Юрис Леон. Хаджи

   - Мы - народ, живущий в ненависти, отчаянии и темноте. И для нас евреи - мост из темноты.
   Слишком измученный для дальнейшей борьбы, Ибрагим опустился на стул.
   - Вы можете доверять Ишмаелю, - пробормотал он. - Он хранит секреты, как никто другой. Вы никогда не окажетесь в опасности из-за него. Возьмите эти вещи и получите за них как можно лучшую цену.
   - Только при условии, что Ишмаель не будет наказан за то, что взял с собой сестру. У нее хватило смелости продолжать карабкаться по скалам, когда другой юноша испугал-ся. Она оказала человечеству большую заслугу. Поклянитесь честью вашего отца.
   Ибрагим издал множество вздохов, уменьшавшихся от решимости до пустяков.
   - На этот раз я посмотрю сквозь пальцы на непослушание сына, - произнес он нако-нец. - Ну, а что слышно от Гидеона Аша?
   - Намечаются совещания между Абдаллой и палестинцами. Ваше мнение о нем из-вестно. Пока что он не пойдет против любого палестинца с положением, вроде вас. Он со-бирается сделать вид, что палестинцы хотят его и никого больше. Это, я думаю, тот слу-чай, когда золотая рыбка пытается проглотить акулу. Вот вам мой совет. Есть люди, кото-рые думают так же, как вы. Вы их найдете.
   Ибрагим выслушал и некоторое время раздумывал.
   - Мне нужно в жизни только одно. Я хочу вернуться в Табу и соединить там своих людей. Они где-то в Ливане. Я не вернусь в Табу один или даже во главе своего народа. Я не буду предателем арабов. Правильно или нет, этого я не могу сделать. Я могу вернуться в Табу лишь во главе тысяч палестинцев, как авангард полного возвращения.
   - Я открою вам главные тайны вашей жизни. Вы, вы один пойдете на эти совещания, зная, что Бен-Гурион и евреи согласны на немедленное возвращение ста тысяч арабов с итогом, который должен быть обсужден при заключении мирного договора.
   - Ста тысяч... - изумленно прошептал Ибрагим.
   - Сто тысяч для начала, - сказал Нури Мудгиль.
 

