Страница:
Она вскочила, низко кланяясь, семеня, обогнула софу и исчезла в дверях.
– Так зачем пришла? – повторил Уги-Уги, откидываясь на ложе.
– Хочу знать, какие общие дела были у вашего величества с Дишем Длогом.
– Дела? Никаких, кроме… – Он замолчал, увидев, что теперь улыбнулась она, и после паузы произнес недовольно: – Ну что еще? С чего это вдруг ты ухмыляешься, как какая-нибудь торговка базарная, обсчитавшая покупателя на два медяка? Давай, белая женщина, говори, что еще придумала, чтобы досадить Большой Рыбе?
Улыбка покинула лицо Арлеи.
– Ваше величество лжет. Общие дела были, по крайней мере, одно общее дело. Я нашла… нашла его следы в конторских книгах. Диш пытался хитрить, но такое не спрячешь. Вы владели чем-то совместно – и теперь я хочу получать ту долю, которую получал он. Поэтому…
– Бумага! – перебил Уги-Уги, и Арлея запнулась.
– Что? – переспросила она.
Вновь появилась Нахака. Когда монарх тяжело поднялся, она принялась натягивать на хозяина рубашку.
– Мы не знали пергамента или бумаги, пока здесь не появились белые, – произнес монарх презрительно. – Бумага – белая, как ваша кожа… Дети облачной Марлоки – так мы называли себя – доверяли словам и клятвам, не закорючкам на бумаге. Но пришли вы – и подчинили нас, заставили принять обычаи ваши, а тех, кто не подчинился и не принял, – убили или споили горячей водой, которую называют тростниковым пойлом. Лад! Теперь ты говоришь нам: есть общее дело, делись доходом, Большая Рыба. А мы говорим тебе: бумага. Где бумага, в которой написано, что мы с торговцем сообща владеем чем-то… плантацией, прииском, кораблями, неважно, – где бумага с печатями? Покажи – половина дохода твоя.
– Но это, скорее всего, нечто незаконное, – возразила Арлея. – Такое, чего не одобрил бы ни Рон, ни совет Королевского города, а потому…
– Прочь отсюда, – перебил Уги-Уги. – Пошла вон, девка. Нет бумаги – нет ничего. Пошла вон!!! – вдруг завизжал он, замахиваясь и обрушивая кулак на голову туземки. – Обе – вон отсюда! Большой Рыбе докладывали: ты теперь прижала других торговцев? Командовать хочешь ими? Уже ходила к тому, кто живет во дворце? Большая Рыба спешит, недосуг нам разговаривать с белой шлюхой, возомнившей, что может она управиться с такими делами… Вон, вон, вон! И больше не попадайся на глаза нам!!!
– Старый хозяин ведь всегда в это время уплывал куда-то, я правильно помню? – наконец обратилась она к одному из онолонки. – Отлучался, причем на много дней, говорил, что по делам на какой-то из больших островов или на Тхай… Вы сопровождали его хоть раз?
– Нету, – покачал головой туземец. – Только до порта, дальше он пропадал куда.
– До порта, а потом… Что ты сказал? Куда пропадал?
– Не зна… – протянул онолонки и вопросительно поглядел на другого, который кивнул в ответ.
– Запрятывался от нас.
– Так! – Арлея повернулась к матросам, стоящим рядом с повозкой. – Где сейчас ваш капитан?
Эти пятеро были обычными облакоплавателями. Нанимая их вместе с Тео в порту, Арлея постаралась найти таких, которые не вызывали бы подозрений в том, что когда-то они пиратствовали или плавали на незаконном работорговце, – наоборот, выдержав спор с капитаном, отобрала людей постарше и с виду поспокойнее, производивших впечатление добропорядочное и мирное. Смолик ворчал, что он не собирается командовать трусами, что главным его делом будет охрана мирных эфиропланов от купеческих воителей и пиратов, а для этого нужны молодые отчаянные парни, умеющие без раздумий палить по врагу из пистолета и рубить саблями чужие шеи. Но Арлее вовсе не хотелось, чтобы в один прекрасный день блондин сговорился с этими «молодыми и отчаянными» и клиргон растворился бы в облачных просторах. Поэтому часть команды составляли проверенные люди с других принадлежащих торговому дому кораблей, а ту часть, которую все же пришлось нанимать, – солидные моряки, не выглядевшие головорезами.
– Господин Смолик на «Дали», – ответил один из матросов, меланхоличный усач лет сорока.
– Волосатый Пальма в порту, – подтвердил онолонки.
Ворота монаршего особняка приоткрылись. Выскользнувший наружу слуга-туземец вцепился в край створки и с натугой потянул ее дальше, затем проделал то же со второй – вскоре показались четверо носильщиков с богато украшенным паланкином. Арлея отвернулась и не поворачивалась, пока процессия, двигаясь в сторону порта, не исчезла за поворотом.
Когда слуги начали закрывать ворота, она велела матросам:
– Возвращайтесь к капитану. «Даль» ведь уже готова к отплытию? Скажите, чтобы дождался меня, нам надо поговорить, ясно? Все, идите!
Матросы поклонились ей и пошли прочь.
– Вы – залезайте в повозку.
– С тобой ехать, господина? – удивились онолонки.
– Да, да! – Арлея уже шагнула внутрь и выпрямилась, поднимая вожжи. – Ну, что встали?
Туземцы переглянулись.
– Не… – протянул один. – С тобой не поеха. Как сюда – бегом побежим, так лучше.
– Ладно, – согласилась она, дергая вожжи, и онолонки потрусили следом за тронувшейся с места повозкой.
После того первого разговора Краг стал послушнее и более не высказывал недовольства тем, что им командует женщина, – однако уже дважды, когда Арлея подступала к нему с вопросами про источник дополнительного дохода, отвечал, что понятия не имеет, о чем идет речь. Отношения между ними так и не наладились, хотя дальше не портились.
Остановив повозку под дверями торгового дома, она вбежала внутрь. По дороге сюда Арлея припомнила последние слова Уги-Уги и вновь преисполнилась гневом – поэтому, увидев Крага, стоящего возле дверей комнаты с архивным шкафом, бросилась к нему. Он удивленно оглянулся, заслышав быстрые шаги, и Арлея с размаху ударила управляющего ладонью по щеке. Звук получился звонкий, а удар – сильный. Краг отшатнулся, недоуменно вытаращившись на нее, ввалился спиной в комнату. Девушка ухватила его за воротник рубахи.
– Откуда к Дишу поступали деньги?! – выдохнула она в испуганное лицо, наклоняясь, ведь Краг был ниже ее почти на голову. – Он надолго уплывал, слуги говорят: уезжал в порт, а там пропадал… Куда он уплывал?! Говори, или вышвырну тебя! А потом найду убийц, какого-нибудь беглого каторжанина или кого еще, чтобы тебя и всю твою семью… ты понял меня?! Ну!
