Забирко Виталий. Статус человека

   - Почему же, - возразил Юлис. - Основную их цель мы знаем. Они считают, что с выходом в космос человек должен эволюционировать. И в общем-то правы. Наши предки тоже ведь когда-то были обезьянами, рептилиями, рыбами... Биологическая эволюция всегда дает новый качественный скачок прогрессу, и я не знаю, правильно ли мы поступаем, останавливая свою эволюцию законом о статусе человека.
   - Вы что, предлагаете всем нам стать монстрами?
   - Ничего я не предлагаю, - поморщился Юлис. - Кстати, после акватрансформации мы тоже станем иновариантами, или, как вы выражаетесь, монстрами. Но, по-моему, это не самое страшное - не жалеем же мы, что из обезьян стали людьми... Страшное в обратном: в нашем законе о биологическом статусе человека, скрупулезно требующем исправления мельчайших мутагенных преобразований организма, происходящих при изменении окружающей среды, будь то открытый космос или же экосфера землеподобной планеты. На пути эволюции еще никто не ставил такой продолжительной, искусственной и в то же время осознанной преграды. И никто не знает, что из этого получится.
   - Интересно, где они сейчас? - спросила Ингрид. - Я знаю, что с самого начала они были на искусственном спутнике Земли. А потом?
   - Они ушли с орбиты и стали постепенно отдаляться от Солнца, - сказал Юлис. - Очевидно, считают, что их местом обитания должна стать межзвездная среда. Сейчас их колония обосновалась где-то в области астероидов.
   - Эволюция! - взорвался вдруг Кристин. - А почему не Деградация? Почему никто, когда говорят об иновариантах, не вспоминает колонию на Энде?
   - Энде? Энде... Где это?
   - Там, где чуть было не погиб крейсер патрульно-спасательной службы, вытаскивая из временного колодца какого-то мальчишку.
   -А, картографа...
   - Так о каком прогрессе там можно говорить?
   - В конце концов, не все обезьяны стали людьми...
   Дальше разговор переключился на анархию, царившую в Картографической службе, но Косташен уже не слушал. Его охватил лихорадочный озноб в предчувствии чего-то страшного и непоправимого, что должно будет произойти с ним здесь. Значит, все-таки он прав. Монстрами, вот кем они станут!
   Стараясь не привлекать внимания, он опустился с третьего яруса по другую сторону от компании и стал пробираться между койками к выходу из зала. И он уже почти добрался к ближайшим дверям, как с одной из коек перевесился какой-то мужчина и цепко схватил его за локоть.
   Косташен, вздрогнув, как пойманный нашкодивший мальчишка, затравленно обернулся.
   - Здравствуй, Одам!
   Лицо говорившего было странно знакомым, но Косташен даже не захотел вспоминать, откуда его знает.
   - Куда ты сейчас?
   - Прогуляться, - буркнул он и, освободившись, быстро пошел к дверям.
   - Не задерживайся! Через два часа наша очередь!
   "Черта с два,- зло подумал Косташен, выходя на улицу. - Через два часа меня в городе не будет".
   Он разыскал столовую и вошел в нее. Столики пустовали, но сейчас и присутствие людей не остановило бы его. Косташен заказал комплексный обед на пять человек, но есть ничего не стал. Только выпил весь сок. Порции он так и оставил на столе - какое ему теперь дело, что о нем подумают.
   На улице Косташен в последний раз оглянулся на город, плюнул под ноги и-твердым шагом пошел в пустыню.
   11
   -Ба, кого я вижу! - весело воскликнул Кратов, зябко кутаясь в шубу. Могли бы, друзья мои милые, навестить меня и лично, а не по видео. В моем кабинете пока еще плюс двадцать.
   Кронс смотрел на него серьезно, не улыбаясь. Слева от Кронса, боком к Кратову, низко опустив голову, сидел Шренинг. Его большие руки, свободно лежащие на коленях, чуть заметно подрагивали.
