаев. На их долю приходилось давление куда худшее, чем на легионеров, поскольку главные силы тяжелых макуранских копейщиков сосредоточились на Императоре и его гвардии. И все же северяне держались твердо. Топоры халогаев размеренно поднимались и опускались, словно они рубили не людей, а деревья. Как только один из халогаев падал на землю раненым или убитым, на его место заступал товарищ. В бою они пели; это был монотонный напев на их родном языке. Боевая песнь халогаев напоминала трибуну о волнах, бьющихся о каменистый, овеваемый ветрами берег.
Закованный в тяжелую кирасу, Марк пекся заживо. Его лицо ныло под грязной маской пыли, по которой размазывались ручейки пота. Плоская выжженная равнина, ставшая сегодня полем боя, никогда не ведала мягкого прикосновения моря. Думая об этом, Марк чуть было не попал под удар сабли йезда. Он едва успел увернуться. Виридовикс усмехнулся:
— Ты выбрал не самое лучшее время нюхать цветочки, дорогой мой римлянин.
— Ты прав, — признал трибун.
И в этот миг оба забыли о битве — символы друидов на галльских мечах одновременно вспыхнули золотым огнем.
— Авшар! — воскликнул Марк.
В двухстах метрах от римского арьергарда Горгид прокричал свое бесполезное предупреждение. Крики ужаса пронеслись по рядам видессиан. Солдаты увидели, как князь-колдун уничтожил имперских магов, раздавив их, точно червей.
Сквозь шум битвы Скавр различил громовой голос Туризина Гавра:
— Стоять крепко! Стоять крепко!
Судя по голосу. Император не поддался панике и даже не казался встревоженным. Таким тоном он мог бы отдать команду на параде или военном учении.
Его невозмутимость отчасти помогла восстановить порядок. Увидев, что их предводитель сохраняет спокойствие, солдаты словно вдохновились его стойкостью. Они мужественно продолжали сражаться.
И снова при виде их уверенности заколебались и дрогнули йезды.
Виридовикс бросил взгляд на свой меч. Символы друидов мерцали, становясь все ярче и ярче. Кельт мрачно покачал головой.
— Бедные парни. Пусть остаются храбрецами, пока могут. Очень скоро на них обрушится новая беда, хуже прежней, это уж точно.
Сначала Марк подумал, что жужжание, наполнившее его голову, было просто следствием переутомления. Но потом халогай, стоящий рядом, оборвал песню, прорычал ругательство и хлопнул себя по лбу ладонью. Через секунду еще один его товарищ повторил то же самое, затем — легионер… Императорский гвардеец обтер руку о тунику и заметил, что Скавр смотрит на него.
— Проклятые мухи! — проговорил он с кислой улыбкой. — Хуже стрел, я думаю.
Трибун кивнул. Насекомые всегда были одной из маленьких пыток в походе и бою. Самого Марка еще никто не кусал, но он видел, как большие темные облака мух вились то над одной жертвой, то над другой. Их укусы были довольно болезненными, и на них невозможно было не обращать внимания.
Это стало причиной гибели одного из римлян. Муха укусила легионера в шею, и он машинально хлопнул по ней рукой. Иезд, с которым сражался легионер и которого насекомые почему-то щадили, тут же воспользовался секундным замешательством своего противника и зарубил его саблей.
Скавра мухи избегали. Трибун сумел оценить, насколько это большое благо. Видессиане метались, пытаясь избежать жестоких укусов. Лишь немногие напрягали всю свою волю, чтобы не обращать внимания на мух и сосредоточиться на битве.
Что касается йездов, то мухи их не трогали. Кочевники не замедлили воспользоваться этим.
Сопоставив факты, трибун с мрачной уверенностью понял, кто виновник всего этого. Авшар способен и на более жуткие заклинания, подумал Марк, но вряд ли ему удалось бы изобрести более дьявольскую шутку.
Солдаты Туризина не могли избавиться от назойливых мух. Видессиане нарушали строй и давали йездам огромные преимущества. Легионер, погибший в этой суматохе, едва ли был единственным солдатом, столь дорого заплатившим за свою невнимательность.
