Страница:
Оба стражника щеголяли в обшитых медными бляхами и полосами армяках одного размера, принятого к воинскому стандарту в Гусь-Зазеркальном, причём Васю армяк доходил аж до колен, а Ивасю – только до пупка, и в пузатых, смахивающих на обычные чугунки шлемах. Вдобавок правые руки раздрайников сжимали грозные алебарды (для Вася в виде исключения древко было укорочено), что позволяло им по праву гордиться своим воинственным видом и старательно нести службу.
Они почти одновременно заметили медленно бредущего по дороге к Раздраю человека с какой-то явно нелёгкой ношей на плечах и сразу привели себя в боевую готовность. Вась подкрутил куцые усики и поправил выданный не по размеру пузатый шлем, постоянно сползавший на глаза, а Ивась с треском захлопнул вечно открытый рот и изобразил на лице напряжённую умственную деятельность, натужно краснея даже от этого усилия.
Когда путник, тяжело ступая, приблизился на расстояние нескольких шагов и на него упал свет вехового олдя, Вась, как самый умный, опознал в госте местного торгаша Благушу из Светлой Горилки, где сейчас праздновался Невестин день – развесёлые звуки балабоек и дудок даже здесь были хорошо слышны. Одет слав был почему-то в одну только алую шёлковую рубаху и синие плисовые штанцы, а через его плечо был перекинут какой-то тип в красном армяке, явно пребывающий в отключке.
Подступив к стражникам, торгаш небрежно, словно куль с мусором, свалил свою ношу перед ними в пыль, устало вытер рукавом взопревший лоб и пригладил мокрые всклокоченные волосы, выглядевшие так, словно он их отродясь не чесал.
– Привет, парни. Сколько там, оторви и выбрось, до смещения?
– Да вот-вот уже… Вась всмотрелся в лежащего. – А это никак Скалец? Что это с ним, забодай его комар?
– Да на мой кулак упал, оторви и выбрось, причём так неудачно, что с копыт начисто сковырнулся.
Стражники хохотнули – шутка им понравилась. Затем Вась для солидности свёл жидкие брови к переносице и продолжил дознание:
– За что же ты его так?
– За непотребство. – Благуша скупо усмехнулся. – Воришкой мой давний знакомец оказался, вот я его на суд скорый и правый сюда и принёс.
Проникнувшись важностью момента, Вась крепче перехватил алебарду и переглянулся с Ивасем, не осознавая, насколько потешно этот жест выглядит со стороны – обоим пришлось придерживать шлем свободной от алебарды рукой, причём старшему, задравшему голову, – чтобы не слетел с затылка, а младшему, склонившему шею вперёд под прямым углом, – чтобы не свалился под ноги.
– Гы! – сказал Ивась, на что брат согласно кивнул, снова едва не потеряв проклятый шлем.
– Ты это… того… правильно сделал. Дело государственное, забодай его комар, сейчас мы его в караулке запрём, а как смена подоспеет, то в город свезём, на суд воеводы…
– Да нет, парни, я решил поступить по обычаю. – Благуша покачал головой. – Каталажка для него – как водица с гуся, пусть-ка высылку, оторви и выбрось, на зубок попробует. Имею право, верно? Так что тащите его через Раздрай, а я вам за труды со свадебного стола пару кувшинов хорошего вина пришлю. Лады?
Коротышка с долговязым снова переглянулись. Дежурство уже в самом начале обещало быть весьма интересным.
– А что это он в армяке? – спросил вдруг наблюдательный Вась. – Он же завсегда в одной рубахе пижонил?
– Да я ему свой одолжил, – пояснил Благуша. – Горный домен холодный, так что ему пригодится.
– А что ж от него так воняет? – Принюхавшись, Вась даже сморщился.
– Вот потому и одолжил, – ухмыльнулся Благуша. – Ничего, и такой сойдёт. Ещё и благодарить потом будет.
– Это вряд ли, – усомнился Вась.
– Гы! – поддакнул Ивась (это было его любимое слово).
– За высылку не благодарят. – Вась выпрямился и задумчиво почесал нос заскорузлым от непрестанных воинских упражнений пальцем. – Но с твоей стороны – жест благородный. Армяк – он и в горном домене армяк.
– Гы! – решительно подтвердил Ивась. К этому моменту он тоже ощутил себя важным государственным лицом при исполнении, а потому расправил широкие плечи и выгнул грудь колесом.
– Тогда это… Как потерпевшее лицо ты должон представить свидетелей, вот!..
– О чем ты говоришь, Вась! – Благуша досадливо отмахнулся. – Все свидетели на свадебной поляне, неужто я людей по такому пустяку беспокоить буду?
– И то правда… – Вась приподнял кончиком лезвия алебарды край пузатого шлема и свободной рукой почесал настрадавшийся без оного занятия затылок. – Ну, старосту хотя бы надо было привести с собой…
– А кто церемонией свадеб распоряжаться будет? – резонно возразил торгаш. – Там пока запись в Анбарную Книгу сделаешь – семь потов сойдёт!
– Тоже верно, – вздохнул Вась. – Вот незадача. Значит, высылку требуешь? Чтоб, значит, поплутал плут на чужбине, пока доведётся с оказией на родной домен вернуться? Хм, надо бы, как полагается, в караульную книгу запись внести. Имена потерпевшего и преступившего, вид проступка, сумма, значит, подъёмных…
– Соображаешь, Вась. Пожалуй, пришлю-ка я три кувшина, а не два, как обещал. – Благуша многозначительно улыбнулся и добавил: – Ежели, конечно, оторви и выбрось, Скалец на той стороне до смещения окажется.
Вась и Ивась намёк поняли и сразу засуетились, решив, что караульная книга подождёт. Мощная длань младшего братка тут же подхватила Скальца за шиворот, вздёрнув того в воздух, словно пушинку, а старший для виду взял плута за штанцы.
– Минутку, парни. Чуть не забыл про подъёмные. Ничего не поделаешь, обычай есть обычай… – Слав вытянул из своего кошеля пару сборных матрёшек и под одобрительными взглядами стражников, оценивших сумму столь благородного жеста, переложил в тощий кошель Скальца, в котором позвякивало всего несколько занюханных бабок. – Запишите потом в караульную книгу – две матрёшки. Можете тащить.
