Все посторонние поспешно покинули место состязания. Арбитр объявил участников этого поединка и повторил правила на русском и английском языках. Японец и Стас поклонились друг другу.
   Глеб напряженно замер.
   При первых же движениях и осторожной пробе сил стало заметно, что Стас изрядно подустал. Все действия его были замедленны, тяжелы и неэкономны, отчего усталость лишь возрастала. Японец же, напротив, передвигался будто перышко, не делая ни лишнего выпада, ни бесполезного поворота. Он, можно сказать, играючи блокировал лобовые атаки Стаса и, улучив момент, в прыжке нанес ему ногой сокрушительный удар в грудь. Рыжий опрокинулся на спину, чуть полежал, приходя в себя, затем перекатился на живот и попытался встать на ноги. Но японец ударил его пяткой по лицу. Стас вновь упал.
   Виталий Лосев и Митька Грач обменялись улыбками.
   — Он его прикончит, — пробормотал Глеб, вскакивая со скамьи.
   — Думал все бабки зацапать, — усмехнулся Вася.
   — Глохни! — рявкнул на него Глеб и, расталкивая зрителей, ринулся к арене.
   Стас меж тем вновь попробовал подняться. И вновь получил ногой по лицу. На татами брызнула кровь. Публика восторженно заревела. Мотнув головой, как раненый бык, Стас упрямо пытался встать. В невозмутимых глазах японца вспыхнула ярость.
   Приметив движение Глеба сквозь орущую толпу, Толян с пятью грачевскими парнями преградил ему путь.
   — Но-но, — ухмыльнулся Толян, — без глупостей.
   Прыгнув с места, Глеб сделал сальто в воздухе и легко перелетел через их живую стенку.
   Стас, пошатываясь, встал на четвереньки. Японец занес ногу для удара. Не успев опуститься на татами, Глеб еще в воздухе крикнул по-японски:
   — Прекрати, Такэру!
   Юноша в черном кимоно замер с поднятой ногой.
   Зрители перестали орать. Наступила тишина. Американский сенатор наклонился к уху Виктории Бланш, но она неделикатно его оттолкнула.
   Генерал ФСБ подманил пальцем двух аккуратных ребят в серых пиджаках и что им пошептал.
   Митька Грач отдал какой-то приказ группе амбалов. На холеном его лице отразились смятение и досада.
   Олигарх Лосев, злобно сверкая глазами, приложил к уху “сотовый” телефон.
   Вошедший только что в зал Игнат Дока вертел по сторонам головой, ничего не понимая.
   Юноша в черном кимоно опустил занесенную для удара ногу, поклонился Глебу и сказал по-японски:
   — Да, сэнсей. Ваше слово — закон.
   Услыхав это, японский господин, похожий лицом на юношу, не смог сдержать удивления.
   — Что это значит, Такэру? — спросил он, приближаясь. Разговор шел по-японски.
   — Киото, шесть лет назад, — ответил юноша. — Господин в лиловых одеждах.
   — Уверен ли ты, брат?
   — Могу ли я забыть, Сато-сан?
   Японский господин отвесил Глебу почтительный поклон.
   — Благодарю за брата, сэр, — произнес он по-английски. — Наша семья у вас в долгу.
   Глеб тоже поклонился.
   — Служить вашей семье — большая честь, — ответил он по-японски.
   Стас тем временем пытался подняться с четверенек, но это плохо ему удавалось.
   Игнат Дока отыскал среди зрителей златозубого и в недоумении спросил:
   — Что тут за дела?
   — Ё-мое! — ответил ошеломленный Вася.
   — Объясни! — потребовал Папаня. Покосившись на него, Вася буркнул:
   — По-японски нихт ферштейн, без понтов.
   А юноша в черном кимоно почтительно обратился к Глебу:
   — Поединок прекращен, сэнсей?
   — Да, — Глеб поднял с пола Стаса, поддерживая под мышки, — я его забираю.
   В ответ на его действия пять грачевских амбалов, прихватив с собой для верности еще семерых, двинули скопом к татами. Оба Толяна по кивку олигарха тоже поспешили в эту кучу малу. Парни в серых пиджаках уставились на генерала Святова, ожидая указаний.