   - Здравствуй, Алек, - бесцветным голосом проговорил Кронс, смотря прямо в глаза Кратову. - Как ты себя чувствуешь?
   - Спасибо, не жалуюсь. Впрочем, о моем здоровье лучше всего справляться у Шренинга. Кстати, Редьярд, а почему ты здесь? В лаборатории что-то случилось?
   Шренинг даже не поднял головы. Будто не слышал.
   - Я прекратил все работы по акватрансформации, - сказал Кронс.
   Кратов удивленно поднял брови. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
   - А при чем здесь ты?
   - А также все работы, связанные с ней, - продолжил Кронс. - Я являюсь полномочным резидентом Комитета статуса человека на Снежане.
   -Даже так... - Кратов откинулся в кресле и прикрыл глаза. - Я всегда почему-то думал, что этой организацией заправляет медицина... Видимо, ошибалсяНо почему ты не сделал этого раньше?
   - Раньше я не видел другого выхода.
   - А сейчас? - равнодушным голосом, ио-прежнему не открывая глаз, спросил Кратов. Кронс молчал.
   - Так что же произошло сейчас? - повторил вопрос Кратов.
   - Алек... Кокон разворачивается. Кратов широко открыл глаза и впился взглядом в Кронса. Кронс отрешенно смотрел в сторону.
   - Когда группа исследования физики макропространства выдвинула предположение о возможности возникновения на Снежане тепличного эффекта, тихо, словно оправдываясь, начал объяснять он, - Друа произвел некоторые подсчеты. Оказалось, что энергия, излучаемая Корриатидой, нарушит энтропийный фактор между Коконом и окружающим его пространством, что и заставит Кокон рано или поздно развернуться.
   - И когда же это произойдет? - ровным голосом спросил Кратов.
   - Изменения некоторых параметров свернутого пространства отмечено уже сейчас. И они продолжают нарастать.
   - Когда? - снова повторил вопрос Кратов.
   - Со дня на день, - глухо буркнул до сих пор молчавший Шренинг. Головы он так и не поднял.
   Кратов перевел вопросительный взгляд на Кронса.
   - Да, - подтвердил Кронс.
   - Все к лучшему, - тихо проговорил Кратов. Он зябко поежился, покрутил головой, поглубже забираясь под воротник шубы, и снова прикрыл глаза. - Груз с плеч...
   - Тебе... нехорошо? - настороженно спросил Кронс;
   - Ну, что ты, - слабо улыбнулся Кратов. Глаз он не открыл. - Просто я очень устал.
   - Тебе не в чем винить себя, - заставил выдавить из себя Кронс. Он посмотрел на Кратова и отвел взгляд. Не то он говорит, не то. Сколько он знал Кратова, а знал он его давно, они дружили со студенческой скамьи, его действия никогда не противоречили его совести. И никогда не нуждались в оправдании и тем более в сочувствии. Но Кронс твердо, с нажимом, словно убеждая не Кратова, а больше себя в его правоте, продолжал говорить: - И никто не сможет обвинить тебя в поспешности принятых мер. Никто и никогда. Те данные, которыми ты располагал, не давали тебе времени медлить. И любой на твоем месте поступил бы также, и я тоже...
   - Кратов! - вдруг громко над самым ухом крикнул Шренинг.
   Кронс осекся на полуслове и поднял глаза. Кратов по-прежнему сидел, глубоко утонув в кресле, руки его вольно лежали на подлокотниках, но голова неестественно низко склонилась на грудь, уткнувшись носом в отворот шубы.
   - Алек? - еще ничего не понимая, позвал Кронс.
   12
   Павел Самсин не долетел до станции гляциологов на Снежной Королеве. При входе в атмосферу Напрочь отказало рулевое управление, и его астробот по узкой рулеточной спирали вошел в пике, нацелившись на единственную цифру в необозримом за-снемсенном пространстве планеты. "Зеро". Катапульта отбросила Сажина далеко в сторону, и ему пришлось около часа добираться к месту катастрофы. Мороз был градусов пятнадцать, мела слабенькая поземка, ч Павел пожалел, что, готовясь к посадке, не накинул на себя доху. Впрочем, наст был твердым, шагать было легко, и он быстро согрелся. Короткая шестичасовая
   ночь Снежной Королевы выдалась светлой, звездной и тихой, если не считать шороха поземки, длинными языками стелющейся по равнине.
