Страница:
Внимание Костик привлекло новое шевеление у дверей музея. Кто-то пытался открыть дверь, толкнул ее и вошел внутрь. Вот это номер! Неужели Лоховский с напарником? Черт! Принесло же их сюда именно в это время. Придется все переигрывать, жаль. План был такой классный. Минут пять ничего не было слышно: ни стрельбы, ни криков. Костик все же решился заглянуть внутрь и действовать по обстановке.
Внутри музея было темно, тихо и как-то жутковато. Пахло пылью и какой-то плесенью. «Могильной» – пришла в голову Костика мрачная ассоциация. В друг в тишине раздался грохот, звук которого был увеличен многократным эхом залов. Сивухин услышал чей-то топот, крик, ругань, что-то загромыхало по направлению к выходу. Нервы у Сивухина сдали и он с воплем кинулся прочь.
Сломя голову Костик бежал в единственное убежище, которое знал на этой улице – на чердак. Он мчался наверх перескакивая по две-три ступеньки, как горный козел взбирается на самую высокую кручу спасая свою жизнь от какого-нибудь хищника или охотника. Успокоился Сивухин только на чердаке. Дрожащими руками он приставил бинокль к глазам, пытаясь рассмотреть что происходит в музее. Из дверей один за одним выкатывались люди в черном. Последний поскуливал и почему-то прихрамывал. Он чуть затормозил и начал мотать ногой, стараясь сбросить что-то невидимое. Его подельники уже скрылись за ближайшим углом, а он все еще боролся с кем-то или с чем-то. Происходящее напоминало эпизод из фильма ужасов. Наконец освободившись и этот метнулся за угол.
Происшедшее не было замечено жителями этой улицы. Костик собрался с духом и снова спустился вниз. И снова не успел. Он услышал чьи-то шаги и пригнулся, слившись с крыльцом. Из музея выходил Лоховский, почему-то измазанный чем-то черным. По запаху Сивухин определил – сапожный крем. Филимон поддерживал второго мужчину, державшего с руках пистолет.
Лоховский наклонился и поднял что-то с полу, Сивухину не было видно что это. Это что-то оказалось черной шапкой, которую Лоховский натянул на голову мужчины.
– Давай отойдем отсюда и поймаем машину – сказал тот, второй.
Костик чуть высунулся из своего укрытия. Филимон поддерживая приятеля, помогал ему сойти с лестницы. За спиной у него болталась сумка, в которой виднелись журналы. То что это именно журналы, Костик разглядел, когда Лоховский поравнялся с фонарным столбом.
Сивухин подождал пока эти двое не скроются из вида и поднялся по ступенькам. Он сделал шаг и споткнулся, кто-то воспользовался его падением и больно цапнул за коленку. Сивухин взвыл и схватил обидчика за гладкую холодную голову. Сивухину повезло, что в этот момент показалась яркая луна. Иначе его точно бы хватил сердечный удар.
В руках у Константина оказался огромный череп с оскаленной пастью. Внимательно разглядев «это» Сивухин сообразил, что перед ним вовсе не чудовище, а черепушка какой-то музейной зверюшки. Костик посчитал это происшествие предупреждением и решил в музей не соваться. Черепушку, чтоб не пропала он засунул в сумка, так на всякий случай. Раз уж ему не досталась марка, взять сувенир на память – справедливо.
Не солоно хлебавши отправился Сивухин домой, баиньки. У него еще теплилась надежда, что в тех журналах марки нет. Придя домой Костик завернул черепушку в старую рубаху, аккуратненько уложил в коробку и засунул под кровать, до лучших времен.
Проснулся он скорее поздно, чем рано. Прислушался, у кого-то из соседей работал телевизор. Местные новости, догадался Костик по особому выговору дикторши и названиям знакомых мест. Корреспонденты восторженно рапортовали об открытии в городе Кукуевске новой супер-песочницы во дворе одного из домов по улице Советской, нового пункта приема посуды рассчитанного на прием трехсот тысяч бутылок, новой…
«Экстренное сообщение. На связи наш корреспондент Кирилл Набрюхин, – совершенно другим тоном объявила дикторша. Сивухин встал с кровати и пристав ухо к стене прислушался.
Корреспондент Набрюхин противным гнусавым голосом заикаясь от переизбытка эмоций торопливо говорил:
– С-сегодня н-ночью в г-городском К-краеведческом м-музее с-совершено разбойничье нападение. Группа бандитов, одурманив усыпляющим газом сторожа, ворвалась в музей. Преступники похитили пару журналов с выставки печати. Но как считает следователь Волокодавов, журналы украдены для отвода глаз…
Другой не менее противный голос, очевидно этого самого следователя Волкодавова продолжил объяснения:
– Преступники охотились за черепом динозавра. Нужно сказать, что макет динозавра был подарен нашему городу аж в 1918 году известным археологом, почетным гражданином нашего города Шлиманевичем. Сам макет – искусная подделка, зато череп – настоящий. Очевидно, преступники действуют по заказу какого-либо частного коллекционера. Продать череп на аукционах не возможно. По всему городу объявлен план перехват: на вокзалах, в аэропортах (В Кукуевске отродясь не было аэропорта, но звучало очень убедительно), в автобусах и трамваях…
– Как заявил следователь Волкодавов, – снова вступил в разговор гнусавый Набрюхов, – найти череп и вернуть его на историческую родину, в музей нашего города – дело чести всех милиционеров Кукуевска. Мы же будем в свою очередь освещать ход расследования. И назначаем свою награду за любую ценную информацию об этом бесценном предмете. Наша награда 250 рублей. Звоните по телефону 01-02-03.
Костик чуть не лопнул со смеху. Разбойничье нападение, журналы для отвода глаз. Ну придурки, ну работнички. Кому он этот череп понадобится может. Разве что соседей или тещу до смерти попугать. Ценность, ценность… Тут до Сивухина дошло, что ищут ни чего-нибудь, а тот самый череп, который лежит у него под кроватью.
„Ни струя себе! Вот это да, вот это я попал – подумал Костик. – Взял сувенирчик на память, называется. И выбросить теперь его не выбросишь, не дай бог поймают. Что делать? Ладно, пусть полежит, пока вся эта бодяга не уляжется, он есть не просит. Уже.“
Сивухин мимоходом заглянул на кухню. Что там ему сегодня соседи послали на завтрак? У соседей сегодня было полное единодушие. Все завтракали картошкой. Одни – вареной, другие – жаренной, третьи – пюре. Костик оглянулся еще раз, достал свою миску и из каждой кастрюльки зачерпнул большой ложкой. Быстро, пока его не засекли он ретировался в комнату, поругивая прижимистых соседей. Кто ж ест с утра картошку? Давно пора чего-нибудь вкусненькое приготовить. Котлетки, блинчики или пельмешки. Пельмешки лучше всего получались у Машеньки Лоховской, а пирожки у Зиночки. Поедая картошку, Сивухин мечтал о кулинарных изысках и обдумывал дальнейшие ходы.