Стражники с готовностью протопали по гулко громыхающему стальному мосту и передали высыльника своим собратьям по профессии на той стороне – одинаково мощным низкорослым еграм. В царившей кругом тишине те, естественно, весь разговор слышали слово в слово, поэтому вопросов задавать не стали – стражам горного домена Вершина тоже было скучно, и они рады были хоть немного размяться. Сверкая белозубыми улыбками, егры поволокли Скальца на скамью ожидальни, а стражники-славы прогромыхали пудовыми сапожищами обратно на свою сторону.
– Готово! – осклабился Вась, звучно хрястнув в подтверждение своих слов древком алебарды о землю. – Тащи свои кувшины, забодай тебя комар!
– Гы! – напомнил о себе, горой нависнув над братом, Ивась.
– Погодите, парни! – Благуша просительно развёл руками. – Я ж его на себе от самой веси тащил, оторви и выбрось, умаялся сил нет. Пойду тоже посижу в ожидальне, на нашей стороне конечно. До смещения. Лады?
– Лады, только смотри не усни там, а то выглядишь ты и вправду хреново, – Коротышка Вась строго погрозил ему пальцем. И довольно пробормотал, когда торгаш устало направился в беседку ожидальни, нынче пустующую: – Три кувшина! Неплохо, забодай меня комар!
– Гы, – поддакнул Ивась, имея в виду, что, ежели бы не дежурство, сейчас бы они оба в Светлой Горилке веселились. А так хоть вином утешатся!
– Постой, торгаш, забодай тебя комар, а что Скалец у тебя спёр-то? – запоздало спохватившись, окликнул Вась Благушу, когда тот уже добрался до скамьи.
Благуша медленно обернулся. Помолчал, словно раздумывая. Наконец как-то нехорошо усмехнувшись, ответил:
– Счастье он у меня спёр, парни. Ни много ни мало – счастье, оторви и выбрось!
И, сев на скамью, погрузился в свои явно невесёлые думы.
– Гы! – невольно выдал умный Вась, изумлённый столь странным ответом.
– Ни хрена себе, забодай меня комар! – столь же изумлённо согласился ранее немногословный Ивась.
А затем оба ещё более ошарашенно уставились друг на дружку.
Только опустившись на пустующую скамью ожидальни, Благуша наконец позволил себе расслабиться. Все прошло как надо. Красавчик Скалец своё получил. И получил по заслугам… Со стороны домена Вершина через Бездонье долетали порывы характерного для ночных гор прохладного ветра, несущего запахи скал и снега, но погруженный в свои мысли Благуша ничего не замечал вокруг.
Когда он с помощью этого засранца самым пренеприятным образом очнулся в той берёзовой роще, вышел на край поляны и увидел эту «влюблённую» парочку, Выжигу с Милкой, разряженных в пух и прах, сперва ему это показалось забавным. Вполне достойная месть бывшему другану, оставшемуся в неведении о подарке, который он получил после стольких усилий. Но, поразмыслив, Благуша решил, что так будет неправильно, несправедливо. В конце концов, пусть и не совсем честно, но Выжига вместе с ним прошёл весь нелёгкий путь Отказной гонки, а Скалец попросту прохлаждался в веси и миловался с неверной невестой. Тем более что Выжига сам оказался жертвой замыслов Красавчика и не заслуживал подобной участи. И почему бывший друган? Вовсе и не бывший! Не стоит такая подлая молодка крепкой мужской дружбы! Но ведь сейчас Выжига его просто не послушает, не поверит, подумает, что злой наговор возводит Благуша, очерняет от зависти. Эх, жаль, не успел предупредить ещё вчера, насколько все было бы проще… да вот отрубился на целые сутки. Скажи кто ему ещё до путешествия, что он способен столько спать, не поверил бы… А вот на тебе – второй раз. Сначала в вагоне Махины, потом…
В общем, глупо было в тот момент портить людям праздник. Поэтому Благуша придумал кое-что другое. Ежели нельзя огорчить Выжигу, то почему бы не огорчить Скальца? Что и было выполнено.
Он чувствовал, что после возвращения домой стал совсем другим человеком. Более зрелым. Более решительным. Сколько полезного жизненного опыта оно ему дало, это путешествие, сколько хороших знакомств! Да ради того, чтобы познакомиться с Минутой, он, наверное, снова совершил бы подобное путешествие, да и другана такого обрести, как Ухарь, – это тоже чего-то стоит! Драка с бандюками здорово их сблизила… Эх, знал бы, что так все несуразно получится, остался бы с Минутой в храмовнике, поступил бы к Бове Конструктору на службу, все интереснее, чем всю жизнь торгашом пробыть. Такую оказию упустил…
То, что он стал другим, сказывалось и на его нынешнем поступке со Скальцем – до путешествия он бы вряд ли на такое решился. Пожалел бы засранца… Так что на свою голову Красавчик навязал им это соревнование с Выжигой…
Ночная тишина была столь полной, что слабый шелест пришедшего в движение Раздрая заставил его вздрогнуть. Благуша резко вскинул голову. Разделившись точно посерёдке, половинки широкого стального полотна поползли в стороны, исчезая каждый в своём Крае. Вот и все, нет обратной дороги Скальцу, теперь можно со спокойной душой топать назад в Светлую Горилку и… Благуша нахмурился, вспомнив, как обстоят дела. Вот именно, что «и». А что, интересно, ему там делать? На Выжигу с Милкой смотреть?
Рука сама собой нырнула в нагрудный карман и вытащила «Апофегмы». Света звёзд вполне хватило, чтобы прочесть выпавшую наудачу строчку: «Все, что случается, случается к лучшему!» Благуша даже растрогался от благодарности. Спасибо, книжица, душевная поддержка ему сейчас ох как не помешает…
Тут половинки Раздрая скрылись в берегах Бездонья окончательно, прервав тягостные размышления. Вдруг навалилось беспамятье, затуманило очи… и едва он успел их продрать, как с той стороны Бездонья долетел подозрительно знакомый бас:
– Эй, слав, халваш-балваш, ты, что ли?
У Благуши глаза прямо на лоб полезли. Забыв про усталость, он вскочил со скамьи, изумлённо уставившись на крупную, кряжистую фигуру стражника-манга, появившуюся после смещения на той стороне Раздрая, – а это был не кто иной, как Обормот собственной персоной! А там, где Обормот, там и Простор-домен! Получается, он мог обойтись без путешествия, просто надо было подождать четыре дня, чтобы Простор вернулся к Роси… В том-то и дело, что четыре дня. На Невестин день он бы не успел. Впрочем, какая теперь разница…
– Рад тебя видеть, Благуша! – продолжал громыхать Обормот через Бездонье, весело ухмыляясь во всю свою заросшую до самых глаз рожу. – Эй, а что это ты делаешь здесь, когда в твоей веси свадьбы гуляют? Я же отсюда музыку слышу! Ну-ка, повернись, халваш-балваш, что-то я знака твоего семейного положения не разгляжу…
Благуша невольно коснулся правого уха, так и не дождавшегося жениховской серьги, и молча усмехнулся. Тут и до Обормота дошло что к чему, и манг поспешно стёр ухмылку, матюгнувшись про себя. Вышло довольно бестактно, и нужно было как-то исправлять положение.
