В кабинете было просторно и уютно. Но не богато. Стол, такой какие стояли во всех типичных бывших советских госучреждениях. Шкаф забитый папками, книгами, журналами и газетами. В углу стояла тумбочка, на которой гордо красовался здоровенный самовар на подносе. На подоконниках было полно всяких горшков с цветами. Приглядевшись, Филимон заметил, что это никакие не цветочки. В горшках росли крохотные кустики помидоров, петрушка, укроп, базилик, пару маленьких лимончиков. Открытие немного поразило Филимона Аркадьевича, но вспомнив о специфики учреждения, он не нашел в этом ничего подозрительного. На стенах кабинета были развешаны групповые фотографии и рисунки. Некоторые напоминали каляки-маляки детсадовцев, некоторые – казались выполненными рукой настоящего мастера.
   – Нравится? – поинтересовался Гамлет Иванович, заметив, что Филимон рассматривает рисунки, – Это мои ребятки рисовали.
   – Дети? Талантливые у вас дети, вы образцовый отец, – произнес Максим, для того чтобы как-то начать разговор.
   – Что вы? Я старый холостяк. – замахал Гамлет руками, – Ребятки – это мои пациенты. Они для меня все как дети.
   Гамлет принялся посвящать гостей в судьбы авторов рисунков, пациентов своих он называл исключительно уменьшительно-ласкательными именами: Валерочка, Машенька, Людочка, Олечка, Сережечка, Мариночка.
   Рисунков было не менее ста, приятели испугались, что им придется выслушивать истории обо всех этих людях. Однако Гамлет Иванович заметил сникшие физиономии гостей и потирая руки, громогласно заявил:
   – Я не выпить ли нам чайкуськи? У меня такая заварочка есть, бывший пациент прислал из Индии. Он видите ли лечился у меня от раздвоения личности, так сказать. Считал, что его вторая половинка живет в Индии, в Дели. Ну и вылечился, поехал искать себя… В Индию. Сейчас переписываемся, он мне посылки шлет. Там в зоопарке у них работает, ветеринаром. Интересный случай…
   – Давайте чаю, – прервал главврача Максим, боясь, что воспоминания о ветеринаре затянутся на долго.
   Пока Гамлет Иванович колдовал над самоваром максим пытался узнать что-нибудь о музее и его экспонатах. Филимону же ужасно захотелось в туалет, он тихонько выскользнул из кабинета в поисках заветной комнатушки. Осторожно заглядывая во все приблизительно похожие двери Филимон Аркадьевич пробирался по коридору. Наконец он нашел то, что так давно и безуспешно искал. Настроение его поднялось, все в общем-то складывалось удачно, сейчас им покажут журналы он незаметно вытащат марку и домой…
   Тут Филимон Аркадьевич поймал себя на том, что проходит по тому же коридору в четвертый раз за пять минут.
   – Заблудился? Мамочка! Заблудился?! – проговорил он вслух.
   Филимон Аркадьевич совершенно не знал, в какую сторону ему идти. Не знал и все-тут. Он заметался по закоулкам, коридорчикам и тупичкам флигеля. Ему всюду мерещились буйнопомешанный и маньяки, скрывающиеся в кладовых, за дверями, поджидающие его с ножами и веревками-удавками. В голове завертелись картинки одна ужаснее другой, припомнились все виденные триллеры про ненормальных.
   – Караул! Помогите! Люди! – заорал он, не выдержав напряжения, во всю мощь своей глотки.
   Ближайшая к нему дверь отворилась, и на пороге появились удивленный Макс и Гамлет Иванович.
   – Что случилось?! – в один голос произнесли они.
   Лоховский покраснел, он готов был провалиться сквозь землю от стыда. Он что-то невнятно промямлил в свое оправдание.
   В кабинете раздался звонок и Гамлет Иванович поднял трубку.