– Они с Уги-Уги… – произнес наконец Краг, отворачиваясь и глядя куда-то мимо ее плеча. – У них совместное дело было какое-то.
– Диш уплывал вместе с жирным? Это точно?!
– Да. А куда – не знаю я. Не знаю, понимаешь! – Он взглянул на хозяйку, которая отпустила воротник его рубашки и сделала шаг назад. – Не знаю, Диш никогда мне… Вообще ни слова – а я не спрашивал. Зачем? Что они там с Большой Рыбой за дела вели… оно меня не касалось никак!
Она опустила голову, глядя себе под ноги, и после долгого молчания произнесла:
– Краг, я сейчас уеду… на несколько дней. В мое отсутствие ты здесь всем заправляй. Командуй, чтоб все как надо было. Потом, когда вернусь, у тебя жалованье на два золотых больше будет. И еще три тарпа получишь… ну, как в подарок.
Капитан стоял перед прилавком. Глаза его блестели, как у всякого истинного мужчины при виде инструментов для убиения других мужчин, а также, если подвернутся под руку, женщин, детей и стариков. Он крутил в руках какой-то предмет – вошедшая в магазин Арлея не поняла, что это за штука, хотя по зловещим, хищным очертаниям было ясно, что она предназначена для нанесения телесных повреждений разной степени тяжести.
Скользнув взглядом по хозяину магазина, девушка сказала: «Тео, я…» – и не договорила, потому что блондин, развернувшись на каблуках, радостно перебил ее:
– Дорогая… хозяйка! Буквально мгновение назад я стал счастливым обладателем горлянки. Горлянки, понимаешь? Это оружие, как ты, конечно же, уже догадалась. Мы даже успели испытать ее. Здесь, на заднем дворе, есть тир. Она снесла мишень вместе с подставкой, представляешь, твоя милость?
Он ухватил Арлею за руку и поволок к дверям за прилавком, мимо хозяина. Это был невысокий лысоватый мужчина в жилетке, черных брюках, белой рубахе с широкими манжетами и золотыми запонками, обутый в остроносые черные туфли. Он застыл, вложив большие пальцы в проймы жилетки, и глядел на покупателей с хитрым прищуром. Арлея редко видела жителей востока, а еще реже – предмет, располагавшийся у данного жителя на носу: два стеклянных колесика с ободьями из толстой золотой проволоки, от которых дальше тянулась пара оглобелек с загнутыми концами, зацепленными за уши. Сквозь стекляшки – девушка слышала, что они именуются линзами, – серые глаза хозяина лавки казались раза в два большими, чем у обычного человека.
– Горлянка – новейшее оружие, подобным собираются оснащать летающие эфиропланы, – произнес хозяин. – Да-да, не удивляйтесь, именно летающие. Соответственно, и называются они иначе: воздухолеты. Появились недавно, при помощи такого корабля предполагается даже исследовать Кавачи…
На заднем дворе лавки выяснилось, что горлянка представляет собой небольшую переносную пушечку: длинный и узкий серебристый ствол, крепкие ремни, чтобы его можно было повесить за спину, запальная камера, фитиль и прикрытая заслонкой щель, через которую внутрь засыпался горючий песок.
– Звук, будто она кашляет, горловой такой. Но надо крепко в землю ногами упираться, потому что отдача – ого-го! Я первый раз не с рук палил, со станины, а то бы стенку проломил здесь… Ее завезли контрабандой – ни у кого на всем западе подобного больше нет, это я тебе говорю! – чуть не орал Тео, тыча пальцем в различные части пушки. Увидев, что в дверях с любопытным видом толпятся матросы, он велел: – Эй, парни, выносите ее. Ты на повозке приехала, твоя милость? Грузите пушечку туда! И вот еще, смотри… – Опять схватив Арлею за руку, он потащил ее обратно в магазин.
– Достопочтенная Арлея Длог, – произнес хозяин, когда они вновь предстали перед ним, – вы останетесь довольны приобретением.
– Откуда вы знаете мое имя? – подозрительно спросила девушка.
Мужчина улыбнулся – не надменно, но с легким превосходством, которое часто присутствовало в общении жителей востока с теми, кто обитал на Суладаре, – и ответил:
– Естественно, прежде чем открывать здесь магазин, мы разузнали все, что было необходимо, о зажиточных людях этих мест.
– Ты смотри, смотри, – перебил Смолик, подводя Арлею к низкому столу, где были разложены серые бруски. – Знаешь, что это? Называется песочная шашка. Вроде мешочка с горючим песком, но куда лучше, сильнее. Я думаю взять полтора… нет, два десятка, да, точно!
– Да, и каждая стоит… – Хозяин назвал цену, услышав которую Арлея – не питавшая, подобно Смолику, слабости к оружию – закатила глаза.
– Нет, мы не будем покупать это, – отрезала она.
Тео развернулся к ней, приоткрыв рот, мгновение молчал, а после произнес, напряженно улыбаясь:
– Значит, сама плыви на Гва… туда, куда хочешь, чтобы плыл я.
– Помолчи! Ты будешь делать, что я прикажу… – начала она, но тут же вспомнила, зачем приехала в порт, умолкла и попыталась успокоиться.
Впрочем, на блондина трудно было сердиться долго – он уже, схватив один из брусков, сунул его под нос девушки, показывая короткий фитиль.
– Полезнейшая вещь! Зараз можно ухлопать человек десять-пятнадцать, представляешь, твоя милость? Прелестно! Сердце радуется от одной мысли…
– Нам срочно нужно на клиргон, – перебила она, покосившись в сторону внимательно слушавшего их перепалку гельштатца. – Ну хорошо, хорошо, купим несколько штук, но ведь не два же десятка! И ради Канструкты, давай быстрее, дело очень важное!
До порта ее сопровождал онолонки. Арлея велела ему вместе с повозкой возвращаться в торговый дом и там слушать приказы Крага. Не обращая внимания на приставания нищих мальчишек и торговок, девушка решительным шагом пересекла толкучку, прошла по настилу, замахала руками и закричала – в конце концов ее увидели с клиргона, стоящего в трех десятках шагов от берега, и спустили шлюпку.
Пока та подплывала к причалам, появился Смолик, который задержался в оружейной лавке, чтобы рассчитаться с гельштатцем. Вскоре они уже находились на баке «Дали», возле носовой пушки – изящной гвардеки, узкоствольного орудия, стреляющего ядрышками размером с два кулака.
– Ты можешь плыть за кораблем так, чтобы с него не видели тебя? – спросила Арлея, пристально разглядывая бухту.
