Васина Нина. Шпион, которого я убила

   Скворец вскочил и с умным видом стал разглядывать розетку.
   — Электропроводка скрытая, идиот, — вздохнул Дима Кунц и медленно вышел из класса.
   — Шестнадцать, пятнадцать, четырнадцать, — отсчитывала Ева вслух оставшиеся секунды. Некоторые ученики, возбудившись, стали разглядывать пол у плинтуса. И только Лейла задумчиво подошла к двери и уставилась на закрытое сеткой отверстие воздуховода в углу.
   — И что будет, когда время кончится? — заинтересовалась девочка с тугими косичками.
   — Нам больше не дадут искать, — ответила Ева. Дима Кунц, задрав голову вверх, открыл дверь класса и только радостно поднял руку, чтобы показать на отверстие воздуховода, как кто-то подтолкнул его сзади.
   — Два… один.. ноль! — Ева развела руками. В класс вошел запыхавшийся директор. Он подтолкнул Диму подальше от двери. В полной тишине на него смотрели застывшие ученики. Все стояли.
   — Займите, пожалуйста, свои места, Ева Николаевна, прошу, — директор отдышался, поправил галстук, посмотрел на свои безупречно чистые ботинки. — Я пришел сказать, что ваш учитель заболел, поэтому последнего урока не будет. Вы можете идти домой. Что? Что случилось? — Директор удивленно оглядел класс, заметил, что все ученики повернулись назад и смотрят в угол. Он привстал на цыпочки и только было собрался хлопком в ладоши привлечь внимание, как увидел Фикуса, растерянно протиравшего очки у стенда с формулами.
   — Я здоров, благодарю вас. Прекрасно себя чувствую, — растерянно пожал плечами Фикус.
   — Что? А, да… Эти постоянные перестановки, учителя болеют, понимаете… У вас что, последняя — физика? Как неудачно получилось…
   — Вам нехорошо? — шепотом спросила Лейла.
   — Садитесь, — Ева выдвинула стул.
   — Хотя, — задумался Фикус под тяжелым обреченным взглядом директора, — сейчас мне кажется, что действительно… Что-то не в порядке с моим… С моей…
   — Да. Вам лучше полежать пару дней дома. А вы все свободны. — Директор достал платок и промокнул лоб.
   — А можно нам заменить этот урок другим? — невинно поинтересовался Скворец. — Раньше всегда подменяли.
   — Вы хотите… Вы не хотите идти домой, а хотите, чтобы вам заменили урок? — растерялся директор. — Я посмотрю по расписанию, то есть нет, все учителя сейчас заняты, навряд ли вас устроит преподаватель рисования из младших классов. Что? — Он заметил прокатившееся по классу возбуждение. — Вы хотите что-то предложить?
   — 0-о-о-о-Бэ-э-э-э-Жэ-э-э-э!! — взревел класс. Ева закрыла уши.
   Директор поднял руку, призывая к молчанию.
   — Я сейчас переговорю с Евой Николаевной, — сказал директор, дождавшись тишины. — А вы посидите в кабинете. Посмотрю, что можно сделать. Ведите себя тихо. Ева Николаевна, прошу. — Он открыл дверь и дождался, пока Ева выйдет в коридор.
   Прозвенел звонок на урок. Они встали у окна, мимо проносились запоздавшие ученики. Ева приказала себе молчать. Директор внимательно оглядел стоящую перед ним женщину.
   — Да вы опасны, — сказал он наконец, сантиметр за сантиметром ощупав ее лицо глазами. — Красивая женщина — глаз не отвести. Рискованная специальность, неплохие заработки, так ведь? Почему вам нужно разрушить именно мою работу?
   Почему — именно мою?
   Ева молчала.
   — Как вы узнали про микрофон? У вас что, словно у собаки, уже выработано чутье на эти штучки?
