Страница:
– Будут, – заверил Плеханов. – И «бизнес» его накроется медным тазом. Если не умеет вести себя по-человечески, будет бит своим же оружием. Только сначала мне нужно поговорить с твоим отцом. Он не будет против, если я вечером к нему загляну?
Большинство студентов, не выдержав томительного ожидания, постепенно разошлись: кто-то отправился на улицу, насыщать легкие никотином, кто-то – в туалет, кто-то просто проветриться. В аудитории осталось лишь несколько человек, перед которыми и решил выступить не слишком умный, но чересчур активный Александр Губенко – тот самый молодой человек, который на зачете затруднился назвать характерные признаки парафренного синдрома.
– Подожди. Только двадцать минут прошло. Может, у него снова автобус сломался, – возразил Макс и тихонько шепнул Виктору: – Отвлеки как-нибудь их внимание, – он показал рукой на оттопыренный карман белого халата, в котором угадывались очертания чего-то прямоугольного и довольно тяжелого.
Наступил удобный момент вернуть Славиной украденный Гаршиным телефон. Девушка вышла в коридор, оставив ярко-синий пакет с тетрадями на парте. Сумку она предусмотрительно забрала с собой. «Обжегшись на молоке, и на воду дуют, – подумал Виктор. – Надеюсь, она не успела купить себе новый мобильник».
Он поднялся, отошел подальше от своего места и встал так, чтобы сидящие в аудитории студенты, повернувшись к нему, оказались спиной к парте, на которой лежал ярко-синий пакет с тетрадями.
– Народ, – объявил он, – по-моему, вы уже смирились с превращением Юрского в вымогателя. Прошу прощения за резкие слова, – добавил он, – рановато вы ставите на нем крест.
– Мы уже говорили об этом, – вызывающим тоном ответил Губенко.
– И до чего договорились? – Виктор повысил голос. К нему обернулись все, кто сидел в аудитории. – Вам обязательно надо разрушить человеку жизнь? Испортить карьеру?
Краем глаза Плеханов заметил, как Максим быстро подошел к пакету Славиной.
– Ты предлагаешь платить всякому, кто потребует деньги? – спросил Губенко.
– У него умирает сын, – Виктор не хотел раскрывать тайну Юрского, но не мог допустить, чтобы на него пошли жаловаться. – Парень почти не ходит. Деньги нужны на дорогостоящую операцию за рубежом.
В аудитории воцарилось молчание. Те немногие, кто сидел в этот момент за партами, точно так же, как и Виктор, очутились перед дилеммой.
– Я разговаривал с ним. – Владимиру Александровичу очень плохо.
– Я все равно не буду платить, – категорически заявил Губенко. – Пусть кто угодно у него умирает, от меня он ни копейки не получит. Тоже мне, герой! Выдумал: деньги за экзамен требовать! Вот если бы он сразу сказал, мол, деньги на операцию нужны.
– Вот ты, лично, сколько бы дал? – возмутился Куликов. Он подошел к Виктору и кивнул головой, показывая, что все прошло удачно – телефон там, где ему положено быть.
– Рублей сто или сто пятьдесят, – ответил Губенко. – Но ведь нас много! Целый институт!
– Из целого института сдадут деньги человек пятьдесят.
– В любом случае, – подвел итог Виктор, – я все рассказал. – Решать вам, но я бы не стал торопиться с жалобой. Уверен, Владимир Александрович уже жалеет о сделанном и откажется от денег.
– Как же! – Губенко тряхнул светлыми волосами, – Не откажется! У него же сын умирает!
– А ты и работы его лишить хочешь, – огрызнулся Макс. – Давай, иди, жалуйся!
Разговор, а точнее, начинающаяся ссора превратилась бы в скандал, если бы в аудиторию шумной толпой не вернулись студенты. Позади них, прихрамывая, шел тот, кого они все так долго и с таким нетерпением ждали.
Владимир Александрович показался Виктору еще более печальным. Теперь на полном лице его читалась не просто боль, а обреченность. Выглядел он, будто не спал целую ночь.
– Попрошу остаться десять человек, – обратился Юрский к аудитории. – Остальные, пожалуйста, выйдите в коридор. Билеты несложные, но требуют развернутых ответов. На подготовку – полчаса.
Виктор и Максим переглянулись.
– Да, кстати, – Юрский устало потер глаза. В аудитории мгновенно воцарилась тишина, затихли даже те, кто говорил шепотом. – Шпаргалки прошу сразу убрать. Списывать я не позволю.
Куликов улыбнулся.
– Он передумал! – шепнул Максим другу. – Я знал, ему можно верить!
– Я же говорил! – глаза Куликова сверкали, – Я же говорил – он передумает!
Губенко морщил нос и отворачивался.
– Теперь предлагаю создать комитет по сбору денег, – казалось, Макса заинтересовала история сына Юрского, и он был готов в лепешку расшибиться, только бы помочь человеку. – Пусть каждый сдаст, сколько сможет. Пусть даже десятку.
– Ага, – улыбнулся Виктор, – ты шапочку специальную себе сделай, и нарукавник. И большой поднос.
– А что, – воодушевился Максим. – Так я буду заметнее.
– Так ты будешь похож на послушника, просящего подаяние на ремонт церкви. Только у тебя будет не черная ряса, а белый халат.
Молодые люди рассмеялись. В это время из аудитории вышел первый сдавший экзамен – худой парень в круглых очках, очень подходивших к образу «отличника-очкарика».
– Ну как, – к нему тут же подбежали несколько студентов. – Сдал?
– Сдал.
– Деньги требовал? – после одобрительных возгласов и хлопков по плечам спросил кто-то негромким голосом.
– Юрский? Деньги? Нет. С ума сошли?
Плеханов понял, что студент-очкарик не был на той лекции, где Юрский предупреждал о деньгах, но это сути дела не меняло: Владимир Александрович отменил свою просьбу, удачно сделав вид, будто «забыл» о незаконном требовании.
– Ну вот! – раздался за спиной расстроенный голос Губенко. – Я к экзамену не готовился.
– Надеялся, сдашь деньги, и тебе оценку поставят? – съехидничал Макс. – Не ты ли первый хотел идти жаловаться?
Губенко покраснел и отвернулся.
– Я, пожалуй, в следующий раз приду. Когда выучу.
Между тем дверь снова открылась и в коридор буквально выбежала Славина – высокая темноволосая девушка.
– Ну как, – хором спросили Виктор и Максим. – Сдала?
– Сдала. Пять. Мальчики! – глаза девушки горели, а щеки были пунцовей редиски. – Я нашла свой сотовый! Мне его кто-то подбросил! Я только сейчас заметила!
Виктор постарался не опустить глаза в пол, но все же моргнул, а Куликов и вовсе покраснел.
– Правда, симку вытащили, но это ерунда. Главное, телефон вернулся!
Она рассмеялась и побежала к стайке девчонок, стоящих в стороне от молодых людей.
– Представляете! – едва не кричала она, – мне телефон вернули!
Виктор и Максим переглянулись и улыбнулись.
– Хорошо, что все хорошо закончилось, – довольно произнес Макс.
– Боюсь, все только начинается, – Виктор оглянулся. – Ты заметил, Гаршин с того дня, как мы увидели его у ларька, в институте не появлялся?
Юрский поставил Виктору честно заработанную четверку, и они разошлись довольные друг другом.
Одной проблемой у Плеханова стало меньше, и он надеялся, что после разговора с Евгением Николаевичем – молодым милиционером, приезжавшим вместе с Громыко в «Кащенку» в ночь убийства, – на душе у него станет спокойнее.
Виктор нашел на улице телефон-автомат и позвонил в милицию.
– Старший лейтенант Сомов.
– Евгений Николаевич, это Плеханов.
– Здравствуйте, Виктор! – в голосе оперативника послышались теплые нотки. Милиционер по-прежнему выделял каждую букву «о». – Я кок раз о вас вспоминал. Сегодня после обеда обещали принести результаты экспертизы. Хотите на них взглянуть?
– Да. Не слишком они торопятся.
Было слышно, как на другом конце провода тяжело вздохнули.
– Подозреваемый заперт в клинике, дело почти роскрыто. По крайней мере, так думоет Громыко.
– Евгений Николаевич, – Плеханов запнулся. – Майор ничего вам не говорил о ходе расследования?
– Нет. Нового пока ничего нет.
– У меня для вас новости. Можно я подъеду?
– Конечно, Виктор. Приезжайте!
Виктор поздоровался со старшим лейтенантом и задумался. Сведений, которые он получил (и за последние сутки в том числе), было столько, что Плеханов решительно не знал с чего начать.
– Рассказывайте по порядку, – предложил милиционер. – Мойор Громыко не продвинулся в росследовании ни на шаг. Вчера днем он ездил в клинику, хотел поговорить с Щукиным, но ничего не добился. Ваш человек-счетчик – крепкий орешек; в убийстве не призноется, на вопросы отвечает путоно, в общем, я думаю, это тупиковая ветвь. Даже если убийца действительно «счетчик», добиться внятного ответа от него не удастся.
Виктор достал из кармана сложенный вчетверо лист из кулинарной книги, и протянул его Сомову.
– Как мы и договаривались, я был в регистратуре, посмотрел личные карточки пациентов и выписал даты их поступления в клинику. Во втором отделении можно подозревать любого. Единственный, кого бы я исключил из списка – эпилептик. Он лежал в «Кащенке» восемь лет назад, следовательно его появление в больнице вполне закономерно, к тому же, он не агрессивен. Человека-счетчика, равно как и Олега Павловича с его мнимой болезнью я бы исключать не стал.
– А Мотвеев?
– Матвеев – отдельная история. – Виктор приготовился рассказывать. – Во-первых, он буйный. Врачи считают его не опасным, но я думаю, он может убить человека. Только ему нужна веская причина.
– И вы эту причину ношли?
– Матвеев работал в цирке укротителем. Два года назад он стал инициатором несчастного случая, в котором погиб акробат – сын убитого. Покойный ныне Павел Петрович не оставил Ивана Борисовича безнаказанным; с помощью его ассистентки подсыпал укротителю в кофе седативное средство. В результате, Матвеева чуть не задушил удав. Иван Борисович оказался в больнице со сломанными ребрами и ключицами; из-за алкоголизма его бросила жена, и Матвеев сошел с ума.
Сомов поднялся и прошелся по кабинету.
– Откуда у вас такие сведения?
– Антон разговаривал с санитаркой, а они обычно все про всех знают.
– Значит, укротитель мог отомстить Семенову?
– Да. Могло произойти совпадение: Семенов попадает в ту же клинику с Матвеевым и бывшему укротителю остается лишь воспользоваться «счастливым случаем». Но у меня еще одна версия, и куда более правдоподобная. Только она не касается бывшего укротителя.
Виктор рассказал Евгению Николаевичу о том, как понял причину припадка эпилептика в ночь убийства, о том, как увидел на руках заведующего вторым отделением следы уколов, и о беседе с Федором.
– Если Геннадий Андреевич наркоман, он мог убить Семенова из-за квартиры, – добавил в заключение Виктор. – Ведь ему нужны деньги и я уверен – зарплаты врача ему не хватает.
Старший лейтенант записал все, что услышал в блокнот.
– Мы его проверим, – пообещал он. – Если зоведующий приезжал в клинику в ночь убийства, значит, у него была веская причина.
– Или он преступник. Не забывайте, у него есть ключи не только от кабинета, но и от двери отделения. Он вполне мог открыть ключами отделение, убить Семенова и уйти. Той ночью, если вы помните, бодрствовал только Савичев. Свидетелей, кроме Федора, нет. К тому же я вспомнил, что в ту ночь Ольга Николаевна приносила мне чай.
– Вы хотите скозать…
– Может быть, я уснул не от усталости? Если убийца действительно Никифоров, Ольга Николаевна – идеальный кандидат на роль соучастницы. Она не стала искать для меня сменщика, чтобы в отделении не было слишком многолюдно, а меня и Антона усыпила чаем.
– Антон тоже пил чай?
Плеханов кивнул.
– Да. Но лично мне это кажется бредом – я не понимаю, зачем врачу убивать собственного пациента.
– Вы правильно поступили, рассказав мне о своих подозрениях. Мы это проверим, я передам Мойору Громыко ваши слова. Но новерняка чашки, из которых вы пили, тщательно вымыли или розбили. Если, конечно, там было снотворное.
На столе зазвонил телефон. Молодой следователь поднял трубку, и послушал.
– Это судмедэксперт. Отчет будет готов не раньше четырех часов. Придется подождать. Вы, Виктор, можете съездить домой, пообедать.
– Не раньше четырех? – растерялся Виктор. – Не очень удобно. Но я хочу знать о результатах исследования, вдруг, там отпечатки Никифорова?
– Все может быть.
– В любом случае, у меня полно свободного времени.
Плеханов замолчал, не зная, как подойти к вопросу, над которым думал последние пару дней. В смерти Семенова, оказывается, было слишком много заинтересованных, опираться следовало на факты, которые легко проверить, на самую логичную версию. Идти по пути наименьшего сопротивления, как любит говорить его отец. Кому может быть выгодна смерть Павла Петровича?
Отодвинув версии мести психически нездоровых людей – Щукина и Матвеева – на последний план, исключив причастность Савичева, который действительно мог оказаться невиновным, оставалось лишь одно объяснение причины, по которой убили Семенова: квартира.
Если Павла Петровича действительно убили из-за квартиры, стоило разузнать, кому она принадлежит. Может, преступник, или человек с ним связанный, уже там живет? Возможно, это единственный шанс определить, виновен ли заведующий вторым отделением, или приезжал в ночь убийства по каким-то своим, одному ему ведомым надобностям. Также, при определенной степени везения, можно будет избавиться (или увериться в виновности) другого подозреваемого – «эмбриона». Олег Павлович оставался темной лошадкой. Верить ему или нет, Виктор до сих пор не знал.
Если все сложится удачно, если они с Антоном не окончательно затерли отпечатки пальцев на орудии убийства, экспертиза покажет, кто подложил Савичеву вилку. Майор Громыко считает, что столовый прибор принес один из родственников пациентов, а Александр Алексеевич его просто украл. Громыко поверил кухарке, которая утверждала, что все вилки у нее на строгом учете. А если женщина ошиблась? Если ее отвлекли и украли вилку уже после того, как она забрала посуду у пациентов после обеда? Сделать это мог кто угодно.
В любом случае, если экспертиза обнаружит отпечатки пальцев преступника, все поиски разом закончатся, загадки разрешатся, а виновные понесут заслуженное наказание. Пока же Виктор не был настроен на пассивное ожидание. Он хотел съездить на квартиру Семенова, разговорить какую-нибудь наблюдательную бабулю, и выяснить, кто претендует на жилье, а если удастся, то поговорить с хозяином. Если, конечно, до него это не сделал майор Громыко.
– Вы случайно не ездили на квартиру Семенова? – спросил Плеханов у старшего лейтенанта.
– Нет. Но в свете открывшихся обстоятельств нужно обязательно туда съездить.
– Может, лучше поехать мне? Как гражданскому лицу. – Предложил Виктор. Он был уверен – Сомов откажет ему в этой просьбе, и был готов ехать вопреки запрету милиционера, но Евгений Николаевич улыбнулся.
– Хорошая идея. Я не могу отлучиться сейчас, а мойор Громыко на выезде. Честно говоря, – Сомов в задумчивости дотронулся до подбородка, – мойор и не стал бы этим зониматься. Зачем ему нероскрытое убийство? Проще списать все на ненормального Савичева.
Виктор нахмурился.
– Поезжайте, Виктор. Это будет нашим маленьким секретом. Росспросите соседей, посмотрите на окна.… А я пока попробую выяснить по внутренним каналам, на кого сейчас зописана квортира убитого. Если вы ничего не выясните, и мое маленькое росследование не увенчается успехом, я поеду сам. В выходной. Вы знаете адрес?
– Знаю. Я только заеду домой за мобильником. Запишите мой номер и позвоните, как только будут известны результаты экспертизы.
Дверь квартиры покойного Павла Петровича была закрыта, на звонок никто не ответил, зато из квартиры напротив выглянула маленькая старушка в круглых очочках. Она с любопытством посмотрела на Виктора
– Молодой человек, вам кого?
– Я из ЖЭКа, – соврал Плеханов. – Не знаете, где соседи? Они четвертый месяц квартплату не платят.
– Ох, – бабка вышла на лестничную клетку и предъявила на обозрение старый линялый спортивный костюм, поверх которого был наброшен не менее старый пуховой платок. – В психушке он.
– В психушке? – Виктор решил плыть по течению, авось старушка сама все разболтает.
– Очень просто. Женщина его довела, вот и свихнулся, бедняга.
– Женщина?
Бабка обрадовалась тому, что собеседник не спешит уходить, и напустила на себя таинственный вид.
– Темная это история! Приходила к Павлу Петровичу молоденькая барышня. Я ему говорила: не водись с прохиндейкой, а он не слушал. Домой ее пускал, денег давал! Сама видела. Как звать ее, не помню. Часто она тут бывала, но со мной никогда не здоровалась. Ругались они с Павлом Петровичем сильно, но эта стерва всегда довольная уходила. Теперь она в его квартире жить будет. Они с мужем уже и ремонт закончили, осталось мебель привезти. А бедный Павел Петрович с ума сошел.
– Не понял, – удивился Виктор.
– А чего ж непонятного? Они ж из-за квартиры ругались. Она его уговаривала документы на нее оформить, а он отказывался. Долго отказывался. Уж не знаю, чем она Павла Петровича прижала, но, наверное, уговорила. Тут стены тонкие, много всего услышать можно.
«Особенно, если специально подслушивать», – подумал Плеханов, но вслух этого не сказал, просто спросил:
– А что за девушка? Кто она такая?
– Кто-кто! Такой большой, а сам не догадываешься?! Любовница, вестимо! И не стеснялась, при живом-то муже! Сама стройненькая, глазищи огромные, злые, и губы кривит, будто усмехается. А мужчины ее хорошенькой считают. Волосы у нее уж больно хороши! Длинные, волнистые, черные. У меня в молодости точно такие же были.
– А мужа ее вы не видели? Может, лучше к нему обратиться? – Виктор не знал девушку, которая поселилась в квартире покойного Семенова, поэтому решил расспросить о ее супруге.
– Как не видеть, видела, конечно. У меня глаз наметан и слышу, слава Богу, хорошо. Когда дверь открывал, я в глазок поглядела, но пока с ключами возилась, он уже ушел. Потом мы с ним поговорили о том, что ему, как новому жильцу, придется мыть лестничную площадку. И он согласился! Славный человек. Высокий, светленький, лицо доброе, словно ангельское, полноват слегка, но не толстый. И чего только он в этой девке нашел?!
Плеханов помрачнел. Значит, бабка не знала имен, а описания были слишком расплывчатыми. Мало ли по городу темноволосых девушек и молодых людей с ангельскими лицами? По крайней мере, Геннадий Андреевич под описание не подходил, да и не было у заведующего молоденькой жены.
В это время в кармане джинсов зазвонил телефон.
– Из ЖЭКа. Меня ищут, – пояснил Плеханов и отошел в сторону.
– Алло.
– Виктор? Это Сомов.
– Евгений Николаевич? Готовы результаты?
Милиционер кашлянул.
– Нет. И сегодня, скорее всего, готовы не будут. Завтра, новерное, тоже. У них компьютер из строя вышел, придется подождать, пока починят.
– Ясно.
– Вы сейчас где?
Виктор оглянулся на старушку, но та демонстративно отвернулась и делала вид, что рассматривает потолок.
– Я у Семенова, – ответил Плеханов. – Разбираюсь.
– Хорошо. Удачи! Сообщите мне о результатах.
Бабка демонстративно покашляла, и Плеханов нажал «сброс».
– Вы, молодой человек, – сказала старушка, – приходите в выходные. Они, наверное, переезжать будут. Вот тогда и поговорите насчет оплаты. А много ль должны-то?
– За четыре месяца.
– А точно сколько?
– Не положено. Вы, бабушка, мне очень помогли. Спасибо.
– Не за что, – пожилая женщина скрылась за дверью, и Плеханов спустился вниз.
Виктор позвонил Максу и договорился приехать домой к его отцу. Он хотел помочь другу, а заодно наказать нечистого на руку «предпринимателя». Хотя бы в этом случае справедливость должна быть восстановлена. Однако теперь он колебался. Днем, находясь под впечатлением от рассказа друга и горя желанием разорвать наглого Вадима в клочья, он придумал не совсем правильный план действий. Он, конечно, предложит его отцу Макса, но не будет настаивать и поймет, если этот план так и останется планом. В глубине души он даже желал именно такого расклада. Но отступать было поздно.
Прежде чем войти в подъезд, Плеханов решил пройтись вдоль импровизированной стоянки. Напротив дома, где жила семья Куликовых, располагался пустырь, который отделяла от подъездов небольшая засаженная кустами площадка. Раньше здесь стояли детские качели и горка, но хлипкие деревянные конструкции быстро пришли в негодность, и теперь вместо детской площадки рос кустарник; несколько старых берез, отмечавших место, рядом с которым раньше стояли качели.
Максим не сомневался, что на пустыре построят дом или небольшой магазин. «Свято место пусто не бывает, – говорил он. – Земля дорогая, место хорошее, вполне хватит, для постройки двух или даже трехподъездной многоэтажки». Но сейчас за заросшей кустарником бывшей детской площадкой расположился небольшой деревянный навес и пара металлических гаражей, в одном из которых, как предположил Виктор, и сидел единственный охранник, по совместительству владелец стоянки – Вадим. Автомобилей было мало – двое бежевых «Жигулей», черная «Волга», серебристый Форд. Ближе к вечеру, когда люди начнут возвращаться с работы, машины займут почти весь пустырь.
Виктор неспеша прошел мимо, потом вернулся.
– Хозяин! – крикнул он.
Из металлического гаража выглянула заспанная пухлая физиономия. Несмотря на толстоватые щеки и мягкие линии подбородка, лицо мужчины казалось суровым, каменным, как у какого-нибудь памятника воинам-освободителям. Только не было в нем ни мужественности, ни волевого взгляда, лишь недовольство и раздражение.
– Чего надо? – грубо спросил Вадим.
– Я скоро сюда переезжаю, – придумал на ходу Виктор, – хотелось бы узнать, куда можно машину поставить.
Пухлая физиономия тотчас изменилась. На ней расцвела широкая, почти добродушная улыбка, и если бы не жадный блеск глаз, Плеханов подумал бы, что конфликт отца Макса и Вадима преувеличен.
– Тридцатник за ночь, – сказал Вадим. – Днем двадцать.
– Вы и днем караулите?
– А как же! – мужчина кивнул в сторону Форда. – Не у всех гаражи есть, а машина не каждый день требуется.
– Часто тут машины воруют?
– Воруют? – Вадим почесал макушку. – Не слышал. А вот стекло разбить могут запросто. Тут недавно у одного разбили. Вот я для того здесь и сижу. Чтоб не разбивали.
– Понятно. Спасибо.
– Ждем в гости, – Вадим потер ладони и оскалился, изображая улыбку. – Приходите.
– Обязательно.
Плеханов направился к подъезду, а Вадим обратно в гараж.
Дверь открыл отец Макса – высокий, почти на две головы выше Виктора, мужчина в спортивных штанах с пузырями на коленях. Серая футболка была заправлена в штаны и сильно обтягивала тело, но было заметно, что она не глаженая. Он был очень похож на Максима, на сильно постаревшего Максима: такие же ярко-голубые глаза, тонкий нос, четко очерченные скулы, только волос немного меньше, а на лице – морщины.
– Виктр? – мужчина говорил быстро, проглатывая гласные и даже целые слоги, отчего Плеханов не сразу понял собеседника.
Плеханов кивнул.
– Здравствуйте.
– Прходите.
Они расположились на кухне. Куликов-младший поставил на плиту чайник, а его отец достал из шкафа печенье. Мачеха Максима не пришла с работы, так что мужчины были дома одни. Отца Макса звали Сергей Иванович, и он оказался хозяйственным и добродушным человеком. Чайник еще не успел закипеть, как на столе образовалась нарезанная тонкими ломтиками «молочная» колбаса, ржаной хлеб, сыр с дырками и лук.
* * *
– Предлагаю сходить на кафедру и узнать, приехал ли Юрский! – важно, словно президент какого-нибудь закрытого клуба, произнес Губенко.Большинство студентов, не выдержав томительного ожидания, постепенно разошлись: кто-то отправился на улицу, насыщать легкие никотином, кто-то – в туалет, кто-то просто проветриться. В аудитории осталось лишь несколько человек, перед которыми и решил выступить не слишком умный, но чересчур активный Александр Губенко – тот самый молодой человек, который на зачете затруднился назвать характерные признаки парафренного синдрома.
– Подожди. Только двадцать минут прошло. Может, у него снова автобус сломался, – возразил Макс и тихонько шепнул Виктору: – Отвлеки как-нибудь их внимание, – он показал рукой на оттопыренный карман белого халата, в котором угадывались очертания чего-то прямоугольного и довольно тяжелого.
Наступил удобный момент вернуть Славиной украденный Гаршиным телефон. Девушка вышла в коридор, оставив ярко-синий пакет с тетрадями на парте. Сумку она предусмотрительно забрала с собой. «Обжегшись на молоке, и на воду дуют, – подумал Виктор. – Надеюсь, она не успела купить себе новый мобильник».
Он поднялся, отошел подальше от своего места и встал так, чтобы сидящие в аудитории студенты, повернувшись к нему, оказались спиной к парте, на которой лежал ярко-синий пакет с тетрадями.
– Народ, – объявил он, – по-моему, вы уже смирились с превращением Юрского в вымогателя. Прошу прощения за резкие слова, – добавил он, – рановато вы ставите на нем крест.
– Мы уже говорили об этом, – вызывающим тоном ответил Губенко.
– И до чего договорились? – Виктор повысил голос. К нему обернулись все, кто сидел в аудитории. – Вам обязательно надо разрушить человеку жизнь? Испортить карьеру?
Краем глаза Плеханов заметил, как Максим быстро подошел к пакету Славиной.
– Ты предлагаешь платить всякому, кто потребует деньги? – спросил Губенко.
– У него умирает сын, – Виктор не хотел раскрывать тайну Юрского, но не мог допустить, чтобы на него пошли жаловаться. – Парень почти не ходит. Деньги нужны на дорогостоящую операцию за рубежом.
В аудитории воцарилось молчание. Те немногие, кто сидел в этот момент за партами, точно так же, как и Виктор, очутились перед дилеммой.
– Я разговаривал с ним. – Владимиру Александровичу очень плохо.
– Я все равно не буду платить, – категорически заявил Губенко. – Пусть кто угодно у него умирает, от меня он ни копейки не получит. Тоже мне, герой! Выдумал: деньги за экзамен требовать! Вот если бы он сразу сказал, мол, деньги на операцию нужны.
– Вот ты, лично, сколько бы дал? – возмутился Куликов. Он подошел к Виктору и кивнул головой, показывая, что все прошло удачно – телефон там, где ему положено быть.
– Рублей сто или сто пятьдесят, – ответил Губенко. – Но ведь нас много! Целый институт!
– Из целого института сдадут деньги человек пятьдесят.
– В любом случае, – подвел итог Виктор, – я все рассказал. – Решать вам, но я бы не стал торопиться с жалобой. Уверен, Владимир Александрович уже жалеет о сделанном и откажется от денег.
– Как же! – Губенко тряхнул светлыми волосами, – Не откажется! У него же сын умирает!
– А ты и работы его лишить хочешь, – огрызнулся Макс. – Давай, иди, жалуйся!
Разговор, а точнее, начинающаяся ссора превратилась бы в скандал, если бы в аудиторию шумной толпой не вернулись студенты. Позади них, прихрамывая, шел тот, кого они все так долго и с таким нетерпением ждали.
Владимир Александрович показался Виктору еще более печальным. Теперь на полном лице его читалась не просто боль, а обреченность. Выглядел он, будто не спал целую ночь.
– Попрошу остаться десять человек, – обратился Юрский к аудитории. – Остальные, пожалуйста, выйдите в коридор. Билеты несложные, но требуют развернутых ответов. На подготовку – полчаса.
Виктор и Максим переглянулись.
– Да, кстати, – Юрский устало потер глаза. В аудитории мгновенно воцарилась тишина, затихли даже те, кто говорил шепотом. – Шпаргалки прошу сразу убрать. Списывать я не позволю.
Куликов улыбнулся.
– Он передумал! – шепнул Максим другу. – Я знал, ему можно верить!
* * *
Ни Виктор, ни Максим не оказались в числе десятки первых, готовых к сдаче экзамена. Они вместе с остальными студентами вышли в коридор.– Я же говорил! – глаза Куликова сверкали, – Я же говорил – он передумает!
Губенко морщил нос и отворачивался.
– Теперь предлагаю создать комитет по сбору денег, – казалось, Макса заинтересовала история сына Юрского, и он был готов в лепешку расшибиться, только бы помочь человеку. – Пусть каждый сдаст, сколько сможет. Пусть даже десятку.
– Ага, – улыбнулся Виктор, – ты шапочку специальную себе сделай, и нарукавник. И большой поднос.
– А что, – воодушевился Максим. – Так я буду заметнее.
– Так ты будешь похож на послушника, просящего подаяние на ремонт церкви. Только у тебя будет не черная ряса, а белый халат.
Молодые люди рассмеялись. В это время из аудитории вышел первый сдавший экзамен – худой парень в круглых очках, очень подходивших к образу «отличника-очкарика».
– Ну как, – к нему тут же подбежали несколько студентов. – Сдал?
– Сдал.
– Деньги требовал? – после одобрительных возгласов и хлопков по плечам спросил кто-то негромким голосом.
– Юрский? Деньги? Нет. С ума сошли?
Плеханов понял, что студент-очкарик не был на той лекции, где Юрский предупреждал о деньгах, но это сути дела не меняло: Владимир Александрович отменил свою просьбу, удачно сделав вид, будто «забыл» о незаконном требовании.
– Ну вот! – раздался за спиной расстроенный голос Губенко. – Я к экзамену не готовился.
– Надеялся, сдашь деньги, и тебе оценку поставят? – съехидничал Макс. – Не ты ли первый хотел идти жаловаться?
Губенко покраснел и отвернулся.
– Я, пожалуй, в следующий раз приду. Когда выучу.
Между тем дверь снова открылась и в коридор буквально выбежала Славина – высокая темноволосая девушка.
– Ну как, – хором спросили Виктор и Максим. – Сдала?
– Сдала. Пять. Мальчики! – глаза девушки горели, а щеки были пунцовей редиски. – Я нашла свой сотовый! Мне его кто-то подбросил! Я только сейчас заметила!
Виктор постарался не опустить глаза в пол, но все же моргнул, а Куликов и вовсе покраснел.
– Правда, симку вытащили, но это ерунда. Главное, телефон вернулся!
Она рассмеялась и побежала к стайке девчонок, стоящих в стороне от молодых людей.
– Представляете! – едва не кричала она, – мне телефон вернули!
Виктор и Максим переглянулись и улыбнулись.
– Хорошо, что все хорошо закончилось, – довольно произнес Макс.
– Боюсь, все только начинается, – Виктор оглянулся. – Ты заметил, Гаршин с того дня, как мы увидели его у ларька, в институте не появлялся?
