Страница:
На-Тропе-Войны повернул джигу влево, по дуге огибая эфиропланы на рейде. Грузовые и пассажирские корабли, как правило, использовали два куля-подушки, кормовую и носовую, между которыми располагался вместительный трюм с чугунным балластом в нижней части, военные и рыбаки – одну вытянутую под всем корпусом емкость в форме сосиски. Из-за этого даже с большого расстояния по очертанию судна всегда легко можно было определить его предназначение. В порту Да Морана стояло много торговцев, но Гана разглядел и пять военных эфиропланов.
Позади, с палубы одного из шержней, взвилась, оставляя за собой шлейф черного дыма, начиненная горючим песком ракета – и взорвалась, на мгновение превратившись в огненную медузу. Со смотровой площадки здания портовой администрации навели большую подзорную трубу на треноге. Наблюдатель увидел на мостике помощника капитана. Тот сделал несколько сложных знаков. Шевеля губами, наблюдатель стал переводить – этот язык, напоминающий жестикуляцию глухонемого, знают моряки любого флота, равно как и систему световых сигналов, которые также часто используют облакоплаватели. Поняв сообщение, наблюдатель выругался и загрохотал каблуками по ступеням лестницы, спеша в кабинет капитана портовой стражи.
– Да, – недовольно произнес он.
Дверь приоткрылась, заглянувший слуга сказал:
– Скайва с принцессой и эскорт, ваша милость. Они приближаются, но там что-то неладно.
Вскоре Экуни был в порту, где его поджидал отряд во главе с Трэном Агори, капитаном дворцовой стражи.
– Что происходит? – спросил принц.
Трэн, огромный чернокожий с Имаджины, самого южного материка Аквалона, поклонился и низким хриплым голосом рассказал, как обстоят дела.
Тонкие брови Экуни приподнялись.
– Моя невеста в плену? – переспросил он.
– Похоже на то, принц, – ответил Трэн.
– Но захватил ее лишь один человек?
– Судя по всему – да. Скайва брошена. – Верзила показал туда, где между портовыми строениями виднелись белоснежные перекаты облаков. – А похититель с принцессой высадились в скалах к югу от порта.
– Там ведь сторожевая башня?
– И мы уже сообщили туда о происходящем. Отряд солдат вышел из башни и растянулся, чтобы не пропустить никого в глубь Да Морана. Матросы с двух шержней также высадились и идут от берега. Этому пирату, или кто он, ничего не остается, кроме как попробовать пройти между коралловой стеной и берегом.
– Так идем навстречу, – решил Экуни Рон.
На-Тропе-Войны не бывал на Суладаре с тех самых пор, как преследовал похитителя своей джиги, и за много лет успел позабыть архипелаг. Привычная тишина рифов, нарушаемая лишь пением живого жемчуга да шелестом ветра в листве редких деревьев, сменилась стуком колес по мостовой, голосами людей, ржанием лошадей. Все это доносилось справа, из порта, а слева тянулись пальмовые рощи и невысокие холмы. Между вершин виднелась сторожевая башня, одна из трех, построенных вдоль южного берега, чтобы предупреждать о приближении вражеских военных судов или облачных колес, на которых передвигались гаераки – львиные люди с Арок Фуадино.
Надеясь скрыться между холмами, Гана направился в сторону башни и вскоре увидел солдат, идущих навстречу. Если бы не принцесса, он ввязался бы в схватку с ними, но сейчас пришлось поворачивать. Беглецы успели пройти совсем немного, когда Гельта остановилась и приложила ладонь козырьком ко лбу.
– Лодки, – сказала она.
В портовой бухте стояло несколько торговых клиргонов, розалинды рыбаков и коршни-буксиры. Большинство кораблей, оснащенных газовыми кулями, плавали под парусами и на веслах; буксиры приводились в движение паровыми двигателями, о чем свидетельствовали гребные колеса и широкие трубы, торчащие наискось в кормовой части. Обладающие хищными очертаниями шержни эскорта выстроились ровной линий – кроме одного, пришвартовавшегося к брошенной скайве, по палубе которой уже сновали фигуры. К берегу плыли лодки.
– Они послали погоню, – сказала принцесса.
Гана огляделся.
Портовые здания стояли вдоль берега, в океан отходило множество деревянных настилов, где обычно сгружались товары. Порт кишел торговцами, моряками и нищими.
Лодки подплыли к причалам. В руках матросов поблескивало оружие.
Взгляд Ганы скользнул дальше, к отвесной стене из кораллового камня, что широкой дугой огибала порт – вдоль ее подножия тянулся сплошной ряд складских построек. За стеной высился горный склон, покрытый буйной растительностью. Там и здесь среди зелени виднелись крыши домов, на вершине сверкал дворец суладарского короля. По склонам можно было попасть в глубину острова, и Гана устремился вперед.
Он достиг начала пустынной улицы, с одной стороны которой шла белая стена, а с другой – склады. Здесь они стояли вплотную, напоминая одно очень длинное здание, разделенное перегородками на разные помещения. Все это наверняка хорошо охранялось – если попытаться перелезть через крыши и добраться до порта, неминуемо поднимется шум. На-Тропе-Войны повел Гельту дальше. Теперь справа, ближе к океану, были бревенчатые стены, а слева – коралловая громада. Поднимая пыль, Гана бежал по изогнувшейся полумесяцем пустой дороге, волоча принцессу за собой.
Раздались приглушенные голоса, и он на ходу оглянулся: далеко сзади показался отряд, состоящий из дюжины солдат. На-Тропе-Войны ускорил бег.
На середины улицы беглецы остановились – спереди донесся лязг. Отпустив руку девушки, Гана достал из-за пояса свои ножи. Изгибы улицы скрыли солдат и не позволяли увидеть тех, кто находился впереди. На-Тропе-Войны посмотрел на коралловую стену.
– Неужели ты сможешь подняться по ней? – спросила принцесса.
– Я хорошо умею лазать, – откликнулся он. – На Кораллах я научился этому. Лазать и плавать.
– Но я – не умею.
Он взглянул на Гельту. О ее фигуре можно было сказать много чего, и первые слова, которые просились на ум, – роскошная, женственная, округлая. Но природа явно не предназначила это тело для ползания по скалам и для прочих тяжелых физических упражнений – оно было создано для другого.