   — Нет. Простой анализ. Я пришла вчера к вам в кабинет сразу после урока, на котором присутствовал проверяющий. Он ушел задолго до конца урока, а вы стали говорить про оружие, которое я принесла в класс. Это было уже после его ухода. Я вернулась к кабинету физики и осмотрела дверную коробку. Повезло.
   Нашла лишний провод. У вас такие устройства проведены в каждый кабинет? — Она распахнула глаза, сдерживаясь, чтобы не нагрубить.
   Директор наконец отвел взгляд.
   — Нет. Только в кабинет физики. Можете проверить.
   — Микрофон соединен с магнитофоном, а магнитофон стоит в вашем кабинете? Это делал Скатов?
   — Что? — Директор удивился и опешил одновременно. — Откуда вы?..
   — Он сидел с вами в кабинете и присутствовал при нашем разговоре. Вы тогда еще вызвали секретаршу, чтобы написать на меня докладную, так?
   Перестраховаться хотели? Зачем вам микрофон именно в кабинете физики? Это касается одиннадцатого "А"? Директор молчал.
   — Вы что, тянете время, разговаривая со мной, а Скатов пока прячет магнитофон? Но он не успеет расковырять плинтус с первого на второй этаж и вытащить лишний провод. То-то старшеклассники возбудятся, дойдя по нему до вашего кабинета!
   — Вы мне угрожаете?
   — Зачем вы подслушиваете одиннадцатый "А"?!
   — Потому что… Это звучит глупо, но это так. Потому что они готовят государственный переворот!
   Несколько секунд Ева, опешив, смотрит на уставившегося в окно ужасно серьезного и даже испуганного директора. Потом, пряча улыбку, она достает из кармана джинсов небольшой нож, и директор дергается после негромкого щелчка и застывает, не в силах отвести глаз от выскочившего на него лезвия.
   — Пойдемте со мной.
   Вдвоем они доходят до поворота в коридоре. Ева становится на колени, поддевает ножом плинтус, вытаскивает желтый провод и разрезает его.
   — Есть листок бумаги?
   Директор, очнувшись, достает из кармана пиджака блокнот. Ева отрывает от листка узкую полоску, пишет на ней: «Кунц, ты победил!», обматывает бумажкой конец провода и загибает его. Прилаживает на место плинтус.
   — Я могу идти? — Она встает, убирает нож. Директор разводит руками, потом естественным жестом продолжает движение рук вверх, поднимает их настолько, чтобы в отчаянии потрясти ими, призывая небо в свидетели. Слов у него нет.
   Ева подходит к кабинету физики, дает себе пару секунд, чтобы избавиться от улыбки, и с совершенно серьезным и озабоченным лицом открывает дверь.
   — Вот!! — кричит Лейла. Она стоит ногами на стуле, глаза ее горят, сетка на отверстии воздуховода сорвана, Лейла тянет на себя черный маленький микрофон с проводом. Возбужденные ученики столпились рядом, грустный Фикус сидит на стуле возле доски.
   — Уже можно выходить? Он ушел? — Из класса готовы выскочить на поиски владельца микрофона четверо бравых мальчиков. Ева отходит от двери и просит остальных подождать, потому что идут уроки и нужно соблюдать тишину. Некоторые особо любопытные высунулись из двери, из их восклицаний Ева поняла, что складной нож оказался в наличии только у Димы Кунца, и он теперь руководит отдиранием плинтуса.
   — Так нельзя, — качает головой и тихо говорит ей Фикус. — Это не правильно, это может привести к плохим последствиям.
   — Все нормально. — Ева кладет руку ему на плечо и слышит слабый запах валидола.
   Разочарованная четверка возвращается.
   — Так нечестно, — с обидой говорит Дима Кунц и рвет полоску записки. — Это вы все сами подстроили?
   — Нет, — Ева жестом предлагает классу сесть, — это все подстроил директор. Он прослушивает всю школу, особенно мужские туалеты, записывает разговоры на пленку, а ночью слушает их перед сном.