* * *
Виктор зашел в аудиторию одним из последних. Юрский узнал его, но ничего не сказал. На лице преподавателя читалась лишь усталость и боль. Плеханову было жаль Владимира Александровича, но сейчас он ничем не мог помочь ему. Они оба молчали, предпочитая делать вид, что того разговора на кафедре никогда не было. Юрскому так было удобно, а Виктор не возражал. В конце концов, Владимир Александрович поступил честно, а теперь, когда Плеханов знал о смертельно больном сыне преподавателя, еще больше зауважал Юрского. По сути, Владимир Александрович добровольно отказался от денег, которые мог бы получить.Юрский поставил Виктору честно заработанную четверку, и они разошлись довольные друг другом.
Одной проблемой у Плеханова стало меньше, и он надеялся, что после разговора с Евгением Николаевичем – молодым милиционером, приезжавшим вместе с Громыко в «Кащенку» в ночь убийства, – на душе у него станет спокойнее.
Виктор нашел на улице телефон-автомат и позвонил в милицию.
– Старший лейтенант Сомов.
– Евгений Николаевич, это Плеханов.
– Здравствуйте, Виктор! – в голосе оперативника послышались теплые нотки. Милиционер по-прежнему выделял каждую букву «о». – Я кок раз о вас вспоминал. Сегодня после обеда обещали принести результаты экспертизы. Хотите на них взглянуть?
– Да. Не слишком они торопятся.
Было слышно, как на другом конце провода тяжело вздохнули.
– Подозреваемый заперт в клинике, дело почти роскрыто. По крайней мере, так думоет Громыко.
– Евгений Николаевич, – Плеханов запнулся. – Майор ничего вам не говорил о ходе расследования?
– Нет. Нового пока ничего нет.
– У меня для вас новости. Можно я подъеду?
– Конечно, Виктор. Приезжайте!
* * *
В кабинете Сомов был один. Капитан, сидевший за соседним столом куда-то вышел, и они могли поговорить спокойно.Виктор поздоровался со старшим лейтенантом и задумался. Сведений, которые он получил (и за последние сутки в том числе), было столько, что Плеханов решительно не знал с чего начать.
– Рассказывайте по порядку, – предложил милиционер. – Мойор Громыко не продвинулся в росследовании ни на шаг. Вчера днем он ездил в клинику, хотел поговорить с Щукиным, но ничего не добился. Ваш человек-счетчик – крепкий орешек; в убийстве не призноется, на вопросы отвечает путоно, в общем, я думаю, это тупиковая ветвь. Даже если убийца действительно «счетчик», добиться внятного ответа от него не удастся.
Виктор достал из кармана сложенный вчетверо лист из кулинарной книги, и протянул его Сомову.
– Как мы и договаривались, я был в регистратуре, посмотрел личные карточки пациентов и выписал даты их поступления в клинику. Во втором отделении можно подозревать любого. Единственный, кого бы я исключил из списка – эпилептик. Он лежал в «Кащенке» восемь лет назад, следовательно его появление в больнице вполне закономерно, к тому же, он не агрессивен. Человека-счетчика, равно как и Олега Павловича с его мнимой болезнью я бы исключать не стал.
– А Мотвеев?
– Матвеев – отдельная история. – Виктор приготовился рассказывать. – Во-первых, он буйный. Врачи считают его не опасным, но я думаю, он может убить человека. Только ему нужна веская причина.
– И вы эту причину ношли?
– Матвеев работал в цирке укротителем. Два года назад он стал инициатором несчастного случая, в котором погиб акробат – сын убитого. Покойный ныне Павел Петрович не оставил Ивана Борисовича безнаказанным; с помощью его ассистентки подсыпал укротителю в кофе седативное средство. В результате, Матвеева чуть не задушил удав. Иван Борисович оказался в больнице со сломанными ребрами и ключицами; из-за алкоголизма его бросила жена, и Матвеев сошел с ума.
Сомов поднялся и прошелся по кабинету.
– Откуда у вас такие сведения?
– Антон разговаривал с санитаркой, а они обычно все про всех знают.
– Значит, укротитель мог отомстить Семенову?
– Да. Могло произойти совпадение: Семенов попадает в ту же клинику с Матвеевым и бывшему укротителю остается лишь воспользоваться «счастливым случаем». Но у меня еще одна версия, и куда более правдоподобная. Только она не касается бывшего укротителя.
Виктор рассказал Евгению Николаевичу о том, как понял причину припадка эпилептика в ночь убийства, о том, как увидел на руках заведующего вторым отделением следы уколов, и о беседе с Федором.
– Если Геннадий Андреевич наркоман, он мог убить Семенова из-за квартиры, – добавил в заключение Виктор. – Ведь ему нужны деньги и я уверен – зарплаты врача ему не хватает.
Старший лейтенант записал все, что услышал в блокнот.
– Мы его проверим, – пообещал он. – Если зоведующий приезжал в клинику в ночь убийства, значит, у него была веская причина.
– Или он преступник. Не забывайте, у него есть ключи не только от кабинета, но и от двери отделения. Он вполне мог открыть ключами отделение, убить Семенова и уйти. Той ночью, если вы помните, бодрствовал только Савичев. Свидетелей, кроме Федора, нет. К тому же я вспомнил, что в ту ночь Ольга Николаевна приносила мне чай.
– Вы хотите скозать…
– Может быть, я уснул не от усталости? Если убийца действительно Никифоров, Ольга Николаевна – идеальный кандидат на роль соучастницы. Она не стала искать для меня сменщика, чтобы в отделении не было слишком многолюдно, а меня и Антона усыпила чаем.
– Антон тоже пил чай?
Плеханов кивнул.
– Да. Но лично мне это кажется бредом – я не понимаю, зачем врачу убивать собственного пациента.
– Вы правильно поступили, рассказав мне о своих подозрениях. Мы это проверим, я передам Мойору Громыко ваши слова. Но новерняка чашки, из которых вы пили, тщательно вымыли или розбили. Если, конечно, там было снотворное.
На столе зазвонил телефон. Молодой следователь поднял трубку, и послушал.
– Это судмедэксперт. Отчет будет готов не раньше четырех часов. Придется подождать. Вы, Виктор, можете съездить домой, пообедать.
– Не раньше четырех? – растерялся Виктор. – Не очень удобно. Но я хочу знать о результатах исследования, вдруг, там отпечатки Никифорова?
– Все может быть.
