Юрис Леон. Хаджи

   Иракские рядовые солдаты были очень бедные и обычно совсем тупые. Но они все-гда ухитрялись чем-нибудь заплатить за женщину: сигаретами, оружием, парой ботинок, украденных у товарища, продуктами, украденными у квартирмейстера. Солдаты низкого звания были не такой уж плохой сделкой, потому что кончали свое дело быстро - в кус-тах. Женщины всегда были закутаны, чтобы их потом не узнали, и кто попроворнее - могла обслужить целый взвод мужчин за час.
   Иракские офицеры, с другой стороны, были как бы полубогами невероятного могу-щества. Их обслуживали постоянные проститутки, обеспечивавшие им выпивку, ума-щающие масла, мягко освещенное помещение с коврами на стенах, скрывающими убоже-ство казбы, с музыкой по радио, гашишем, кроватью с подушками в темном углу.
   Омар и Джамиль убирали трупы, но мы все еще постоянно были голодны. Я начал подумывать о том, чтобы командовать парой девчонок. Я не утратил своей глубоко укоре-нившейся морали о достоинстве женщин, но честь и голод испытывают трудности, когда им приходится жить бок о бок. Всякий раз, когда мысль приходила ко мне, появлялось и видение изнасилования в Яффо женщин моей собственной семьи. Девчонкам я очень нра-вился, и они много раз заговаривали о том, чтобы я им сводничал.
   Но я всегда думал о Наде. Скорей я увижу, как она умирает от голода, чем она поко-рится. Когда мы оставили Табу, я поклялся защищать ее. Ей было четырнадцать лет, у нее уже были большие груди, и она стала соблазнительной. Я не позволил бы ей даже ходить одной по казбе. Я просто не мог сводничать для чьей-то сестры. И наконец, последнее со-ображение решило дело. Если хаджи Ибрагим когда-нибудь узнает, что я занимаюсь сводничеством, он забьет меня до смерти.
   Частенько мы заканчивали нашу трапезу с все еще урчащими животами, и я уже по-думывал присоединиться к Омару и Джамилю в их работе по уборке трупов, но решил еще несколько деньков пошататься возле иракских лагерей.
   Если день и ночь глядишь на улицу, размышляя, где бы раздобыть пенни, то что-нибудь такое рано или поздно появится. И в один прекрасный день удача свалилась на меня прямо с неба. В казбе многие мальчишки-беженцы околачивались возле территории квартирмейстера, дожидаясь каравана грузовиков, чтобы разгрузить их. Солдаты с наря-дом на разгрузку платили нам какую-нибудь лиру или две, если сделаем их работу. Один-два солдата оставались присматривать за нами, чтобы мы чего не украли, а остальные от-правлялись либо поспать под деревом, либо поискать в казбе проститутку.
   В это время года в Наблусе не бывает дождей, но вдруг случайная буря прогнала всех в укрытие, и вокруг осталось лишь несколько мальчишек. По милости пророка вне-запно показался конвой грузовиков, и у всех появилась работа. Солдаты, назначенные в наряд, исчезли. Командовавший конвоем офицер в высоком звании - капитан - тоже на-правился в Наблус. Тех из наряда, которые должны были смотреть за нами во время раз-грузки, дождь скоро загнал в кабины грузовиков, и они тут же заснули.
   И вот мы разгружали машины в склад, и никто за нами не смотрел. Вопрос был только в том, сколько оставить для иракской армии. Один из вожаков нашей шайки при-гнал четырех осликов, нагрузил их так, что они едва не сломались, и сбежал.
   Рискнув не на жизнь, а на смерть, я остался. Когда капитан вернулся, я притворно пролил много слез, после чего столкнул его лицом к лицу с тем фактом, что десяток пуле-метов сперли. Сначала он пришел в ярость и пытался выжать из меня имена других маль-чиков. Я внушил ему, что даже если бы я знал их имена и мы нашли бы похитителей, в казбе их никогда не удалось бы поймать. Кроме того, отвечать придется ему, потому что считалось, что это его солдаты должны были делать разгрузку. Капитан был не слишком смышленым. Его звали Умрум, и он не отличал ослиной задницы от лимона.
