– Обижаете, Яночка, – нарочито нахмурившись, протянула супруга Руденко, – вы у нас всегда желанный гость.
   Маргарита Ивановна была натуральной блондинкой, кареглазой, чернобровой. С годами она не утратила своей былой красоты, и даже едва заметные мелкие морщинки, паутинкой приютившиеся в уголках глаз, не лишали ее облик неповторимого обаяния и привлекательности. Возможно, причина этого крылась в ее неутомимом оптимизме, жизнерадостности и редком человеческом радушии. Люди, знавшие эту женщину, отзывались о ней только положительно, с улыбкой вспоминая моменты приятных встреч. Не было такого человека, попавшего в беду или окруженного неприятностями, которому Маргарита Ивановна не сочувствовала бы, даже если он на самом деле заслуживал какого-то наказания. Ей вечно было всех жалко, она, что называется, искренне любила всех ближних своих.
   Для самого Семена Семеныча такая жена была просто подарком судьбы. Профессия требовала от него огромных усилий, рабочий день был ненормированным, часто случались какие-нибудь эксцессы, после которых Три Семерки долго ходил в чрезвычайном нервном напряжении. Однако дома его всегда ждал теплый прием, ласковые слова, понимание и ужин, необыкновенно вкусный и всегда разный.
   Маргарита Ивановна была в этом плане безусловной мастерицей. Она преуспевала в приготовлении любых блюд. Пекла неповторимые пироги, торты, пирожные, с необыкновенной фантазией украшала их кремом собственного приготовления. Не менее вкусными были ее первые и вторые блюда. Причем в дополнение ко всему женщина была хозяйкой экономной и разумно расчетливой. Редко что оставалось у нее невостребованным. Если Маргарита Ивановна покупала мясо, то из мосла варила, к примеру, щи, обрезную мякоть пускала на отбивные, остатки шли на фарш, или она их просто отваривала, перекручивала и готовила великолепные макароны по-флотски.
   В общем, жена Руденко была не только истинной хранительницей семейного очага, но и своеобразным антистрессовым средством. Даже если он приходил домой, предварительно уговорив на работе бутылку любимого портвейна, Маргарита Ивановна хмурилась, смотрела на мужа, как мать на проказника-сына, но через несколько минут становилась по-прежнему радушной. Единственным ее недостатком было то, что по свойству своей натуры она многое спускала с рук ребенку, который находился в том возрасте, когда все дети начинают проявлять стремление к самостоятельности, порой избытычное. Здесь уже приходилось подключаться Семену Семенычу, хотя большей частью воспитанием сына в этой семье занималась жена.
   Маргарита Ивановна проводила Милославскую на кухню. Из ванной периодически слышалось фырканье, жалкое подобие песни, которую трудно было распознать, поскольку исполнитель отличался полным отсутствием музыкального слуха. Тем не менее, по голосу Яна легко узнала в неудавшемся вокалисте своего приятеля. Он снимал стресс после работы, наслаждаясь теплыми струями воды, ниспадающими из висящей над ним лейки душа.
   – Сема-а, – ласково протянула Маргарита Ивановна, постукивая в дверь – к тебе гости.
   – Кто, е-мое?! – перепуганно воскликнул Руденко. – Меня нет дома! Одного дня в состоянии покоя, мать их, побыть не дают!
   Очевидно, Три Семерки предположил, что это его коллегии по работе пришли лишить его права на отдых, сообщив о внезапно произошедшем ЧП, в котором он лично непременно должен был разобраться. Такое случалось регулярно, даже по ночам, поэтому реакция Семена Семеныча являлась вполне объяснимой.
   – Три Семерки, да это я, Яна! – успокоила взволнованного друга Милославская, крикнув из кухни.
   – Фу-у-у! – облегченно вздохнул тот и плюхнулся в ванну, судя по послышавшимся звукам многочисленных брызг, упавших на пол.
   Женщины переглянулись и заговорщически захихикали.
   – Сейчас кушать будем, – улыбнувшись, сообщила Маргарита Ивановна своей гостье.
   В кастрюле на плите что-то кипело, булькало. На сковороде, до половины наполненной маслом, подпрыгивали румяные оладьи. Супруга Руденко заглянула в духовку – очевидно и там что-то готовилось. Милославской, регулярно застававшей подобную картину на кухне этой квартиры, давно стало понятно, почему живот Семена Семеныча с каждым годом все более округлялся.
   Вскоре из ванной вышел раскрасневшийся глава семьи, единственным одеянием которого было широкое махровое полотенце.
