Здесь, в узком месте Наконечника, тянулось обширное мелкооблачье – дно совсем близко подступало к поверхности облаков. Корабли в эту часть бухты заплывать не могли, даже лодки рисковали пробить днище о многочисленные камни, едва выступающие над эфирными перекатами. Облака, завиваясь кольцами вокруг редких деревцев, растущих из земляных наносов, вокруг мшистых или голых валунов, клокотали и неслись в одну сторону, к острию Наконечника, где вливались в реку, текущую к горе. У самого ее начала над мелкооблачьем высились останки древней сторожевой башни и нескольких пристроек.
   Днем на мелкооблачье часто бывали мальчишки, ловившие фантомных креветок, что обитали у валунов. Хотя большинство родителей, если только они не были совсем бедны, запрещали детям ходить сюда: место считалось опасным из-за детенышей акул-серлепок, которые иногда заплывали из более глубоких частей Наконечника.
   Зато ночью на мелкооблачье было пусто и тихо. Миновав его по берегу и достигнув реки, Тулага уселся по пояс в облаках, бездумно глядя на проплывающих перед ним едва различимых фантомов. Это были по-своему удивительные создания: в кипятке из обезличенных комочков бытия они становились закрученными в виде пружинок мягкими тельцами с бусинами глаз и тонкими усиками. Только при варке в горячей воде, в искусственном процессе – то есть при соприкосновении с чем-то отличным от обычных природных явлений – белые комки обретали большую вещественность, лишь в миг смерти проявляя какие-то внешние черты. Перейдя из категории почти нематериального природного механизма в категорию живых, пусть и сразу же скончавшихся существ, они наконец могли должным образом выказать себя, осуществиться в качестве материи, которую мир создал с двумя заложенными в нее потенциями: как нечто для очищения облаков и как еда для самых бедных, которую всегда легко раздобыть.
   Тулага замотал двуствольный огнестрел в промасленную тряпку, взятую у Младшего Вэя, – льняное масло препятствовало проникновению пуха, из-за которого оружие могло выйти из строя, – и спрятал сверток в котомку, которую крепко завязал, после того как достал из нее ножи. Веревку с железной кошкой Гана перекинул через голову и надел на плечо, ремень котомки затянул на другом плече, один нож сунул в зубы, а другой за пояс – и нырнул в облака.

Глава 11

   Он подплывал к горе и уже видел королевский дворец далеко вверху. Стояла глухая ночь, но в замке горело несколько огней – блеклый мерцающий свет выхватывал из тьмы части коралловой кладки, фрагменты башен и внешней стены.
   Три склона были пологими и ровными, на юге же гору рассекало глубокое ущелье. Пройдя через него, река ныряла под землю – в этом месте вздымалась отвесная стена с редкими кустами и деревцами, растущими на засыпанных землей каменных выступах.
   Течение стало сильнее: приближалась невидимая прореха, где исчезал поток. Тулага легко плыл по облачному пуху, ведь на Кораллах он привык обходиться без помощи пояса из краснодрева.
   Когда до склона оставалось уже совсем немного, что-то твердое и шершавое пронеслось мимо, зацепив ступни. Он дернулся, выхватил из зубов нож… Неужели здесь, в потоке с сильным течением, под самым дворцом короля обитают серапионы? Они водились во множестве к западу от архипелага, около рифов в проливе Пауко, в море Преторианские Таиты между Тхаем и Грошем и в некоторых Туманных бухтах на восточном побережье Прадеша. Моллюскоглавцы, как еще называли обитателей облаков, никогда не появлялись на мелкооблачье, в реках или озерах. Тулага точно знал, что до дна не так уж и далеко, под ним не облачная пучина, а длинная выемка в вершине горы, которую обитатели Аквалона и называли островом Да Морана.