   Офицерами вроде Умрума обычно были сынки из богатых семей, плативших за их чин. Если в достаточно богатой семье имелось достаточно сынков достаточного чина в армии, ее процветание было обеспечено. Да, капитану Умруму крепко закрутили яйца. После того, как его ярость иссякла, он стал плакать и жаловаться, что погиб. Тогда я спо-койно подсказал ему, как подделать накладные так, как будто ничто не пропало.
   Теперь моя семья ела не хуже любой другой в казбе. А поскольку Камаль умел чи-тать, писать и обращаться с книгами, его тоже наняли в иракскую армию.
 
   Хаджи Ибрагим никогда не переставал переживать положение своих людей. Ни одна семья, пусть даже сильно нуждающаяся, пусть семья бедного крестьянина и торговца, пусть обнищавшая вдова, пусть упрямый нищий, никогда не получала в Табе отказа в пи-ще. Высокомерное отношение наших братьев-арабов едва не уничтожало его горем и яро-стью.
   К тому же Омар и Джамиль возвращались каждый вечер домой со своей похоронной работы такими провонявшими, что с ними едва можно было находиться в одной палатке. Нередко их тошнило и рвало. А потом они начинали вспоминать, что было днем, вдаваясь во всякие отвратительные подробности вроде сгнившей руки, которая отвалилась от тру-па, или семьи из пяти младенцев, найденных в пещере мертвыми, и прочих тошнотворных историй.
   Отец велел женщинам наскоро починить ему одежду и отправился в городской зал с целью встретиться с мэром Кловисом Бакширом. Тщетно. С утра до вечера муниципали-тет был набит сотнями вопящих просителей-беженцев.
   Сунна говорит, что даже низший по своему положению вправе обращаться с прось-бой лично к царю. Это было и в традициях бедуинов. Наблусские Бакширы и все другие властные фигуры долгое время ловко управлялись с Сунной. Просителя переправляли к чиновнику меньшего ранга, не обладающему полномочиями, который справлял свою службу посредством изощренной профессиональной лжи. Ни у кого в Наблусе не было возможностей двуногого верблюда. Они хотели, чтобы мы убрались из города, и точка.
   Видя, как отец, переходя от ярости к отчаянию, от огорчения готов отказаться от своего плана, я решил приложить руку к этому делу. Из письменного стола капитана Ум-рума я достал официальный бланк иракской армии и написал на нем письмо мэру:
 
   Почтеннейший и благороднейший мэр Бакшир, я и мои войска направляются на покорение Западного Иерусалима и выполнят эту миссию, как только окончится пе-ремирие. Таким образом, я не смогу иметь чести лично засвидетельствовать вам мое почтение. Насколько я понимаю, я и мои войска будут постоянно размещены в На-блусе, пока не вернется стабильность. До того момента, когда у нас появится удо-вольствие личного общения и долгой дружбы, я прошу вас о небольшом одолжении.
   Мой большой и близкий друг, хаджи Ибрагим аль-Сукори аль-Ваххаби, мухтар Табы и могущественная фигура в своем регионе, в настоящее время находится с ви-зитом в Наблусе из-за злосчастных обстоятельств войны.
   Поскольку мои войска будут размещены в вашем городе в будущем на неопределенное время, я чувствую, что просьбы такого рода уместны. Я был бы навечно признателен вам, если бы вы с ним встретились. Он заслуженный человек и весьма заинтересован в нынешних и будущих событиях.
   Контакт с хаджи Ибрагимом можно установить через его сына Ишмаеля, ожидающего в вашей внешней конторе.
   Победа будет за нами! Хвала Аллаху!