Смолик удивленно воззрился на нее.
– Ну… да, вообще-то. Есть способы. Мне уже приходилось… Во-первых, мощная труба нужна, чтоб издалека наблюдать можно было. У меня такая и есть, как-то по заказу один оптик с Бултагари сделал. И потом еще разные маневры… то отстать надолго, потом ближе – но флаг поменять… Можно, да, если это не военное судно, конечно. А кого ты… – Он замолчал, когда Арлея показала в глубину Наконечника. Повернувшись, Тео некоторое время смотрел на большую изящную ладью, чей нос украшала деревянная фигура поднявшегося на хвосте серапиона с женскими грудями – хотя самок моллюскоглавцев никто никогда не видел. На борту ярко-синими буквами было написано: «Небесные паруса».
Капитан вновь повернулся к Арлее, и та добавила:
– Но я плыву тоже.
– Плывешь… – протянул блондин неопределенно.
– Да, потому что, возможно, придется вести переговоры, которые я не могу доверить никому другому. Или принимать такие решения, что… В общем, нам надо выйти прямо сейчас, иначе потеряем его.
– Я говорил тебе недавно: теперь ты – не та, что была раньше, – заметил Смолик. – Не простая девица, поэтому тебе нужна охрана. Помнишь? Ладно, а сейчас выслушай и другое: ты – богатый человек. Не пристало тебе носиться по морям в компании простолюдинов, следить за кем-то, слушать матросскую брань… Ты зажиточный торговец, хозяйка одного из пяти крупнейших домов архипелага! А хочешь плыть…
– Мои уши не отпадут, если услышат матросскую брань, – перебила Арлея. – Послушай, я… в этот раз я не хочу приказывать, потому что это опасное дело – следить за Уги-Уги, за самим монархом. Но я подозреваю, ты просто боишься.
– «Боишься»! – Тео воздел руки, схватился за волосяную пальму на голове и потряс ее, как если бы это было натуральное дерево, с которого он хотел сбить парочку кокосов себе на обед. – Ну что за пошлая попытка, красави… хозяйка? Раздери якорем мою… Боишься! Думаешь окрутить меня таким простым маневром, твоя милость? Ничего не боятся лишь самовлюбленные болваны! Я люблю себя – но я не болван. И потому – да, я боюсь, а вернее – опасаюсь преследовать нашего гладкозадого толстячка… Ну хорошо, хорошо! Отправляемся немедля? Ладно. Но учти: на время плавания мое жалованье составит девять тарпов. Ну и всей команде необходимо будет поднять жалованье на треть относительно того, что им положено сейчас. Да, тебе это влетит в монетку – иначе, однако, никак. Это будет лишь справедливо, согласна?
– Согласна, – ответила Арлея, хмурясь. Она постепенно перенимала привычку Диша к прижимистости: деньги – не вода, они не утоляют жажду к себе, но лишь распаляют ее. Впрочем, Арлея надеялась, что таким, каким был Длог, то есть когда скупость приводит к жестокости, она все же не станет.
– Девять тарпов тебе, на треть выше – всем остальным. Мое слово. Или хочешь увидеть расписку?
– Слово твоей милости дороже всяких расписок, дороже всего… кроме поцелуя твоей милости, – откликнулся Тео. – Раз так, отплываем немедля. Я понимаю – ты уже предупредила всех в торговом доме? Примчалась сюда, зная, что уговоришь меня и это плавание состоится?
Она кивнула, и тогда блондин заключил:
– Значит, хозяйка, располагайся в капитанской каюте, я же перееду в кубрик, потому что ладья толстяка – вон она, вижу, уже покидает Наконечник. Или постой! Надо ли мне переносить пожитки, быть может, мы оба сумеем разместиться…
– Ты ночуешь в кубрике, но вещи можешь оставить, – сердито перебила его Арлея. – Они мне пригодятся. Я, как видишь, не успела прихватить багаж. А твоя одежда, думаю, сойдет для меня. Надеюсь, она чистая?
Девушка повернулась к Смолику спиной и решительно зашагала в направлении кормы.
Глава 10
– Так зачем пришла? – повторил Уги-Уги, откидываясь на ложе.
– Хочу знать, какие общие дела были у вашего величества с Дишем Длогом.
– Дела? Никаких, кроме… – Он замолчал, увидев, что теперь улыбнулась она, и после паузы произнес недовольно: – Ну что еще? С чего это вдруг ты ухмыляешься, как какая-нибудь торговка базарная, обсчитавшая покупателя на два медяка? Давай, белая женщина, говори, что еще придумала, чтобы досадить Большой Рыбе?
Улыбка покинула лицо Арлеи.
– Ваше величество лжет. Общие дела были, по крайней мере, одно общее дело. Я нашла… нашла его следы в конторских книгах. Диш пытался хитрить, но такое не спрячешь. Вы владели чем-то совместно – и теперь я хочу получать ту долю, которую получал он. Поэтому…
– Бумага! – перебил Уги-Уги, и Арлея запнулась.
– Что? – переспросила она.
Вновь появилась Нахака. Когда монарх тяжело поднялся, она принялась натягивать на хозяина рубашку.
– Мы не знали пергамента или бумаги, пока здесь не появились белые, – произнес монарх презрительно. – Бумага – белая, как ваша кожа… Дети облачной Марлоки – так мы называли себя – доверяли словам и клятвам, не закорючкам на бумаге. Но пришли вы – и подчинили нас, заставили принять обычаи ваши, а тех, кто не подчинился и не принял, – убили или споили горячей водой, которую называют тростниковым пойлом. Лад! Теперь ты говоришь нам: есть общее дело, делись доходом, Большая Рыба. А мы говорим тебе: бумага. Где бумага, в которой написано, что мы с торговцем сообща владеем чем-то… плантацией, прииском, кораблями, неважно, – где бумага с печатями? Покажи – половина дохода твоя.
– Но это, скорее всего, нечто незаконное, – возразила Арлея. – Такое, чего не одобрил бы ни Рон, ни совет Королевского города, а потому…
– Прочь отсюда, – перебил Уги-Уги. – Пошла вон, девка. Нет бумаги – нет ничего. Пошла вон!!! – вдруг завизжал он, замахиваясь и обрушивая кулак на голову туземки. – Обе – вон отсюда! Большой Рыбе докладывали: ты теперь прижала других торговцев? Командовать хочешь ими? Уже ходила к тому, кто живет во дворце? Большая Рыба спешит, недосуг нам разговаривать с белой шлюхой, возомнившей, что может она управиться с такими делами… Вон, вон, вон! И больше не попадайся на глаза нам!!!