Глава шестая

   Ишмаель снова говорит с вами, уважаемый читатель. Фактически мы были пленни-ками иорданцев. Так что вам нужно знать об Абдалле и его безумных амбициях.
   Он происходил из Мекки, из семьи Хашими. Хашам был прадедом Мохаммеда, и Хашимиты играли важную роль в раннем становлении ислама. Однако когда центр ислама сместился из Аравии в Дамаск и Багдад, семья Хашимитов постепенно превратилась в мелких чиновников, содержателей святых мест в Мекке и Медине.
   Прошли столетия.
   Глава Хашимитов, известный как шариф Мекки, вытянул свой жребий с англичана-ми в первой мировой войне против Оттоманской империи. Закончить он надеялся коро-лем Великой арабской нации. Вместо этого ему бросили кое-какие кости, соперники Сау-ды в конце концов его изгнали его из Аравии, и остаток жизни он провел в изгнании.
   Его сыну Абдалле пожаловали марионеточный статус в Восточной Палестине, осаж-денной пустыне в Трансиордании. Единственным назначением этого "государства" было служить для англичан военной базой.
   Трансиорданский эмират был нищей пустыней, населенной главным образом бедуи-нами, жившими за счет верблюдов - источника пищи, крова и одежды. Они пили верблюжье молоко и ели верблюжье мясо. Они жили в шатрах из верблюжьих шкур и носили одежду, сотканную из верблюжьей шерсти. Верблюжий навоз давал тепло, верблюжьи спины - передвижение. Это злобное, некрасивое, вонючее животное, умеющее, однако, выживать в пустыне, как умел и его хозяин - бедуин. Жизнь в Трансиордании была при-митивной и жестокой, с бесконечными межплеменными войнами. Арабские лидеры нена-видели Абдаллу, потому что он был под полным контролем своих британских хозяев.
   Один толковый англичанин, Джон Бэгот Глабб*, преобразовал Арабский легион и объединил враждебные племена под одним знаменем, верным Абдалле. Он создал боевую силу, соединив современное вооружение и тактику с цветистой формой и помпой, что так нравилось бедуинам. Арабский легион стал единственной первоклассной военной силой в арабском мире и вызвал еще большую зависть к Абдалле.
   Трансиордания, позже ставшая Королевством Иордания, продолжала чахнуть как за-бытая Богом, заброшенная страна с менее чем полумиллионным вялым и безропотным на-селением. Это была страна ничего: ни культурных условий, ни литературы, ни универси-тетов, ни приемлемого здравоохранения.
   Абдалла оказался столь же терпеливым, сколь и амбициозным. Отдав Легион в рас-поряжение англичан во второй мировой войне, он был единственным арабским лидером, связавшим себя с Союзниками, и использовал их победу как трамплин для осуществления своих заветных желаний.
   Вы спросите Ишмаеля, чего же желал Абдалла? Не больше и не меньше, чем желал его отец и его брат Фейсал: быть правителем Великой арабской нации, включающей Си-рию, Ирак, Ливан, Палестину и Саудовскую Аравию. Как видите, его мечты не были ни мелкими, ни очень уж тайными.
   Мой отец, хаджи Ибрагим, не умея сдерживать свой язык, частенько называл Абдал-лу своим злейшим врагом. Абдалла открыто болтал о том, что нет ни Иордании, ни Пале-стины, а есть только Великая Сирия, возглавить которую предназначено Хашимитам.
   И хотя Лига арабских стран, наш совет наций, кипела от наглости маленького царь-ка, сидящего в своей смехотворной столице Аммане, она не могла пойти против него, по-тому что он был хорошо спрятан под юбкой британского льва.
   Абдаллу все ненавидели. Египтяне, считавшие себя сердцем и элитой арабского ми-ра. Саудовцы, которых бросало в дрожь при мысли о его мести за изгнание Хашимитов из Аравии. Сирийцы, которым Абдалла предназначил отдать ему свою страну. Муфтий, счи-тавший Палестину своей вотчиной. И все они замышляли устранить его.
