Девушка взяла его за руку.
   – Потерпи, Лат. Попытаешься бежать – только хуже будет.
   – Куда уж хуже?
   При этих словах Изомира заметила бредущего меж столов на дальней конце зала человека. Темно-серый плащ скрывал лицо, но мужчина был высок ростом и, судя по узловатым длинным пальцам, стар.
   – Что? – спросил Лат.
   Девушка указала подбородком, и ее товарищ повернулся вслед за ее взглядом. Откуда появился незнакомец, девушка не заметила, но на зал разом упала тишина. Человек в плаще молча проходил по рядам, тихо, как призрак. Изомиру внезапно охватил дикий ужас – от вида ли незнакомца, или от ощутимого страха остальных работников, она и сама не знала. Девушка не осмелилась даже спросить у соседей, кто это – подозревала, что они не ответят. Наконец фигура в плаще остановилась рядом с симпатичным юношей и, коснувшись его плеча, поманила за собой. Юноша замер на миг, открыв рот, потом покорно вышел из пещеры вслед за серой фигурой.
   Даже после их ухода тишина не рассеялась. Вновь зазвучали разговоры, но приглушенные и нервные.
   Потом настал миг, которого Изомира заранее боялась – когда работников разводили по камерам. Девушка свернулась калачиком на своей подстилке, надеясь, что товарки ее не приметят. В тот вечер им не особенно интересно было мучить соседку – должно быть, устали. Девушка уже засыпала, когда плеча ее коснулся башмак. Изомира дернулась и открыла глаза. Сердце ее колотилось.
   – Ты его видела? – Это оказалась самая маленькая и злобная из троих женщин, Эда.
   – Кого? – переспросила Изомира.
   – Старого скелета, так мы его зовем. Пытателя.
   – Кто он? Куда увел того парня?
   – Он приходит, выбирает и уводит людей в Янтарную Цитадель, – зловеще проговорила Эда. – По приказу царя.
   – Зачем? – Изомира чувствовала, что ее ждет подвох, но не спросить не могла.
   – Хорошо послужить царю, да?
   – Да?
   – Да только царь их замучивает до смерти.
   – Что?! Не верю!
   – Это правда. Из Цитадели просачиваются слухи. Говорят, царь совсем обезумел. – Эда прервалась, разразившись душераздирающим кашлем и брызгая в Изомиру слюной.
   Одна из сокамерниц бросила в Эду башмаком и гаркнула:
   – Хорош харкать!
   – Вообще-то, – продолжила Эда, переведя дыхание, – поговаривают, что старый скелет и есть царь. Он спускается сюда сам, потому что наслаждается страданиями подданных.
   Изомира не знала, что ей ответить. Она слишком устала, чтобы размышлять, и хотела только, чтобы Эда оставила ее в покое.
   – И вы в это верите? – спросила она.
   Эда коротко хохотнула, и опять согнулась в кашле.
   – Это правда. Я тебя предупредить хочу, деревенская. Он скоро придет за тобой.
   – Почему?
   – Он выбирает самых красивых, что парней, что девок. И забирает скоро, пока краса не сошла. Пытатель придет за тобой, Изз-зомира.
   – Ты меня просто напугать хочешь!
   – Пытатель придет за тобой, – небрежно повторила Эда, укладываясь на собственную подстилку.
   И каждый час Изомиру будил если не кашель Эды, то шепот одной из ее товарок – «Старый скелет придет, Из-зомира».
   Наутро Эду трясла лихоманка, и работать она не могла. Изомира, мстительностью не отличавшаяся, вызвалась остаться и приглядеть за больной, но подобная снисходительность не дозволялась. Девушку вместе с остальными рекрутами выгнали сметать с плит слой снега на три пальца, прежде чем вновь приступить к работе.
   Отходя от камня на первый, мучительно ожидаемый перерыв, Изомира увидела, как падает ей под ноги работник, только что отпустивший канат блока. Девушка в ужасе отскочила. На белом лице рабочего выделялись синие губы, ногти на покрасневших руках словно покрылись мелом. Подошел охранник, рявкнул на строптивца, пнул под ребра – от пинка тело перевернулось, а пустые глаза мертво глянули в небо.