* * *
Выскочив за ворота и остановившись перед открытой повозкой, в которой приехала сюда, еще красная от возмущения Арлея уставилась пустым взглядом в ограду монаршего особняка.– Старый хозяин ведь всегда в это время уплывал куда-то, я правильно помню? – наконец обратилась она к одному из онолонки. – Отлучался, причем на много дней, говорил, что по делам на какой-то из больших островов или на Тхай… Вы сопровождали его хоть раз?
– Нету, – покачал головой туземец. – Только до порта, дальше он пропадал куда.
– До порта, а потом… Что ты сказал? Куда пропадал?
– Не зна… – протянул онолонки и вопросительно поглядел на другого, который кивнул в ответ.
– Запрятывался от нас.
– Так! – Арлея повернулась к матросам, стоящим рядом с повозкой. – Где сейчас ваш капитан?
Эти пятеро были обычными облакоплавателями. Нанимая их вместе с Тео в порту, Арлея постаралась найти таких, которые не вызывали бы подозрений в том, что когда-то они пиратствовали или плавали на незаконном работорговце, – наоборот, выдержав спор с капитаном, отобрала людей постарше и с виду поспокойнее, производивших впечатление добропорядочное и мирное. Смолик ворчал, что он не собирается командовать трусами, что главным его делом будет охрана мирных эфиропланов от купеческих воителей и пиратов, а для этого нужны молодые отчаянные парни, умеющие без раздумий палить по врагу из пистолета и рубить саблями чужие шеи. Но Арлее вовсе не хотелось, чтобы в один прекрасный день блондин сговорился с этими «молодыми и отчаянными» и клиргон растворился бы в облачных просторах. Поэтому часть команды составляли проверенные люди с других принадлежащих торговому дому кораблей, а ту часть, которую все же пришлось нанимать, – солидные моряки, не выглядевшие головорезами.
– Господин Смолик на «Дали», – ответил один из матросов, меланхоличный усач лет сорока.
– Волосатый Пальма в порту, – подтвердил онолонки.
Ворота монаршего особняка приоткрылись. Выскользнувший наружу слуга-туземец вцепился в край створки и с натугой потянул ее дальше, затем проделал то же со второй – вскоре показались четверо носильщиков с богато украшенным паланкином. Арлея отвернулась и не поворачивалась, пока процессия, двигаясь в сторону порта, не исчезла за поворотом.
Когда слуги начали закрывать ворота, она велела матросам:
– Возвращайтесь к капитану. «Даль» ведь уже готова к отплытию? Скажите, чтобы дождался меня, нам надо поговорить, ясно? Все, идите!
Матросы поклонились ей и пошли прочь.
– Вы – залезайте в повозку.
– С тобой ехать, господина? – удивились онолонки.
– Да, да! – Арлея уже шагнула внутрь и выпрямилась, поднимая вожжи. – Ну, что встали?
Туземцы переглянулись.
– Не… – протянул один. – С тобой не поеха. Как сюда – бегом побежим, так лучше.
– Ладно, – согласилась она, дергая вожжи, и онолонки потрусили следом за тронувшейся с места повозкой.
После того первого разговора Краг стал послушнее и более не высказывал недовольства тем, что им командует женщина, – однако уже дважды, когда Арлея подступала к нему с вопросами про источник дополнительного дохода, отвечал, что понятия не имеет, о чем идет речь. Отношения между ними так и не наладились, хотя дальше не портились.
Остановив повозку под дверями торгового дома, она вбежала внутрь. По дороге сюда Арлея припомнила последние слова Уги-Уги и вновь преисполнилась гневом – поэтому, увидев Крага, стоящего возле дверей комнаты с архивным шкафом, бросилась к нему. Он удивленно оглянулся, заслышав быстрые шаги, и Арлея с размаху ударила управляющего ладонью по щеке. Звук получился звонкий, а удар – сильный. Краг отшатнулся, недоуменно вытаращившись на нее, ввалился спиной в комнату. Девушка ухватила его за воротник рубахи.
– Откуда к Дишу поступали деньги?! – выдохнула она в испуганное лицо, наклоняясь, ведь Краг был ниже ее почти на голову. – Он надолго уплывал, слуги говорят: уезжал в порт, а там пропадал… Куда он уплывал?! Говори, или вышвырну тебя! А потом найду убийц, какого-нибудь беглого каторжанина или кого еще, чтобы тебя и всю твою семью… ты понял меня?! Ну!
– Они с Уги-Уги… – произнес наконец Краг, отворачиваясь и глядя куда-то мимо ее плеча. – У них совместное дело было какое-то.
– Диш уплывал вместе с жирным? Это точно?!
– Да. А куда – не знаю я. Не знаю, понимаешь! – Он взглянул на хозяйку, которая отпустила воротник его рубашки и сделала шаг назад. – Не знаю, Диш никогда мне… Вообще ни слова – а я не спрашивал. Зачем? Что они там с Большой Рыбой за дела вели… оно меня не касалось никак!
Она опустила голову, глядя себе под ноги, и после долгого молчания произнесла:
– Краг, я сейчас уеду… на несколько дней. В мое отсутствие ты здесь всем заправляй. Командуй, чтоб все как надо было. Потом, когда вернусь, у тебя жалованье на два золотых больше будет. И еще три тарпа получишь… ну, как в подарок.
* * *
Тео Смолика на корабле не оказалось, он был в оружейной лавке, недавно открытой в порту прибывшим с востока гельштатцем.Капитан стоял перед прилавком. Глаза его блестели, как у всякого истинного мужчины при виде инструментов для убиения других мужчин, а также, если подвернутся под руку, женщин, детей и стариков. Он крутил в руках какой-то предмет – вошедшая в магазин Арлея не поняла, что это за штука, хотя по зловещим, хищным очертаниям было ясно, что она предназначена для нанесения телесных повреждений разной степени тяжести.
Скользнув взглядом по хозяину магазина, девушка сказала: «Тео, я…» – и не договорила, потому что блондин, развернувшись на каблуках, радостно перебил ее:
– Дорогая… хозяйка! Буквально мгновение назад я стал счастливым обладателем горлянки. Горлянки, понимаешь? Это оружие, как ты, конечно же, уже догадалась. Мы даже успели испытать ее. Здесь, на заднем дворе, есть тир. Она снесла мишень вместе с подставкой, представляешь, твоя милость?
Он ухватил Арлею за руку и поволок к дверям за прилавком, мимо хозяина. Это был невысокий лысоватый мужчина в жилетке, черных брюках, белой рубахе с широкими манжетами и золотыми запонками, обутый в остроносые черные туфли. Он застыл, вложив большие пальцы в проймы жилетки, и глядел на покупателей с хитрым прищуром. Арлея редко видела жителей востока, а еще реже – предмет, располагавшийся у данного жителя на носу: два стеклянных колесика с ободьями из толстой золотой проволоки, от которых дальше тянулась пара оглобелек с загнутыми концами, зацепленными за уши. Сквозь стекляшки – девушка слышала, что они именуются линзами, – серые глаза хозяина лавки казались раза в два большими, чем у обычного человека.