– Значит, вперед. Может, там их меньше.
В этот момент из-за поворота вышли чернокожие люди – один, второй, третий, четвертый, вскоре большой отряд перекрыл улицу. Посередине и немного впереди остальных стояли двое: черный здоровяк и худой бледнолицый мужчина в светлых одеждах. У великана была кривая сабля, а у белого – рапира.
– Экуни! – воскликнула Гельта.
Гана спросил:
– Принц?
– Да, мой жених. А тот второй… я никогда его не видела, но слышала про черного с Имаджины. Он был главой охраны на Плоту Скенци, но что-то там произошло, кажется, он зарезал сына Владетеля, потом сумел бежать… Теперь возглавляет охрану дворца. Его зовут Трэн Агори. Он знаменитый убийца.
Донесся громкий холодный голос:
– Принцесса Гельта, вы целы?
– Да! – прокричала девушка.
Экуни Рон внимательно разглядывал их. Рядом с его невестой стоял загорелый юнец среднего роста, облаченный лишь в короткие штаны, босой, с длинными темными волосами. Рон переглянулся с Трэном Агори.
– Метис, – сказал тот. – И дикий с виду… Преторианец, должно быть. То есть бывший преторианец, потому что у него на шее…
– Это Красный Платок, да? Я слышал о нем.
– Стань позади, – сказала Гельта. – Приставь к моей шее кинжал и скажи им, что зарежешь меня, если они приблизятся.
Гана, что-то проворчав, шагнул к стене и провел ладонью по ноздреватой поверхности. Громада была сложена из массивных, в половину человеческого роста, блоков кораллового камня. Они нагрелись на жаре, стали почти горячими.
На-Тропе-Войны оглядел отряд, остановив взгляд на принце Суладара.
– Тоже пришел сюда вместе со своими людьми, – сказал Гана. – Не трус.
Он обнял Гельту, прижал к себе и поцеловал. В сотне шагов от них Трэн Агори ухмыльнулся, а принц воскликнул:
– Это переходит всякие границы!
Гана отстранился – раскосые глаза принцессы внимательно и серьезно смотрели на него. На-Тропе-Войны, сняв с шеи красный платок, сказал:
– Я могу пробраться куда угодно. Дашь знать – я найду тебя.
Принцесса молча взяла платок, и тут сзади появились солдаты. Впереди Трэн Агори отдал приказ – вооруженные кривыми саблями чернокожие направились к беглецам. Экуни Рон что-то повелительно выкрикнул, они побежали. Гане множество раз приходилось лазать по отвесным стенам. Примерившись, он вонзил нож в щель между коралловыми блоками, подтянулся, вонзил второй в следующую щель, высвободил первый и под палящими лучами светила быстро пополз к далекой вершине. Комкая в руках платок, Гельта смотрела вслед. Когда На-Тропе-Войны находился уже высоко, снизу прилетело копье и ударилось о стену под его ногами. Камни были горячими и шершавыми. Обдирая кожу с локтей и ладоней, он полз дальше. Донеслись мужские голоса, а затем голос принцессы:
– Это пират с рифов. Он похитил меня…
Глава 3
Позади, с палубы одного из шержней, взвилась, оставляя за собой шлейф черного дыма, начиненная горючим песком ракета – и взорвалась, на мгновение превратившись в огненную медузу. Со смотровой площадки здания портовой администрации навели большую подзорную трубу на треноге. Наблюдатель увидел на мостике помощника капитана. Тот сделал несколько сложных знаков. Шевеля губами, наблюдатель стал переводить – этот язык, напоминающий жестикуляцию глухонемого, знают моряки любого флота, равно как и систему световых сигналов, которые также часто используют облакоплаватели. Поняв сообщение, наблюдатель выругался и загрохотал каблуками по ступеням лестницы, спеша в кабинет капитана портовой стражи.
* * *
Экуни Рон, двадцатипятилетний сын королевы Эолы и покойного короля Рона Суладарского, тренировался в зеркальной комнате. Облаченный в белые бриджи и белоснежную рубаху, он стоял, широко расставив ноги, с легкой рапирой в одной руке и тонким кинжалом в другой. Защитную чашку рапиры украшали золотые узоры, навершием рукояти служил серапионов глаз. Экуни был чистокровным бултагарцем с вьющимися каштановыми волосами, тщательно подстриженными бородкой и усиками. Он сделал выпад, отступил, упав на одно колено, пронзил острием воздух, при этом внимательно наблюдая за своим отражением. Раздался стук. Принц Суладара встал и повернулся к неприметной зеркальной двери в углу комнаты.– Да, – недовольно произнес он.
Дверь приоткрылась, заглянувший слуга сказал:
– Скайва с принцессой и эскорт, ваша милость. Они приближаются, но там что-то неладно.
Вскоре Экуни был в порту, где его поджидал отряд во главе с Трэном Агори, капитаном дворцовой стражи.
– Что происходит? – спросил принц.
Трэн, огромный чернокожий с Имаджины, самого южного материка Аквалона, поклонился и низким хриплым голосом рассказал, как обстоят дела.
Тонкие брови Экуни приподнялись.
– Моя невеста в плену? – переспросил он.
– Похоже на то, принц, – ответил Трэн.
– Но захватил ее лишь один человек?
– Судя по всему – да. Скайва брошена. – Верзила показал туда, где между портовыми строениями виднелись белоснежные перекаты облаков. – А похититель с принцессой высадились в скалах к югу от порта.
– Там ведь сторожевая башня?
– И мы уже сообщили туда о происходящем. Отряд солдат вышел из башни и растянулся, чтобы не пропустить никого в глубь Да Морана. Матросы с двух шержней также высадились и идут от берега. Этому пирату, или кто он, ничего не остается, кроме как попробовать пройти между коралловой стеной и берегом.
– Так идем навстречу, – решил Экуни Рон.
* * *
Принцесса не пыталась вырваться, но Гана так и не смог понять: она идет, потому что ее крепко держат за руку или потому что хочет идти с ним.На-Тропе-Войны не бывал на Суладаре с тех самых пор, как преследовал похитителя своей джиги, и за много лет успел позабыть архипелаг. Привычная тишина рифов, нарушаемая лишь пением живого жемчуга да шелестом ветра в листве редких деревьев, сменилась стуком колес по мостовой, голосами людей, ржанием лошадей. Все это доносилось справа, из порта, а слева тянулись пальмовые рощи и невысокие холмы. Между вершин виднелась сторожевая башня, одна из трех, построенных вдоль южного берега, чтобы предупреждать о приближении вражеских военных судов или облачных колес, на которых передвигались гаераки – львиные люди с Арок Фуадино.