Но эффект, который мухи оказали на людей, был несопоставим с тем, что произошло с лошадьми. Просто немыслимо удерживать в повиновении лошадь, когда ее жалят мириады маленьких мучителей. Кони дико ржали, вздымались на дыбы и неслись прочь, сбрасывая всадников на землю. Иные и вовсе становились неуправляемыми, что делало конников Видесса легкой добычей для йездов — те, разумеется, сохраняли полный контроль над своими неуязвимыми лошадками.
И снова видессиане дрогнули. На сей раз Туризину нелегко было удержать их в повиновении. Он сам едва держался в седле; его серый жеребец брыкался и ржал. Но Император не давал сбросить себя с седла. Сдерживая коня, он неустанно кричал:
— Не поддавайтесь, вы, ублюдки! Неужто мухи одолеют вас? Чешитесь завтра, сколько влезет, а сегодня — сражайтесь!
Его крики и вопли десятков других таких же упрямых офицеров, раздававшиеся в видессианском строю тут и там, отчасти помогли предотвратить катастрофу. Теперь казалось, что имперцы сражаются в эпицентре завывающей песчаной бури. Стоило вдвое больше сил отбивать каждую новую атаку йездов, а врагов становилось все больше и больше.
Скавр убил еще одного кочевника. Скоро йезды найдут брешь в рядах легионеров либо сумеют пробить ее лобовой атакой. И — неизбежная гибель…
Но Авшару вовсе не казалось, что наступила его полная победа. Он надеялся, что теперь-то уж сумеет раздавить упрямых врагов, но пока что ему этого не удавалось. Имперцы медленно поддавались давлению на обоих флангах, но центр оставался крепким, как скала. В этой части поля мириады его мух оказались бессильными. Гвардейцы Гавра бились, стараясь не обращать на насекомых никакого внимания. Что касается намдалени, то их лошади были защищены таким прочным доспехом, что укусы мух не достигали цели.
Князь-колдун сжал кулаки и стиснул зубы. Более пятидесяти лет он трудился, оттачивая свое последнее оружие! Война с Видессом потребовала слишком много времени! Он перенес слишком много поражений, чтобы выдержать теперь еще одно. Если его магия оказалась слишком слабой и не привела к решающим результатам, то вместо нее пусть сработает грубая сила.
Авшар повернулся к ординарцу, стоявшему позади него:
— Приведи сюда Норгаза и Кайкаиса.
Макуранские военачальники явились к Авшару быстро. Случись в дедовские времена все по-иному, Норгаз мог бы стать Царем Царей Макурана, однако сейчас он низко поклонился Авшару. Гордый, талантливый и беспощадный, он был лучше, чем даже Варатеш, подумал князь-колдун, а Кайкаис равен Норгазу почти во всем.
Авшар указал на солнечный диск Фоса, горделиво реющий на голубом знамени Туризина Гавра:
— Соберите своих людей в кулак. Цель вам хорошо видна. Мы разобьем лучшие их силы. — Авшар высоко поднял меч. — Я сам возглавлю атаку!
Легкая улыбка тронула тонкое хмурое лицо Норгаза.
— Я буду оберегать тебя в бою, — сказал он.
— И я, — повторил за ним Кайкаис. Грубые повязка покрывали раны на его плече и бедре. Макуранская знать питала давнюю, традиционную ненависть к Империи. Их соперничество с Видессом было старше, чем месть Авшара.
Халогаи недовольно загудели, когда макуранские всадники, с которыми они сражались весь день, внезапно отступили. Северяне были слишком опытными бойцами, чтобы сгоряча броситься в погоню. Пехоту, которая преследует кавалерию, легко отсечь от основных сил и уничтожить.
Гвардейцы Туризина, отдыхая, оперлись на свои топоры. Теперь у них выдалась свободная минутка прихлопнуть десяток мух, глотнуть из фляги вино или воду, перевязать раны, немного остыть в ожидании, пока бой разгорится с новой силой.
Он отправил одну манипулу на левый фланг, чтобы не дать возможности макуранцам увеличить брешь между халогаями и легионерами. В армии, собранной из разномастных отрядов, подобная опасность была вполне вероятной. В битве у Сангария намдалени Дракса научили трибуна думать об этом. Скавр заплатил за урок дорогую цену.
Хотя Виридовикс не подчинялся никому на свете, он придвинулся ближе к трибуну. Кельт был рад помочь халогаям. Суровые, мрачные люди, — куда более пессимистичные, чем его соплеменники-кельты, — халогай чем-то все же напоминали Виридовиксу его народ.
