— У-ё-о-о! — вырвалось у Толяна.
   Зыркнув в его сторону красными глазками, кабан со скоростью торпеды устремился на Глеба, который с усмешкой за ним наблюдал. Перед самым рылом кабана Глеб подпрыгнул и вскочил ему на спину. Издав нечто среднее между хрюком и рыком, олигарх-оборотень принялся носиться по спортзалу. Он разгонялся и резко тормозил и взбрыкивал задом, но Глеб виртуозно балансировал на его спине. Кабан впал в бешенство, из пасти его падали хлопья белой пены, но в конце концов он догадался упасть на спину — и Глеб соскочил. Взглянув на часы, он сказал:
   — Всё, время твое вышло.
   И в то же мгновение голова кабана треснула, как перезрелый арбуз, и разлетелась, словно взорвавшись изнутри. Оборотень завалился на бок, дернул копытами и подох. Застегнув куртку, Глеб направился к выходу.
   У двери, бледный, как покойник, стоял Толян Большой. Его друг и напарник успел, что называется, сделать ноги в последний момент. Когда Глеб оказался перед ним, Толян Большой не шелохнулся, лишь тихо произнес:
   — И чего дальше?
   Глеб пожал плечами:
   — Сменишь хозяина, вот и всё. Выбирай получше.
   С этими словами Глеб вышел.
   Толян Большой опасливо приблизился к безголовому кабану, пытаясь различить в нем черты олигарха и благодетеля.
   — Этот свалил? — раздался встревоженный голос сзади. Толян Большой буркнул через плечо:
   — Не-а, я в карман его заныкал.
   Толян с ухмылкой вышел из-за его спины.
   — Мало ли… может, прячется тут где-то. Он же вон чего умеет.
   Толян Большой бросил на него хмурый взгляд:
   — Уроет он тебя. Как пить дать уроет.
   — Сперва пусть поймает, — отмахнулся Толян и носком ботинка потыкал в тушу кабана. — Короче, отвечаем всем так: Лось куда-то умотал, куда — мы без понятия. За эту свинину, — он вновь пнул кабана, — мокруху нам не повесят. Слышь, давай отволочем его к Зурабу. Тут отбивных — на два холодильника, не пропадать же добру… Эй, ты чего?.. Да шучу я, шучу, мудило!
   Толян Большой скорчился в углу. Его обильно рвало.
 
   Когда Глеб вошел, Даша встала перед ним и заглянула в глаза. Глеб утвердительно прикрыл веки. Даша опустила взгляд.
   — С тобой графиня поговорить хочет.
   Глеб повесил на крючок куртку.
   — О чем?
   — Угадай с трех попыток.
   — Угадал. Помощь ее мне не нужна.
   — Скажи ей об этом сам.
   — Ладно, сейчас я к ней загляну. Но прежде, — Глеб зашел на кухню и взял телефон, — дай-ка мне номер автора брошюры.
   Даша в тревоге к нему прижалась.
   — Уже?
   — А чего тянуть? — Глеб потерся носом о ее нос. Даша протянула ему клочок бумаги.
   — Тогда вперед.
   Глеб набрал записанный на бумажке номер. Трубку долго не снимали, затем отозвался хрипящий мужской голос:
   — Сидоров у телефона.
   — Здравствуйте, — сказал Глеб. — Не вы ли автор “Легенды о Мангустах и Змеях”?
   После длительного молчания Сидоров прокашлялся.
   — Ну я. И что отсюда следует?
   — Не могли бы мы с вами встретиться и обсудить кое-какие неточности в вашем тексте? — предложил Глеб.
   — За каким хреном? — Сидоров, похоже, был пьян в дымину.
   Глеб старался сохранить хладнокровие.
   — У вас там ошибка в третьей заповеди.
   — Знаю. Ну и что? — с вызовом произнес пьянчужка. Хладнокровие сохранить не удалось.
   — Слушай сюда, кретин! — заорал Глеб. — Я Мангуст и хочу говорить с твоими хозяевами. Если ты сию минуту с ними не свяжешься, они сами отвинтят тебе яйца и повесят на Останкинскую башню! Усёк, дубина?! Я перезвоню через час!
   Глеб в сердцах шмякнул телефон на стол. Взглянув друг на друга, они с Дашей рассмеялись.