Надеясь скрыться между холмами, Гана направился в сторону башни и вскоре увидел солдат, идущих навстречу. Если бы не принцесса, он ввязался бы в схватку с ними, но сейчас пришлось поворачивать. Беглецы успели пройти совсем немного, когда Гельта остановилась и приложила ладонь козырьком ко лбу.
– Лодки, – сказала она.
В портовой бухте стояло несколько торговых клиргонов, розалинды рыбаков и коршни-буксиры. Большинство кораблей, оснащенных газовыми кулями, плавали под парусами и на веслах; буксиры приводились в движение паровыми двигателями, о чем свидетельствовали гребные колеса и широкие трубы, торчащие наискось в кормовой части. Обладающие хищными очертаниями шержни эскорта выстроились ровной линий – кроме одного, пришвартовавшегося к брошенной скайве, по палубе которой уже сновали фигуры. К берегу плыли лодки.
– Они послали погоню, – сказала принцесса.
Гана огляделся.
Портовые здания стояли вдоль берега, в океан отходило множество деревянных настилов, где обычно сгружались товары. Порт кишел торговцами, моряками и нищими.
Лодки подплыли к причалам. В руках матросов поблескивало оружие.
Взгляд Ганы скользнул дальше, к отвесной стене из кораллового камня, что широкой дугой огибала порт – вдоль ее подножия тянулся сплошной ряд складских построек. За стеной высился горный склон, покрытый буйной растительностью. Там и здесь среди зелени виднелись крыши домов, на вершине сверкал дворец суладарского короля. По склонам можно было попасть в глубину острова, и Гана устремился вперед.
Он достиг начала пустынной улицы, с одной стороны которой шла белая стена, а с другой – склады. Здесь они стояли вплотную, напоминая одно очень длинное здание, разделенное перегородками на разные помещения. Все это наверняка хорошо охранялось – если попытаться перелезть через крыши и добраться до порта, неминуемо поднимется шум. На-Тропе-Войны повел Гельту дальше. Теперь справа, ближе к океану, были бревенчатые стены, а слева – коралловая громада. Поднимая пыль, Гана бежал по изогнувшейся полумесяцем пустой дороге, волоча принцессу за собой.
Раздались приглушенные голоса, и он на ходу оглянулся: далеко сзади показался отряд, состоящий из дюжины солдат. На-Тропе-Войны ускорил бег.
На середины улицы беглецы остановились – спереди донесся лязг. Отпустив руку девушки, Гана достал из-за пояса свои ножи. Изгибы улицы скрыли солдат и не позволяли увидеть тех, кто находился впереди. На-Тропе-Войны посмотрел на коралловую стену.
– Неужели ты сможешь подняться по ней? – спросила принцесса.
– Я хорошо умею лазать, – откликнулся он. – На Кораллах я научился этому. Лазать и плавать.
– Но я – не умею.
Он взглянул на Гельту. О ее фигуре можно было сказать много чего, и первые слова, которые просились на ум, – роскошная, женственная, округлая. Но природа явно не предназначила это тело для ползания по скалам и для прочих тяжелых физических упражнений – оно было создано для другого.
– Значит, вперед. Может, там их меньше.
В этот момент из-за поворота вышли чернокожие люди – один, второй, третий, четвертый, вскоре большой отряд перекрыл улицу. Посередине и немного впереди остальных стояли двое: черный здоровяк и худой бледнолицый мужчина в светлых одеждах. У великана была кривая сабля, а у белого – рапира.
– Экуни! – воскликнула Гельта.
Гана спросил:
– Принц?
– Да, мой жених. А тот второй… я никогда его не видела, но слышала про черного с Имаджины. Он был главой охраны на Плоту Скенци, но что-то там произошло, кажется, он зарезал сына Владетеля, потом сумел бежать… Теперь возглавляет охрану дворца. Его зовут Трэн Агори. Он знаменитый убийца.
Донесся громкий холодный голос:
– Принцесса Гельта, вы целы?
– Да! – прокричала девушка.
Экуни Рон внимательно разглядывал их. Рядом с его невестой стоял загорелый юнец среднего роста, облаченный лишь в короткие штаны, босой, с длинными темными волосами. Рон переглянулся с Трэном Агори.
– Метис, – сказал тот. – И дикий с виду… Преторианец, должно быть. То есть бывший преторианец, потому что у него на шее…
– Это Красный Платок, да? Я слышал о нем.
– Стань позади, – сказала Гельта. – Приставь к моей шее кинжал и скажи им, что зарежешь меня, если они приблизятся.
Гана, что-то проворчав, шагнул к стене и провел ладонью по ноздреватой поверхности. Громада была сложена из массивных, в половину человеческого роста, блоков кораллового камня. Они нагрелись на жаре, стали почти горячими.
На-Тропе-Войны оглядел отряд, остановив взгляд на принце Суладара.
– Тоже пришел сюда вместе со своими людьми, – сказал Гана. – Не трус.
Он обнял Гельту, прижал к себе и поцеловал. В сотне шагов от них Трэн Агори ухмыльнулся, а принц воскликнул:
– Это переходит всякие границы!
Гана отстранился – раскосые глаза принцессы внимательно и серьезно смотрели на него. На-Тропе-Войны, сняв с шеи красный платок, сказал:
– Я могу пробраться куда угодно. Дашь знать – я найду тебя.