   Недоверие на лицах сменяется улыбками. Юноши полунамеками напоминают друг другу, о чем они в последние дни говорили в туалете. Начинается хохот.
   — Ну, теперь я за вас спокойна. — Ева собирает со стола свои вещи. — Как только устроитесь на работу, внимательно осмотритесь на предмет прослушек.
   Не доверяйте также гостиницам и заранее заказанным столикам в кафе. Я прощаюсь.
   Вот последний номер «Телохранителя» с фотографиями новейших средств подслушивания. На следующий урок обещаю принести оружие невиданной красоты.
   Класс удивлен. Они уверены, что уже отвоевали у директора еще один урок ОБЖ.
   — Таблица на доске. Профессиональный физик перед вами. Приступайте к расчетам и изучению волновой физики. Кстати, вы знаете тему защиты диссертации вашего преподавателя? Да-да, он пришел в школу из НИИ, а вот тема диссертации у него была, как это вы говорите, — зашибенная!
   — Можно? Извините, я опоздал, — в класс входит Игнат. — А, вы еще здесь? — Он поворачивается к классу и торжественно сообщает:
   — Я видел, что она с директором ковырялась в плинтусе! — В Еву направлен длинный палец. Ева вздыхает и отводит его спокойным движением ладони. — Может, нам проверить этот кабинет на всякие там прослушивающие устройства?
   В два часа тринадцать минут ночи прозвенел звонок телефона. Ева нащупала трубку, а потом включила свет.
   — Это правда, что вам можно звонить в любое время дня и ночи, если… — юношеский голос, возбужденное дыхание, — если вопрос идет о жизни и смерти?
   — Правда. Кто ты и что случилось?
   — Я Костя Вольский. Я взял ваш номер телефона у Скворца. Ничего, что я не хожу на ваши уроки?
   — Ничего. Спасибо, что позвонил. Что случилось?
   — Вы обещали… Вы говорили, что расскажете, как правильно застрелиться или предотвратить…
   — Так. — Ева села в кровати и приладила под спину подушку. — Сегодня ты хочешь застрелиться? Из чего, можно спросить?
   — Это «браунинг» старого образца. Но я не собираюсь стреляться. Это мой дед. Он ушел под расписку из больницы, взял оружие и заперся в своем кабинете.
   Сначала звонил по телефону, а теперь там тихо. Он никогда не брал в руки оружие, он его даже боится. Как мне уговорить его открыть дверь? Он не отвечает.
   — Костя, кому он звонил по телефону? — Ева прижала трубку щекой, встала и начала быстро одеваться.
   — Ну, я не знаю…
   — Говори быстро, кому он звонил, если хочешь, чтобы твой дед остался жив.
   — Он звонил своему адвокату. Мой дед влип в историю на своей работе, может быть, вы в курсе, и у него теперь есть свой адвокат.
   — Что он хотел от адвоката?
   — Я только поднял трубку в столовой и услышал, что он приглашает его приехать. Больше ничего не слышал, потому что дед сказал: «Положи трубку и перестань подслушивать». Я положил.
   — Все нормально. Адвокат приехал?
   — Нет еще. А вдруг он сделает это до приезда адвоката?
   — Не сделает. У нас есть время.
   — Вы правда сможете приехать? А вы можете никому об этом не говорить?
   — Могу. Слушай меня внимательно. Если адвокат соберется уходить, а меня еще не будет, скажи ему про оружие деда. Если адвокат не отреагирует, иди к деду и заведи разговор о чем-нибудь, не оставляй его одного.
   Ева, одеваясь на ходу, включила вход в систему по срочному контакту.
   Монитор голубовато светился в темной комнате, на шум заглянула Далила.
   — Спи, — сказала Ева, — через пару часов вернусь. Она набрала сообщение в отдел внутренних расследований и нажала «отбой». Когда въезжала во двор старой «высотки», ей навстречу выехала темная иномарка. Ева записала номер. У подъезда двое дежуривших ее не остановили, а вот на лестничной клетке ей пришлось показать удостоверение и дождаться, пока они переговорят с начальством по телефону.