   — Обалдеть! — проговорила Даша. — Даже приказы Дьявола выполняются у нас через пень-колоду!
   Глеб вздохнул:
   — На том стоим. Ладно, схожу пока к графине. Жаль ее огорчать, но рисковать ее жизнью я не собираюсь.
   Глеб направился к шкафу, однако не дошел: на кухонном столе зазвонил телефон. Даша взяла его и сказала “алло”. Глеб вернулся на кухню.
   — Да, это я, — удивленно проговорила Даша. — Простите, с кем имею честь?.. Вот как? Мне очень лестно… — С Дашиного лица медленно сходила краска. — Да, он дома. Пожалуйста.
   Глеб взял трубку из ее вздрагивающей руки и, приложив к уху, обнял Дашу за плечи.
   — Глеб Михайлович? — проговорил из трубки приятный баритон. — Только что вы звонили Сидорову. Позвольте за него извиниться: остатки своих мозгов он давно пропил.
   — Поэтому вы его и наняли? — предположил Глеб. Баритон хохотнул:
   — Зато теперь никому его не жалко. Догадываетесь, кто я?
   — Дон Хуан Родригес, президент Международного фонда. Я узнал вас, несмотря на то что вы говорите сейчас по-русски. Предлагаю перейти прямо к делу.
   — Ах, лорд Грин! Как вы торопитесь! Впопыхах даже забыли упомянуть, что распознали во мне так называемого Змея.
   — Зачем, дон Хуан? Мы оба об этом знаем — этого достаточно.
   — И вы не поинтересуетесь, как я вас вычислил? — усмехнулся Родригес. — Думаете, я не догадался, под чьей режиссурой Даша Лосева столь блистательно выступила у вас в школе и в отеле “Метрополь”? Снимаю шляпу. Но дяде вашей красотки в самое ближайшее время придется заняться ее воспитанием…
   — Дяди ее нет в живых, — перебил Глеб. — Час назад он сдох в шкуре кабана. Ближе к делу, Змей.
   Даша прижалась к плечу Глеба.
   Родригес примолк, переваривая неприятную новость, затем с угрозой произнес:
   — О'кей, Мангуст, к делу так к делу. Судя по твоим маневрам, ты хочешь сразиться с верхушкой моей Пирамиды, или, как вы называете ее, Системой. Я прав?
   — Да, — подтвердил Глеб. — Когда и где?
   — Завтра в двенадцать, на даче у твоего приятеля Дмитрия Грачева. Просторы там необъятные и народу вокруг ни души. Запишешь адрес, или что-то не устраивает?
   — Диктуй, — сказал Глеб. — В двенадцать я там буду.
   Родригес хмыкнул:
   — Друзей своих захвати. Эх, погуляем!
   — Не раскатывай губы, Змей. Гулянка не состоится.
   — Ну-ну, Мангуст! Ты это не обдумал! В данной ситуации твоим сподвижникам гораздо безопасней быть с тобой рядом. В противном случае, пока ты будешь со мной биться, мои люди выкурят их из любой норы. Твоих друзей мы знаем поименно. Победишь меня — они вольные птицы. Если верх возьму я… подумай сам, куда они денутся? Решение у нас одно: или — или.
   Глеб в смятении посмотрел на Дашу и тут же отвел взгляд.
   — Пожалуй, — буркнул он в трубку. — Говори, куда ехать.
   Родригес продиктовал адрес, затем предложил, перейдя на испанский:
   — Почему бы нам не сразиться один на один, сэр Майкл? К чему напрасные жертвы?
   — Дон Хуан, я готов прослезиться, — по-испански ответил Глеб.
   — То есть вы отказываетесь, мистер Мангуст?
   — Я не верю вашему слову, сеньор Змей. Но я согласен.
   — Вот и отлично! — Родригес вновь перешел на русский. — Мы с тобой сшибемся, а наши дамы за нас поболеют. Кто победит, получит весь гарем, — испанец хохотнул, — и Дашу Лосеву в придачу. Поди плохо?
   Глеб вздохнул.
   — Змеев губит непомерный аппетит. До завтра, болтун.
   — Э-э, погоди! — остановил его испанец. — Тебе, случаем, не известно, куда подевался этот недоносок Мак-Грегор? Его будто корова языком слизнула.