Принцесса молча взяла платок, и тут сзади появились солдаты. Впереди Трэн Агори отдал приказ – вооруженные кривыми саблями чернокожие направились к беглецам. Экуни Рон что-то повелительно выкрикнул, они побежали. Гане множество раз приходилось лазать по отвесным стенам. Примерившись, он вонзил нож в щель между коралловыми блоками, подтянулся, вонзил второй в следующую щель, высвободил первый и под палящими лучами светила быстро пополз к далекой вершине. Комкая в руках платок, Гельта смотрела вслед. Когда На-Тропе-Войны находился уже высоко, снизу прилетело копье и ударилось о стену под его ногами. Камни были горячими и шершавыми. Обдирая кожу с локтей и ладоней, он полз дальше. Донеслись мужские голоса, а затем голос принцессы:
– Это пират с рифов. Он похитил меня…
Глава 3
Гана, обойдя дворец по северному склону горы, достиг противоположной стороны острова. Здесь был расположен Туземный город; восточную часть занимал Королевский. Путник заснул под белым сандаловым деревом, когда небо уже начало светлеть и паутина Мэша над головой поблекла, а проснулся в полдень, после того как скользнувшая из кустов ящерица укусила его за палец. Гана поймал ее, размозжил плоскую зеленую голову о камень и съел тощее тельце, жадно глотая, почти не пережевывая, влажное кисловатое мясо. Затем стал спускаться по заросшему пожухлой травой склону.
У берега тянулась обширная низина, в океане виднелись другие острова, большие и малые – лабиринт земли и камней, – и облачные протоки между ними. Со склона Гана разглядел, что большую часть города составляют хижины с тростниковыми крышами, стоящие как попало, и лишь в центре имеется квартал каменных построек белых людей и самых богатых туземцев – там уже было подобие улиц.
Город утопал в пыли и зное. Между кокосовыми рощами по склону вилась широкая дорога, ведущая к вершине, где посверкивал в лучах светила белоснежный дворец.
Со стороны Королевского города остров охраняли сторожевые башни, там стояли таможня и казармы небольшого военного флота Суладара, но здесь ничего такого не было. Ощущая сильную жажду, Гана миновал окраинные дома. За низкими изгородями под тентами и навесами, в гамаках или прямо на земле дремали туземцы. Был тот послеобеденный час, когда жара делалась невыносимой; в это время всякая жизнь замирала, чтобы пробудиться ближе к вечеру. На-Тропе-Войны шел, глядя по сторонам. На него никто не обращал внимания.
Он увидел старую туземку, что сидела прямо на земле возле своей хижины с плетеной бутылкой в руках, и направился к ней.
– Дай мне воды, – попросил Гана, приблизившись.
Туземка поглядела на него, тяжело встала и вошла внутрь, отведя циновку, которая заменяла дверь. Гана остался снаружи. Вскоре хозяйка вернулась с большим кувшином в руках и протянула его путнику. В кувшине оказалась тепловатая вода – На-Тропе-Войны пил долго и жадно, затем смочил лицо, стер грязь со щек.
Кивнув, он вернул кувшин. Вдруг хозяйка, уставившись на гостя, тихо охнула.
– Ловчий демонов… Безумец! – прошептала она, пятясь. Кувшин выпал из морщинистых рук, ударившись о землю, перевернулся. Потекла вода. Туземка отступала, а Гана молча глядел на нее. Она повернулась и нырнула в полумрак хижины. Еще некоторое время На-Тропе-Войны стоял перед проемом, но старуха больше не появлялась, изнутри не доносилось ни звука.
Гана пошел дальше, взбивая пыль босыми ступнями. Ему то и дело приходилось сворачивать, обходить хижины, перешагивать через низкие изгороди – здесь не было и подобия улиц. В Туземном городе обитали как островитяне, так и бледнолицые: ныряльщики, собирающие раковины-лодочки парусных моллюсков или некрупный жемчуг, который можно добыть на небольшой глубине, матросы с рыбацких эфиропланов или работники с плантаций, преступники, охотники и рыбаки.
Ближе к центру хижин стало меньше, их место заняли более основательные постройки из серого песчаника. Здесь уже жили хозяева кораблей, наемные капитаны, ловцы серапионов – из тех, что поуспешнее, – и владельцы торговых факторий.
Неподалеку находился дом Уги-Уги, туземного монарха. Не весь Суладар смирился с королевской властью, дальние южные острова были населены мелкими племенами синекожих аборигенов, не слушавшихся никого, кроме своего вождя и шамана. Но большинство туземцев подчинились владычеству Ронов. Белые оставили часть власти Уги-Уги – он управлял западной стороной разделенного горой поселения, являлся судьей и сборщиком налогов, две трети которых должен был отдавать белому королю. В самом Да Морана (так назывался и остров, и раскинувшийся на нем город) стояла резиденция туземного монарха, а дворец его, жалкое подобие белоснежной громады Рона Суладарского, виднелся на небольшом островке Атуй, расположенном в четырех танг[1] от берега.
Оглядев покрытый ярко-синей штукатуркой особняк монарха, Гана пошел дальше. Он приближался к океанскому берегу – уже слышны были крики чаек. В конце улицы стояла фактория купеческих воителей, о принадлежности ее свидетельствовал герб над широкими дверями: выкрашенный серебряной краской деревянный щит с надписью «Длог&Дарейн» и рисунком, изображающим два обращенных друг к другу профиля. Один, с мясистым носом и выпуклым лбом, казалось, весь состоял из полукругов, у второго же скошенный нос будто продолжал линию лба, словно художник поставил себе цель изобразить его исключительно при помощи прямых линий и углов.
На-Тропе-Войны посмотрел в сторону горы и сверкающего здания на вершине. Он различил крошечные башенки, полоску стены, крыши и окна. Принцесса Гельта была где-то там…
Раздались шаги, хлопнула дверь, и Гана повернулся. По улице приближались шестеро мужчин, а из фактории вышла молодая темноволосая женщина. Задержавшись на пороге, она скользнула по Гане взглядом узких карих глаз, затем пошла дальше – и остановилась вновь, заметив воинственную внешность незнакомцев. Пятеро облаченных лишь в желтые шаровары чернокожих с Имаджины шли по сторонам дородного человека… купца-воителя, как сразу решил Гана, ведь ему несколько раз доводилось грабить их торговые корабли. Купец был одет в длинный темно-красный плащ с капюшоном, под которым виднелись дорогой камзол с золотой вышивкой на воротнике, светлые штаны и легкие остроносые туфли. От жары голову защищала туаха – свернутое наподобие короткой трубы и зашитое сверху полотнище плотной белой ткани.
У наемников-имаджинов имелось оружие: огнестрелы необычной формы, напоминающие бумеранги, и кинжалы в ножнах.