   – Сема! – произнесла с укором Маргарита Ивановна.
   – Ну ты же мне халат не дала! – по-детски вытянув губы протянул Руденко.
   – Так иди возьми! – женщина помешала большой длинной ложкой в кастрюле.
   – Я же не знаю где! – беспомощно пробурчал Три Семерки.
   – Разбаловала я тебя! – Маргарита Ивановна погрозила мужу указательным пальцем и пошла в комнату, Руденко шустро засеменил за ней.
   Скрипнула дверца шифоньера, после чего послышался поток нравоучений, какое белье надеть, как правильно завязать халат и так далее. Яна в очередной раз подумала, что дома Семен Семеныч был окружен завидной заботой и вниманием.
   – Ну что? – появившись на кухне, Руденко посмотрел на Милославскую и, барабаня пальцами по животу, уселся за стол.
   – Настраивайся, Сема! – вздохнув, произнесла Яна. – Я пришла нарушить твое спокойствие.
   – Ну, елки-палки, аппетит испортила! – сморщившись, протянул Три Семерки.
   – Потому что это вопрос жизни и смерти! – серьезно объяснила гадалка.
   – Ладно уж, выкладывай, коль пожаловала. Я же тебе никогда не отказывал!
   – Руденко, ты настоящий друг! – Милославская привстала, чтобы шутливо пожать приятелю руку.
   – О чем это вы тут договариваетесь? – хитро протянула Маргарита Ивановна, которая до этого момента наводила порядок в ванной после пребывания там Семена Семеныча.
   – О рабо-о-те, – Руденко вздохнул разочарованно.
   Пока Маргарита Ивановна накрывала на стол, Яна решила рассказать другу о сути своей просьбы.
   – У тебя знакомые в ГАИ есть? – без заминки спросила она.
   – Есть, а что? – заинтересовался Три Семерки.
   – По номерным знакам машины нужно определить владельца автомобиля. Это возможно?
   – Я-а-на Борисовна, – иронично протянул Руденко, – это же элементарно!
   – Вот и хорошо, – с облегчением вздохнув, произнесла Милославская, – только вся сложность в том, что это нужно сделать сегодня, точнее сейчас.
   – Имей совесть, Яна! – Семену Семенычу такое предложение по вкусу явно не пришлось.
   – Позже это может стать просто бессмысленным, – настаивала гадалка.
   Три Семерки виновато посмотрел на жену и, пожав плечами, произнес:
   – Придется согласиться…
   – Ради вас, Яночка, – Маргарита Ивановна посмотрела на Милославскую, – всегда пожалуйста. А теперь отставить все разговоры! – женщина сама села, наконец, за стол и дала команду приступать к трапезе.
   В тарелках дымился борщ, приготовленный по оригинальному, раздобытому где-то хозяйкой дома рецепту. Маргарита Ивановна была поклонницей традиционных блюд, но готовила их просто исключительно и бесподобно. Семен Семеныч, звучно прихлебывая, страстно уничтожал содержимое тарелки и, даже получив несколько замечаний от жены, не умерил пыла.
   Он первым съел борщ и, с довольным видом отставив тарелку в сторону, стал приглядываться к тому, что красовалось на закопченном стареньком противне, заранее вынутом его супругой из духовки. Милославская дивилась такому зверскому аппетиту приятеля, поскольку тарелки, в которые был разлит борщ, являлись довольно вместительными. Однако, судя по тому, с каким рвением он стал отламывать от запеченной в тесте курицы крупный окорочок, места в его желудке было еще достаточно.
   Впрочем, эту особенность натуры Руденко Яна подметила уже давно. Маргарита Ивановна часто выезжала из города – то на дачу, то еще куда-нибудь. Перед отправлением она до отказа забивала холодильник, который, благодаря стараниям Семена Семеныча, в ближайшие же два дня был безжалостно опустошен. Три Семерки переходил на полуфабрикаты, начинал чаще наведывать Яну, чтобы та его подкармливала. Однако, она, в отличие от Маргариты Ивановны, редко осмеливалась взять на себя исключительно все обязанности по готовке, так как занятия кулинарией были вообще не в ее вкусе. И тогда в душе избалованного ленивца поневоле рождалась способность к кулинарному творчеству.
   Вскоре ко второму блюду приступила и Маргарита Ивановна. Посмотрев на Милославскую, она удивленно воскликнула:
   – Яна, а вы что же сидите?
