Осторожно сняв перчатку, Нэш протянул руку и коснулся лба спящего. Селар крепко спал, дыхание еле заметно колебало его грудь, ресницы иногда вздрагивали: королю что-то снилось.
   Нэш вздохнул:
   — Прошло много времени… Вы уже не можете вспомнить, когда мы повстречались впервые. Я был стариком, а вы яростным молодым принцем, которому было за что посчитаться и с отцом, и с братом. Вы так и не узнали, каким образом я сделал из вашей жизни то, чем она стала теперь. Я подстрекал людей, начавших Смуту в Люсаре, сеял семена, которые облегчили вторжение. Вы были невежественным глупцом, но полным несгибаемой воли к победе. Я помню, с каким ужасом вы относились к колдовству. Это теперь вы не хотите верить, что оно существует. И я помню, как любили вы когда-то Дугласа. Теперь вы думаете о нем, как о трусе. Ах, как же вы ошибались — во всем. Да, вы были превосходным орудием, но, мне думается, пришло время вам искать славу иначе.
   Нэш приложил два пальца ко лбу Селара и решительно нажал, направив на него свою колдовскую силу.
   — Вы будете сражаться до конца. Запомните, вы не станете просить о милости. Когда придет время, вы не поколеблетесь. Вы поняли меня?
   Погруженный в транс, не просыпаясь, Селар еле слышно выдохнул:
   — Да, хозяин.
 
   Теймар приготовил для Нэша горячую воду и полотенца.
   Тусклый свет лампы тонул в клубах пара. Нэш сбросил камзол и рубашку, окунул голову в лохань с водой, потом стал на ощупь искать полотенце. Прежде чем он его нащупал, знакомая рука обернула мягкую ткань вокруг его головы; второе полотенце обвилось вокруг его талии.
   — Ты и представить себе не можешь, как я по тебе соскучилась! — Нежный голос ласкал слух Нэша, как прикосновение шелка.
   Нэш не сумел побороть себя. Сбросив полотенце, он повернулся к Валене и взял в ладони ее лицо. Не дав ей перевести дух, он припал к ее губам, намеренно помешав ей продолжать разговор. Они не виделись давно, и его тело откликнулось на близость Валены страстью, которой Нэш не мог больше сдерживать. Не менее жаждущая, Валена увлекла его на постель.
   Руки Нэша жадно касались тела женщины, хотя ум не мог постичь реальности происходящего: Нэш ведь обещал себе, что никогда больше такого не случится. Почему она снова пришла к нему?
   Однако рассудок и тело действовали независимо друг от друга. Неутолимое желание привело Нэша на грань безумия, а потом и за эту грань. Когда, обессиленный он распростерся рядом с Валеной, Нэш мог только вдыхать аромат ее тела, наслаждаться шелковистостью кожи.
   — Ты тоже скучал по мне, — промурлыкала Валена; в голосе ее звучала улыбка.
   — Почему ты пришла сюда? — мягко поинтересовался Нэш, не желая еще разрушать очарования.
   В ответ на этот вопрос Валена приподнялась на локте и твердо посмотрела ему в глаза. Больше не было и намека на соблазн, притворство или попытку обмануть.
   — Не пытайся делать вид, будто не желал меня.
   — Ответь на мой вопрос.
   Слова Валены прозвучали почти печально:
   — Хотя ты не хочешь этого, хотя и не знаешь, что такое любовь, — ты все еще меня любишь.
   Нэш несколько мгновений смотрел на нее, потом поднялся с постели, схватил халат, закутался в него и подошел к камину, по пути сделав большой глоток из фляги с вином.
   — Мы все уже не раз обсуждали. У тебя своя работа, у меня — своя.
   — Но это ты выбрал для меня работу. Теперь тебе не следует жаловаться.