   В один день упали с лесов двое – Изомира видела, как они расшиблись. Еще один умер от обморожения – девушка опасалась, что эта судьба уготована и ей с Латом. К пятому дню едва ли не все рекруты мучились простудами и лихорадками, и каждая ночь уносила одну-две жизни. Но ручеек новых работников, здоровых и невинных, продолжал течь, заполняя места умерших.
   Эда поправилась немного, но грудной кашель еще мучил ее, когда женщину вместе со всеми выгнали работать на лесах.
   – Я так готова умереть хоть сейчас, – поделилась она с Изомирой как-то вечером, присев с ней рядом. – Иначе отсюда не выберешься.
   – Не говори так! Я не верю, что никогда не вернусь домой.
   – Подожди, вот проработаешь тут с нашей.
   Холод выморозил из Эду наглость, а из Изомиры – страх. Подругами они не стали, но общаться мирно могли.
   – Я не верю, что царь это все дозволяет! Если б он знал, каково нам..
   – Ты про какого царя говоришь? Возлюбленного Гарнелиса, лелеявшего свой край, как редкий цветок? Или этого Гарнелиса, безумца? Вы, деревенские, приходите такие наивные, говорите «Не верю, царь добрый!». Да он не может не знать. Мы у него на парадном крыльце сидим.
   – Я думала… нам всегда твердили, что царь добр… и все в это верили, пока не явился Бейн.
   – Дай я тебе объясню кое-что, деревенская. Два года назад Париона была летним краем Нефетер на земле. Я была актрисой, то есть собиралась. Училась в театральной труппе; надеялась когда-нибудь попасть в Большой Царский. – Женщина зло хохотнула. – Поосторожней надо быть с желаниями – теперь я работаю на том самом месте, где он стоял. А потом все начало меняться. Тихо так, незаметно. Царь затеял стройку, ему нужны добровольцы. Когда об этом объявили, все звучало так здорово – кто мог знать, во что нам эта стройка встанет? Добровольцы нашлись, но мало, и набор пошел принудительным – выбрали, и валяй в каменоломни, хочешь-не хочешь. Настроение начало меняться. Вдруг армия разрослась, и во все начала встревать, словно они нарочно всех ублюдков в воеводы произвели. Народ начал волноваться. Сафаендер ставит пьесу, в которой все за нас высказал – так вежливо, что ты! Но царь все понял. Он снес театр.
   – Моя сестра так хотела в нем побывать, – прошептала Изомира.
   – Потом царь перестает выходить на люди. Пошли даже слухи, что он с родней разругался. Внучка его гибнет при кораблекрушении, и – что за совпадение! – парой месяцев спустя умирает царевич Галемант. Говорят, болел, хотя тут же пошли слухи, что царь родного сына приказал убить. И убили – прямо в храме Нут. Знаешь, мне уже все равно. Сафаендер все уже высказал – а посмотри, что с ним случилось.
   Женщина отвернулась, накрывшись с головой покрывалом. Похоже было, что она плачет.
   – Эда? – окликнула ее Изомира, но ответа не было.
   На шестой день, когда девушка трудилась над третьей каменной плитой, работу каменотесов пришел проверить надсмотрщик, которого Изомира прежде не видела. Носил он светло-серый плащик без капюшона и черные перчатки. Когда он остановился рядом с Изомирой, девушка увидела, что у него снежно-бледная кожа, непримечательное лицо и очень темные глаза.
   – Не обращайте на меня внимания, трудитесь, – посоветовал он.
   Пальцы девушки замерзли, запястья болели. Она едва могла удержать резец и киянку.
   – Благодарю, господин…
   – Лафеом, – подсказал незнакомец мягким голоском. – Архитектор.
   Изомира выпрямилась, изумленная.
   – Вы придумали это… эту башню?