   Публика замерла в безмолвии.
   Стас едва держался на ногах, и Глебу приходилось буквально тащить его на себе. Юноша в черном кимоно встал спиной к спине Глеба, готовясь отразить нападение.
   — Отойди, Такэру, — подперев Стаса левым плечом, Глеб освободил правую руку, — тебя это не касается.
   — Моя жизнь принадлежит вам, сэнсей.
   — Высокопарный японский молокосос, — проворчал по-русски Глеб, — куда ты на хрен лезешь?
   И на правильном русском языке, почти без акцента, Такэру ответил:
   — Обижаешь, начальник.
   — Во, б…, дает! — раздался рядом голос златозубого. Раздобыв где-то хоккейную клюшку, он занял оборонительную позицию возле японца. — Чешет по-нашему, сучок!
   Глеб слегка опешил.
   — Сильвестр, ты что… помогать, что ли, вздумал?
   — Ну.
   — А у Папани отпросился?
   — Пошел он в жопу, без понтов.
   Дюжина грачевских амбалов и оба лосевских Толяна неторопливо сжимали кольцо. Слишком большие ставки, очевидно, были сделаны на этот прерванный поединок.
   Японский господин, старший брат Такэру, крикнул в гневе по-английски, обращаясь к Виталию Лосеву:
   — Прекратите!
   Взгляды русского олигарха и японца скрестились, как мечи. Виталий Петрович изобразил на лице улыбку и, откинувшись на спинку сиденья, махнул рукой. Неведомо кому, как бы в пространство.
   Генерал ФСБ буквально повторил его жест. Аккуратные парни в серых пиджаках расслабились и уселись на свои места.
   Амбалы Грачева с двумя Толянами застыли, как соляные столбы.
   Глеб повел Стаса к выходу из зала. Впереди них, с хоккейной клюшкой в руках, осторожно двигался Вася, а сзади страховал Такэру. Так они и вышли вчетвером.
   Публика, оставаясь на местах, требовала назад деньги. От неуправляемых эмоций в зале нарастал гул.
   Наклонясь к точеному ушку Виктории Бланш, американский сенатор заявил.
   — У нас в Неваде такие шоу делают лучше. Здесь я просто скучал.
   — Мне жаль вас, Рой, — холодно отозвалась фотомодель по-английски.
   А секретарь ее Жанна Блинова со вздохом по-русски произнесла!
   — Увы, на любом уровне приходится терпеть мудаков.
   На эту странную реплику сенатор не отреагировал, поскольку ни слова не понимал по-русски.
 
   Глеб завел Стаса в раздевалку, где тот кое-как переоделся сам. Рыжий на глазах восстанавливал силы. Все лицо его было в кровоподтеках, покрытых подсыхающей бурой коркой. Умываться, однако, он не стал: благоразумие требовало как можно быстрее уносить ноги.
   — Где твоя машина? — спросил Глеб, набрасывая ему на плечи пальто.
   — Возле дома, — усмехнулся рыжий. Правая половина его лица распухла, и усмешка получилась только с левой стороны. — Я на такси приехал. Как знал.
   Вошли Такэру и Вася. Японец натянул сапоги и куртку прямо на черное кимоно.
   — Как дела? — обратился он к Стасу по-русски.
   — Лучше всех. — Стас повесил на плечо спортивную сумку.
   — Извините, — сказал Такэру.
   — Вали знаешь куда! — огрызнулся рыжий. — Я не на балет сюда пришел!
   Вася нетерпеливо поигрывал клюшкой.
   — Кончайте базар-вокзал. Линять надо.
   Он помог им миновать милицейский кордон и кратчайшим путем привел к “жигуленку” Глеба. Усадив Такэру и Стаса в машину, Глеб пожал златозубому руку.
   — Спасибо, Сильвестр. Без понтов.
   — Пока, Француз. Не нарывайся за бесплатно, — посоветовал Вася и, отбросив клюшку, пошел обратно в зал единоборств.
   Глеб выехал за ворота стадиона и помчался по Ленинградскому проспекту.
   — Где ты остановился, Такэру? — спросил он по-японски.