   Ваш полковник И. Дж. Хаккар,
   адъютант, бригада Нихаванд,
   армия Ирака
 
   Я украсил письмо печатями и лентами и рванул в городской зал. Имя "полковника" я нацарапал так, что его нельзя было прочесть. Бригада Нихаванд была названа по оконча-тельной победе арабов над персами в седьмом столетии. Я знал, что она находится близ Иерусалима.
   Я проталкивался через толпу во внешнюю контору мэра, и каждый раз, когда кто-нибудь возражал, что я опережаю очередь, я поднимал вверх письмо, и они почтительно расступались. У мэра за четырьмя столами сидели четыре клерка, и каждый криком оса-живал волну просителей. Я сунул в лицо одному из них письмо. Он глянул на конверт и скрылся в кабинете мэра. Не прошло и минуты, как он вернулся и сообщил, что мой отец будет принят в доме Кловиса Бакшира на следующий день.
 

Глава третья

   Поначалу отец был раздосадован тем, что я состряпал такую умную штуку, благода-ря которой он получил свидание с мэром Кловисом Бакширом. Правда, ему пришлось примириться с существованием вымышленного автора письма полковника Хаккара. По-том он стал думать иначе.
   - Ложь в подходящее время и в подходящем месте может быть чистой поэзией, - за-верил он меня.
   С тех пор, как мы с Камалем стали постоянно работать на иракского квартирмейсте-ра, этого ленивого и невежественного капитана Умрума, у нас всегда под одеждой были сигареты, которые мы утаскивали домой. Богатый живет по золотому стандарту. Бедуин - по навозному. В казбе мы жили по табачному стандарту, и это было лучше, чем деньги. Наша торговля сигаретами добавляла чуточку лишних пенни в семейный котел. Мы на-стаивали, чтобы хаджи Ибрагим купил себе новую одежду для встречи с мэром, чтобы уберечь его от унижения из-за его лохмотьев.
   - Нет, - сказал отец с вызовом. - Пусть Кловис Бакшир видит, до чего мы доведены. И кроме того, пока мой кинжал у меня за поясом, я одет хорошо. Жаль, что тебя не будет со мной, Ишмаель.
   Он потрепал меня по голове и ушел один.
 
   Для Ибрагима встреча послужила возобновлением старого союза. Хаджи свел зна-комство с семьей еще во время мятежа муфтия. Время от времени Бакширы прятались от солдат муфтия в Табе, а позже их для безопасности забрали к себе Ваххаби. Гостеприим-ство Кловиса Бакшира было довольно дружеским, а ваза с фруктами была достаточно полная, хотя и не чересчур.
   Кловис Бакшир был маленький человек, почти что деликатный, речь его выдавала университетское образование. Он старался быть спокойным и ровным. Единственное, что выдавало его внутреннее кипение, это непрерывное курение и прокуренные пальцы.
   - Я ведь не могу знать о каждом, кто оказался в Наблусе в эти времена. Знай я, что вы здесь...
   - Ваше затруднительное положение вполне понятно, - отвечал Ибрагим. - У нас так много глаз и ушей.
   Они перешли в прохладу веранды. Отсюда не был виден город, так как вилла распо-лагалась на чудесной лесистой территории. Поблизости выходил на поверхность подзем-ный поток, превращаясь в ручей с небольшим водопадом на своем пути. У водопада было кафе, служившее основным местом встречи людей племени Бакшира. В мирные времена Кловис Бакшир держал суд возле ручья.
   Хаджи Ибрагим был озадачен и сейчас же заподозрил неладное, увидев на веранде ожидавшего их еще одного человека. Он быстро охватил взглядом его прямую выправку, обжаренное солнцем лицо и изысканно ухоженные усы. На нем был европейский костюм из отличного материала и традиционный арабский головной убор.
   - Мой хороший друг и наперсник, господин Фарид Зияд. Я решил, что ваш опыт и замечания будут ему весьма интересны.