Один макуранец попытался ударить кельта по голове обломком копья. Виридовикс нагнулся и отбил удар. Металлический панцирь, защищающий лошадь макуранского копейщика, спас ее от ранения. Она взвилась на дыбы, чтобы ударить Виридовикса копытами, однако тот увернулся. Мгновение враги смотрели друг другу в глаза, тяжело дыша. Под коническим шлемом с плюмажем кельт видел смуглое лицо, покрытое маслянистыми каплями пота; густо навощенные усы грозно топорщились, как рога. Рыжие усы Виридовикса были влажными и обвисли. Поглядев на Виридовикса настороженно, макуранец хлебнул вина из бурдюка, с уважением отсалютовал кельту и повернул коня в другую сторону.
— Пусть ты выйдешь из боя невредимым, — бросил ему вслед Виридовикс. Он не имел ни малейшего понятия, услышал ли его макуранец, а если и услышал, то понял ли слова, произнесенные по-видессиански.
Новая атака йездов чуть было не отбросила Марка с его манипулой назад, но Гай Филипп и Гагик Багратони остановили напор кочевников.
Васпуракане бились с захватчиками с такой исступленной яростью и презрением к смерти, что это ужасало даже привычного ко всему Гая Филиппа. Старший центурион содрогнулся, увидев, как один из «принцев» и иезд одновременно пронзили друг друга саблями и упали на землю, схватившись в предсмертном объятии.
— Болваны! — заревел Гай Филипп. — Не бросайтесь своей жизнью впустую! Один за одного — плохая сделка с этими ублюдками!
Солдаты Багратони, похоже, не обратили на него внимания.
Спустя миг старший центурион заметил пехотинца, который, кажется, не знал своего места в строю. Гай Филипп яростно выдохнул:
— Ты!..
Солдат повернулся к нему лицом.
— А, это ты, — произнес старший центурион — уже совсем другим тоном.
Горгид не ответил ему. Как раз в этот момент один из римлян пошатнулся, схватившись за локоть, из которого хлынула кровь от косого удара саблей.
— Стой! — громко крикнул врач. Легионер, привыкший повиноваться, замер как вкопанный. Горгид оторвал длинную полосу от солдатской туники, соединил края раны и туго ее забинтовал.
— Иди в тыл, — приказал грек. — С такой рукой ты больше не можешь сражаться.
Легионер пытался было протестовать, но Горгид рявкнул:
— Делай, как я велю! Ты больше не сможешь защитить себя. Здесь не произойдет прорыва только потому, что в строю не будет тебя.
Солдат заковылял прочь. Горгид надеялся, что повязка остановит кровотечение. Рука солдата была рассечена до кости.
Он поднял меч, который отложил в сторону, когда перевязывал раненого, и вздрогнул, когда кто-то схватил его за локоть.
— Эй, тихо, тихо, — сказал Гай Филипп. — По-моему, это мой меч! Отдай-ка его мне.
— Нашел время вспоминать об этом, — возмущенно сказал Горгид. — Чем же я, по-твоему, должен защищать себя?
— Позволь уж нам позаботиться об этом, — ответил ветеран. Он удовлетворенно хмыкнул, ощутив в ладони рукоять своего старого меча. — Из всего увиденного я сделал такой вывод: как врач ты принесешь значительно больше пользы, чем как солдат. Ты совсем неплохо владеешь мечом, но, по-моему, тебе лучше делать то, что ты умеешь лучше всего.
Грек подумал и быстро склонил голову в знак согласия.
— Дай мне хотя бы тот меч, что висит у тебя на поясе. Все же это лучше, чем ничего.
Но Гай Филипп уже бежал к легионерам. Бой разгорелся с прежней яростью.
— Вперед, Муниций! — заревел старший центурион. — Мне нужно здесь еще два взвода!
Двое йездов пробились через ряды отчаянно сопротивляющихся легионеров. Центурион отразил сабельный удар и прыгнул на кочевника, повалив его с седла на землю. Затем одним прыжком он подскочил к другому йезду и пронзил врага со спины прежде, чем тот сообразил, что к чему. Но первый йезд был лишь оглушен. Он сумел вскочить на ноги и бросился на Гая Филиппа.
Горгид пришел на помощь центуриону. Грек ухватился обеими руками за правое запястье кочевника и не отпускал его, покуда они не покатились по земле. Жилистые сильные руки грека удерживали врага до тех пор, пока Гай Филипп осторожно, боясь промахнуться, не вонзил свой меч в горло иезда.