– Неужто Выжига тебя обошёл? – теперь в голосе кряжистого стражника послышалось живое участие. – Послушай, слав, я сейчас сменяюсь с поста и собираюсь заглянуть в трактир на нашей Станции, так, может, составишь компанию? Промочим горло хорошей выпивкой, а? Эй, парни, – окликнул он Вася с Ивасем, моментально навостривших уши (Обормота они искренне уважали – за силу, ум и лихость, причём все – в одном лице). – Пропустите его без пошлины, халваш-балваш, в виде одолжения, а?
– Ладно, топай, Благуша. – Вась, тоже после слов Обормота вникнув в ситуацию, благосклонно кивнул и едва успел в последний момент придержать ненавистный шлем. – Только не забудь про должок, забодай тебя комар.
– Ага, четыре кувшина, – поддакнул Ивась. И, спохватившись, поспешно добавил: – Гы!
«А почему бы и нет», – подумал Благуша.
И решительно зашагал по Раздраю над Бездоньем, привычно затянутым колыхающимся, видимым даже в ночи белесым туманом. В тёмное время суток тот поднимался до самых Краёв и, казалось, даже оживал, наблюдая мириадами невидимых глаз за недоступной ему жизнью наверху. «Жизнь – словно этот туман, – мелькнула у слава глубокая мысль, – бредёшь не зная куда и никогда не знаешь, что она явит тебе уже через шаг…»
– Представь себе, слав, халваш-балваш, а ведь я не поверил, когда эта девица сказала, что сейчас покажется именно твой домен! – сообщил Обормот, поджидая у края моста. – И как оказалось, зря! Они там, в храмовнике, поумнее нас с тобой будут…
От слов Обормота Благуша остановился посреди Раздрая, чувствуя, как быстро-быстро забилось, заволновалось сердце, сообразившее что к чему куда быстрее головы.
– Девица? Какая девица?
– Да вот она. – Обормот вытянул указующую руку, и Благуша только сейчас заметил стоявшую рядом с ним невысокую стройную фигурку, закутанную в тёмный плащ с капюшоном, почти полностью сливающийся с окружающей темнотой.
– Минута! – не веря своим глазам, прошептал слав. И крикнул громче: – Минута!
– Благуша! – откликнулся такой знакомый и родной голос с той стороны.
– Минута!
Благуша сорвался с места, на одном вздохе перемахнул через Раздрай и, с ходу заключив девицу в нежные объятия, закружил её, как не так давно кружил их по Махине Ухарь, а послушница, откинув капюшон, со смехом принялась отбиваться:
– Отпусти же, елс ты этакий!
Улыбаясь до ушей, Благуша послушно остановился и бережно поставил девицу на ноги, продолжая глядеть на неё во все глаза, прямо-таки светившиеся счастьем. Не заметить его взгляд было невозможно, и Минута смущённо зарделась – приятно, когда мужчина смотрит на тебя такими глазами.
– Какими судьбами, Минута?! – сумел наконец выговорить слав, оправившись от накатившего волнения.
– Догадайся с трех раз!
Минута так таинственно улыбнулась, что слав, слегка отстранившись, недоуменно вскинул брови:
– Опять какое-нибудь поручение Бовы Конструктора?
– У-у! – Минута капризно надула губки, изображая обиду. – Не мог подыграть, взял да догадайся! Ладно, Бова Конструктор поручил мне провести кое-какие изыскания в этом домене и предложил самостоятельно подобрать помощников. Вот я и подумала о тебе, раз твой домен так кстати рядом оказался…
– Не об этих ли изысканиях ты везла сведения Бове Конструктору? – осенило слава.
– Больно уж ты сообразительный, даже неинтересно!
– Постой… И ты ради меня проделала такой дальний путь? – Благуша радостно рассмеялся. – Только не говори, что только для того, чтобы нанять меня в помощники!
– А ты согласен? – лукаво улыбнулась послушница.
– С тобой – хоть на край света!
– Ну что ж, – скромно потупилась Минута, – признаюсь, что очень хотела увидеть именно тебя… И раз ты так и не женился, то можешь, в виде исключения, меня поцеловать…
Вихрь эмоций захлестнул рассудок Благуши. Не успела Минута договорить, а уже оказалась в жарких мужских объятиях, и губы молодых встретились в страстном поцелуе. Поцелуе столь долгом, что оказавшиеся невольными свидетелями этого волнующего момента стражники с обеих сторон Раздрая обменялись одобрительными ухмылками.
А больше всех за знакомого слава порадовался Обормот. Похоже, смекнул стражник, что так или иначе, но Благуша все-таки нашёл свою судьбу в этом сумасбродном путешествии.
Книга 2
Глава первая,
– Дядь, а дядь, а не ты ли Благушей будешь?
Торгаш устало перевёл взгляд на чумазую пацанячью рожицу, возникшую возле его прилавка, от края до края заваленного разнообразным товаром. Собственно, ввиду малого росточка вопрошавшего только эта рожица и была из-за прилавка видна. Тёмные узкие глазёнки маленького манга, лет семи, весело блестели, ожидая ответа.
Суета кона была привычна Благуше чуть ли не сызмальства, но к концу напряжённого трудового дня, когда изрядно притомилось не только тело, но и без перерыва работавший весь день язык, ему было не до шуток. Сейчас опять начнётся – «помогите, люди добрые, кто чем не шутит…»
– Ну я, пострел, – нехотя отозвался слав. – Чего надобно-то, оторви и выбрось?
– Ага, а матюгальник-то правильный, – обрадовался пацанёнок. – Ты и есть! Слышь, дядь? Тебе знакомая привет передаёт и просит сегодня к вечеру быть в трактире «Левые бабки», что находится в веси Утренние Слезы! Понял, дядь?
– Понял, оторви и выбрось! – Сердце Благуши чуть не выпрыгнуло из груди от радости. Ждал ведь весточки, да ещё как ждал, но все равно неожиданно как получилось! – А точнее не сказала, к какому часу?