   Уже подходя к месту катастрофы, Павел вспомнил, как кто-то из провожавших его ребят пошутил, что вот, мол, теперь в царстве Снежной Королевы появится маленькое черное пятнышко, намекая на его фамилию, и невесело подумал, что теперь, пожалуй, не одно пятно, а два. И второе гораздо
   больше...
   На месте, где взорвался астробот, зияла огромная воронка, и из нее валил густой пар. Снег вокруг был мокрый и рыхлый, и Павел, почувствовав, что унты начинают намокать, стал быстро спускаться по откосу. Но когда он добрался до черного пятна обнажившейся земли, то только тогда увидел, что посередине воронки между изуродованными обрывками астробота прямо на исходящей паром земле кто-то сидит.
   "Вот тебе и раз, - екнуло сердце у Сажина. - Неужели поисковая партия со станции гляциологов так быстро меня нашла ?" Он присмотрелся. Это была девушка. Она сидела неподвижно, обхватив колени руками и запрокинув лицо к звездному небу. На плечи была наброшена какая-то странная, рыже-черными пятнами, доха. Поверх нее тяжелыми волнами лежали неестественно красные волосы.
   "Что это она? - удивленно подумал Павел, и тотчас внутри у него словно что-то оборвалось, и неприятно засосало под ложечкой. - Это же она по тебе..." Ему стало стыдно, что он подсматривает за девушкой, за ее скорбью, пусть даже эта " скорбь по нему самому. Ведь на самом-то деле он стоит позади \нее, живой и здоровый, без царапинки, отделавшийся только ?легким испугом. Да и с ним он расстался уже давно и далеко отсюда - километрах в трех, у кресла, выброшенного катапуль той.
   - Здравствуйте, - сказал Сажин и шагнул вперед.
   Девушка оглянулась. Глаза ее широко распахнулись, и на гу бах заиграла улыбка.
   - Здравствуй, - сказала она. - Разве уже весна?
   Павел споткнулся.
   - Кому как... - глупо пробормотал он.
   "Лучше бы уж ничего не говорил. Тоже мне - нашелся!"
   Девушка вздохнула и покачала головой. Глаза ее потухли.
   - Холодно, - зябко поежилась она. - Как тебя зовут ?
   - Павел.
   - Павел... - протянула она и удивленно вскинула ресницы. - Не понимаю. Что означает твое имя ?
   Сажин снова смешался. "Ну вот, кажется, мы сейчас заберемся в дебри древнегреческой мифологии. Или, может быть, мое имя чисто славянское ?"
   - Не знаю, - честно признался он.
   - Не знаешь ? - сильно удивилась она. - Ну... А чем ты занимаешься ? Кто ты такой ?
   Павел хмыкнул.
   - В данном случае, по-моему, я шут гороховый.
   - Гороховый... - с сомнением протянула она. - Неправда. Я Горошков всех знаю. Ты меня обманываешь.
   "Нет, - подумал Сажин. - Подобная игра явно не дляменя".
   - В таком случае разрешите представиться, - ерничая, сказал он и сделал книксен. - Павел Сажин, гляциолог. Прибыл на Снежную Королеву в качестве пополнения.
   - Сажин?.. - задумчиво повторила она. Его скоморошья выходка не вызвала на ее лице и подобия улыбки. - Так вот ты кто...
   Она провела рукой по земле и растерла между пальцами прилипшую гарь.
   - Значит, это все твое? - Она окинула взглядом обломки астробота.
   - Значит, мое, - вздохнул Павел. - А как тебя зовут?
   - Цветик, - вскинула она ресницы и, чуть подвинувшись, погладила что-то на земле рядом с собой.
   И тут Павел увидел маленький невзрачный кустик, каким-то чудом выбившийся здесь, на месте катастрофы, а может быть, и именно благодаря ей из-под земли. Ему даже показалось, что он всеми листочками и маленьким бутоном с красным язычком тянется к теплу ее руки.
   - Ух ты! - непроизвольно вырвалось у Павла. Он шагнул вперед и присел на корточки, чтобы получше рассмотреть жизнелюбивый кустик. И оцепенел. Он только сейчас заметил, что девушка босая.
   - Что ты так смотришь на мои ноги? - удивленно спросила она. Подобрав их под себя, она снова обхватила колени руками.
   Павел с трудом оторвал взгляд от ее чуть испачканных сажей, с прилипшими к ним комочками влажной земли ступней ног, поднял глаза. Он словно заново увидел ее. Обыкновенная земная девушка, чуть курносая, с тяжелой копной волос, будто крашенных хной. На ней было длинное красное платье, типа хитона, странно фосфоресцирующее. А на плечи была наброшена его доха - он узнал ее, несмотря на разорванную полу и огромные подпалины.
   - Кто... - хрипло выдавил он и сглотнул невесть откуда, взявшийся в горле ком. - Кто ты ?
   - Кто? - удивилась она и недоуменно пожала плечами. - Цветик. Я здесь живу.
   Павел сел.
   "Здесь живу... - эхом отдалось в голове. - Ну да. Где же еще? Не прилетела же она с тобой", - как-то вяло подумал он.
   - Холодно, - снова поежилась девушка. - Сделай что-нибудь, ведь ты же Сажин, а?
   "Сажин, Сажин... Что она так выделяет мою фамилию?" - Павел поднял голову, встретился взглядом с ее глазами и встал. Действительно, что-то нужно было делать.
   К его удивлению, несмотря на то что астробот разбился вдребезги, среди обломков было разбросано множество пластиковых коробок и туб с суперсвежей пищей - сплющенных, закопченных, рваных, но также и целых - из того продовольствия, что он вез на базу (синтепища полевых синтезаторов не такая уж большая радость для людей на чужой планете, а своих оранжерей здесь еще не было), - и всякая прочая дребедень из грузового отсека. Пожалуй, с таким запасом можно было спокойно зимовать, если бы только зима на Снежной Королеве не длилась восемьдесят лет. Павел выбрал наугад две тубы с соком, затем ему на глаза попался свитер без рукава с большой, величиной с кулак, прожженной на спине дырой. Но самой ценной находкой было несколько канистр спирта из разбитого контейнера. Он завернул тубы в свитер, подхватил канистру и вернулся. Когда он подошел, одна из туб выскользнула сквозь дыру в свитере и упала к ногам девушки.
   - Ой! - вскрикнула она, подхватывая тубу над самым кустиком. - Зачем ты так... - укоризненно сказала она.
   Павел промолчал. Он снял куртку, затем стащил через голову свитер и положил его на колени девушке.
   - Одевайся, - сказал он и начал натягивать на себя свитер без рукава.
   Девушка прыснула. Павел скосил на себя глаза и тоже неопределенно хмыкнул. "Что ж, со стороны, пожалуй, смешно, хотя и чертовски холодно". Он снова надел куртку, застегнулся. Затем, сев на землю, принялся разуваться.
   -А обувь мы поделим, - сказал он. - Тебе - унты, а мне - шерстяные носки... Ты почему не одеваешься?
   Девушка грустно покачала головой.
   - Мне нельзя. Да я так и не согреюсь. И не разувайся. Обуваться мне тоже нельзя. Разве что чуть согреть ноги.
   Она окутала ноги свитером Павла.
   Павел молча поставил унты рядом с ней и принялся сооружать подобие очага из обломков внутренней обшивки астробота.
   - Обуйся, - робко предложила девушка, но он даже не повернул головы.
   Павел налил в импровизированный очаг спирт и зажег. Единственное, что могло еще гореть. Затем он вскрыл одну из туб с соком и протянул девушке. Она отхлебнула глоток, слабо улыбнулась и вернула тубу назад.