— Смело проделано, — сказал старший центурион, помогая Горгиду подняться на ноги. — Но почему ты не ударил его кинжалом?
— Я забыл, что у меня есть нож, — тихо сказал Горгид
— Дилетант! — Гай Филипп превратил это слово в ругательство. -Постарайся хотя бы не убить себя этим оружием, договорились? — добавил он, протянув Горгиду меч который тот у него просил.
Только нехватка времени спасла грека от смущения.
Ветеран направил подкрепление из отряда Муниция в наиболее слабое место в цепи солдат, где просачивались йезды.
Давление на легионеров немного ослабло, когда слева затрубили рога. Намдалени бросились вперед с общим для армии Туризина боевым кличем: «С нами Фос!»
Поначалу тяжелое вооружение и сильные, крупные лошади намдалени давали им большое преимущество. Макуранцы Авшара замедлили атаку островитян, но не смогли их остановить. Тяжелые всадники шли сквозь ряды легковооруженных степняков, как нож сквозь мягкое масло. Будь у Туризина побольше намдалени, островитяне могли бы в эту минуту решить исход битвы в пользу Видесса.
Но йезды были куда многочисленнее. Они облепили островитян со всех сторон, как мухи, осыпали их градом стрел. Даже прочные кольчуги и защитные панцири лошадей не могли послужить надежной защитой от этого смертоносного дождя. Атака намдалени замедлилась.
Однако, пытаясь остановить лавину намдаленских латников, йезды оголили свои фланги. Увидев впереди щель в боевых порядках врагов, Провк Марзофл бросился вперед с присущим ему дерзким мужеством, которое однажды уже отличило его в одном из сражений и обратило на себя внимание Туризина. Громко крича и нанося удары, он повел в тыл врагов конных видессиан, таких же сумасбродно-отчаянных рубак, как и он сам. И снова: будь армия Туризина вся такой же, как отряд Марзофла, видессиане смогли бы разрезать армию йездов пополам и уничтожить правое крыло врагов.
Но йезды тоже заметили эту опасность. Их крики зазвучали испуганно. Легионеры приветственно завопили, не зная в точности, что именно произошло, но уверенные в том, что случившееся не принесло ничего хорошего их врагам.
Однако, несмотря на отчаянные призывы Марзофла и его проклятия, остальные видессиане медлили. Несколько долгих секунд сыграли свою роковую роль. Йезды залатали брешь, и в ловушке оказались не они, а сам Марзофл. Кавалерист повернул свой отряд прямо на Авшара, однако этот путь был уже блокирован — слишком много йездов и макуранцев бросилось ему наперерез.
Голос Провка Марзофла перекрыл шум боя:
— Назад, к нашим, ребята!
Уцелевшие (их осталось чуть больше половины) пробились к видессианской армии и заняли позицию как раз между намдалени и халогаями.
Марк подбадривал удальцов, пока не охрип. И вдруг он узнал в их командире Марзофла.
— Будь я проклят! — проговорил трибун, не обращаясь ни к кому в особенности. — В этом надутом павлине есть что-то, что заслуживает уважения.
Эта мысль больно ужалила его.
* * *
Авшар кипел от гнева. Он чувствовал, как рушатся все его планы, так долго вынашиваемые. Сотни раз проклинал он Бальзамона, насылая на него одно заклятие за другим. Черная магия колдуна причиняла Патриарху Видесса боль. Авшар мог чувствовать мучения Бальзамона. Это было приятно, но недостаточно. Князь-колдун так и не ощутил пока сладкого вкуса победы.
Рано или поздно — Авшар знал это — он сумеет разбить Патриарха на осколки, точно глиняный кувшин. Но когда это произойдет? При обычных обстоятельствах Бальзамон уже не устоял бы перед последним заклинанием колдуна. Но нынешний день, увы, не был обычным. Старый служитель Фоса сумел каким-то образом собрать свои последние силы в мощный кулак. Он долго еще будет сопротивляться Авшару. Такое напряжение убьет Бальзамона дня через два, но Авшар не мог ждать так долго.