   — Твоя работа — выбор твоей собственной природы! — бросил Нэш, потом оглянулся на постель; Валена сидела на ней, не стесняясь своей великолепной наготы. Казалось, как бы он ни старался, он не мог избавиться от непонятной власти Валены. Но почему? Не настолько же он слаб! Он ведь не прикасался ни к одной женщине до тех пор, пока не встретил ее; женщины никогда его не интересовали. Телесные желания всегда были бичом других мужчин, но не его.
   — Сэмдон, прошу тебя! Нам не обязательно вести себя так, словно мы враги.
   — Король скоро проснется, ожидая найти тебя рядом с собой.
   Валена поднялась с постели и подошла к Нэшу. Он не стал противиться, когда ее руки скользнули под халат; скоро страсть снова охватила их обоих.
   — Сэмдон, разве не можешь ты побороть ревность? Я делю ложе с Селаром только ради тебя.
   — Ради нас обоих.
   — Так почему же я не могу делить ложе и с тобой, раз это доставляет нам наслаждение?
   — А разве де Массе существует не для того, чтобы доставлять наслаждение?
   Валена взглянула на Нэша глазами, в которых пламя свечи зажгло золотые искры.
   — Я уже многие годы не сплю с Люком.
   Нэш ничего не ответил, но и не оттолкнул красавицу. Ее прикосновения будили в нем самые разные чувства, и впервые за многие годы он чувствовал себя счастливым. Сможет ли он выдержать необходимость делить ее с другим? Не лучше ли это, чем потерять ее вообще? Конечно, лучше. Особенно теперь…
   — У нас с тобой была общая мечта… — Валена поднялась на цыпочки и коснулась губами его подбородка. — Мне так не хватает участия в твоих делах. У тебя теперь нет времени, чтобы рассказать мне, что происходит. Люк, конечно, обо всем мне говорил, — но это совсем не то.
   Нет, де Массе никогда не смог бы удовлетворить подобную женщину. Нэш невольно улыбнулся. Де Массе — могучий колдун, благовоспитанный красавец, и все же Валена предпочла ему Нэша — и раньше, и теперь.
   — Может быть, — пробормотал Нэш, зарывшись лицом в благоухающие волосы Валены, — я немного поспешил с решением.
   В ответ руки Валены снова обвили его, и Нэш забыл и о Де Массе, и о Селаре — да и обо всем на свете.

ГЛАВА 11

   По какой-то причине природа никак не могла решить, чего хочет. Эйден стоял на стене замка Бликстон, спрятавшегося в глуши южного Фланхара, и следил за тем, как в небе сражаются зима и весна. Громады облаков сталкивались, купая землю то в солнечном сиянии, то в дожде, то в снеге, — а иногда и во всех трех разом.
   Местные жители почему-то называли замок «Мрачным утесом». Построенная чуть больше столетия назад крепость, окруженная стеной из красноватого камня, располагалась у слияния двух рек, низвергающихся с крутых холмов к северу. Вдалеке на востоке вставала суровая стена гор, а на юге в ясный день была видна сверкающая синева моря. Замок со всех сторон окружал лес — местами густой и мрачный, местами всего лишь молодая поросль. Нетрудно было понять, почему Грант Каванах так любит эти живописные места; догадаться же, почему Бликстон прозвали «Мрачным утесом», Эйден так и не смог.
   Каванах собирался подарить замок Роберту, но тот отказался, понимая, что такой подарок был бы лишь попыткой загладить вину: правитель герцогства взялся обеспечить безопасность королевы Розалинды и ее детей, но малахи сумели убить Розалинду, а принца Кенрика вернуть в Люсару. Каванах винил себя в недосмотре.
   Принцессе Галиене и Самах, сестре королевы, удалось благополучно переправиться на корабле в южные земли; до Эйдена, правда, давно уже не доходило никаких вестей от их добровольного защитника, графа Кандара. Впрочем, отсутствие новостей по крайней мере означало, что беглецы не были захвачены людьми Селара. Короля мало волновала судьба дочери, но отомстить Кандару он был бы рад.