   — Да ну? — усмехнулся Глеб. — Эка жалость!
   Родригес процедил сквозь зубы:
   — Думаю, ты вряд ли стал бы его прятать. Все равно ведь я его потом разыщу.
   — Для тебя никакого “потом” не будет, — пообещал Глеб. — До завтра, сладкоречивый.
   Положив телефон на холодильник, он чмокнул Дашу в нос и направился к шкафу.
   — Почему ты не сказал ему, что знаешь, что он не Змей? — спросила Даша.
   Глеб обернулся:
   — Зачем? Пусть Змея до последнего момента думает, что не раскрыта. Хоть не сбежит.
   — По-твоему, она завтра явится?
   — Уверен. — Глеб открыл дверцу шкафа. — Они навалятся на меня скопом.
   Сверкнув глазами, Даша вздернула подбородок.
   — Я еду с тобой! Мы все едем с тобой!
   Поставив ногу в шкаф, Глеб кивнул:
   — Да, родная.
   Дашины брови от удивления взлетели вверх.
   — Ты согласен? И даже не вредничаешь?
   Глеб грустно улыбнулся:
   — Родригес почти убедил меня, что это правильное решение.
   Даша просияла.
   — Тогда я звоню ребятам и договариваюсь, ладно?
   — Да, мы выезжаем в десять утра, — сказал Глеб и скрылся в шкафу.
   Даша немедленно позвонила Стасу.
   — В десять утра выезжаем, — выпалила она.
   — Нет проблем, — отозвался рыжий. — За Ильей и Такэру я заеду. Где встречаемся?
   — У нашего дома.
   — Замётано. Глеб не возникает?
   — Он согласен. Но аппаратура — наш секрет. Кстати, с ней все в порядке?
   — Даш, сколько можно? Я ж сказал: не волнуйся…
   — Ну да, не волнуйся! А подключаться куда?
   Стас глубоко вздохнул.
   — Даш, я не такой тупица, каким кажусь. Усилители я одолжил вместе с “фольксвагеном”, в нем генератор. Час назад мы с Такэру все проверили, и он присобачил там какую-то японскую хреновину… Короче, звучок получился такой, что жильцы милицию вызвали. Ей-богу, Даш… не дергайся: все будет тип-топ. Лишь бы это вообще сработало.
   Даша сглотнула ком в горле.
   — Рыжуха, я тебя целую. До завтра.
   Она дала отбой и, отложив телефон, принялась в задумчивости мерить шагами кухню. И по всем направлениям, как ни крути, у нее получалось два с половиной шага.
 
   Над белым особняком синело небо и светило солнце. Вокруг особняка зеленел газон и пестрели цветочные клумбы. Графиня, одетая в ситцевый сарафан, в гневе сверкала глазами, и сдвинутая набок панама сидела на ней “а-ля чёрт возьми”. Глеб едва сдерживал смех.
   — Можете сердиться, Глеб Михайлович, можете обижаться! Но я высказала вам все, что на душе! — В такт своим словам графиня взмахивала тяпкой. — Лишь из обрывков разговоров ваших друзей я узнала…
   — А вот подслушивать нехорошо, — ввернул Глеб. — Вам это вовсе не к лицу, графиня.
   Щеки Натальи Дмитриевны вспыхнули.
   — Немедленно скажите “ластик”! — потребовала она.
   — Что-о? — расплылся в улыбке Глеб.
   — Это значит, — нахмурила брови графиня, — что вы стираете вашу хамскую реплику о моем подслушивании!
   — Что это значит, я понял, — продолжал улыбаться Глеб. — Но кто научил вас пользоваться ластиком?
   Графиня малость поостыла.
   — Такэру. А что? Очень милый, воспитанный юноша…
   — Ластик, Наталья Дмитриевна! — Глеб приложил руку к сердцу.
   Рукояткой тяпки графиня поправила на голове панаму.
   — Все равно мириться с вами я не собираюсь! — заявила она решительно. — Вам грозит опасность…
   — Ничего мне не грозит.
