Страница:
Последние слова она произнесла, уже повернувшись спиной к Кравцову. Произнесла – и стала взбираться наверх ловкими, уверенными движениями, цепляясь за выступающие кирпичи.
– Не стоит! Слезай! – попытался остановить ее Кравцов. – Все на честном слове держится…
– Надо верить честному слову! – засмеялась она, не замедляя движения. – Я смогу, вот увидишь!
Кравцов следил за ней с замершим сердцем. Упадет, непременно упадет… Сам он не рискнул бы, пожалуй, ныне пройти этим путем без крайней необходимости – древние кирпичи крошились в труху от слишком сильных нагрузок, а писатель Кравцов весил почти вдвое больше Леньки-Тарзана…
Ада добралась до места, где виднелись слабые следы балок, поддерживавших некогда перекрытия первого этажа. И полезла дальше, явно намереваясь достигнуть гребня стены, находившегося на уровне рухнувшей крыши.
Больше Кравцов не сказал ничего. Под руку – не стоит.
Она смогла. Выпрямилась во весь рост на гребне. Там, наверху, было гораздо светлее, и Кравцов отлично видел фигуру девушки на фоне начавшего белеть неба.
Она посмотрела во все стороны. Крикнула:
– Присоединяйтесь, сэр! Вид не хуже, чем с Останкинской башни!
Может, действительно тряхнуть стариной? Не такой уж хрупкий тут кирпич…
Но вспомнить навыки стенолазанья ему не пришлось. Потому что Ада разглядела сверху кое-что еще.
– Кравцов! Посмотри – вон там, в соседнем зале! – Она показала рукой. – Буквы здоровенные! Светящиеся! ЛЕ-ТУ-ЧИЙ МЫШ! Ты ведь это кричал на Плешке?! Ты знал?!
Он торопливо прошел в соседний зал. Внимательно осматривая дворец, они там побывали, но надписи не увидели. Кравцов тогда решил, что она выполнила свою задачу и навсегда исчезла.
Надпись оказалась на месте. Разве что светилась чуть менее ярко в рассветном сумраке. Он с тоской подумал, что не закончилось ничего, что все продолжается, что они побывали (и чудом выбрались) на одной вершине пятиугольника, но остались еще четыре, каждая наверняка со своими мерзкими загадками… И близится очень неприятная дата – 18 июня…
Кравцов решительно двинулся по направлению, указанному стрелкой.
Трудно сказать, что он рассчитывал там обнаружить. Но ничего не нашел. Лишь ведущий в подвал лаз, но засыпанный землей и непроходимый. На дне узкой и достаточно глубокой ямы что-то лежало, какой-то небольшой предмет. Он нагнулся, всматриваясь. Фу-у-у… Всего-навсего бутылка из-под портвейна.
В этот момент за спиной раздался крик.
Истошный. Женский.
Кравцов ошибся. Солнце наконец выглянуло самым краешком из-за горизонта, осветило верхнюю часть стен красноватым светом. На гребне стены виднелись две фигуры.
Аделина медленно отступала, пятясь. К ней приближался – так же осторожно, но чуть быстрее – мужчина. В руке он сжимал длинный предмет, тускло блеснувший в солнечном свете.
Сашок! – понял Кравцов. И рванул с высокого старта.
Ворвался в покинутое пять минут назад помещение, взглянул наверх и понял: не успевает.
Мужчину и женщину на гребне разделяло метра четыре, не более. И Ада отступила почти до самого конца внутренней стены. Она могла перейти на стену внешнюю, примыкавшую под прямым углом, и выиграть еще три метра для отступления. И все – дальше стена зияет громадной брешью, отвесно обрывается… Пока Кравцов вскарабкается на гребень, наверху все закончится.
Он застонал. Все на свете отдал бы сейчас за дробовик с одним-единственным патроном…
Аделина отступала спиной вперед, не оглядываясь, и споткнулась о внешнюю стену, слегка выступавшую над внутренней. Пошатнулась, нелепо взмахнула руками и…
И устояла, выпрямилась. Перелезла, сделала несколько быстрых шагов – здесь гребень раза в полтора шире, позволял двигаться быстрее и увереннее. А затем остановилась. Поняла, что очутилась в ловушке. Сашок выкрикнул что-то непонятное, вроде даже не по-русски…
В этот миг у Кравцова мелькнула спасительная идея. Бросить, швырнуть чем-нибудь в Сашка – чуть позже, шагов через пять-шесть – там, знал Кравцов, гребень наиболее пострадал от непогоды и времени, там достаточно сделать одно неловкое движение, чтобы свалиться…
Черт возьми!!! Под ногами – ни единого камня, ни единого обломка кирпича! Пашины рабочие постарались… Кравцов видел сегодня кирпичи, кое-где вновь выпавшие из стен, но искать их времени не осталось, счет шел на секунды.