   — В нашем посольстве, сэнсей.
   — Не называй меня сэнсеем. Зови меня просто Глеб. Тебя отвезти в посольство?
   — Если можно, Глеб-сан.
   Глеб посмотрел в зеркальце на Стаса. Раскорячив ноги, тот едва помещался на заднем сиденье.
   — Завезем Такэру, потом — тебя, — обратился к нему Глеб. — Не возражаешь?
   — Нормалек, — с закрытыми глазами кивнул рыжий.
   Такэру спросил по-русски:
   — Адрес знаете?
   — Найду, — улыбнулся Глеб — Где ты русский освоил?
   — Занимался два года, курсы посещал. Потом ходил на бизнес-встречи с братом — слушал живую речь.
   — Молодчина, — продолжал улыбаться Глеб. — Надолго в Москву?
   — На два-три месяца. У брата контракт с вашим правительством на создание компьютерного центра.
   — Ясно… — Глеб глянул в зеркальце на вроде дремлющего рыжего и вновь перешел на японский. — Скажи, Такэру, с людьми этими… которые заправляли сегодня в зале, твой брат хорошо знаком?
   Подумав, юноша ответил также по-японски:
   — Не знаю, Глеб-сан. С мистером Лосевым брат ведет дела четыре года. Ни с кем другим я просто не знаком. Остановите, пожалуйста: здесь я выйду.
   Глеб притормозил метрах в пятидесяти от посольства Японии.
   — Бывает у тебя свободное время, Такэру? — осведомился он осторожно.
   — Хоть отбавляй, — по-русски ответил юноша.
   — Ты можешь этим временем распоряжаться? — уточнил Глеб по-японски.
   — Как вольный ветер, — произнес по-русски Такэру, улыбаясь. — Поездка в Москву — для меня весенняя прогулка.
   — Хороша весна, — проворчал вдруг Стас, косясь на моросящий за окном дождь.
   Глеб вздохнул:
   — Да уж… Могу я рассчитывать на твою помощь, Такэру?
   Глаза японца вспыхнули в полумраке салона.
   — Где угодно и когда угодно, — ответил он опять же по-русски и назвал Глебу телефон посольства, по которому его легко можно разыскать.
   Когда, простившись, Такэру вышел из “жигуленка”, Стас за спиной Глеба сказал:
   — Нормальный парень. Но придется с ним поквитаться.
   — Вряд ли, — отозвался Глеб, заводя мотор.
   — Разве я похож на фраера?
   — Ты не похож на придурка.
   Обдумав это возражение, рыжий проворчал:
   — Ладно, будет видно. Тебе лично — спасибо.
   — Не за что. — Глеб отъехал от посольства и включил “дворники”: дождь припустил, будто летом. — Куда тебя везти?
   — К Екатерине.
   — Адрес?
   Стас назвал улицу и номер дома. Некоторое время они ехали в тишине, лишь неуместный мартовский дождь барабанил по крыше автомобиля. Затем Стас нарушил молчание, тщательно подбирая слова:
   — Я не спрашиваю, что за дела у тебя с этими самураями. Не спрашиваю, где ты научился так шпарить по-японски…
   — Когда-нибудь расскажу.
   — …и не спрашиваю, зачем ты разыгрывал рубаху-парня блатного пошиба. Я только спрашиваю: твое предложение еще в силе?
   — Разумеется.
   — Я имею в виду предложение поработать на тебя.
   — Я понял. Десяти штук для начала хватит?
   Рыжий вздохнул.
   — Дать бы тебе сейчас по чайнику…
   — Брось. Ведь, насколько я понял, Виталий Петрович тебя уже выпер.
   — И пес с ним. Я успел кое-что скопить. А тебе я и так должен.
   — Ничего ты мне не должен. Забудь.
   — Я добра не забываю.
   — Тогда передай дальше.
   Рыжий фыркнул:
   — Как это?
   — Сделай добро кому-нибудь еще, — объяснил Глеб. — Все очень просто.
   Стас помолчал, затем сказал задумчиво:
   — Занятный ты мужик. Зачем только к Лосю нанялся?
   — Скоро узнаешь. А деньги — не проблема. Заплачу сколько скажешь.