   – Разве не прекрасно видеть наших подданных, трудящихся плечо к плечу ради воплощения государевой мечты?
   В голове Изомиры зазвучал язвительный голос Серении: «Можно и так сказать». К собственному стыду девушка поняла, что произнесла это вслух.
   – Вы не счастливы пожертвовать ради царя своим временем и трудом?
   Черные глаза архитектора буравили девушку, и Изомира ощутила укол страха.
   – Как… как высока будет Башня? – пробормотала она.
   Взгляд Лафеома растекался по ней, как чернила.
   – Она достанет до небес. Это было исключительно интересной задачей – разработать как схему снабжения столь великой стройки, так и конструкцию…
   – А ваши вычисления, – Изомира не была уверена, говорит ли своим голосом или голосом Серении, – включают расчет числа потребных для завершения Башни людских жизней?
   От взгляда Лафеома по спине девушки забегали мурашки.
   – Их будет столько, сколько потребно. – Он отступил на шаг, оглядывая ее работу – три огромных буквы, высеченных в заснеженную плиту. – Разве старший каменотес одобрил эту работу? Она выполнена посредственно.
   – Холод, – объяснила Изомира. – Гляньте на мои руки. Я инструмент удержать не могу. Как и все мы. Мы работаем слишком подолгу!
   – Если ваша работа выполняется хуже дозволенного, вам подыщут другое место, попроще, – объявил Лафеом бесстрастно. И ускользил прочь, беззвучно, как призрак.
   Когда Изомира вечером вернулась в камеру, засыпая на ходу, товарки сообщили ей, что Эда днем потеряла сознание на лесах, и пару часов спустя умерла. Обе говорили хрипло, вытирали слезы и начинали покашливать.
   Изомира пошла глянуть на тело Эды. Ощущая себя осквернительницей могил, из кармана она вытащила медальон Серении.
   – Кто из вас взял мою статуэтку богини, – объявила она сокамерницам, – оставьте. Пусть она благословит вас.
   В столовой, сидя рядом с Латом, она обнаружила, что у нее пропал аппетит. Травяной отвар и горячую воду она пила кружками, но не могла проглотить ни кусочка пищи, и спорила с Латом, подпихивая ему тарелку, до тех пор, пока юноша не съел и ее порцию. В груди у нее кололо, от шума гудело в голове.
   – Изомира, тебя не пробрала эта лихоманка? – озабочено спросил Лат.
   – Не знаю.
   – Тебе холодно?
   – Да мне всегда холодно. – Девушка цеплялась за скамью, чтобы сдержать сотрясающий ее озноб.
   – Боги… – простонал Лат. – У меня сосед по камере умер вчера. А стражникам все равно. Хоть ты меня не оставляй.
   – Сегодня я видела архитектора. Того, кто придумал эту башню.
   Лат недоверчиво воззрился на нее.
   – Ты точно не больна?
   – Правда! Он сказал, что башня достанет до неба, что бы это не значило. Такую стройку разве что Беорвин смог бы пережить. «Башня эта – как древний утес в океане, о который бьют нас, подобных тварям морским, волна за волной, покуда не треснет панцирь, и тела наши не смоет прилив. Но на смену погибшим волна за волной приходят новые, чтобы в свою очередь разбиться о подножье безжалостной Башни».
   – Кто это написал?
   – Я сама придумала. Весь день в голове вертится. Лат… если встретишь моего Линдена, скажи ему…
   Зал колыхался. Изомира смотрела на мир словно через трубу с темно-переливчатыми стенками. Появилась аспидная тень, прошла мимо, потом обернулась к девушке, нависла над ней, видимая как в жарком мареве, в бесцветном огне.
   Лица Изомира не видела – лишь тень под капюшоном. Протянулась тонкая, узловатая рука, и противостоять ее мановению не было сил.
   – Ты, – прозвучал глубокий, старческий голос. – Пойдем.