   Впрочем, больше никто не касался его тела, и никаких других признаков жизни Гана не заметил. Течение стало еще сильнее. Пологие земляные берега уступили место склонам узкого ущелья: здесь гора была наполовину расколота, словно полено ударом топора. Пух проносился вдоль каменных стен с едва слышным шелестом; плыть стало тяжелее, голову то и дело захлестывали волны и взлетающие пуховые облачка. Впереди все бурлило – под отвесной стеной, замыкающей ущелье, эфирные перекаты наползали один на другой, образуя что-то вроде пологого холма из пены, клубились и втягивались в провал под горой. Над всем этим висела пелена тумана.
   Когда до конца речки оставалось не больше двух десятков локтей, Тулага нырнул, сделал несколько мощных гребков и взлетел. Тело поднялось над пуховой пеной до поясницы, он выбросил над головой руки и, прежде чем поток утянул его в глубину, вцепился в каменный выступ. Правая рука нащупала щель, левая соскользнула, но тут же ухватилась за небольшой бугорок, присыпанный землей, из которой росла чахлая трава. Поток бил в спину; грудь и живот Ганы прижало к скале. Ноги оставались в облаках – словно мягкая, но сильная рука сдавила их и тянула вниз. Эфирная пыль оседала на волосах.
   Он ненадолго повис, отдыхая, затем подтянулся, нащупал другую щель, выгнувшись, поставил босую ступню на выступ, за который держался перед этим, и медленно пополз. Облачная речка тихо клокотала под ним.
* * *
   Гана полз долго. Иногда останавливался передохнуть, иногда пользовался веревкой – обвязав конец вокруг поясницы, швырял ее вверх, цепляясь крюками за редкие деревца, что росли на выступах. Трижды он чуть не упал, а один раз пришлось повиснуть на узкой полке, зацепившись за нее кончиками пальцев одной руки, раскачаться и в тот миг, когда пальцы соскользнули, перебросить свое тело на крону растущего в стороне дерева. Растение сломалось, но Тулага успел обхватить нижнюю часть прогнувшегося под его весом ствола. Чахлая крона, словно большой клубок спутанной лозы, улетела вниз, кружась и ударяясь о склон, канула в облачном потоке. Тот был уже далеко под ногами – едва различимая бледно-серая полоска среди тьмы.
   Вскоре Гана достиг вершины горы. Будто продолжая скалу, дальше тянулась кладка из коралловых глыб. Гельштатские ножи не могли, конечно, пробить камень, но Тулага легко вонзил их в щель между блоками. Тонкие лезвия вошли почти до рукоятей, к которым он привязал веревку, так, чтобы она провисла. Тулага сел на нее, как на качели, свесив ноги и прижавшись спиной к камню, долго отдыхал, после чего полез дальше.
   Никто никогда не пытался пробраться в королевский дворец таким путем, это считалось попросту невозможным, поэтому с юга, там, где стена как бы продолжала отвесный склон над потоком, дворец не охранялся. По кладке ползти стало легче, и теперь Тулага поднимался значительно быстрее. Он достиг карниза, идущего вдоль края наклонной крыши, бесшумно взбежал по плитам из обожженной глины и лег плашмя, выставив голову за гребень, разглядывая второй скат и обширный двор за ним. Там горели факелы и несколько ярких ламп на высоких треногах. Среди построек виднелись фигуры стражников – не слишком многочисленных, но достаточных для того, чтобы никто не мог прошмыгнуть по двору незамеченным.
   Тулага привстал, глядя по сторонам, и наконец сообразил, в окне какого именно здания он видел трепещущий на ветру красный платок. Западная башня возвышалась над всем дворцом. Ее можно было достичь, не спускаясь к земле, и Гана, пройдя по гребню, перепрыгнул на вершину стены, оттуда перебрался на крышу трехэтажного дома и в конце концов достиг башни. Он задрал голову: далеко вверху светилось одинокое окно. Все остальные были темны.
   А что, если принц сейчас там? Мысль эта возникла внезапно. Ведь теперь Гельта в полной его власти и не посмеет возразить – так зачем ждать до свадьбы? Внезапный приступ ревности бросил его в жар. Гана выхватил ножи, вонзил один в щель между блоками и быстро пополз.