Бессилие чар — вот единственное, что было в состоянии испугать Авшара. Без своей дьявольской магии он превращался в обыкновенного военачальника, полностью зависящего от своего ума, хитрости и удачливости. Хуже того -неразрывно связанного с простыми смертными солдатами, которые приносили бы ему победы… или поражения!
А имперцы не выказывали ни малейшего намерения отступать. Наоборот, они выглядели куда более уверенными и стойкими, чем их противники-варвары. Иезды были достаточно дерзки и храбры, когда чуяли близкую победу, но, как всякие кочевники, они быстро и без угрызений совести отступали, как только бой оборачивался не в их пользу.
Князь-колдун заскрипел зубами от ярости. Ну почему, почему ему почти всегда приходится действовать в одиночку? Он пожалел, что Марзофл не сумел добраться до него. Даже без своего колдовства Авшар нашел бы возможность покарать горькой, страшной смертью этого дерзкого негодяя-видессианина.
Внезапно князь-колдун откинул голову назад и громко рассмеялся. Несколько лошадей в страхе попятились, но он не обратил на них никакого внимания.
— Какой же я дурак! — воскликнул Авшар. — Если мост рухнул в реку, то я могу переплыть ее, вот и все.
Он внимательно осмотрел колеблющиеся ряды йездов, обдумывая свой план. Задуманное было нелегким даже для него. Но оно было возможным.
Снова засмеявшись, Авшар потянулся за стрелой с черным оперением и положил ее на тетиву своего лука.
* * *
Стон, пробежавший по рядам видессиан, прозвучал так громко и горестно, что Марк подумал было, что погиб сам Император. Но голубое знамя Туризина по-прежнему развевалось по ветру. Трибун увидел самого Императора — тот сидел на своем сером скакуне и подбадривал воинов. Туризина нельзя было не узнать — он выделялся позолоченной кирасой, шлемом и красными императорскими сапогами. Халогаи держались крепко, и левое крыло имперцев продолжало наступать. Но где же тогда случилась беда?
Скавр вгляделся вдаль. Высокий рост давал Марку большие преимущества. Позади Автократора возникло замешательство. Несколько императорских телохранителей и жрецов суетились возле одиноко стоящего мула… Трибун даже не осознал, что громко стонет.
Виридовикс, стоявший рядом, даже спросил:
— Тебя ранило, дружище?
— Не меня! — нетерпеливо ответил Скавр. — Бальзамона.
— Проклятие!..
Марк схватил за локоть одного из римлян:
— Найди Горгида и отправь его туда, — приказал он, махнув в сторону осиротевшего мула. Нет сомнения, видессианские жрецы-целители уже пытаются оказать помощь Патриарху, но Марк не упускал и такой возможности, что они каким-то невероятным злым чудом могли в эту минуту выбыть из строя — все до единого.
Задыхаясь от быстрого бега, Горгид бросился к Бальзамону. Он не был лично знаком с Патриархом, как Скавр и не слишком трепетал перед саном духовного владыки видессиан. Горгид вообще не поклонялся Фосу. Но любой кто обладал духовной силой, сегодня мог принести неоценимую пользу в борьбе против Авшара. А человек, сумевший остановить колдуна, был полезен вдвойне. И потерять его из-за шальной стрелы было бы слишком большим расточительством.
Скавр оказался прав, когда предполагал, что жрецы-целители уже делали все возможное для своего прелата. Они с подозрением уставились на Горгида. Однако вскоре они убедились в том, что этот чужеземец разделяет с ними искусство исцеления.
— Добрый Бог да благословит тебя за заботу, — произнес один из них, обведя знак солнца вокруг сердца, — но ты уже опоздал. Даже появись ты в самый миг, когда его поразила вражеская стрела, ты все равно опоздал бы.
— Дайте мне взглянуть на него, — сказал врач, пробиваясь сквозь толпу имперцев.
Владея чудесным даром магического исцеления, жрецы были почти несведущи в простой медицине, которой Горгид обучался в Греции и Риме. Возможно, эти обыкновенные земные познания, которые грек стал презирать с тех пор, как оказался в Империи, окажутся полезными сейчас…
Но даже беглого взгляда на Бальзамона оказалось достаточно, чтобы убедиться: видессианский жрец прав. Патриарх лежал в неловком положении на левом боку. На его лице застыло спокойное выражение, но глаза сделались стеклянными и пустыми; тонкая струйка крови вытекла из утла рта и капнула на бороду. Дыхание больше не вздымало грудь. Стрела, поразившая его, впилась ему в сердце почти до самого оперения.