   Рыжий усмехнулся:
   — Во житуха! Яхту куплю…
   — Житуха у тебя будет суровая, — перебил Глеб. — Можешь не сомневаться.
   — Иди ты? — вконец развеселился Рыжий. — Ну, давай пиши мои телефоны.
   — Так запомню, — заверил Глеб. И в обмен на три телефона Стаса (домашний, мобильный и домашний барменши Кати) черкнул ему свой номер. — Со дня на день приступим.
   — И начнется суровая жизнь? — подмигнул рыжий.
   — Не ходи к гадалке, — грустно усмехнулся Глеб.
   “Жигуленок” остановился возле блочно-панельной пятиэтажки. Открыв дверцу, Стас поставил ногу на мокрый асфальт.
   — Значит, жду звонка.
   Глеб тоже вышел из машины.
   — Провожу тебя до квартиры.
   — Я в порядке, — буркнул рыжий. — И там лифта нет.
   — Ох напугал!
   Они поднялись на третий этаж и позвонили в дверь квартиры. Открыла им барменша Катя, без макияжа, в домашнем халате. Она выглядела очень молоденькой и трогательно-беззащитной.
   — Раненых героев заказывали? — выпалил Глеб. — Распишитесь в получении.
   Увидев окровавленную физиономию Стаса, девушка испуганно вскрикнула:
   — Господи, хоть живой?!
   — Как огурчик, — улыбнулся рыжий. — Обещал приехать — приехал.
   Катя поспешно втянула его в квартиру.
   — Глеб, ты зайдешь?
   Глеб мотнул головой.
   — Мое дело сдать клиента из рук в руки. Чао! — И он побежал вниз по лестнице.
   Закрыв дверь, Катя стянула со Стаса пальто и ботинки.
   — Господи, что они с тобой сделали! — причитала она. — Хорошо, родители на даче ночуют! Их кондрашка бы хватила!
   — Так они на даче? — обрадовался Стас. — Эх, гуляем!
   — Уж молчал бы. Гуляет он. Глянь на себя в зеркало.
   Девушка проворно наполнила водой ванну и, втиснув в нее могучее тело Стаса, принялась бережно отмывать его намыленной губкой.
   — Уф, хорошо! — фыркал рыжий. — Просто фантастика!
   — Не больно?
   — Да нет, три сильней: я тащусь.
   Вымыв ему лицо, Катя отступила на шаг и пристально в него всмотрелась. С губки, зажатой в ее руке, капала порозовевшая мыльная пена.
   — Стас, что за свинство? — сердито проговорила девушка. — Это юмор у вас такой?
   — Ты про что? — Стас блаженно жмурился. — Пройдись еще разок мочалкой, а!
   — Если вы с Глебом решили меня разыграть, то, извини, таких шуток я не понимаю!
   Стас удивленно приоткрыл один глаз.
   — Ты про что? — повторил он механически. И, повинуясь безотчетному импульсу, вдруг поднялся и взглянул в висящее над раковиной зеркало.
   На его умытой распаренной физиономии не было ни царапины. Лицо это вполне годилось для рекламы шампуня, витаминов или крема для бритья. А кровоточащий сломанный нос… он был совершенно цел, невредим и, вероятно, также не понимал подобных шуток. Стас торопливо ощупал свои ребра и грудь — они не то что не болели, а вроде бы вообще не получали ни одного удара в жизни.
   Заметив его растерянность, Катя спросила уже более миролюбиво:
   — И как, по-твоему, это называется?
   Плюхаясь обратно в ванну, Стас пробормотал:
   — Ведро водки поставлю тому, кто мне это объяснит.
 
   Едва успев раздеться, Глеб набрал номер Даши. После десятого гудка он положил трубку и в досаде сварил себе полпачки пельменей. Расправившись с этим незатейливым кушаньем, он открыл дверцу шкафа и заглянул внутрь. Выход на зеленый луг был на месте: там светило солнце, пели птички, журчала река. Лазейка в другой мир была теперь стабильной, но сбежать туда не хотелось.