* * *
   Окно приближалось, он уже различал, что платок привязан к короткой железной трубе, наискось торчащей из стены. Ровный тусклый свет лился из квадратного проема, ни одна тень ни разу не мелькнула в нем, когда Гана смотрел вверх. Если Экуни Рон там, то, конечно, им ни к чему расхаживать по комнате принцессы, они лежат в постели… и Тулага полз, не останавливаясь. Он устал, пальцы онемели, дрожали ноги. Котомка все сильнее давила на плечо, и в конце концов он пожалел, что не оставил ее на крыше внизу. Дул ровный ветер, за спиной медленно разворачивалась панорама ночного острова с редкими огнями и окутанный тьмой облачный океан вокруг. Над головой мерцали белесые нити Мэша, далеко в стороне висел в черной небесной глубине Зев Канструкты.
   По дороге он множество раз проползал мимо неосвещенных окон с распахнутыми ставнями, но даже не пытался заглянуть внутрь. Вскоре труба с платком оказалась прямо над ним. Тулага ухватился за нее, спрятав один нож и крепко сжав рукоять второго, раскачался и перемахнул на подоконник. На несколько мгновений он застыл в оконном проеме, разглядывая богато обставленную комнату, широкую кровать под стеной и Гельту Алие, озаренную светом стоящей на столике лампы.
* * *
   Она была одна. Одетая в короткую ночную рубашку и халат из тонкой блестящей ткани, Гельта вытянулась среди атласных подушек. Халат распахнулся; одну ногу принцесса вытянула, другую согнула в колене. Когда Гана появился в окне, она открыла глаза и медленно повернула голову. Казалось, принцесса не удивлена появлением гостя. Тулага спрыгнул на пол и быстро подошел к кровати, а Гельта села, сонно глядя на него.
   – Что с твоим глазом? – спросила она. – Почему он красный?..
   – Рон был здесь? – перебил Тулага.
   – Экуни… да, он заходил днем.
   – А ночью? Он был здесь? Ушел от тебя недавно?!
   Еще несколько мгновений Гельта удивленно смотрел на него, потом чуть улыбнулась и встала с кровати.
   – Нет. Он… он не такой. Он ждет свадьбы. А ты…
   Тулага не дал ей договорить. Скинув с плеча котомку и бросив нож на ковер, он шагнул к ней, вытянув вперед руки, схватил ее за плечи, стянул с них халат и опрокинул Гельту спиной назад. Она попыталась что-то сказать, но не успела – наклонившись, Гана просунул ладонь под ее затылок, вторую положил на грудь и поцеловал. Немного испуганная всем этим, принцесса слабо попыталась оттолкнуть его, но после замерла. Спустя какое-то время Тулага выпрямился, стоя над ней на коленях, заставил Гельту сесть, через голову снял с нее ночную рубашку и отбросил в сторону. Затем встал. Его рубаха полетела следом. Гана сорвал с себя плавательный пояс и чуть не с мясом выдрал узкую пряжку, пытаясь расстегнуть купленный в лавке Вэя ремень. Гельта, упираясь в постель локтями, отползла немного назад и вытянулась во весь рост, подложив руку под голову и наблюдая за ним. Она едва сдержалась, чтобы не улыбнуться опять, наблюдая за ночным гостем. В мужчине, который с пылающим от страсти лицом, пожирая тебя горящими глазами, прыгая на одной ноге и чуть не падая, путается в штанине, лихорадочно пытаясь стянуть ее, есть что-то очень забавное – но принцесса чувствовала, что сейчас смеяться не следует.
   Наконец, избавившись от одежды, он прямо с пола шагнул на кровать. И только дождавшись, когда Тулага лег и обнял ее, Гельта отвернула голову – горячие сухие губы ткнулись в ее щеку – и сказала:
   – Нет. Сначала потуши лампу.