   Пока подавали кофе, хаджи Ибрагим уже вел свои маневры, стремясь понять, зачем здесь этот неожиданный гость. Зияд незаметно уклонился от разговора, отойдя в сторонку. Начищенные до блеска ботинки, что редко можно видеть в этих местах, давали еще одну тоненькую ниточку. Кто бы он ни был, он явно из верхнего эшелона.
   Кловис Бакшир закурил первую из множества сигарет, которыми с удовольствием затягивался длинными, задумчивыми затяжками и выдыхал тоненькой струйкой, как бы продолжением самого человека. Пепел он никогда не стряхивал, и тот никогда не падал, а только нарастал все длиннее.
   - Разумеется, я сделаю все, что возможно, чтобы ваше пребывание в Наблусе было более комфортным, - сказал мэр.
   Хаджи Ибрагим кивнул в знак признательности.
   - Я не из тех, кто поведет вас по пустыне вслед за лепешками верблюжьего навоза, - сказал Ибрагим. - Я имею в виду серьезные вещи, и дело не в моем личном состоянии.
   - Даже в нашем далеком Наблусе мы наслышаны о замечательной искренности хад-жи Ибрагима, - ответил мэр.
   - Мне крайне больно за поведение людей. Никогда не думал, что доживу до бесче-стья нашей великой традиции гостеприимства.
   - Я тоже, - согласился Кловис Бакшир.
   - Мы же не иностранцы. И не турки. И не евреи, - многозначительно сказал Ибра-гим.
   - Вы должны понять, что целая проблема с беженцами обрушилась на нас как буря и едва не потопила нас.
   - Беженцами? Что вы имеете в виду: беженцами? - сказал Ибрагим. - Моя деревня меньше чем в двух часах пути отсюда. Я палестинец в своей собственной стране среди моего народа. Я не беженец!
   Кловис Бакшир остался профессионально невозмутимым.
   - Жертвы войны, - поправил он, - временно перемещенные.
   - Я палестинец, и я в Палестине, - возразил Ибрагим.
   - Да, да.
   - Да будет известно, что меня выжили из моей деревни, и выжили не выстрелами ев-реев. Месяцами весь арабский мир говорил нам в один голос: уходите. Другого мнения ни у кого не было.
   - А какое могло быть другое мнение, когда это сионистское чудовище росло прямо у нас в животе?
   - У нас есть стулья, у нас есть столы, у нас есть кофе, у нас есть мужчины. Мужчины могут приходить и садиться на стулья, пить кофе за столом и обсуждать возможности ми-ра. Я полжизни прожил рядом с еврейским поселком и лишь изредка находил их неразум-ными. Позвольте мне сказать с моей широко известной искренностью, что евреи никогда не сделали мне и моим людям того, что претерпели они в последние два месяца от рук наших собственных братьев.
   - К счастью, ваша деревня не была Дейр-Ясин.
   - Да. Я не позволял огульно использовать Табу для того, чтобы втягивать нас в такие репрессалии.
   - Может быть, вначале мнение было другое, - сказал Кловис Бакшир. - Голоса уме-ренности и мира были слишком слабы. Одержимость уничтожить евреев охватила каждый город и деревню арабского мира вплоть до последнего крестьянина. Это было как при-ливная волна.
   Воцарилась такая тишина, что стал явственно слышен издалека шум маленького во-допада.
   - Мэр Бакшир, самая большая рана в моей жизни - это то, как с нами обошлись. Ни корочки хлеба, ни одеяла, ни стакана воды не предложили нам. И Наблус - не среди са-мых непорочных в этом.
   - Я это знаю и переживаю из-за этого, хаджи Ибрагим. Такое поведение ненормаль-но для нашего народа. Однажды утром мы проснулись и увидели, что все наше население разбегается. И хотя мы здесь на безопасной арабской территории, события нас ужасают. Сначала Каукджи ободрал наши поля. После этого с нами очень жестоко обращаются иракские солдаты. Иракцы питаются и снабжают свою армию большей частью из наших запасов и из наших магазинов без всякой оплаты. Вы арабские патриоты или нет? - спра-шивают они нас. Наша малочисленная полиция не может справиться с армиями. К тому времени, когда беженцы... перемещенные лица начали просачиваться... хлынули... затопи-ли эту часть Палестины, все были в состоянии паники.