Он лихорадочно рылся по карманам – хоть что-нибудь тяжелое, хоть связку ключей! – напугать, заставить дернуться, потерять равновесие…
Пальцы нащупали нож. Который – Кравцов был уверен – сделал свое дело и навсегда канул на Чертовой Плешке… Значит, сделал не до конца.
Он срывал ногти, раскрывая лезвия и инструменты: открывалки, шило, штопор… Казалось, все происходит медленно-медленно, как в кошмарном сне, где надо спешить, а движешься как в липком сиропе.
На деле нож лежал на ладони, готовый к броску, через секунду-другую. Но Сашок уже миновал опасное место – он явно освоился на верхотуре и стал двигаться быстрее. Кравцов до крови прикусил губу. Остался последний шанс, крохотный, – Сашку предстоит перешагнуть выбоину, тоже опасную, но совсем небольшую, момент броска надо рассчитать с точностью до долей секунды…
Сашок занес ногу – перешагнуть препятствие – и Кравцов швырнул нож, заорав во всю мочь:
– Сашка-а-а-а!!!
Время странно замедлилось, почти остановилось. Кравцов видел все в мельчайших деталях: как летит его нож, медленно поворачиваясь в полете, как Сашок неторопливо оборачивается на крик, как удивленное выражение наползает на его лицо…
И Кравцов понял, что проиграл. Недооценил скорость реакции противника. Меч начал движение – медленно, чуть быстрее, еще быстрее, – и траектории клинка и летящего ножа непременно должны были сойтись в одной точке…
И тут секунды замелькали с положенной им скоростью. Меч прорезал воздух стремительно, невидимо – и впустую. Нож плашмя ударился о лицо Сашка – наискось, через глаз – и словно бы прилип, приклеился. Кравцов понял, что именно там торчал из рукояти штопор…
Сашок отклонился назад, выпустил катану, прижал обе руки к лицу и продолжил крениться, не делая попыток удержать равновесие… Через мгновение на гребне осталась одна фигура.
…К месту падения тела – за наружную стену – Кравцов вышел спустя несколько минут, после того как бледная и онемевшая Ада спустилась со стены, а сам он вооружился толстым и ржавым железным прутом. Вышел – и не обнаружил никого. И ничего.
Не было упавшей туда же катаны.
Не было ножа.
Не было Сашка.
Лишь лужица свежей крови…
Сам Сатана ему ворожит… Рухнуть с десятиметровой высоты на усыпанную каменными обломками землю – и даже не вывихнуть ногу?
Кровавые пятна четко обозначили след – вел он вниз по склону. Кравцов сгоряча устремился было в погоню, но быстро оставил эту затею. Кровавые пятна становились все меньше, а промежутки между ними – все больше. Вниз, на дно долины, солнце еще не заглядывало. Отыскать оставшегося в неплохой форме противника на обширной, густо поросшей кустами пустоши – в одиночку и без собаки – дело нереальное… Через сотню метров, когда след стал неразличим, Кравцов прекратил поиски.
Повернулся и пошел вверх по склону. К графским развалинам. И остановился, увлеченный невиданным зрелищем. Солнце освещало руины теперь все, целиком, – и потоки света слепили глаза, проходя насквозь, вырываясь из оскалившихся битым кирпичем брешей, из дверных и оконных проемов.
Смотреть на дворец можно было лишь сквозь прищуренные веки – и казался он не старой развалиной, но таким, каким выглядел полтора столетия назад. Встали на место разрушенные временем и людьми стены и перекрытия, проемы засверкали стеклами. В большом зале (о назначении которого Кравцов не догадывался) оказался летний сад – широкие листья пальм зеленели сквозь стеклянную стену. Возник ниоткуда огромный балкон с балюстрадой – бесследно исчезнувший к началу двадцать первого века. Играла музыка – негромкая, печальная – не то клавесин, не то клавикорды. Потом зазвучал голос:
– Ну вот ты и вернулся… Добро пожаловать! У нас тут как раз наметилась партия в экарте и не хватает одного партнера. Сыграем по маленькой: голова против головы? Тебе объяснить правила?
Кравцов помотал головой и широко раскрыл глаза, стараясь избавиться от видения. Солнце безжалостно резануло по сетчатке. Возрожденный дворец сиял и переливался в сверкающем мареве, но никуда не делся.
– Сыграем, – ответил Кравцов. – Но предупреждаю: тех, кто жульничает, у нас бьют подсвечниками…
И он помахал увесистым железным прутом.