* * *
   – Но куда же мы пойдем? – спросила принцесса.
   Она лежала головой на груди Ганы, согнув ноги в коленях и положив ладонь на его плечо, а он медленно перебирал пышные белые волосы – светлое пятно посреди темноты, царившей в спальне. Глубокая тишина стояла во дворце короля Суладарского; город, раскинувшийся у подножия горы, спал, сквозь распахнутое окно не проникало ни звука.
   На шее Гельты была цепочка с медальоном – спираль из толстой золотой проволоки.
   – Ты веришь в Канструкту?
   – Конечно, – ответила она. – Все эрзы молятся ей… Разве ты не веруешь?
   – Нет. Я не с Эрзаца.
   – Как можно не верить в великую богиню? – удивилась Гельта. – Ведь она – мать нашего мира, мать всего… Ты же видишь ее каждую ночь!
   – Я вижу белую воронку в небе, – возразил он. – Ладно, неважно. Слушай: я могу угнать лодку в порту, мы уплывем и поселимся на каком-нибудь дальнем острове.
   – Среди диких синекожих? Но что мне делать там? И на что мы будем жить?
   – Синекожих? Но ты сама… – Он замолчал. Существовало несколько легенд о том, как туземная семья смогла захватить власть в Большом Эрзаце. Гана верил самой простой: предки Гельты жили на Да Морана, который тогда еще носил другое, туземное название. Прибывшие в Суладар с Бултагари бледнолицые рабовладельцы захватили их, а после продали кому-то из бывших пиратов, разбогатевших и поселившихся в Эрзаце. Тогда на озере Вейжи царило еще большее беззаконие, чем сейчас в преторианском море. Эрл Алие, прадед Гельты, смог поднять восстание рабов, в результате которого пришел к власти. С тех-то пор Эрзацем и управляли потомки синекожих островитян Суладара.
   – Я не туземка, – сказала Гельта. – Не островитянка. Я принцесса Эрзаца и не могу жить в хижине. До моей свадьбы с будущим королем Суладара осталось два дня. Я люблю тебя, но я не пойду с тобой вот так, неизвестно куда. Меня… – Она замолчала, а пальцы Тулаги замерли на ее голове, сжав прядь волос. Наконец принцесса едва слышно произнесла: – Тогда, на скайве, ты завладел мной, но сейчас… Меня нельзя просто украсть. Надо добиться.
   – Или купить, – сказал Гана, приподнимаясь.
   Принцесса соскользнула с него и легла на спину, глядя в потолок. Опершись о локоть, Тулага склонился над ней. Гельта молчала. Он положил ладонь на ее лоб, повел вниз, скользя по носу, губам, подбородку.
   – И еще – я бы все равно не смогла спуститься по стене.
   Ладонь Ганы легла на ее грудь, затем опустилась к животу.
   – И мы не сможем жить нигде в Суладаре. Нас будут искать.
   – За два дня мне не раздобыть столько денег, чтобы увезти тебя далеко отсюда.
   – Так что же ты будешь делать, Гана? – спросила она.
   Рука опустилась еще ниже, и спустя несколько мгновений принцесса задышала громче, чуть повернулась, обхватила Тулагу за шею и прижала его голову к своему лицу.
* * *
   Потом он произнес:
   – Скажи, что тебе нездоровится, что заболела, все, что угодно, – сделай так, чтобы свадьбу отложили на как можно дольше.
   – Но что изменится за это время? – возразила она.
   – Я раздобуду деньги, чтобы снарядить большой эфироплан. Не хочешь бежать отсюда на лодке? Значит, уплывем на корабле.
   – Мой отец и Экуни очень спешат с этой свадьбой, потому что опасаются правителя Тхая. Вряд ли у меня получится… – Гельта потянулась, зевнув и выгнувшись всем телом. Открыв деревянный футляр на столике возле кровати, показала Гане содержимое.