– А как придёшь, так и хорошо будет, – звонко выпалил узкоглазик. – Лишь бы к полуночи успел!
– Ну молодец, ну спасибо, парень, за весточку добрую! На, держи!
Благуша в порыве совсем не торгашеской доброты отсыпал вестнику целых пять бабок, вмиг исчезнувших с прилавка вместе с самим пацанёнком – мелькнула светлая рубашонка среди толпы, и нет его, – а сам, с трудом сдержав первоначальный порыв побросать все как есть и ринуться сломя голову в указанное место, принялся спешно собираться. Спустя несколько минут весь товар с прилавка был перенесён в лавку – просторное дощатое строение, которое на территории кона принадлежало лично Благуше, где и был кое-как распихан по углам и полкам. Покончив с этим, Благуша заставил себя присесть на единственную не заваленную товаром скамью, чтоб хоть немного собраться с мыслями, но привычка взяла своё, и его хозяйский взгляд ещё раз машинально обежал полки с товарами, выискивая какие-либо упущения. А лавка у него была богатая, тут было на что посмотреть: левый угол, к примеру, был занят дюарными сосудами, заполненными воздухом и предназначенными для дыхания под водой, с которыми русалы, жители Океании, спускаются на дно морское в поисках разноцветного морского гороха. Рядом – берестяные короба с самим морским горохом, каковой от теплоты тела как будто оживает и чудно искрится, завораживая взгляд, а потому так и любим нынешними модницами во всех доменах. Правее стояли плотно закупоренные бочонки с маринованными языками океанийской рыбы – стерви поганой. Стервь – рыба ядовитая и, обладая зловредным характером, обожает рядиться под рыбу обыкновенную, чтобы попасть в улов и испортить кому-нибудь жизнь. Да сама того не ведая, имеет язык с лечебными свойствами, хорошо помогающими от разных лихоманок – а особливо с перепою. Как и квашеная водяная капуста, что стояла рядом с бочонками, в глиняных горшочках, – самое милое дело для закуси. А вот живые кончервы – тортильи, лежат себе, перевёрнутые на спину, и ластами медленно шевелят. Чем хорош товар – живёт долго, особых условий для хранения не требует, не портится, пока не сготовишь, а для готовки и той же кастрюли не надобно – в собственном панцире прекрасно пекутся. Ещё дальше солидно громоздятся большие ящики с чёрным горюч-камнем, который даже в снежных доменах в самый лютый холод согреет, а потому пользуется у нанков устойчивым спросом. Да и понятно – у них ведь там и дров-то нормальных нет, не то что горюч-камня, а камень этот вызревает только в горных доменах…
Спохватившись, Благуша с усилием отвёл взгляд. Так можно и до полуночи разглядывать, а ему что, делать больше нечего или подумать больше не о чем?
В безлюдной в данный момент лавке было хорошо – тихо, светло, покойно. Сквозь небольшие окошки под потолком проникали слабые, но ещё ласковые лучи тускнеющего Небесного Зерцала, снаружи негромко доносился скрип гружёных и пустых возов, снующих по дороге мимо – к Раздраю и от него. Где-то все ещё деловито и напористо лаялись торгаши, но шум постепенно затихал, как затихает каждым вечером к концу торговли. По времени пора было трогаться в Светлую Горилку, в родительский дом, хвастаться успехом и более полно, чем здесь, предаваться заслуженному отдыху… но полученная весточка сразу изменила привычный уклад дел на вечер.
Благуша глубоко вздохнул, не замечая, как его лицо расплывается в мечтательной улыбке. Минута… ах эти лукавые зеленые глаза, ах эти мягкие озорные губы… Сказать, что его тянуло к этой девице со страшной силой, – значит, ничего не сказать. Лишь могучим усилием воли он справлялся с одолевавшим его смятением чувств, заставляя себя все эти дни заниматься привычной торгашеской работой. Кажется, на этот раз он все-таки влюбился. Без дудаков. По-настоящему. И все никак не мог для себя решить, стоит ли ему радоваться этому обстоятельству. Как известно, влюблённые глупеют, и торговым делам подобное состояние души вряд ли поспособствует. Но пока – Олдь, Великий и Двуликий, миловал, – пока все шло просто замечательно! В первый день после возвращения на Рось ему пришлось торговать старыми запасами, что пылились в его личных амбарах и лавках, но ко второму Благуша уже успел развернуться. Торговля, она как обычно деется? Когда не знаешь, какой кон принесёт после смещения, то и с закупками осторожничаешь (кошель, как-никак, не безразмерный), вот и скупаешь всего понемногу, чтобы любому домену потрафить. Благуша же одним чохом скупил все, что имело отношение к Океании, – пастухам с мясных островов завсегда требуется железо, строевое и корабельное дерево, лесной мёд и кедровые орехи и так далее. Прогноз движения доменов, выданный ему Минутой по секрету на целую декаду вперёд, подтвердился в первый же день, и, когда к Роси вынесло домен меднокожих русалов, Океанию, Благуша огреб неслыханную прибыль! И тут же перевёл все бабки в товар для горного домена – Вершины, что должен был появиться следом. Торгаши с родного росского кона не могли не обратить внимания на столь великолепно проведённую сделку, но большинство списало все на слепую удачу. А вот когда он и с Вершиной угадал, опять удвоив свою прибыль и доведя её аж до пяти бочонков, народ заволновался. Не бывает таких слепых удач раз за разом, справедливо рассудили пронырливые конкуренты и кинулись скупать по примеру Благуши то же самое, что и он, – все, что имело отношение к Оазису… да только невдомёк было торгашам, что и здесь Благуша их перехитрил, заранее предвидя такую реакцию. Потому что мыслил не на день, а на два, на три вперёд. Благо мог себе такое позволить с таким-то прогнозом – от самого Бовы Конструктора. И совесть его ничуть не мучила. Ну и что с того, что он пользуется секретными сведениями единолично, исключительно к собственной выгоде, торгаш он или не торгаш, в конце концов? Но Бова-то, Бова Конструктор! Молодец, Бова, – голова! Сумел-таки обучить свою Паровую Думовину хитрым долгосрочным расчётам!
Благуша с удовольствием потянулся в карман за томиком «Апофегм», чтобы узнать, что на этот счёт может сказать любимая книжица, но в этот момент тихо скрипнула дверь, и в лавке возник посетитель да не кто-нибудь, а…
– Здоров будь, Благуша, пёсий хвост.
Выжига, собственной персоной.
Благуша насмешливо прищурился.