   «Нет», выдохнул Лат, но голос его прозвучал словно бы из дальней дали. Девушка неловко поднялась, опираясь на руку старого скелета, и тот повел ее во тьму, по темному туннелю, что вился без конца… покуда сама земля не расточилась по ее ногами, и пожираемая лихорадкой и кошмарами наяву Изомира не рухнула в бездну, к самому сердцу земли.

Глава пятнадцатая.
Сребренхольм.

   Промерзшая до костей Танфия брела рядом с Руфридом и Линденом сквозь белые пелены. Их пленители двигались в снегу, точно призраки, но касания копий были вполне материальны. Путь их вначале шел вверх по склону, потом начался спуск, притом крутой – Танфия постоянно оскальзывалась, ноги ныли от непрестанной натуги, только и позволявшей ей не упасть. Ей слышалось только собственное тяжелое дыхание.
   Коней она не видела. Где они? Всякий раз, как девушка пыталась обернуться, один из пленителей подгонял ее копьем. Но наконец снежный саван расступился на миг, и Танфия приметила коней впереди, так запорошенных снегом, что и шкур не видно. Три едва видимые фигуры вели их.
   Кто этот народ – бхадрадомен, или нет? Цепенящего рассудок омерзения они не вызывали, и Линден был спокоен. Но исходящий от них тихий, стеклистый холодок не позволял причислить их к роду человеческому.
   Пленители вели путников в ущелье, чьи стены сходились узким клином. В вышине кутались в тучи горные вершины, заставляя Танфию ощущать себя крохотной мошкой. Склон становился все круче, и девушке пришлось помогать себе руками, цепляясь за стену. Только проседавший под башмаками снег не давал путникам упасть. Внизу боролись с бураном усталые кони.
   «Когда мы спустимся в долину, – подумалось Танфии, – как мы потом оттуда выберемся?».
   Все трое достигли дна невредимыми, и пленители повели их тропой – опасной, но, слава богам, ровной. Танфия натянула поглубже капюшон, уткнувшись взглядом в землю, и сосредоточилась на том, чтобы не поскользнуться.
   Внезапно до нее дошло, что снега на тропе нет. Буран стих; завывание ветра доносилось откуда-то издалека. Начало колоть отходящие щеки. Откинув капюшон, девушка оглянулась.
   Склоны все еще громоздились по сторонам, но это был голый камень. В вышине желтоватый дневной свет пробивался сквозь толщу снега, поддерживаемого ледяным потолком. Впереди тащились, фыркая облачками пара, кони. Позади виднелся вход в туннель, перекрытый ледяной плитой. Две фигуры в белых плащах трудились у ворота, заграждая проход прозрачной каменной стеной. Над воротами располагался широкий уступ, куда вела винтовая лестница по левую руку. С уступа на путешественников взирали два облачно-бледных лика.
   – Руфе, – прошептала Танфия непослушными губами.
   Руфрид и Линден оглянулись, увидели то, на что показывала их спутница, и промолчали.
   В полутора сотнях шагов впереди туннель заворачивал, открываясь в величественный пещерный зал. Путники вышли на уступ, на полпути меж полом и потолком, взирая с высоты на ошеломительный простор.
   Вначале Танфии показалось, что вся пещера вырублена в глыбе льда – искрящегося, хрустального, пронизанного радугами. Над головой и под ногами Танфия видела ярус за ярусом, порой висящие в воздухе без опоры, соединенные дорожками и лесенками. В вышине парил прозрачно-сияющий потолок. Изумительная пещера белого льда… и все же воздух был теплым. Таким теплым, что девушку пробрал озноб.
   Свет был ярок и не резал глаз, и развешанные повсюду белые лампы разгоняли любую тень. Танфия заметила на других ярусах прохожих, но различить детали в такой дали не смогла. Сердце ее забилось от страха и волнения.
   Не говоря ни слова, пленители провели их по уступу и дальше на широкую полукруглую платформу, обрамленную лишь низким каменным бортиком. Здесь они остановились, и Танфия впервые сумела пересчитать их – семеро. Не привидения, но реальные, плотные фигуры. И все же было в них нечто призрачное, даже на ярком свету.