– Не стоит! Слезай! – попытался остановить ее Кравцов. – Все на честном слове держится…
– Надо верить честному слову! – засмеялась она, не замедляя движения. – Я смогу, вот увидишь!
Кравцов следил за ней с замершим сердцем. Упадет, непременно упадет… Сам он не рискнул бы, пожалуй, ныне пройти этим путем без крайней необходимости – древние кирпичи крошились в труху от слишком сильных нагрузок, а писатель Кравцов весил почти вдвое больше Леньки-Тарзана…
Ада добралась до места, где виднелись слабые следы балок, поддерживавших некогда перекрытия первого этажа. И полезла дальше, явно намереваясь достигнуть гребня стены, находившегося на уровне рухнувшей крыши.
Больше Кравцов не сказал ничего. Под руку – не стоит.
Она смогла. Выпрямилась во весь рост на гребне. Там, наверху, было гораздо светлее, и Кравцов отлично видел фигуру девушки на фоне начавшего белеть неба.
Она посмотрела во все стороны. Крикнула:
– Присоединяйтесь, сэр! Вид не хуже, чем с Останкинской башни!
Может, действительно тряхнуть стариной? Не такой уж хрупкий тут кирпич…
Но вспомнить навыки стенолазанья ему не пришлось. Потому что Ада разглядела сверху кое-что еще.
– Кравцов! Посмотри – вон там, в соседнем зале! – Она показала рукой. – Буквы здоровенные! Светящиеся! ЛЕ-ТУ-ЧИЙ МЫШ! Ты ведь это кричал на Плешке?! Ты знал?!
Он торопливо прошел в соседний зал. Внимательно осматривая дворец, они там побывали, но надписи не увидели. Кравцов тогда решил, что она выполнила свою задачу и навсегда исчезла.
Надпись оказалась на месте. Разве что светилась чуть менее ярко в рассветном сумраке. Он с тоской подумал, что не закончилось ничего, что все продолжается, что они побывали (и чудом выбрались) на одной вершине пятиугольника, но остались еще четыре, каждая наверняка со своими мерзкими загадками… И близится очень неприятная дата – 18 июня…
Кравцов решительно двинулся по направлению, указанному стрелкой.
Трудно сказать, что он рассчитывал там обнаружить. Но ничего не нашел. Лишь ведущий в подвал лаз, но засыпанный землей и непроходимый. На дне узкой и достаточно глубокой ямы что-то лежало, какой-то небольшой предмет. Он нагнулся, всматриваясь. Фу-у-у… Всего-навсего бутылка из-под портвейна.
В этот момент за спиной раздался крик.
Истошный. Женский.
15
Он обернулся прыжком, уверенный, что увидит опустевший гребень стены.Кравцов ошибся. Солнце наконец выглянуло самым краешком из-за горизонта, осветило верхнюю часть стен красноватым светом. На гребне стены виднелись две фигуры.
Аделина медленно отступала, пятясь. К ней приближался – так же осторожно, но чуть быстрее – мужчина. В руке он сжимал длинный предмет, тускло блеснувший в солнечном свете.
Сашок! – понял Кравцов. И рванул с высокого старта.
Ворвался в покинутое пять минут назад помещение, взглянул наверх и понял: не успевает.
Мужчину и женщину на гребне разделяло метра четыре, не более. И Ада отступила почти до самого конца внутренней стены. Она могла перейти на стену внешнюю, примыкавшую под прямым углом, и выиграть еще три метра для отступления. И все – дальше стена зияет громадной брешью, отвесно обрывается… Пока Кравцов вскарабкается на гребень, наверху все закончится.
Он застонал. Все на свете отдал бы сейчас за дробовик с одним-единственным патроном…
Аделина отступала спиной вперед, не оглядываясь, и споткнулась о внешнюю стену, слегка выступавшую над внутренней. Пошатнулась, нелепо взмахнула руками и…
И устояла, выпрямилась. Перелезла, сделала несколько быстрых шагов – здесь гребень раза в полтора шире, позволял двигаться быстрее и увереннее. А затем остановилась. Поняла, что очутилась в ловушке. Сашок выкрикнул что-то непонятное, вроде даже не по-русски…
В этот миг у Кравцова мелькнула спасительная идея. Бросить, швырнуть чем-нибудь в Сашка – чуть позже, шагов через пять-шесть – там, знал Кравцов, гребень наиболее пострадал от непогоды и времени, там достаточно сделать одно неловкое движение, чтобы свалиться…
Черт возьми!!! Под ногами – ни единого камня, ни единого обломка кирпича! Пашины рабочие постарались… Кравцов видел сегодня кирпичи, кое-где вновь выпавшие из стен, но искать их времени не осталось, счет шел на секунды.