   – Если тебе нужны деньги… – сказала она. – Это стоит очень дорого.
   Несколько мгновений он разглядывал мерцающую в темноте гроздь серапионовых глаз, затем сказал:
   – Надень.
   Приподнявшись, принцесса застегнула ожерелье на шее, потом выпрямилась во весь рост, стоя в ногах Тулаги, повернулась лицом к нему. Тяжелая драгоценная гроздь лежала на груди, повторяя ее изгибы.
   – Все равно ты красивее любых украшений, которые наденешь на себя, – сказал он. – Хотя таких драгоценностей я еще не видел.
   – А разве ты видел хоть какие-нибудь? – откликнулась Гельта, садясь и кладя руки на его колени. – Это ожерелье стоит очень много, возьми его и продай скупщикам Туземного города. Тогда тебе не придется красть лодку. Наймешь корабль, на котором мы сможем уплыть куда-нибудь, на Бултагари или в Гельштат.
   – А дальше? Этих денег все равно не хватит, чтобы… И откуда у тебя это? – спросил Тулага.
   – Экуни подарил.
   Он резко сел, выбросив вперед руку, схватил ожерелье и дернул, желая сорвать, – ахнув, Гельта подалась вперед и упала на него.
   – Отпусти! – выдохнула она. – Отпусти, не надо!
   Тулага разжал пальцы, взял принцессу за подбородок и приподнял ее голову – большие глаза обратились к нему.
   – Сними! – велел он. – Положи назад, закрой и больше не показывай мне.
   Гельта отстранилась, сев на краю постели, начала снимать украшение. Гана сказал:
   – Я не возьму это. Да и как ты объяснишь ему, куда делся подарок?
   Осторожно положив ожерелье в футляр и закрыв крышку, принцесса осталась сидеть спиной к Гане, наклонив голову и сложив руки на коленях. Он сначала повернулся на бок, потом сел рядом и крепко сжал ее запястье.
   – Скоро будет светать. Надо идти.
   – Ты не сможешь… – сказала она. – Не сможешь ничего сделать за два дня.
   – Пока что я могу спуститься не по стене, а по лестнице, – произнес Тулага, вставая и начиная одеваться. – Тебе показывали дворец? Расскажи мне, что находится внизу.
* * *
   На всем Суладаре у него не было друзей. Никто не станет помогать преторианцу-метису, а если узнает, что Тулага – бывший пират, то поскорее сдаст его прокторам за вознаграждение в пару монет. Раздобыть денег Гана мог только во дворце, и потому он бесшумно пробирался по лестницам и коридорам, сжимая в руках ножи. Он миновал комнату, где спали служанки, затем большое помещение, по которому бродил некоторое время, разглядывая длинные пустые столы, стулья и кресла. Прошел несколько запертых кладовых, библиотеку, столовый зал и нигде не встретил ни одного человека. Дверь в башню была заперта снаружи; когда Тулага приник к узкому окошку рядом с ней, то увидел белокожих стражников. Эти были одеты и вооружены не так, как онолонки Уги-Уги: на обоих кольчужные рубахи, штаны с железными бляхами и высокие сапоги, в руках – двуствольные ружья, на широких ремнях – рапиры и пистолеты.
   Донесся приглушенный скрип, и в поле зрения въехала крытая повозка, запряженная двумя лошадьми. С козел спрыгнул черный имаджин в одежде, какую обычно носят матросы, раскрыл дверцу. Из повозки выбрался человек в красном плаще до пят. Тут же откуда-то сбоку появился, широко шагая, облаченный в светлые одежды высокий худой мужчина с каштановыми волосами, бородкой и усиками. За ним шел очень крупный чернокожий в желтых шароварах, с обнаженным торсом. Через правое плечо был перехлестнут ремень висящей на боку кривой сабли. В руках здоровяк держал факел.