Придется сегодня возле психушки подежурить, на всякий случай, а вдруг в тех журналах и не было марки. Как попасть внутрь самой психушки Сивухин знал. Один его приятель как раз недавно проходил там курс лечения от алкоголизма, по некой новой методике. Курс пошел на пользу. Приятель с тех пор не мог пить дешевое пойло, нуждался только в хорошей водочке. Пришлось браться за ум и работать, для того чтобы пить. Вот к нему-то за консультацией и отправился Сивухин. Из первых рук так сказать.
Мерзеева отправила в рот десятую таблетку валерианки, чертовы таблетки, от них волнение только усиливается. Тоже мне успокоительное. Она вернулась в комнату и со злобой взглянула на мирно спящего Георгия Михеича. Спит, все так проспит. Деятель, хренов. Ему бы не бандой заведовать, а детской молочной кухней. Видите ли мы не можем светится, для этого шестерки есть. Да хоть пятерки. Нина Михайловна уселась в большое кресло, укрыла озябшие ноги пледом и включив телевизор отключила звук. На экране замелькали картинки. Это беззвучное мельтешение успокаивающе подействовало на Мерзееву и она задремала. Во сне все было хорошо, маленькая ладенькая, аккуратненькая марочка ловко лежала в большой ладони Мерзеевой. Она гладила ее пальцем и вдруг… марка заговорила человеческим голосом.
„Экстренное сообщение…“
Нина Михайловна проснулась ничего не понимая смотрела на свои руки. В ладони она держали не марку а пульт и случайно пальцем нажал на звук. Мерзеева взглянула на будильник: Девять часов! Идиотка, все проспала, Они уже наверное раз десять звонили, а она… Михеич все так же похрапывал во сне. Вот человек, ничего его не волнует. От неудобного сидения у Нины Михайловны затекли ноги и она встала, потягиваясь. Не взглянув на экран, Мерзеева выключила телевизор и отправилась принимать душ. Мобильник она взяла с собой, так на всякий случай. Приняв душ, сварив кофе, приведя лицо в порядок она пошла будить Михеича.
– Жорик, вставай. – пропела она целуя Михеича в намечающуюся лысинку.
– Ага, угу… – пробормотал тот, не открывая глаз.
– Пупсеночек, котеночек, вставай уже десятый час. Твои ребята наверное все глазоньки выплакали ожидаючи дальнейших распоряжений. Я что-то волноваться начинаю, не звонят и не звонят.
Михеич нехотя поднялся, шаркающей походкой двинулся на кухню. Достал бутылку холодненькой минералки и плеснул в стакан. Нина Михайловна на тарелке услужливо подала ему телефончики.
Нечитайло набрал номер:
– Это Нечитайло! – рыкнул он в трубку. – Где Сивый?… Что! Мать вашу, придурки… Живо ко мне, чтоб через пять минут…
Мерзеева слушавшая весь разговор боялась поверить своей догадке.
Михеич глянув, на ее бледное лицо и плотно сжатые губы, виновато произнес:
– Ты, это…, Нинулька, только не волнуйся… сядь вот на стульчик… Я тебе корвалольчику накапаю…
– Не надо мне твоего говенного корвалольчику, где моя марка… – срывающимся голос проговорила Мерзеева.
– Детка, все будет хорошо. В сущности ведь ничего не слу…
– Где! – глаза Мерзеевой налились кровью, а руки рефлекторно вытянулись вперед, подбираясь к шее Михеича.
Понятное дело, что сейчас в данный момент мадам Мерзеева за себя не отвечала, она находилась в состоянии аффекта. В том самом состоянии, в котором многие нормальные люди совершают ужасные вещи. По-этому Михеич абсолютно на нее не обиделся. Он просто схватил двухлитровую бутыль с холодненькой минералкой и плеснул в лицо Мерзеевой. Это подействовало.
Мозги Нины Михайловны тут же включились, она отплевывая вожу, растерянно оглядывалась по сторонам, стоя в луже холодной воды и дрожащим голосом испуганно глядя на Георгия Михеича, спросила:
– Апфу, апфу, апфу… Что это со мной?
– Ничего детка, ты хотела минералочки попить, а бутылочка у тебя из ручек выпала, – как можно ласковее и доходчивее, будто разговаривает с маленьким ребенком, ответил Михеич. – Пойди переоденься и приляг, ты немного переволновалась. Сейчас дядя доктор придет, укольчик тебе сделает.
Михеич помог Нине добраться до кровати, стащил мокрую рубаху, заботливо обтер полотенцем и подоткнув со всех сторон одеяло, позвонил своему личному доктору. Доктор явился очень быстро, без лишних вопросов померил давление, пульс и сделал укольчик успокоительного.
– Не переживайте, Георгий Михеич, – произнес он, убирая в бумажник купюру, полученную за визит. – Проснется, будет как новенькая.
Михеич проводил доктора до дверей и пошел принимать отчет о „содеянном“ у своих. Горе-похитители перебивая друг-друга рассказали о случившемся:
– Мы это, как надо, вошли… типа, раз и все чики-чики. Бабку эту газом. В натуре, а там уже тот баклан был. Ну мы его тюкнули… А потом…
– Михеич, их там банда целая, мамой клянусь… Один брал, а десять в засаде сидели. Они значит к нам, а мы темно. Фонарик упал…
– Потом у них собака была. Зверь… Михеич, вот за ногу цапнула. Я сейчас покажу, там такие дырки… – бандит начал было снимать носко, чтобы подтвердить свою правоту.
– Хватит! Пасть закройте – заорал Нечитайло. – Уроды, такое дело провалили. Вам бутылки собирать надо, а не на грабеж ходить. Стволы сдадите Сивому и валите, пока я вас на куски не порвал…
Михеич отвернулся и по мобильнику связался с помощником:
– Так, подбери мне настоящих мужиков, а не таких придурков. У этих козлов стволы заберешь и пусть свалят из города. Мне лишние языки не нужны… Троих пошли к психушке. Да, ты не ослышался. Пусть ждут тех двоих там. Ты понял? Себя не обнаруживать. Как только появятся, срочно звони мне…
Михеич вернулся в комнату, посмотреть на Ниночку. Та спала, улыбаясь во сне. Вероятно она видела что-то приятное. Михеич заботливо укрыл ее пушистым пледом и сел в кресло напротив кровати, обдумывать план боевых действий.
План был прост. Проникнуть на территорию психушки. Предварительно узнав у кого-нибудь, где находиться этот чертов музей, а главное есть ли в нем журнал. Если есть, то пробраться в него ночью и украсть. Банки брали, а уж какую-то мемориальную комнатушку без охраны и сигнализации, как гамбургер съесть. Пара минут.
Михеич достал свою записную книжку, напоминающую скорее гроссбух. Сюда были внесены все имена людей с которыми приходилось хоть когда-нибудь сталкиваться с в жизни: с кем-то сидел, с кем-то брал банк, с кем-то ходил в детский сад, с кем-то ехал в лифте. В криминальном мире, каждый человек чем-нибудь да ценен. Сегодня ты помог, завтра тебе помогут. В отличие от законопослушных граждан, Георгий Михеич вносил в алфавитном порядке не фамилии людей, а места где они работают или чем могут быть полезны.
Нечитайло раскрыл книжечку на странице с буквой „П“ и нашел слово „психушка“. Так и есть. В психушке работал бывший сосиделец на нарах, затем исправившийся, вставший на путь праведный, некто Чох. Должность он занимал так себе, плохенькую, незначительную. Был всего-навсего подсобным рабочим в этом заведении. Состоял при кухне, материальной ответственности не нес, к ценностям и продуктам приставлен не был. Но про местные порядки-распорядки знать был обязан.
Нечитайло призвал к себе одного из помощников, сказал заветное „петушиное“ слово и уже через два часа беседовал в своем кабинете с бывшим сокамерником. Чох нарисовал план музей, объяснил как пробраться на территории и выяснил, что интересующий Михеича журнал находиться именно там. К тому же, сегодня в психушке будет концерт и фейерверк, все будут заняты празднованием юбилея.
Нечитайло разбудил Ниночку и все рассказал:
– Я еду с вами. Я хочу лично во всем участвовать. Ты не понимаешь, я не смогу сидеть здесь, пока ты подвергаешь свою жизнь опасности, – горячо говорила Мерзеева, отклоняя все доводы Михеича.
Конечно ж, е она не говорила ему всего того о чем думала:: „Ты конечно милый пупсик, но жук еще тот. Так будет надежнее. Кто знает, может ты потом не захочешь делиться? Скажешь, что марки там не было. Нет уж, фиг!“
– Тем более, я хочу быть с тобой рядом. Ты же сам говорил, что опасности никакой, ну лапусь? Я хочу, чтоб мы были как Бонии и Клайд, – обиженно надув губки произнесла она, целуя Михеича в макушку.
Последний довод оказался наиболее убедительным. Мерзееву взяли на дело. По плану они вдвоем должны были пробраться внутрь флигеля, а снаружи, за стеной психушки их должны были ждать „орлы“ Михеича. Готовые в любую минуту прийти на помощь боссу. На этот раз Нечитайло решил сделать все своими руками, ему надоело что эти балбесы запарывают такие простые дела.
– Максим, Макс, иди сюда, – закричал он. – Тут про ограбление музея рассказывают. Представляешь, кто-то челюсти динозавринские утащил.
Максим вошел в комнату, прибавляя звук. Он внимательно выслушал сообщение корреспондента и спросил Филимона:
– Слушай, мне помнится, и их на порожке в музее оставил?
– Ну! И дверь за собой прикрыл, чтоб хулиганы не стащили.
– Значит за нами следом кто-то музей посетил. Вот только кто?
Пока Максим размышлял о произошедшем этот репортаж сменился другим.
На экране показалась знакомая стена и очертания психиатрической клиники.
„На днях мы отмечаем 100-летие со дня рождения нашего выдающегося земляка, известного всему миру психиатра Эммануила Арнольдовича Фрейдюнгова. В больнице имени этого выдающегося человека есть мемориальная комната-кабинет. Где руками заботливых медсестер, врачей и больных клиники собраны личные вещи ученого. Фрейдюнгову принадлежит известная теория о пользе физического труда для душевно больных. Особенно эффективным оказалась работа пациентов на тракторах. Человек, научившийся управлять техникой, быстрее возвращался к нормальной жизни и учились управлять собственными эмоциями…“
– Эврика! – завопил, что было мочи Максим. – Вот как мы попадем в клинику и добудем журнал. Мак начал рыться в ящиках и шкафчиках стенного шкафа. – Где-то у меня было корреспондентское удостоверение? Где ж он… Ага! Вот.
Филимон ничего не понимая смотрел на приятеля ищущего непонятно для чего эти корочки.
Максим протянул Филимону красненькое удостоверение, гласящее, что Максим Леонидович Брюсвилов, является корреспондентом спортивного отдела одной крупной столичной газеты. И хотя документ был выдан лет десять назад, о чем гласила дата, названная газета существовала и поныне.
– Подделка, а как настоящая – уважительно произнес Филимон Аркадьевич.
– Ну почему же? – обидевшись, произнес Максим. – Самая настоящая. Был в моей биографии и такой факт. Когда я еще в зените спортивной славы был, они мне сами предложили в для поднятия тиражей, так сказать… Я у них целый год числился.
– И писал сам? – поинтересовался Лоховский.
– Не-а, я только стати подписывал и присутствовал, когда интервью брали, а статьи за меня студенты-практиканты кропали. Нам деньги, газете – любовь читателей. Потом мне эта ерундистика надоела, ребята подкалывать стали, „писателем“ дразнили, ну я и бросил. Деньги у меня тогда были, времени свободного мало, почета хватало… А корочки до сих пор остались.
– А сейчас они нам не кой? – недоумевая, спросил Филимон Аркадьевич.
– Ну ты даешь. Все просто. Явимся мы в психушку как журналисты этой самой газеты, освятить так сказать славный юбилей города.
– А кто ж нас туда пустить?
– Они и пустят. Все хотят славы, хоть кусочек. Проберемся в их музей. Я думаю, что журнал именно там. Зачем он нужен, если не для музея? Не на ночь же они его читают.
– Ну ты, допустим, только допустим, как корреспондент пройдешь. А я? Предупреждаю сразу, психа изображать из себя я не буду. Понял.
– А ты со мной пойдешь как мальчик-ассистент, – пошутил Максим.
Эта фраза показалась Лоховскому смутно знакомой, вот только откуда?…
– У меня документов никаких нет. Как же меня пропустят? – слабо попытался возразить Филимон Аркадьевич.
– Ну это ерунда. У меня знакомая в отделе кадров одной малюсенькой газеты работает: „Наш ответ губернатору“ Газетенка оппозиционная, тираж у нее махенький. Но печати и все как полагается, как у больших газет. Жанка баба не любопытная, она тебе справочку напишет и печать поставит. И все. Кто там будет рассматривать какая у ассистента справка, главное, что корреспондент – столичный.
Филимон в очередной раз подивился продуманности и изворотливости приятеля. Вот шельмец, как ему удается такие нужные знакомства иметь?
Жаночка оказалась веселой толстушкой. Она встретила появления Максима бурными визгами, охами, восклицаниями. Без лишних слов девушка выписала справку, поставила печать, сделав единственное замечание:
– Для стажера твой приятель немножечко того, староват.
Удостоверение слегка потерли кирпичом, кое-где прилапали жирноватыми пальцами, что бы исчезла его подозрительна новизна.
Получив удостоверение и доведя его до нужной кондиции, приятели направились в психиатрическую больницу. В этот раз они подошли с парадного, если можно выразиться в этом случае, хода. В будке не то вахтера, не то охранника: сидел здоровяк не то тридцати, не то сорока лет. Мужик был упакован в пятнистую, традиционную форму для всех тех, кто чего-нибудь охраняет. Его толстое, помятое от пересыпа лицо являло собой маску глобального равнодушия. На стук в стекло своей будки он среагировал только с пятого раза.
– Здрасьте, – не то спросил, не то ответил толстомордый. – Посещение психов начинается с 17.00, приемный покой для вновь поступающих с другой стороны – монотонно пробормотал он.
Посчитав на этом свою миссию законченной, охранник снова скрылся в недрах будки.
Максим терпеливо постучал еще раз.
– Эй, любезный, как бы нам с главврачом вашего учреждения поговорить. Мы в некотором роде, пресса, освещаем подготовку к знаменательной дате.
Слова Максима оказались волшебными, типа крибле-крабле-бумс для какого-нибудь Иванушки-дурачка или слова „пиво“ для измученного трудовым рабочим днем работяги. Лениво-брезгливое выражение исчезло с его лица, уступив место заинтересованности.
– Так у нас, вроде, на днях, были ваши…
Максим презрительно усмехнулся и с сарказмом ответил, ставя нахального провинциала на место:
– Наши? Вряд ли. Я представляю „Московский вестник психиатрии.“
Есть ли такой на самом деле, Филимон Аркадьевич не знал, но глядя Макса, поверил.
– Из Москвы? – удивился охранник. – Ишь ты, и там про Нашего знают…
Охранник потянулся к телефону, набрал какой-то номер, что-то пробормотал в трубку и громко доложил:
– Гамлет Иванович, тут к вам журналист из Москвы… впустить?… Есть!
„Интересненькое имечко у главврача, особенно с отчеством сочетается хорошо“, – пронеслось в голове у Филимона, – Хотя… в психушке возможно все…».
Мысль свою Лоховский додумать не успел, охранник попросил предъявить документы. Филимон немного занервничал, но глядя на невозмутимого Максима немного успокоился. Тем более, что его справка стажера была самой что ни на есть достоверной.
На удостоверение Макса охранник посмотрел только мельком, удостоверение Филимона Аркадьевича изучал долго и придирчиво.
– А говорили из Москвы? – недовольно произнес он, возвращая корочки Филимону.
– Из Москвы, из Москвы, – успокоил его Макс. – Это просто в качестве шефской помощи, в рамках новой программы: «Протяни руку журналисту из провинции». Вот мне его в качестве нагрузки и дали. Пусть осваивает так сказать, как работают профессионалы.
Филимон Аркадьевич в который раз подивился наглости и находчивости Максима. Тот совершенно не делал никаких усилий, для того, чтобы ловко соврать. Ложь лилась плавно, естественно, была логичной и очень убедительной. Охранник заглотил ее и не подавился.
– Сейчас проедете через двор, затем повернете направо, обойдете здание и увидите флигелек. Там у нас Гамлет Иванович и заседает.
– А психи? – боязливо поинтересовался Филимон.
– Не беспокойтесь, они в это время «Санту-Барбару» смотрют. Так что по двору никто не шастает.
Ну не шастают, так не шастают. Однако Филимон поминутно оглядывался, вздрагивал от каждого шороха, пока они пересекали огромный двор.
Флигелек был выкрашен в приятный зеленоватый цвет, впрочем как и все остальные строения. Все это скорее напоминало старинную дворянскую усадьбу, с садом, пашней, если бы не решетки на окнах первого этажа. Решеток не было только во флигельки.
– Слушай, Макс, а если он нас раскусит? – в который раз переспросил Филимон. – Он же это,… психолог, людей насквозь видит.
– Еще раз, ты у меня это спросишь, я тебя вот здесь (Макс развел руками) и оставлю. Понял?
Лоховский кивнул головой, он и сам понимал, что его вопросы и сомнения мешают Максу сосредоточиться.
Их ждали, не успели они подняться по крутым ступенькам крыльца с резными перильцами, как дверь отворилась.
– Милости просим, всегда рады гостям… – произнес высокий мужчина с пышной бородой, в белом халате и в крохотной белой шапочке, неизвестно как удерживающейся на его буйных кудрях.
И хотя слова «милости просим» «всегда рады гостям» в таком учреждении, как психушка, были довольно смелыми и имели двойной подтекст, псевдожурналисты улыбнулись и поздоровались.
– Гамлет Иванович? – уточнил Максим, так на всякий случай.
– Проходите-проходите, – подмигнул им мужчина, гостеприимно распахивая двери своего кабинета.
Максим и Филимон с любопытством оглядывались по сторонам: все же не каждый раз бываешь в кабинете главврача психиатрической клиники или санатория, тут уж все равно как не назови.
Внутри музея было темно, тихо и как-то жутковато. Пахло пылью и какой-то плесенью. «Могильной» – пришла в голову Костика мрачная ассоциация. В друг в тишине раздался грохот, звук которого был увеличен многократным эхом залов. Сивухин услышал чей-то топот, крик, ругань, что-то загромыхало по направлению к выходу. Нервы у Сивухина сдали и он с воплем кинулся прочь.
Сломя голову Костик бежал в единственное убежище, которое знал на этой улице – на чердак. Он мчался наверх перескакивая по две-три ступеньки, как горный козел взбирается на самую высокую кручу спасая свою жизнь от какого-нибудь хищника или охотника. Успокоился Сивухин только на чердаке. Дрожащими руками он приставил бинокль к глазам, пытаясь рассмотреть что происходит в музее. Из дверей один за одним выкатывались люди в черном. Последний поскуливал и почему-то прихрамывал. Он чуть затормозил и начал мотать ногой, стараясь сбросить что-то невидимое. Его подельники уже скрылись за ближайшим углом, а он все еще боролся с кем-то или с чем-то. Происходящее напоминало эпизод из фильма ужасов. Наконец освободившись и этот метнулся за угол.
Происшедшее не было замечено жителями этой улицы. Костик собрался с духом и снова спустился вниз. И снова не успел. Он услышал чьи-то шаги и пригнулся, слившись с крыльцом. Из музея выходил Лоховский, почему-то измазанный чем-то черным. По запаху Сивухин определил – сапожный крем. Филимон поддерживал второго мужчину, державшего с руках пистолет.
Лоховский наклонился и поднял что-то с полу, Сивухину не было видно что это. Это что-то оказалось черной шапкой, которую Лоховский натянул на голову мужчины.
– Давай отойдем отсюда и поймаем машину – сказал тот, второй.
Костик чуть высунулся из своего укрытия. Филимон поддерживая приятеля, помогал ему сойти с лестницы. За спиной у него болталась сумка, в которой виднелись журналы. То что это именно журналы, Костик разглядел, когда Лоховский поравнялся с фонарным столбом.
Сивухин подождал пока эти двое не скроются из вида и поднялся по ступенькам. Он сделал шаг и споткнулся, кто-то воспользовался его падением и больно цапнул за коленку. Сивухин взвыл и схватил обидчика за гладкую холодную голову. Сивухину повезло, что в этот момент показалась яркая луна. Иначе его точно бы хватил сердечный удар.
В руках у Константина оказался огромный череп с оскаленной пастью. Внимательно разглядев «это» Сивухин сообразил, что перед ним вовсе не чудовище, а черепушка какой-то музейной зверюшки. Костик посчитал это происшествие предупреждением и решил в музей не соваться. Черепушку, чтоб не пропала он засунул в сумка, так на всякий случай. Раз уж ему не досталась марка, взять сувенир на память – справедливо.
Не солоно хлебавши отправился Сивухин домой, баиньки. У него еще теплилась надежда, что в тех журналах марки нет. Придя домой Костик завернул черепушку в старую рубаху, аккуратненько уложил в коробку и засунул под кровать, до лучших времен.
Проснулся он скорее поздно, чем рано. Прислушался, у кого-то из соседей работал телевизор. Местные новости, догадался Костик по особому выговору дикторши и названиям знакомых мест. Корреспонденты восторженно рапортовали об открытии в городе Кукуевске новой супер-песочницы во дворе одного из домов по улице Советской, нового пункта приема посуды рассчитанного на прием трехсот тысяч бутылок, новой…
«Экстренное сообщение. На связи наш корреспондент Кирилл Набрюхин, – совершенно другим тоном объявила дикторша. Сивухин встал с кровати и пристав ухо к стене прислушался.
Корреспондент Набрюхин противным гнусавым голосом заикаясь от переизбытка эмоций торопливо говорил:
– С-сегодня н-ночью в г-городском К-краеведческом м-музее с-совершено разбойничье нападение. Группа бандитов, одурманив усыпляющим газом сторожа, ворвалась в музей. Преступники похитили пару журналов с выставки печати. Но как считает следователь Волокодавов, журналы украдены для отвода глаз…
Другой не менее противный голос, очевидно этого самого следователя Волкодавова продолжил объяснения:
– Преступники охотились за черепом динозавра. Нужно сказать, что макет динозавра был подарен нашему городу аж в 1918 году известным археологом, почетным гражданином нашего города Шлиманевичем. Сам макет – искусная подделка, зато череп – настоящий. Очевидно, преступники действуют по заказу какого-либо частного коллекционера. Продать череп на аукционах не возможно. По всему городу объявлен план перехват: на вокзалах, в аэропортах (В Кукуевске отродясь не было аэропорта, но звучало очень убедительно), в автобусах и трамваях…
– Как заявил следователь Волкодавов, – снова вступил в разговор гнусавый Набрюхов, – найти череп и вернуть его на историческую родину, в музей нашего города – дело чести всех милиционеров Кукуевска. Мы же будем в свою очередь освещать ход расследования. И назначаем свою награду за любую ценную информацию об этом бесценном предмете. Наша награда 250 рублей. Звоните по телефону 01-02-03.
Костик чуть не лопнул со смеху. Разбойничье нападение, журналы для отвода глаз. Ну придурки, ну работнички. Кому он этот череп понадобится может. Разве что соседей или тещу до смерти попугать. Ценность, ценность… Тут до Сивухина дошло, что ищут ни чего-нибудь, а тот самый череп, который лежит у него под кроватью.
„Ни струя себе! Вот это да, вот это я попал – подумал Костик. – Взял сувенирчик на память, называется. И выбросить теперь его не выбросишь, не дай бог поймают. Что делать? Ладно, пусть полежит, пока вся эта бодяга не уляжется, он есть не просит. Уже.“
Сивухин мимоходом заглянул на кухню. Что там ему сегодня соседи послали на завтрак? У соседей сегодня было полное единодушие. Все завтракали картошкой. Одни – вареной, другие – жаренной, третьи – пюре. Костик оглянулся еще раз, достал свою миску и из каждой кастрюльки зачерпнул большой ложкой. Быстро, пока его не засекли он ретировался в комнату, поругивая прижимистых соседей. Кто ж ест с утра картошку? Давно пора чего-нибудь вкусненькое приготовить. Котлетки, блинчики или пельмешки. Пельмешки лучше всего получались у Машеньки Лоховской, а пирожки у Зиночки. Поедая картошку, Сивухин мечтал о кулинарных изысках и обдумывал дальнейшие ходы.
Придется сегодня возле психушки подежурить, на всякий случай, а вдруг в тех журналах и не было марки. Как попасть внутрь самой психушки Сивухин знал. Один его приятель как раз недавно проходил там курс лечения от алкоголизма, по некой новой методике. Курс пошел на пользу. Приятель с тех пор не мог пить дешевое пойло, нуждался только в хорошей водочке. Пришлось браться за ум и работать, для того чтобы пить. Вот к нему-то за консультацией и отправился Сивухин. Из первых рук так сказать.
* * *
Нина Михайловна ночевал у Михеича. Она почти не спал прислушиваясь не звонит ли телефон? Михеич видел уже давно спал. Он улыбался, снилось ему что-то очень приятное – деньги. Много денег на счету в швейцарском хранилище. Мерзеева же в белой ночной рубашке бродила по многочисленным комнатам квартиры как приведение, которому не дает успокоиться совесть. Мерзеева терзалась муками неизвестности. Она не могла смотреть телевизор, вдруг не услышит звонка. Не могла есть, принимать душ, и многое другое. Была бы ее воля, она сама, собственными ногами вошла в этот музей. Разве можно доверять такое важное дело посторонним? Нет. Эта ошибка. Михеич слишком доверяет своим парням. Банки! Подумаешь, банки они брали, презрительно фыркнула Нина Михайловна. Банк может каждый взять, а вот нужное дело не завалить…Мерзеева отправила в рот десятую таблетку валерианки, чертовы таблетки, от них волнение только усиливается. Тоже мне успокоительное. Она вернулась в комнату и со злобой взглянула на мирно спящего Георгия Михеича. Спит, все так проспит. Деятель, хренов. Ему бы не бандой заведовать, а детской молочной кухней. Видите ли мы не можем светится, для этого шестерки есть. Да хоть пятерки. Нина Михайловна уселась в большое кресло, укрыла озябшие ноги пледом и включив телевизор отключила звук. На экране замелькали картинки. Это беззвучное мельтешение успокаивающе подействовало на Мерзееву и она задремала. Во сне все было хорошо, маленькая ладенькая, аккуратненькая марочка ловко лежала в большой ладони Мерзеевой. Она гладила ее пальцем и вдруг… марка заговорила человеческим голосом.
„Экстренное сообщение…“
Нина Михайловна проснулась ничего не понимая смотрела на свои руки. В ладони она держали не марку а пульт и случайно пальцем нажал на звук. Мерзеева взглянула на будильник: Девять часов! Идиотка, все проспала, Они уже наверное раз десять звонили, а она… Михеич все так же похрапывал во сне. Вот человек, ничего его не волнует. От неудобного сидения у Нины Михайловны затекли ноги и она встала, потягиваясь. Не взглянув на экран, Мерзеева выключила телевизор и отправилась принимать душ. Мобильник она взяла с собой, так на всякий случай. Приняв душ, сварив кофе, приведя лицо в порядок она пошла будить Михеича.
– Жорик, вставай. – пропела она целуя Михеича в намечающуюся лысинку.
– Ага, угу… – пробормотал тот, не открывая глаз.
– Пупсеночек, котеночек, вставай уже десятый час. Твои ребята наверное все глазоньки выплакали ожидаючи дальнейших распоряжений. Я что-то волноваться начинаю, не звонят и не звонят.
Михеич нехотя поднялся, шаркающей походкой двинулся на кухню. Достал бутылку холодненькой минералки и плеснул в стакан. Нина Михайловна на тарелке услужливо подала ему телефончики.
Нечитайло набрал номер:
– Это Нечитайло! – рыкнул он в трубку. – Где Сивый?… Что! Мать вашу, придурки… Живо ко мне, чтоб через пять минут…
Мерзеева слушавшая весь разговор боялась поверить своей догадке.
Михеич глянув, на ее бледное лицо и плотно сжатые губы, виновато произнес:
– Ты, это…, Нинулька, только не волнуйся… сядь вот на стульчик… Я тебе корвалольчику накапаю…
– Не надо мне твоего говенного корвалольчику, где моя марка… – срывающимся голос проговорила Мерзеева.
– Детка, все будет хорошо. В сущности ведь ничего не слу…
– Где! – глаза Мерзеевой налились кровью, а руки рефлекторно вытянулись вперед, подбираясь к шее Михеича.
Понятное дело, что сейчас в данный момент мадам Мерзеева за себя не отвечала, она находилась в состоянии аффекта. В том самом состоянии, в котором многие нормальные люди совершают ужасные вещи. По-этому Михеич абсолютно на нее не обиделся. Он просто схватил двухлитровую бутыль с холодненькой минералкой и плеснул в лицо Мерзеевой. Это подействовало.
Мозги Нины Михайловны тут же включились, она отплевывая вожу, растерянно оглядывалась по сторонам, стоя в луже холодной воды и дрожащим голосом испуганно глядя на Георгия Михеича, спросила:
– Апфу, апфу, апфу… Что это со мной?
– Ничего детка, ты хотела минералочки попить, а бутылочка у тебя из ручек выпала, – как можно ласковее и доходчивее, будто разговаривает с маленьким ребенком, ответил Михеич. – Пойди переоденься и приляг, ты немного переволновалась. Сейчас дядя доктор придет, укольчик тебе сделает.
Михеич помог Нине добраться до кровати, стащил мокрую рубаху, заботливо обтер полотенцем и подоткнув со всех сторон одеяло, позвонил своему личному доктору. Доктор явился очень быстро, без лишних вопросов померил давление, пульс и сделал укольчик успокоительного.
– Не переживайте, Георгий Михеич, – произнес он, убирая в бумажник купюру, полученную за визит. – Проснется, будет как новенькая.
Михеич проводил доктора до дверей и пошел принимать отчет о „содеянном“ у своих. Горе-похитители перебивая друг-друга рассказали о случившемся:
– Мы это, как надо, вошли… типа, раз и все чики-чики. Бабку эту газом. В натуре, а там уже тот баклан был. Ну мы его тюкнули… А потом…
– Михеич, их там банда целая, мамой клянусь… Один брал, а десять в засаде сидели. Они значит к нам, а мы темно. Фонарик упал…
– Потом у них собака была. Зверь… Михеич, вот за ногу цапнула. Я сейчас покажу, там такие дырки… – бандит начал было снимать носко, чтобы подтвердить свою правоту.