– Это дочь Длога! – выкрикнул купец, увидев темноволосую женщину. – Взять! Тогда папаша станет сговорчивее…
Девушка повернулась, собираясь бежать, но двое наемников схватили ее за локти и потянули назад. Незнакомка чуть не упала, попятилась, и тут же один из чернокожих коротко выругался. На-Тропе-Войны не сразу понял, что произошло, разглядел лишь кровь, появившуюся на плече имаджина.
– Кинжал у нее отберите! – заголосил купец.
Пистолеты Ганы были разряжены, пороха у него не осталось. Он шагнул вперед и достал нож в тот самый миг, когда имаджин вырвал из рук плененной небольшой кортик. Раненый наотмашь ударил женщину ладонью по лицу, потом занес над ее головой кулак, и тогда Гана велел:
– Отпустите ее!
Шесть лиц повернулись к нему. Сжатая в кулак рука застыла над незнакомкой.
– Ты еще кто такой? – взвизгнул купец. Он развязал широкий пояс, и полы камзола распахнулись, показав двуствольный огнестрел, висящий на тонком ремешке.
– Пират это, – произнес один из имаджинов. – Сразу видать.
– Из гаераков? – На лице толстяка возникла ненависть, которую испытывали все обитатели Купеческих Плотов к пиратским прайдам, ведь именно облачные колеса, на которых передвигались гаераки, были повинны в том, что флот купцов два долгих года не мог добраться до Суладара. – Нет, у тебя не такая кожа… Все равно – побыстрее убейте его, и закончим дело!
Когда наемник потянулся к оружию на боку, двери фактории распахнулись, и наружу вывалились пятеро людей: невысокий пожилой человек с ружьем, двое слуг-туземцев, вооруженные топориками, еще один белокожий – в длинном фартуке и со старой кривой саблей в руках – и толстая туземка, воинственно потрясающая мясницким тесаком.
Наемник, первым доставший пистолет и собравшийся выстрелить в Гану, повернул ствол к ним. На-Тропе-Войны метнул нож и попал в запястье поднятой руки – узкое лезвие пробило ее насквозь, конец вышел с другой стороны. Рука имаджина резко подалась в сторону, палец нажал на курок, и заряд дроби угодил в бок второго чернокожего. Тот замычал сквозь зубы, а в это время пожилой мужчина выкрикнул:
– Арлея, на землю!
Молодая женщина упала, и тут же слуги, опустившись на одно колено, метнули топорики. Судя по черным кудрявым волосам, они принадлежали к небольшому воинственному племени онолонки с острова Аи-Ои. Воины-онолонки были известны тем, что другим видам оружия предпочитали легкие топорики пуу с лезвиями из плавника акулы-серлепки. Мужчины этого племени никогда не попадали в рабство, предпочитая убить себя, а не медленно умирать на плантациях табака, льна или сахарного тростника. Для богачей Суладара считалось большой удачей заполучить кого-нибудь из них в охранники.
Выхватив второй нож, На-Тропе-Войны прыгнул к купцу, который уже достал свой огнестрел. В это время пуу, пролетев над упавшей женщиной, вонзились в наемников. Гана с размаху рубанул по голове в туахе. За мгновение до удара купец подался назад, и лезвие пронеслось вскользь к заплывшему лицу. Толстяк захрипел и повалился с ног; кровь брызнула из дыры на месте отсеченного носа. Подхватив двуствольный огнестрел, Гана ударил ногой под колено еще стоящего на ногах наемника. Сунул нож за пояс, поднял Арлею на ноги и отступил к дому, потянув ее за собой.
Толстяк хрипел и стонал, тяжело ворочаясь в пропитавшейся кровью пыли.
– Отпусти меня, – сказала девушка. Гана разжал руки, и она шагнула к пожилому мужчине. На-Тропе-Войны оглянулся: онолонки так и стояли на одном колене, толстая туземка потрясала тесаком, бормоча что-то неразборчивое. Как только он выпустил Арлею, толстуха бросилась к ней, схватила девушку за руку и потащила в дом.
– Убирайтесь! – громко произнес мужчина с длинноствольным огнестрелом. Вставший рядом с ним Гана поднял оружие, которое отобрал у купца, и прицелился в наемников. На ногах их осталось трое, один прижимал окровавленное запястье к животу. Те, в кого попали топоры, лежали неподвижно.
– И прихватите хозяина, – повелительно добавил мужчина.
Имаджины переглянулись, затем, подняв стенающего толстяка, повели его прочь. Когда они исчезли в конце улицы, белокожий повернулся к туземцам и сказал:
– Этих двоих заверните во что-нибудь и на телеге отвезите к рынку. Сбросьте в выгребные ямы, но только чтобы прокторы Уги-Уги не заметили. Можете взять себе их скальпы. А ты… – он повернулся к Гане. – Скажи-ка мне, откуда ты здесь взялся?
– Диш, он просто шел по улице, когда появились имаджины с купцом, – донеслось сзади, и все оглянулись на Арлею, стоящую в дверях дома. – Воитель приказал схватить меня, а он заступился.
– Вот как… – протянул мужчина и вновь посмотрел на Гану. – Ну что ж… Я должен поблагодарить тебя, парень? Меня зовут Диш Длог, я торговец. Это Арлея, моя дочь, а это, – он указал на белого мужчину в длинном фартуке и с кривой саблей, – Краг, управляющий. Твое имя? Зайдем, выпьешь что-нибудь.
– Лили, принеси вина, – велел Диш, и толстая туземка, вошедшая в комнату следом, покинула ее через другую дверь, ведущую в глубину дома. Хозяин кивнул гостю на одно из кресел, но Гана не сел в него, а встал позади, положив руки на мягкую спинку, с любопытством осматриваясь: подобную мебель На-Тропе-Войны видел только пару раз в жизни, на ограбленных им кораблях купцов-воителей; преторианцы пользовались лишь грубо сколоченными табуретами и лавками, а на коралловых островах мебели у пиратов не было вовсе. Диш Длог уселся за стол, положив огнестрел перед собой. Наконец Гана смог хорошо разглядеть хозяина. Владельцу фактории, которая после войны купцов с прайдами гаераков превратилась в самостоятельный торговый дом, было около пятидесяти лет. Он выглядел крепким и много повидавшим мужчиной. От углов рта к подбородку тянулись две жесткие складки.