   — Тем более, голубчик! Дайте мне в этом удостовериться — и мы поедем чаи распивать! А, Глеб Михайлович?! Что вы на это возразите?! В том-то и дело, что возразить вам нечего! А по-моему, голубчик, если вы отказываетесь от моей помощи, значит, другом своим меня не считаете! А если я вам не друг, то я немедленно съезжаю с этой галактики и отправляюсь к себе в Мытищи!.. В чем дело?! Что я сказала смешного?! Если вы не прекратите скалить зубы…
   Глеб расхохотался.
   — Всё, графиня, сдаюсь! — Он поднял руки вверх. — На всё согласен, только не съезжайте с этой галактики. Вам никогда, Наталья Дмитриевна… слышите, никогда не удастся со мной поссориться.
   Графиня взглянула на него недоверчиво:
   — Что значит сдаетесь? Что значит на всё согласны?
   Отсмеявшись, Глеб вздохнул:
   — Я принимаю вашу помощь. Завтра у нас битва с организованной нечистью. Выезжаем в десять утра.
   Опустив на траву тяпку, графиня подошла к нему и троекратно расцеловала.
   — Вот это правильно. Вот это по-нашему. Давно бы так.
   — Прямо как дети малые, — проворчал Глеб, — что вы, что Дашка. Будто на пикник собираетесь.
   Сдвинув панаму на затылок, графиня усмехнулась:
   — Дурак.
   Брови Глеба поползли вверх.
   — А этому кто вас научил?
   — Это слово, Глеб Михайлович, я с молоком матери всосала. И смею вам заметить, иной раз оно… метко вас характеризует.
   — Вам виднее, — улыбнулся Глеб. — Ладно, графиня, пойду.
   Наталья Дмитриевна его перекрестила.
   — С Богом, друг мой. До завтра.
   Сопровождаемый птичьим щебетом, Глеб пересек цветущий луг, вошел в темнеющую в холме пещерку и, миновав шкаф с Дашиными платьями, очутился в своей квартире.
   Даша говорила с кем-то по телефону.
   — А вот и он, — сообщила она при виде Глеба и, передавая ему трубку, шепнула: — Второй раз звонит.
   Из трубки донесся вкрадчивый голос Доки.
   — Привет, Француз! Как жизнь молодая?
   — Игнат? — удивился Глеб. — Чем обязан?
   — Слыхал я, ты на дачу к Митьке Грачу собираешься.
   Прижав ухо к трубке, Даша слушала разговор. Она бросила на Глеба изумленный взгляд.
   — А ты откуда знаешь? — еще более изумился Глеб.
   — Сорока на хвосте принесла. У меня к тебе просьбочка, Француз…
   — Игнат, говори, откуда знаешь. Иначе кладу трубку.
   — Да ладно, велика хитрость. У моей братвы в его братве агентура имеется. Можно сказать, родня. Ну и стукнули мне, что завтра у вас там разборка намечается. Правда это?
   — Допустим, — осторожно ответил Глеб.
   — Француз, просьба к тебе нижайшая: оставь Грача мне.
   Глеб и Даша переглянулись.
   — То есть? — уточнил Глеб.
   — Ну, бей-круши там кого хошь. А доберешься до Грача… Я с пацанами моими рядом буду. Подай только весточку, и мы из-под земли появимся. Уж я его приласкаю.
   Глеб озадаченно потер переносицу.
   — Хочешь Грача прямо на блюде получить?
   Дока смутился.
   — Брось, Француз. Если какая помощь нужна — только скажи: я твой должник.
   — Спасибо, сам управлюсь. Это я так. В принципе, Игнат, предложение твое очень меня устраивает: пачкаться о Грача неохота. Загвоздка лишь в том, как я подам тебе весточку. Боюсь, в горячке будет не до тебя.
   — Не проблема, — обрадовался Дока. — Я с тобой Васю отправлю. Он сам, когда надо, меня разыщет.
   — Ага, только Васи мне не хватало! Там, к твоему сведению…
   — Брось, Француз! Вася не помешает!
   — При чем тут помешает, не помешает? Там опасно будет. Игнат, ты что, не врубаешься?
   — Врубаюсь. Он сам напросился.
   Глеб с раздражением осведомился:
   — Что значит напросился?
   — То и значит, — вздохнул Дока. — Помочь тебе рвется.
   Глеб покосился на Дашу. Даша пожала плечами.
   — Помощников у меня развелось, — проворчал Глеб, — не знаю, куда спрятаться. Одним Васей больше, одним меньше…
   — Француз, ты человек! На развалюхе своей поедешь?
   — Да. А что?
   — Ничего, просто ее ни с чем не спутаешь. Мы будем ждать тебя на дороге. Там поворот один есть — его никак не минуешь. Вася пересядет к тебе.
   Глеб усмехнулся:
   — Передай ему, пусть клюшку хоккейную захватит. Без нее нам кранты.
   — Не гневи Бога, Француз, — с неожиданным достоинством ответил Дока. — Иной раз и клюшка решает дело.
   Из трубки послышались гудки.
   Глеб положил телефон на холодильник. Ветер за окном трепал верхушки деревьев, и косой дождик стучал в стекло. Глеб и Даша взглянули друг другу в глаза.
   — Итак? — вздохнула Даша.
   — Итак, — улыбнулся Глеб.
   — Завтра великий день, — сказала Даша.
   — Величайший, — согласился Глеб.
   — Я не про битву со Змеем… то есть со Змеей.
   — Представь, я тоже.
   Дашины глаза заблестели.
   — И что же ты имеешь в виду?
   Глеб смотрел на нее, чуть склонив голову набок.
   — То же, что и ты.
   — Ну-ка скажи!
   — Завтра будет три недели, как мы познакомились.
   — Правильно, — вздохнула Даша. — За это время я поняла, что кое-как могу тебя вытерпеть.
   Глеб кивнул:
   — Я тоже сносно к тебе отношусь.
   — Насколько сносно?
   — Настолько, чтобы не замечать твоей стервозности. В ближайшую тысячу лет.
   Дашины глаза наполнились слезами.
   — А вторую тысячу лет? А третью?
   — После второй я, надеюсь, привыкну.
   Они смотрели друг другу в глаза и улыбались сквозь слезы. Две взрослые плаксы.
 
Глава пятая
   Воскресенье выдалось тихим и солнечным. Ровно в десять утра на двух машинах они отъехали от дома Глеба. В “жигуленке”, мчащемся впереди, кроме законного владельца, находились Даша и графиня. В следовавшем сзади белом “фольксвагене” разместились Стас (за рулем), Илья (рядом) и Такэру (с колонками стереосистемы). Перед выездом Глеб, увидев Стаса за рулем “фольксвагена”, полюбопытствовал, куда подевалась его “тойота”. Переглянувшись с Дашей, рыжий ответил, что у “тойоты” забарахлил мотор, а эту рабочую колымагу он одолжил на денек у приятеля. В общих чертах, кстати, это соответствовало действительности. Даша тут же заторопилась, засуетилась и принялась всех подгонять. Глеб, разумеется, мигом засек ее со Стасом переглядки, однако вникать не стал: не до того было. И вот теперь Такэру, пристроившись в кузове возле аппаратуры, можно сказать, сдувал с нее пылинки.
   — А мы эту технику не раздолбаем? — обеспокоился Илья. — По нашим-то дорогам.
   Стас хмуро на него покосился:
   — Не должны. Иначе мне башку снесут.
   Такэру улыбался, обнимая усилители, как наседка цыплят.
   Все трое — даже Илья — были в джинсах, куртках и в спортивной обуви. На запястьях у всех троих поблескивали часы, подаренные Глебом.
   Глеб и Даша, разумеется, одеты были точно так же: в джинсы и куртки. Лишь графиня выбивалась из ансамбля. Она облачилась в строгое коричневое платье, поверх которого надела короткий кроличий тулуп. Наталья Дмитриевна тщательно уложила волосы, и лицо ее было светлым и торжественным.
   Сидя рядом с Глебом, Даша крепко держала его за руку.
   — Инструктаж будет? — спросила она бодрым голосом.
   Притормозив у светофора, Глеб усмехнулся:
   — Кто б меня самого проинструктировал! Просто держитесь кучей, не отходите друг от друга. На меня не обращайте внимания, что бы ни происходило.
   — Глеб Михайлович, что вы такое говорите? — возмутилась графиня. — Как это не обращать на вас внимания? Мы же не сторонние наблюдатели.