   Из войны с евреями один Абдалла вышел с победой, территорией и флагом, разве-вающимся над Восточным Иерусалимом и Наскальным Куполом.
   Больше того, с побегом палестинцев он получил население, вдвое большее, чем в его собственном королевстве - полмиллиона палестинцев Западного Берега и еще полмил-лиона тех, кто перешел через реку в Трансиорданию.
   В большинстве своем это были неграмотные и нищие крестьяне. Было, однако, и много тысяч образованных палестинцев, цвет нации. Они должны были дать отсталой стране быстрое вливание образования, торговли, финансов, которое раскрыло бы перед ней современный мир.
   Чтобы не упустить благоприятный случай, Абдалла дал беженцам гражданство и свободу передвижения. Для того, чтобы узаконить ползучую аннексию им Западного Бе-рега, многие представители палестинской верхушки были назначены на высокие посты в иорданском правительстве. Он использовал тонкий шпон конституционного правления, включив в свой парламент половину палестинцев. Это был обман, так как король оставил за собой право назначать и удалять любого, налагать вето на любой закон и распускать парламент по своей прихоти.
   Лига арабских стран - формально ассоциация всех арабских стран - не признала по-пытки аннексии и поклялась никогда не признавать ее. Абдалла оказался в изоляции в мо-ре враждебных соседей.
   Иерусалимский муфтий, давний враг Абдаллы, бежал в Газу, где попытался проти-востоять притязаниям короля. Но дни славы муфтия кончились.
   Стало известно, что во время второй мировой войны, будучи нацистским агентом, муфтий посетил Польшу, чтобы осмотреть лагери уничтожения. Полагая, что завоевание Палестины немцами неизбежно, он представил Гитлеру план устройства газовых камер в долине Дотан к северу от Наблуса. Там он уничтожал бы евреев из всех стран, покорен-ных немцами на Ближнем Востоке.
   Один Египет признал претензии муфтия на Палестину, но его поддержка была сла-бой и неискренней. На самом деле он пережил свою ценность для арабов. Хаджи Амину аль-Хуссейни предстояло закончить свою жизнь почтенной персоной в разных арабских местах, но политическая его звезда догорела до конца.
   В мощной оппозиции аннексиям Абдаллы было много и самих палестинцев. Король был поражен, узнав, что вся Палестина вовсе не собирается под хашимитским флагом. Но у него была не слишком тонкая кожа. Он постарался подкрепить свою претензию на За-падный Берег, не восстанавливая против себя важных лиц оппозиции. В то же время он удостоверился, что беженцы не организуют встречного движения.
   Агенты и сторонники Абдаллы проникали в города и лагери беженцев Западного Берега, принуждая, подкупая, обещая политические взятки всем, кто присоединится к не-му.
   На иорданской стороне лагери беженцев, разбросанные вокруг Аммана, быстро по-пали под его контроль. Оппозицию он удалил из этих лагерей нешумными убийствами и тюремными заключениями.
   Чтобы укрепить свои позиции, он затеял бесчисленные совещания и встречи на За-падном Береге. Наконец он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы объединить Иорданию с Западным Берегом и потребовал большого съезда в Аммане, необъявленной целью которого было предложить ему корону Великой Палестины - первый крупный шаг к Великой Сирии.
   Отец тщательно следил за этими ухищрениями. Сохраняя сдержанность, он прини-мал участие в больших и маленьких встречах. Он постоянно поддерживал связь с профес-сором доктором Нури Мудгилем. Когда был созван большой Съезд в Аммане, он знал, что ему надо принять участие, и решил держаться своей линии, даже если бы это было чрева-то для него тюрьмой или смертью.
 