   - Спасибо, - поблагодарила она.
   - Пей. Чего-чего, а этого добра нам хватит.
   - Нет. - Она покачала головой. - Мне что-то не хочется.
   Павел допил сок и налил в тубу из канистры.
   - Выпей, - предложил он. - Это хорошо согревает.
   Девушка осторожно понюхала, окунула в спирт мизинец, и содрогнулась.
   - Разве это можно пить? - с испугом спросила она.
   -Даже нужно, - с улыбкой подбодрил Павел. - Пей.
   - Нет, - решительно сказала девушка и хотела было выплеснуть спирт в очаг, но Павел перехватил ее руку и отобрал банку.
   - Не так страшен черт, как его малюют, - проговорил он и опрокинул в себя спирт.
   - Ой! - испуганно вскрикнула девушка. Спирт мгновенно растекся по бороде, суша кожу. Павел утерся и, быстро открыв другую тубу с соком, сделал несколько глотков.
   - Вот так, - сипло сказал он и вытянул к огню уже успевшие замерзнуть ноги. Спирт он пил впервые и обжег слизистую.
   - Нет, - снова тихо прошептала девушка и, зябко поведя плечами, уткнулась подбородком в колени.
   Несколько минут они молчали, затем она робко предложила:
   - Послушай, тебе же холодно. Забирайся ко мне под доху, места хватит, да вдвоем и теплее будет...
   Павел не заставил себя упрашивать. Он набросил на себя - левое плечо дохи и обнял девушку за плечи.
   - Ничего, - попытался подбодрить он, - самое большое дня через два нас найдут, и уже тогда, на станции, мы отогреемся.
   Девушка-только грустно покачала головой.
   Так они и встретили утро. Маленькое солнце выпрыгнуло из-за горизонта и быстро начало взбираться по небосклону. Но и оно не принесло девушке радости. Вначале она встрепенулась, но тут же снова сникла.
   - Зима, - вздохнула она.
   И тут Павел заметил, что бутон цветка вдруг раскрылся алыми лепестками и тянется к солнцу.
   - Смотри-ка! - удивленно воскликнул он. - А цветочек-то твой расцвел!
   Девушка улыбнулась и осторожно погладила распустившийся бутон.
   - Радость ты моя, - с любовью сказала она. - Ошиблись мы с тобой. Зачем мы так рано проснулись?
   Сажин оцепенел. Кажется, только теперь он стал что-то понимать.
   Вместе с солнцем поднялся ветер. Он задул импровизированный костер и мгновенно выморозил землю в воронке, покрыв ее тонкой коркой льда.
   - Вот и все, - сказала девушка холодными непослушными губами. - Скоро здесь все заметет...
   Павел вздохнул и неожиданно подумал, что, пожалуй, завтра к утру на Снежной Королеве уже не будет двух черных пятен. Останется меньшее - он сам. Он поплотнее запахнул доху и крепче обнял девушку.
   И тут же понял, что она совсем закоченела.
   - Послушай, да ты же ледышка! Обожди, я сейчас разведу огонь...
   - Не надо, - остановила она. - Не надо. Ты мне ничем не сможешь помочь.
   Павел хотел было встать, но она его удержала.
   - Спасибо тебе...
   Он отпрянул.
   - За что ?
   Девушка тихо улыбнулась.
   - За кусочек весны... Ты прости меня, я сейчас уйду. Мне пора.
   - Куда ? - глупо спросил Сажин, Девушка вдруг побледнела и закрыла глаза.
   - Ты только не бойся, это не будет страшно...
   Павел во все глаза смотрел на нее.
   -Я просто у иду... И все. Спасибо тебе...
   Он хотел что-то сказать, но осекся. Девушка медленно таяла у него в руках. Цвет ее платья становился все бледней, а сама она все прозрачней и прозрачней. Пока не исчезла совсем. Все еще ничего не понимая, Павел осторожно потрогал рукой землю, где только что сидела девушка. Цветок снова закрылся в бутон и низко наклонился. Кустик увядал на глазах.