– Горлянка – новейшее оружие, подобным собираются оснащать летающие эфиропланы, – произнес хозяин. – Да-да, не удивляйтесь, именно летающие. Соответственно, и называются они иначе: воздухолеты. Появились недавно, при помощи такого корабля предполагается даже исследовать Кавачи…
На заднем дворе лавки выяснилось, что горлянка представляет собой небольшую переносную пушечку: длинный и узкий серебристый ствол, крепкие ремни, чтобы его можно было повесить за спину, запальная камера, фитиль и прикрытая заслонкой щель, через которую внутрь засыпался горючий песок.
– Звук, будто она кашляет, горловой такой. Но надо крепко в землю ногами упираться, потому что отдача – ого-го! Я первый раз не с рук палил, со станины, а то бы стенку проломил здесь… Ее завезли контрабандой – ни у кого на всем западе подобного больше нет, это я тебе говорю! – чуть не орал Тео, тыча пальцем в различные части пушки. Увидев, что в дверях с любопытным видом толпятся матросы, он велел: – Эй, парни, выносите ее. Ты на повозке приехала, твоя милость? Грузите пушечку туда! И вот еще, смотри… – Опять схватив Арлею за руку, он потащил ее обратно в магазин.
– Достопочтенная Арлея Длог, – произнес хозяин, когда они вновь предстали перед ним, – вы останетесь довольны приобретением.
– Откуда вы знаете мое имя? – подозрительно спросила девушка.
Мужчина улыбнулся – не надменно, но с легким превосходством, которое часто присутствовало в общении жителей востока с теми, кто обитал на Суладаре, – и ответил:
– Естественно, прежде чем открывать здесь магазин, мы разузнали все, что было необходимо, о зажиточных людях этих мест.
– Ты смотри, смотри, – перебил Смолик, подводя Арлею к низкому столу, где были разложены серые бруски. – Знаешь, что это? Называется песочная шашка. Вроде мешочка с горючим песком, но куда лучше, сильнее. Я думаю взять полтора… нет, два десятка, да, точно!
– Да, и каждая стоит… – Хозяин назвал цену, услышав которую Арлея – не питавшая, подобно Смолику, слабости к оружию – закатила глаза.
– Нет, мы не будем покупать это, – отрезала она.
Тео развернулся к ней, приоткрыв рот, мгновение молчал, а после произнес, напряженно улыбаясь:
– Значит, сама плыви на Гва… туда, куда хочешь, чтобы плыл я.
– Помолчи! Ты будешь делать, что я прикажу… – начала она, но тут же вспомнила, зачем приехала в порт, умолкла и попыталась успокоиться.
Впрочем, на блондина трудно было сердиться долго – он уже, схватив один из брусков, сунул его под нос девушки, показывая короткий фитиль.
– Полезнейшая вещь! Зараз можно ухлопать человек десять-пятнадцать, представляешь, твоя милость? Прелестно! Сердце радуется от одной мысли…
– Нам срочно нужно на клиргон, – перебила она, покосившись в сторону внимательно слушавшего их перепалку гельштатца. – Ну хорошо, хорошо, купим несколько штук, но ведь не два же десятка! И ради Канструкты, давай быстрее, дело очень важное!
* * *
Клиргон Смолика имел широкий, не слишком длинный корпус, один куль, скрытый рядами узких прямоугольных щитов, две мачты, пару небольших закругленных горспригов по бокам и один треугольный сприг, то есть вертикальный киль, за кормой. Команда состояла из трех десятков человек; Тео с самого начала заявил Арлее, что в первых помощниках не нуждается, ему требуются лишь матросы и два боцмана, которые могут сменять друг друга. На торговых эфиропланах, в отличие от военных, такое допускалось, поэтому девушка не стала возражать. На корабле было четырнадцать пушек: по шесть у бортов и по одной на корме и носу.До порта ее сопровождал онолонки. Арлея велела ему вместе с повозкой возвращаться в торговый дом и там слушать приказы Крага. Не обращая внимания на приставания нищих мальчишек и торговок, девушка решительным шагом пересекла толкучку, прошла по настилу, замахала руками и закричала – в конце концов ее увидели с клиргона, стоящего в трех десятках шагов от берега, и спустили шлюпку.
Пока та подплывала к причалам, появился Смолик, который задержался в оружейной лавке, чтобы рассчитаться с гельштатцем. Вскоре они уже находились на баке «Дали», возле носовой пушки – изящной гвардеки, узкоствольного орудия, стреляющего ядрышками размером с два кулака.
– Ты можешь плыть за кораблем так, чтобы с него не видели тебя? – спросила Арлея, пристально разглядывая бухту.
Смолик удивленно воззрился на нее.
– Ну… да, вообще-то. Есть способы. Мне уже приходилось… Во-первых, мощная труба нужна, чтоб издалека наблюдать можно было. У меня такая и есть, как-то по заказу один оптик с Бултагари сделал. И потом еще разные маневры… то отстать надолго, потом ближе – но флаг поменять… Можно, да, если это не военное судно, конечно. А кого ты… – Он замолчал, когда Арлея показала в глубину Наконечника. Повернувшись, Тео некоторое время смотрел на большую изящную ладью, чей нос украшала деревянная фигура поднявшегося на хвосте серапиона с женскими грудями – хотя самок моллюскоглавцев никто никогда не видел. На борту ярко-синими буквами было написано: «Небесные паруса».
Капитан вновь повернулся к Арлее, и та добавила:
– Но я плыву тоже.
– Плывешь… – протянул блондин неопределенно.
– Да, потому что, возможно, придется вести переговоры, которые я не могу доверить никому другому. Или принимать такие решения, что… В общем, нам надо выйти прямо сейчас, иначе потеряем его.
– Я говорил тебе недавно: теперь ты – не та, что была раньше, – заметил Смолик. – Не простая девица, поэтому тебе нужна охрана. Помнишь? Ладно, а сейчас выслушай и другое: ты – богатый человек. Не пристало тебе носиться по морям в компании простолюдинов, следить за кем-то, слушать матросскую брань… Ты зажиточный торговец, хозяйка одного из пяти крупнейших домов архипелага! А хочешь плыть…
– Мои уши не отпадут, если услышат матросскую брань, – перебила Арлея. – Послушай, я… в этот раз я не хочу приказывать, потому что это опасное дело – следить за Уги-Уги, за самим монархом. Но я подозреваю, ты просто боишься.