   – Нет, нет, спасибо, я уже сыта.
   – Чем же вы сыты? – не понимала искренне ошарашенная женщина.
   Чтобы успокоить заботливую хозяйку, гадалка ответила:
   – Я еще чаю попью, не переживайте.
   – С ола-а-а-дьями! – горделиво протянула Маргарита Ивановна.
   Волей-неволей Милославской пришлось впихнуть в себя и один пресловутый оладик, после чего она произнесла:
   – Семен Семеныч, поторапливайся, иначе мы ничего не успеем.
   Руденко лениво потянулся, думая, очевидно о том, что сейчас предпочтительнее было бы полежать на диванчике у телевизора, но все-таки кивнул в знак согласия. Через пятнадцать минут Три Семерки был практически готов к выходу. Он предложил Яне выйти на балкон – покурить на дорожку. Та охотно согласилась, желая хоть в какой-то степени избавиться от неимоверной тяжести в животе.
   – Рассказывай по порядку, – начал Руденко, когда приятели вновь очутились наедине.
   – С чего начать? – Яна чиркнула зажигалкой.
   – Валяй сначала про свои наркотики.
   – Какие?
   – О которых по телефону спрашивала.
   – А-а-а, – Милославская на самом деле успела позабыть об этом.
   Она стала подробно описывать свои недавние похождения и делиться предположениями, выводами, догадками. Три Семерки молча внимательно слушал, изредка стряхивая пепел с сигареты и произнося понимающие протяжные звуки. Он не со всем был согласен, но все же не стал пытаться переубеждать подругу.
   – А номера иномарки откуда взялись? – спросил Руденко, когда Яна замолчала.
   – Видела.
   – Где? – Семен Семеныч всерьез заинтересовался.
   – В видении, – уверенно пояснила Милославская.
   – У-у-у-у… – разочарованно промычал Три Семерки. – Ради этого не стоит беспокоить сотрудников ГИБДД! – Руденко поморщился и махнул рукой.
   – Да ты что! – взволнованно воскликнула гадалка и попыталась начать доказывать, насколько это важный шаг в расследовании.
   – Как я объясню причины своей заинтересованности-то? – не уступал раскрасневшийся старлей. – Скажу, что приятельница моя гадала, мол, видала то-то и то-то, а вы давайте расследуйте произошедшее на основании этого?
   – Семен Семеныч, я, конечно, понимаю, что ты честный мент, но в иных ситуациях цель оправдывает средства – назови другие причины, выдумай их, в конце-то концов. Мало ли какое обстоятельство могло заставить тебя прибегнуть к их помощи? Ты сотрудник органов, занимаешься уголовными делами…
   Руденко задумался. Он стоял, нахмурившись, размышляя, как поступить. Три Семерки подсознательно понимал, что видения Яны никогда еще не подводили и помогали им сообща раскрывать даже самые трудные дела, но непонятное чувство все время заставляло его относиться к сверхестественному дару подруги со смесью дружеской иронии, недоверия и снисходительности. Он осознавал, что работники ГАИ ему не откажут, тем более там работал человек, который его, Семена Семеныча любил и уважал безмерно. Однако, рассказанное Яной не увязывалось в логическую цепочку, и он не мог понять, какое отношение может иметь таинственный дорогой автомобиль к делу рядового участкового инспектора.
   – Сем, поверь, это дело срочное и необходимое, – прервала Милославская раздумья друга.
   – Ладно, но учти – если я окажусь в дураках, буду мстить, и мстя моя будет ужасна! – Руденко, наконец-то, улыбнулся, что было признаком его согласия.
   Приятели вошли в квартиру, внутренне настраиваясь на предстоящее дело. Три Семерки стал одеваться, а Яна отправилась на кухню, чтобы выразить слова признательности и благодарности Маргарите Ивановне, которая занималась там уборкой. Через некоторое время Семен Семеныч появился в прихожей, и женщинам пришлось распрощаться.
   Услышав, что на лифте кто-то поднимается, Руденко не стал его дожидаться, а заспешил вниз по лестнице. Поступь его была решительной и твердой, и Яна догадывалась о полной боеготовности друга.
   Старенькая шестерка скучала без своего хозяина около подъезда. Приятели сели в нее и одновременно посмотрели друг на друга.
   – Наверное, в РЭУ ГАИ поедем, – пояснил Три Семерки, догадавшись по лицу Милославской о том, что ее интересует, – у меня там приятель хороший. В принципе и другие не откажут, но мне с ним давно хотелось пообщаться, сто лет не виделись.