   – ты чего, с катушек съехал? – злым шепотом произнес Максим. – Я уже у него про музей и журналы спрашивал, а ты?… Лучше бы я один пошел, с тобой только проблемы…
   Максим не успел продолжить, так как на пороге снова появился Гамлет Иванович:
   – Извините, у меня пациент срочный. Давайте я вас пока в музей провожу, а поговорим мы минут через двадцать-тридцать. Заодно весь наш комплекс покажу и расскажу о методике.
   Музей располагался в другом конце флигеля, Это была огромная комната, с портретами здоровенного бородатого мужика (Гамлет Иванович своей бородой смахивал на своего великого коллегу), книгами господина Фрейдюнгова, цитатами из его работ, мини-макетами и прочей ерундой, традиционной для таких мемориальных помещений.
   – Постой, у дверей, – приказал Максим, – а я тут пошурую. Свистнешь, если что.
   Филимон безропотно встал у дверей, готовый в любую минут подать сигнал. Вот только свистеть Филимон Аркадьевич не умел, как-то в детстве не пришлось, а потом учиться этому вроде было без надобности. Лоховский попытался было свистнуть для тренировки, но вместо громкого и боевого «фьють», получалось какое-то едва слышное гадючье шипение «фшшшш». Упражнение настолько увлекло Лоховского что он не заметил как в коридоре появился главврач. К Максиму в комнату возвращаться было поздно. Но делать что-то было надо. Филимон Аркадьевич, глядя прямо в лицо Гамлету Ивановичу, заголосил первое, что пришло ему в голову, любимейшую вещь из репертуара совей тещи: «М-меня не л-юююбишь ты, так что жжжж!»
   В музей что-то упало на пол, раздались быстрые шаги Максима.
   – Ты что, сду… – тотчас же оборвал он себя, заметив приближающегося Гамлета.
   Гамлет Иванович профессионально-пытливым глазом всматривался в лицо Лоховского. Он отозвал в сторону Максима и спросил:
   – Вам не кажется, что ваш приятель странно ведет себя? У него какая-то неадекватная реакция на самые простые вещи? Вам надо его специалисту показать.
   – Ничего, доктор, не беспокойтесь. Просто он в любительском театре играет, сейчас роль для «Палаты номер шесть» репетирует. В образ так сказать входит.
   – В образ, так в образ… Пойдемте я вас окрестности покажу.
   Максим, Филимон и доктор Гамлет вышли во двор.
   – Ну что? Нашел? – едва шевеля губами, спросил Филимон Аркадьевич?
   – Нет, запел ты не вовремя. – точно так же ответил ему Максим. – Я уже почти добрался до журнала… Как бы нам здесь остаться, ладно придумаем что-нибудь. Я на всякий случай, там окошко приоткрыл.
   Гамлет Иванович с упоением рассказывал о тракторной мастерской, свиноферме, показывал довольно комфортабельные палаты, зимний сад. Больные, вернее пациенты, так и только так, были очень похожи на нормальных людей. Каждый был занят своим делом. И только одно отличало их от тех, кто находился там, за забором… На появление новых людей они совершенно никак не реагировали, замечая только доктора. Экскурсия подходила к концу.
   Возвратившись в кабинет к главврачу, Максим спросил:
   – Гамлет Иванович, мне заказали серию статей о вас и вашем учреждении, хотелось бы пообщаться с б… пациентами, пожить их жизнью. Так сказать, взгляд изнутри, дня два… Если хотите можем оформить это так, будто мы пациенты.
   Гамлет Иванович протестующе закачал головой:
   – Что вы, что вы! Это нарушение вех должностных инструкций…
   – Гамлет Иванович, вы ведь сами жаловались на недостаточное выделение средств из местного бюджета. Вам нужны вливания на федеральном уровне… В конце концов о вас и этой методике должен узнать весь мир. Вы только представьте, как после моих репортажей с вами свяжутся ученые всего мира, деньги потекут сюда рекой, вы продолжите исследования… А Нобелевская? Вам гарантирована Нобелевская. Они ведь про вас ничего не знают, если бы знали, давно вручили… Тем более, что мы можем отметить празднование в вашем учреждении этой даты. Наверняка у вас заготовлена программа.