Горгид коснулся запястья, хотя заранее знал, что пульса уже не нащупает.
Врач оглядел поле боя. Ему ведома была сила степных луков, но на таком расстоянии ни один из кочевников не смог бы пустить стрелу. Затем грек напрягся от внезапной мысли… Виридовикс говорил ему о таком луке… и о стрелах с черным оперением. Любой, кто считал Авшара только колдуном и ничем более, допускал роковую ошибку. Бывший прелат Скопензаны еще и могучий воин. Теперь щит Империи был разбит.
Вскочив на ноги, Горгид тревожно закричал стоявшим вокруг людям:
— Кто из вас не только целитель, но и маг?
Несколько человек кивнули в ответ. Грек только и успел сказать:
— Тогда берегитесь, потому что Авшар…
Он не успел договорить то, что хотел сказать: «…сорвался с цепи». Все целители, кроме одного, рухнули, как подрубленные. Некоторые раскрыли рты, словно задыхаясь, другие просто повалились на землю. Ужас выступил на их лицах. Губы умирающих кривились в агонии.
Последний из целителей, который оказался сильнее остальных, стоял, шатаясь, несколько минут, словно щенок, очутившийся лицом к лицу с драконом. Слезы текли из его глаз; через секунду они превратились в ручейки крови. Он бил себя кулаками в виски, словно желая избавиться от нестерпимой боли; страшное давление раскалывало его голову. Затем глаза его закатились, и он упал замертво рядом с телом Бальзамона.
Чародеи и маги погибали один за другим вдоль всего видессианского строя, пораженные насмерть жестокими чарами Авшара. Несколько самых сильных магов остались в живых и не лишились рассудка, но это было все, что им удалось сделать. У них не осталось сил, чтобы защищать армию от колдуна.
Горгид почувствовал, что течение битвы меняется. Внезапно имперцы стали держаться неуверенно и испуганно, в то время как йезды словно получили свежий заряд сил и мужества. Грек вытащил из ножен короткий меч Гая Филиппа и побежал к передним рядам бойцов. Ветеран был не прав; похоже, что врачу таки придется еще поработать сегодня оружием.
* * *
Будь Авшар котом, он бы сейчас замурлыкал. Положив на колено свой страшный черный лук, он наблюдал за тем, как оцепенение и страх расползаются по видессианской армии, точно чернила, растекающиеся по чистой воде. Авшар повергал одного чародея за другим и ощущал, как дух имперских солдат умирает вместе с ними. Сейчас, когда Бальзамона не стало, это было так просто. Авшар нежно погладил свой лук.
— Благодарю тебя, Скотос, за твои дары, — прошептал он и задумался о том, что же ему делать дальше.
Магия приносила лишь некоторые ограниченные преимущества. Пока Авшару приходилось оказывать давление на имперских чародеев, все еще сопротивлявшихся ему, он был вынужден использовать самые слабые заклинания. Применение более сильной магии означало бы выпустить из-под контроля магов Видесса. А им только дай маленькое послабление — и они вполне еще смогут каким-нибудь образом помешать его чарам.
Боевая магия не всегда срабатывала стабильно. Ну что ж, решил Авшар, пусть это будет маленькая магия. Ее будет достаточно, чтобы привести в панику имперцев, коль скоро они решат, что за слабыми чарами последуют более сильные и страшные. И это поможет йездам одержать решительную победу.
Чувствуя замешательство противника, йезды уже напирали на имперский строй.
Князь-колдун отложил в сторону лук и вытащил из ножен длинный прямой меч. У него не было никакого сомнения в том, кто зарубит сегодня Туризина Гавра. Он одолел Патриарха Видесса и своей рукой убьет Императора. И тогда Империя узнает своего истинного повелителя.
На мгновение Авшар пожалел о том, что Бальзамона нельзя принести в жертву темному богу на алтаре Собора в столице. Глаза Авшара засверкали торжеством. Впереди еще будет множество жертв.
* * *
Марк почувствовал, что имперцы теряют преимущество, еще задолго до того, как это изменение стало очевидным для Горгида. Центр армии держался непоколебимо, и далеко на правом крыле Ариг крушил йездов. Но сами видессиане заколебались, когда весть о гибели Бальзамона пробежала по их рядам. Казалось, мужество и воля покинули сердца имперцев вместе с жизнью, оставившей тело Патриарха.
Трибун пожалел о том, что среди павших духом не находится Марзофл. Несмотря на гибель, постигшую Патриарха, видессианский аристократ держался на удивление стойко. Личным примером он мог бы поддержать тех, кого охватил страх. Но отчаянная атака кавалериста, пробившегося сквозь ряды йездов, бросила Марзофла в гущу тех солдат, которым не требовалась моральная поддержка. Они были не менее отважны, чем сам Марзофл.
Как и в битве при Марагхе, Скавр восхищался уверенностью и мужеством халогаев. На их долю приходилось давление куда худшее, чем на легионеров, поскольку главные силы тяжелых макуранских копейщиков сосредоточились на Императоре и его гвардии. И все же северяне держались твердо. Топоры халогаев размеренно поднимались и опускались, словно они рубили не людей, а деревья. Как только один из халогаев падал на землю раненым или убитым, на его место заступал товарищ. В бою они пели; это был монотонный напев на их родном языке. Боевая песнь халогаев напоминала трибуну о волнах, бьющихся о каменистый, овеваемый ветрами берег.
Закованный в тяжелую кирасу, Марк пекся заживо. Его лицо ныло под грязной маской пыли, по которой размазывались ручейки пота. Плоская выжженная равнина, ставшая сегодня полем боя, никогда не ведала мягкого прикосновения моря. Думая об этом, Марк чуть было не попал под удар сабли йезда. Он едва успел увернуться. Виридовикс усмехнулся:
— Ты выбрал не самое лучшее время нюхать цветочки, дорогой мой римлянин.
— Ты прав, — признал трибун.
И в этот миг оба забыли о битве — символы друидов на галльских мечах одновременно вспыхнули золотым огнем.
— Авшар! — воскликнул Марк.
В двухстах метрах от римского арьергарда Горгид прокричал свое бесполезное предупреждение. Крики ужаса пронеслись по рядам видессиан. Солдаты увидели, как князь-колдун уничтожил имперских магов, раздавив их, точно червей.
Сквозь шум битвы Скавр различил громовой голос Туризина Гавра:
— Стоять крепко! Стоять крепко!
Судя по голосу. Император не поддался панике и даже не казался встревоженным. Таким тоном он мог бы отдать команду на параде или военном учении.
Его невозмутимость отчасти помогла восстановить порядок. Увидев, что их предводитель сохраняет спокойствие, солдаты словно вдохновились его стойкостью. Они мужественно продолжали сражаться.
И снова при виде их уверенности заколебались и дрогнули йезды.
Виридовикс бросил взгляд на свой меч. Символы друидов мерцали, становясь все ярче и ярче. Кельт мрачно покачал головой.
— Бедные парни. Пусть остаются храбрецами, пока могут. Очень скоро на них обрушится новая беда, хуже прежней, это уж точно.
Сначала Марк подумал, что жужжание, наполнившее его голову, было просто следствием переутомления. Но потом халогай, стоящий рядом, оборвал песню, прорычал ругательство и хлопнул себя по лбу ладонью. Через секунду еще один его товарищ повторил то же самое, затем — легионер… Императорский гвардеец обтер руку о тунику и заметил, что Скавр смотрит на него.
— Проклятые мухи! — проговорил он с кислой улыбкой. — Хуже стрел, я думаю.
Трибун кивнул. Насекомые всегда были одной из маленьких пыток в походе и бою. Самого Марка еще никто не кусал, но он видел, как большие темные облака мух вились то над одной жертвой, то над другой. Их укусы были довольно болезненными, и на них невозможно было не обращать внимания.
Это стало причиной гибели одного из римлян. Муха укусила легионера в шею, и он машинально хлопнул по ней рукой. Иезд, с которым сражался легионер и которого насекомые почему-то щадили, тут же воспользовался секундным замешательством своего противника и зарубил его саблей.
Скавра мухи избегали. Трибун сумел оценить, насколько это большое благо. Видессиане метались, пытаясь избежать жестоких укусов. Лишь немногие напрягали всю свою волю, чтобы не обращать внимания на мух и сосредоточиться на битве.
Что касается йездов, то мухи их не трогали. Кочевники не замедлили воспользоваться этим.