– «Боишься»! – Тео воздел руки, схватился за волосяную пальму на голове и потряс ее, как если бы это было натуральное дерево, с которого он хотел сбить парочку кокосов себе на обед. – Ну что за пошлая попытка, красави… хозяйка? Раздери якорем мою… Боишься! Думаешь окрутить меня таким простым маневром, твоя милость? Ничего не боятся лишь самовлюбленные болваны! Я люблю себя – но я не болван. И потому – да, я боюсь, а вернее – опасаюсь преследовать нашего гладкозадого толстячка… Ну хорошо, хорошо! Отправляемся немедля? Ладно. Но учти: на время плавания мое жалованье составит девять тарпов. Ну и всей команде необходимо будет поднять жалованье на треть относительно того, что им положено сейчас. Да, тебе это влетит в монетку – иначе, однако, никак. Это будет лишь справедливо, согласна?
– Согласна, – ответила Арлея, хмурясь. Она постепенно перенимала привычку Диша к прижимистости: деньги – не вода, они не утоляют жажду к себе, но лишь распаляют ее. Впрочем, Арлея надеялась, что таким, каким был Длог, то есть когда скупость приводит к жестокости, она все же не станет.
– Девять тарпов тебе, на треть выше – всем остальным. Мое слово. Или хочешь увидеть расписку?
– Слово твоей милости дороже всяких расписок, дороже всего… кроме поцелуя твоей милости, – откликнулся Тео. – Раз так, отплываем немедля. Я понимаю – ты уже предупредила всех в торговом доме? Примчалась сюда, зная, что уговоришь меня и это плавание состоится?
Она кивнула, и тогда блондин заключил:
– Значит, хозяйка, располагайся в капитанской каюте, я же перееду в кубрик, потому что ладья толстяка – вон она, вижу, уже покидает Наконечник. Или постой! Надо ли мне переносить пожитки, быть может, мы оба сумеем разместиться…
– Ты ночуешь в кубрике, но вещи можешь оставить, – сердито перебила его Арлея. – Они мне пригодятся. Я, как видишь, не успела прихватить багаж. А твоя одежда, думаю, сойдет для меня. Надеюсь, она чистая?
Девушка повернулась к Смолику спиной и решительно зашагала в направлении кормы.
Глава 10
– Торк агач долки, идхи саила таранис…
Несколько мгновений Гане казалось, что слова эти произносит голос в его голове: ясный, ровный, говорящий какую-то абракадабру, зато отчетливо. Потом он проснулся, открыл глаза и понял, что слова доносятся от человеческого силуэта, смутно видимого на фоне блеклого света, который испускали усеивающие мягкий камень стен пятна. Неподалеку раздавались другие голоса, они что-то кричали.
– Чемта мяо – пывить вьрок.
Тулага медленно сел, еще плохо соображая, что происходит. Рядом спал, подложив ладони под щеку, Кахулка. Третий раб, белый по имени Арт, стоял на коленях, повернув лицо в сторону, откуда доносился шум.
Они находились здесь уже долгое время. Рабам дали лампу, горящую тусклым синеватым светом; пропитанного маслом фитиля хватало надолго, когда он наконец выгорал, подходила к концу очередная смена. Еду приносил охранник, он же менял фитиль в лампе.
Когда их впервые привели сюда, Кахулка сказал, показывая на стену:
– Кисляк.
Там висело нечто мягкое, желеобразное, размером с кулак. С него сочился блеклый зеленоватый свет. Как только охранники ушли, бывший лодочник вместе с Артом тут же сорвали его и съели. Кисляк при этом тихо попискивал, как мякоть сырого парусного моллюска.
– Слизкий гриб, и вода, и еда там, – пояснил туземец довольно. – Теперь работать. Если алмаз не находить – нам есть не давать, а если долго не находить – приходить сюда и бить сильно-много.
Арт оказался вечно напуганным молчаливым человеком. В каменном мешке, которым заканчивалась протянувшаяся от кольцевого туннеля узкая извилистая штольня, невозможно было выпрямиться во весь рост; стоя на коленях или лежа, рабы разгребали камни, выискивая алмазы. Те были вкраплены в породу, словно брызги, упавшие в жидкость, которая тут же застыла. Откуда они взялись в толще мягкого камня, оставалось непонятным.
Все найденное складывали в легкое деревянное блюдо. Снаружи, под входом в штольню, надсмотрщики всегда дежурили по трое. Пещера Полумесяца была почти выработана, поэтому там трудились лишь несколько рабов, отыскивающих последние алмазы. От кольцевого туннеля, подобно рукоятям штурвала или лучам светила, отходили короткие или длинные, прямые или извилистые, но всегда – узкие и полутемные штольни; в конце каждой работали три-четыре раба, постепенно расширяя и удлиняя ее, а у выхода всегда находились охранники. Они жили здесь же, в домиках из хвороста или неказистых шатрах.
Кольцевой туннель не был строго горизонтальным. От пещеры он шел вниз с небольшим уклоном, опоясывая провал широкой спиралью в полтора обхвата, и заканчивался хорошо охраняемыми воротами. По словам Кахулки, Большой Змей жил где-то за ними. Ну а что находилось еще ниже – этого бывший лодочник не знал, хотя и утверждал, что там обитают вконец одичавшие безкуни и какие-то младолюды.
– Грал ахал, грал ахал, грал аханал!
Арт встал на четвереньки, свесив голову, забормотал тише, потом застыл – вроде бы заснул, хотя не лег, так и остался стоять. Из туннеля донесся крик, затем звуки ударов – слишком быстрых, чтобы обычный человек мог наносить их.
– Гон.
Кахулка проснулся, открыл глаза, прислушиваясь. Перевел взгляд на Арта.
– А он безкуни стал, – негромко сказал туземец.
Иногда рабы сходили с ума под действием бившего снизу дрожало – дыхания Марлоки. После этого они становились совсем бестолковыми и плохо слушались приказов, однако могли, то и дело бормоча всякие странные слова, продолжать добычу алмазов. Хотя иногда пытались сбежать, насколько понимал Гана, – несознательно, подобно червяку, который стремится уползти, зарыться в землю. Почему-то дыхание Марлоки сильнее всего влияло на белых, меньше – на метисов и еще слабее на туземцев.
– Наше куни сильнее, – так пояснил Кахулка.