   Глеб закрыл шкаф и вновь позвонил Даше. Трубку никто не поднимал. Полчаса прослонявшись по комнате, Глеб сдернул куртку с вешалки и собрался, бог весть зачем, ехать к Дашиному дому. Однако, страховки ради, решил еще разок набрать ее номер.
   — Глеб, ты? — раздалось из трубки. Глеб медленно выдохнул воздух.
   — Угадала, — сказал он сухо. — Но рейтинг твой от этого не повысился.
   — Я была в театре.
   — Приятно слышать.
   — С Эдиком.
   — Особенно радует.
   — Я отрабатывала его розы.
   — Бедняжка. Ты не переутомилась?
   — Мне что, в воскресенье дома сидеть? — огрызнулась она. — Прекрати источать на меня желчь!
   Глеб прокашлялся.
   — Что-то на кого-то источать — не мой стиль, — парировал он холодно. — Но мы с тобой как бы договаривались, что без меня ты из дома как бы не выйдешь. Или я что-то путаю?
   — Я была с охраной. Эдик захватил трех придурков…
   — Дарья Николаевна, придурки — не охрана, пора бы это усвоить. А что касается воскресного сидения дома… Можешь поверить, я тоже не развлекался.
   — Мне-то какое дело, развлекался ты или нет?! — вскричала Даша.
   Глеб вздохнул:
   — Согласен, мои проблемы.
   — Я вовсе не это имела в виду, я…
   — Что хоть смотрела, если не секрет?
   — “Горе от ума” в постановке Олега Меньшикова. Послушай, Глеб…
   — Слабый спектакль. Я тебя не поздравляю.
   — Легко переживу!
   — Вряд ли, если ты под охраной придурков. Пожалуйста, положи трубку.
   — Сам клади!
   — Эту привилегию я всегда уступаю дамам.
   — Которым хватает терпения тебя слушать!
   — Считаю до трех. Один, два…
   — Дурак!
   В трубке раздались гудки.
   Глеб разделся и встал под ледяной душ. И стоял до посинения.
 
Глава восьмая
   По расписанию понедельника у Глеба сегодня значилось три последних урока в девятых классах. На перемене завуч ему сообщила, что его хочет видеть директор.
   — Зачем? — полюбопытствовал Глеб. Зинаида Павловна пожала худыми плечами.
   — Меня не информировали. Иван Гаврилович просто велел вас разыскать и…
   — …вручить повестку, — закончил реплику Глеб.
   Завуч собралась нахмуриться, но улыбнулась, и улыбка украсила ее непривлекательное лицо.
   — Глеб Михайлович, ваше остроумие когда-нибудь выйдет вам боком.
   — Предчувствую это, — вздохнул Глеб. — Когда велено явиться?
   — После уроков. Как только освободитесь.
   А на следующей перемене, по пути в школьную столовую, его перехватила географичка.
   — Когда придешь? — осведомилась она эротическим шепотом. На ней был оранжевый облегающий костюм, подчеркивающий пикантную полноту ее фигуры. — Питаешься кое-как и все чего-то суетишься, суетишься… А я соскучилась.
   Глеб ответил ей таким же шепотом:
   — Галь, ты еще малость поскучай, а я пока пойду и попитаюсь кое-как.
   Галина Даниловна не обиделась. Она просто мастерски умела не обижаться.
   — Слыхала я, директор тебя вызывает? — произнесла она будничным голосом.
   — Где слыхала, в теленовостях?
   — Хохми, хохми — дохохмишься. — Лицо географички выразило дружескую озабоченность. — Распустил язык при Зинаиде, болтун.
   — Насчет дерьмовой презентации, что ли?
   — Разумеется. Надо тебе было высказываться. Иди теперь оправдывайся, изворачивайся…
   — Галь, так ведь я это нарочно.
   — То есть?
   — Хотел проверить, настучишь ты или нет.
   — Кто, я?! — Галина Даниловна аж поперхнулась. От шеи до корней волос ее залила краска. — Кроме тебя, в учительской, между прочим, нас было двое. И между прочим, Зинаида…
   — Галь, Зинаида не в курсе даже, зачем меня вызывают.
   — Верь ей больше, она…
   Но тут к ним подошел физкультурник и с двухметровой своей высоты, игнорируя географичку, обратился к Глебу:
   — По компоту вмажем?
   Глеб кивнул.
   — Гулять так гулять.
   — Позволить-то себе можем? — как бы усомнился физкультурник.
   Глеб дотянулся до его плеча.
   — Расслабься: я угощаю.
   Географичка сочла за благо бесшумно удалиться.
   А на шестом уроке, сразу после звонка, в кабинет французского вошла Даша. На ней было строгое темно-серое платье сантиметров на пять выше колен, сапожки на шпильке, и суровость ее лица соответствовала стандарту, установленному для чиновников министерства просвещения. Королевским жестом руки она усадила вставший для приветствия класс.
   — Глеб Михайлович, я притулюсь где-нибудь… вон там, — указала она на свободный стол, — а после урока мы обсудим с вами некоторые вопросы методики.
   — Как скажете, — невозмутимо отозвался Глеб.
   Сев за стол, Даша обратила на него сияющий изумрудный взгляд.
   — Всю ночь не спала, — сказала она по-английски.
   — Поделом тебе, — по-английски ответил Глеб.
   На эти лингвистические выкрутасы класс никак не отреагировал. Здесь не было бузотёров, подобных Лёне и Гуле. Это был дисциплинированный и нелюбопытный 9-й “В”. Глеб даже не потрудился хоть как-то представить Дашу: сошло и так.
   Урок проковылял, так сказать, без падений и взлетов, и после звонка класс мгновенно опустел — занятия закончились, и школьники рванули на свободу.
   Придерживая дверь, Глеб обернулся к Даше.
   — Итак?
   Даша подошла к нему и посмотрела в глаза.
   — Итак.
   — Наверное, — предположил Глеб, — мне следует отвезти твой перевод к тебе в контору.
   Даша не сводила с него глаз.
   — Конечно. Это прямая твоя обязанность. Но я уже отвезла сама, извини… Деньги мне заплатили, но другой работы не дали. Говорят, нет заказов.
   — Врут?
   — Разумеется. Но почему?
   Глеб нахмурился.
   — Я разберусь. Но лишь в интересах следствия. А работа эта… ну ее к свиньям.
   — Серьезно?
   — Вполне. Я еще вчера хотел с тобой об этом поговорить, но… Слушай, прекрати на меня так смотреть!
   — Как?
   — Вот так.
   — Как вот так?
   — Сама знаешь. Сейчас я растаю.
   — Тогда я соберу тебя в пузырек. И буду принимать по две капли на ночь.
   Они смотрели друг другу в глаза.
   — В общем, так… — Глеб прокашлялся. — Меня вызывает на ковер директор…
   — Я порву ему пасть, — пообещала Даша.
   — …думаю, минут на десять, — невозмутимо продолжал Глеб. — Ты ждешь меня здесь. Потом мы едем в Мытищи знакомиться с колдуньей из Ольгиного списка.
   — Я сама ведьма, — сказала Даша, не сводя с него глаз. Глеб хмыкнул.
   — Кто тебе это сказал?
   — Многие говорят.
   — Плюнь им в лицо. И сиди тихо.
   Дверь кабинета подергали. Глеб отпустил дверную ручку, и в комнату заглянула географичка.
   — Ну, что ты закопался? Иван Гаврилович неважно себя чувствует и просил поторопиться… — Тут она заметила Дашу. — О, инспектор министерства! Что-то вы к нам зачастили!
   Даша вздохнула:
   — Служба.
   Глеб шагнул за дверь и обернулся:
   — Дарья Николаевна, дождитесь меня, пожалуйста.
   Даша деловито взглянула на свои часики:
   — Ладно, Глеб Михайлович. Даю вам десять минут.
   Когда шаги Глеба затихли в коридоре, географичка ядовито поинтересовалась:
   — Вам так понравились его уроки? Или, наоборот, много замечаний?
   Даша обезоруживающе улыбнулась.
   — Сказать откровенно, по-французски я не понимаю ни слова.
   — Зачем же тогда вы явились?
   — Спросить, что он ел на завтрак.