Он лихорадочно рылся по карманам – хоть что-нибудь тяжелое, хоть связку ключей! – напугать, заставить дернуться, потерять равновесие…
Пальцы нащупали нож. Который – Кравцов был уверен – сделал свое дело и навсегда канул на Чертовой Плешке… Значит, сделал не до конца.
Он срывал ногти, раскрывая лезвия и инструменты: открывалки, шило, штопор… Казалось, все происходит медленно-медленно, как в кошмарном сне, где надо спешить, а движешься как в липком сиропе.
На деле нож лежал на ладони, готовый к броску, через секунду-другую. Но Сашок уже миновал опасное место – он явно освоился на верхотуре и стал двигаться быстрее. Кравцов до крови прикусил губу. Остался последний шанс, крохотный, – Сашку предстоит перешагнуть выбоину, тоже опасную, но совсем небольшую, момент броска надо рассчитать с точностью до долей секунды…
Сашок занес ногу – перешагнуть препятствие – и Кравцов швырнул нож, заорав во всю мочь:
– Сашка-а-а-а!!!
Время странно замедлилось, почти остановилось. Кравцов видел все в мельчайших деталях: как летит его нож, медленно поворачиваясь в полете, как Сашок неторопливо оборачивается на крик, как удивленное выражение наползает на его лицо…
И Кравцов понял, что проиграл. Недооценил скорость реакции противника. Меч начал движение – медленно, чуть быстрее, еще быстрее, – и траектории клинка и летящего ножа непременно должны были сойтись в одной точке…
И тут секунды замелькали с положенной им скоростью. Меч прорезал воздух стремительно, невидимо – и впустую. Нож плашмя ударился о лицо Сашка – наискось, через глаз – и словно бы прилип, приклеился. Кравцов понял, что именно там торчал из рукояти штопор…
Сашок отклонился назад, выпустил катану, прижал обе руки к лицу и продолжил крениться, не делая попыток удержать равновесие… Через мгновение на гребне осталась одна фигура.
…К месту падения тела – за наружную стену – Кравцов вышел спустя несколько минут, после того как бледная и онемевшая Ада спустилась со стены, а сам он вооружился толстым и ржавым железным прутом. Вышел – и не обнаружил никого. И ничего.
Не было упавшей туда же катаны.
Не было ножа.
Не было Сашка.
Лишь лужица свежей крови…
Сам Сатана ему ворожит… Рухнуть с десятиметровой высоты на усыпанную каменными обломками землю – и даже не вывихнуть ногу?
Кровавые пятна четко обозначили след – вел он вниз по склону. Кравцов сгоряча устремился было в погоню, но быстро оставил эту затею. Кровавые пятна становились все меньше, а промежутки между ними – все больше. Вниз, на дно долины, солнце еще не заглядывало. Отыскать оставшегося в неплохой форме противника на обширной, густо поросшей кустами пустоши – в одиночку и без собаки – дело нереальное… Через сотню метров, когда след стал неразличим, Кравцов прекратил поиски.
Повернулся и пошел вверх по склону. К графским развалинам. И остановился, увлеченный невиданным зрелищем. Солнце освещало руины теперь все, целиком, – и потоки света слепили глаза, проходя насквозь, вырываясь из оскалившихся битым кирпичем брешей, из дверных и оконных проемов.
Смотреть на дворец можно было лишь сквозь прищуренные веки – и казался он не старой развалиной, но таким, каким выглядел полтора столетия назад. Встали на место разрушенные временем и людьми стены и перекрытия, проемы засверкали стеклами. В большом зале (о назначении которого Кравцов не догадывался) оказался летний сад – широкие листья пальм зеленели сквозь стеклянную стену. Возник ниоткуда огромный балкон с балюстрадой – бесследно исчезнувший к началу двадцать первого века. Играла музыка – негромкая, печальная – не то клавесин, не то клавикорды. Потом зазвучал голос:
– Ну вот ты и вернулся… Добро пожаловать! У нас тут как раз наметилась партия в экарте и не хватает одного партнера. Сыграем по маленькой: голова против головы? Тебе объяснить правила?
Кравцов помотал головой и широко раскрыл глаза, стараясь избавиться от видения. Солнце безжалостно резануло по сетчатке. Возрожденный дворец сиял и переливался в сверкающем мареве, но никуда не делся.
– Сыграем, – ответил Кравцов. – Но предупреждаю: тех, кто жульничает, у нас бьют подсвечниками…
И он помахал увесистым железным прутом.