Глава седьмая

   Начало 1950 года.
   Римляне называли его Филадельфией. Амман, столица библейских аммонитов, - это то место, где царь Давид послал своего полководца Урию на верную смерть в бою, чтобы завладеть его женой, прекрасной Вирсавией*. Подобно древнему Содому, Амман имел славу бессовестного гедонизма и зла, что навлекло на него гнев пророков Амоса и Иере-мии. Их предсказания о разрушении Аммана исполнились лишь отчасти. Амман не был разрушен. Он просто никогда ничем не был. Он все еще лежит там, раскинутый на во-шедших в поговорку семи холмах, - забытая станция на Царской дороге, торговом пути между Красным морем и Дамаском. Так он и оставался, изнывая от солнца, две тысячи лет, почти не подозревая о существовании окружающего мира.
   И вот явился Абдалла со своими амбициями и с англичанами, объединяющими бедуи-нов в Арабский легион. Амман поднял свою обдуваемую ветром, засыпанную пылью голову и из столицы ничего стал новым центром арабских интриг.

* * *

   Вы не можете представить, как я был взволнован и горд, когда отец сказал, что я бу-ду сопровождать его в Амман на Великий съезд демократического единства! Арабский мир, кажется, метался от одного съезда к другому, но я еще не был ни на одном, тем более демократическом.
   Несколько недель Акбат-Джабар и еще четыре лагеря были охвачены пламенем об-суждений и споров. Иорданские агенты завалили нас литературой и агитацией. Нужно было больше тысячи делегатов - половина с Западного Берега и половина от палестинцев, ныне живущих в Иордании.
   Если бы посчитать, то оказалось бы, что 50 процентов съезда Абдалла посадил в тюрьмы еще до того, как начал подбирать делегатов от Западного Берега. Многочислен-ные палестинцы, живущие в Аммане, и те, что обитали в пятидесяти лагерях вверх по ре-ке, были у Абдаллы в кармане, и никто не сомневался, как они будут голосовать.
   Каждый день объявляли новых делегатов из числа мэров, мухтаров, шейхов, духо-венства и известных палестинцев Западного Берега. Эти тоже в подавляющем большинст-ве были людьми Абдаллы. Допускалась и оппозиция, но только тщательно просеянная, малочисленная, контролируемая; она нужна была, чтобы "доказать" миру, что съезд будет насквозь демократическим.
   Хаджи Ибрагим был в числе оппозиции, выставленный вместе с группой делегатов от Акбат-Джабара и других лагерей вокруг Иерихона. Хотя на этих территориях жило больше пятидесяти тысяч человек, от них было назначено жалких двадцать делегатов.
   Тем не менее драка за места была жестокой. Сначала была сделана попытка устроить выборы, но никто не знал, как их проводить, и этой системе не доверяли. Отбор делегатов скатился к обычной силовой борьбе, когда местами овладевают сильнейшие главы племен и те, кто лучше умел подбирать союзников.
   Несмотря на нажим иорданцев, мой отец, великий хаджи Ибрагим аль-Сукори аль-Ваххаби стал главой делегации от Иерихона.
   Половина делегатов была про-абдаллистской с самого начала, и иорданские агенты продолжали работать с другой половиной. Им обещали дополнительные пайки, деньги и в будущем правительственную службу. Когда агенты закончили свою "кампанию", хаджи Ибрагим сумел насчитать всего с десяток противников аннексии Западного Берега. Это число еще более сократилось, когда были убиты двое самых открыто высказывавшихся делегатов, а еще двоих забрали в Амман, чтобы предъявить обвинения в контрабанде и торговле на черном рынке. Обвинения были прозрачными, так как эти преступления прак-тиковались повсеместно, особенно среди иорданских войск и администрации их лагерей.
   Когда отец попытался заменить выбывших делегатов, его известили, что списки за-крыты.
   К какому сорту принадлежали делегаты, становилось ясным по способу их доставки и размещению в Аммане. Самых важных про-абдаллистских делегатов привезли на част-ных автомобилях и поселили на виллах и в гостиничных комплексах. Остальных, как мой отец и всех тех, кто жил в лагерях, перевезли автобусами через реку и поселили в пала-точном городке Шнеллер в шести милях от Аммана. Хотя в Шнеллере и Акбат-Джабаре было одинаковое население, Шнеллер выставил сто делегатов. Это означало, что в неко-торых отношениях съезд будет не столь демократичен, как в других.
   Несмотря на то, что нас намеренно унижали, сделав делегацией второго сорта, я был увлечен поездкой. Поездка через мост Алленби, Сальт, Сувейли в Амман была как быст-ротечный сон.
   Мы с отцом разделили маленькую палатку. Когда нас поселили и накормили, он по-дозвал меня поближе и сказал, чтобы я прочитал ему повестку дня. Он велел мне встать перед ним, дотянулся до моего уха и подергал за него.
   - Держи ушки на макушке, - сказал он.
   - Хорошо, отец.
   - Первым делом присмотрись к этому лагерю, - сказал он. - Главный товар Абдаллы для беженцев - что лагери в Иордании куда лучше, чем на Восточном Береге. Мне нужна правдивая картина. Еще он утверждает, что здесь у беженцев есть работа и школы для де-тей. Что здесь правда?
   - Я понимаю, - сказал я.
   - Ты должен здесь поболтаться и вынюхать противников аннексии вроде меня. Ос-торожно, осторожно, осторожно. Не входи с ними в контакт, а мне дай знать, кто такие.
   - Да, отец.
   - И наконец главное, Ишмаель: будь начеку, здесь пахнет убийством.

