– Танфия! – прошипел Руфрид.
   Эльрилл был потрясен. Одно ужасное мгновение Танфии казалось, что он сейчас прикажет выкинуть их в снег, но тут вождь расхохотался, а Лийет и прочие шаэлаир иронически усмехались.
   – Хорошо сказано, – проговорил он. – Видно, обе стороны тянут на себя истину.
   – Я не на чьей-то стороне, – объяснила Танфия. – Мать учила меня считать элиров чудесными и загадочными. И я слышала также, что элир ушли по многим причинам, и не в последнюю очередь – из-за людской неблагодарности. Быть может, нам надоело, что элир все делают за нас.
   – Вполне понятное чувство. – Эльрилл улыбнулся, глянув ей в глаза. – И меня забавляет твоя прямота. Но кое-кто из нас остался. Не могу сказать, появились ли мы в этом мире, и лишь позже заняли Верданхольм – куда людям нет доступа – или случилось наоборот. Однако становилось ясно, что люди и элир не могут сойтись ни в философии, ни в истории, ни в вере, ни даже в том, как нам жить в этом мире.
   Танфии опять вспомнилась Амитрия.
   – Мне говорили, что эйсилионцы почитали элир, как богов. Но вы разрушили их храмы!
   – И теперь эйсилионцы ненавидят нас, и нас зовут злодеями. Но почему? – Эльрилл мрачно глянул на девушку. – Потому что они, как и вы, не поняли наших побуждений. Мы не боги, и мы не желаем вашего почитания. Это было наивеличайшей глупостью с их стороны – обожествлять нас! К доводам разума они не прислушивались, и пришлось их остановить. Увы.
   – Значит, у вас и правда нет богов? – спросила Танфия.
   – Воистину так. Мы признаем все мириады роф вселенной. Но, в отличие от людей, мы не наделяем их именами и обличьями, и не устраиваем ради них празднеств. – Танфия хотела как-то опровергнуть этот скрытый упрек, но Эльрилл продолжил: – Но людские обычаи все же требуют почитать природный круговорот. Бхадрадомен же не почитают ничего, кроме единственного их бога, Прапредка, изначального яйца, из которого вылупился, по их поверью, весь их народ.
   – Но откуда они взялись? – спросил Руфрид. – Я слышал, что из земли, что лежит далеко на юге за Лазурным океаном, земли, которую они уничтожили и покинули, чтобы пожрать Авентурию.
   Эльрилл кивнул.
   – Хеллаксис зовется эта земля – мертвый, опаленный край, куда люди порой метафорически посылают друг друга. Возможно, она существует, а возможно, ее придумали, чтобы объяснить явление бхадрадомен. Возможно, она лежит под землей или в ином мире. Бхадрадомен хранят свои тайны, и нам не узнать этого. Но откуда-то явились пожиратели – поначалу немного, потом волна за волной, покуда прилив не захлестнул нас, и три с лишним сотни лет не правили они Авентурией.
   Над площадкой повисла молчание, и музыка стала причудливо-скорбной.
   – Мрачные то были дни, и ужасающие, – продолжал Эльрилл. – Но я уже упоминал Нилотфона, чародея, усмирившего землю. Заключенный им завет был изначальной формой зауромы. Все последовавшие правители, даже древнейшие, как Моуникаа и Арбаль, создавали свои зауромы, обещая лелеять землю, дающую им пропитание. Царица Силана, основавшая Париону, восстановила могучий завет с помощью замфераев. Но величайшая заурома была заключена царицей Гетидой, когда она объединила Девять царств против бхадрадомен, и этот завет, доныне хранящий Авентурию, был обновлен царем Мааротом, преемником царицы Гетиды, когда он одержал победу над врагом при Серебряных равнинах.
   – Какие бы обиды не лежали между элир и людьми, – заметила Танфия, – против бхадрадомен мы сражались бок о бок, разве нет?
   – Друг без друга мы бы не выстояли, – ответил Эльрилл. – Шаэлаир признают это, в отличие от иных наших сородичей. Но мы победили, а пожиратели вот уже двести и пятьдесят лет живут в изгнании на Вексоре, за Вексатским проливом, где им дозволено обитать на одном условии – что никто из них более не ступит на землю Авентурии.