   Тулага прижался лбом к стеклу. Этих двоих он видел на дороге возле коралловой стены: принц Суладара и капитан дворцовой стражи. Гельта тогда назвала его имя… Трэн Агори, убийца, сбежавший с Купеческих Плотов. Рука крепче сжала рукоять ножа. Принц, жених Гельты Алие! Убить его – и никакой свадьбы не состоится вообще.
   Рон остановился перед вылезшим из повозки человеком, в котором Гана наконец признал моряка, скорее всего наемника купцов. У него также была темная кожа, но все-таки немного светлее, чем у матроса. Опершись о церемониальный посох, гость коротко поклонился.
   – Дела требуют спешки, ваше высочество… – донесся до Тулаги приглушенный стенами башни голос.
   – Мы будем говорить в библиотеке, – ответил Экуни Рон. – Следуйте за мной.
   Гана отпрянул от окна, когда принц и трое имаджинов направились к башне. Он оглянулся на темную лестницу, лихорадочно обдумывая, что делать дальше. Заскрежетал ключ в замке, и Тулага побежал к лестнице.

Глава 12

   Книг в королевской библиотеке было не слишком много, помещение предназначалось скорее для приема важных гостей или уединенных размышлений, чем для чтения. Все же здесь стояли четыре высоких стеллажа, полки которых занимали тяжелые фолианты в кожаных обложках, рукописи и свертки пергамента. На другой стороне, под окном, в полутьме виднелись стол с парой кресел.
   Все это Тулага окинул одним быстрым взглядом и сразу метнулся за дальний шкаф, торцом примыкающий к стене.
   Он только успел пригнуться, когда заскрипела дверь. Стало светлее: огни трех свечей, горевших в высоком подсвечнике, озарили помещение. Опустившись на колени, Тулага в просвете между полками увидел принца, Трэна Агори, гостя и кучера. Последний держал в руках подсвечник.
   – Прошу за мной, – сказал Рон, шагая между шкафами. Гость последовал за ним, слуга и охранник держались позади. В своем ненадежном укрытии Гана замер, припав лицом к стеллажу, не дыша: Экуни Рон прошел в каком-то шаге от него и сел за стол под окном. Имаджин устроился напротив, кучер поставил между ними подсвечник.
   – Желаете что-нибудь выпить? – спросил принц. – Еда, закуска?
   – Нет, – ответил гость.
   Рон велел Трэну Агори: «Оставь нас», а имаджин кивнул своему слуге, и оба они ушли. Судя по звукам, не покинули помещение, но остались под дверью, достаточно далеко, чтобы не слышать беседу за столом, но так, чтобы узнать, если разговор перестанет быть мирным.
   – Ну что ж, я слушаю, – сказал принц.
   – Меня называют Влад Пиранья, и я представляю здесь Купеческие Плоты, – произнес его гость негромким, но очень самоуверенным, веским голосом. – Процветание Суладара во многом зиждется на услугах, которые оказывали этим островам воители: торговля обогатила многих прибывших сюда бледнолицых и дала работу туземцам. На Да Морана, Атуе, Эка-Оре, Малае и прочих островах были основаны купеческие фактории, исправно платящие налоги в королевскую казну. Однако некоторое время назад прайды гаераков попытались распространить свое влияние от Арок Фуадино вплоть до Южного Завихрения. Я слышал, что львиным людям помогал правитель Змеедана… Впрочем, сейчас не это главное. Так или иначе, война между Плотами и гаераками отрезала купцов от Суладара. Недавно мой флот смог наконец отбросить армаду облачных колес к Аркам и вновь открыть путь для мирных купеческих скайв. И что же увидели господа капитаны и господа привилегированные интенданты, после долгого перерыва добравшись до Суладара? Люди, бывшие когда-то по большей части лишь наемными администраторами, – управляющие и счетоводы завладели их наземным и облачным имуществом. Фактории объявлены самостоятельными торговыми домами!
   – Не все были наемными управляющими, – возразил принц. – Многие из них вложили в предприятия свои деньги.