   - Павел! Павел! - Юсика ожесточенно трясла Сажина за отвороты комбинезона. - Павел, очнись!
   Он только мычал, но не приходил в себя. Тогда. Юсика принялась из последних сил хлестать его по щекам. Наотмашь, сильно, больно, не щадя. И он с трудом разлепил глаза.
   - Цветик... - простонал он, впервые произнеся это имя. Юсика обессиленно опустилась на теплый снег. Павел попытался подняться, оперся на руку, но резкая боль в запястье остановила его. И он вспомнил все. Превозмогая боль, сел.
   - Что случилось? - спросил он. И увидел звезды. Черную прорву Вселенной, высыпающую на его голову миллиарды звезд.
   - Звезды... - не веря глазам, прошептал он. - Звезды!
   - Посмотри туда, - указала Юсика рукой в сторону. Павел повернулся. На горизонте ночными огнями светился город. До сих пор он прятался в чудовищный дисперсии света, опустившейся на Снежану, но теперь открылся взгляду и оказался совсем рядом.
   - Дошли... - блаженно улыбаясь, выдавил он.
   Он с трудом поднялся и помог встать Юсике. Из его кармана выскользнула плоская коробка ботанизирки и, ударившись о наст, раскрылась. Но они не заметили этого. Они уже шли, шатаясь, поддерживая друг друга, по направлению к городу.
   На душе у Сажина было тепло, легко и одновременно грустно. Будто растаял смерзшийся комок, но вместе с болью, которую он причинял, ушло еще что-то. Часть его жизни.
   Они ушли, а на снегу остался лежать раскрытый золотой квадрат, похожий на старинный портсигар. Слабый ветерок лизнул его снежным языком, выхватил какие-то черные пожухлые лепестки и, лениво играясь, понес в пустыню.
   * * *
   Сразу после старта, по давно укоренившейся привычке Архист Бронер обходил все отсеки корабля. Не нравился ему этот рейс, не нравился с самого начала. Почти тридцать лет прослужил он на транспорте, каботаж приучил его к строгой жизни по графику, и неукоснительное соблюдение режима полета Бронер, как и большинство капитанов транспортного флота, возвел в своеобразный кодекс офицерской чести. Если даже по не зависящим от него обстоятельствам он выбивался из графика, то был хмур и недоволен собой до самого окончания рейса, считая его пропащим, а свою репутацию пунктуального капитана пошатнувшейся. Этот же рейс был вообще чем-то из ряда вон выходящим. Вначале его почти две недели. продержали на базе, не давая разрешения на старт - из туманных объяснений диспетчера он понял только, что не получена ответная посылка о возможности приема транспорта. Молодые практиканты-гляциологи вконец замучили его вопросами о старте. Кроме того, сущим божьим наказанием были бесконечные дебаты в кают-компании о структуре оксида водорода на Снежане, на которых Бронер не столько по праву, сколько по традиционной обязанности капитана должен был присутствовать. За это время он узнал столько теорий об этой самой структуре, что, пройди еще пара недель бездействия, в сердцах оставил бы капитанский мостик и переквалифицировался в гляциологи - по крайней мере, он уже стал кое в чем разбираться и даже понял суть одной из теорий: теории электронного дефекта в молекулярных связях оксида с наложенными на него внутрипротонными искажениями. К счастью для его капитанской карьеры через две недели дали "добро", и он стартовал.