– Хватит! Пасть закройте – заорал Нечитайло. – Уроды, такое дело провалили. Вам бутылки собирать надо, а не на грабеж ходить. Стволы сдадите Сивому и валите, пока я вас на куски не порвал…
Михеич отвернулся и по мобильнику связался с помощником:
– Так, подбери мне настоящих мужиков, а не таких придурков. У этих козлов стволы заберешь и пусть свалят из города. Мне лишние языки не нужны… Троих пошли к психушке. Да, ты не ослышался. Пусть ждут тех двоих там. Ты понял? Себя не обнаруживать. Как только появятся, срочно звони мне…
Михеич вернулся в комнату, посмотреть на Ниночку. Та спала, улыбаясь во сне. Вероятно она видела что-то приятное. Михеич заботливо укрыл ее пушистым пледом и сел в кресло напротив кровати, обдумывать план боевых действий.
План был прост. Проникнуть на территорию психушки. Предварительно узнав у кого-нибудь, где находиться этот чертов музей, а главное есть ли в нем журнал. Если есть, то пробраться в него ночью и украсть. Банки брали, а уж какую-то мемориальную комнатушку без охраны и сигнализации, как гамбургер съесть. Пара минут.
Михеич достал свою записную книжку, напоминающую скорее гроссбух. Сюда были внесены все имена людей с которыми приходилось хоть когда-нибудь сталкиваться с в жизни: с кем-то сидел, с кем-то брал банк, с кем-то ходил в детский сад, с кем-то ехал в лифте. В криминальном мире, каждый человек чем-нибудь да ценен. Сегодня ты помог, завтра тебе помогут. В отличие от законопослушных граждан, Георгий Михеич вносил в алфавитном порядке не фамилии людей, а места где они работают или чем могут быть полезны.
Нечитайло раскрыл книжечку на странице с буквой „П“ и нашел слово „психушка“. Так и есть. В психушке работал бывший сосиделец на нарах, затем исправившийся, вставший на путь праведный, некто Чох. Должность он занимал так себе, плохенькую, незначительную. Был всего-навсего подсобным рабочим в этом заведении. Состоял при кухне, материальной ответственности не нес, к ценностям и продуктам приставлен не был. Но про местные порядки-распорядки знать был обязан.
Нечитайло призвал к себе одного из помощников, сказал заветное „петушиное“ слово и уже через два часа беседовал в своем кабинете с бывшим сокамерником. Чох нарисовал план музей, объяснил как пробраться на территории и выяснил, что интересующий Михеича журнал находиться именно там. К тому же, сегодня в психушке будет концерт и фейерверк, все будут заняты празднованием юбилея.
Нечитайло разбудил Ниночку и все рассказал:
– Я еду с вами. Я хочу лично во всем участвовать. Ты не понимаешь, я не смогу сидеть здесь, пока ты подвергаешь свою жизнь опасности, – горячо говорила Мерзеева, отклоняя все доводы Михеича.
Конечно ж, е она не говорила ему всего того о чем думала:: „Ты конечно милый пупсик, но жук еще тот. Так будет надежнее. Кто знает, может ты потом не захочешь делиться? Скажешь, что марки там не было. Нет уж, фиг!“
– Тем более, я хочу быть с тобой рядом. Ты же сам говорил, что опасности никакой, ну лапусь? Я хочу, чтоб мы были как Бонии и Клайд, – обиженно надув губки произнесла она, целуя Михеича в макушку.
Последний довод оказался наиболее убедительным. Мерзееву взяли на дело. По плану они вдвоем должны были пробраться внутрь флигеля, а снаружи, за стеной психушки их должны были ждать „орлы“ Михеича. Готовые в любую минуту прийти на помощь боссу. На этот раз Нечитайло решил сделать все своими руками, ему надоело что эти балбесы запарывают такие простые дела.
* * *
В тот же день на другом конце Кукуевска Максим и Филимон ломали голову над тем, как попасть в психушку. Попасть, а главное, найти журналы. Почти все гениальное – просто дело случая. Когда приятели разошлись по разным углам придумывать и как быть дальше, Филимон машинально включил телевизор.– Максим, Макс, иди сюда, – закричал он. – Тут про ограбление музея рассказывают. Представляешь, кто-то челюсти динозавринские утащил.
Максим вошел в комнату, прибавляя звук. Он внимательно выслушал сообщение корреспондента и спросил Филимона:
– Слушай, мне помнится, и их на порожке в музее оставил?
– Ну! И дверь за собой прикрыл, чтоб хулиганы не стащили.
– Значит за нами следом кто-то музей посетил. Вот только кто?
Пока Максим размышлял о произошедшем этот репортаж сменился другим.
На экране показалась знакомая стена и очертания психиатрической клиники.
„На днях мы отмечаем 100-летие со дня рождения нашего выдающегося земляка, известного всему миру психиатра Эммануила Арнольдовича Фрейдюнгова. В больнице имени этого выдающегося человека есть мемориальная комната-кабинет. Где руками заботливых медсестер, врачей и больных клиники собраны личные вещи ученого. Фрейдюнгову принадлежит известная теория о пользе физического труда для душевно больных. Особенно эффективным оказалась работа пациентов на тракторах. Человек, научившийся управлять техникой, быстрее возвращался к нормальной жизни и учились управлять собственными эмоциями…“
– Эврика! – завопил, что было мочи Максим. – Вот как мы попадем в клинику и добудем журнал. Мак начал рыться в ящиках и шкафчиках стенного шкафа. – Где-то у меня было корреспондентское удостоверение? Где ж он… Ага! Вот.
Филимон ничего не понимая смотрел на приятеля ищущего непонятно для чего эти корочки.
Максим протянул Филимону красненькое удостоверение, гласящее, что Максим Леонидович Брюсвилов, является корреспондентом спортивного отдела одной крупной столичной газеты. И хотя документ был выдан лет десять назад, о чем гласила дата, названная газета существовала и поныне.
– Подделка, а как настоящая – уважительно произнес Филимон Аркадьевич.
– Ну почему же? – обидевшись, произнес Максим. – Самая настоящая. Был в моей биографии и такой факт. Когда я еще в зените спортивной славы был, они мне сами предложили в для поднятия тиражей, так сказать… Я у них целый год числился.
– И писал сам? – поинтересовался Лоховский.
– Не-а, я только стати подписывал и присутствовал, когда интервью брали, а статьи за меня студенты-практиканты кропали. Нам деньги, газете – любовь читателей. Потом мне эта ерундистика надоела, ребята подкалывать стали, „писателем“ дразнили, ну я и бросил. Деньги у меня тогда были, времени свободного мало, почета хватало… А корочки до сих пор остались.
– А сейчас они нам не кой? – недоумевая, спросил Филимон Аркадьевич.
– Ну ты даешь. Все просто. Явимся мы в психушку как журналисты этой самой газеты, освятить так сказать славный юбилей города.