   Обернувшись к ней, Даша мягко произнесла:
   — Это необходимо, Наталья Дмитриевна. Глеб должен видеть, что с нами все в порядке, и не рассеивать свое внимание. Для начала мы обязаны позаботиться хотя бы о самих себе, а дальше… Посмотрим, как будут развиваться события.
   Глеб благодарно сжал ей руку.
   Глядя на мотающийся перед ней “конский хвост”, графиня вздохнула.
   — Дашенька, вы умница, держите меня в узде. Я такая темпераментная баба… Порой я просто за себя не ручаюсь.
   Глеб улыбнулся ей через зеркальце.
   — Вы наше секретное оружие, графиня.
   — Смертельное притом, — добавила Даша.
   — Вам бы только издеваться, — проговорила Наталья Дмитриевна, оглядываясь назад. — А друзья наши не отстанут?
   Даша тоже оглянулась и вопросительно посмотрела на Глеба.
   — Не отстанут, — ответил Глеб. — Они у меня на поводке.
   Графиня, похоже, собралась поинтересоваться, что значит “на поводке”, но вместо этого спросила:
   — В каком направлении мы едем?
   — В киевском, Наталья Дмитриевна, — улыбнулся Глеб.
   Удовлетворенно кивнув, графиня вновь посмотрела в заднее стекло. Белый “фольксваген”, ведомый Стасом, следовал за ними метрах в двадцати. Графиня с облегчением откинулась на спинку сиденья.
   В киевском направлении они мчались часа полтора. Митька Грач, видать, не случайно выбрал место для дачи поглуше и подальше от столицы. Вспомнив указания Родригеса, Глеб у заросшего камышом болотца свернул на проселочную дорогу, которая по качеству покрытия не уступала Киевскому шоссе. Доехав до развилки, Глеб свернул налево. Белый “фольксваген” неотступно следовал по пятам. Через два-три километра, миновав дубовую рощу, они свернули направо и заметили у обочины бордовый “вольво”. Глеб притормозил. Вслед за ним притормозил и “фольксваген” Стаса.
   Глеб вышел из машины. Из бордового “вольво” ему навстречу вышли Игнат Дока и Вася. Внутри “вольво”, за рулем, оставался некто в камуфляжной форме. Игнат и Вася были в костюмах “адидас”, у обоих — грудь нараспашку. Плутоватые глазки Доки пытались разглядеть, кто сидит у Глеба в машине.
   — Привет, Француз! — вскинул руку Папаня.
   — Добрый день, — сказал Вася, и в его устах это прозвучало столь необычно, как соловьиная трель в клюве дятла.
   — Здорово, — ответил Глеб и обратился к златозубому: — Ищешь приключений на свою задницу?
   — Ну, — кивнул Вася.
   — Без понтов? — уточнил Глеб.
   Вася сверкнул золотой своей улыбкой.
   — Ладно, хорош прикалываться! Погнали, что ли?
   — Ну, — кивнул Глеб.
   — Ты, блин, юморист, — проворчал Вася, топая следом за ним к “жигуленку”.
   Игнат прокричал ему в спину:
   — Смотри там, не облажайся!
   — Отвали, заманал уже! — откликнулся Вася, плюхаясь рядом с графиней.
   “Жигуленок” рванул с места, а за ним — белый “фольксваген”. Вскоре обе машины исчезли за горбом дороги.
   Дока неторопливо подошел к Васиному “вольво” и уселся рядом с пузатым водителем в камуфляже.
   — Чё-то я не просёк, Папань, — пробасил пузан. — Он чё, такими силами с Грачем воевать собрался?
   Дока задумчиво ерошил жиденькую свою шевелюру.
   — Значит, кто у нас там? Сивый — пятнадцать быков, Трехпалый — восемнадцать, Жора — двадцать три, правильно?
   Пузан в камуфляже кивнул:
   — Очко в очко.
   — Жмых и Баксин — сорок семь, так? — продолжил свой реестр Дока. — Веня — ровно дюжина…
   — Веня пока не прибыл, — уточнил пузан. — В пути еще.
   Дока воззрился на него в недоумении:
   — Какого хера?
   Пузан раскатисто хохотнул:
   — Стволы на базе позабыли. Возвращаться пришлось.
   Игнат усмехнулся:
   — Во народ! Хотя, насколько я знаю Француза, стволы там уже не понадобятся.