* * *

   На следующее утро я проснулся, предвкушая, как мы отправимся в Амман. Но там меня ждало разочарование. По сравнению с Иерусалимом Амман бледнел. Отец, как я ви-дел, подумал о том, кто кого должен аннексировать.
   В центре города, ненамного большего Рамле или Лидды, втиснутый между мечетью и древним римским амфитеатром, находился маленький невыразительный фонтан. Там расположился отель "Филадельфия", место проведения съезда. Большой плакат гласил: "Добро пожаловать на Великий демократический съезд единства: Палестина и Иордания едины".
   Центр украшали и прочие маленькие символы гостеприимства, но главным было присутствие Арабского легиона. Наряженные в новые красные в белый горошек головные уборы, с роскошными усами и весьма свирепым выражением лица, они выглядели чрез-вычайно мужественно в своих желто-коричневых и красных кавалерийских мундирах.
   С легионерами смешивались верные королю бедуины. Должно быть, там были сотни из племени Бени-Сахр в светло-голубых и белых одеждах, украшенных золотом, обве-шанные полными патронов лентами. Люди Бени-Сахр были известны как самые свирепые бедуинские вояки, и их присутствие рядом с легионерами показывало, что в Иордании не следует воспринимать Абдаллу слишком легко. Казалось, на каждого делегата приходи-лось по десять вооруженных иорданцев.
   Мы с отцом направились к отелю "Филадельфия", где ему дали мандат и назначили в комиссию. Большинство комиссий не играло никакой роли и было придумано для того, чтобы чем-нибудь занять делегатов и внушить им чувство собственной значимости. Пер-вым делом отец категорически отверг место в Комиссии по исламским ценностям.
   Нас оттеснили в боковую комнату, где за письменным столом сидел свирепого вида полковник Зияд.
   - А, хаджи Ибрагим, я вижу, вы нашли дорогу обратно из Кумрана, - сказал он пол-ным сарказма тоном.
   Отец не моргнул глазом.
   Я почувствовал, что мои коленки подгибаются от страха. Я видел свой конец в ужасной иорданской тюрьме. Полковник Зияд постучал по столу, как будто добывал закоди-рованное решение.
   - Вы дурак, жуткий дурак, - сказал полковник.
   Кажется, я видел, как всякие комбинации крутятся в его мозгу; наверно, я молился вслух, потому что отец потряс меня за плечо, чтобы я замолчал.
   - Это демократический съезд, - сказал Зияд. - Я вас переведу в другую комиссию. - Он перелистал свои бумаги, нашел нужную, вписал туда имя отца и выписал распоряже-ние. - Вы будете принимать участие в Комиссии по беженцам, - сказал он.
   - Возражаю против самого слова "беженцы", - ответил отец.
   - Тогда обсудите это в вашей комиссии, и... хвала Аллаху, что мы демократичны.
   Отца спасло то, что Абдалла не хотел хаоса и раскола на съезде, и с этой точки зре-ния нас следовало умиротворить подачкой. Но я все еще трясся от страха, когда все со-брались во внутреннем дворе Большой мечети, и муфтий Аммана, глава мусульман стра-ны, открыл съезд.
   После молитвы муфтий прокричал с кафедры слова 57 суры, где говорится о наказа-нии неверующих.
 
   "Мы украсили ближнее небо огнями,
   и сделали его пулями для сатаны;
   и Мы приготовили его наказанием Огнем.
 
   "Для тех, кто не верил в своего Господа -
   наказание Геенны - плохая судьба!
   Когда их бросят туда, они
   ревут, потому что она кипит,
 
   "И почти разрывается от ярости. Когда
   толпу бросают туда, служитель спросит:
   "Разве тебе не было предупреждения?"
   И они скажут: "Да! К нам приходил тот, кто предупреждает,
   но мы посчитали его ложным и сказали:
   "Аллах никого не посылал".
 
   ""Истинно, вы в большом заблуждении".
   И они скажут: "Если бы мы слышали или понимали,
   мы не были бы среди тех, кто в Пламени".
 