   В профессорской квартире огромными стеклянными лилиями светились у зеркала в коридоре бра. Пахло рассохшимся полированным деревом. Исхудавший, с синяками под глазами Костя молча провел ее по длинному, с несколькими поворотами коридору и показал на дверь кабинета.
   — Один? — спросила Ева.
   — Один. Адвокат только что ушел, а дед вытолкал меня из кабинета силой.
   — Ясно. Где кухня?
   — Кухня?..
   — Кофе, коньяк, поднос, чашки, рюмки!..
   — И роза в стакане, — кивнул Костя. — Я принесу через минуту, а вы сделайте пока что-нибудь.
   Ева постучала и хорошо поставленным голосом предложила кофе с коньяком.
   — Кто вы? — послышалось через полминуты из кабинета. — Кто это еще?
   — Учительница вашего внука. Мне нужно срочно поговорить с вами, у него проблемы.
   Двустворчатая дверь так резко распахнулась, что Ева отшатнулась.
   Выражение растерянности на ее лице, вероятно, успокоило высокого старика, и он, осмотрев коридор за Евой, хмыкнул и впустил ее. Еле передвигая ноги, профессор добрел до кресла, а Ева, оставив дверь открытой, прошла к длинному кожаному дивану. Вошел Костя с подносом., — Последняя роза, да? — Профессор кивнул на белый бутон в стакане, дождался, пока Ева сядет, потом сел сам.
   — Нет. Есть еще одна. Желтая.
   — Спасибо, родной. Это — действительно твоя учительница?
   Костя кивнул.
   — Красавица. Просто удивительно, что ты все дни сидишь сиднем дома, вместо того чтобы собирать макулатуру или металлолом под ее одобрительным оком.
   — Дед, — вздохнул Костя, — уже давно никто не собирает макулатуру.
   — Жаль. — Старик повернулся к Еве. — Чем обязан?
   — Ваш внук пытался на днях покончить с собой.
   — Это правда? — Профессор, не удивившись, посмотрел на Костю, налил коньяк, привстал и галантно поклонился Еве, приглашая и ее взять рюмочку.
   Костя опять кивнул, хотя и зыркнул перед этим на Еву с нескрываемым раздражением.
   — Это я так, понарошку. Я угрожал прыгнуть с крыши.
   — По каким соображениям, разреши узнать?
   — По политическим мотивам, — тут же уверил деда Костя. — Я выдвинул политические требования. Я требовал убрать из школы одного из учителей. А она пришла, обсмеяла меня, ну я и слез.
   — Обсмеяла?! Тебя?! — Тут профессор так удивился, что Ева заподозрила неплохой актерский наигрыш.
   — Ну да. Применила правильный психологический прием, или как это называется.
   — Голубушка, что же вы хотите от меня? Я — старый человек со своими трудными проблемами. Я могу объяснить внуку неприглядность подобного шантажа, но не более того. Он — личность самостоятельная, сильная и хорошо умственно развитая. Вам нужно обратиться к его родителям. Это, по крайней мере, остудит ваш гнев по поводу его поведения, поскольку они относятся к тому типу родителей, которые свято соблюдают ритуалы поведения. Если к ним придет учительница с жалобой, она тут же будет удовлетворена полноценно разыгранным спектаклем возмущения, стенаниями на тему «А мы все для тебя сделали, а ты — неблагодарная скотина!..» и уверениями в немедленном ограничении ребенка в просмотре телевизора, в карманных деньгах. Вам это требуется?
   — Нет, — Ева улыбнулась и покачала головой.
   — Тогда что же вы хотите от меня в три часа ночи? — Старик вздохнул. — Давайте поговорим откровенно, уже действительно поздно. Это мальчик вас позвал?
   Глупо, ей-богу, глупо. Чего ты испугался? — спросил он у внука.
   Костя посмотрел на стол. Ева поняла, что «браунинг» лежит под раскрытым журналом.