   – Добро пожаловать в Сребренхольм, – проговорил один из них. Голос его был низок и исполнен спокойной властности. – Мы опустим копья. Вы слишком устали, полагаю, чтобы вступать с нами в бой.
   Пленители один за другим откидывали вуали, и путешественники обменялись изумленными взглядами. Открывшиеся им лица были вытянуты и бледны; выдающиеся носы, тонкие губы, сияющие лилово-синие глаза. Красивыми называть их можно было с оглядкой, но отвести глаз Танфия не могла. Мужчин от женщин отличить было трудно, хотя Танфия быстро приметила более резкие, мужественные лица. Кожа их отливала жемчугом, длинные волосы цветом были от белого до бледно-золотого, а у того, кто говорил первым – верно, вожака – отливали голубым.
   Трое, ведшие в поводу коней, свернули в прорубленную в стене арку. Вожак перехватил озабоченный взгляд Танфии.
   – О ваших скакунах позаботятся, – сказал он. – Но наши горы зимой – не лучшее для них место. Вы, без сомненья, знали об этом.
   – Вас не спрашивали, – огрызнулся Руфрид, – а раз вы нас взяли в плен, так мы объясняться не обязаны.
   Вожак поднял тонкие, изогнутые брови.
   – Пленили? Я бы сказал – спасли.
   Подошло еще несколько здешних жителей, забрать у путников плащи. Танфия отдала свой, не сводя глаз с лица вожака.
   – Кто вы?
   Мужчина надменно улыбнулся.
   – Мы шаэлаир, элир из гор Погребального Покрова. Мое имя Эльрилл.
   – Элир? – Сердце Танфии забилось быстрей. Спутники ее разом потрясенно вздохнули.
   – Что бы вы не слыхали о нас, мы не жестокий народ, и принимаем гостей. Мы не желаем вам зла. Если б мы не привели вас сюда, вы, без сомненья, погибли бы в бурю. Боюсь, вы вынуждены будете задержаться здесь – не нами вынуждены, но погодой.
   Линден вскинул голову.
   – Насколько?
   – До окончания зимы, – ответил Эльрилл. – Оттепель начинается обычно между Эстреем и Огневым Терном.
   – Огневым Терном! Это же почти лето! – Танфия сглотнула всплеск отчаяния, но глаза Линдена полыхнули.
   – Вы нас не остановите!
   – Вы никуда не пойдете, покуда не кончится зима, – твердо проговорил элир.
   – Нет! – вскрикнул Линден.
   Взвизгнул металл, и, к ужасу Танфии, юноша ткнул своим коротким мечиком в сторону Эльрилла. Лицо элира оледенело. Линден повернулся, показывая свое оружие остальным шести элирам, поджидавшим на уступе. Лицо его раскраснелось.
   – Вы нас не удержите! Мы пробьемся!
   Он ринулся вперед, но со слитным звоном из ножен вылетели элирские мечи. Лязгнула сталь, и трое людей оказались в кольце холодных элирских лиц и стеклянно-острых мечей. Руфрид выхватил свое оружие, торопясь помочь брату, но силы были неравны. Эльрилл взирал на путешественников с холодной яростью.
   Не раздумывая, не пытаясь обнажить свой нож, Танфия влезла между элирами и своими спутниками, только чтобы защитить Руфрида и Линдена.
   – Хватит! – крикнула она, разводя руками.
   Тыльной стороной кисти девушка зацепила лезвие клинка. Она не ощутила пореза, пока тот не зазудел, и струйка крови не доползла до запястья.
   Эльрилл оттащил ее за локоть. Мелькнул элирский меч, и оружие Линдена зазвенело по полу. Руфрид бросил меч сам, когда четыре острия коснулись его горла. Двое элирских мужчин стянули пленниками руки на спиной; на раскрасневшемся лице Линдена было написано отчаяние, Руфрида – черный гнев. Танфия отвела руку, и кровь закапала на девственно-белый камень.