– Твое имя? – произнес Диш, в то время как его дочь остановилась у окна, посматривая на гостя.
– Гана, – ответил На-Тропе-Войны.
– Преторианец?
Помедлив, пират кивнул. Признание в том, что он преступник с коралловых островов, известный под прозвищем Красный Платок, могло навлечь на него гнев местных торговцев. На-Тропе-Войны знал, что туземный монарх Уги-Уги имел свою стражу, которую ему позволял держать король Суладарский. Стражники эти – их еще называли прокторами – не только охраняли хозяина, но и следили за порядком в Туземном городе. По закону они должны были ловить преступников и после суда либо отправлять на плантации или в тюрьмы, либо казнить, хотя на деле многие откупались от туземного монарха. Но к пиратам было иное отношение: если Уги-Уги узнает, что в его владениях объявился Красный Платок, то немедленно прикажет схватить его.
– Ты не местный. Где жил раньше, чем занимался? – спросил Диш.
Гана заметил, что хозяин все пристальнее вглядывается в его лицо.
– Жил на Салионе возле пролива Боранчи, – сказал На-Тропе-Войны, назвав один из самых крупных из островов Претории. – Собирал раковины парусных моллюсков и живой жемчуг. Иногда нанимался матросом на…
– Салион… – перебила Арлея. – Диш, это ведь тот самый остров, на который Тулага отправился, чтобы схватить королевского убийцу…
Когда дочь хозяина заговорила, Гана повернул к ней голову, и Диш Длог во все глаза уставился на него.
– Кто такой Тулага…
Гана не договорил. Стоящее позади стола кресло громко скрипнуло. Диш поднялся, схватив огнестрел.
– Ты – сын Безумца! – объявил он. – Пришел забрать деньги?!
– Нет, погоди… – начала Арлея. Ствол огнестрела дернулся вслед за Ганой, который, присев, скользнул вдоль стола. На-Тропе-Войны выпрямился, вскинув отобранный у купца двуствольный пистолет. Они замерли: огнестрел хозяина почти касался груди гостя, а тот целился в лоб Диша Длога.
– Сын Безумца… – прошептала Арлея изумленно. – Ну конечно! Вот почему на улице мне казалось, что я уже видела…
– Я не понимаю, – сказал Гана. – Кто такие эти Безумец и Тулага?
Дверь раскрылась, в комнату шагнула туземка-повариха с подносом, на котором стояли плетеная бутыль, два стакана и тарелка с прозрачно-зелеными сочными ломтями засахаренных перцерей. Увидев поднятое оружие, она, ни слова не говоря, подалась назад и исчезла в коридоре. Через несколько мгновений из глубины дома донесся ее голос, зовущий кого-то.
– Что бы там ни было, – произнес На-Тропе-Войны, – я ничего не знаю ни о каких деньгах и пришел сюда не за ними.
– Так для чего ты пришел? – спросил торговец.
– Опустите огнестрелы! – велела Арлея, делая шаг к ним. – Диш, может быть, это не он…
– Может быть? Приглядись к его лицу сбоку, – ответил хозяин.
До сих пор Гана ни разу не видел свой профиль в зеркале. Хотя, конечно же, ему приходилось касаться лица, иногда ощупывать его… На-Тропе-Войны знал, что нос у него прямой и как бы продолжает линию лба, губы – тонкие и обычно крепко сжаты…
У берега тянулась обширная низина, в океане виднелись другие острова, большие и малые – лабиринт земли и камней, – и облачные протоки между ними. Со склона Гана разглядел, что большую часть города составляют хижины с тростниковыми крышами, стоящие как попало, и лишь в центре имеется квартал каменных построек белых людей и самых богатых туземцев – там уже было подобие улиц.
Город утопал в пыли и зное. Между кокосовыми рощами по склону вилась широкая дорога, ведущая к вершине, где посверкивал в лучах светила белоснежный дворец.
Со стороны Королевского города остров охраняли сторожевые башни, там стояли таможня и казармы небольшого военного флота Суладара, но здесь ничего такого не было. Ощущая сильную жажду, Гана миновал окраинные дома. За низкими изгородями под тентами и навесами, в гамаках или прямо на земле дремали туземцы. Был тот послеобеденный час, когда жара делалась невыносимой; в это время всякая жизнь замирала, чтобы пробудиться ближе к вечеру. На-Тропе-Войны шел, глядя по сторонам. На него никто не обращал внимания.
Он увидел старую туземку, что сидела прямо на земле возле своей хижины с плетеной бутылкой в руках, и направился к ней.
– Дай мне воды, – попросил Гана, приблизившись.
Туземка поглядела на него, тяжело встала и вошла внутрь, отведя циновку, которая заменяла дверь. Гана остался снаружи. Вскоре хозяйка вернулась с большим кувшином в руках и протянула его путнику. В кувшине оказалась тепловатая вода – На-Тропе-Войны пил долго и жадно, затем смочил лицо, стер грязь со щек.
Кивнув, он вернул кувшин. Вдруг хозяйка, уставившись на гостя, тихо охнула.
– Ловчий демонов… Безумец! – прошептала она, пятясь. Кувшин выпал из морщинистых рук, ударившись о землю, перевернулся. Потекла вода. Туземка отступала, а Гана молча глядел на нее. Она повернулась и нырнула в полумрак хижины. Еще некоторое время На-Тропе-Войны стоял перед проемом, но старуха больше не появлялась, изнутри не доносилось ни звука.
Гана пошел дальше, взбивая пыль босыми ступнями. Ему то и дело приходилось сворачивать, обходить хижины, перешагивать через низкие изгороди – здесь не было и подобия улиц. В Туземном городе обитали как островитяне, так и бледнолицые: ныряльщики, собирающие раковины-лодочки парусных моллюсков или некрупный жемчуг, который можно добыть на небольшой глубине, матросы с рыбацких эфиропланов или работники с плантаций, преступники, охотники и рыбаки.
Ближе к центру хижин стало меньше, их место заняли более основательные постройки из серого песчаника. Здесь уже жили хозяева кораблей, наемные капитаны, ловцы серапионов – из тех, что поуспешнее, – и владельцы торговых факторий.