– В любом случае, у меня полно свободного времени.
Плеханов замолчал, не зная, как подойти к вопросу, над которым думал последние пару дней. В смерти Семенова, оказывается, было слишком много заинтересованных, опираться следовало на факты, которые легко проверить, на самую логичную версию. Идти по пути наименьшего сопротивления, как любит говорить его отец. Кому может быть выгодна смерть Павла Петровича?
Отодвинув версии мести психически нездоровых людей – Щукина и Матвеева – на последний план, исключив причастность Савичева, который действительно мог оказаться невиновным, оставалось лишь одно объяснение причины, по которой убили Семенова: квартира.
Если Павла Петровича действительно убили из-за квартиры, стоило разузнать, кому она принадлежит. Может, преступник, или человек с ним связанный, уже там живет? Возможно, это единственный шанс определить, виновен ли заведующий вторым отделением, или приезжал в ночь убийства по каким-то своим, одному ему ведомым надобностям. Также, при определенной степени везения, можно будет избавиться (или увериться в виновности) другого подозреваемого – «эмбриона». Олег Павлович оставался темной лошадкой. Верить ему или нет, Виктор до сих пор не знал.
Если все сложится удачно, если они с Антоном не окончательно затерли отпечатки пальцев на орудии убийства, экспертиза покажет, кто подложил Савичеву вилку. Майор Громыко считает, что столовый прибор принес один из родственников пациентов, а Александр Алексеевич его просто украл. Громыко поверил кухарке, которая утверждала, что все вилки у нее на строгом учете. А если женщина ошиблась? Если ее отвлекли и украли вилку уже после того, как она забрала посуду у пациентов после обеда? Сделать это мог кто угодно.
В любом случае, если экспертиза обнаружит отпечатки пальцев преступника, все поиски разом закончатся, загадки разрешатся, а виновные понесут заслуженное наказание. Пока же Виктор не был настроен на пассивное ожидание. Он хотел съездить на квартиру Семенова, разговорить какую-нибудь наблюдательную бабулю, и выяснить, кто претендует на жилье, а если удастся, то поговорить с хозяином. Если, конечно, до него это не сделал майор Громыко.
– Вы случайно не ездили на квартиру Семенова? – спросил Плеханов у старшего лейтенанта.
– Нет. Но в свете открывшихся обстоятельств нужно обязательно туда съездить.
– Может, лучше поехать мне? Как гражданскому лицу. – Предложил Виктор. Он был уверен – Сомов откажет ему в этой просьбе, и был готов ехать вопреки запрету милиционера, но Евгений Николаевич улыбнулся.
– Хорошая идея. Я не могу отлучиться сейчас, а мойор Громыко на выезде. Честно говоря, – Сомов в задумчивости дотронулся до подбородка, – мойор и не стал бы этим зониматься. Зачем ему нероскрытое убийство? Проще списать все на ненормального Савичева.
Виктор нахмурился.
– Поезжайте, Виктор. Это будет нашим маленьким секретом. Росспросите соседей, посмотрите на окна.… А я пока попробую выяснить по внутренним каналам, на кого сейчас зописана квортира убитого. Если вы ничего не выясните, и мое маленькое росследование не увенчается успехом, я поеду сам. В выходной. Вы знаете адрес?
– Знаю. Я только заеду домой за мобильником. Запишите мой номер и позвоните, как только будут известны результаты экспертизы.
* * *
У подъезда, в котором жил Семенов, вопреки ожиданиям Плеханова, никого не было. Женщины не сидели на лавочке, не обсуждали происшествия, не рассказывали последние новости сериальной жизни. Виктор посмотрел на окна второго этажа и вошел в подъезд.Дверь квартиры покойного Павла Петровича была закрыта, на звонок никто не ответил, зато из квартиры напротив выглянула маленькая старушка в круглых очочках. Она с любопытством посмотрела на Виктора
– Молодой человек, вам кого?
– Я из ЖЭКа, – соврал Плеханов. – Не знаете, где соседи? Они четвертый месяц квартплату не платят.
– Ох, – бабка вышла на лестничную клетку и предъявила на обозрение старый линялый спортивный костюм, поверх которого был наброшен не менее старый пуховой платок. – В психушке он.
– В психушке? – Виктор решил плыть по течению, авось старушка сама все разболтает.
– Очень просто. Женщина его довела, вот и свихнулся, бедняга.
– Женщина?
Бабка обрадовалась тому, что собеседник не спешит уходить, и напустила на себя таинственный вид.
– Темная это история! Приходила к Павлу Петровичу молоденькая барышня. Я ему говорила: не водись с прохиндейкой, а он не слушал. Домой ее пускал, денег давал! Сама видела. Как звать ее, не помню. Часто она тут бывала, но со мной никогда не здоровалась. Ругались они с Павлом Петровичем сильно, но эта стерва всегда довольная уходила. Теперь она в его квартире жить будет. Они с мужем уже и ремонт закончили, осталось мебель привезти. А бедный Павел Петрович с ума сошел.
– Не понял, – удивился Виктор.
– А чего ж непонятного? Они ж из-за квартиры ругались. Она его уговаривала документы на нее оформить, а он отказывался. Долго отказывался. Уж не знаю, чем она Павла Петровича прижала, но, наверное, уговорила. Тут стены тонкие, много всего услышать можно.
«Особенно, если специально подслушивать», – подумал Плеханов, но вслух этого не сказал, просто спросил:
– А что за девушка? Кто она такая?
– Кто-кто! Такой большой, а сам не догадываешься?! Любовница, вестимо! И не стеснялась, при живом-то муже! Сама стройненькая, глазищи огромные, злые, и губы кривит, будто усмехается. А мужчины ее хорошенькой считают. Волосы у нее уж больно хороши! Длинные, волнистые, черные. У меня в молодости точно такие же были.
– А мужа ее вы не видели? Может, лучше к нему обратиться? – Виктор не знал девушку, которая поселилась в квартире покойного Семенова, поэтому решил расспросить о ее супруге.
– Как не видеть, видела, конечно. У меня глаз наметан и слышу, слава Богу, хорошо. Когда дверь открывал, я в глазок поглядела, но пока с ключами возилась, он уже ушел. Потом мы с ним поговорили о том, что ему, как новому жильцу, придется мыть лестничную площадку. И он согласился! Славный человек. Высокий, светленький, лицо доброе, словно ангельское, полноват слегка, но не толстый. И чего только он в этой девке нашел?!