   – Значит, таков ваш ответ на наше гостеприимство, – жестко произнес Эльрилл, подбирая брошенное оружие и передавая беловолосому юноше. – Более чем грубо, и очень глупо. Кроме того, вы плохие бойцы.
   – Минуточку! – взвилась Танфия. – Вы о нас ничего не знаете! Да, Лину не следовало на вас кидаться, но он в отчаянии! Как и мы все, и… ой!
   Она вскрикнула от боли, когда двое элир, мужчина и женщина, заломили ей руки за спину и стянули веревкой. Утомленная долгой борьбой с бураном, девушка при всем своем возмущении не могла сопротивляться. Элир оказались обманчиво сильны.
   – Уберите их с глаз моих! – приказал Эльрилл, отворачиваясь.
   Шестеро элиров проводили пленников по извилистым переходам в пещеру на нижнем уровне. Вытянутая пещера имела в длину пятнадцать шагов, по хрустально-белым стенам были развешаны светильники. Здесь же были привязаны к тонким каменным колоннам лошади. Линден облегченно вздохнул. Кто-то успел расседлать их, и элирка протирала их, обсушивая, тряпицей. От разгоряченных шкур поднимался пар.
   Танфия рвалась из рук пленителей.
   – Дайте я с лошадьми пособлю! Я никого не трону!
   Элиры не обращали внимания. Бесстрастные и загадочные, они отволокли всю троицу к другой колонне, по правую руку от входа, и притянули к ней их путы. Мешки и плащи у них уже забрали; теперь путешественники лишились оставшегося оружия, даже – к расстройству Танфии – элирского ножа.
   Женщина набросила на лошадей попоны и торопливо удалилась. Двое шаэлаир остались охранять пленников, встав у входа с копьями наготове. Танфия, Руфрид и Линден остались стоять, привязанные так, что не могли ни сесть, ни шевельнуться, ни даже глянуть друг на друга, не извернувшись болезненно. Воздух был тепловат, и привыкших к морозу путников начинало трясти.
   – Ну, удружил, Лин, – процедил Руфрид.
   Брат его склонил голову.
   – Они нас не удержат.
   – Знаешь, а я верю, что они нас от нас спасали. Мы устали и так промерзли, что готовы были сдохнуть. А ты в этот самый миг решил показать самым ловким бойцам на свете, какие мы растяпы с мечами!
   – Да заткнитесь! – не выдержала Танфия. – Оставь его в покое. Бо-оги…
   Краткое молчание.
   – Тан, ты в порядке? – спросил Руфрид. – Как рука?
   Девушка как раз пыталась забыть о пульсирующей боли и крови.
   – Здорово. Вы ввязываетесь в драку, а ранят меня! Нет, я не в порядке! Я голодна, у меня ноги болят, я отлить хочу!
   – Я тоже. Видимо, это значит, что мы еще живы.
   – Они хотя бы расседлали коней и попонами накрыли, – заметил Линден.
   – А седла с уздечками украли, – предположил Руфрид.
   – Я уверена, что элир не опустятся до низменного воровства. – Танфия попыталась размять плечи, нывшие с каждым мигом все сильней. – А чем они коней кормить будут?
   – А мы сами что жрать будем? – поинтересовался Руфрид. – Не больно они добренькие, эти шаэлаир, а?
   Танфия промолчала. Привычка требовала от нее защищать элиров, сохраняя их сказочный образ, но не получалось. Она оперлась о колонну и закрыла глаза, пытаясь отдохнуть.
   – Боишься? – спросил Руфрид.
   – Нет. – Девушка вздохнула. – Ну, немножко.
   – Они думают, они настолько выше людей стоят, – пробормотал Руфрид вполголоса. – Высокомерней некуда.
   – Значит, некуда? – раздался новый голос, ясный и звучный.
   Танфия открыла глаза. Это был Эльрилл, переодевшийся в светлые штаны и длинный камзол. Серебряные волосы разметались по плечам. От него исходило холодное мерцание, делавшее элира еще менее человечным, чем на первый взгляд. Лицо его было спокойно, но глаза полыхали синим пламенем.
   – Полагаю, вы успокоились? – спросил он.
   – Да! – выпалила Танфия, пока парни ничего не ляпнули. – Развяжите нас, пожалуйста. Мы безоружны, мы устали, и мы не желаем вам зла, клянусь!
   Эльрилл задумчиво осмотрел на нее, будто заглянув в душу. Потом элир протянул руку – на ладони его покоился ее нож, тусклый и серый, украшенный простой галькой.
   – Что это?
   – Нож, – ответила девушка. – И я хотела бы его вернуть. Как напоминание. Он слишком тупой, чтобы ранить им кого-то.
   – Где вы его взяли?
   Наполовину раздраженная, наполовину испуганная, девушка старалась не выказывать никаких чувств.
   – Зачем вам знать?
   – Я хочу выяснить, известно ли вам его значение.
   Танфия поджала губы.
   – Ладно. Это элирский нож. Мне приснилось, что мне подарил его элир; Руфрид считает, что я его просто нашла. Когда появляется… э… определенная угроза… он меня предупреждает.
   Луч света упал на клинок, и навершие на миг обернулось опалом; девушка не была уверена, причудилось ли ей.
   – Это орудие защиты, – объяснил Эльрилл, – называемое мнелир, и в него вложен камень лироф. Это работа элир Верданхольма, и ему, на мой взгляд, не менее тысячи лет. Просто так найти подобный нож нельзя.
   – Не знаю, что вам и сказать, – ответила Танфия. – Я не знаю того, кто отдал мне нож в моем сне, и зачем он это сделал. Ноя говорю правду! Я не крала его, если вы об этом.
   Эльрилл оценивающе глянул на нее, и девушка невольно подумала – а что же он видит? Потом элир коснулся пальцем острия.
   – Вы доверяете мне?
   – А у нас есть на это причина?
   Элир вытащил ножны и убрал клинок. Потом, наклонившись, он спрятал оружие во внутренний карман танфиной черной сеферской куртки.
   – Пусть это будет знаком доверия, – произнес он. – Владейте. Против элир он бесполезен, а позаботиться о нем вы сумеете. Можем ли мы доверять вам?
   – Да. Линден поступил поспешно, потому что он в отчаянии.
   Руфрид пнул ее в лодыжку.
   – Тан, нечего за нас извиняться!
   – Нет, она права, – вымолвил Линден. – Это была дурость. Простите, господин Эльрилл. Клянусь, это не повторится. Только отпустите нас.
   – Отпущу, если вы обещаете рассказать, кто вы и что за дела отправили вас в путь с элирским клинком, на северских конях и с гербами Сеферетского удела. Не Элдарет ли вас послал?
   – Нет, – ответила Танфия. – С этим Элдаретом мы незнакомы. Но мы расскажем обо всем, если только вы развяжете нас и дадите передохнуть.
   – Тан, не обязаны мы этим типам ничего рассказывать! – вмешался Руфрид.
   Тут уже девушка его пнула.
   – Не обращайте внимания, господин Эльрилл. Руфрид хочет остаться связанным, чтобы было на что злиться. Но нам скрывать нечего.
   Эльрилл вздохнул. Взгляд его скользнул по Руфриду и Линдену, и элир махнул рукой двоим шаэлаир, стоявшим на страже у входа.
   – Развяжите их.
   Узлы разошлись, и трое путешественников с облегчением отлепились от колонны. Кровь хлынула в обмороженные кисти Танфии, и порез заболел с такой силой, что у девушки голос отнялся. Ее товарищи растирали запястья, и, судя по выражениям их лиц, им приходилось не слаще.
   Эльрилл обратила на Танфию взор прекрасных синих глаз.
   – Я верю вам. Истина написана на вашем лице, и вы не в силах ее скрыть даже ради спасения жизни. Отдыхайте, ешьте, отогревайтесь. Потом вы объясните мне, что заставило вас, невзирая на бурю, вступить в земли шаэлаир.