Синекожие, даже если становились безкуни, очень редко удирали вниз. А вот Тулага, оставаясь в трезвом рассудке, уже несколько раз порывался сделать это, но его останавливало сознание того, что бежать попросту некуда: даже если он сумеет перебить охрану около штольни и прорваться сквозь пещеру Полумесяца – что потом? Спрятаться в корзине и ждать, пока ее поднимут, чтобы сразиться с охраной наверху?.. Но он не может убить здесь всех, а оставшиеся вскоре сообразят, где именно прячется беглец. Да и вообще, как внизу, так и наверху надсмотрщиков и охраны слишком много, в одиночку с ними не справиться, а бунт поднимать никто не захочет: большинство рабов до потери сознания страшились того, кто называл себя Богом Нижних Земель и летал на огромной безглазой помеси паука и осьминога. Нет, бежать сейчас было невозможно – и Тулага выжидал.
Арт вскоре улегся на камни лицом вниз и затих, а вот шум из туннеля, наоборот, усилился. Кахулка перевернулся на другой бок, потом сел, прижавшись к стене, глядя вдоль штольни. Лампа почти погасла, совсем тусклый свет озарял каменный мешок, согбенную фигуру туземца и его испуганное лицо.
– Гон, – произнес Тулага, глядя на него. – Что это?
– Слуги Змея… – начал Кахулка, но замолчал, вытаращив глаза. Тулага повернул голову, услышав негромкий стук и шорохи. Между камнями из-за поворота штольни скользнула тень. Приподнявшись, Гана сжал камень, чтобы ударить гостя…
– Фавн Сив! Молчун! – раздался радостный шепот туземца, и Тулага опустил камень, разглядев щуплого лысого человечка. В полутьме непонятно было, островитянин это, метис, белый или красный: просто очень смуглый низкорослый мужчина, облаченный в сплетенные из кожаных ремешков узкие шорты.
Молчун на четвереньках быстро подобрался к ним, привстал, улыбаясь, поманил за собой, развернулся и заспешил обратно.
– Иде, иде! – поторопил туземец. – Молчун нас к Опаки привести.
Оставив Арта спать на камнях, они поползли навстречу шуму.
– А надсмотрщики? – прошептал Тулага, но бывший лодочник не ответил.
Когда они достигли туннеля, Фавн Сив сидел на корточках возле трех неподвижных тел. Охранники громко храпели. На камнях между ними стояли миска с едой и кувшин, копья валялись рядом.
Увидев спящих туземцев, Тулага несколько мгновений медлил, оглядывая кольцевой туннель – ни слева, ни справа никого не было, – затем схватил копье и вознамерился пробить не слишком острым наконечником шею одного из них, а после разделаться с остальными.
– Не, не надо! – Кахулка вцепился в его запястье.
Бывший лодочник не смог бы остановить Тулагу, но тот опустил оружие, увидев, как Фавн Сив машет ручками и качает головой, показывая, что убивать охранников не следует.
– Но они проснутся сейчас… – начал Гана. В ответ Молчун, сняв с шеи шнурок, показал висящую на нем тонкую трубочку, поднес к губам, сделал вид, что сильно дует, затем показал на охранников.
Тулага склонился над одним и увидел на коже под левой скулой темную точку словно родинку.
– Яд? – спросил он, поворачиваясь к Молчуну.
Тот наклонил голову и приложил ладонь к щеке.
– Ты их усыпил? Когда они проснутся?
– Долго спать будут, – ответил туземец за Фавн Сива.
Молчун покивал, после чего сел, поджав ноги, между надсмотрщиками и принялся с аппетитом есть. Тулага, все еще плохо понимая, что происходит, присоединился к нему вместе с Кахулкой. Пережевывая ломти вяленого мяса, он разглядывал Молчуна. Трудно было определить возраст этого человека – он казался одновременно и стариком, и ребенком, кожа была гладкой, а глаза – будто у древнего старца… и в то же время очень ясные, чистые. Они лучились добродушным весельем; Фавн Сив почти постоянно улыбался, и лицо его будто светилось.
Когда с едой было покончено, Молчун негромко хлопнул себя по плоскому смуглому животу, привстал и скользнул вдоль стены дальше по туннелю. Из глубины его слышались голоса.
Они преодолели небольшое расстояние, увидели впереди развалины домика и груду камней там, где одна из стен обвалилась. За камнями стояла пара хижин, дальше было начало очередной штольни, где трудилась другая группа рабов. Фавн Сив привстал, но тут же рухнул на камни и замер. Тулага с Кахулкой сделали то же самое. Шум в туннеле усилился, донесся звук быстрых шагов. Показался бегущий раб, за которым мчались, подвывая, трое размахивающих копьями надсмотрщиков. Как только они исчезли из виду, спереди прозвучал вопль, будто кого-то резали заживо, – впрочем, быстро сменившийся гомоном голосов, стуком и другими звуками.
Несколько мгновений Гане казалось, что слова эти произносит голос в его голове: ясный, ровный, говорящий какую-то абракадабру, зато отчетливо. Потом он проснулся, открыл глаза и понял, что слова доносятся от человеческого силуэта, смутно видимого на фоне блеклого света, который испускали усеивающие мягкий камень стен пятна. Неподалеку раздавались другие голоса, они что-то кричали.
– Чемта мяо – пывить вьрок.
Тулага медленно сел, еще плохо соображая, что происходит. Рядом спал, подложив ладони под щеку, Кахулка. Третий раб, белый по имени Арт, стоял на коленях, повернув лицо в сторону, откуда доносился шум.
Они находились здесь уже долгое время. Рабам дали лампу, горящую тусклым синеватым светом; пропитанного маслом фитиля хватало надолго, когда он наконец выгорал, подходила к концу очередная смена. Еду приносил охранник, он же менял фитиль в лампе.
Когда их впервые привели сюда, Кахулка сказал, показывая на стену:
– Кисляк.
Там висело нечто мягкое, желеобразное, размером с кулак. С него сочился блеклый зеленоватый свет. Как только охранники ушли, бывший лодочник вместе с Артом тут же сорвали его и съели. Кисляк при этом тихо попискивал, как мякоть сырого парусного моллюска.
– Слизкий гриб, и вода, и еда там, – пояснил туземец довольно. – Теперь работать. Если алмаз не находить – нам есть не давать, а если долго не находить – приходить сюда и бить сильно-много.
Арт оказался вечно напуганным молчаливым человеком. В каменном мешке, которым заканчивалась протянувшаяся от кольцевого туннеля узкая извилистая штольня, невозможно было выпрямиться во весь рост; стоя на коленях или лежа, рабы разгребали камни, выискивая алмазы. Те были вкраплены в породу, словно брызги, упавшие в жидкость, которая тут же застыла. Откуда они взялись в толще мягкого камня, оставалось непонятным.