   – По-моему, царь Маарот поступил с ними слишком мягко, – брякнул Руфрид. – После всего, что мы видели… тайные сделки, и поселения оборотней на материке!
   Эльрилл и Лийет переглянулись, явно озабоченные более, чем поначалу.
   – И это тревожит нас, – проговорил вождь. – Истина заключается в том, что заурома могущественна, но и очень хрупка. Она – не просто завет между самодержцем и землей, но сложная сеть договоров между людьми, и замфераями, и элир. Если она начнет распадаться, в трещины могут заползти бхадрадомен.
   Линден задохнулся и побледнел. У Танфии по коже побежали мурашки.
   – Я не хотел пугать вас, – Эльрилл вздохнул. – Двести пятьдесят лет зеленая и златая Авентурия была колыбелью мира. Иного вы не знали. Мне жаль, что ваша невинность нарушена была столь жестоко. Но я уверен – бхадрадомен, как бы не исходили они злобой, разбиты. Их вожак Аажот искренне верит, что ради покойной жизни они должны подчиниться людям. Он не пойдет на новую войну.
   Танфию его слова не вполне убедили; Руфрида, судя по выражению его лица, тоже. Линден сжал ладонями виски.
   – Они стремятся вернуться. Я это чувствую.
   Лийет коснулась его плеча.
   – Насколько ясно ты видишь это?
   – Вообще не вижу. Это просто ощущение, оно накатывает и уходит. И никак не избавиться.
   – Вы спрашивали, для чего нам оружие, ежели у нас нет врагов, – серьезно проговорил Эльрилл. – Всегда мудро готовиться к худшему. Примите мои уверения – покуда вы остаетесь с нами, вам ничто не грозит. Оставим ли мы несчастную нашу встречу позади, и станем ли друзьями?
   – Да, – выдавила Танфия. У нее перехватило горло.
   – Значит, мы не пленники? – спросил Линден. – Мы можем уйти?
   Эльрилл поднял взгляд к потолку пещеры и вздохнул.
   – Погода не станет лучше. Верхом или пешими, вы умрете в горах. Заверяю тебя – до весны вы никуда не доберетесь.
   Линден опустил голову, закрыл глаза; Танфия ощущала его боль, как свою. Но в этот раз юноша не стал перечить. Руфрид положил руку на его плечо.
   – Когда настанет весна, – хрипло прошептал Линден, – вы нам поможете?
   – Насколько сумеем, – ответил Эльрилл. – Мы живем роскошно. Каждый из нас трудится по мере сил, и от вас мы ждем того же. Но одно мы, несомненно, в силах сделать для вас – это исправить ваше выдающееся неумение обходиться с мечом. Позвольте научить вас элирскому бою, который, должен сказать, неизмеримо совершенней людского.
   Усталая Танфия раздевалась перед отходом ко сну. Очередная задержка в походе за Изомирой раздражала ее, но с нею девушка уже примирилась. Даже в самых безумных мечтах она не предполагала, что элир схватят ее, пригреют, даже станут учить…
   Отодвинулась ширма, и в комнату заглянул Руфрид.
   – Собираешься спать одна? – тихонько спросил он.
   – Не собираюсь. – Девушка улыбнулась. – Заходи.
   – Ну, не знаю… – Он сложил руки на груди. – У меня может не хватить сил для тебя.
   – Не мучай…
   Она протянула руки, и Руфрид с довольным вздохом прильнул к ней, покрывая поцелуями лицо, покусывая шею, пытаясь стряхнуть с себя одежду, не отрываясь. Когда, наконец, они, нагие, скользнули в кровать, он был уже готов войти в нее – ее лесной бог, жаркий и нетерпеливый.
   – Долго сдерживаться я не смогу, – прошептал он. – Я терпел так долго…
   – Я тоже. – Танфия притянула к себе его бедра. – Я тосковала по тебе.
   Тело ее открылось ему, и он вошел в нее, и возгорелся пламень изысканного до боли наслаждения. Они любились яростно, торопливо, с похотью скорей, чем с приязнью; они достигли вершины одновременно, и когда их тела сплавились в одно, наслаждение смыло и вину, и страх, и разочарование.
   Второй круг был неторопливей, нежней. И наконец, двое любовников легли, наблюдая, как плывут в глубине потолка световые прожилки, пока пот обсыхал с безвольных тел.
   – Ты просто зверь, Тан. – Руфрид сонно чмокнул ее в щеку. – Это мне в тебе и нравится.
   Девушка улыбнулась.
   – Надеюсь, Линден нас не слышал. Ему так одиноко. Хоть бы с ним все было в порядке…
   – Ну, что убегать в одиночку не стоит, он усвоил. Он знает, что мы тут застряли, и придется ему с этим примириться.
   – Даже не верится, что мы здесь. Как во сне.
   – Значит, правда есть на свете чужинцы. Не нравятся они мне.
   – Они просто… другие. – Девушка помолчала, вспоминая беседу с Эльриллом. – Я их теперь меньше боюсь.
   – Кого, элиров?
   – Нет, бхадрадомен. Могу их по имени назвать. Ты слышал, что сказал Эльрилл. Они таятся, потому что бессильны.
   – Бес… сильны… пробормотал Руфрид, засыпая.
   На другое утро Линден в одиночку ходил за лошадьми, стараясь забыть слабые стоны наслаждения, сочившиеся ночью из комнаты Танфии. В конюшне он не так остро ощущая свою бесполезность.
   – Линден? – послышался мягкий голос, когда юноша осматривал копыта Зимородка.
   Опершись о холку Ястребка, рядом стояла Лийет, супруга Эльрилла, высокая и светлая, как богиня. Жуткого дитяти с ней не было.
   – Доброе утро, владычица Лийет, – нервно проговорил Линден.
   – Просто Лийет, – поправила элирка, подходя к нему. – Ты тревожен, Линден. Могу ли я помочь тебе?
   Ее изумительные глаза приковывали его, он не знал, что ответить.
   – Благодарю, госпожа, но вряд ли.
   – Можешь говорить открыто. – Она подошла ближе. – Вчера ты упомянул, что видел истинный облик бхадрадомен?
   Линден сглотнул всухую. А потом рассказал ей все – и о странных своих ощущениях в Ардакрии, и о непрошеных виденьях.
   – Не знаю, что на меня нашло, – безнадежно закончил он.
   Лийет коснулась его плеча; пальцы ее были ласковы и горячи.
   – Линден, я знаю, что с тобой. Ты подхватил некую разновидность этроф.
   – Чего-чего?
   – Эльрилл вчера упоминал силы земли. Не только камни обладают ими, но все сущее. У нас, элир, нет богов; то, что вы называете божествами, мы зовет гармониями. У всякой вещи есть свои силы, свои особенности, свои мыслеотпечатки или духи – мы зовем их роф. Некоторые из них блуждают свободно – особенно там, где произошло несчастье – выискивая, к чему бы присоединиться. Такие мы называем этроф.
   – И как, – выдавил потрясенный Линден, – мне от него избавиться?
   Элирка погладила его по плечу.
   – Милый, оно не повредит тебе. Судя по твоим словам, скорее поможет.
   – Можно сказать и так, – мрачно пробормотал Линден. – Но я бы лучше от него избавился.
   – Но ты не сможешь. Оно открыло в тебе путь к тому, что было скрыто. При должном обучении ты мог бы стать провидцем.
   – Боги, нет!
   – Чего ты боишься?
   – Не знаю. – Юношу передернуло. – Не знаю.
   Лийет стиснула его плечи. Впервые с тех пор, как он потерял Изомиру, его касалась женщина – если не считать сестринских объятий Танфии.
   – Мне видится Изомира… – признался он, – влюбленная в другого. Но у него лицо Смерти. Я не знаю, к чему это. Видения лишь мучают меня!
   Лийет привлекла его к себе, поцеловала в лоб и глянула прямо в глаза – своими, цвета спокойного моря.
   – Учись использовать этроф, Линден. Не дай ему подчинить себя.
   Брату Руфрид никогда в этом не сознался бы, но проведенные с Сребренхольме месяцы были счастливейшими в его жизни.
   Старший мечник, Альраэн, был невысок, худощав и бледен, как иней; казалось, дуновения тепла хватит, чтобы он растаял. Но в бою он превращался в живую молнию.
   Руфрид начинал занятия с легкомысленной самонадеянностью. Ему казалось, что его навык в обращении с мечом лишь слегка затерся, а занятия – лишь повод убить время. С омерзением обнаружив, что сражаться они будут на деревянных учебных мечах, а не на боевых, он так и сказал об этом вслух. Альраэн выбил из него заносчивость в первые пять минут.
   – Вот поэтому мы используем деревянные мечи, кои ты поливаешь презрением, – сказал Альраэн, стоя над своим избитым и запыхавшимся учеником в пещере упражнений. – Чтобы я тебя не убил!
   Не один день ушел в Танфии с Руфридом, чтобы привыкнуть к неотступности тренировок. Вначале не было и боев – только бесконечно повторяющиеся упражнения, скучные, утомительные, бесплодные. Только взаимное соперничество не давало им бросить занятий; они подгоняли друг друга насмешками, и никто не хотел уступить. Постепенно дисциплина Альраэна пустила корни. Упражнения перестали быть тратой сил, и обернулись молитвенным танцем.
   Но быстрей всех учился Линден. Он не жаловался. Вместо того он с головой ушел в тренировки, и занимался одержимо. Когда товарищи его отдыхали – нежились в горячей бане, водили коней по хрустальным переходам Сребренхольма, трапезовали с элирами или слушали их неземную музыку – Линден уходил на дополнительные тренировки. Он стал серьезен и упорен, и улыбался редко. Руфрида это немного пугало, но отговорить брата он не мог.
   – Если уж мы здесь застряли, – твердил Линден, – я должен подготовиться к тому, чтоб спасать Имми.
   Руфрид не спорил. Проходила зима, неторопливо, непривычно и сладостно. Шаэлаир оставались для юноши загадкой, но он не слишком задумывался о них. Философию он оставлял Танфии, сам же был доволен тем, что свои мысли она поведывала, прижавшись к нему после долгих вечеров любви.
   Скоро, к стыду своему, Руфрид обнаружил, что проигрывает брату потешные схватки, и это побудило его заниматься упорней. Танфия же, достигнув определенного мастерства, оказалась неспособна усвоить некоторые приемы, и Руфрид замечал, что с каждым днем она все больше не себя злится.
   – Слишком много любви, – заявила она на тридцатый день пребывания в Сребренхольме. – Отупляет. Невозможно хорошо сражаться, когда у тебя на лице эта дурацкая счастливая ухмылка.
   – За меня не говори, – парировал Руфрид. – У меня получается.
   – Не получается! Ты слишком благодушен.
   – Я тебя всегда побеждаю.
   – И что? Как у меня выходит, меня Имми могла бы побить. Нам стоит воздерживаться дней десять.
   – От занятий?
   – От любви, придурок!
   Руфрида эти слова не порадовали.
   – Тан, Альраэн годами учился, чтобы стать мастером. Ты не можешь достичь его уровня да одну зиму!
   – Не могу, но очень постараюсь. – Уходя, она обернулась к нему и скорчила гримаску. – Боги, Руфе, что за кислая рожа! Всего десять дней!
   В словах ее проскользнула тень прежнего высокомерия, но Руфрид сдался достойно. Быть может, когда через десять дней она скользнет к нему в кровать, он скажет, что воздержание ему настолько понравилось, что он намерен продолжить…
   Прошло семь дней. Заметных успехов Танфия не показывала. Руфрид молча ухмылялся, покуда девушка вовсе не перестала с ним заговаривать.
   На восьмое утро Руфрид решил, что общество лошадей устраивает его больше, чем общество товарищей. Раздосадованный безразличием любовницы и ночным одиночеством, он тихонько жаловался на жизнь Ястребку, выгуливая мерина по коридорам Сребренхольма. Вернувшись в конюшню, юноша с удивлением обнаружил в пещере одну из шаэлаир, тихонько поглаживающую Зарянку. Это была Метия.
   – Ваши кони так прекрасны, Руфрид, – заметила она, с улыбкой оборачиваясь к нему. – Ты не против, что я болтаю с ними?
   – Нет, конечно, Метия, продолжай…
   Руфриду было неловко. Метия была так хрупка – словно тростинка. Серебряные волосы струились по ее плечам, тонкое бледное лицо словно бы высекли изо льда. Даже ее милое, искристое обаяние не делало элирку более человечной. Рядом с ней юноша ощущал себя слишком рослым, слишком приземленным и грубым.
   – Э… жаль, нельзя выйти, чтобы выгулять их как следует, – проговорил он. – Я иногда подхожу к выходу, глянуть, как там погода, но снег ложится все гуще, а я мало не до смерти замерзаю.
   – Погоду можно определить, и не выходя, – ответила Метия. – Пойдем, я покажу тебе.
   Взяв юношу за руку, элирка провела его через пещеру, через узкий проход рядом со входом в бани. Крутая лестница вилась в шахте, выходя в пещерку, одна из стен которой состояла из горного хрусталя. Воздух в ней был теплым.
   – Смотри, – предложила Метия, подводя Руфрида к мраморной скамье. – Отсюда я часто любуюсь горами.
   А вид, как мог приметить юноша, открывался потрясающий. Пещера выходила на склон горы, настолько крутой, что снежные наносы не удерживались на нем. Теплый воздух из воздуховодов не давал окну замерзнуть. А вдали простирались в суровом великолепии горные хребты: могучие, грозные, окутанные снегами.
   – Изумительно, – прошептал он. – Чудесно.
   Метия восторженно рассмеялась и присела рядом, так близко, что коснулась его бедром.
   – Ты тоже красив, – проговорила она. – Такие темные волосы, и кожа, точно янтарь.
   – О… – выдавил Руфрид. – Правда?
   Он мучительно-ясно ощущал присутствие элирки рядом; ее грудь соблазнительно наполняла шелковую накидку и давили на его плечо… Метия провела молочно-белым пальцем по его щеке. Руфрид начал подумывать, что самое время извиниться и уйти.
   – Мы нравимся тебе? – спросила она. – Мы, шаэлаир.
   – Э… ну, ты мне нравишься.
   – Хорошо. – Она прижалась тесней, и отстраниться у Руфрида не получалось. Но он был совершенно захвачен врасплох, когда она оседлала его, обняла за шею и крепко поцеловала в губы. Когда язык ее проник ему в рот, юноша стиснул ладонь элирки и ответил на ее ласки своими.
   – Ты когда-нибудь занимался любовью с элирской женщиной? – спросила Метия, когда поцелуй кончился.
   – Э, нет, я…
   Тело ее было очень легким, кожа – прохладной наощупь, но бедра жгли даже сквозь слои шелка. Сердце Руфрида бешено колотилось.
   – А у меня никогда не было человеческого мужчины, – прошептала она, потягивая завязки на его штанах. – И я хочу узнать, каковы они.
   – Думаю, прямо сейчас ты узнаешь… – простонал Руфрид, не в силах противостоять ей. Под накидкой она была обнажена, волосы на ее тайных местах вились серебряной проволокой. Она нанизала себя на его плоть. – Боги, Метия…
   Это было сладостно, ошеломительно, и очень недолго. Потом Руфрид и Метия отправились в баню, сняв смятую одежду, и нежились в горячей воде. Руфрид раскинул руки, опершись о край водоема, и запрокинул голову. Ему было до ужаса стыдно.
   – Ты думаешь о своей человеческой возлюбленной, – заметила Метия. – Она будет ревновать?
   – Нет, если не узнает.
   – Элир считают ревность людским чувством. Но мы лжем себе – мы не настолько отличны. Ровно настолько, чтобы находить друг друга загадочными и прекрасными… – Она скользнула к нему, лукаво улыбаясь. – Спасибо тебе, Руфрид, что утолил мое любопытство. – Она обняла его, прижавшись грудями к его груди. Мокрые пряди волос цеплялись за кожу, когда она поцеловала его.
   – Значит, буду ревновать, если узнаю? – донесся голос откуда-то сверху.
   Руфрид открыл глаза. На краю водоема стояла Танфия, в одежде для занятий и с полотенцем в руке.
   – Вообще-то мне плевать. Забирай его, Метия. – Глаза ее сверкнули, и она швырнула в Руфрида полотенцем. – Два дня! – крикнула она, выбегая из бани. – Ты два дня не мог подождать! Ублюдок!
   Выскочив из бань на уступ, Танфия и сама не поняла, почему так злится. Они с Руфридом не были обручены, не давали друг другу клятв, могли выбирать себе любовников по вкусу. Тогда почему же боль так слепит глаза и душу?
   Вспомнились уроки Альраэна – никогда не действуй в гневе. Девушка очистила свой рассудок, изгнала из него злобу, точно отравленную стрелу. Потом она пошла в зал упражнений и сказала:
   – Альраэн, сразишься со мной?
   – Ты только что окончила урок, – заметил учитель, оглядывая девушку.
   – Нет, не окончила.
   – Хорошо.
   Он передал ей длинный деревянный меч. Бойцы отдали друг другу честь, и начался танец ударов и блоков. Вся ярость Танфии ушла в руки, она отвечала ударом на каждый удар, и наконец, ей удалось. Предупредив следующее движение Альраэна, она отбила его меч, и ее собственный прошел сквозь его защиту, остановившись на волосок от горла.
   Девушка застыла, задыхаясь. Щеки ее раскраснелись. Учитель уважительно поклонился и одарил ее кривой улыбкой.
   – Наконец-то, – заметил он. – Дурно сражаться во гневе, но иногда помогает.
   Позднее, когда девушка сидела в комнате, поглаживая белую кошку и собираясь с мыслями, к ней зашел Руфрид.
   – Танфия? – Он застенчиво заглянул из-за ширмы.
   – Я это сделала! – воскликнула она в жестоком восторге. – Я убила Альраэна.
   – Что?!
   – Не насмерть. Но я-таки справилась с этим клятым приемом!
   Руфрид смотрел в пол.
   – Лучше б ты меня измолотила.
   – Не-ет, – отрезала она. – Тебя я могла бы взаправду прикончить.
   – Тан… мне очень стыдно.
   – Два дня нам оставалось. – У нее перехватило горло. – Ты не мог подождать два несчастных денька. Или я тебе просто надоела?
   – Да не в этом дело! Просто так... вышло. Я к ней не лез. Это она на меня набросилась… и меня занесло. Знаешь, как бывает…
   – Понятно.
   – Тан, не плачь…
   – Я не плачу! Плевать!
   – Нет. Я ни за что не обидел бы тебя так.
   Танфия еще сохраняла видимость спокойствия, но глаза ей щипало.
   – И как она тебе?
   – О чем ты?
   – С элирками это по-другому делается?
   – Ну, все вроде на месте… не знаю.
   – Ты безнадежен.
   Руфрид покаянно помотал головой.
   – Если это меня и научило чему, так тому, что мне нужна ты, а не кто-то еще. Я тебя люблю, Тан. Прости меня.
   Нанесенная ей обида обрушилась скорей на него самого. Поэтому, и потому, что свою боль она в тренировочном зале обратила в победу, Танфия смягчилась.
   – Руфе… – Она коснулась его плеча.
   – А воздержание правда помогло? – спросил он.
   – Не думаю. Тебе – в особенности. Злость на тебя мне оказалась больше под руку.
   – Тогда ты у меня в долгу. Шутка! – поспешно прибавил он.
   Уголки ее губ невольно вздернулись.
   – Ты меня еще любишь? – тихонько спросил он.
   – Не знаю.
   – У нас все будет хорошо?
   – Не знаю, – повторила Танфия. – Просто не знаю.
   – Тан, пожалуйста… – Он потянулся к ней, но девушка отстранилась.
   – Не сейчас, – прошептала она. – Мне надо пойти подумать.
   Танфия долго блуждала по переходам Сребренхольма, заходя в глубинные тоннели, о существовании которых и не догадывалась. Здесь трудились еще замфераи – в тенях проблескивали порой серебряные фигурки – но на пришелицу они не обращали вниманья. Потом она и вовсе осталась одна. Что-то невыразимо покойное было в неярком свечении стен и льдисто-синей тиши.
   Злость ушла, но что сменило ее – Танфия сама не могла сказать. Насколько она на самом деле любит Руфрида? Как свою вторую половину, до конца дней? Или как близкого друга, с которым приятно разделить ложе? Она не знала. Ясно ей было лишь одно – что какая-то часть души оледенела в ней, защищаясь от боли, и доверие ушло.
   «Что-то сейчас делается в Излучинке?», подумалось ей. Как там родители? Что случится, когда кончится зима? Покуда она не видела выхода из Сребренхольма – словно Эльрилл и вправду накормил их зачарованной едой, чтобы оставить навечно.
   Впереди коридор расширялся, образуя зал. Прямо из пола вырастала глыба хрусталя, обтесанная в виде сидения. Танфия вздрогнула. Трон был занят.
   Сидящего она с трудом могла разглядеть в густом сумраке, но это был элир в короткой серой накидке. И он не принадлежал к шаэлаир. Волосы его горели темным пламенем, окружая золотой лик… и девушка знала его.
   Он глядел в ее сторону, но стоило девушке приблизиться, как элир поднялся и двинулся прочь.
   – Не уходи! – крикнула Танфия, подбегая.
   Но когда она влетела в зал, гостя не было. Танфия выругалась и чуть не расплакалась; а когда обернулась, то увидела его вновь – в прозрачной глубине хрустальных стен.
   Затаив дыхание, она подошла к стене, протянула руку. Элир повторил ее жест, и их пальцы встретились на стыке мира и отражения. Лицо его, душераздирающе прекрасное, было совсем близко.
   – Кто ты? – воскликнула девушка.
   Губы его шевельнулись, но до нее не донеслось ни звука.
   – Я не слышу тебя, – пожаловалась она. – Я Танфия.
   – Танфия, – эхом повторил гость.
   Пошарив в кармане, девушка вытащила нож. Опал в навершии рукояти сиял ярко-ярко.
   – Это твой дар, – проговорила она. – Я знаю, как он зовется – мнелир. Он спас мне жизнь.
   Элир кивнул. По щеке его скатилась слеза.
   – Хочу коснуться тебя. – Голос его доносился будто из дальнего далека. – Тяжело дотянуться. Я пытаюсь. – Лицо его исказилось от сдерживаемой муки. – Я буду пытаться.
   – Да, да, – настойчиво проговорила она. – Чем мне помочь тебе?
   Он ответил что-то, но голос его прорывался лишь еле слышным шелестом.
   – Не слышу!
   Элир оглянулся.
   – Они идут, – проговорил он.
   По стене пробежало снизу вверх бледное пламя; хрусталь помутнел, и гость исчез. Танфия отшагнула от стены и, преодолевая головокружение, треснула по ней кулаками.
   – Не делай так больше! – вскрикнула она. – Не пропадай!
   С четверть часа она обшаривала близлежащие коридоры, блуждая по уступам, пещерам и дорожкам, но не нашла ни следа гостя. В отчаянии она схватилась за голову, готовая разрыдаться.
   – Танфия? – окликнул ее голос, и, обернувшись, она увидала Эльрилла. – Ты, кажется, сбилась с пути.
   – Как вы меня напугали!
   – Извини. Расскажи, что случилось.
   – Я встретила элира – не знаю, как его зовут – я говорила с ним, а теперь не могу найти.
   Эльрилл глянул на нее с насмешливой лаской.
   – А это так важно? Я помогу найти его, коли сумею. Не говори – светлые волосы, лиловые глаза… так мы его долго будем разыскивать.