   – Без сомнения, кое-кто владел акциями, но никогда – контрольными пакетами. К тому же…
   – А это ваше «торговля обогатила белых и дала работу туземцам»… – вновь перебил Рон. – Это вы о чем? О том, как посланники купцов напаивали синекожих и те приходили в себя уже на плантациях под бичом надсмотрщика? Или о том, как корабли купеческих воителей топили розалинды независимых рыбаков?
   Воцарилась тишина. Из своего укрытия Тулага наблюдал за тем, как Влад Пиранья, командор военного флота Купеческих Плотов, уставился на принца недобро поблескивающими в огне свечей глазами.
   – Мы оба прекрасно знаем, как обстояли и обстоят дела, – произнес Экуни Рон. – Я устал: последние дни выдались чрезвычайно тяжелыми. Говорите: чего хотят купцы?
   – Вернуть фактории, – тут же откликнулся собеседник.
   Рон взмахнул рукой.
   – Что ж, Канструкта поможет вам…
   – Нет. Ваше высочество знает, что произошло вчера? Господин привилегированный интендант с Плота Бреш, прославленный купеческий воитель Роллин Грог лишился носа! Вместе с несколькими слугами он…
   – С пятью вашими соотечественниками пришел к Дишу Длогу, чтобы забрать приходные книги и деньги из сейфа, – подхватил Рон. – Двух имаджинов убили, самому купцу кто-то отсек нос. Остальные ретировались. Да, мне докладывали. А знаете ли вы, что в эту факторию Длог и покойный Дарейн вложили большие суммы? Доля Плотов в ней была не так уж и велика.
   – Хорошо, но сейчас речь идет о другом, – откликнулся гость. – Скорее всего, теперь торговцы договорятся с канструктианской церковью на Суладаре, выделят некоторые средства в пользу «Пути Прочь от Канструкты»… мы ведь с вами знаем, как это бывает? Пройдет немного времени – и вот уже все священники часть своих проповедей посвящают рассказу о том, что купцы являются исчадиями мирового низа, и настраивают мирных жителей против Плотов. А еще нам кажется, что ваши торговцы ведут переговоры с Уги-Уги. Или уже договорились – или собираются договориться. Возможно, только общеизвестная жадность туземца мешает им…
   – О чем договориться? – спросил Рон. Из своего укрытия Тулага заметил, как поморщился имаджин, когда принц в третий раз перебил его, как блеснули глаза гостя. Влад Пиранья привык командовать и не обращал особого внимания на титул собеседника.
   – О защите, конечно. Уги-Уги приказывает своим прокторам защищать фактории, те платят ему… Не приходили ли торговцы с подобным предложением и к вам?
   – Нет. Но в любом случае – это не ваше дело.
   – Едва ли, ваше высочество. Деньги Плотов… – нога, обутая в сапог с мягкой подошвой, стукнула по полу, – деньги Плотов в фундаменте этого дворца. На них основано владычество Ронов Суладарских.
   – Когда-то семья Ронов приплыла сюда с Бултагари, – холодно ответил принц.
   – …И корабли, на которых Роны приплыли, были куплены на одолженные у купеческих воителей деньги, – подхватил имаджин, упершись кулаками в стол и медленно вставая. – Теперь же они, купцы, хотят вернуть свои вложения…
   – «Они», – повторил Рон многозначительно. – «Они», а не «мы»? Какова ваша роль во всем этом, командор? Давайте будем откровенны: я знаю, вы были пиратом на востоке. Не капитаном пиратского корабля, получившего каперский мандат от купеческих воителей, а командором эскадры. Теперь же вы командор флота купцов, разбили гаераков… Хорошо, вы умелый моряк и воин. Но вы – наемник, ведь так? Не воитель, не живущий на Плотах, не принятый в какой-нибудь их торговый клан. Наемник, выполняющий сейчас роль дипломата, посланника? Ну так… – Принц замолчал, и после длительной тишины командор откликнулся, слегка приподняв бровь: