Страница:
Беспредел!
Брюнет посмотрел на свой пустой бокал и добавил еще вина из пузатого глиняного кувшина.
– И это еще не все, – вздохнув, произнес он. – В подъезде одного из домов мы обнаружили одного убитого и двух раненых. Один попытался оказать сопротивление с помощью нелегального карабина, но опера не разобрались и нашпиговали его свинцом под завязку. Второго мы смогли залатать, несмотря на потерю крови. Он нам и признался, что нанял этих двоих для захвата какого-то человека. Вроде как бывшего работника спецслужб. И этот бывший оказался одним из тех, кто ушел от Марка и киберполиции на том самом «мерее»… А ты знаешь, кем оказался человек, который был у нас в руках? Не поверишь – бывший начальник Московского управления по борьбе с организованной преступностью Родион Волков. Шесть лет назад уволился из органов в звании подполковника, три года проработал в клубе «Правь-Сатори» старшим инструктором рукопашного боя. По нашей информации, он был некоторое время связан с чеченской диаспорой в Москве. Кстати, сам клуб есть не что иное, как кузница кадров для бандитских бригад – Да, занятный винегрет получается, – на удивление спокойно произнес человек в коляске. – Почему, кстати, ты сказал, что Волков был у вас в руках?
Его собеседник потупился.
– Он бежал из госпиталя, в котором его.., лечили, – произнес брюнет. – Я сам еще не знаю деталей. Мне всего лишь два часа назад позвонили на мобильник, перед самой встречей с тобой, и сообщили об этом.
Человек в коляске усмехнулся, но ничего не сказал.
Приободренный его молчанием, брюнет сделал несколько глотков вина и продолжил как ни в чем не бывало:
– А на десерт послушай вот что: исчез один из лучших сотрудников отдела Ерема Крымов. В последний раз, кстати, его видели вместе с Марком в здании центра. Ни на какие мысли не…
Но человек в коляске не дал ему закончить фразу, спросив вдруг резко и без обиняков:
– Зачем ты приехал сюда, Олег?
Уставившись на бокал в своих руках, брюнет некоторое время молчал. Его собеседник терпеливо ждал, устало прикрыв глаза и подставив обтянутое пергаментной кожей лицо первым лучам восходящего солнца.
– Я хочу просить у тебя разрешения начать внутреннее расследование, – наконец проговорил брюнет.
Было видно, что каждое слово дается ему с трудом, словно камень, который приходится из последних сил втаскивать в гору.
– Против моего сына? – уточнил человек в коляске.
Брюнет закусил губу. Потом одним глотком осушил остававшееся в бокале вино и бросил с вызовом:
– И моего брата, не забывай!.. Или ты думаешь, что такое решение ничего мне не стоило?
Уже тише он добавил:
– Я помню, что ты говорил о чести мундира, когда мы были еще пацанами.. Хорошо помню.
Глаза человека в коляске блеснули.
Возможно, от скупой отцовской слезы. А может, в них просто отразился солнечный луч.
– Это семейное дело, – наконец произнес он. – Постарайся, чтобы результаты твоего расследования не стали оружием в руках наших врагов. Я их достаточно нажил., а по наследству и вам передам немало.
Брюнет кивнул, щелчком пальцев отправил окурок в светло-зеленые волны, плескавшиеся у подножия утеса, и, сощурившись, долго-долго следил за его полетом – Я позвоню в Москву, – произнес человек в коляске. – Тебе никто не станет чинить препятствий. Будь уверен.
– Спасибо, отец, – ответил брюнет. – Сыр был просто превосходен Через пятнадцать минут за мной пришлют катер с Крита, поэтому, если позволишь, я пойду к гавани: отсюда ведь путь неблизкий Человек в коляске едва заметно кивнул.
– Ступай. – произнес он.
И, когда брюнет поднялся, чтобы идти, негромко добавил:
– Рад был тебя повидать, сын.
Время от времени в голове у Марка все еще позванивали тибетские колокольцы, а перед глазами бросались взапуски разноцветные круги фосфорических расцветок. Несмотря на эти «спецэффекты», во второй половине дня, ближе к вечеру, он выбрался-таки из стационарного бокса, где, похоже, находился в гордом одиночестве, и вышел на незастекленную веранду, чтобы подышать свежим воздухом.
Дверь из прозрачного пластика, управляемая фотоэлементом, открылась автоматически при его приближении.
Оказавшись снаружи, он в первые секунды не поверил своим глазам: веранда нависала над самым склоном величественной сопки, у подножия которой, сверкая в косых лучах вечернего солнца, расстилалась ничем не замутненная озерная гладь.
С непривычки даже стало больно глазам. Зажмурившись, Марк сделал несколько шагов вперед и схватился за перила. Некоторое время он так и стоял, щурясь и разглядывая озеро, окруженное сопками, которые поросли вековым лесом. Воздух, холодный и свежий, распирал ему легкие и пьянил почище вина.
Потом на него как-то разом обрушились воспоминания.
Ужасный удар и калейдоскоп из земли и неба на треснувшем экране лобового стекла. Через секунду – яркая-яркая вспышка и темная-темная ночь. Боль…
В кувыркающейся машине тело Марка швыряло в разные стороны, словно тряпичную куклу, его голова колотилась обо все выступающие предметы. К счастью, ремень безопасности выдержал. Помогло и то, что пальцы, сомкнутые на рулевом колесе, так и не разжались. Он вспомнил, словно вырезанный из видеоклипа кадр, как их силой разгибали здоровенные небритые санитары..
От таких воспоминаний его замутило, стало труднее дышать. Ладони вспотели, а пальцы так впились в перила, что побелели костяшки. На мгновение показалось, что сейчас его вырвет прямо вниз, на все эти красоты.
Но почти сразу же тошнота прекратилась.
За его спиной с негромким шорохом растворились двери.
Марк обернулся. Слишком резко – перед глазами расплескался неоновый свет. Зажмурившись, он усилием воли призвал к порядку рвущийся наружу желудок.
– После сотрясения это бывает, – услышал Марк женский голос и, не отпуская перила, открыл глаза. – А после такого, как у вас, головокружение и приступы тошноты будут продолжаться еще минимум недели две. Удивительно уже то, что мы с вами сейчас разговариваем.
– Что-то очень серьезное? – спросил он, с неприкрытым интересом рассматривая нарушившую его одиночество женщину весьма приятной наружности.
Перед ним стояла блондинка, с ногами, едва прикрытыми ослепительно белым медицинским халатом, длина которого наводила на мысль о заграничном порно на околобольничные темы.
Марк готов был поклясться, что, кроме белья и стройного тела, под этим халатом сейчас ничего нет.
– Не буду утомлять вас специальными терминами, – слегка улыбнулась она. – Но больше всего мы опасались, что вы забудете свое имя и предназначение зубной щетки. Или же вас всю оставшуюся жизнь надо будет кормить с ложечки.
Мозг был., м-м… – она задумалась, подыскивая подходящее слово, – не то чтобы поврежден, но… В общем, имелись точечные кровоизлияния. Очень-очень незначительные, но в критически важных областях.
– Суть мне понятна, – осторожно, чтобы не вызвать нового приступа головокружения, кивнул Марк – Но эти страхи уже позади, я надеюсь?
– Да, к счастью, – кивнула женщина и, спохватившись, представилась:
– Я – главный врач этого учреждения, а зовут меня Маргарита.
– Просто Маргарита? – уточнил он – Можно даже Рита, – она улыбнулась и поправила прядь золотистых волос. – Как вам у нас нравится?
Марк и Маргарита, произнес он про себя. Очень романтично.
Интересно, доктор мне разрешил бы сейчас?..
Он хотел было отпустить какой-нибудь банальный комплимент. Но с памятью, видимо, действительно что-то случилось. Ни одно, даже самое затасканное, клише, с помощью которых общаются с девушками завсегдатаи баров, Марку так и не удалось вспомнить.
Неловкую паузу заполнил звонок мобильника.
Извинившись, Маргарита вынула из бокового кармана элегантный телефон в серебристом корпусе и поднесла его к уху.
Поздоровалась, внимательно выслушала собеседника и, улыбнувшись, подала трубку Марку:
– Это вас.
– Меня?!
Взяв телефон, он случайно коснулся ее сухих теплых пальцев с длинными ухоженными ногтями. Маргарита улыбнулась; Марк же ощутил стремительно крепнущую эрекцию.
– Алло, – слегка настороженно произнес он.
– Привет, больной! – это оказался его заместитель капитан Грехов. – Как себя чувствуешь?
– Нормально, Толя, спасибо, – Марк расслабился, услышав знакомый голос. – Как вы там?
– Без тебя – о'кей, – жизнерадостно отозвался Грехов. – В смысле, шутка.
И он развязано расхохотался. Так, что Марк даже поморщился от раздавшегося из трубки громоподобного смеха. Судя по этим звукам, о Грехове можно было составить впечатление как о могучем здоровяке, но на самом деле он был весьма субтильным типом. Откуда только, интересно, брались в его узкой груди такие раскаты?
– Если серьезно, Марк, то мы вычислили-таки, куда ведут следы этой замечательной гоп-компании, от которой ты пострадал пару недель назад, – отсмеявшись над своей убогой шуткой, продолжил его заместитель. – Ты не поверишь, но ребята связаны с одним из православных монастырей в Подмосковье. Сейчас, судя по всему, они находятся там. Я, собственно, и звоню тебе по этому поводу: предпринимать нам какие-нибудь меры до твоего возвращения или повременить?
– А девчонка с ними есть? – не выдержав, спросил Марк.
И тут же пожалел об этом: не стоило привлекать к себе излишнее внимание своих же сотрудников такими вопросами.
– Девчонка? – ему показалось, что он видит, как Грехов морщит высокий лоб. – Нет, не было… Да мы еще и не уточняли состав этой группы. Это же надо своего человека в монастырь направлять, согласовывать с руководством… Я же говорю, звоню тебе как раз по этому поводу, – еще раз повторил он. – Руководство у нас ты.
– Спасибо, что напомнил, – усмехнулся Марк. – Нет, Толя, пока что сидите тихо. Я приеду – тогда и начнем, – и добавил на всякий случай:
– Это приказ.
– Понял, – ответил Грехов. – Тогда все. Скорейшего тебе выздоровления. И возвращения в строй.
– Спасибо. Тут у меня такая замечательная компания, что в строй как-то не хочется, – и он бросил выразительный взгляд на Маргариту. – Все, Толя, пока.
Выключив телефон, он вернул его женщине, терпеливо дожидавшейся окончания их беседы. А когда их пальцы снова соприкоснулись, сжал ее запястье и потянул на себя.
Она не сопротивлялась.
Мобильник упал на пол веранды, застеленный мягким ковром. Через мгновение, срывая друг с друга одежду, на этот же ковер опустились Марк и Маргарита…
Внезапно вспомнилась та ночь в «Титанике». Она промелькнула перед его внутренним взором, словно короткометражный фильм в ускоренном режиме воспроизведения. Марк ощутил чувство отвращения к самому себе. Никогда раньше он не испытывал такого.
Точечные кровоизлияния – так, кажется, она сказала?..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Брюнет посмотрел на свой пустой бокал и добавил еще вина из пузатого глиняного кувшина.
– И это еще не все, – вздохнув, произнес он. – В подъезде одного из домов мы обнаружили одного убитого и двух раненых. Один попытался оказать сопротивление с помощью нелегального карабина, но опера не разобрались и нашпиговали его свинцом под завязку. Второго мы смогли залатать, несмотря на потерю крови. Он нам и признался, что нанял этих двоих для захвата какого-то человека. Вроде как бывшего работника спецслужб. И этот бывший оказался одним из тех, кто ушел от Марка и киберполиции на том самом «мерее»… А ты знаешь, кем оказался человек, который был у нас в руках? Не поверишь – бывший начальник Московского управления по борьбе с организованной преступностью Родион Волков. Шесть лет назад уволился из органов в звании подполковника, три года проработал в клубе «Правь-Сатори» старшим инструктором рукопашного боя. По нашей информации, он был некоторое время связан с чеченской диаспорой в Москве. Кстати, сам клуб есть не что иное, как кузница кадров для бандитских бригад – Да, занятный винегрет получается, – на удивление спокойно произнес человек в коляске. – Почему, кстати, ты сказал, что Волков был у вас в руках?
Его собеседник потупился.
– Он бежал из госпиталя, в котором его.., лечили, – произнес брюнет. – Я сам еще не знаю деталей. Мне всего лишь два часа назад позвонили на мобильник, перед самой встречей с тобой, и сообщили об этом.
Человек в коляске усмехнулся, но ничего не сказал.
Приободренный его молчанием, брюнет сделал несколько глотков вина и продолжил как ни в чем не бывало:
– А на десерт послушай вот что: исчез один из лучших сотрудников отдела Ерема Крымов. В последний раз, кстати, его видели вместе с Марком в здании центра. Ни на какие мысли не…
Но человек в коляске не дал ему закончить фразу, спросив вдруг резко и без обиняков:
– Зачем ты приехал сюда, Олег?
Уставившись на бокал в своих руках, брюнет некоторое время молчал. Его собеседник терпеливо ждал, устало прикрыв глаза и подставив обтянутое пергаментной кожей лицо первым лучам восходящего солнца.
– Я хочу просить у тебя разрешения начать внутреннее расследование, – наконец проговорил брюнет.
Было видно, что каждое слово дается ему с трудом, словно камень, который приходится из последних сил втаскивать в гору.
– Против моего сына? – уточнил человек в коляске.
Брюнет закусил губу. Потом одним глотком осушил остававшееся в бокале вино и бросил с вызовом:
– И моего брата, не забывай!.. Или ты думаешь, что такое решение ничего мне не стоило?
Уже тише он добавил:
– Я помню, что ты говорил о чести мундира, когда мы были еще пацанами.. Хорошо помню.
Глаза человека в коляске блеснули.
Возможно, от скупой отцовской слезы. А может, в них просто отразился солнечный луч.
– Это семейное дело, – наконец произнес он. – Постарайся, чтобы результаты твоего расследования не стали оружием в руках наших врагов. Я их достаточно нажил., а по наследству и вам передам немало.
Брюнет кивнул, щелчком пальцев отправил окурок в светло-зеленые волны, плескавшиеся у подножия утеса, и, сощурившись, долго-долго следил за его полетом – Я позвоню в Москву, – произнес человек в коляске. – Тебе никто не станет чинить препятствий. Будь уверен.
– Спасибо, отец, – ответил брюнет. – Сыр был просто превосходен Через пятнадцать минут за мной пришлют катер с Крита, поэтому, если позволишь, я пойду к гавани: отсюда ведь путь неблизкий Человек в коляске едва заметно кивнул.
– Ступай. – произнес он.
И, когда брюнет поднялся, чтобы идти, негромко добавил:
– Рад был тебя повидать, сын.
* * *
…Десять дней его пичкали регенераторами, стимуляторами и нутрицевтиками с такими названиями, каких не встретишь в аптеках. К концу второй недели в палату к Марку пришел его лечащий доктор, низенький розовощекий толстяк, посмотрел данные общефизического мониторинга, пощупал ногу и предплечье, удовлетворенно хмыкнул и разрешил ему встать.Время от времени в голове у Марка все еще позванивали тибетские колокольцы, а перед глазами бросались взапуски разноцветные круги фосфорических расцветок. Несмотря на эти «спецэффекты», во второй половине дня, ближе к вечеру, он выбрался-таки из стационарного бокса, где, похоже, находился в гордом одиночестве, и вышел на незастекленную веранду, чтобы подышать свежим воздухом.
Дверь из прозрачного пластика, управляемая фотоэлементом, открылась автоматически при его приближении.
Оказавшись снаружи, он в первые секунды не поверил своим глазам: веранда нависала над самым склоном величественной сопки, у подножия которой, сверкая в косых лучах вечернего солнца, расстилалась ничем не замутненная озерная гладь.
С непривычки даже стало больно глазам. Зажмурившись, Марк сделал несколько шагов вперед и схватился за перила. Некоторое время он так и стоял, щурясь и разглядывая озеро, окруженное сопками, которые поросли вековым лесом. Воздух, холодный и свежий, распирал ему легкие и пьянил почище вина.
Потом на него как-то разом обрушились воспоминания.
Ужасный удар и калейдоскоп из земли и неба на треснувшем экране лобового стекла. Через секунду – яркая-яркая вспышка и темная-темная ночь. Боль…
В кувыркающейся машине тело Марка швыряло в разные стороны, словно тряпичную куклу, его голова колотилась обо все выступающие предметы. К счастью, ремень безопасности выдержал. Помогло и то, что пальцы, сомкнутые на рулевом колесе, так и не разжались. Он вспомнил, словно вырезанный из видеоклипа кадр, как их силой разгибали здоровенные небритые санитары..
От таких воспоминаний его замутило, стало труднее дышать. Ладони вспотели, а пальцы так впились в перила, что побелели костяшки. На мгновение показалось, что сейчас его вырвет прямо вниз, на все эти красоты.
Но почти сразу же тошнота прекратилась.
За его спиной с негромким шорохом растворились двери.
Марк обернулся. Слишком резко – перед глазами расплескался неоновый свет. Зажмурившись, он усилием воли призвал к порядку рвущийся наружу желудок.
– После сотрясения это бывает, – услышал Марк женский голос и, не отпуская перила, открыл глаза. – А после такого, как у вас, головокружение и приступы тошноты будут продолжаться еще минимум недели две. Удивительно уже то, что мы с вами сейчас разговариваем.
– Что-то очень серьезное? – спросил он, с неприкрытым интересом рассматривая нарушившую его одиночество женщину весьма приятной наружности.
Перед ним стояла блондинка, с ногами, едва прикрытыми ослепительно белым медицинским халатом, длина которого наводила на мысль о заграничном порно на околобольничные темы.
Марк готов был поклясться, что, кроме белья и стройного тела, под этим халатом сейчас ничего нет.
– Не буду утомлять вас специальными терминами, – слегка улыбнулась она. – Но больше всего мы опасались, что вы забудете свое имя и предназначение зубной щетки. Или же вас всю оставшуюся жизнь надо будет кормить с ложечки.
Мозг был., м-м… – она задумалась, подыскивая подходящее слово, – не то чтобы поврежден, но… В общем, имелись точечные кровоизлияния. Очень-очень незначительные, но в критически важных областях.
– Суть мне понятна, – осторожно, чтобы не вызвать нового приступа головокружения, кивнул Марк – Но эти страхи уже позади, я надеюсь?
– Да, к счастью, – кивнула женщина и, спохватившись, представилась:
– Я – главный врач этого учреждения, а зовут меня Маргарита.
– Просто Маргарита? – уточнил он – Можно даже Рита, – она улыбнулась и поправила прядь золотистых волос. – Как вам у нас нравится?
Марк и Маргарита, произнес он про себя. Очень романтично.
Интересно, доктор мне разрешил бы сейчас?..
Он хотел было отпустить какой-нибудь банальный комплимент. Но с памятью, видимо, действительно что-то случилось. Ни одно, даже самое затасканное, клише, с помощью которых общаются с девушками завсегдатаи баров, Марку так и не удалось вспомнить.
Неловкую паузу заполнил звонок мобильника.
Извинившись, Маргарита вынула из бокового кармана элегантный телефон в серебристом корпусе и поднесла его к уху.
Поздоровалась, внимательно выслушала собеседника и, улыбнувшись, подала трубку Марку:
– Это вас.
– Меня?!
Взяв телефон, он случайно коснулся ее сухих теплых пальцев с длинными ухоженными ногтями. Маргарита улыбнулась; Марк же ощутил стремительно крепнущую эрекцию.
– Алло, – слегка настороженно произнес он.
– Привет, больной! – это оказался его заместитель капитан Грехов. – Как себя чувствуешь?
– Нормально, Толя, спасибо, – Марк расслабился, услышав знакомый голос. – Как вы там?
– Без тебя – о'кей, – жизнерадостно отозвался Грехов. – В смысле, шутка.
И он развязано расхохотался. Так, что Марк даже поморщился от раздавшегося из трубки громоподобного смеха. Судя по этим звукам, о Грехове можно было составить впечатление как о могучем здоровяке, но на самом деле он был весьма субтильным типом. Откуда только, интересно, брались в его узкой груди такие раскаты?
– Если серьезно, Марк, то мы вычислили-таки, куда ведут следы этой замечательной гоп-компании, от которой ты пострадал пару недель назад, – отсмеявшись над своей убогой шуткой, продолжил его заместитель. – Ты не поверишь, но ребята связаны с одним из православных монастырей в Подмосковье. Сейчас, судя по всему, они находятся там. Я, собственно, и звоню тебе по этому поводу: предпринимать нам какие-нибудь меры до твоего возвращения или повременить?
– А девчонка с ними есть? – не выдержав, спросил Марк.
И тут же пожалел об этом: не стоило привлекать к себе излишнее внимание своих же сотрудников такими вопросами.
– Девчонка? – ему показалось, что он видит, как Грехов морщит высокий лоб. – Нет, не было… Да мы еще и не уточняли состав этой группы. Это же надо своего человека в монастырь направлять, согласовывать с руководством… Я же говорю, звоню тебе как раз по этому поводу, – еще раз повторил он. – Руководство у нас ты.
– Спасибо, что напомнил, – усмехнулся Марк. – Нет, Толя, пока что сидите тихо. Я приеду – тогда и начнем, – и добавил на всякий случай:
– Это приказ.
– Понял, – ответил Грехов. – Тогда все. Скорейшего тебе выздоровления. И возвращения в строй.
– Спасибо. Тут у меня такая замечательная компания, что в строй как-то не хочется, – и он бросил выразительный взгляд на Маргариту. – Все, Толя, пока.
Выключив телефон, он вернул его женщине, терпеливо дожидавшейся окончания их беседы. А когда их пальцы снова соприкоснулись, сжал ее запястье и потянул на себя.
Она не сопротивлялась.
Мобильник упал на пол веранды, застеленный мягким ковром. Через мгновение, срывая друг с друга одежду, на этот же ковер опустились Марк и Маргарита…
Внезапно вспомнилась та ночь в «Титанике». Она промелькнула перед его внутренним взором, словно короткометражный фильм в ускоренном режиме воспроизведения. Марк ощутил чувство отвращения к самому себе. Никогда раньше он не испытывал такого.
Точечные кровоизлияния – так, кажется, она сказала?..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1
Здоровенный детина пошел напролом, замахиваясь двухметровым колом, вытесанным из молодой осины. Панкрат усмехнулся и остался стоять неподвижно Когда казалось, что удар противника вот-вот достигнет цели, он сделал скользящий шаг в сторону, и кол со всего маху врезался в землю, жирные комья которой полетели в собравшихся вокруг зрителей.
– Сначала надо научиться стоять, – прокомментировал ситуацию Панкрат. – Боец, который не суетится, внушает сопернику страх и неуверенность. В результате тот бьет плохо либо не бьет вообще. Верно, брат Глеб?
Вместо ответа здоровяк отшвырнул свою дубину и вновь бросился на него При этом детина широко развел руки, напоминавшие коромысло, и явно намеревался сграбастать Панкрата в свои железные объятия.
На этот раз тот не собирался уклоняться.
Глеб уже практически сцепил руки в замок на спине противника, как тот присел, уходя в поперечный шпагат, и коротко, почти без замаха ткнул его кулаком в пах. Детина взвыл от боли и неожиданности, его руки повисли вдоль тела, а сам он, сделав несколько шагов назад, шлепнулся на «пятую точку» А поскольку весу в нем было не меньше семи пудов, земля под ногами Панкрата вздрогнула.
– Захват хорош только после хорошего удара, – пояснил он зрителям – Ваш соперник не собирается с вами бороться – если, конечно, он не дурак. И не медведь, к примеру Его главная задача – ударить и отступить, чтобы самому не попасть под ответный удар или контратаку. А вот если вам удалось достать его тычком или хуком, тогда лишь есть смысл развить успех захватом. Желательно – удушающим или болевым Еще можно взять на излом… В общем, – закончил он, вытирая со лба выступивший пот, – есть еще очень много хороших способов.
Монахи слушали его внимательно Их было человек двадцать; раздетые до пояса, они стояли по периметру вытоптанного в траве квадрата, ловя каждое слово своего босого наставника, одетого в потертые джинсы и серо-зеленую футболку.
Иноки были самой разной комплекции, но у всех тела одинаково лоснились от пота: только что Панкрат прогнал с ними комплекс из двадцати четырех связок блок-удар, которые они успели изучить еще под руководством Алексея.
Между тем Глеб, постанывая, начал подниматься с земли.
Глаза его все еще смотрели куда-то на кончик носа, а ноги мелко-мелко подрагивали.
– Мог бы и послабше вдарить, – пробурчал он. – Словно молотом по причинному месту приложил.
Панкрат с готовностью кивнул.
– Мог. А мог и вообще не вдарить – просто обозначить, как это в каратэ спортивном делается. Но тогда бы ты так и не узнал, чем тебе этот удар грозит. Больно – значит, правильно.
Теперь в настоящем бою будешь эту боль помнить и делать все, чтобы она не повторилась, – критически посмотрев на монаха, Панкрат подвел итог:
– Давай-ка присядь сотню раз для поддержания штанов – ив баню. Ты уже сегодня не боец.
Тот беспрекословно подчинился и тут же, морщась от боли, начал приседать, уперев руки в бока.
Повернувшись к остальным, Панкрат зычным голосом скомандовал:
– Вокруг монастырской ограды за мной – бегом марш Без команды не останавливаться. Вперед!
И, подавая пример инокам, первым побежал по гравийной дорожке, обходившей монастырские постройки под самой оградой, еще в допетровские времена сложенной из валунов размером в полчеловека.
Глеб остался в одиночестве и, кряхтя, продолжал приседать, считая вслух:
– Пятнадцать.., уф-ф-ф.., шестнадцать.., кх-гм.., уф-ф больно же, в самом деле , сем-м-мнадцать…
Оказалось, что здоровяк, которого можно было представить разве что с кузнечным молотом в руках, неплохо обращался с тоненькими кистями и писал образа, за которыми приезжали не только из Москвы, а, почитай, со всего света.
Панкрат первым делом справился у Алексея о больнице, о которой мимоходом упомянул Кузьма. Монах подтвердил: на территории монастыря действительно располагалась оборудованная по последнему слову медицинской техники больница с диагностическими палатами и многофункциональными операционными. А работали в ней врачи, которые собирались стать монахами. Это, по словам Алексея, было их послушанием.
– А что такое послушание? – спросил Панкрат.
– Это как испытание, проверка, – ответил Алексей. – Кого-то, например, в сиротские приюты отец-настоятель отправляет, за детьми приглядывать. Илья вон образа рисует.
В больнице – тоже послушание. Они ведь там не за деньги работают, а из любви к ближнему, которая есть обратная сторона любви к Господу. А послушанием это называется потому, что человек узнает, насколько он покорен обстоятельствам и таким же, как сам, людям. Сказано ведь: непокорный человеку – непокорный и Богу. Не выдержит кто-нибудь, ослушается, возгордится, осерчает в сердце своем – и все.
Что означает это «все», Алексей так и не уточнил. Панкрат же не стал его расспрашивать: как-то неловко ему было слышать богословский слог из уст бесшабашного Лехи по прозвищу Кришнаит, вместе с которым они выбирались из множества передряг в Чечне.
Да, вздохнул он про себя, неисповедимы пути Господни.
Вечером того же дня Алексея вызвал настоятель. Предстояло каким-то образом объяснить пропажу «мерседеса» и появление в монастыре несовершеннолетней девицы. А также то, чем занимались в столице братья Илья, Феодор и Кузьма, который по возвращении сразу же засел за свой стационарный компьютер и не показывался даже к обеденной трапезе.
– Понимаешь, – ответил он Панкрату на просьбу посмотреть, что за информацию удалось вытащить из «Мнемосины». – Мне еще дня два – если только Господь не смилуется – ломать ту защиту, в которую этот файл ихние спецы завернули. Я по атрибутам его опознал, а прочесть пока что не могу. У них в сети алгоритм специальный автоматически выполняется, а у меня его нет. Можно было, конечно, подольше порыться, но тогда они нас точно за горячим бы заспели. Сечешь?
– Ни бум-бум я в твоей электронике, – вздохнул Панкрат. – Ладно, ковыряйся. Но как только получится – сразу…
– Понял-понял, – поспешил заверить его Кузьма. – Среди ночи разбужу, будь уверен. Главное – чтобы настоятель епитимью не наложил на недельку.
– Ты по-человечески говори, – нахмурился Панкрат. – Уж больно это слово на эпидемию похоже.
– Наказание такое, – усмехнулся хакер. – Типа как гауптвахта за самоволку.
– Теперь ясно, – нахмурился Панкрат. – Слушай, Кузьма, нельзя тебе епитимью. Я не знаю, на что именно способен человек, информацию о котором мы искали, но уверен, что на многое. Тут время терять нельзя. Ты уж настоятелю объясни.
– Алексей объяснит, – произнес Кузьма. – Если послушает его отец, тогда все обойдется. А если нет…
– Тогда я сам с ним поговорю, – твердо проговорил Панкрат.
Хакер как-то странно на него посмотрел и, слабо улыбнувшись, кивнул.
В тот вечер Алексей пришел в каморку, где расположились Панкрат и Люся, с лицом чернее тучи.
– Что случилось? – стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, спросил Панкрат. – Епитимью наложили?
Монах метнул на него быстрый взгляд, вздохнул.
– Да нет, – было видно, что вариант с епитимьей устраивал его намного больше. – Послушание отец настоятель подобрал нехилое.
Панкрат вопросительно изогнул бровь.
– В смысле?
– На Валаам ехать, – ответил Алексей. – Там месяц служить молебны и каяться… Эх, попутал меня лукавый этот «мерседес» из стойла выгнать! – в сердцах вдруг вырвалось у него.
У Панкрата от удивления вытянулось лицо. Не выдержав, он через секунду расхохотался. Люся, которая лежала в своем спальнике и уже начинала дремать, испуганно подхватилась и села, переводя с одного на другого непонимающий взгляд.
– В тачке все дело, да?! – Панкрат утер выступившие слезы тыльной стороной ладони. – Вот это номер!
Внезапно посерьезнев, он спросил Алексея:
– Поедешь?
Тот открыл было рот, но так ничего и не ответил. На бесхитростном лице монаха красноречиво отразилась внутренняя борьба, которая в этот момент происходила в его душе.
– Ясно, – резюмировал Панкрат. – Значит, поедешь.
Он сел на свой спальник, расстеленный на дощатом полу.
– Я тут даже табурета не нашел, – произнес извиняющимся тоном. – Уж не обессудь.
– Ничего, на полу посижу, – Алексей вздохнул с каким-то облегчением. – Да, кстати: я тебя настоятелю на свое место сосватал. Ты подмени меня на месяцок, ладно?
Во второй раз за последние пять минут Панкрат ощутил, как у него от удивления вытягивается лицо.
– А меня ты спросил? – довольно резко бросил он. – Может, у меня другие планы?
– Да не кипятись ты, Панкрат, – с философским спокойствием проговорил Алексей. – Хуже все равно не будет. Девчонка твоя, – он кивнул в сторону Люси, которая снова свернулась калачиком в своем спальнике, – отлежится как следует в нашей больнице. Ты говорил, что ей переливание крови нужно. Так наши врачи сделают, без проблем. А ты пока нервишки свои успокоишь, в норму придешь. Моих ребят поднатаскаешь, опять же…
Последнюю фразу он произнес негромким, вкрадчивым голосом, боясь, что Панкрат снова вспылит.
Но тот молчал, всерьез раздумывая над сказанным.
– А что у тебя тут за монастырский спецназ? – наконец нарушил он воцарившуюся в избе тишину. – Ты по телефону как-то обронил, помнишь?
– Спецназ? – усмехнулся Алексей. – Есть тут своя изюминка. Как ты думаешь, почему Патриарх меня благословил на тренерскую деятельность в этих стенах?
Панкрат пожал плечами:
– Наплел небось тут ему с три короба…
Улыбка монаха стала еще шире.
– Ну, это само собой, – протянул он. – А если серьезно, то непростые здесь иноки, Панкрат. Их православная церковь к отправке в сербские земли готовит.
– Да ну? – не поверил услышанному тот. – В качестве кого? Неуловимых православных ниндзя?
Алексей нахмурился, улыбка пропала с его лица.
– Зря ты над этим смеешься, – покачал он головой. – Эти парни будут первыми, кто заложит в Косово новые православные монастыри, церкви и святыни. Они начнут нести слово Божие…
– Завязывай с миссионерством, – скривился Панкрат. – Суть я понял, спасибо. А вот страстные речи твои меня до сих пор в некоторое замешательство вводят. Ты сам-то уверен, что.., веришь?
Он спросил, и тут же пожалел об этом, чувствуя, что такие слова вряд ли понравятся Алексею. К его удивлению, тот не обиделся. Но ответил не сразу.
– Знаешь, – после продолжительного молчания заговорил он, – уже в вопросе твоем – ошибка. Думаешь, все так просто? Шел, упал, очнулся – поверил? И так – на всю оставшуюся жизнь? Да нет, Панкрат… Может, в этом и есть смысл веры, что она неотделима от сомнений? Что не однозначна, как знание? Каждый день, по сути, моя вера подвергается испытаниям, но от этого она только крепче. Понимаешь, о чем я?
– А что будет, когда она не выдержит? Исчерпается, так сказать, запас прочности? – осторожно спросил Панкрат. – Что тогда случится с тобой?
– Неисповедимы пути… – вздохнул Алексей. – Я не собираюсь загадывать так далеко. К тому же Господь заповедал радоваться. Не забывай об этом, когда тебя одолевают мрачные настроения.
Панкрат хмыкнул – порадуешься тут, как же.
– Лады, Леха, – решительно проговорил он. – Дуй на свой Валаам. А я уж тут разберусь как-нибудь. Ты со своими орлами на чем остановился?
Лицо Алексея расплылось в довольной улыбке.
– Знал, что поможешь. Так вот, значит…
Они пробалагурили полночи С тренировочного плана «иноков-спецназовцев» перекинулись на общие воспоминания о Чечне; долго и неспешно говорили про Степана Ворошилова, про его сына и планы на будущее. А потом Панкрат рассказал Алексею про то, как слепой случай свел его с Люсей; о том, что довелось накануне их встречи пережить девушке в элитэротик клубе «Титаник» и как в этом деле оказался замешан некто по имени Марк…
В неизменном светло-сером плаще, светлых замшевых туфлях с широкими пряжками и легких брюках, стрелки на которых казались острее бритвы, он производил впечатление щеголеватого денди, которое ничуть не портил даже средних размеров кожаный портфель с матовой металлической бляхой «Hugo Boss», висевший на правом плече. Чисто выбритое загорелое лицо лучилось здоровьем, а по легкой пружинистой походке и на редкость прямой осанке никак нельзя было догадаться, что еще три недели назад этот человек валялся на больничной койке с переломом ноги и ребер.
Жизнь пахла хорошим афтешейвом и дорогим табаком.
Марк вдыхал этот запах с жадностью заново родившегося человека, оставившего позади нечто такое, что здорово омрачало его предыдущее существование.
Марк стал другим. И это не было фигурой речи.
Отношения с Маргаритой стали первым толчком к пониманию произошедших в нем изменений. Он не впервые занимался сексом со взрослой женщиной, но впервые ощутил от этого оргазм.
Он размышлял об этом по дороге домой, в кабине такси.
Шереметьево, полное искусственных звуков, осталось позади, Марк опустил стекло, закурил сигарету и слушал ветер, тянувший на одной и той же низкой ноте свое «ууу-уу-у». Таксист попытался было заговорить с ним – сначала о погоде, потом о курсе доллара и ценах на бензин, но Марк просто попросил его: «Давай помолчим, а?».
Водитель, чудак человек, почему-то обиделся.
Наверное, это все из-за аварии, думал Марк Как оказалось, сотрясение – очень мягкое название для того, что произошло с его мозгом. В конце концов, первую неделю своего пребывания в этом байкальском спецгоспитале он вообще не помнил; Маргарита сказала, что его состояние в это время было «пограничным» и напоминало кому. Но только напоминало: организм выдюжил и сумел продержаться, а потом наступила ремиссия.
– Сначала надо научиться стоять, – прокомментировал ситуацию Панкрат. – Боец, который не суетится, внушает сопернику страх и неуверенность. В результате тот бьет плохо либо не бьет вообще. Верно, брат Глеб?
Вместо ответа здоровяк отшвырнул свою дубину и вновь бросился на него При этом детина широко развел руки, напоминавшие коромысло, и явно намеревался сграбастать Панкрата в свои железные объятия.
На этот раз тот не собирался уклоняться.
Глеб уже практически сцепил руки в замок на спине противника, как тот присел, уходя в поперечный шпагат, и коротко, почти без замаха ткнул его кулаком в пах. Детина взвыл от боли и неожиданности, его руки повисли вдоль тела, а сам он, сделав несколько шагов назад, шлепнулся на «пятую точку» А поскольку весу в нем было не меньше семи пудов, земля под ногами Панкрата вздрогнула.
– Захват хорош только после хорошего удара, – пояснил он зрителям – Ваш соперник не собирается с вами бороться – если, конечно, он не дурак. И не медведь, к примеру Его главная задача – ударить и отступить, чтобы самому не попасть под ответный удар или контратаку. А вот если вам удалось достать его тычком или хуком, тогда лишь есть смысл развить успех захватом. Желательно – удушающим или болевым Еще можно взять на излом… В общем, – закончил он, вытирая со лба выступивший пот, – есть еще очень много хороших способов.
Монахи слушали его внимательно Их было человек двадцать; раздетые до пояса, они стояли по периметру вытоптанного в траве квадрата, ловя каждое слово своего босого наставника, одетого в потертые джинсы и серо-зеленую футболку.
Иноки были самой разной комплекции, но у всех тела одинаково лоснились от пота: только что Панкрат прогнал с ними комплекс из двадцати четырех связок блок-удар, которые они успели изучить еще под руководством Алексея.
Между тем Глеб, постанывая, начал подниматься с земли.
Глаза его все еще смотрели куда-то на кончик носа, а ноги мелко-мелко подрагивали.
– Мог бы и послабше вдарить, – пробурчал он. – Словно молотом по причинному месту приложил.
Панкрат с готовностью кивнул.
– Мог. А мог и вообще не вдарить – просто обозначить, как это в каратэ спортивном делается. Но тогда бы ты так и не узнал, чем тебе этот удар грозит. Больно – значит, правильно.
Теперь в настоящем бою будешь эту боль помнить и делать все, чтобы она не повторилась, – критически посмотрев на монаха, Панкрат подвел итог:
– Давай-ка присядь сотню раз для поддержания штанов – ив баню. Ты уже сегодня не боец.
Тот беспрекословно подчинился и тут же, морщась от боли, начал приседать, уперев руки в бока.
Повернувшись к остальным, Панкрат зычным голосом скомандовал:
– Вокруг монастырской ограды за мной – бегом марш Без команды не останавливаться. Вперед!
И, подавая пример инокам, первым побежал по гравийной дорожке, обходившей монастырские постройки под самой оградой, еще в допетровские времена сложенной из валунов размером в полчеловека.
Глеб остался в одиночестве и, кряхтя, продолжал приседать, считая вслух:
– Пятнадцать.., уф-ф-ф.., шестнадцать.., кх-гм.., уф-ф больно же, в самом деле , сем-м-мнадцать…
* * *
Настоятель монастыря отвел им место в хозяйственной постройке – одноэтажном срубе, который служил монахам чем-то вроде подсобного помещения и склада одновременно Люся, в первый же вечер досконально обследовавшая все закоулки, обнаружила в одной из комнат заготовки для икон – куски дерева разных размеров, от крошечных до полутораметровых, – и краски, приготовленные не кем иным, как Ильей.Оказалось, что здоровяк, которого можно было представить разве что с кузнечным молотом в руках, неплохо обращался с тоненькими кистями и писал образа, за которыми приезжали не только из Москвы, а, почитай, со всего света.
Панкрат первым делом справился у Алексея о больнице, о которой мимоходом упомянул Кузьма. Монах подтвердил: на территории монастыря действительно располагалась оборудованная по последнему слову медицинской техники больница с диагностическими палатами и многофункциональными операционными. А работали в ней врачи, которые собирались стать монахами. Это, по словам Алексея, было их послушанием.
– А что такое послушание? – спросил Панкрат.
– Это как испытание, проверка, – ответил Алексей. – Кого-то, например, в сиротские приюты отец-настоятель отправляет, за детьми приглядывать. Илья вон образа рисует.
В больнице – тоже послушание. Они ведь там не за деньги работают, а из любви к ближнему, которая есть обратная сторона любви к Господу. А послушанием это называется потому, что человек узнает, насколько он покорен обстоятельствам и таким же, как сам, людям. Сказано ведь: непокорный человеку – непокорный и Богу. Не выдержит кто-нибудь, ослушается, возгордится, осерчает в сердце своем – и все.
Что означает это «все», Алексей так и не уточнил. Панкрат же не стал его расспрашивать: как-то неловко ему было слышать богословский слог из уст бесшабашного Лехи по прозвищу Кришнаит, вместе с которым они выбирались из множества передряг в Чечне.
Да, вздохнул он про себя, неисповедимы пути Господни.
Вечером того же дня Алексея вызвал настоятель. Предстояло каким-то образом объяснить пропажу «мерседеса» и появление в монастыре несовершеннолетней девицы. А также то, чем занимались в столице братья Илья, Феодор и Кузьма, который по возвращении сразу же засел за свой стационарный компьютер и не показывался даже к обеденной трапезе.
– Понимаешь, – ответил он Панкрату на просьбу посмотреть, что за информацию удалось вытащить из «Мнемосины». – Мне еще дня два – если только Господь не смилуется – ломать ту защиту, в которую этот файл ихние спецы завернули. Я по атрибутам его опознал, а прочесть пока что не могу. У них в сети алгоритм специальный автоматически выполняется, а у меня его нет. Можно было, конечно, подольше порыться, но тогда они нас точно за горячим бы заспели. Сечешь?
– Ни бум-бум я в твоей электронике, – вздохнул Панкрат. – Ладно, ковыряйся. Но как только получится – сразу…
– Понял-понял, – поспешил заверить его Кузьма. – Среди ночи разбужу, будь уверен. Главное – чтобы настоятель епитимью не наложил на недельку.
– Ты по-человечески говори, – нахмурился Панкрат. – Уж больно это слово на эпидемию похоже.
– Наказание такое, – усмехнулся хакер. – Типа как гауптвахта за самоволку.
– Теперь ясно, – нахмурился Панкрат. – Слушай, Кузьма, нельзя тебе епитимью. Я не знаю, на что именно способен человек, информацию о котором мы искали, но уверен, что на многое. Тут время терять нельзя. Ты уж настоятелю объясни.
– Алексей объяснит, – произнес Кузьма. – Если послушает его отец, тогда все обойдется. А если нет…
– Тогда я сам с ним поговорю, – твердо проговорил Панкрат.
Хакер как-то странно на него посмотрел и, слабо улыбнувшись, кивнул.
В тот вечер Алексей пришел в каморку, где расположились Панкрат и Люся, с лицом чернее тучи.
– Что случилось? – стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, спросил Панкрат. – Епитимью наложили?
Монах метнул на него быстрый взгляд, вздохнул.
– Да нет, – было видно, что вариант с епитимьей устраивал его намного больше. – Послушание отец настоятель подобрал нехилое.
Панкрат вопросительно изогнул бровь.
– В смысле?
– На Валаам ехать, – ответил Алексей. – Там месяц служить молебны и каяться… Эх, попутал меня лукавый этот «мерседес» из стойла выгнать! – в сердцах вдруг вырвалось у него.
У Панкрата от удивления вытянулось лицо. Не выдержав, он через секунду расхохотался. Люся, которая лежала в своем спальнике и уже начинала дремать, испуганно подхватилась и села, переводя с одного на другого непонимающий взгляд.