   - Я не могу принять эти извинения, - возразил Ибрагим. - Поведение наших войск - позор для арабов. Что до меня, то я четверть века мухтар Табы и за все это время ни разу мы не дали чужаку поворот прочь от наших дверей.
   - Но вы никогда не просыпались однажды утром, чтобы обнаружить пятьдесят ты-сяч человек, ставших лагерем у вас на площади. Просто катастрофа была слишком круп-ной и произошла слишком быстро.
   - Что вы подразумеваете под внезапностью? Мы замышляли эту войну десять лет. Она началась не внезапно. Прошли месяцы после принятия резолюции Объединенных Наций. Месяц за месяцем нам твердили, чтобы мы оставили наши деревни, чтобы дать простор войскам. Те руководители, что настаивали на нашем уходе, должны были нести полную ответственность за то, чтобы нас приняли, накормили и обеспечили кровом. В каждой армии есть свой штаб, чтобы сделать приготовления к войне. Кто сделал приго-товления для нас? Ни одного палаточного городка, ни кухни, и даже на дорогах никого, кто указывал бы нам, куда идти.
   - Долгосрочное планирование никогда не было одной из наших сильных качеств, - ответил Кловис Бакшир. - И никто не мог подсчитать размер катастрофы. - Кловис Бак-шир осторожно положил свою сигарету в пепельницу, как будто она могла укусить его за палец. Он закурил другую. - Это верно. Мы не были готовы.
   - Во имя Аллаха, для чего же еще правительство, как не для того, чтобы заботиться о своих собственных людях?
   - Хаджи Ибрагим, у нас в Палестине нет арабского правительства. Весь арабский мир - это не союз наций, а собрание племен. Я десять лет мэр Наблуса после того, как моего любимого брата убили бандиты муфтия. Взгляните на это соседство. Красиво, разве нет?
   - К чему это вы?
   - Это не соседи. Это собрание домов за укрепленными стенами. Мои соседи выбра-сывают мусор за стену, а потом приходят ко мне и жалуются, что его не убирают. Они го-ворят мне: Кловис Бакшир, почему это администрация не убирает мусор? Я говорю им, что это стоит денег, и что если они будут платить налоги, то мусор будут убирать.
   Хаджи Ибрагим, вы собирали налоги в Табе, чтобы замостить улицы, построить школу, больницу или электростанцию? Пытались ли вы когда-нибудь создать комитет, чтобы разработать какой-нибудь проект для Табы? Боюсь, наши люди не умеют быть уча-стниками общины. Для них администрация - это некое таинственное продолжение исла-ма, нечто такое, что падает с неба. Они хотят, чтобы правители заботились о них, а сами не имеют понятия о том, что получат лишь то правительство, за которое готовы платить.
   - Зачем эта лекция, мэр Бакшир?
   - Единственно для того, чтобы напомнить вам, что народ Палестины никогда не управлял собой и даже не пытался это делать. Тысячу лет мы соглашались, чтобы решения за нас принимали люди за пределами Палестины. Не было ни малейшей возможности, чтобы какая-нибудь власть в Палестине подготовила нас к войне. Неужели вы думаете, что муфтий дал бы пищу и кров жертвам войны?
   - Хаджи Ибрагим, - встав и выступив на свет, сказал Фарид Зияд, - что вы думаете о военном положении?
   Так, этот Зияд здесь по причине и замыслу, которые скоро станут ясны. Думаю, он иорданец. Бакширы боролись с муфтием и остались его смертельными врагами. Кловис Бакшир определенно связывает свое будущее с королем Абдаллой. И хотя фронт уком-плектован иракцами и Каукджи, в него просачиваются контингенты Иорданского легио-на. Для чего? Не иначе, как для того, чтобы заложить основу будущих претензий на За-падный Берег. Без сомнения, у иорданцев есть список мухтаров, мэров и других видных палестинцев, которые были врагами муфтия. И мое имя тоже должно быть в этом спи-ске.