Они почти одновременно заметили медленно бредущего по дороге к Раздраю человека с какой-то явно нелёгкой ношей на плечах и сразу привели себя в боевую готовность. Вась подкрутил куцые усики и поправил выданный не по размеру пузатый шлем, постоянно сползавший на глаза, а Ивась с треском захлопнул вечно открытый рот и изобразил на лице напряжённую умственную деятельность, натужно краснея даже от этого усилия.
Когда путник, тяжело ступая, приблизился на расстояние нескольких шагов и на него упал свет вехового олдя, Вась, как самый умный, опознал в госте местного торгаша Благушу из Светлой Горилки, где сейчас праздновался Невестин день – развесёлые звуки балабоек и дудок даже здесь были хорошо слышны. Одет слав был почему-то в одну только алую шёлковую рубаху и синие плисовые штанцы, а через его плечо был перекинут какой-то тип в красном армяке, явно пребывающий в отключке.
Подступив к стражникам, торгаш небрежно, словно куль с мусором, свалил свою ношу перед ними в пыль, устало вытер рукавом взопревший лоб и пригладил мокрые всклокоченные волосы, выглядевшие так, словно он их отродясь не чесал.
– Привет, парни. Сколько там, оторви и выбрось, до смещения?
– Да вот-вот уже… Вась всмотрелся в лежащего. – А это никак Скалец? Что это с ним, забодай его комар?
– Да на мой кулак упал, оторви и выбрось, причём так неудачно, что с копыт начисто сковырнулся.
Стражники хохотнули – шутка им понравилась. Затем Вась для солидности свёл жидкие брови к переносице и продолжил дознание:
– За что же ты его так?
– За непотребство. – Благуша скупо усмехнулся. – Воришкой мой давний знакомец оказался, вот я его на суд скорый и правый сюда и принёс.
Проникнувшись важностью момента, Вась крепче перехватил алебарду и переглянулся с Ивасем, не осознавая, насколько потешно этот жест выглядит со стороны – обоим пришлось придерживать шлем свободной от алебарды рукой, причём старшему, задравшему голову, – чтобы не слетел с затылка, а младшему, склонившему шею вперёд под прямым углом, – чтобы не свалился под ноги.
– Гы! – сказал Ивась, на что брат согласно кивнул, снова едва не потеряв проклятый шлем.
– Ты это… того… правильно сделал. Дело государственное, забодай его комар, сейчас мы его в караулке запрём, а как смена подоспеет, то в город свезём, на суд воеводы…
– Да нет, парни, я решил поступить по обычаю. – Благуша покачал головой. – Каталажка для него – как водица с гуся, пусть-ка высылку, оторви и выбрось, на зубок попробует. Имею право, верно? Так что тащите его через Раздрай, а я вам за труды со свадебного стола пару кувшинов хорошего вина пришлю. Лады?
Коротышка с долговязым снова переглянулись. Дежурство уже в самом начале обещало быть весьма интересным.
– А что это он в армяке? – спросил вдруг наблюдательный Вась. – Он же завсегда в одной рубахе пижонил?
– Да я ему свой одолжил, – пояснил Благуша. – Горный домен холодный, так что ему пригодится.
– А что ж от него так воняет? – Принюхавшись, Вась даже сморщился.
– Вот потому и одолжил, – ухмыльнулся Благуша. – Ничего, и такой сойдёт. Ещё и благодарить потом будет.
– Это вряд ли, – усомнился Вась.
– Гы! – поддакнул Ивась (это было его любимое слово).
– За высылку не благодарят. – Вась выпрямился и задумчиво почесал нос заскорузлым от непрестанных воинских упражнений пальцем. – Но с твоей стороны – жест благородный. Армяк – он и в горном домене армяк.
– Гы! – решительно подтвердил Ивась. К этому моменту он тоже ощутил себя важным государственным лицом при исполнении, а потому расправил широкие плечи и выгнул грудь колесом.
– Тогда это… Как потерпевшее лицо ты должон представить свидетелей, вот!..
– О чем ты говоришь, Вась! – Благуша досадливо отмахнулся. – Все свидетели на свадебной поляне, неужто я людей по такому пустяку беспокоить буду?
– И то правда… – Вась приподнял кончиком лезвия алебарды край пузатого шлема и свободной рукой почесал настрадавшийся без оного занятия затылок. – Ну, старосту хотя бы надо было привести с собой…
– А кто церемонией свадеб распоряжаться будет? – резонно возразил торгаш. – Там пока запись в Анбарную Книгу сделаешь – семь потов сойдёт!
– Тоже верно, – вздохнул Вась. – Вот незадача. Значит, высылку требуешь? Чтоб, значит, поплутал плут на чужбине, пока доведётся с оказией на родной домен вернуться? Хм, надо бы, как полагается, в караульную книгу запись внести. Имена потерпевшего и преступившего, вид проступка, сумма, значит, подъёмных…
– Соображаешь, Вась. Пожалуй, пришлю-ка я три кувшина, а не два, как обещал. – Благуша многозначительно улыбнулся и добавил: – Ежели, конечно, оторви и выбрось, Скалец на той стороне до смещения окажется.
Вась и Ивась намёк поняли и сразу засуетились, решив, что караульная книга подождёт. Мощная длань младшего братка тут же подхватила Скальца за шиворот, вздёрнув того в воздух, словно пушинку, а старший для виду взял плута за штанцы.
– Минутку, парни. Чуть не забыл про подъёмные. Ничего не поделаешь, обычай есть обычай… – Слав вытянул из своего кошеля пару сборных матрёшек и под одобрительными взглядами стражников, оценивших сумму столь благородного жеста, переложил в тощий кошель Скальца, в котором позвякивало всего несколько занюханных бабок. – Запишите потом в караульную книгу – две матрёшки. Можете тащить.
Стражники с готовностью протопали по гулко громыхающему стальному мосту и передали высыльника своим собратьям по профессии на той стороне – одинаково мощным низкорослым еграм. В царившей кругом тишине те, естественно, весь разговор слышали слово в слово, поэтому вопросов задавать не стали – стражам горного домена Вершина тоже было скучно, и они рады были хоть немного размяться. Сверкая белозубыми улыбками, егры поволокли Скальца на скамью ожидальни, а стражники-славы прогромыхали пудовыми сапожищами обратно на свою сторону.
– Готово! – осклабился Вась, звучно хрястнув в подтверждение своих слов древком алебарды о землю. – Тащи свои кувшины, забодай тебя комар!
– Гы! – напомнил о себе, горой нависнув над братом, Ивась.