Все найденное складывали в легкое деревянное блюдо. Снаружи, под входом в штольню, надсмотрщики всегда дежурили по трое. Пещера Полумесяца была почти выработана, поэтому там трудились лишь несколько рабов, отыскивающих последние алмазы. От кольцевого туннеля, подобно рукоятям штурвала или лучам светила, отходили короткие или длинные, прямые или извилистые, но всегда – узкие и полутемные штольни; в конце каждой работали три-четыре раба, постепенно расширяя и удлиняя ее, а у выхода всегда находились охранники. Они жили здесь же, в домиках из хвороста или неказистых шатрах.
Кольцевой туннель не был строго горизонтальным. От пещеры он шел вниз с небольшим уклоном, опоясывая провал широкой спиралью в полтора обхвата, и заканчивался хорошо охраняемыми воротами. По словам Кахулки, Большой Змей жил где-то за ними. Ну а что находилось еще ниже – этого бывший лодочник не знал, хотя и утверждал, что там обитают вконец одичавшие безкуни и какие-то младолюды.
– Грал ахал, грал ахал, грал аханал!
Арт встал на четвереньки, свесив голову, забормотал тише, потом застыл – вроде бы заснул, хотя не лег, так и остался стоять. Из туннеля донесся крик, затем звуки ударов – слишком быстрых, чтобы обычный человек мог наносить их.
– Гон.
Кахулка проснулся, открыл глаза, прислушиваясь. Перевел взгляд на Арта.
– А он безкуни стал, – негромко сказал туземец.
Иногда рабы сходили с ума под действием бившего снизу дрожало – дыхания Марлоки. После этого они становились совсем бестолковыми и плохо слушались приказов, однако могли, то и дело бормоча всякие странные слова, продолжать добычу алмазов. Хотя иногда пытались сбежать, насколько понимал Гана, – несознательно, подобно червяку, который стремится уползти, зарыться в землю. Почему-то дыхание Марлоки сильнее всего влияло на белых, меньше – на метисов и еще слабее на туземцев.
– Наше куни сильнее, – так пояснил Кахулка.
Синекожие, даже если становились безкуни, очень редко удирали вниз. А вот Тулага, оставаясь в трезвом рассудке, уже несколько раз порывался сделать это, но его останавливало сознание того, что бежать попросту некуда: даже если он сумеет перебить охрану около штольни и прорваться сквозь пещеру Полумесяца – что потом? Спрятаться в корзине и ждать, пока ее поднимут, чтобы сразиться с охраной наверху?.. Но он не может убить здесь всех, а оставшиеся вскоре сообразят, где именно прячется беглец. Да и вообще, как внизу, так и наверху надсмотрщиков и охраны слишком много, в одиночку с ними не справиться, а бунт поднимать никто не захочет: большинство рабов до потери сознания страшились того, кто называл себя Богом Нижних Земель и летал на огромной безглазой помеси паука и осьминога. Нет, бежать сейчас было невозможно – и Тулага выжидал.
Арт вскоре улегся на камни лицом вниз и затих, а вот шум из туннеля, наоборот, усилился. Кахулка перевернулся на другой бок, потом сел, прижавшись к стене, глядя вдоль штольни. Лампа почти погасла, совсем тусклый свет озарял каменный мешок, согбенную фигуру туземца и его испуганное лицо.
– Гон, – произнес Тулага, глядя на него. – Что это?
– Слуги Змея… – начал Кахулка, но замолчал, вытаращив глаза. Тулага повернул голову, услышав негромкий стук и шорохи. Между камнями из-за поворота штольни скользнула тень. Приподнявшись, Гана сжал камень, чтобы ударить гостя…
– Фавн Сив! Молчун! – раздался радостный шепот туземца, и Тулага опустил камень, разглядев щуплого лысого человечка. В полутьме непонятно было, островитянин это, метис, белый или красный: просто очень смуглый низкорослый мужчина, облаченный в сплетенные из кожаных ремешков узкие шорты.
Молчун на четвереньках быстро подобрался к ним, привстал, улыбаясь, поманил за собой, развернулся и заспешил обратно.
– Иде, иде! – поторопил туземец. – Молчун нас к Опаки привести.
Оставив Арта спать на камнях, они поползли навстречу шуму.
– А надсмотрщики? – прошептал Тулага, но бывший лодочник не ответил.
Когда они достигли туннеля, Фавн Сив сидел на корточках возле трех неподвижных тел. Охранники громко храпели. На камнях между ними стояли миска с едой и кувшин, копья валялись рядом.
Увидев спящих туземцев, Тулага несколько мгновений медлил, оглядывая кольцевой туннель – ни слева, ни справа никого не было, – затем схватил копье и вознамерился пробить не слишком острым наконечником шею одного из них, а после разделаться с остальными.
– Не, не надо! – Кахулка вцепился в его запястье.
Бывший лодочник не смог бы остановить Тулагу, но тот опустил оружие, увидев, как Фавн Сив машет ручками и качает головой, показывая, что убивать охранников не следует.
– Но они проснутся сейчас… – начал Гана. В ответ Молчун, сняв с шеи шнурок, показал висящую на нем тонкую трубочку, поднес к губам, сделал вид, что сильно дует, затем показал на охранников.
Тулага склонился над одним и увидел на коже под левой скулой темную точку словно родинку.
– Яд? – спросил он, поворачиваясь к Молчуну.
Тот наклонил голову и приложил ладонь к щеке.
– Ты их усыпил? Когда они проснутся?
– Долго спать будут, – ответил туземец за Фавн Сива.
Молчун покивал, после чего сел, поджав ноги, между надсмотрщиками и принялся с аппетитом есть. Тулага, все еще плохо понимая, что происходит, присоединился к нему вместе с Кахулкой. Пережевывая ломти вяленого мяса, он разглядывал Молчуна. Трудно было определить возраст этого человека – он казался одновременно и стариком, и ребенком, кожа была гладкой, а глаза – будто у древнего старца… и в то же время очень ясные, чистые. Они лучились добродушным весельем; Фавн Сив почти постоянно улыбался, и лицо его будто светилось.
Когда с едой было покончено, Молчун негромко хлопнул себя по плоскому смуглому животу, привстал и скользнул вдоль стены дальше по туннелю. Из глубины его слышались голоса.
Они преодолели небольшое расстояние, увидели впереди развалины домика и груду камней там, где одна из стен обвалилась. За камнями стояла пара хижин, дальше было начало очередной штольни, где трудилась другая группа рабов. Фавн Сив привстал, но тут же рухнул на камни и замер. Тулага с Кахулкой сделали то же самое. Шум в туннеле усилился, донесся звук быстрых шагов. Показался бегущий раб, за которым мчались, подвывая, трое размахивающих копьями надсмотрщиков. Как только они исчезли из виду, спереди прозвучал вопль, будто кого-то резали заживо, – впрочем, быстро сменившийся гомоном голосов, стуком и другими звуками.