Жданова Марина. Смерть в белом халате

   Виктор сидел в мягком нежно-зеленом кресле в цветочек и старался не вмешиваться в разговор дяди и племянника, но это получалось плохо, потому что Эдуард Петрович, как радушный и внимательный хозяин при любом удобном случае спрашивал мнение гостя, поминутно предлагал то шоколад, то сахар, а то и коньяк.
   Плеханов расслабился. Светло-зеленый цвет комнаты успокаивал, а пробивавшееся через легкие белые занавески солнце, приятно согревало лицо.
   – Как хорошо, что ты приехал, Максик, – говорил Эдуард Петрович племяннику. – Я думал, ты совсем обо мне забыл.
   – Дела, – Куликов-младший виновато опустил голову. – Ты же знаешь. А сейчас ко всему прочему сессия началась. Вчера первый зачет сдали.
   – Молодцы. Виктор, вы в одной группе с Максимом учитесь?
   – Да.
   – А по какому делу сюда приехал? – вновь обратился к племяннику Эдуард Петрович.
   – Насчет соседнего дома. Администрация предлагает его как один из вариантов для расселения.
   – Да ты что! – мужчина вскочил с дивана и чуть не опрокинул на себя низкий стеклянный столик с кофейником. – Соглашайся, Максик! Обязательно соглашайся!
   Куликов степенно кивнул.
   – Я сразу не сообразил, что это именно этот дом, думал, просто где-то недалеко от тебя. А приехал, и вот, такой сюрприз.
   – Да уж. – Эдуард Петрович вновь опустился на диван. – Неужели Администрация действительно думает, будто кто-то согласится переехать в соседний дом? Виктор, вы видели, в каком он состоянии?
   Плеханов снова кивнул и сделал большой глоток из чашки.
   – Угощайтесь, вот конфеты, берите, не стесняйтесь!
   – Спасибо.
   Максим тем временем допил свой кофе и вопросительно посмотрел на дядю.
   – Так мне соглашаться? Этот дом только под снос.
   – Бери. Только заинтересованности не показывай. Пусть думают, ты от безысходности готов на любой вариант. Тем более, ничего лучшего они не предложат.
   – Вот! – Куликов поднял указательный палец к потолку и воззрился на Плеханова. – Я же тебе говорил! А ты до сих пор думаешь, будто миром правит справедливость! Деньги правят! Деньги! И ничего больше.
   Виктор предпочел промолчать, а слово вновь взял дядя Макса.
   – Как оформишь все бумаги, сразу подавай на приватизацию. А там мы этот дом снесем, землю выровняем, сделаем большой розарий или сад разобьем. А то у меня и посидеть негде, только на лавочке перед домом.
   – Значит, судьба была тебе этот дом заполучить, – улыбнулся Куликов-младший. – Дед не соглашался на приватизацию, все боялся чего-то, а в результате…
   – Не каркай, Максик! – дядя добродушно подмигнул племяннику. – Хорошую новость вы мне сообщили! Ну, а сам-то как? Переживаешь из-за мамки-то?
   – Нормально. Во вторник пять месяцев будет, как она умерла.
   Мужчины замолчали. Плеханов кашлянул.
   – Да, – Максим поднялся, – нам пора. Я тебе позвоню, когда все решится.
   – Конечно. – Эдуард Петрович встал с дивана и проводил гостей до двери. – Приезжай лучше. И вы, Виктор, тоже.
   – Спасибо. Всего доброго! – Виктор снова пожал крепкую ладонь «лесоруба» и направился к машине.
   Плеханов успел бросить прощальный взгляд на лачужку. Если первый дом, который они с Куликовым посмотрели сегодня, находился в относительно хорошем состоянии, то этот, однозначно, необходимо было снести. Неужели никто из Администрации здесь не был? Неужели никто не удосужился посмотреть, какие условия предоставляются людям? Или, все же кто-то приезжал?..
   Максим, наконец, попрощался с дядей и сел за руль отцовской «Лады».
   – Как хорошо, что мы сюда все-таки приехали. Ты рад?