– Погодите, парни! – Благуша просительно развёл руками. – Я ж его на себе от самой веси тащил, оторви и выбрось, умаялся сил нет. Пойду тоже посижу в ожидальне, на нашей стороне конечно. До смещения. Лады?
– Лады, только смотри не усни там, а то выглядишь ты и вправду хреново, – Коротышка Вась строго погрозил ему пальцем. И довольно пробормотал, когда торгаш устало направился в беседку ожидальни, нынче пустующую: – Три кувшина! Неплохо, забодай меня комар!
– Гы, – поддакнул Ивась, имея в виду, что, ежели бы не дежурство, сейчас бы они оба в Светлой Горилке веселились. А так хоть вином утешатся!
– Постой, торгаш, забодай тебя комар, а что Скалец у тебя спёр-то? – запоздало спохватившись, окликнул Вась Благушу, когда тот уже добрался до скамьи.
Благуша медленно обернулся. Помолчал, словно раздумывая. Наконец как-то нехорошо усмехнувшись, ответил:
– Счастье он у меня спёр, парни. Ни много ни мало – счастье, оторви и выбрось!
И, сев на скамью, погрузился в свои явно невесёлые думы.
– Гы! – невольно выдал умный Вась, изумлённый столь странным ответом.
– Ни хрена себе, забодай меня комар! – столь же изумлённо согласился ранее немногословный Ивась.
А затем оба ещё более ошарашенно уставились друг на дружку.
Только опустившись на пустующую скамью ожидальни, Благуша наконец позволил себе расслабиться. Все прошло как надо. Красавчик Скалец своё получил. И получил по заслугам… Со стороны домена Вершина через Бездонье долетали порывы характерного для ночных гор прохладного ветра, несущего запахи скал и снега, но погруженный в свои мысли Благуша ничего не замечал вокруг.
Когда он с помощью этого засранца самым пренеприятным образом очнулся в той берёзовой роще, вышел на край поляны и увидел эту «влюблённую» парочку, Выжигу с Милкой, разряженных в пух и прах, сперва ему это показалось забавным. Вполне достойная месть бывшему другану, оставшемуся в неведении о подарке, который он получил после стольких усилий. Но, поразмыслив, Благуша решил, что так будет неправильно, несправедливо. В конце концов, пусть и не совсем честно, но Выжига вместе с ним прошёл весь нелёгкий путь Отказной гонки, а Скалец попросту прохлаждался в веси и миловался с неверной невестой. Тем более что Выжига сам оказался жертвой замыслов Красавчика и не заслуживал подобной участи. И почему бывший друган? Вовсе и не бывший! Не стоит такая подлая молодка крепкой мужской дружбы! Но ведь сейчас Выжига его просто не послушает, не поверит, подумает, что злой наговор возводит Благуша, очерняет от зависти. Эх, жаль, не успел предупредить ещё вчера, насколько все было бы проще… да вот отрубился на целые сутки. Скажи кто ему ещё до путешествия, что он способен столько спать, не поверил бы… А вот на тебе – второй раз. Сначала в вагоне Махины, потом…
В общем, глупо было в тот момент портить людям праздник. Поэтому Благуша придумал кое-что другое. Ежели нельзя огорчить Выжигу, то почему бы не огорчить Скальца? Что и было выполнено.
Он чувствовал, что после возвращения домой стал совсем другим человеком. Более зрелым. Более решительным. Сколько полезного жизненного опыта оно ему дало, это путешествие, сколько хороших знакомств! Да ради того, чтобы познакомиться с Минутой, он, наверное, снова совершил бы подобное путешествие, да и другана такого обрести, как Ухарь, – это тоже чего-то стоит! Драка с бандюками здорово их сблизила… Эх, знал бы, что так все несуразно получится, остался бы с Минутой в храмовнике, поступил бы к Бове Конструктору на службу, все интереснее, чем всю жизнь торгашом пробыть. Такую оказию упустил…
То, что он стал другим, сказывалось и на его нынешнем поступке со Скальцем – до путешествия он бы вряд ли на такое решился. Пожалел бы засранца… Так что на свою голову Красавчик навязал им это соревнование с Выжигой…
Ночная тишина была столь полной, что слабый шелест пришедшего в движение Раздрая заставил его вздрогнуть. Благуша резко вскинул голову. Разделившись точно посерёдке, половинки широкого стального полотна поползли в стороны, исчезая каждый в своём Крае. Вот и все, нет обратной дороги Скальцу, теперь можно со спокойной душой топать назад в Светлую Горилку и… Благуша нахмурился, вспомнив, как обстоят дела. Вот именно, что «и». А что, интересно, ему там делать? На Выжигу с Милкой смотреть?
Рука сама собой нырнула в нагрудный карман и вытащила «Апофегмы». Света звёзд вполне хватило, чтобы прочесть выпавшую наудачу строчку: «Все, что случается, случается к лучшему!» Благуша даже растрогался от благодарности. Спасибо, книжица, душевная поддержка ему сейчас ох как не помешает…
Тут половинки Раздрая скрылись в берегах Бездонья окончательно, прервав тягостные размышления. Вдруг навалилось беспамятье, затуманило очи… и едва он успел их продрать, как с той стороны Бездонья долетел подозрительно знакомый бас:
– Эй, слав, халваш-балваш, ты, что ли?
У Благуши глаза прямо на лоб полезли. Забыв про усталость, он вскочил со скамьи, изумлённо уставившись на крупную, кряжистую фигуру стражника-манга, появившуюся после смещения на той стороне Раздрая, – а это был не кто иной, как Обормот собственной персоной! А там, где Обормот, там и Простор-домен! Получается, он мог обойтись без путешествия, просто надо было подождать четыре дня, чтобы Простор вернулся к Роси… В том-то и дело, что четыре дня. На Невестин день он бы не успел. Впрочем, какая теперь разница…
– Рад тебя видеть, Благуша! – продолжал громыхать Обормот через Бездонье, весело ухмыляясь во всю свою заросшую до самых глаз рожу. – Эй, а что это ты делаешь здесь, когда в твоей веси свадьбы гуляют? Я же отсюда музыку слышу! Ну-ка, повернись, халваш-балваш, что-то я знака твоего семейного положения не разгляжу…
Благуша невольно коснулся правого уха, так и не дождавшегося жениховской серьги, и молча усмехнулся. Тут и до Обормота дошло что к чему, и манг поспешно стёр ухмылку, матюгнувшись про себя. Вышло довольно бестактно, и нужно было как-то исправлять положение.