   — Знаете, почему я стала говорить с вашим внуком, когда он залез на крышу и угрожал прыгнуть? Потому что он не собирался этого делать. Он шантажировал директора своим поведением, я помогла директору. У меня есть некоторые принципы на этот счет. — Ева встала и прошлась по кабинету, разглядывая книги в шкафу. — Они заключаются в том, что человеку никогда нельзя мешать покончить с собой. Мы приходим в жизнь, не выбирая своего места и времени рождения. Человеку надо дать воспользоваться возможностью выбора хотя бы в смерти, если он этого хочет. Желание человека покончить с собой священно, даже если оно накатило вдруг, в момент сильной депрессии, или случайно, от нестерпимой обиды. Скажу больше, если человек действительно хочет покончить с собой, он сделает это тихо, не привлекая внимания и с минимумом шума и грязи.
   — Что это значит — грязи? — заинтересовался профессор.
   — Это значит, он никого не оповестит, не воспользуется своей смертью как местью и не забрызгает мозгами дорогой ковер. — Ева остановилась позади профессора и потрогала толстый ковер на стене. Ее палец утонул в мягком ворсе, как в раскрывшейся головке хлопка. — Отличная вещь. Китай?
   — Ручной работы, — кивнул старик, не поворачиваясь. — Старый Китай. Вы правы. Мозги на таком ковре — ни к чему.
   — Даже очень умные мозги. А если пальнуть из этого в голову, так и получится. — Ева быстрым жестом достала из-под журнала «браунинг» и осмотрела его. — Заряжен, но неухожен. Не любите оружие, профессор?
   — Не люблю. Тут вы правы. Это ирония судьбы, учитывая специфику моей профессии, но знаете, как это бывает в жизни? Открытие — вещь непредсказуемая.
   Трудно предсказать будущее и то, как это открытие будет использовано. Выйди, Костик.
   — Дед!..
   — Выйди. Мне нужно поговорить с этой… учительницей. — Старик дожидается, когда Костя прикрывает за собой створки двери, и смотрит на усевшуюся напротив него с другой стороны стола Еву грустно и устало. — Вы верите в вечность? — спрашивает он вдруг.
   — Нет. Я не верю в то, что не могу представить. Я верю в себя, разве это менее важно?
   — В себя, в партию, в идею. Это чушь. Если человек не верит в вечность, его существование бессмысленно, поскольку ему кажется, что жизнь кончится вместе с ним. Видели людей в подъезде?
   Ева кивает.
   — Если вас пропустили ко мне, значит — вы одна из них. Ко мне пускают только дочку с зятем, адвоката, домработницу и шофера. Что вам надо?
   — Сейчас скажу. Сначала вопрос. Почему Костя живет с вами, а не с родителями?
   — Дочка считает, что я — старый маразматик, которому не помешает общение с внуком. Зять надеется, что я оставлю в завещании все Косте.
   Домработница считает, что Костик сбежал от замучивших его нотациями родителей.
   Сам внук использует деда, как он выражается, «по полной программе» и вдобавок к этому учит меня жить. Я, оказывается, этого не умею. Мнение шофера вам тоже интересно?
   — Нет. Вы так и не сказали своего мнения.
   — Почему он со мной? Это банально. Я его люблю. Он — мое продолжение.
   Так что же вам надо?
   — Я хочу узнать почему.
   — Что — почему.
   — Просто — почему?!
   — А-а-а, почему — вообще?.. Хороший коньяк, да?
   — Хороший, — соглашается Ева.
   — Потому что не понимаю, правильно ли делаю. И чтобы больше этого не делать, хочу все прекратить.
   — Очень туманно, — вздыхает Ева.
   — Ну, извините.
   — Чего вы боитесь?
   — Я боюсь сделать больше, чем надо в жизни. Вот все боятся чего-то не успеть, а я — переборщить. Все. Разговор окончен.
   — Можно это забрать? — Ева встает и показывает на «браунинг».