Сопоставив факты, трибун с мрачной уверенностью понял, кто виновник всего этого. Авшар способен и на более жуткие заклинания, подумал Марк, но вряд ли ему удалось бы изобрести более дьявольскую шутку.
Солдаты Туризина не могли избавиться от назойливых мух. Видессиане нарушали строй и давали йездам огромные преимущества. Легионер, погибший в этой суматохе, едва ли был единственным солдатом, столь дорого заплатившим за свою невнимательность.
Но эффект, который мухи оказали на людей, был несопоставим с тем, что произошло с лошадьми. Просто немыслимо удерживать в повиновении лошадь, когда ее жалят мириады маленьких мучителей. Кони дико ржали, вздымались на дыбы и неслись прочь, сбрасывая всадников на землю. Иные и вовсе становились неуправляемыми, что делало конников Видесса легкой добычей для йездов — те, разумеется, сохраняли полный контроль над своими неуязвимыми лошадками.
И снова видессиане дрогнули. На сей раз Туризину нелегко было удержать их в повиновении. Он сам едва держался в седле; его серый жеребец брыкался и ржал. Но Император не давал сбросить себя с седла. Сдерживая коня, он неустанно кричал:
— Не поддавайтесь, вы, ублюдки! Неужто мухи одолеют вас? Чешитесь завтра, сколько влезет, а сегодня — сражайтесь!
Его крики и вопли десятков других таких же упрямых офицеров, раздававшиеся в видессианском строю тут и там, отчасти помогли предотвратить катастрофу. Теперь казалось, что имперцы сражаются в эпицентре завывающей песчаной бури. Стоило вдвое больше сил отбивать каждую новую атаку йездов, а врагов становилось все больше и больше.
Скавр убил еще одного кочевника. Скоро йезды найдут брешь в рядах легионеров либо сумеют пробить ее лобовой атакой. И — неизбежная гибель…
Но Авшару вовсе не казалось, что наступила его полная победа. Он надеялся, что теперь-то уж сумеет раздавить упрямых врагов, но пока что ему этого не удавалось. Имперцы медленно поддавались давлению на обоих флангах, но центр оставался крепким, как скала. В этой части поля мириады его мух оказались бессильными. Гвардейцы Гавра бились, стараясь не обращать на насекомых никакого внимания. Что касается намдалени, то их лошади были защищены таким прочным доспехом, что укусы мух не достигали цели.
Князь-колдун сжал кулаки и стиснул зубы. Более пятидесяти лет он трудился, оттачивая свое последнее оружие! Война с Видессом потребовала слишком много времени! Он перенес слишком много поражений, чтобы выдержать теперь еще одно. Если его магия оказалась слишком слабой и не привела к решающим результатам, то вместо нее пусть сработает грубая сила.
Авшар повернулся к ординарцу, стоявшему позади него:
— Приведи сюда Норгаза и Кайкаиса.
Макуранские военачальники явились к Авшару быстро. Случись в дедовские времена все по-иному, Норгаз мог бы стать Царем Царей Макурана, однако сейчас он низко поклонился Авшару. Гордый, талантливый и беспощадный, он был лучше, чем даже Варатеш, подумал князь-колдун, а Кайкаис равен Норгазу почти во всем.
Авшар указал на солнечный диск Фоса, горделиво реющий на голубом знамени Туризина Гавра:
— Соберите своих людей в кулак. Цель вам хорошо видна. Мы разобьем лучшие их силы. — Авшар высоко поднял меч. — Я сам возглавлю атаку!
Легкая улыбка тронула тонкое хмурое лицо Норгаза.
— Я буду оберегать тебя в бою, — сказал он.
— И я, — повторил за ним Кайкаис. Грубые повязка покрывали раны на его плече и бедре. Макуранская знать питала давнюю, традиционную ненависть к Империи. Их соперничество с Видессом было старше, чем месть Авшара.
* * *
Халогаи недовольно загудели, когда макуранские всадники, с которыми они сражались весь день, внезапно отступили. Северяне были слишком опытными бойцами, чтобы сгоряча броситься в погоню. Пехоту, которая преследует кавалерию, легко отсечь от основных сил и уничтожить.
Гвардейцы Туризина, отдыхая, оперлись на свои топоры. Теперь у них выдалась свободная минутка прихлопнуть десяток мух, глотнуть из фляги вино или воду, перевязать раны, немного остыть в ожидании, пока бой разгорится с новой силой.