– Неужто Выжига тебя обошёл? – теперь в голосе кряжистого стражника послышалось живое участие. – Послушай, слав, я сейчас сменяюсь с поста и собираюсь заглянуть в трактир на нашей Станции, так, может, составишь компанию? Промочим горло хорошей выпивкой, а? Эй, парни, – окликнул он Вася с Ивасем, моментально навостривших уши (Обормота они искренне уважали – за силу, ум и лихость, причём все – в одном лице). – Пропустите его без пошлины, халваш-балваш, в виде одолжения, а?
– Ладно, топай, Благуша. – Вась, тоже после слов Обормота вникнув в ситуацию, благосклонно кивнул и едва успел в последний момент придержать ненавистный шлем. – Только не забудь про должок, забодай тебя комар.
– Ага, четыре кувшина, – поддакнул Ивась. И, спохватившись, поспешно добавил: – Гы!
«А почему бы и нет», – подумал Благуша.
И решительно зашагал по Раздраю над Бездоньем, привычно затянутым колыхающимся, видимым даже в ночи белесым туманом. В тёмное время суток тот поднимался до самых Краёв и, казалось, даже оживал, наблюдая мириадами невидимых глаз за недоступной ему жизнью наверху. «Жизнь – словно этот туман, – мелькнула у слава глубокая мысль, – бредёшь не зная куда и никогда не знаешь, что она явит тебе уже через шаг…»
– Представь себе, слав, халваш-балваш, а ведь я не поверил, когда эта девица сказала, что сейчас покажется именно твой домен! – сообщил Обормот, поджидая у края моста. – И как оказалось, зря! Они там, в храмовнике, поумнее нас с тобой будут…
От слов Обормота Благуша остановился посреди Раздрая, чувствуя, как быстро-быстро забилось, заволновалось сердце, сообразившее что к чему куда быстрее головы.
– Девица? Какая девица?
– Да вот она. – Обормот вытянул указующую руку, и Благуша только сейчас заметил стоявшую рядом с ним невысокую стройную фигурку, закутанную в тёмный плащ с капюшоном, почти полностью сливающийся с окружающей темнотой.
– Минута! – не веря своим глазам, прошептал слав. И крикнул громче: – Минута!
– Благуша! – откликнулся такой знакомый и родной голос с той стороны.
– Минута!
Благуша сорвался с места, на одном вздохе перемахнул через Раздрай и, с ходу заключив девицу в нежные объятия, закружил её, как не так давно кружил их по Махине Ухарь, а послушница, откинув капюшон, со смехом принялась отбиваться:
– Отпусти же, елс ты этакий!
Улыбаясь до ушей, Благуша послушно остановился и бережно поставил девицу на ноги, продолжая глядеть на неё во все глаза, прямо-таки светившиеся счастьем. Не заметить его взгляд было невозможно, и Минута смущённо зарделась – приятно, когда мужчина смотрит на тебя такими глазами.
– Какими судьбами, Минута?! – сумел наконец выговорить слав, оправившись от накатившего волнения.
– Догадайся с трех раз!
Минута так таинственно улыбнулась, что слав, слегка отстранившись, недоуменно вскинул брови:
– Опять какое-нибудь поручение Бовы Конструктора?
– У-у! – Минута капризно надула губки, изображая обиду. – Не мог подыграть, взял да догадайся! Ладно, Бова Конструктор поручил мне провести кое-какие изыскания в этом домене и предложил самостоятельно подобрать помощников. Вот я и подумала о тебе, раз твой домен так кстати рядом оказался…
– Не об этих ли изысканиях ты везла сведения Бове Конструктору? – осенило слава.
– Больно уж ты сообразительный, даже неинтересно!
– Постой… И ты ради меня проделала такой дальний путь? – Благуша радостно рассмеялся. – Только не говори, что только для того, чтобы нанять меня в помощники!
– А ты согласен? – лукаво улыбнулась послушница.
– С тобой – хоть на край света!
– Ну что ж, – скромно потупилась Минута, – признаюсь, что очень хотела увидеть именно тебя… И раз ты так и не женился, то можешь, в виде исключения, меня поцеловать…
Вихрь эмоций захлестнул рассудок Благуши. Не успела Минута договорить, а уже оказалась в жарких мужских объятиях, и губы молодых встретились в страстном поцелуе. Поцелуе столь долгом, что оказавшиеся невольными свидетелями этого волнующего момента стражники с обеих сторон Раздрая обменялись одобрительными ухмылками.
А больше всех за знакомого слава порадовался Обормот. Похоже, смекнул стражник, что так или иначе, но Благуша все-таки нашёл свою судьбу в этом сумасбродном путешествии.
Книга 2
Тайны проклятого домена
Выше всяких знаний должно ставить изучение самого себя.
Из всех знаний самые полезные те, которые дают нам правильные сведения о нас самих и научают нас управлять самими собою.Святой Амвросий
Вернейший путь к истине – это познавать вещи, какими они есть на самом деле, а не заключать о них так, как нас учили.Дж. Локк
Глава первая,
в которой Благуша, мечтая о будущих приключениях, никак не связывает их с будущими неприятностями
В мире существует слишком много причин для смерти, чтобы умирать ещё и от скромности.Апофегмы
– Дядь, а дядь, а не ты ли Благушей будешь?
Торгаш устало перевёл взгляд на чумазую пацанячью рожицу, возникшую возле его прилавка, от края до края заваленного разнообразным товаром. Собственно, ввиду малого росточка вопрошавшего только эта рожица и была из-за прилавка видна. Тёмные узкие глазёнки маленького манга, лет семи, весело блестели, ожидая ответа.
Суета кона была привычна Благуше чуть ли не сызмальства, но к концу напряжённого трудового дня, когда изрядно притомилось не только тело, но и без перерыва работавший весь день язык, ему было не до шуток. Сейчас опять начнётся – «помогите, люди добрые, кто чем не шутит…»
– Ну я, пострел, – нехотя отозвался слав. – Чего надобно-то, оторви и выбрось?
– Ага, а матюгальник-то правильный, – обрадовался пацанёнок. – Ты и есть! Слышь, дядь? Тебе знакомая привет передаёт и просит сегодня к вечеру быть в трактире «Левые бабки», что находится в веси Утренние Слезы! Понял, дядь?
– Понял, оторви и выбрось! – Сердце Благуши чуть не выпрыгнуло из груди от радости. Ждал ведь весточки, да ещё как ждал, но все равно неожиданно как получилось! – А точнее не сказала, к какому часу?
– А как придёшь, так и хорошо будет, – звонко выпалил узкоглазик. – Лишь бы к полуночи успел!
– Ну молодец, ну спасибо, парень, за весточку добрую! На, держи!
Благуша в порыве совсем не торгашеской доброты отсыпал вестнику целых пять бабок, вмиг исчезнувших с прилавка вместе с самим пацанёнком – мелькнула светлая рубашонка среди толпы, и нет его, – а сам, с трудом сдержав первоначальный порыв побросать все как есть и ринуться сломя голову в указанное место, принялся спешно собираться. Спустя несколько минут весь товар с прилавка был перенесён в лавку – просторное дощатое строение, которое на территории кона принадлежало лично Благуше, где и был кое-как распихан по углам и полкам. Покончив с этим, Благуша заставил себя присесть на единственную не заваленную товаром скамью, чтоб хоть немного собраться с мыслями, но привычка взяла своё, и его хозяйский взгляд ещё раз машинально обежал полки с товарами, выискивая какие-либо упущения. А лавка у него была богатая, тут было на что посмотреть: левый угол, к примеру, был занят дюарными сосудами, заполненными воздухом и предназначенными для дыхания под водой, с которыми русалы, жители Океании, спускаются на дно морское в поисках разноцветного морского гороха. Рядом – берестяные короба с самим морским горохом, каковой от теплоты тела как будто оживает и чудно искрится, завораживая взгляд, а потому так и любим нынешними модницами во всех доменах. Правее стояли плотно закупоренные бочонки с маринованными языками океанийской рыбы – стерви поганой. Стервь – рыба ядовитая и, обладая зловредным характером, обожает рядиться под рыбу обыкновенную, чтобы попасть в улов и испортить кому-нибудь жизнь. Да сама того не ведая, имеет язык с лечебными свойствами, хорошо помогающими от разных лихоманок – а особливо с перепою. Как и квашеная водяная капуста, что стояла рядом с бочонками, в глиняных горшочках, – самое милое дело для закуси. А вот живые кончервы – тортильи, лежат себе, перевёрнутые на спину, и ластами медленно шевелят. Чем хорош товар – живёт долго, особых условий для хранения не требует, не портится, пока не сготовишь, а для готовки и той же кастрюли не надобно – в собственном панцире прекрасно пекутся. Ещё дальше солидно громоздятся большие ящики с чёрным горюч-камнем, который даже в снежных доменах в самый лютый холод согреет, а потому пользуется у нанков устойчивым спросом. Да и понятно – у них ведь там и дров-то нормальных нет, не то что горюч-камня, а камень этот вызревает только в горных доменах…
Спохватившись, Благуша с усилием отвёл взгляд. Так можно и до полуночи разглядывать, а ему что, делать больше нечего или подумать больше не о чем?
В безлюдной в данный момент лавке было хорошо – тихо, светло, покойно. Сквозь небольшие окошки под потолком проникали слабые, но ещё ласковые лучи тускнеющего Небесного Зерцала, снаружи негромко доносился скрип гружёных и пустых возов, снующих по дороге мимо – к Раздраю и от него. Где-то все ещё деловито и напористо лаялись торгаши, но шум постепенно затихал, как затихает каждым вечером к концу торговли. По времени пора было трогаться в Светлую Горилку, в родительский дом, хвастаться успехом и более полно, чем здесь, предаваться заслуженному отдыху… но полученная весточка сразу изменила привычный уклад дел на вечер.
Благуша глубоко вздохнул, не замечая, как его лицо расплывается в мечтательной улыбке. Минута… ах эти лукавые зеленые глаза, ах эти мягкие озорные губы… Сказать, что его тянуло к этой девице со страшной силой, – значит, ничего не сказать. Лишь могучим усилием воли он справлялся с одолевавшим его смятением чувств, заставляя себя все эти дни заниматься привычной торгашеской работой. Кажется, на этот раз он все-таки влюбился. Без дудаков. По-настоящему. И все никак не мог для себя решить, стоит ли ему радоваться этому обстоятельству. Как известно, влюблённые глупеют, и торговым делам подобное состояние души вряд ли поспособствует. Но пока – Олдь, Великий и Двуликий, миловал, – пока все шло просто замечательно! В первый день после возвращения на Рось ему пришлось торговать старыми запасами, что пылились в его личных амбарах и лавках, но ко второму Благуша уже успел развернуться. Торговля, она как обычно деется? Когда не знаешь, какой кон принесёт после смещения, то и с закупками осторожничаешь (кошель, как-никак, не безразмерный), вот и скупаешь всего понемногу, чтобы любому домену потрафить. Благуша же одним чохом скупил все, что имело отношение к Океании, – пастухам с мясных островов завсегда требуется железо, строевое и корабельное дерево, лесной мёд и кедровые орехи и так далее. Прогноз движения доменов, выданный ему Минутой по секрету на целую декаду вперёд, подтвердился в первый же день, и, когда к Роси вынесло домен меднокожих русалов, Океанию, Благуша огреб неслыханную прибыль! И тут же перевёл все бабки в товар для горного домена – Вершины, что должен был появиться следом. Торгаши с родного росского кона не могли не обратить внимания на столь великолепно проведённую сделку, но большинство списало все на слепую удачу. А вот когда он и с Вершиной угадал, опять удвоив свою прибыль и доведя её аж до пяти бочонков, народ заволновался. Не бывает таких слепых удач раз за разом, справедливо рассудили пронырливые конкуренты и кинулись скупать по примеру Благуши то же самое, что и он, – все, что имело отношение к Оазису… да только невдомёк было торгашам, что и здесь Благуша их перехитрил, заранее предвидя такую реакцию. Потому что мыслил не на день, а на два, на три вперёд. Благо мог себе такое позволить с таким-то прогнозом – от самого Бовы Конструктора. И совесть его ничуть не мучила. Ну и что с того, что он пользуется секретными сведениями единолично, исключительно к собственной выгоде, торгаш он или не торгаш, в конце концов? Но Бова-то, Бова Конструктор! Молодец, Бова, – голова! Сумел-таки обучить свою Паровую Думовину хитрым долгосрочным расчётам!
Благуша с удовольствием потянулся в карман за томиком «Апофегм», чтобы узнать, что на этот счёт может сказать любимая книжица, но в этот момент тихо скрипнула дверь, и в лавке возник посетитель да не кто-нибудь, а…
– Здоров будь, Благуша, пёсий хвост.
Выжига, собственной персоной.
Благуша насмешливо прищурился.