   "Так они сознаются в своем грехе: "Долой
   тех, кто в Пламени"".
 
   После леденящей кровь проповеди о сожжении евреев муфтий Аммана стал молить Аллаха благословить и ниспослать божественное ведение делегатам.
   После молитвы мы перешли к римскому амфитеатру и прослушали трехчасовую приветственную речь мэра Хеврона, города на Западном Береге. Это был самый ревност-ный сторонник Абдаллы в Палестине. Первый час его речи был посвящен тому, что наста-ет месть евреям, а последняя часть провозглашала славу исламу и красоту арабского един-ства и братства.
   За мэром Хеврона последовало полдюжины других приветствующих ораторов, каж-дый из них вдалбливал мысль о грядущей аннексии. Единственного выступившего от оп-позиции демократично заглушили уже через несколько минут. Это разозлило хаджи Ибра-гима и горсточку диссидентов, и они стали протестовать и выкрикивать анти-абдаллистские лозунги. Нас подавила массивная сила легионеров, окруживших амфитеатр. Никто не пострадал, и митинг продолжался.
 
   Когда было покончено с приветствиями, мы поднялись на Джабаль аль-Кала, доми-нирующий над местностью холм с древней римской крепостью. В большом дворе, среди развалин Замка Геркулеса, дюжина слуг должна была подать нам послеполуденную трапе-зу.
   - Абдалла знает, как угостить на английские деньги, - заметил отец.
   С этого чудесного места открывался вид на королевский дворец "Хашимийя" и ок-ружающие холмы.
   Настало время осторожно смешаться с другими. Когда мы мыли руки в фонтане пе-ред едой, я заметил делегата в традиционной пустынной одежде, пробирающегося к отцу, и встал поближе, чтобы послушать.
   - Я шейх Ахмед Таджи, - вполголоса сказал человек. - Мои люди и я находимся в Хевронском лагере.
   Следуя его пониженному голосу, отец тихо представился.
   - Я знаю, кто вы, - сказал шейх Таджи. - Я слышал оба ваши выступления, в отеле "Филадельфия" и возле амфитеатра. Вы с ума сошли, в самом деле.
   Шейх что-то сунул отцу, кажется, талисман из черного камня. Отец быстро спрятал его в карман.
   - Нам надо встретиться после этого съезда, - прошептал шейх. - Когда я получу от вас этот талисман с запиской, я приду к вам.
   Отец кивнул, и оба они так же быстро, как встретились, разошлись в разные сторо-ны. Я знаком показал отцу, что запомнил имя человека, и побрел в сторону, чтобы что-нибудь о нем узнать.
 