   — Эй, святой отец! — Патрик вскарабкался по крутой лестнице и, пыхтя, подошел к епископу. Длинные волосы Патрика, влажные от дождя, как всегда, падали ему на глаза. — Я уже целую вечность пытаюсь до вас докричаться!
   — Зачем? Что случилось? Вы что-нибудь нашли?
   — Да нет. Роберт вернулся — и привез с собой Дженн. Вы и не поверите, какие новости я узнал!
 
   Роберт давно уже выбрал для себя комнату в южной башне замка. Она располагалась на втором этаже и представляла собой огромное круглое помещение со стенами такими толстыми, что дверной проем напоминал коридор. В комнате было шесть высоких узких окон, а амбразуры прорезали стены всего в футе от пола. Половина комнаты отгораживалась гобеленом, за которым находились постель и умывальник; в центре помещения располагался тяжелый стол, обычно заваленный книгами и бумагами. В ненастную погоду и по вечерам все освещали свечи в высоких подсвечниках.
   Эйдену пришлось посторониться, чтобы пропустить выходящих из комнаты людей. В замке царили шум и суета, вокруг Роберта толпились его соратники. Усталый с дороги, но живой и невредимый Роберт отдавал приказы, выслушивал донесения и вообще пытался навести порядок в этом хаосе. Казалось, что у всех до единого обитателей замка было срочное дело к Роберту. Ему все же удалось переодеться и умыться и даже перекусить; постепенно суматоха улеглась, люди стали — хотя и медленно — расходиться, пока наконец не ушел, закрыв за собой дверь, последний.
   В неожиданно наступившей тишине Роберт встретился взглядом с Эйденом и рассмеялся:
   — Можно подумать, что меня полгода не было!
   — Так оно и есть.
   — Я вижу, что из Анклава все добрались благополучно. Да и вообще приготовления идут как надо. Деверин и Оуэн никому не дадут бездельничать. Похоже, мы будем готовы к тому моменту, когда начнут прибывать войска. Если, конечно, начнут.
   — А у вас есть сомнения?
   Внимание Роберта было уже поглощено лежащими на столе письмами; в ответ на вопрос он только неопределенно пожал плечами.
   Эйден уселся в кресло у камина, радуясь теплу, согревшему его ноги. Камень стен замка хранил зимний холод, и епископ, стоя на стене, чертовски замерз. Роберт склонился над столом, одновременно утоляя голод и жажду и просматривая принесенные ему бумаги.
   — Вы вернулись позже, чем должны были, — начал Эйден, откинувшись в кресле и переплетя пальцы на животе.
   Роберт кивнул:
   — У меня возникли некоторые проблемы.
   — Я знаю. Патрик все рассказал мне, пока мы шли сюда, так что вам нет нужды повторять. У меня только один вопрос: что здесь делает Дженн?
   — Понятия не имею. Разговаривать со мной она не желает.
   — Ох…
   — Именно «ох». — Роберт отошел от стола, захватив кубок с вином, уселся в кресло напротив Эйдена и наклонился вперед, упершись локтями в колени. — Она нездорова. Думаю, что последние дни ее мучила лихорадка, но самое плохое уже позади. Ее забрала к себе матушка: она всегда знает, что делать. Хотел бы я тоже это знать.
   Эйден тщательно обдумал слова, прежде чем сказать следующую фразу:
   — Ичерн мертв.
   Роберт несколько мгновений не сводил с епископа взгляда; выражение его зеленых глаз стало жестким.
   — Да. — После паузы он продолжал: — Дженн скоро оправится от телесных повреждений, но, думаю, ей очень пригодился бы ваш пастырский совет. Я не осмеливаюсь к ней приближаться. Ей и раньше было в чем меня винить. А уж теперь…
   — Сделаю все, что смогу, — пообещал Эйден. Роберт какое-то время молча смотрел на огонь. По лицу его ничего нельзя было прочесть, но Эйден догадался, что его гнетут какие-то мрачные воспоминания. Прежде чем епископ успел задать вопрос, Роберт резко переменил позу и устремил на Эйдена спокойный взгляд.