Плеханов помрачнел. Значит, бабка не знала имен, а описания были слишком расплывчатыми. Мало ли по городу темноволосых девушек и молодых людей с ангельскими лицами? По крайней мере, Геннадий Андреевич под описание не подходил, да и не было у заведующего молоденькой жены.
В это время в кармане джинсов зазвонил телефон.
– Из ЖЭКа. Меня ищут, – пояснил Плеханов и отошел в сторону.
– Алло.
– Виктор? Это Сомов.
– Евгений Николаевич? Готовы результаты?
Милиционер кашлянул.
– Нет. И сегодня, скорее всего, готовы не будут. Завтра, новерное, тоже. У них компьютер из строя вышел, придется подождать, пока починят.
– Ясно.
– Вы сейчас где?
Виктор оглянулся на старушку, но та демонстративно отвернулась и делала вид, что рассматривает потолок.
– Я у Семенова, – ответил Плеханов. – Разбираюсь.
– Хорошо. Удачи! Сообщите мне о результатах.
Бабка демонстративно покашляла, и Плеханов нажал «сброс».
– Вы, молодой человек, – сказала старушка, – приходите в выходные. Они, наверное, переезжать будут. Вот тогда и поговорите насчет оплаты. А много ль должны-то?
– За четыре месяца.
– А точно сколько?
– Не положено. Вы, бабушка, мне очень помогли. Спасибо.
– Не за что, – пожилая женщина скрылась за дверью, и Плеханов спустился вниз.
* * *
Так как результаты вскрытия и экспертизы орудия убийства будут готовы, в лучшем случае, не раньше завтрашнего дня, Виктору не было смысла заезжать к Сомову. О разговоре со старушкой в спортивном костюме он сможет рассказать позже. Все равно эта информация оказалась почти бесполезной – она не пролила свет на личность владельцев квартиры, пусть даже ставила под сомнение виновность заведующего «Кащенкой» и «эмбриона». Выводы делать было слишком рано.Виктор позвонил Максу и договорился приехать домой к его отцу. Он хотел помочь другу, а заодно наказать нечистого на руку «предпринимателя». Хотя бы в этом случае справедливость должна быть восстановлена. Однако теперь он колебался. Днем, находясь под впечатлением от рассказа друга и горя желанием разорвать наглого Вадима в клочья, он придумал не совсем правильный план действий. Он, конечно, предложит его отцу Макса, но не будет настаивать и поймет, если этот план так и останется планом. В глубине души он даже желал именно такого расклада. Но отступать было поздно.
Прежде чем войти в подъезд, Плеханов решил пройтись вдоль импровизированной стоянки. Напротив дома, где жила семья Куликовых, располагался пустырь, который отделяла от подъездов небольшая засаженная кустами площадка. Раньше здесь стояли детские качели и горка, но хлипкие деревянные конструкции быстро пришли в негодность, и теперь вместо детской площадки рос кустарник; несколько старых берез, отмечавших место, рядом с которым раньше стояли качели.
Максим не сомневался, что на пустыре построят дом или небольшой магазин. «Свято место пусто не бывает, – говорил он. – Земля дорогая, место хорошее, вполне хватит, для постройки двух или даже трехподъездной многоэтажки». Но сейчас за заросшей кустарником бывшей детской площадкой расположился небольшой деревянный навес и пара металлических гаражей, в одном из которых, как предположил Виктор, и сидел единственный охранник, по совместительству владелец стоянки – Вадим. Автомобилей было мало – двое бежевых «Жигулей», черная «Волга», серебристый Форд. Ближе к вечеру, когда люди начнут возвращаться с работы, машины займут почти весь пустырь.
Виктор неспеша прошел мимо, потом вернулся.
– Хозяин! – крикнул он.
Из металлического гаража выглянула заспанная пухлая физиономия. Несмотря на толстоватые щеки и мягкие линии подбородка, лицо мужчины казалось суровым, каменным, как у какого-нибудь памятника воинам-освободителям. Только не было в нем ни мужественности, ни волевого взгляда, лишь недовольство и раздражение.
– Чего надо? – грубо спросил Вадим.
– Я скоро сюда переезжаю, – придумал на ходу Виктор, – хотелось бы узнать, куда можно машину поставить.
Пухлая физиономия тотчас изменилась. На ней расцвела широкая, почти добродушная улыбка, и если бы не жадный блеск глаз, Плеханов подумал бы, что конфликт отца Макса и Вадима преувеличен.
– Тридцатник за ночь, – сказал Вадим. – Днем двадцать.
– Вы и днем караулите?
– А как же! – мужчина кивнул в сторону Форда. – Не у всех гаражи есть, а машина не каждый день требуется.
– Часто тут машины воруют?
– Воруют? – Вадим почесал макушку. – Не слышал. А вот стекло разбить могут запросто. Тут недавно у одного разбили. Вот я для того здесь и сижу. Чтоб не разбивали.
– Понятно. Спасибо.
– Ждем в гости, – Вадим потер ладони и оскалился, изображая улыбку. – Приходите.
– Обязательно.
Плеханов направился к подъезду, а Вадим обратно в гараж.
* * *
В подъезде сильно пахло бензином, будто кто-то уронил старую керосиновую лампу на бетонный пол, да так и оставил, не удосужившись вытереть лужу. Плеханов поморщился и поспешно поднялся на четвертый этаж. Там запах почти не чувствовался.Дверь открыл отец Макса – высокий, почти на две головы выше Виктора, мужчина в спортивных штанах с пузырями на коленях. Серая футболка была заправлена в штаны и сильно обтягивала тело, но было заметно, что она не глаженая. Он был очень похож на Максима, на сильно постаревшего Максима: такие же ярко-голубые глаза, тонкий нос, четко очерченные скулы, только волос немного меньше, а на лице – морщины.
– Виктр? – мужчина говорил быстро, проглатывая гласные и даже целые слоги, отчего Плеханов не сразу понял собеседника.
Плеханов кивнул.
– Здравствуйте.
– Прходите.
Они расположились на кухне. Куликов-младший поставил на плиту чайник, а его отец достал из шкафа печенье. Мачеха Максима не пришла с работы, так что мужчины были дома одни. Отца Макса звали Сергей Иванович, и он оказался хозяйственным и добродушным человеком. Чайник еще не успел закипеть, как на столе образовалась нарезанная тонкими ломтиками «молочная» колбаса, ржаной хлеб, сыр с дырками и лук.