   В тот вечер нас пригласили во дворец "Хашимийя" на встречу с королем. Я никогда не был во дворце, не видел всамделишнего короля и неподдельно взволнован, хотя это и был Абдалла. Мы с отцом хорошо оделись, одолжив одежду у всех, у кого в нашей части Акбат-Джабара осталось хоть что-нибудь приличное. Но многие делегаты были в лох-мотьях. Цепочка понемногу двинулась в тронный зал.
   Второй раз в этот день у меня тряслись коленки. Да, место, конечно, замечательное. Это было единственное красивое место, не считая римского амфитеатра и крепости. Хотя дворец и не столь чудесен, как то, что я видел во время своего путешествия в рай, он вполне подходил для Абдаллы и Иордании.
   И вот я перед самим королем! Кажется, я был разочарован. Его троном было просто большое кресло, стоявшее на возвышении, выкрашенном в золотой цвет. Он шагнул вниз, чтобы принять цепочку делегатов; его окружали телохранители-черкесы. Это были не на-стоящие арабы, а русские мусульмане. В своих меховых шапках с серебряными изображе-ниями королевской короны они походили на казаков, которых я видел на картинке. Со-ветники в европейских костюмах и арабских головных уборах стояли по сторонам от ко-роля и шептали ему на ухо, когда проходил очередной делегат.
   Для короля Абдалла был низковат, и одежда его не была украшена, но более начи-щенных черных ботинок я в жизни не видел. Он был весело настроен, и это меня удивило - я ожидал, что он выглядит зловеще, как полковник Зияд, находившийся здесь же. Пол-ковник зашептал королю, когда мы приблизились. Абдалла расплылся в неестественно широкой улыбке, обнял отца, расцеловал его в обе щеки, погладил меня по голове, хотя я был почти такого же роста, как он.
   - Добро пожаловать, милости просим в мое скромное королевство, хаджи Ибрагим! Да будет вам моя страна родным домом. Благословенно ваше присутствие. Да поведет вас в эти дни мудрость Аллаха.
   - Ваше величество, нет слов, чтобы описать волнение этого момента, - ответствовал отец.
   - Чего бы вы ни пожелали, теперь или потом, вам стоит лишь протянуть руку, - ска-зал король и повернулся ко мне. - Твое имя, сын мой?
   - Я Ишмаель, - торжественно произнес я.
   Нас слегка подтолкнули, чтобы не задерживали очередь, и в конце концов мы очути-лись в самом большом шатре, какой мне приходилось видеть, - он вмещал всю делега-цию. Нетрудно было разобраться, кто здесь беженец, а кто из богатых и зажиточных пале-стинцев - это были лохмотья и золотые нити, перемешавшиеся во всеобщем братстве.
   Последовавший за этим пир был еще более пышным, чем те, что устраивал отец, бу-дучи мухтаром Табы. Многие из нас давно не видели такой еды и ели, пока не раздулись, и после этого тоже продолжали есть. Музыка и танцовщицы дополнили атмосферу любви и согласия. Слуги раздавали гашиш, чтобы наше блаженство не растаяло слишком скоро.
   После пиршества мы смотрели верблюжьи гонки, искусство верховой езды и соко-линой охоты, и снова были музыка и танцы. Потом мы слышали по радио, что король ти-хо ускользнул из Аммана, не желая своим присутствием нарушать демократизм встречи.
 
   На следующий день отец отправился в свою комиссию, заседание которой началось и кончилось общим криком из-за его попытки расширить повестку дня, а не просто при-нимать уже составленные решения. Он высказался за то, чтобы не употреблять слово "бе-женец", но его перекричали. Я вскоре ушел, чтобы собрать сведения, которые он велел мне достать.
   Вечером я рассказал отцу о том, что удалось узнать. Шейх Таджи - глава полукоче-вого племени, занимавшего территорию к северу от залива Акаба и предместьев Эйлата. В начале войны с евреями египтяне в военных целях выселили их из родной страны, и они бежали в Хеврон. К концу войны евреи завоевали пустыню Негев и оставили шейха Тад-жи удивляться, зачем он уехал. Оставшихся бедуинов евреи не тронули, и они сотрудни-чали с евреями, снабжая их охотниками и сведениями.
   Пока шейх Таджи сожалел о своей ошибке, он оказался в Хевронском лагере в бед-ственном положении. Мэр города был верным сторонником Абдаллы и превратил лагерь в один из оплотов короля в Западном Береге.
   Отец показал мне маленький талисман, который дал ему Таджи, - яшмовый брелок с абстрактной резьбой. Я узнал обычный бедуинский талисман для охраны от джиннов.
   - Эта штука потом доставит к нам шейха Таджи, - сказал отец. - Что ты узнал о здешнем лагере?
   Я с важностью прокашлялся.
   - Шнеллер и все лагери вокруг Аммана гораздо хуже, чем Акбат-Джабар, - сказал я. - Здесь они живут или умирают по одному закону. Абдалла завербовал всех важных ста-рых мухтаров и раздал им и их семьям все рабочие места в Красном Полумесяце. Если ты против короля, то ты не ешь и не протестуешь. Многих убили или бросили в тюрьму, так что всех инакомыслящих убрали.