   – Ага, праздничный ужин, концерт, фейерверк, – машинально ответил доктор.
   – Тем более. Это наверняка будет иметь потрясающий лечебный эффект, вряд ли есть прецеденты…
   Максим умел убеждать.
   Через двадцать минут в подведомственной Гамлету Ивановичу лечебном учреждении появились два новых пациента, которые должны были пройти здесь обследование. Об этом говорилось в двух папочках с именами пациентов.
   Сидя в огромной столовой с высокими стрельчатыми потолками, напоминающими Лоховскому трапезные в каком-то монастыре, рядом с другими пациентами в одинаковых костюмах-пижамах, друзья тихонечко препирались.
   – Я вас предупреждал, Максим, – снова перейдя на «вы», говорил Филимон Аркадьевич, – Я в психов играть не собираюсь. Я нормальный человек, мое место не здесь.
   – А мы все здесь нормальные люди, брат, – вдруг обратился к Лоховскому больной, сидящий за столиком сзади него. – Но все мы находимся здесь. Ты привыкнешь, потом еще Гамлету Ивановичу благодарен будешь.
   Филимон вздрогнул и испуганно посмотрел на пациента. Мужик как мужик. На вид вроде нормальный и рассуждает здраво. Он хотел ответить, но тут сосед отвернулся и громко залаял. Филимон Аркадьевич вздрогнул и придвинулся к Максиму поближе.
   – Вот видите, видите. Я не могу тут находиться, я сума сойду, – горячо зашептал он Максиму.
   – Трудно сойти сума, в сумасшедшем доме, – философски заметил старик в профессорских очках и козлиной бородкой, сидящий напротив Филимона Аркадьевича. С виду старик походил на нормального, только одет был почему-то в женский халат с цветочками. А на голове у него красовались самые настоящие бигуди. Как они держались на коротко стриженых волосах, оставалось загадкой.
   – Здесь ни у кого нет ума, а значит, сойти с него невозможно. Сойти вообще можно только с дистанции, с с лестницы, с… – продолжил свой монолог сумасшедший профессор.
   Тут уж не выдержал Максим он встал из-за стола, увлекая Филимона в коридор:
   – Послушайте, вы, амебоподобное существо. Вы в конце0концов втянули меня в эту историю с маркой. Вы Филимон Аркадьевич, – в гневе Максим тоже перешел на «вы». – Отступать некуда. Столько сил и времени потрачено. Так, что вы будете выполнять мои инструкции и если понадобиться полететь за маркой на луну, полетите. По-нят-но? – почтит по слогам, для большей доходчивости произнес Максим. – Если так уж боитесь психов, ни на шаг не отходите от меня. Вечером мы проникнем в музей и уйдем отсюда. Ясно?
   Лоховский кивнул головой. Конечно, Макс был прав, малодушничать в сложившихся обстоятельствах было нельзя.
   – А сейчас пойдем прогуляемся, посмотрим, как подобраться к музею.
   Приятели облазили все углы и закоулки, нашли место как выскользнуть из «санатория», придумали как забраться внутрь. Оставалось дождаться ночи и… Им то и дело попадались пациенты, занятые своими делами. Народу было много. Персонала тоже хватало. Ни те, ни другие внимание на парочку не обращали. Если честно, все происходящее напоминало какую-то коммуну, а не «психушку» в традиционно смысле слова.
   Вечером в учреждении был концерт силами пациентов. Каждый мог и хотел выступить со своим номером, значит мероприятие затянется часа на два, если не больше… Высидев минут тридцать, Максим и Филимон незаметно выскользнули из зала.
   Во флигеле было темно, Гамлет восседал в зале, на почетном месте. Оставалось выяснить где находиться нужно окошко. Толкать все подряд было бы непростительной глупостью – зачем лишний шум? Максим приблизительно знал, где находятся окна музея. Еще днем, выглядывая, он наметил ориентир – большое раскидистое дерево. Не то старенькую яблоньку, не то дуб. Дерево было на месте, вот только окно не поддавалось.
   – Что, за черт? – выругался вслух Максим. – Дерево вроде то, а окно не открывается.
   – Максим, – позвал приятеля Филимон Аркадьевич. – Смотри. Вон точно такое же дерево.
   Макс вгляделся в темноту и вправду, там росло такое же дерево. Вышедшая из-за туч луна хорошо освещала флигелек и местность вокруг него.
   – И вон, и вон…
   Флигель окружали старые огромные деревья. Почему они днем не обратили на это внимание? Не понятно. Чем были заняты их мозги?
   – Ладно, давай разобьемся ты с правой стороны иди мне на встречу, а я с левой. Если тебе окно попадется, залезай внутрь.
   Приятели разошлись и приступили к осмотру окон, в поисках приоткрытого.
   Минут через пять Максиму повезло, очередное окно подалось под его рукой и тихонько растворилось. Максим проворно влез внутрь и прислушался, внутри кто-то был.
   – Это ты? – спросил он в темноту, думая, что Филимон уже внутри.
   – Я! Я! – раздался тихий успокаивающий голос.
   – Нашел? – спросил Максим.
   Нет еще. – раздался тот же шепот.
   Максим на ощупь двинулся к тому месту, где он видел журнал. Включать свет, зажигать фонарик он не решился. Это можно будет сделать в самый последний момент. Тем более, что он знал куда положил журнал. Он протянул руку и достал его.
   – Нашел! – победным шепотом объявил он.
   В помещении стало на минуту светло, Максим обернулся и увидел… не Филимона Аркадьевича. Со спичкой в руке стоял маленький коренастый крепыш. Он противно улыбался, приоткрыв рот. В свете спички хищно блестел золотой зуб.
   – Вы кто? – растерявшись, спросил Максим. – А где Фил?
   – Конь в пальто, – противно заржав, произнес мужик.
   – Ниночка, иди сюда, – позвал мужик кого-то. Дверь комнаты отворилась и на пороге возникла дородная дама, с пышной прической на голове.
   – Посмотри, твой журнал? – спросил мужик, тыкая пальцем в сторону Максима.
   Тут спичка догорела и огонь лизнул пальцы мужика:
   – Тьфу, мать твою, – ругнулся он. В комнате на секунду стало темно, мужик попытался зажечь новую спичку.
   Максим бочком, бочком попытался пробраться к окну, он уперся во что-то большое, и теплое. Чьи-то руки в темноте потянули за журнал и дернули его, что есть мочи.
   – Пусти, он мой, – зашипел женский голос. – Это моя вещь, пусти…
   Дама дернула журнал из рук Максима, и они оба, потеряв равновесие, грохнулись на пол. Тут мужику снова удалось зажечь спичку. Бледный огонек осветил барахтающихся на полу.
   У Максима в руках оказалась одна половинка журнала, вторая – в руках грузной дамы.
   Максим лихорадочно начал перелистывать страницы своей половинки, в надежде найти марку. Но увы… Точно к такому же, неутешительному результату пришла дама.
   – Нету-у-у! – завыла она утробным голосом. – Не может быть… Она выхватила половинку Максима и, с шумом перелистав ее, швырнула огрызком журнала в Максима.
   Спичка снова погасла, скрыв в темноте участников трагедии. В районе окна раздался какой-то шорох. Максим и дама отползли в противоположные углы комнаты и затаились. В окне, хорошо освещенном луной, появилась чья-то голова, руки и через секунду человек оказался внутри комнаты. Он тяжело дышал, распространяя вокруг себя аромат дешевого вина, лука и велосипедной смазки. Этот человек включил пальчиковый, крохотный фонарик и осветил часть помещения. Неровный свет фонарика приплясывал на двух половинках журнала. Мужик Кинулся к нему с непонятным бормотанием. Он сел на колени и прижал к груди остатки «Будней механизатора». По его щетинистому лицу текли слезы.
   – Опоздал, опять опоздал, мамочки мои, почему я такой неудачник. Опять не повезло-о-о-о-о!
   Щелк, мемориальную комнату осветил яркий электрический свет. На пороге комнаты стоял Филимон Аркадьевич. Он с изумлением обозревал представшую его глазам картину.
   В центре комнаты, прижав две половинки журнала сидел его сосед по коммуналке – Костик Сивухин. В другом углу комнаты на коленях же стояла Нина Михайловна Мерзеева, собственной персоной, напротив – Максим. У стены стоял незнакомый мужик, который держал в руках пистолет. Пистолет был направлен как раз него, Филимона Аркадьевича Лоховского.
   – Ой, а что вы тут делаете? – задал совершенно дурацкий вопрос Филимон.
   – Список! – коротко бросил незнакомый мужик, потрясывая пистолетом.
   – Какой список? – переспросил Филимон, еще ничего не понимая, но начиная догадываться.
   – Какой? Который ты у меня украл! – завопила Мерзеева, готовая вцепиться когтями в ненавистную рожу зятя. – Список букиниста.
   Максим, попытавшийся прийти на помощь другу, был остановлен мужиком с пистолетом. Сивухин бился в истерике в пятый раз перелистывая половинки журнала, в надежде, что марочка там.
   – У меня нет никакого списка, – отступая к дверям, произнес Филимон.
   Его движение было замечено крепышом с пистолетом:
   – Стоять, пристрелю! – сказал он так, что Лоховский сразу поверил в серьезность его намерений.
   На территории заведения раздались взрывы, флигель осветили разноцветные всполохи. Максим в два прыжка кинулся к двери, подхватил за локоть Филимона и выпихнул в коридор. Он успел, воспользовавшись замешательством оставшихся, захлопнуть за собой дверь.
   – Бежим, быстро, пока твои знакомые дырок в нас не понаделали, – крикнул он, находящемуся в ступоре приятелю.
   Сворачивая там где надо он через пару минут оказались у входной двери. Максим навалился плечом на дверь и вывалился наружу. Дверь, оказывается, уже была открытой.
   Максим и Филимон неслись по саду, перескакивая через кустику, удаляясь в противоположную сторону от фейерверка, основного корпуса и флигеля главврача. Дам в заборе была маленькая калиточка, ключами от которой Максим запасся заранее.
   Лоховский рванул вперед, оставляя далеко позади себя Максима. За территорией заведений фонарей не было. Темнота сразу же поглотила Филимона Аркадьевича, оглядываясь он не мог разглядеть Максима. Вдруг темноту осветила вспышка и раздался выстрел. Он ощутил прохладный ветерок возле виска. Филимон с ужасом осознал, что это. В него, в живого человека, не актера кино – стреляли. Чтобы убить. Лоховский задержал дыхание, ему показалось, что он слышит хруст песка. Филимон боялся обнаружить себя, неизвестно кому принадлежат шаги – Максу или убийце? Луна снова показалась из-за туч, придавая местности зловещие очертания. Лоховский оглянулся в поисках укрытия – ничего. Освещенный луной, он был весь как на ладони, хотя их разделяло приличное расстояние, бежать смысла не была. Пуля все равно быстрее. Соображая что делать, Филимон увидел как тот человек споткнулся, затем ускорил шаг. Правую руку он держал перед собой.
   «Пистолет!» – подумал он, удивляясь тому, что все еще не упал в обморок и все еще жив. Не рассуждая, импульсивно он бросился на стрелявшего. Они боролись молча. Противник был гораздо сильнее и злее Филимона. Благодаря внезапности в самом начале наверху оказался Филимон, потом бандит подмял его под себя. Фил (теперь это на самом деле был Фил, а не Филя Лоховский) чувствовал всю тяжесть навалившегося на него тела. Он открыл рот, чтобы набрать побольше воздуха, но обрушившийся на него удар заставил закрыть рот и прикусить язык. Песок попал в рот. С трудом удалось ослабить хватку незнакомца, но нанести резкого точного удара не получалось. Фил услышал чьи-то торопливые шаги, вдруг голова противника качнулась назад, он как-то неожиданно затих, прекратив сопротивление. Филимон все еще борясь за свою жизнь, подмял противника под себя. Потом его кто-то поднял. Этим кто-то оказался Максим:
   – Ты в порядке? – спросил он тяжело дыша, – Мы с тобой в этой чертовой темноте потерялись. Как ежик в тумане. Хорошо я выстрел услышал, а то б так и бегал искал.
   Филимон наклонился над поверженным противником, разглядывая его:
   – Ты его убил? – спросил он у – Макса, потирая ноющую скулу.
   – Нет, вырубил минут на пять-десять. Так что бежим, пока он нас как куропаток не перестрелял.
   Бандит пошевелился и приятели помчались к шоссе.
   Притормозили они только у дороги. Отдышались и взглянули друг на друга. Оба взъерошенные, оба в специфической одежде учреждения, сейчас они сильно смахивали на двух сбежавших психов.
   – Ма… Макс, – задыхаясь, произнес Филимон, – как мы отсюда выберемся. В такой одежде нам никто не остановит… А вещи? Наши вещи. И список, список там.
   – Не суетись, у меня еще один есть, Я пару копий на всякий случай сделал… Одежда? Черт с ней.
   Максим на минуту задумался, потом начал быстро раздеваться, пока не остался в узких плавках и носках.
   – Раздевайся, – не вдаваясь в объяснения, приказал он Филимону.
   Лоховский подозрительно взглянул на Максима. Не лето же сейчас. А может… Может он часом того… крыша поехала?
   – Чего смотришь, – огрызнулся Максим, – живей раздеваяся, я в своем уме.
   Филимон Аркадьевич начал стягиваться себя одежду и через минуту оказался в семейных трусах и носках. Он ничего не понимал, но спорить с Максимом не решился.
   Приятели трусцой, чтоб не замерзнуть побежали к дороге. Удалившись от психушки на довольно приличное расстояние, они начали тормозить машину. Одна, вторая, третья с бешеной скоростью промчались мимо. Издевательски сигналя и ослепляя фарами двух почти голых людей. Филимон уже начал выбивать зубами барабанную дробь и представил себе мрачнейшую картину: он, заболевший пневмонией, лежит в больнице, в общей палате на тридцать коек и никому до него нет дела…
   Скрип тормозов вывел Филимона из задумчивости. Не веря своей удачи друзья бросились к машине. Это была какая-то иностранная машина, цвета переспелого баклажана.
   – Говорить буду я, ты молчи и головой кивай. Понял? – на ходу бросил Максим. – Смотри у меня, только попробуй что-нибудь ляпнуть.
   Максим дернул на себя дверцу иномарки. За рулем сидела молодая женщина лет тридцати, в роскошной кожаной куртке. Она с удивлением взирала на двух полуголых мужчин.
   – Девушка, подвезите двух пострадавших на любовном фронте, – проговорил Максим.
   Девушка поправил рукой пышные волосы и язвительно спросила:
   – Что, муж из командировки вернулся?
   – Почти, – произнес Максим посылая девушке самый сильный флюид своего обаяния. – Не дайте пропасть, такая красивая женщина не может быть жестокосердной.
   Лесть была слишком грубой, а женщина слишком умной. Она еще раз взглянула на почти синего, трясущегося Лоховского, на зазывно улыбающегося Максима и произнесла:
   – Черти с вами, садитесь.
   НЕ дожидаясь второго приглашения приятели забрались в машину. Хозяйка авто включила печку и через пару минут в салоне стало почти жарко.
   – Сзади, в сумочке фляжка лежит с коньяком, хлебните, а то воспаление легких подхватите.
   Максим нашарил сумочку и вытащил тяжелую металлическую фляжку. Хозяйка иномарки все больше и больше нравилась ему.
   Как настоящий друг Максим напоил вначале самого слабого, затем сделал пару глотков сам.
   – Куда вас подбросить? – спросила девушка.
   Максим назвал адрес, извинившись, зав то что живет так далеко от центра.
   Филимон Аркадьевич, разморенный коньяком и теплом салона, задремал, забылся… Максим пытался разговорить девушку, выпросить у нее телефончик, но дама на контакт не шла. Только посмеивалась:
   – Мой муж тоже внезапно возвращается из командировок, только он вам шанса уйти не предоставит. Лучше уж я просто вас довезу до дому.
   – И кто же этот счастливец? – ревниво спросил Максим.
   – Один довольно влиятельный человек, – ответила хозяйка авто, не вдаваясь в подробности.
   – Интересно, что же тогда делает жена, ревнивого и довольно влиятельного человека, одна на дороге в такой час.
   – Ну я же не спрашиваю вас, почему два человека в опасной близости от психушки находятся в поздний час в нижнем белье?
   Максим вздохнул и промолчал. Стороны, так сказать, обменялись любезностями, но в тайны друг друг не посвятили.
   – Ну, хоть, как вас зовут, узнать можно? – проговорил Максим. – Чтоб знать, за кого молиться?
   – Наташа, – просто ответила девушка.
   Оставшуюся дорогу до самого дома они ехали молча. Максим растолкал приятеля, они попрощались со своей фей-спасительницей и поднялись в квартиру.
   – В душ и спать, – сказал он Филимону, – Все будем обсуждать завтра, на свежую, так сказать, голову.
   Лоховский безропотно повиновался. Через полчаса друзья спали. Филимон без снов, а Максу снилась Наталья, с которой они брели, взявшись за руки, по берегу теплого моря…
* * *
   Сивухин разработал, как ему казалось, безупречный по замыслу и легкий по исполнению план проникновения за стены психушки. Если бы кто-нибудь месяц назад сказал Сивухину, что по нем плачет психушка, Костик плюнул бы такому человеку в лицо. Сейчас все было иначе, такой человек был бы для Костика подарком небес. Но увы, Костик жалел, что давно канули в лету, суровые участковые и бдительная общественность, которые искореняли с земли Кукуевска всех любителей, зеленого змия. В те времена попасть в антиалкогольное отделении психушки было очень просто, главное, бесплатно.
   Костик получил подробные сведения от своего приятели Спиртово-Водкина, сами понимаете, что трезвенником с такой фамилией быть просто невозможно. У любого, жаждущего освободиться от алкогольной зависимости было два пути. Путь первый – бабки (в смысле деньги, а не старушки-знахарки). Платишь деньги за лечение и в течении пары недель над тобой колдуют врачи заведения имени товарища Фрейдюнгова. Путь второй, все в том же заведении, с минимальными материальными затратами. Тут жаждущий стать на праведный путь обращался к главврачу и предлагал свои знания, умения и навыки. Строитель – строил, сантехник – менял трубы(к слову сказать трубы здесь еще помнили первую революцию 1905), и т. д. и т. п. У Сивухина были проблемы как с деньгами, так и с навыками и квалификацией. Но голова дана человеку не только, чтоб в нее есть, иногда в нее приходят замечательные мысли. И хитрость.
   Спиртов-Водкин поделился с ним проблемами психушки: необходимы электрики и мастера по ремонту бытовой техники. Костик пораскинул мозгами и решил выдать себя за электрика. Уж чего-чего а как выкрутить лампочку, заставить счетчики крутиться в обратную сторону, перекинуть провода на линию соседа, Костик умел. Тем более, что под видом инспекции электропроводки можно было, не вызывая подозрений, инспектировать всю территорию психушки. Разоблачить его не успеют, долго гостить в заведении он не собирается, найдет журнал и на Канары или в Анапу на худой конец.