   — Вас ведь все еще очень смущает колдовство, верно? Вы так и не смогли с ним примириться.
   — Ничего подобного.
   — Не лгите мне, епископ, — погрозил ему пальцем Роберт. — Встреча со священниками в Элайте заставила вас снова задаться теми же вопросами. Вы поняли, что никогда не находили на них должного ответа. Ну-ка попробуйте это отрицать!
   Эйден вздохнул. Бывали дни, когда от Роберта оказывалось ничего невозможно скрыть.
   — Я не знал, что им сказать. У них перед глазами были вы, олицетворение всего, что их учили ненавидеть и бояться, и к тому же они хорошо знали вас. Будь это не так, возможно, они отнеслись бы к колдовству иначе.
   — Продолжайте.
   Эйден рассеянно начертил рукой знак триума.
   — Меня всегда учили, что колдовство — зло само по себе, что греховна колдовская сила, а не человек, ею распоряжающийся. Вы заставили меня увидеть и понять вещи, с которыми до меня не имел дела ни один священник. Я изучал историю колдовства, читал написанные колдунами книги, узнал о многих обрядах. Я знаю теперь о колдовстве столько, сколько доступно смертному, и хотя я никогда не предал бы его проклятию, в глубине сердца я все же… — Эйден не нашел слов, чтобы закончить фразу, и беспомощно посмотрел на Роберта.
   — В глубине сердца вы все еще не уверены, — улыбнулся тот. — Я прекрасно вас понимаю, меня самого мучили те же сомнения.
   — Неужели?
   — Конечно. Мне ведь были преподаны те же уроки, а потому я был поражен в самое сердце, когда узнал, что я сам колдун. А потом Ключ сообщил мне о пророчестве и открыл Слово Уничтожения. Так как же я мог не задаваться вопросом, не является ли колдовство злом?
   — И к какому ответу вы пришли?
   Роберт поднял брови; в глазах его зажегся насмешливый огонек.
   — Ах, все та же ваша наивная вера в меня! Вы меня временами поражаете, епископ! Что заставляет вас думать, будто я нашел ответ?
   Эйден огорченно развел руками.
   — Что ж, немного же помощи я от вас получил! Какой шанс найти ответ есть у меня, когда вы, самый могущественный колдун из всех когда-либо существовавших, не можете направить меня на верный путь? Пройдет немного недель, и священники, не говоря уже о целой армии, будут ждать от меня объяснений того, почему им следует поддержать вас в этой войне. Что, по вашему мнению, должен я им ответить?
   Роберт рассмеялся:
   — Я уже говорил вам это раньше, епископ: вы слишком много тревожитесь заранее. Когда придет время, вы будете знать, что сказать.
   — А я уже и сосчитать не могу, сколько раз говорил вам: не называйте меня епископом!
 
   Дженн сидела в углу комнаты, поставив ноги на другое кресло и обхватив колени руками. В распахнутое окно с узким подоконником был виден двор замка, где Деверин и Оуэн деловито распоряжались дюжиной мастеровых. Прохладный ветер доносил голоса и веселый смех.
   За двором виднелась стена из красного камня с открытой галереей сверху, по которой лениво прохаживались трое или четверо стражников. Если бы Дженн наклонилась вперед, то увидела бы ворота справа, а слева — величественную южную башню. На ее вершине развевался штандарт герцога Фланхара, словно тот находился в замке.
   Стены комнаты Дженн ничем не были украшены, да и мебели в ней было немного: только две кровати, стол и несколько стульев. Ярким пятном выделялись рыжие покрывала на постелях да тлеющие в камине угли. Все остальное было серым.
   Две недели прошло, и все же Дженн не забыла ни единой мелочи, ни единой секунды той ночи…
   Откуда явилась ее сила? Она ведь никогда раньше ничего подобного не совершала, не подозревала даже, что способна на такое. И все же сила явилась. И убила. Убила его. Он мертв, и убила его она, Дженн.
   Мгновенно, не задумываясь…
   Эндрю все видел. Когда на следующий день она держала его в объятиях, воспоминание заставляло мальчика дрожать. Однако он не горевал по своему погибшему отцу. Вместо этого он поблагодарил человека, который спас его мать.
   Ирония случившегося могла бы заставить Дженн заплакать…
   Как живется ее малышу? Будут ли после той страшной ночи его преследовать кошмары? Или Белле удастся утешить и успокоить его? Будет ли Эндрю счастлив в Мейтланде? Будет ли свободен?
   И еще все кругом гадают, почему она оставила его с сестрой. Почему настаивает на выдумке о своей смерти. Неужели это кому-то может быть непонятно?
   Впрочем, возможно, никто не знает… не знает о ее отношениях с Нэшем. Роберт, должно быть, никому ни слова не сказал.
   Если только Роберт прав…
   Если Нэш — Карлан, Ангел Тьмы, то он тот самый человек, который похитил ее двадцать лет назад и скрыл в лесу Шан Мосс. Она тогда была совсем крошкой и ничего не помнила о своей прежней жизни в Элайте.
   Так чего он от нее хотел?
   О боги, чего все они от нее хотят? Неужели она и в самом деле должна быть участницей этих ужасных событий? И теперь вся ее жизнь непоправимо разрушена…
   Все было бы иначе, если бы она, подобно Роберту, представляла себе, чего требует от нее пророчество. Кажется, она должна стать… стать маяком в борьбе с Ангелом Тьмы… тем самым человеком, который был ее единственным другом в Клоннете последние три года.
   Но если она маяк, то что ей следует делать? Пока ее единственные достижения — если не считать рождения сына — дружба с Ангелом Тьмы и отчаяние, которое она поселила в сердце того, кто только и может ему противостоять.
   Великолепные достижения!
   В ее дверь кто-то тихо постучал. Дженн крикнула: «Войдите!» — и на пороге показался епископ.
   — Доброе утро, — пробормотал он, закрывая за собой дверь и протягивая руки к огню. Он слегка хмурился, словно умиротворенность боролась в нем с сомнениями. — Как вы себя сегодня чувствуете?
   — Гораздо лучше, спасибо.
   — Леди Маргарет говорит, что вы наконец-то стали как следует есть. Это, несомненно, признак вашего скорого выздоровления.
   — Леди Маргарет очень добра ко мне, — тихо проговорила Дженн.
   — Да, она добрая женщина, — согласился Эйден. — Я часто удивляюсь, как ее угораздило родить такого сына, как Роберт. Финлея я совсем не знаю. Он лучше своего братца?
   Дженн вовсе не доставляла удовольствия пустая болтовня, но быть грубой с этим человеком она не могла. В нем было что-то, что заставляло всегда относиться к нему с уважением.
   — Не сказала бы. Иногда мне кажется, что он еще хуже. Епископ выразительно поднял глаза к небу, потом отошел от камина и встал у окна. Он выглянул наружу, скрестив руки на груди, как будто этим простым жестом мог смирить все бури уходящей зимы.
   — Ваши раны заживают — но только не те, что внутри. Дженн нахмурилась. Эйден посмотрел ей в глаза.
   — Может быть, дело в том, что я слишком долго общался с колдунами. Я теперь ясно вижу все признаки… Хорошо помню, что было с Робертом после того, как он прибег к Слову Разрушения… несмотря на все клятвы самому себе, что никогда этого не сделает. Хотя обстоятельства совсем разные, вы страдаете точно так же.
   Нет, говорить об этом я не стану. Ни с кем. Никогда.
   — Простите меня, святой отец, я знаю, вы хотите помочь, но…
   — Но мне это не по силам. Да, я знаю, — спокойно ответил Эйден. — На самом деле единственный человек, которому известно, что вы чувствуете, — это Роберт. Так что я не стану к вам приставать. Отдыхайте. Если захотите поговорить, то мой кабинет в конце коридора. Кстати, там есть книги, которые, возможно, могли бы вас заинтересовать. — Эйден подошел к двери и распахнул ее, но остановился на пороге. — Я знаю, что в настоящий момент вы не очень… расположены к Роберту. Однако мне кажется, что вы должны знать: он не бросил вас в Клоннете. Может быть, мы с вами увидимся сегодня за ужином.
* * *
   Под напором ветра ставни, которыми были закрыты окна, противно дребезжали, и Эйден, поднявшись из-за стола, засунул между камнем и деревом еще один сложенный лист бумаги. Его донимали не сквозняки, гуляющие по комнате, а мешающий сосредоточиться шум. Щели в рамах обоих окон в длинном помещении были усеяны бумажными затычками, но усилия Эйдена не приносили особых плодов: настырный ветер легко находил себе новую добычу.
   Вернувшись к столу, Эйден снова попытался сосредоточиться на документе, который читал. Занятие было долгим и утомительным, но странно захватывающим. Эйден прекрасно понимал, что многие священники нашли бы его странным… Однако кто сказал, что не пришло время для церкви снова заняться проблемой колдовства? Разве колдуны лишены душ? И разве меньше нуждаются они в милосердии богов, чем те, кто не наделен колдовской силой?
   Более того, если учение церкви о греховности колдовства верно, то именно колдуны нуждаются в божественном милосердии больше других.
   Патрика, как всегда в это время суток, нигде не было видно. Он предпочитал работать до поздней ночи и был готов на все, лишь бы не вставать на рассвете. Впрочем, это не мешало ему оставаться блестящим исследователем и ценным помощником, несмотря на то что временами было трудно сдержать полет его фантазии.
   Скрип двери заставил Эйдена удивленно поднять глаза. На пороге стояла Дженн; рука ее лежала на дверной ручке, словно Дженн была готова с радостью тут же покинуть комнату. Эйден поспешно встал.
   — Пожалуйста, проходите.
   Дженн не сразу воспользовалась приглашением. В колеблющемся отблеске свечей было заметно, насколько она бледна. Платье ей явно кто-то одолжил, и в одежде с чужого плеча Дженн казалась еще более хрупкой, почти тающей в сумраке, нематериальной.
   Эйден постарался, чтобы его улыбка была мягкой и приветливой. Так легко снова спугнуть Дженн…
   — Прошу вас, садитесь.
   Дженн отошла от двери и приблизилась к столу; ее пальцы легко коснулись грубых переплетов дюжины лежавших на нем книг.
   — Чем вы занимаетесь?
   — Ну, по правде сказать, мы немного углубились в историю колдовства. Некоторые книги Патрик привез из Анклава, но большинство манускриптов… собрано нами недавно. Поэтому их пришлось заново переплести.
   Слегка нахмурив брови, Дженн придвинула стул к столу, села и стала перелистывать книги.
   — Что вы имели в виду, когда сказали, что Роберт не бросил меня?
   О боги… Ничего не поделаешь, придется сказать ей правду.
   — Он возвращался в Клоннет.
   — Когда? — с недоверием поинтересовалась Дженн.
   — Примерно каждые три месяца.
   — Что!
   Эйден поспешно продолжал:
   — К стыду своему, должен признаться, что отговаривал его от этого, но он, как всегда, не обращал на мои уговоры никакого внимания. Вернувшись, он только сообщал, что видел вас издали и что выглядите вы хорошо.
   — Так вот откуда он знал… — Дженн умолкла, смущенно поправила выбившуюся прядь волос и постаралась переменить тему. — Вы сказали, что книги собраны вами недавно. Каким образом?
   — Э-э… Дело в том, что Роберт… — Впрочем, нет никаких причин скрывать от нее истинное положение дел. — За последние пять лет Роберт много времени посвятил тому, чтобы узнать вашу историю и все, что только можно, о пророчестве. Большинство этих томов… вызволены из резиденций Гильдии. Они с Патриком оба уверены, что можно найти ответы на все вопросы, если удастся прочесть нужные книги.
   — Но какие ответы вы рассчитываете найти? Чем книги могут помочь?
   — В них рассказывается о событиях шестивековой давности, когда колдуны еще не были прокляты, описана война с Империей и последняя битва при Алузии. Нам удалось найти некоторые очень интересные вещи. Хотите взглянуть?
   Дженн подняла на него глаза.
   — Да. Хочу.
   Эйден уселся с ней рядом и выбрал нужные манускрипты.
   — Например, в этом приводится список принадлежавших колдунам дворцов Каббалы, сделанный за семнадцать лет до последней битвы. Вот видите: рядом с названием одного из них, расположенного в Алузии, — Фелкри — есть пометки о том, что за тамошними колдунами приходилось строго присматривать из-за постоянных нарушений дисциплины. А вот здесь описывается встреча наследного принца Империи с предводителем Каббалы во дворце Бу. Никаких подробностей не сообщается, но говорится, что принц получил заверения в том, что безопасности Алузии ничто не грозит, поскольку возникшие проблемы — всего лишь следствие расхождения во мнениях. В более поздней записи, сделанной примерно за год до битвы, признается бессилие Бу подчинить себе Фелкри — все такие попытки окончились неудачей.
   — Значит, мог остаться один принадлежащий колдунам центр, не вовлеченный в начавшуюся вскоре войну?
   Эйден улыбнулся:
   — Заманчивая идея, не так ли? К несчастью, нет никаких свидетельств того, что покинуть Алузию удалось кому-то, кроме немногих израненных колдунов. Нет никаких указаний ни на последующие нападения на Фелкри, ни на новые выступления колдунов против Империи.
   — Совсем ничего? Но разве не наводит это на мысль, что Фелкри удалось настолько отмежеваться от остальных колдунов, что Империя перестала обращать на него внимание, — а может быть, даже не знала о его существовании? Также возможно, что те, кто знал о Фелкри, погибли в битве…
   — Не обязательно.
   Дженн поднялась и стала расхаживать вокруг стола.
   — Вам известна причина разрыва между Бу и Фелкри?
   — Что тут происходит?
   Эйден подпрыгнул в кресле и обернулся. В дверях стоял Роберт. Эйден встал. Как неудачно…
   — Я просто…
   Роберт взглянул на Дженн, потом поманил Эйдена.
   — Могу я поговорить с вами наедине?
   Эйден вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
   — Так чем вы занимались? — спросил Роберт.
   — Я рассказывал Дженн о нашей работе, — ровным голосом ответил Эйден.
   — Вы сами все решили, верно?
   Эйден выпятил губы и прислонился к стене, словно пытаясь найти в ней моральную поддержку. Когда он заговорил, сделал он это, старательно выбирая слова.
   — Нельзя же держать ее в неведении вечно, Роберт. Наступит день, когда вам придется все ей объяснить.
   — Я ничего не должен объяснять.
   — В самом деле? Несмотря на то что пророчество близко ее касается? — покачал головой Эйден. — Дженн не представляет себе, кто она такая, не знает даже, почему вообще она во все вовлечена… а теперь к тому же она разлучена с сыном. Как бы мы ни старались, она никогда не будет чувствовать себя одной из нас, пока мы не откроем ей правды.
   — Она и не является одной из нас, — резко ответил Роберт; он и не думал сдаваться. — Я не хочу, чтобы она оказалась вовлечена… Чем меньше она знает, тем меньше шанс…