   — Вам — можно все. Меня что, так ценят в этом вашем ведомстве, что прислали вас? — Профессор уже борется с дремотой.
   — Я учительница вашего внука. — Ева берет плед и укрывает его.
   — Тогда я — фонарный столб, — бормочет еле слышно старик.
   В коридоре Ева говорит Косте, что оружие заберет с собой. Костя пожимает плечами.
   — Знаете, — вдруг начинает говорить он, торопясь и сбиваясь, — есть такой вид существования — виртуальный. Например, вам показывают по телевизору определенный подбор кадров и информации, предлагают в магазинах определенную еду, набор предметов в квартирах — тоже определенный, отступить от этого навязанного существования невозможно — прослывешь сумасшедшим. А мой дед всю жизнь выбивался из навязанной определенности, как бы это объяснить…
   — Говори, я понимаю. — Ева накинула куртку и присела на тумбочку для обуви у зеркала.
   — Я всегда мог на него положиться. Какой бы фортель я ни выкинул — для него я оставался нормальным мальчиком, просто пробующим жизнь. Я только хочу сказать, что одну и ту же вещь разные люди могут понимать по-разному. Он что-то там нарушил или передал секретную информацию, я знаю, но это все не так. Я не могу сейчас объяснить, но это не так. Вы живете в своем мире, в нем свои законы, а мы с дедом — совсем в другом.
   — Так не бывает, — покачала головой Ева.
   — Ну вот, и вы не поняли, — вздохнул Костя.
   — Я не знаю, насколько ты в курсе происходящего, но твой дед передал особо секретную информацию агенту американской разведки.
   — Ну и бред! — Костя вдруг захохотал, а когда ему не стало хватать воздуха, Ева ударила его по щекам.
   — Ты меня ударила!.. — Он очнулся и уставился на Еву, схватившись ладонями за щеки.
   — Я хочу осмотреть твою комнату, — Это еще зачем?
   — Мне ваша семейка кажется несколько, как это сказать… беспокойной, что ли. Где твой дед взял оружие?
   — Не знаю.
   — Вот именно. Пошли к тебе?
   Ева бегло осмотрела большую — метров двадцать восемь — комнату с явными признаками проживающего здесь бунтаря и борца с любыми навязанными нормами.
   — Где ты спишь?
   Костя дернул за свисающий у двери шнур. Откуда-то сверху свалился и повис в воздухе большой гамак.
   — Не нравится? — поинтересовался он ехидно, заметив ее удивление.
   — Как тебе сказать… Мои нормы относительно этого предмета должны предусматривать хоть иногда наличие партнера. Согласись, что вдвоем в гамаке трудновато. Или для тебя эта тема еще не подлежит изучению?
   Она посмотрела в полыхнувшее лицо мальчика открытым длинным взглядом.
   — Если ты скажешь, есть ли еще в доме оружие, это сэкономит твое и мое время.
   — Вы же только что заявили, что не мешаете самоубийцам!
   — Да. Не мешаю. Но только если это не перепуганный насмерть старый человек.
   На улице у подъезда Еву встретил полковник Кошмар.
   — Жив? — спросил он.
   — Жив. Выпил грамм сто пятьдесят коньяка. Надеюсь, спит. Кстати, что там говорят врачи относительно его здоровья? Коньяк — можно?
   — На пределе.
   — То есть, — вздохнула Ева, — ему вообще ничего нельзя.
   — Профессор вызвал к себе адвоката. В его присутствии он написал заявление, что отказывается от всех ранее данных им показаний. Что показания эти были даны им под давлением. Вот тут, Ева Николаевна, начинается то, что я иногда с благодарностью встречаю в своей профессии. Начинается интереснейшая партия, начинается загадка.
   — Я ничего не понимаю, — уставилась на него Ева. В сумраке отступающей уже ночи лицо мужчины рядом с ее лицом вдохновенно светилось глазами и улыбалось. — Кошмар, вы же знаете, что я не дам себя подставить.