– В тачке все дело, да?! – Панкрат утер выступившие слезы тыльной стороной ладони. – Вот это номер!
Внезапно посерьезнев, он спросил Алексея:
– Поедешь?
Тот открыл было рот, но так ничего и не ответил. На бесхитростном лице монаха красноречиво отразилась внутренняя борьба, которая в этот момент происходила в его душе.
– Ясно, – резюмировал Панкрат. – Значит, поедешь.
Он сел на свой спальник, расстеленный на дощатом полу.
– Я тут даже табурета не нашел, – произнес извиняющимся тоном. – Уж не обессудь.
– Ничего, на полу посижу, – Алексей вздохнул с каким-то облегчением. – Да, кстати: я тебя настоятелю на свое место сосватал. Ты подмени меня на месяцок, ладно?
Во второй раз за последние пять минут Панкрат ощутил, как у него от удивления вытягивается лицо.
– А меня ты спросил? – довольно резко бросил он. – Может, у меня другие планы?
– Да не кипятись ты, Панкрат, – с философским спокойствием проговорил Алексей. – Хуже все равно не будет. Девчонка твоя, – он кивнул в сторону Люси, которая снова свернулась калачиком в своем спальнике, – отлежится как следует в нашей больнице. Ты говорил, что ей переливание крови нужно. Так наши врачи сделают, без проблем. А ты пока нервишки свои успокоишь, в норму придешь. Моих ребят поднатаскаешь, опять же…
Последнюю фразу он произнес негромким, вкрадчивым голосом, боясь, что Панкрат снова вспылит.
Но тот молчал, всерьез раздумывая над сказанным.
– А что у тебя тут за монастырский спецназ? – наконец нарушил он воцарившуюся в избе тишину. – Ты по телефону как-то обронил, помнишь?
– Спецназ? – усмехнулся Алексей. – Есть тут своя изюминка. Как ты думаешь, почему Патриарх меня благословил на тренерскую деятельность в этих стенах?
Панкрат пожал плечами:
– Наплел небось тут ему с три короба…
Улыбка монаха стала еще шире.
– Ну, это само собой, – протянул он. – А если серьезно, то непростые здесь иноки, Панкрат. Их православная церковь к отправке в сербские земли готовит.
– Да ну? – не поверил услышанному тот. – В качестве кого? Неуловимых православных ниндзя?
Алексей нахмурился, улыбка пропала с его лица.
– Зря ты над этим смеешься, – покачал он головой. – Эти парни будут первыми, кто заложит в Косово новые православные монастыри, церкви и святыни. Они начнут нести слово Божие…
– Завязывай с миссионерством, – скривился Панкрат. – Суть я понял, спасибо. А вот страстные речи твои меня до сих пор в некоторое замешательство вводят. Ты сам-то уверен, что.., веришь?
Он спросил, и тут же пожалел об этом, чувствуя, что такие слова вряд ли понравятся Алексею. К его удивлению, тот не обиделся. Но ответил не сразу.
– Знаешь, – после продолжительного молчания заговорил он, – уже в вопросе твоем – ошибка. Думаешь, все так просто? Шел, упал, очнулся – поверил? И так – на всю оставшуюся жизнь? Да нет, Панкрат… Может, в этом и есть смысл веры, что она неотделима от сомнений? Что не однозначна, как знание? Каждый день, по сути, моя вера подвергается испытаниям, но от этого она только крепче. Понимаешь, о чем я?
– А что будет, когда она не выдержит? Исчерпается, так сказать, запас прочности? – осторожно спросил Панкрат. – Что тогда случится с тобой?
– Неисповедимы пути… – вздохнул Алексей. – Я не собираюсь загадывать так далеко. К тому же Господь заповедал радоваться. Не забывай об этом, когда тебя одолевают мрачные настроения.
Панкрат хмыкнул – порадуешься тут, как же.
– Лады, Леха, – решительно проговорил он. – Дуй на свой Валаам. А я уж тут разберусь как-нибудь. Ты со своими орлами на чем остановился?
Лицо Алексея расплылось в довольной улыбке.
– Знал, что поможешь. Так вот, значит…
Они пробалагурили полночи С тренировочного плана «иноков-спецназовцев» перекинулись на общие воспоминания о Чечне; долго и неспешно говорили про Степана Ворошилова, про его сына и планы на будущее. А потом Панкрат рассказал Алексею про то, как слепой случай свел его с Люсей; о том, что довелось накануне их встречи пережить девушке в элитэротик клубе «Титаник» и как в этом деле оказался замешан некто по имени Марк…
* * *
Он никого не предупредил о своем возвращении.В неизменном светло-сером плаще, светлых замшевых туфлях с широкими пряжками и легких брюках, стрелки на которых казались острее бритвы, он производил впечатление щеголеватого денди, которое ничуть не портил даже средних размеров кожаный портфель с матовой металлической бляхой «Hugo Boss», висевший на правом плече. Чисто выбритое загорелое лицо лучилось здоровьем, а по легкой пружинистой походке и на редкость прямой осанке никак нельзя было догадаться, что еще три недели назад этот человек валялся на больничной койке с переломом ноги и ребер.
Жизнь пахла хорошим афтешейвом и дорогим табаком.
Марк вдыхал этот запах с жадностью заново родившегося человека, оставившего позади нечто такое, что здорово омрачало его предыдущее существование.
Марк стал другим. И это не было фигурой речи.
Отношения с Маргаритой стали первым толчком к пониманию произошедших в нем изменений. Он не впервые занимался сексом со взрослой женщиной, но впервые ощутил от этого оргазм.
Он размышлял об этом по дороге домой, в кабине такси.
Шереметьево, полное искусственных звуков, осталось позади, Марк опустил стекло, закурил сигарету и слушал ветер, тянувший на одной и той же низкой ноте свое «ууу-уу-у». Таксист попытался было заговорить с ним – сначала о погоде, потом о курсе доллара и ценах на бензин, но Марк просто попросил его: «Давай помолчим, а?».
Водитель, чудак человек, почему-то обиделся.
Наверное, это все из-за аварии, думал Марк Как оказалось, сотрясение – очень мягкое название для того, что произошло с его мозгом. В конце концов, первую неделю своего пребывания в этом байкальском спецгоспитале он вообще не помнил; Маргарита сказала, что его состояние в это время было «пограничным» и напоминало кому. Но только напоминало: организм выдюжил и сумел продержаться, а потом наступила ремиссия.