Неподалеку находился дом Уги-Уги, туземного монарха. Не весь Суладар смирился с королевской властью, дальние южные острова были населены мелкими племенами синекожих аборигенов, не слушавшихся никого, кроме своего вождя и шамана. Но большинство туземцев подчинились владычеству Ронов. Белые оставили часть власти Уги-Уги – он управлял западной стороной разделенного горой поселения, являлся судьей и сборщиком налогов, две трети которых должен был отдавать белому королю. В самом Да Морана (так назывался и остров, и раскинувшийся на нем город) стояла резиденция туземного монарха, а дворец его, жалкое подобие белоснежной громады Рона Суладарского, виднелся на небольшом островке Атуй, расположенном в четырех танг[1] от берега.
Оглядев покрытый ярко-синей штукатуркой особняк монарха, Гана пошел дальше. Он приближался к океанскому берегу – уже слышны были крики чаек. В конце улицы стояла фактория купеческих воителей, о принадлежности ее свидетельствовал герб над широкими дверями: выкрашенный серебряной краской деревянный щит с надписью «Длог&Дарейн» и рисунком, изображающим два обращенных друг к другу профиля. Один, с мясистым носом и выпуклым лбом, казалось, весь состоял из полукругов, у второго же скошенный нос будто продолжал линию лба, словно художник поставил себе цель изобразить его исключительно при помощи прямых линий и углов.
На-Тропе-Войны посмотрел в сторону горы и сверкающего здания на вершине. Он различил крошечные башенки, полоску стены, крыши и окна. Принцесса Гельта была где-то там…
Раздались шаги, хлопнула дверь, и Гана повернулся. По улице приближались шестеро мужчин, а из фактории вышла молодая темноволосая женщина. Задержавшись на пороге, она скользнула по Гане взглядом узких карих глаз, затем пошла дальше – и остановилась вновь, заметив воинственную внешность незнакомцев. Пятеро облаченных лишь в желтые шаровары чернокожих с Имаджины шли по сторонам дородного человека… купца-воителя, как сразу решил Гана, ведь ему несколько раз доводилось грабить их торговые корабли. Купец был одет в длинный темно-красный плащ с капюшоном, под которым виднелись дорогой камзол с золотой вышивкой на воротнике, светлые штаны и легкие остроносые туфли. От жары голову защищала туаха – свернутое наподобие короткой трубы и зашитое сверху полотнище плотной белой ткани.
У наемников-имаджинов имелось оружие: огнестрелы необычной формы, напоминающие бумеранги, и кинжалы в ножнах.
– Это дочь Длога! – выкрикнул купец, увидев темноволосую женщину. – Взять! Тогда папаша станет сговорчивее…
Девушка повернулась, собираясь бежать, но двое наемников схватили ее за локти и потянули назад. Незнакомка чуть не упала, попятилась, и тут же один из чернокожих коротко выругался. На-Тропе-Войны не сразу понял, что произошло, разглядел лишь кровь, появившуюся на плече имаджина.
– Кинжал у нее отберите! – заголосил купец.
Пистолеты Ганы были разряжены, пороха у него не осталось. Он шагнул вперед и достал нож в тот самый миг, когда имаджин вырвал из рук плененной небольшой кортик. Раненый наотмашь ударил женщину ладонью по лицу, потом занес над ее головой кулак, и тогда Гана велел:
– Отпустите ее!
Шесть лиц повернулись к нему. Сжатая в кулак рука застыла над незнакомкой.
– Ты еще кто такой? – взвизгнул купец. Он развязал широкий пояс, и полы камзола распахнулись, показав двуствольный огнестрел, висящий на тонком ремешке.
– Пират это, – произнес один из имаджинов. – Сразу видать.
– Из гаераков? – На лице толстяка возникла ненависть, которую испытывали все обитатели Купеческих Плотов к пиратским прайдам, ведь именно облачные колеса, на которых передвигались гаераки, были повинны в том, что флот купцов два долгих года не мог добраться до Суладара. – Нет, у тебя не такая кожа… Все равно – побыстрее убейте его, и закончим дело!
Когда наемник потянулся к оружию на боку, двери фактории распахнулись, и наружу вывалились пятеро людей: невысокий пожилой человек с ружьем, двое слуг-туземцев, вооруженные топориками, еще один белокожий – в длинном фартуке и со старой кривой саблей в руках – и толстая туземка, воинственно потрясающая мясницким тесаком.
Наемник, первым доставший пистолет и собравшийся выстрелить в Гану, повернул ствол к ним. На-Тропе-Войны метнул нож и попал в запястье поднятой руки – узкое лезвие пробило ее насквозь, конец вышел с другой стороны. Рука имаджина резко подалась в сторону, палец нажал на курок, и заряд дроби угодил в бок второго чернокожего. Тот замычал сквозь зубы, а в это время пожилой мужчина выкрикнул:
– Арлея, на землю!
Молодая женщина упала, и тут же слуги, опустившись на одно колено, метнули топорики. Судя по черным кудрявым волосам, они принадлежали к небольшому воинственному племени онолонки с острова Аи-Ои. Воины-онолонки были известны тем, что другим видам оружия предпочитали легкие топорики пуу с лезвиями из плавника акулы-серлепки. Мужчины этого племени никогда не попадали в рабство, предпочитая убить себя, а не медленно умирать на плантациях табака, льна или сахарного тростника. Для богачей Суладара считалось большой удачей заполучить кого-нибудь из них в охранники.
Выхватив второй нож, На-Тропе-Войны прыгнул к купцу, который уже достал свой огнестрел. В это время пуу, пролетев над упавшей женщиной, вонзились в наемников. Гана с размаху рубанул по голове в туахе. За мгновение до удара купец подался назад, и лезвие пронеслось вскользь к заплывшему лицу. Толстяк захрипел и повалился с ног; кровь брызнула из дыры на месте отсеченного носа. Подхватив двуствольный огнестрел, Гана ударил ногой под колено еще стоящего на ногах наемника. Сунул нож за пояс, поднял Арлею на ноги и отступил к дому, потянув ее за собой.
Толстяк хрипел и стонал, тяжело ворочаясь в пропитавшейся кровью пыли.
– Отпусти меня, – сказала девушка. Гана разжал руки, и она шагнула к пожилому мужчине. На-Тропе-Войны оглянулся: онолонки так и стояли на одном колене, толстая туземка потрясала тесаком, бормоча что-то неразборчивое. Как только он выпустил Арлею, толстуха бросилась к ней, схватила девушку за руку и потащила в дом.
– Убирайтесь! – громко произнес мужчина с длинноствольным огнестрелом. Вставший рядом с ним Гана поднял оружие, которое отобрал у купца, и прицелился в наемников. На ногах их осталось трое, один прижимал окровавленное запястье к животу. Те, в кого попали топоры, лежали неподвижно.
– И прихватите хозяина, – повелительно добавил мужчина.
Имаджины переглянулись, затем, подняв стенающего толстяка, повели его прочь. Когда они исчезли в конце улицы, белокожий повернулся к туземцам и сказал:
– Этих двоих заверните во что-нибудь и на телеге отвезите к рынку. Сбросьте в выгребные ямы, но только чтобы прокторы Уги-Уги не заметили. Можете взять себе их скальпы. А ты… – он повернулся к Гане. – Скажи-ка мне, откуда ты здесь взялся?
– Диш, он просто шел по улице, когда появились имаджины с купцом, – донеслось сзади, и все оглянулись на Арлею, стоящую в дверях дома. – Воитель приказал схватить меня, а он заступился.
– Вот как… – протянул мужчина и вновь посмотрел на Гану. – Ну что ж… Я должен поблагодарить тебя, парень? Меня зовут Диш Длог, я торговец. Это Арлея, моя дочь, а это, – он указал на белого мужчину в длинном фартуке и с кривой саблей, – Краг, управляющий. Твое имя? Зайдем, выпьешь что-нибудь.
* * *
Вслед за хозяином торгового дома Гана вошел в просторную полутемную комнату. Стоял самый жаркий час дня, и все окна были прикрыты ставнями. Под дальней стеной На-Тропе-Войны увидел широкий стол и кресла, между окон высился шкаф с полками, заваленными листами пергамента, свитками и книгами в грубых кожаных переплетах. На стене висело оружие: кинжалы, церемониальный топор туземного шамана, пара перекрещенных двузубцев и несколько длинных духовых трубок, которые гаераки использовали, чтобы метать ядовитые колючки облачной лозы.– Лили, принеси вина, – велел Диш, и толстая туземка, вошедшая в комнату следом, покинула ее через другую дверь, ведущую в глубину дома. Хозяин кивнул гостю на одно из кресел, но Гана не сел в него, а встал позади, положив руки на мягкую спинку, с любопытством осматриваясь: подобную мебель На-Тропе-Войны видел только пару раз в жизни, на ограбленных им кораблях купцов-воителей; преторианцы пользовались лишь грубо сколоченными табуретами и лавками, а на коралловых островах мебели у пиратов не было вовсе. Диш Длог уселся за стол, положив огнестрел перед собой. Наконец Гана смог хорошо разглядеть хозяина. Владельцу фактории, которая после войны купцов с прайдами гаераков превратилась в самостоятельный торговый дом, было около пятидесяти лет. Он выглядел крепким и много повидавшим мужчиной. От углов рта к подбородку тянулись две жесткие складки.
– Твое имя? – произнес Диш, в то время как его дочь остановилась у окна, посматривая на гостя.
– Гана, – ответил На-Тропе-Войны.
– Преторианец?
Помедлив, пират кивнул. Признание в том, что он преступник с коралловых островов, известный под прозвищем Красный Платок, могло навлечь на него гнев местных торговцев. На-Тропе-Войны знал, что туземный монарх Уги-Уги имел свою стражу, которую ему позволял держать король Суладарский. Стражники эти – их еще называли прокторами – не только охраняли хозяина, но и следили за порядком в Туземном городе. По закону они должны были ловить преступников и после суда либо отправлять на плантации или в тюрьмы, либо казнить, хотя на деле многие откупались от туземного монарха. Но к пиратам было иное отношение: если Уги-Уги узнает, что в его владениях объявился Красный Платок, то немедленно прикажет схватить его.
– Ты не местный. Где жил раньше, чем занимался? – спросил Диш.
Гана заметил, что хозяин все пристальнее вглядывается в его лицо.
– Жил на Салионе возле пролива Боранчи, – сказал На-Тропе-Войны, назвав один из самых крупных из островов Претории. – Собирал раковины парусных моллюсков и живой жемчуг. Иногда нанимался матросом на…
– Салион… – перебила Арлея. – Диш, это ведь тот самый остров, на который Тулага отправился, чтобы схватить королевского убийцу…
Когда дочь хозяина заговорила, Гана повернул к ней голову, и Диш Длог во все глаза уставился на него.
– Кто такой Тулага…
Гана не договорил. Стоящее позади стола кресло громко скрипнуло. Диш поднялся, схватив огнестрел.
– Ты – сын Безумца! – объявил он. – Пришел забрать деньги?!
– Нет, погоди… – начала Арлея. Ствол огнестрела дернулся вслед за Ганой, который, присев, скользнул вдоль стола. На-Тропе-Войны выпрямился, вскинув отобранный у купца двуствольный пистолет. Они замерли: огнестрел хозяина почти касался груди гостя, а тот целился в лоб Диша Длога.
– Сын Безумца… – прошептала Арлея изумленно. – Ну конечно! Вот почему на улице мне казалось, что я уже видела…
– Я не понимаю, – сказал Гана. – Кто такие эти Безумец и Тулага?
Дверь раскрылась, в комнату шагнула туземка-повариха с подносом, на котором стояли плетеная бутыль, два стакана и тарелка с прозрачно-зелеными сочными ломтями засахаренных перцерей. Увидев поднятое оружие, она, ни слова не говоря, подалась назад и исчезла в коридоре. Через несколько мгновений из глубины дома донесся ее голос, зовущий кого-то.
– Что бы там ни было, – произнес На-Тропе-Войны, – я ничего не знаю ни о каких деньгах и пришел сюда не за ними.
– Так для чего ты пришел? – спросил торговец.
– Опустите огнестрелы! – велела Арлея, делая шаг к ним. – Диш, может быть, это не он…
– Может быть? Приглядись к его лицу сбоку, – ответил хозяин.
До сих пор Гана ни разу не видел свой профиль в зеркале. Хотя, конечно же, ему приходилось касаться лица, иногда ощупывать его… На-Тропе-Войны знал, что нос у него прямой и как бы продолжает линию лба, губы – тонкие и обычно крепко сжаты…