   Пузан в камуфляже из уважения промолчал. Но во взгляде его читалось недоверие.
 
   В “жигуленке” Вася вежливо со всеми поздоровался. Даша обернулась и вежливо ему ответила. Глянув на нее, Вася обомлел. С этого момента он, точно под гипнозом, смотрел лишь на ее покачивающийся “конский хвост”. Графиню его реакция позабавила, но она деликатно спрятала улыбку. Глеб заметил все это в зеркальце, но ему было не до забав: дело, можно сказать, близилось к развязке.
   Дача Дмитрия Грачева, как водится, скрывалась за высоченным забором и гектары занимала неоглядные. При виде этих хором и территорий сразу же становилось ясно, что хозяин их — большая шишка, а покровители его — шишки выше некуда. Неподалеку от ворот и вдоль забора пестрело множество припаркованных иномарок. А когда ворота бесшумно открылись, пропуская “жигуленок” с “фольксвагеном”, выяснилось, что и внутри, на заасфальтированной стоянке, машин хоть отбавляй.
   Особняк был четырехэтажный. Земельные угодья Грача захватывали изрядный кусок леса, перед которым расстилался газон площадью примерно в два с половиной футбольных поля. И сейчас, во второй половине марта, трава только начинала еще зеленеть. А на краю газона, у лесной опушки, возвышалось странное сооружение в форме усеченного конуса. По окружности этого конуса, снизу доверху в порядке уменьшения, располагались пять рядов скамеек, на которые можно было взобраться по специально приспособленным лесенкам. Перехватив напряженный взгляд Глеба, Даша тихо спросила:
   — Что это?
   — Каркас Пирамиды Змея, — ответил Глеб. — На первой скамье вдоль окружности встанут тридцать два человека: второе кольцо Змея. На второй скамье повыше встанут шестнадцать — первое кольцо. Затем, соответственно, восемь — “хребет Змея”, четыре “клыка” и два “глаза Змея”. А на верхней площадке встанет Сам. Вернее, Сама в нашем случае.
   — Он ведь предлагал один на один, — подавленно произнесла Даша.
   Глеб усмехнулся:
   — Это он так, для поддержания разговора.
   Сидя в “жигуленке”, они ожидали приближающегося к ним Родригеса. Графиня и Вася молча озирались по сторонам. Стас, Илья и Такэру, дублируя действия Глеба, также не выходили из “фольксвагена”. Десятка два мордоворотов Грача слонялись поблизости, следуя, очевидно, указаниям в контакт не вступать: они лишь отворили ворота и впустили дорогих гостей.
   Родригес в красном пиджаке и в белой сорочке с бабочкой лучезарно улыбался. Его седеющие волосы серебрились на солнце. Подойдя к “жигуленку”, он сделал приглашающий жест: вылезайте, мол, чего сидеть?
   — Зовут к столу, — сказал Глеб и вышел из машины.
   За ним вышли Даша, Вася и графиня. Такэру, Илья и Стас также покинули “фольксваген”. Все они молча сгрудились за спиной Глеба.
   — Не представите ли меня дамам? — проговорил Родригес, с восхищением глядя на Дашу.
   — Нет смысла, — ответил Глеб. — Знакомство будет мимолетным.
   — Как знать, как знать, — многозначительно усмехнулся испанец, раздевая Дашу глазами. Он галантно поклонился графине. — Дон Хуан Родригес. Рад вашему визиту, Наталья Дмитриевна.
   — Вы меня знаете? — удивилась графиня.
   — Кто же не знает графиню Салтыкову? Позвольте принести вам глубочайшие извинения за хамскую агрессивность, которую позволили себе мои люди в отношении вас. Я был в отъезде и… Надеюсь, я как-то сумею загладить их вину.
   Графиня растаяла. В свои сто четырнадцать лет она представить себе не могла, что такой джентльмен способен на нехорошие поступки.
   — Я тоже на это надеюсь, сеньор Родригес, — ответила она с достоинством.
   Родригес вновь поклонился и перевел взгляд на Дашу.
   — Так вот вы какая, Дарья Николаевна! — Он поцеловал ей руку, слегка задержав ее в своей ладони. — А я, знаете ли, тот самый Родригес. Для кого-то я, может, и Змей, но для вас — просто Хуан.