 
   Девчонки-секретаря в “предбаннике” не оказалось. Было похоже, она смоталась с концами. Постучав, Глеб приоткрыл дверь директорского кабинета и вошел. Кабинет был пуст. Чертыхнувшись, Глеб стал прохаживаться из угла в угол. Этак он маршировал минут двадцать пять.
   Директор вошел, кашляя, сопя и хромая более обычного.
   — А вот и я, вот и я… Давно ждете? Извините, дружок. Я чайку горячего напился и лекарство принял.
   — Что с вами, Иван Гаврилович? — посочувствовал Глеб.
   — Да шут его знает. Простыл, радикулит обострился… Бог с ним, не будем о болячках. Слыхал я, вы ругаете презентацию нашего издательства? Только не подумайте, будто я собираю сплетни…
   — Иван Гаврилович, такое мне даже в голову не пришло.
   Директор остро на него взглянул и тут же опустил глаза.
   — Вот и правильно, Глеб Михайлович. Для меня очень важно знать ваше мнение. Пусть самое нелицеприятное.
   Теперь Глеб посмотрел в глаза директору.
   — Иван Гаврилович, вам известно, что Дмитрий Грачев — бандит до мозга костей?
   Директор закашлялся, но взгляда не отвел.
   — Да вы, Глеб Михайлович, никак удивить меня хотели?
   — Признаться, хотел, — усмехнулся Глеб. — Зачем тогда вы держите этого пахана в авангарде? Нанять больше некого?
   Ероша седые волосы, директор проковылял к окну.
   — Глеб Михайлович, ведь и я могу полюбопытствовать: известно ли вам, что Виталий Лосев — бандит похлеще Грачева? Если неизвестно — ваша проницательность весьма однобока. А если известно, зачем вы подались к нему в охрану? Мы с вами, дорогой мой, в такое время живем и в такой стране, где у интеллигентного человека выбор…
   — Нет, Иван Гаврилович, — перебил Глеб, — на это я не куплюсь. У вас благородные цели и огромные финансовые возможности. Вы просто не имеете права себя компрометировать. А у меня задачи более скромные — так сказать, на уровне шкурных интересов…
   — Ах, Глеб Михайлович, — директор прохромал к своему креслу, — до чего мне приятно с вами беседовать! Мы с вами точно дипломаты двух враждующих стран: ходим вокруг да около и выискиваем слабые места.
   Глеб пожал плечами:
   — Иван Гаврилович, я вас не понимаю.
   — Ну, полно, полно, дружок! Если б вы доверяли мне больше и поведали откровенно, в чем именно состоят эти ваши шкурные интересы…
   В дверь постучали, затем в кабинет впорхнула Даша.
   — Глеб Михайлович, прошло сорок минут… — Заметив сидящего директора, она обворожительно ему улыбнулась. — Прошу прощения, вы Иван Гаврилович?
   Директор кивнул с улыбкой.
   — Если мне не изменяет память.
   Даша ткнула ногтем в стекло своих часиков.
   — Извините за бесцеремонность, но у меня скоро заседание коллегии в министерстве. А мы с Глебом Михайловичем еще не обсудили методику его уроков и…
   Директор рассмеялся, и смех его перешел в кашель.
   — Прекратите, Дарья Николаевна… — проговорил он, запыхавшись, — ей-богу, уморите.
   — Мы знакомы? — смутилась Даша.
   — Как сказать… Племянницу Виталия Петровича забыть невозможно. Я дважды имел честь вас видеть, а вы едва ли меня заметили.
   Даша с улыбкой вздохнула.
   — Значит, попалась.
   Директор перевел взгляд на Глеба.
   — Эх, молодежь, молодежь… Что с вами делать — идите. Но, Глеб Михайлович, наш с вами разговор…
   В дверь вновь постучали, и ворвалась сердитая географичка.
   — Эта фифа якобы из министерства!.. — заметив Дашу, она осеклась и пробормотала: — Ах, она уже здесь!
   Директор вперил в географичку колючий взгляд.
   — Галина Даниловна, что за паника? Разве у нас налёт террористов?
   — Кто его знает? — усмехнулся Глеб. — Галина Даниловна всегда начеку и спешит уведомить начальство. Как утверждал один великий стратег, кадры решают всё. До свидания, Иван Гаврилович.