– А кто ж нас туда пустить?
– Они и пустят. Все хотят славы, хоть кусочек. Проберемся в их музей. Я думаю, что журнал именно там. Зачем он нужен, если не для музея? Не на ночь же они его читают.
– Ну ты, допустим, только допустим, как корреспондент пройдешь. А я? Предупреждаю сразу, психа изображать из себя я не буду. Понял.
– А ты со мной пойдешь как мальчик-ассистент, – пошутил Максим.
Эта фраза показалась Лоховскому смутно знакомой, вот только откуда?…
– У меня документов никаких нет. Как же меня пропустят? – слабо попытался возразить Филимон Аркадьевич.
– Ну это ерунда. У меня знакомая в отделе кадров одной малюсенькой газеты работает: „Наш ответ губернатору“ Газетенка оппозиционная, тираж у нее махенький. Но печати и все как полагается, как у больших газет. Жанка баба не любопытная, она тебе справочку напишет и печать поставит. И все. Кто там будет рассматривать какая у ассистента справка, главное, что корреспондент – столичный.
Филимон в очередной раз подивился продуманности и изворотливости приятеля. Вот шельмец, как ему удается такие нужные знакомства иметь?
Жаночка оказалась веселой толстушкой. Она встретила появления Максима бурными визгами, охами, восклицаниями. Без лишних слов девушка выписала справку, поставила печать, сделав единственное замечание:
– Для стажера твой приятель немножечко того, староват.
Удостоверение слегка потерли кирпичом, кое-где прилапали жирноватыми пальцами, что бы исчезла его подозрительна новизна.
Получив удостоверение и доведя его до нужной кондиции, приятели направились в психиатрическую больницу. В этот раз они подошли с парадного, если можно выразиться в этом случае, хода. В будке не то вахтера, не то охранника: сидел здоровяк не то тридцати, не то сорока лет. Мужик был упакован в пятнистую, традиционную форму для всех тех, кто чего-нибудь охраняет. Его толстое, помятое от пересыпа лицо являло собой маску глобального равнодушия. На стук в стекло своей будки он среагировал только с пятого раза.
– Здрасьте, – не то спросил, не то ответил толстомордый. – Посещение психов начинается с 17.00, приемный покой для вновь поступающих с другой стороны – монотонно пробормотал он.
Посчитав на этом свою миссию законченной, охранник снова скрылся в недрах будки.
Максим терпеливо постучал еще раз.
– Эй, любезный, как бы нам с главврачом вашего учреждения поговорить. Мы в некотором роде, пресса, освещаем подготовку к знаменательной дате.
Слова Максима оказались волшебными, типа крибле-крабле-бумс для какого-нибудь Иванушки-дурачка или слова „пиво“ для измученного трудовым рабочим днем работяги. Лениво-брезгливое выражение исчезло с его лица, уступив место заинтересованности.
– Так у нас, вроде, на днях, были ваши…
Максим презрительно усмехнулся и с сарказмом ответил, ставя нахального провинциала на место:
– Наши? Вряд ли. Я представляю „Московский вестник психиатрии.“
Есть ли такой на самом деле, Филимон Аркадьевич не знал, но глядя Макса, поверил.
– Из Москвы? – удивился охранник. – Ишь ты, и там про Нашего знают…
Охранник потянулся к телефону, набрал какой-то номер, что-то пробормотал в трубку и громко доложил:
– Гамлет Иванович, тут к вам журналист из Москвы… впустить?… Есть!
„Интересненькое имечко у главврача, особенно с отчеством сочетается хорошо“, – пронеслось в голове у Филимона, – Хотя… в психушке возможно все…».
Мысль свою Лоховский додумать не успел, охранник попросил предъявить документы. Филимон немного занервничал, но глядя на невозмутимого Максима немного успокоился. Тем более, что его справка стажера была самой что ни на есть достоверной.
На удостоверение Макса охранник посмотрел только мельком, удостоверение Филимона Аркадьевича изучал долго и придирчиво.
– А говорили из Москвы? – недовольно произнес он, возвращая корочки Филимону.
– Из Москвы, из Москвы, – успокоил его Макс. – Это просто в качестве шефской помощи, в рамках новой программы: «Протяни руку журналисту из провинции». Вот мне его в качестве нагрузки и дали. Пусть осваивает так сказать, как работают профессионалы.
Филимон Аркадьевич в который раз подивился наглости и находчивости Максима. Тот совершенно не делал никаких усилий, для того, чтобы ловко соврать. Ложь лилась плавно, естественно, была логичной и очень убедительной. Охранник заглотил ее и не подавился.
– Сейчас проедете через двор, затем повернете направо, обойдете здание и увидите флигелек. Там у нас Гамлет Иванович и заседает.
– А психи? – боязливо поинтересовался Филимон.
– Не беспокойтесь, они в это время «Санту-Барбару» смотрют. Так что по двору никто не шастает.
Ну не шастают, так не шастают. Однако Филимон поминутно оглядывался, вздрагивал от каждого шороха, пока они пересекали огромный двор.
Флигелек был выкрашен в приятный зеленоватый цвет, впрочем как и все остальные строения. Все это скорее напоминало старинную дворянскую усадьбу, с садом, пашней, если бы не решетки на окнах первого этажа. Решеток не было только во флигельки.
– Слушай, Макс, а если он нас раскусит? – в который раз переспросил Филимон. – Он же это,… психолог, людей насквозь видит.
– Еще раз, ты у меня это спросишь, я тебя вот здесь (Макс развел руками) и оставлю. Понял?
Лоховский кивнул головой, он и сам понимал, что его вопросы и сомнения мешают Максу сосредоточиться.
Их ждали, не успели они подняться по крутым ступенькам крыльца с резными перильцами, как дверь отворилась.
– Милости просим, всегда рады гостям… – произнес высокий мужчина с пышной бородой, в белом халате и в крохотной белой шапочке, неизвестно как удерживающейся на его буйных кудрях.
И хотя слова «милости просим» «всегда рады гостям» в таком учреждении, как психушка, были довольно смелыми и имели двойной подтекст, псевдожурналисты улыбнулись и поздоровались.
– Гамлет Иванович? – уточнил Максим, так на всякий случай.
– Проходите-проходите, – подмигнул им мужчина, гостеприимно распахивая двери своего кабинета.
Максим и Филимон с любопытством оглядывались по сторонам: все же не каждый раз бываешь в кабинете главврача психиатрической клиники или санатория, тут уж все равно как не назови.