 
   - Что я думаю о войне? Я не военный, - уклонился Ибрагим. - Кроме того, я уже почти два месяца живу на ходу.
   - Но ведь вы управляли четверть века стратегической деревней и большей частью Аялонской Долины, - вставил Зияд. - К чему же такая скромность.
   - Может быть, лучше вы мне скажете, что вы думаете об этой ситуации, господин Зияд.
   - Да, конечно, - сказал Зияд. - Это всего лишь мое мнение, - сказал он, начиная стандартный трактат о последней арабской линии. - Во время перемирия арабские армии перегруппировывались для окончательного наступления. Легион выдавит евреев из За-падного Иерусалима, а иракцы и Каукджи тем временем будут наступать к морю, чтобы разрезать евреев пополам. Все кончится через месяц после перемирия.
   Зачем меня прощупывают таким образом? Ведь этот человек знает, что его рас-сказ не из "Тысячи и одной ночи". Как мне играть в эту игру?
   - Нельзя пустить шептуна в сильную бурю, - сказал Ибрагим, нащупывая сигарету и запуская руку в вазу с фруктами. - Если в том, что вы сказали, есть какая-нибудь истина, то ее нельзя выбросить вон вместе с мусором.
   - С мусором!
   - Мусор - это перемирие. Победоносная армия не согласится на перемирие. Наша армия выдохлась. Если мы не одолели евреев первыми ударами, значит, и не одолеем. Мы должны были захватить пятьдесят - шестьдесят поселений. Мы должны были взять глав-ный еврейский город. Мы не сдвинули их с места, кроме как в немногих отдельных точ-ках. Теперь дает о себе знать еврейская артиллерия, и если я не ошибаюсь, они нападают и на сам треугольник. Евреи разыскали старые германские военные самолеты. Увидев само-лет в небе, мы уже больше не раздумываем, а бежим прятаться в канаву. Если перемирие кончится, евреи перейдут в наступление и может быть даже дойдут до Наблуса.
   - Для человека, ничего не понимающего в военных делах, вы отваживаетесь на весьма интересное мнение, - сказал Бакшир.
   - Это не евреи спят в поле. Это мы спим. Они у себя дома и защищают свои поселе-ния, как следовало бы нам. Евреи не побегут. Евреи не покорятся. Они будут драться до последнего человека, и не только по радио и в газетах, но и на поле боя. Вы военный, гос-подин Зияд. Сколько людей мы готовы потерять в попытках взять Тель-Авив, Хайфу и Иерусалим? Миллион? Два? Какая комбинация арабских войск совершит это жертвопри-ношение, и у кого хватит на это стойкости?
   - Что дает вам повод думать, что я военный?
   - Ваша прямая спина. У вас трансиорданский акцент с примесью английского. Вы обучались в Англии. Вы родились бедуином. У вас татуировка на ладони, и она говорит об этом. Сложите все это вместе, добавьте ваши модные ботинки, и получится офицер Араб-ского легиона. Каждый в казбе знает, что мэр Бакшир и король Абдалла состоят в каком-то тайном союзе. Так что... зачем все эти тайны?
   - Для вас все это развлечение, - сказал Кловис Бакшир.
   Если у Зияда есть чувство юмора, оно не проявилось.
   - Я полковник Фарид Зияд из Арабского легиона, как вы и предполагали, - сказал он сухо. - Я здесь с личным поручением его величества короля Абдаллы. Ваше мнение, что война может по-настоящему кончиться, имеет под собой основание, но очень мало сто-ронников. Вы наверняка понимаете, что из всех арабских стран Иордания единственная кончается на палестинской территории. Мы удерживаем полицейский форт в Латруне. Это всего в двух милях от Табы. Один бросок, чтобы вернуть Рамле и Лидду, и вы снова в своей деревне.
   И для того, чтобы слушать все это дерьмо, я сюда пришел?
   - Посмотрите на меня, полковник Зияд. Я гол. Тысяча воров не могут ободрать мертвеца. То, что вы говорите, - самый жестокий обман. Ваш Легион - это лучшие наши войска, но ваш фронт так растянут, что перышко может через него проскочить. Вы не вы-ходите из Латруна для атаки, и вы это знаете. - Зияд начал было говорить, но Ибрагим опередил его. - Вам известно, что евреи успешно построили дорогу к Иерусалиму через горы, чтобы обойти Латрун. Теперь вы перевели сюда в треугольник ваши последние кон-тингенты, чтобы потребовать его для Абдаллы, и ваш фронт стал еще тоньше. Арабский легион не сможет сформировать еще один батальон, даже если половину рекрутов дать верблюдами. Вы хотите, чтобы эта война закончилась здесь и теперь.
   Полковник и мэр с удивлением посмотрели друг на друга.
   - Ну, братья мои, что же вы хотите от меня?
   Зияд кивнул Кловису Бакширу.
   - Хаджи Ибрагим, - сказал мэр, - король Абдалла - не фанатик в отношении евреев. Могу вам сказать, что его втянули в войну против его воли.
   - А я могу вам гарантировать, что арабские страны никогда не позволят Абдалле за-ключить мир с евреями, - возразил Ибрагим.
   - Мир наступит в свое время, - продолжал Бакшир. - Дело в том, что нам тоже ка-жется, что война дальше не пойдет. Палестина на грани захвата. Мы не хотим, чтобы нас отпихнули обратно через реку, чтобы продолжать войну. Важно, чтобы те части страны, которые находятся в руках арабов, оставались в руках арабов. Вы отрицали, что мы управ-ляем сами собой. Мы не можем этого. Единственный наш выбор в Палестине - муфтий и его люди, которые уже собираются в Газе. При поддержке Египта они могут предъявить требование на Западный Берег как палестинское государство.
   - Клянусь бородой Аллаха! Это как раз то, что предлагала нам Организация Объе-диненных Наций! Для чего же, черт возьми, мы сражаемся на этой войне? Зачем наши люди спят в поле?
   - Ничего не получится, пока наши войска не попытаются сокрушить еврейское госу-дарство. Они пришли; они не победили. Теперь мы перед выбором: король Абдалла либо муфтий.
   - Палестинский мандат - это кусок тряпки, - сказал полковник Зияд. - Я всю жизнь считал себя палестинцем. Большинство людей из Аммана считают себя палестинцами. Когда англичане создавали Иорданию, все, что они сделали, это изменили название части Палестины. Мы - тот же народ с той же историей. Флаг короля Абдаллы теперь развева-ется над Наскальным Куполом в Восточном Иерусалиме, и с аннексией Западного Берега мы превратимся из малой страны в большую.
   И не секрет, дорогие мои братья, что король Абдалла кипит тщеславием. Он меч-тает о Великой Палестине, Великой Сирии... один Аллах знает, о Великой арабской стра-не.
   - Должно быть, это не слишком популярно в Каире, - сказал хаджи Ибрагим.
   - Мы должны теперь также согласиться, что Иордания всегда была частью Палести-ны, - вступил в разговор Кловис Бакшир. - Это даст нам традиционного правителя и его армию. Главное, это даст нам средство помешать возвращению муфтия.
   - Позвольте мне ответить на вашу искренность, хаджи Ибрагим, - сказал полковник Зияд. - Вы можете нам помочь. Король Абдалла скоро объявит, что Иордания открыта для всех палестинцев, перемещенных войной. Мы заберем людей с полей и проследим, чтобы их кормили. С вашим положением вы могли бы убедить тысячи перемещенных лиц по-кончить с их страданиями, перейдя мост Алленби и придя в Амман. Не для общего сведе-ния: будет также декларация, что Иордания автоматически предоставит гражданство лю-бому палестинцу, кто этого пожелает.