   — Подставить? — искренне удивился Кошмар.
   — А как еще я должна понимать весь этот балаган с арестом Коупа? Эти подводные торпеды производят с середины восьмидесятых. Последние два года их успешно продают. В продаже и дальнейшем усовершенствовании участвует совместное русско-американское предприятие. От русской стороны — научная лаборатория под руководством профессора Дедова. А от американской — некий бизнесмен Эдвард Коуп, работающий у нас в стране уже почти два года. Старик Дедов и бывший разведчик военно-морских сил США Коуп стали коллегами, у них один бизнес, и вот эти два старика, чтобы разыграть передачу секретной информации, встречаются в номере гостиницы? Да это же смешно! Коуп мог получить, что хотел, просто в процессе работы!
   — Вы не правы. — Кошмар берет Еву за руку, призывая ее замолчать. Ева удивленно смотрит на руку, обхватившую ее кисть. — Во-первых, — скучным голосом говорит Кошмар, работа — работой, а денежки, то бишь секретность, как говорится, врозь! Предприятие было совместным, да, но вот научные разработки проводились исключительно российской лабораторией.
   — А финансировали эти разработки — американцы! Вы прочтите контракт! По документам этой совместной фирмы, американцы должны были инвестировать в научные исследования лаборатории миллион долларов! — Ева выдергивает руку и потирает ее. — Подумайте — миллион, а мы копаемся в деле о получении профессором Дедовым пятнадцати-двадцати тысяч?
   — Я предлагаю вам покопаться в деле об убийстве. Кому было нужно убрать прямо во время встречи в театре предположительно курьера от американцев? Куда делся офицер Кабуров? Если вы еще не в курсе, пропал один из наших знакомых офицеров из отдела внешней разведки. Им последнее время с искусством категорически не везет: он пропал на спектакле. Уже завтра, нет… сегодня с утра нам грозит осмотр всех помещений театра.
   Ева всматривается в сонные глаза Кошмара.
   — И вы меня не подставите как нерадивого специалиста, завалившего важное государственное расследование?
   Кошмар удивлен.
   — Ладно, — задумалась Ева, — и не запечатаете это дело штампом секретных материалов, не спрячете под особую секретность, если я раскопаю что-то уж очень интересное?
   — Ева Николаевна, — ласково говорит полковник, — это зависит не от меня. Гарантирую вам всяческую помощь, никакой утайки информации и полную безопасность со стороны внутренней службы.
   — Мне нужен доступ к руководству военной разведки. И тот специалист, который готовил подложную пленку.
   — А вот тут ничего не выйдет. Не помню точно, что вы им там устроили года четыре назад, но при вашем имени это самое руководство военной разведки хватается за кобуру и совершенно неадекватно переходит на ненормированную лексику. Так что взаимопомощи не будет, но некоторую информацию я могу получить неофициально, так сказать, в узком кругу.
   — В бильярдной, — уточнила Ева.
   — Точно. Ну а вообще, как профессор, на ваш взгляд?
   — Тяжелый случай/Помогите с независимой комиссией.
   — Та-а-ак, — удивился, а потом задумался Кошмар. — Начинаете нагнетать обстановку?
   — Нет. Я хочу, чтобы независимая комиссия ученых подтвердила, что в передаваемой профессором информации есть элемент секретности. Что вообще устройство этой торпеды является военным секретом. И чтобы мне это сказали не военные, не специалисты Службы, а именно ученые-аналитики, которые хорошо знают расклад на военном рынке всех стран. И хочу я этого потому, что сомневаюсь как в вине профессора, так и в его невиновности. Он так странно со мной разговаривал, как с маленькой глупой девочкой. А с другой стороны — он испуган и дошел в своем отчаянии до попытки самоубийства.
   — Ладно, — согласился Кошмар. — Будет вам эта ученая комиссия. Все равно, если дело дойдет до суда, без нее нам не обойтись. Подвезти вас?