   Однако этим все не кончилось. По прибытии на Снежану его заставили в спешке разгружаться, что в общем-то было на руку - возникла эфемерная надежда войти в график. Но с появлением на борту корабля трех пассажиров она улетучилась. Первого пассажира, хотя он и успел зарегистрироваться в бортовом журнале, Бронер еще не видел. Но двое других произвели на него странное впечатление. Он как раз заканчивал перекачку воды из танков корабля в стационарные резервуары, когда на обзорном экране увидел их всходящими по трапу. Бронер закончил операцию перекачки и вышел в коридор, чтобы встретить пассажиров. Нет, они не были акватрансформантами - аква-трансформантов Бронер уже видел, встречался с ними на улицах академгородка, - но их вид поразил его. Точнее, вид высокого мужчины с застывшим лицом и пустым взглядом. Шел он, как слепой, запрокинув голову, механически переставляя ноги. Его вел, полуобняв за пояс, небольшого роста пожилой человек, бритоголовый, в неопрятном, мешком сидевшем на нем комбинезоне; когда они поравнялись с капитаном, бритоголовый поздоровался и попросил провести их в каюту. Высокий же не отреагировал на приветствие Бронера, словно не заметил его, погруженный в отрешенность. Бронер проводил их к каюте, они вошли, но через минуту бритоголовый вышел и заблокировал дверь снаружи. "Замкнул, словно арестованного", - недовольно отметил про себя капитан, но тут бритоголовый подошел к нему и вручил мандат представителя КСЧ, а также приказ Центра управления транспортными перевозками об отмене планового рейса в систему Гарднера и старте корабля на Землю. И Бронер промолчал. Позднее, внося дополнения в вахтенный журнал, он заочно познакомился с пассажирами. Представитель КСЧ назвался кратко - то ли именем, то ли фамилией - Кронс. Два других пассажира были занесены в журнал с именами и фамилиями, но зато без обозначения рода деятельности. Попутчика Кронса звали Редьярд Шренинг, а у первого пассажира было звучное имя известного крелофониста - Одам Косташен. "Соврал, наверное", - подумал тогда капитан. Впрочем, это было не его дело.
   Бронер окончил осмотр корабля и вошел в кают-компанию. Все три пассажира находились здесь. Негусто. Пустой рейс. Представитель КСЧ сидел напротив своего товарища, который, вяло ковыряясь в тарелке, уставился пустым взглядом в никуда. Пассажир, назвавшийся Одамом Косташеном, молодой парень с красивым, нервным лицом, сидел в дальнем конце длинного стола и быстро ел, низко наклонившись над тарелкой.
   Бронер поздоровался и, подойдя к стойке, заказал себе обед. Затем включил воспроизведение крелофонических записей. Он специально поставил подборку из концертов Косташена. Чтобы посмотреть.
   Эффект оказался поразительным. При первых же аккордах пассажиры вздрогнули. Вилка выпала из рук Шренинга, губы затряслись.
   - Она... - с трудом выдавил он, и его рот свела судорога боли. - Она любила этот кон... - Он закрыл лицо руками, и его затрясло.
   Молодой парень бросил на своих попутчиков растерянный взгляд, лицо его перекосилось, и он, вскочив с места, стремглав выбежал из кают-компании.
   - Выключите! - гаркнул Кронс и метнулся к своему спутнику.
   Бронер поспешно отключил запись.
   Тем временем за столом буквально разыгралась драка. Кронс хотел поднять Шренинга из-за стола и увести, но тот, выкрикивая что-то нечленораздельное, ожесточенно отбивался.
   - Да помогите же мне! - крикнул Кронс, бросив на капитана злой взгляд. - Его нужно уложить в постель!
   Вдвоем они с трудом доставили сопротивляющегося, рыдающего Шренинга в каюту, уложили в постель, и Кронс надел ему на голову шлем медицинской помощи. Очевидно, шлем был уже настроен, потому что через минуту Шренинг затих, закрыл глаза и уснул.
   - Что с ним? - спросил Бронер, но Кронс промолчал. Они вышли в коридор, и Кронс вновь опечатал дверь.
   - Кронс, - буркнув, представился он.
   - Бронер, - кивнул капитан.
   Они молча прошли в кают-компанию. Кронс, смахнув остатки обеда Шренинга в утилизатор, жестом пригласил за стол капитана.
   - У вас есть что-нибудь ненавязчивое... только не из крелофонии?
   Бронер кивнул. Он подошел к стойке, поставил на воспроизведение что-то из синфаблюза и перенес свой обед на стол.