   – Рад, – честно ответил Виктор. – Я рад, что эта лачужка не достанется бабе Насте, и что этот домишко принесет кому-то не головную боль и разочарование, а счастье.
   Куликов расхохотался.
   – Тебя послушать, так ты за всеобщее благополучие.
   – Так и есть. И зря ты смеешься. Справедливость должна быть! Кстати, насчет того дома, который нам дед, на Щукаря похожий, показывал…
   – Тебе он тоже Щукаря напомнил? – удивился Макс. – Я сразу Шолохова вспомнил, как только он в окно выглянул, просто тебе не стал говорить. Вот это да! Колоритный старичок!
   – Поговори с жильцами, пусть не отказываются от того дома. Ремонт мы сделать поможем, да и рамы заменить – не очень дорого.
   – Да. – Куликов посерьезнел. – Бабе Насте, конечно, в такой глухомани делать нечего, а вот Антонина Петровна вполне может там обосноваться. Женщина она сильная, здоровая. А с ремонтом мы ей действительно поможем. Чует мое сердце: пара вариантов, и на улицу Касьянова приедут экскаваторы.
   Машина тронулась, и вскоре лачужка почти по самые окна вросшая в землю, скрылась за деревьями.
   Плеханов вздохнул. День получился суетливым, а вечером ему предстояло отправиться на дежурство в «Кащенку». Он зевнул и закрыл глаза. С дорогой Макс как-нибудь сам разберется, все же четвертый год за рулем. И без аварий.
 
    Ночь с 13 на 14 мая
   Последние дни, как, впрочем, и ночи, получились насыщенными событиями. Началось все с Савичева, который испугал все отделение, проткнув себе запястье вилкой, продолжением послужила несколько необычная сдача зачета, который прошел легче, чем ожидалось. Прошлой ночью – дискотека в «ЭльГреко» и пожар (Плеханов до сих пор вспоминал хрупкую блондиночку Олю, стыдливо прикрывающую ладошками маленькие черные трусики). Потом короткий сон и поездка с Максом по адресам, предложенным Администрацией. Виктор надеялся, что все несчастья, которые могли произойти, уже произошли, и ему удастся выспаться после дежурства. И хорошо бы оно прошло без происшествий.
   Вечером Виктор пришел в клинику и первым, кого он встретил, был Антон. Эколог с важным видом сидел за столом в коридоре, листая журнал дежурств.
   – Ты до сих пор здесь? – удивился Плеханов.
   Парень печально кивнул.
   – Вчера пытался из ординаторской в милицию позвонить, так Геннадий Андреевич строго настрого приказал меня дальше второго отделения не выпускать. Теперь даже к охраннику спуститься не могу, чтобы пиво мне купил! И деньги закончились.
   – Деньги я тебе дам. – Виктор полез в карман и вытащил триста рублей, – больше у меня нет.
   – Спасибо, Витек! А то эта их больничная еда – ноги протянешь! Попрошу Ольгу Николаевну сосисок мне купить.
   – До милиции дозвонился?
   – Как же! У них, оказывается, только внутренний телефон. Я набрал 02, а попал к какому-то психиатру, – пожаловался эколог. – Слушай, а сотового у тебя нет?
   – Нет. Я сюда ничего ценного не приношу. Мало ли. Да ты не переживай, думаю, завтра тебя отсюда заберут!
   – Хорошо бы. А то мне кажется, будто я здесь уже неделю, не меньше.
   – Тебя родители искать не будут?
   – Нет. Я с отцом живу, а отношения у нас в последнее время не очень. Ссоримся часто. – Эколог помрачнел. – Я, честно говоря, пару раз из дома сбегал, потом, правда, возвращался, так что отец привычный. Искать будет не раньше, чем через неделю. Если только из экологов кто-нибудь вспомнит…
   – Ясно. Пойдем в ординаторскую. Покажусь Ольге Николаевне, заодно про сменщика узнаю.
   – Про сменщика и я тебе могу сказать: никого не нашли! Геннадий Андреевич сказал, ты и один справишься, а мне приказал тебя слушаться, если что-нибудь случится.
   Виктор вздохнул и отправился в ординаторскую, Антон засеменил следом.
   Плеханов постучал и, не дождавшись ответа, открыл дверь. Медсестра сидела за столом, заполняя бланки на лекарства.
   – Добрый вечер, – поздоровался Плеханов.
   Ольга Николаевна оторвалась от своего занятия, и устало махнула рукой.
   – Здравствуйте, Виктор. Если вы насчет дежурства, не волнуйтесь, одного мы вас не оставим. Сменщика, правда, до сих пор не нашли. В общем, я сегодня буду дежурить вместе с вами.
   – Тогда, вы будете здесь, а я в коридоре, – предложил Плеханов.
   – Спасибо. Я за день так устала с этими проверками! К нам через неделю комиссия приезжает, надо документацию в порядок привести. Если не возражаете, я здесь поработаю.
   – А я? – Антон вопросительно посмотрел на женщину. – Не забывайте, что я здесь сплю! Если уж меня здесь держат, пусть предоставляют нормальные условия!
   – У нас и в палатах неплохо, – парировала медсестра.
   – Ну, уж, дудки! В палату не пойду! Я не шизик какой-нибудь! Буду с вами, на диванчике.
   – Диван мог бы уступить даме, – Виктор надел белый халат и пригладил взъерошенные волосы.
   – Мы разберемся, кто кому чего должен, – недовольно буркнул Антон.
   – Не нужно ссор, молодые люди! Хотите, я вам чай приготовлю? – Ольга Николаевна поспешно встала со стула, но Плеханов махнул рукой.
   – Не беспокойтесь, Ольга Николаевна. Отдыхайте. А ты, активист-эколог, повежливее. Не у себя дома!

* * *

   Прежде чем вернуться на пост, Виктор прошел по коридору, поочередно заглядывая в палаты. Спали все, кроме Матвеева. Иван Борисович беспокойно ворочался с боку на бок, негромко бормоча себе под нос.
   Волнения позапрошлой ночи, подготовка к зачету, последующая его сдача, праздник в «ЭльГреко» и поездка с Максом по квартирам, не прошли даром. Виктор чувствовал, что не выспался, глаза закрывались. Плеханов включил вмонтированную в стену лампу, сел на положенное ему место и открыл журнал. Станица, повествующая о происшествиях прошлой ночи, была исписана.
   – Виктор! – Ольга Николаевна принесла большую чашку с чаем. – Сегодня вы должны были спать на диване? Ваш сменщик очень не вовремя заболел, а еще это происшествие с Савичевым… Не отказывайтесь! Голодное брюхо к дежурству глухо. Чай пить – не дрова рубить.
   Плеханов улыбнулся, взял чашку и демонстративно сделал глоток.
   – Ни в коем случае. Ваш труд не пропадет даром! Спасибо!
   Медсестра покосилась на журнал.
   – С этой проверкой пришлось много вписывать. Я пометила, где вы должны расписаться. Пролистайте.
   – Хорошо.
   Ольга Николаевна удалилась в ординаторскую, а Виктор занялся чтением.
   Оказывается, перед комиссией врачи заполнили сведения о больных, их домашние адреса, а также адреса и телефоны ночных дежурных. Виктор нашел свою фамилию и расписался. Пролистав страницы, он увидел запись за прошлую ночь и начал читать мелкий неразборчивый почерк Константина Ивановича – ночного дежурного. Буквы сливались, перепрыгивая друг через друга, сосредоточиться на неровном почерке старого медика было сложно. Строчки плыли. Плеханов зевнул и понял, что если не вздремнет минут пятнадцать, просто умрет тут, на этом самом стуле.
   Он положил руки на стол, лег и закрыл глаза.

* * *

   Александр Алексеевич проснулся от неясного ощущения, будто в палате находится посторонний. Он вздрогнул и забормотал:
   – Я не виноват! Я не виноват! Уходи прочь! Женщина с тысячью медных глаз! Проклятая цыганка! Я не виноват!
   – Са-а-аша-а-а! – раздался негромкий голос со стороны двери. – Нужна кро-о-овь!
   – Я не виноват! – вновь запричитал Савичев.
   Он поднялся, подошел к тумбочке.
   – Вилка!
   – Нужна кро-о-овь! – голос сделался громче. – Нужна кро-о-овь! Прямо сейчас! Иначе ты умрешь!

* * *

   Виктора разбудил грохот и последовавший за ним мерный стук. Плеханов потянулся. Глова была тяжелой, мысли путались. Через пару секунд он сообразил, что стук доносится из палаты эпилептика. Вскочив, дежурный подбежал к двери резко рванул ее на себя. Эпилептик лежал на полу, извивался и бился головой.
   Плеханов схватил с кровати подушку и попытался удержать голову бьющегося в судорогах мужчины.
   – Я помогу! – в палату вбежал Антон.
   Через две минуты приступ закончился, молодые люди переложили пациента на кровать.
   – Хорошо, что ты пришел, – Виктор вытер вспотевший лоб ладонью. – А почему не спишь?
   – Я спал. Неудобно, правда. Ольга Николаевна на диване легла, а я прямо за столом задремал. Услышал, как ты по коридору несешься, вот и пришел.
   – Я тоже заснул, – признался Плеханов. – Если бы не эпилептик, наверное, до утра бы проспал. Прошлой ночью отмечали сдачу очень сложного зачета. Нужно пациентов проверить. Не хочешь размяться?
   – Давай.
   Молодые люди отправились вдоль коридора.
   – Смотри, у Семенова дверь открыта! – Виктор озадаченно почесал затылок. – Пойдем сначала туда.
   В палате на полу лицом вниз лежал Павел Петрович. Рядом сидел Савичев и блаженно водил пальцем в луже чего-то темного.
   – Быстро буди Ольгу Николаевну, – приказал Виктор.
   Антон убежал. Плеханов включил в палате свет.
   – Выключите! Выключите! – заверещал Савичев. – Глазам больно! – Он закрыл лицо ладонями и из рук у него выпала алюминиевая вилка.
   Семенов не шевелился. Из глубокой раны на шее вытекла на пол и разлилась большим озером кровь. Виктор подошел к лежащему, пощупал запястье. Пульса не было.
   В коридоре послышались торопливые шаги, в палату вбежали медсестра и Антон.
   – О, Боже! – Ольга Николаевна схватилась за сердце. – Он жив?
   Плеханов отрицательно покачал головой. Антон подскочил к Савичеву и поднял с пола вилку; ручка ее была заточена и испачкана кровью. Медсестра, истерически всхлипнув, выбежала в коридор.
   – Нужно в милицию звонить! – Молодой человек сунул орудие убийства Плеханову. – Ты пока присмотри за ним, а я Ольгу Николаевну успокою.
   Савичев отнял ладони от лица и снова начал водить пальцем в луже. Щеки и нос его были измазаны красным, на штанах расползалось обширное бардовое пятно – кровь с пола впитывалась в пижаму.
   – Что же ты натворил!
   Виктор невольно перешел на «ты», он не смог бы обратиться к убийце по-другому. Савичев обернулся, взгляд его прояснился.
   – Как удачно все получилось! Хотел опять в туалет пойти, только вы там найдете! В соседней палате спрятался! Очень удачно!
   – Да, удачно, – буркнул Плеханов. – Зачем бедного Павла Петровича зарезал? Что он сделал?
   – Мне? Ничего не сделал. Я его не убивал. Мы с ним редко разговаривали. Странный он был. Все время круги вокруг себя в воздухе рисовал. И плевался. Знаете, я очень не люблю, когда плюются. Это некультурно. А я культурный. Я всегда перед обедом руки мою.
   – Перед обедом. – Виктор вспомнил про орудие убийства. – А вилка откуда?
   – На тумбочке нашел! – хитро сощурился Александр Алексеевич. – Человек думал, будто я не увижу, как он ее кладет, а я увидел! Хороший человек. Добрый! – Савичев захихикал и снова окунул палец в кровь.
   Виктор вздрогнул, когда увидел на запястье Савичева два длинных пореза.

* * *

   Милиция приехала быстро, а вот «скорая» немного опоздала, ведь ей спешить некуда – мертвое тело не воскресить, а освидетельствование может подождать. Суеты было много: повариха, услышав, про то, как Семенову проткнули горло вилкой, плача, доказывала, что эта вилка вовсе не из столовой. Все приборы у нее на учете. Пять пациентов в отделении – пять вилок. Ошибиться она не могла. Пожилая санитарка охала, сетуя, что ей предстоит убирать кровь, Ольга Николаевна всхлипывала, закрыв лицо руками. Плеханов обнял женщину за плечи и успокаивающе погладил по плечу.
   Пожилой судмедэксперт и фотограф уединились в палате Семенова, старший из двух приехавших милиционеров, – толстый, усатый, не выспавшийся майор Громыко, попросил выделить ему комнату, дабы он имел возможность по одному допросить всех присутствующих. Заведующий отвел майора в ординаторскую и вошел следом. Остальных попросили подождать в коридоре. Молодой милиционер остался с работниками клиники.
   Виктор нервничал. Он чувствовал свою вину: уснув, он косвенно стал виноват в смерти человека.
   – Не переживай, Витек! – Антон бодрился, но было видно, что и ему не по себе. – Ты не виноват! Рано или поздно он бы все равно кого-нибудь убил.
   Медсестра всхлипнула.
   – Александр Алексеевич опасен только для самого себя! Волк и всякий год линяет, а нрав не переменяет. Он никому не мог причинить вреда.
   – Не мог, а причинил. – Эколог закрыл шею ладонью. – А я спокойно ходил по отделению! Нужно убираться отсюда, пока ничего не случилось!
   – Уже случилось. – Виктор вытер внезапно вспотевшие ладони о халат. – Если бы я не заснул, то обязательно увидел, как Савичев выходит из палаты.
   – Не нужно, Виктор! Не корите себя! – Ольга Николаевна отстранилась от дежурного и встала ближе к двери в ординаторскую.
   – Очень интересно, – молодой милиционер с погонами старшего лейтенанта внимательно посмотрел на Плеханова. – Пока мойор Громыко розбирается с зоведующим, может, вы мне росскажете об убийстве?
   Плеханову понравился милиционер. Он внушал доверие – невысокий, полноватый, со слегка оттопыренными ушами он был похож скорее на деревенского парня, да и разговаривал странно – безбожно «окал», к месту и не к месту выделяя гласную «о», но речь была абсолютно правильной. Видимо, долго учился, а от рязанско-тамбовского говора так и не избавился.
   – Особенно рассказывать нечего. Я дежурил и нечаянно заснул. Проснулся оттого, что у одного из пациентов случился эпилептический припадок, побежал в палату. Потом прибежал Антон, вдвоем мы попытались помочь пациенту. Потом решили проверить больных. Вот, собственно, и все.
   Антон кивнул, подтверждая слова Виктора, и добавил:
   – Мы с Ольгой Николаевной тоже спали. А что, мне можно! Это не моя забота ночью психов охранять!
   – Понятно. – Милиционер, наконец, протянул руку сначала Виктору, потом Антону, и представился, – Сомов Евгений Николаевич.
   – Плеханов Виктор.
   – Антон.
   Старший лейтенант неловко улыбнулся медсестре и протянул ей руку. Ольга Николаевна, всхлипнув, закрыла лицо руками.
   Из ординаторской вышел Геннадий Андреевич, он позвал Плеханова, чтобы тот зашел к майору.
   – И вы тоже зайдите, – попросил врач милиционера.
   Сомов пояснил Виктору:
   – Буду покозания записывать.

* * *

   За столом ординаторской сидел майор Громыко, на краю дивана – заведующий. Сомов притулился сбоку от стола, достал блокнот и приготовился записывать.
   – Это не совсем официальный допрос, – пояснил не выспавшийся майор. – Можете считать нашу беседу, э-э-э, предварительным выяснением обстоятельств случившегося. Нам необходимо составить картину произошедшего.
   Плеханов стоял в центре комнаты, неловко переминаясь с ноги на ногу.
   – Фамилия, имя, отчество, год рождения, – обратился Громыко к Виктору и кивнул Евгению Николаевичу, чтобы тот записывал.
   – Плеханов Виктор Евгеньевич, 1984 года рождения.
   – Э-э-э, учитесь?
   – Да. В медицинском институте, на пятом курсе дневного отделения.
   – Хм. – Майор с сомнением посмотрел на Плеханова. – А почему здесь оказались?
   – Я работаю ночным дежурным.
   – Давно?
   – Месяц.
   – Каков график дежурства? Э-э-э, в котором часу вы приходите на работу, сколько раз в неделю дежурите?
   – Прихожу вечером, к шести, ухожу в восемь утра. Дежурим вдвоем с напарником, через день, точнее, через ночь.
   – Понятно. – Громыко покосился на Сомова, дабы удостовериться, что тот успел записать, и задал следующий вопрос: – Как зовут вашего напарника?
   – Павел. Но его нет, он заболел.
   – Э-э-э, вы дежурили один?
   – Со мной была Ольга Николаевна. Это наша старшая медсестра. Она осталась помочь мне, так как сменщика не нашли. Мне помогал Антон.
   – Он дежурный?
   – Нет. Он временно находится в клинике, но он не пациент. Об этом вам лучше поговорить с Геннадием Андреевичем. – Виктор покосился на заведующего и увидел, как тот вздрогнул. – Я мало знаю.
   – Э-э-э, расскажите, что произошло ночью. – Громыко потер кулаком правый глаз и зевнул, стараясь сделать это незаметно.
   Плеханов вздрогнул, пришла пора рассказать о том, как он нарушил дисциплину и заснул, о том, как по его вине погиб человек.
   – Я пришел на дежурство как обычно, сел на свое рабочее место. Полистал журнал происшествий за ночь и случайно заснул. – Виктор виновато посмотрел на Геннадия Андреевича, но тот уставился в пол и не видел взгляда дежурного. – Проснулся от грохота – у одного из пациентов случился эпилептический припадок – он упал с кровати. Прибежал Антон, мы успокоили человека, потом отправились проверить остальных больных. Дверь в палату Семенова была открыта и мы сразу пошли туда. Павел Петрович лежал на полу, рядом сидел Савичев. Он водил пальцем в луже крови. В руках у него была заточенная вилка.
   Плеханов ожидал, что майор его перебьет, но тот молчал и, казалось, вообще задремал. Вместо Громыко голос подал старший лейтенант.
   – Значит, все дежурные спали? Ольга Николаевна, вы, и даже Антон, которому, кстати сказать, бодрствовать было вовсе не обязательно?
   – Да.
   – А почему вы заснули?
   – Просто я уже две ночи не спал. То есть спал, но мало. С одиннадцатого на двенадцатое у нас произошло небольшое ЧП, а следующей ночью мы с друзьями были в клубе.
   Громыко очнулся и поинтересовался:
   – Э-э-э, что за ЧП?
   Геннадий Андреевич, до этого времени сидевший на диване без движения, поднял голову и извиняющимся тоном произнес:
   – Я вам рассказывал.
   – Ах, да! Значит, с одиннадцатого на двенадцатое ваш подопечный исколол себе руки вилкой, а с тринадцатого на четырнадцатое.… Впрочем, мы не будем делать поспешных выводов, подождем результатов экспертизы. Женя, трупом уже занимаются?
   – Сомо собой. Фотограф и судмедэксперт сейчас в полате.
   – Пусть работают. На чем мы остановились?
   Сомов посмотрел в блокнот.
   – На том, что молодые люди обноружили Савичева рядом с покойным.
   – Продолжайте, – сонным голосом попросил майор.
   Плеханов недоуменно посмотрел на вновь задремавшего Громыко. Наверное, этот милиционер видел в своей жизни столько трупов, что уже не реагирует ни на кровь, ни на факт убийства, ни на преступников с заточенной вилкой.
   – Я попросил Антона сбегать за Ольгой Николаевной, а сам включил свет и пощупал у Семенова пульс. Пульса не было. Когда Антон вернулся вместе с медсестрой, он отобрал вилку у Савичева и отдал мне. Ольге Николаевне стало дурно, она выбежала из палаты, Антон пошел за ней. Я спросил у Александра Алексеевича, зачем он убил Семенова, а тот ответил, что не убивал, а вилку ему подложил какой-то добрый человек.
   Громыко вновь оживился, но потом, вспомнив, где находится, спросил у заведующего:
   – Э-э-э, скажите, какой диагноз у подозреваемого?
   – Если кратко, то шизофрения.
   – Так-так-так. А галлюцинаций у него не бывает?
   – Бывают, – подтвердил Геннадий Андреевич. – Но в основном, кхе, слуховые.
   – Если «в основном», значит, пусть редко, но бывают и зрительные. Очень интересно.
   Плеханов понял, что майор милиции не поверил словам Савичева. А ведь вилку ему действительно могли подложить! Вряд ли Александр Алексеевич смог придумать такое.
   – Савичев не мог никого убить, – негромко сказал Виктор.
   – Почему?
   – Ему нужна была только своя кровь! Он и руки резал, чтобы на кровь посмотреть! И сегодня тоже.
   – Ага, – Громыко ткнул пальцем в блокнот своего помощника. – Запиши это. Резал руки и смотрел на кровь.
   – Вы не понимаете! – Виктор умоляюще посмотрел на заведующего. – Геннадий Андреевич, скажите!
   Заведующий откашлялся.
   – Формально Виктор Евгеньевич прав. История болезни Савичева подтверждает, что ему была нужна именно своя кровь. Но я, кхе, не смогу за это поручиться. Болезнь с течением времени могла незаметно трансформироваться.
   Громыко вновь ткнул пальцем в блокнот Сомова.
   – Записывай.
   Плеханов без сомнения нашел в словах заведующего рациональное зерно. Болезнь могла трансформироваться. В институте они проходили, что мания преследования с течением времени превращает преследуемого в преследователя, и человек становится опасным для окружающих. Не могло ли подобное произойти и с Савичевым? Но Виктор никак не мог представить безобидного Александра Алексеевича, вонзающего вилку в шею Семенова. К тому же, руки у него были порезаны.
   – Он порезал свои руки, – Виктор посмотрел на Громыко, но тот, лишь невозмутимо кивнул Сомову, чтобы тот записал показания.
   – Э-э-э, а как насчет вилки? – обратился милиционер к Геннадию Андреевичу. – Безопасность соблюдаете? Как я понял, это уже вторая вилка за последние три ночи.
   Геннадий Андреевич побледнел.
   – Кхе, мы принимаем все меры. Строго следим за предметами, которые можно применить не по назначению, принимаем меры.
   – Плохо принимаете, – устало сказал майор. – Первую вилку вы куда дели?
   Виктор покраснел.
   – Положил в карман халата, а потом выбросил. Кто бы ей стал есть?
   – Э-э-э, куда выбросили?
   – В корзину под столом.
   Громыко помрачнел.
   – Значит, Савичев мог достать эту вилку. Или не мог?
   – Не мог. Наверное. – Заведующий неуверенно посмотрел на майора. – Вообще-то вход в ординаторскую пациентам запрещен, к тому же большую часть времени здесь кто-нибудь находится.
   – Э-э-э, «большую часть времени». Женя, запиши.
   – Если рассуждать логически, скорее всего это была та же вилка. Не мог он достать сразу две, – неуверенно выдохнул заведующий.
   – А что говорит обслуживающий персонал столовой? Впрочем, их мы допросим отдельно. Скажите, э-э-э, Виктор, вечером перед убийством, в поведении Савичева вам ничего не показалось подозрительным?
   – Нет. По-моему, он был такой же, как всегда. Я никогда бы не поверил, что он может причинить кому-то вред.