   – Как прикажешь! – гадалка, соглашаясь, развела руками.
   РЭУ ГАИ находилось на другом конце города, поэтому Руденко сначала пришлось заехать на заправку, чтобы пополнить запасы бензина, а заодно и привести в порядок на находящейся там мойке машину. Стыдно как-то в таком учреждении появляться на грязном авто. В городе Семена Семеныча по этой причине уже несколько раз останавливали сотрудники ГИБДД, но он показывал удостоверение и этим избавлялся от необходимости платить штраф. Если же ГАИшник начинал читать пристыживающие нотации, Три Семерки разводил руками и сетовал на окончательно заевшую его работу.
   Гадалка позволила себе откинуть голову на спинку сиденья и закрыть глаза, чтобы попытаться вздремнуть по дороге и в какой-то мере восстановить силы. Впрочем, ей это удалось сразу, поскольку кровь от головы прилила к переполненному желудку. Приятный прохладный ветерок, врывающийся в машину через открытое наполовину окно, обдувал лицо; из радиоприемника тихо лилась спокойная музыка, и ничто не мешало женщине по-человечески расслабиться.
* * *
   – Добрый день, ваши документы, – обратился к приятелям милиционер, сидящий на вахте в РЭУ ГАИ.
   Семен Семеныч протянул ему удостоверение и, кивнув на Яну, сказал:
   – Женщина со мной.
   Руденко был здесь не в первый раз, поэтому уверенным шагом шел вперед. Милославская же с любопытством оглядывалась по сторонам. Больше всего бросались в глаза сытые лица ГАИшников, тон разговоров которых весьма напоминал интонацию бесед новых русских. Они высокомерно обращались к посетителям, по той или иной причине появившимся в этом учреждении. Некоторые и вовсе не снисходили до того, чтобы отвечать на взволнованные вопросы измученных бюрократией людей.
   Три Семерки привел Яну к двери кабинета, находящейся в маленьком душном квадратном коридорчике. На двери висела какая-то табличка, но гадалка не успела прочитать, что на ней было написано, потому что Руденко приоткрыл дверь и хитро протянул:
   – Можно?
   – О-о-о! – послышался из кабинета восторженный вопль. – Какие люди! Заходи, заходи!
   – Да я не один!
   Семен Семеныч пошире отворил дверь, так, что незнакомцу стало видно и Милославскую.
   – Заходи, что медлишь! – нетерпеливо воскликнул смуглый темноволосый мужчина, сидящий за письменным столом.
   Увидев гадалку, он встал, подошел к ней вплотную и, поцеловав руку, представился:
   – Подполковник Просвиров, Александр Петрович.
   – Яна Борисовна Милославская, – улыбаясь ответила экстрасенс.
   Поглаживая пышные, аккуратно подстриженные усы, подполковник любопытным оценивающим взглядом окинул Яну. Милославской же сразу стало понятно, что он относится к типу мужчин, которых в народе называют дамскими угодниками.
   – Присаживайтесь, – Просвиров жестом указал гостям на старый потертый кожаный диван, стоящий в углу комнаты, – что вас ко мне привело?
   – Как всегда – работа, – вздохнув, произнес Три Семерки.
   – Рад помочь, рад помочь, – Александр Петрович игриво подморгнул Яне.
   – Просьба-то в общем элементарная, можно было и по телефону все выяснить, но, сам знаешь, давно не виделись, – Руденко достал из кармана листочек, на котором был записан номер таинственного «Опеля».
   – Подожди, подожди, стремление к общению надо отметить! – Просвиров наклонился к одному из отделов шкафа, заполненного беспорядочно наваленными толстыми папками.
   – Не н-а-а-до, Саша, я за рулем, – с сожалением протянул Семен Семеныч.
   – Ха! Тоже мне причина, – с интонацией мастеровитого фокусника воскликнул подполковник и достал бутылку красного вина, – мы тебе водителя обеспечим, первоклассного.
   С этими словами Александр Петрович подошел к двери, сделал два поворота ключом и, убедившись в том, что она, действительно заперта, поманил гостей к столу незатейливым жестом. Руденко подчинился с удовольствием, хотя и предпочитал вину излюбленный портвейн. Волей-неволей в процедуре пришлось поучаствовать и Милославской, поскольку уклониться от на редкость настойчивых ухаживаний Просвирова было просто невозможно.
   Мужчины стали рассказывать друг другу о всех новостях, произошедших с ними самими или с их общими знакомыми. Видя, что Семен Семеныч все дальше и дальше уходит от темы, Милославская решила вторгнуться в разговор и напомнить ему о цели визита.
   – Сема! Говори по существу! – с притворной строгостью воскликнула она.
   Руденко захлопал глазами, не понимая, что же имеет в виду его подруга.
   – Ты забыл, зачем мы приехали? – она пальцем постучала по карману пиджака приятеля, напоминая о положенной туда недавно записке.
   – А-а-а! – Три Семерки звучно хлопнул себя по лбу и достал листочек. – Вот, – обратился он к Просвирову, – надо определить, кто хозяин машины с таким номером.
   – Если это поможет, – вмешалась Яна, – марка автомобиля – «Опель-Фронтера».
   – Круто берете, – Александр Петрович озадаченно покачал головой из стороны в сторону, но, подумав, ответил: – для нас нет ничего невозможного.
   Подполковник поднял трубку телефона и набрал какой-то внутренний номер.
   – Танюша? Звезда очей моих! Требуется твоя профессиональная помощь. Да. Да. Конечно. Диктую номер автомобиля, по которому нужно определить, кто его владелец. Только, пожалуйста, сделай это сейчас же, побыстрее, серьезный человек ждет, – Просвиров, улыбаясь, подморгнул Руденко и стал диктовать написанное на переданном ему листке бумаги.
   Яна облегченно вздохнула. Наконец-то наметилось хоть какое-то продвижение в делах. Времени было потеряно уже больше чем достаточно: посиделки у Руденко, дорога до РЭУ, бесполезные разговоры с подполковником…
   Положив трубку, Просвиров стал довольно потирать руки, радуясь предоставившейся возможности провести время в приятном обществе. Особенно бдительно он ухаживал за Яной, доливая вино в ее бокал каждый раз, как только она делала хотя бы глоток. При этом он успевал наговорить кучу комплиментов, заглядывая прямо в глаза.
   Легкое вино приятно кружило голову. Мужчины громко хохотали, вспоминая забавные случаи, произошедшие когда-то с ними или их знакомыми, и Милославской приходилось несколько раз их одергивать, напоминая, что они находятся не в баре-ресторане. В дверь несколько раз кто-то стучал, и приятелям приходилось затаиться, дабы не быть обнаруженными. В коридоре не стихал шум, и это им удавалось.
   Когда в бутылке оставалась ровно половина, зазвенел телефон. Полковник приложил указательный палец к губам и поднял трубку.
   – Просвиров слушает, – в одно мгновение изменив тон, строго ответил он, – прекрасно. Просто великолепно! Замечательно! – восторженно восклицал он, реагируя на чьи-то слова.
   Милославская интуитивно чувствовала, что разговор касается дела, по которому они с Руденко сюда прибыли, поэтому кивая головой, она шепотом спрашивала:
   – Ну что? Выяснили? Или еще ждать придется?
   Александр Петрович махал Яне рукой, пытаясь успокоить ее и сказать, что все идет как нельзя лучше. Затем он взял шариковую ручку и начеркал в календаре какие-то слова, которые со своей стороны стола гадалке не было видно.
   – Это следует отметь! – таинственно зашептал Просвиров, положив трубку.
   – Все, что было можно, мы, по-моему, уже авансом отметили, – возразила Яна, – у нас дел впереди полно, а их надо выполнять в здравом уме и трезвой памяти.
   – Да это же вино, сок, компот! – хохотал подполковник. – Зелье – безвредное абсолютно! Только душу греет, а дурмана никакого, поэтому не стоит беспокоиться, Яна Борисовна!
   – Дело даже не в этом. Время-то идет! – не уступала Милославская.
   – Да, Александр Петрович, – нехотя поддержал подругу Руденко, – нам на самом деле пора, да и у вас работы своей полно. Не последний раз видимся, успеем еще наговориться. Давайте лучше обсудим информацию, которую вы получили по телефону.
   Видя единогласное сопротивление гостей, подполковник был вынужден подчиниться.
   – Ну что ж, – Просвиров на минуту поджал губы, – работать, так работать. Неугомонная вы женщина, Яна Борисовна. Такой красивой даме надо не трудиться в поте лица, а одним своим присутствием украшать жизнь мужчин.
   Александр Петрович развернул перекидной календарь так, чтобы недавно им написанное стало видно Милославской. На листочке грязно-белого цвета красовалась запись – «Опель-Фронтера», 1997 года выпуска, цвет – черный, С 952 АР, Храмов Владимир Николаевич, 2 января 1953 года рождения. Ниже была указана дата приобретения машины, ее регистрации в городе, домашний адрес хозяина автомобиля и прочие мелочи, не имеющие сейчас особого значения.
   Фамилия обладателя шикарной иномарки Милославской ни о чем не говорила. Щербаков ее в разговорах, касающихся исчезновения оружия, никогда не называл, сама она ее раньше не слышала. Несмотря на то, что многое оставалось неизвестным, у гадалки все-таки были факты, на которые можно опереться, на основании которых следует планировать свои последующие шаги, поэтому в ее настроении появилось больше оптимизма.
   Подполковник понимал, что гостье он явно угодил, поэтому горделивое выражение не покидало его довольную физиономию.
   – Спасибо вам огромное, – с интонацией искренней благодарности произнесла Яна и переписала необходимую информацию из календаря в свой блокнот, – вы сделали доброе дело.
   – Спасибо в карман не положишь! – шутливо обиделся Просвиров.
   – Ну тогда приходите как-нибудь, я вам погадаю.
   – Погадаете? – подполковник открыл рот, не сумев скрыть глубокого удивления.
   – Да-а, – гордый своим знакомством с такой неординарной личностью, как Милославская, Руденко обнял ее за плечи и сказал Александру Петровичу: – Яна Борисовна у нас профессиональный экстрасенс. Если пожелаешь, могу однажды проводить тебя к ней для осуществления таинственной процедуры! По секрету скажу, хотя и не хочется в этом сознаваться, мне она часто помогает в расследованиях.
   – Вот как? – удивился подполковник, – а я уж думал это твоя новая пассия!
   – Ну ты даешь! – обиделся Руденко. – Это – мой настоящий и преданный друг. Какая пассия, боже мой! Всех судишь по себе, Александр Петрович, и интересы у тебя какие-то низменные, – Три Семерки постепенно перешел на шутки и, закончив последнюю фразу, рассмеялся.
   Милославская стала поторапливать приятеля с отправлением домой, потому что они с подполковником находили все новые и новые темы для разговора. Однако, несмотря на низкий процент алкоголя в вине, Руденко все же был нетрезв, и пришлось напомнить Просвирову про обещанного им ранее первоклассного водителя. Александр Петрович позвонил кому-то, и через несколько минут у дверей кабинета стоял молоденький лейтенантик, улыбчивый и готовый к исполнению приказов шефа. По-видимому, это было обусловлено свойством его характера, так как сегодня в молодых людях уже нет той закалки, которая была тогда, когда всех воспитывали исключительно в духе коммунизма.
   Улыбка лейтенанта была широкой и несколько глуповатой. Еще и повода-то никакого не предвиделось для веселья, а его физиономия говорила о полном довольстве своей жизнью и жизнью тех, с кем ему сейчас придется общаться.
   – Смолянинов, – деловито кашлянув, начал подполковник, – доставь товарища старшего лейтенанта и его даму по названному ими адресу.
   – Я бы рад, но машин свободных нет, – Самойленко пожал плечами.
   – Да мы на своей, – Руденко махнул рукой.
   Три Семерки двинулся вперед, Яна и лейтенант последовали за ним. Оказавшись, наконец, в машине, Милославская и Руденко могли поговорить по поводу полученных сведений. Гадалка никакого Храмова знать не знала, но, возможно, Семен Семеныч где-то слышал эту фамилию. Даже если и он беспомощно пожал бы плечами, поразмышляв об этом человеке, можно было бы попытаться найти какую-то информацию о нем в базе данных уголовного розыска.
   Яна протянула приятелю свой блокнот и сказала:
   – Тебе не знаком этот человек?
   Три Семерки окинул беглым взглядом страничку и, пожав плечами, ответил:
   – Впервые слышу!
   – Присмотрись повнимательней, может когда-нибудь этот тип проходил по одному из дел. Судя по марке автомобиля и его цене, Храмов – человек заметный. А так как номер его машины всплыл в видениях в связи с исчезновением оружия, за ним, скорее всего, водятся какие-нибудь криминальные грешки.
   – А ты права, – понимающе протянул Руденко и взял блокнот в свои руки.
   Он прищурился и стал пристально смотреть на запись.
   – А знаешь, – неуверенно произнес он через несколько минут, – есть один такой криминальный авторитет – Храмов. Имени, отчества не знаю, да и думаю нет никакого смысла выяснять их.