Так разговаривая сам с собой, Филимон вошел в Салон Красоты-Парикмахерскую. В просторном холле стоял стол, диванчик и пара кресел, никого не было, все так же бормоча про себя обращение, Лоховский прошел дальше свернул по коридорчику направо и очутился в просторной комнате, в угу которой стояла разноцветная прозрачная-ширма. В комнате вкусно пахло какими-то экзотическими травами, восточными благовониями, мазями. На полочках были расставлены всевозможные баночки, флакончики, пузыречки с кремами и прочей ерундой.
   Филимон огляделся по сторонам в поисках хоть кого-нибудь. Из-за ширмы появилась высокая стройная девушка, с великолепной копной рыжих волос. Из одежды на ней было только пушистое махровое полотенце, которое дева прикрывала грудь и свисало чуть выше колена. Лоховскому моментально сделалось жарко и мучительно стыдно. Жарко от увиденного, стыдно от того, что он не мог отвести глаз от белоснежной, почти прозрачной кожи девушки. Красавицу же такое положение дел нисколько не смутило:
   – Я то, что принято называть женщиной, – объяснила она немного насмешливо в ответ на обалдевший взгляд Лоховского, – Похоже, я первая. Вы с нами еще никогда не встречались? Надо загадать желание? У вас есть желание?
   Филимон все еще находясь в ступоре выпалил:
   – Телефон, срочно надо позвонить.
   Девушка дотянулась рукой до халата, висевшего на ширме и накинула на себя, ловко освободившись от полотенца.
   – Странное желание, но вам повезло. У нас действительно есть телефон. Он в холле, там на столике у стены стоит. Послушайте, а как вам удалось пройти.
   Смущенный Лоховский, красный как рак, объяснил:
   – Поднялся, прошло, нигде никого не было, ну и…
   – А охрана? – недоверчиво спросила она.
   – Честное слово, там никого не было, – произнес Лоховский.
   – Вот черти, опять, наверное, мультики смотрят, – выругалась девушка, – Здоровые лбы, но как только «Аладдина» по телеку показывают, превращаются в пацанов-детсадовцев.
   Девушка провела Филимона к телефону, а сама заглянула в боковую дверь, которую Лоховский не заметил. От туда раздались протестующие мужские крики:
   – Тамарочка, ну уйди, еще пять минут и закончиться…
   – Я вам покажу закончатся, по салону посторонние люди разгуливают, а вам все бы мультяшки смотреть… Я вам зарплату, наверное, кассетами с мультиками выплачивать буду. Дождетесь у меня, выкину этот ящик дурацкий.
   Филимон быстро набрал 09, узнал телефон телестудии и принялся названивать, в надежде на везение. Трубку подняли с пятой попытки:
   – Да?
   – Здравствуйте, – как можно вежливее произнес Филимон Аркадьевич.
   – Да, – ответили ему.
   – Я бы хотел узнать, товарищ Лютотовский у вас работает?
   – Да!
   – Я… Мне он срочно нужен, он на работе?
   – Нет!
   – Простите, а его домашнего адреса, вы не знаете?
   – Да!
   Эта игра в «да-нет» начинала раздражать Филимона.
   – Понимаете, мне срочно нужно его разыскать. Он выиграл в нашей лотерее ценный приз. Но приз он должен забрать сегодня. Таковы условия. Если он приз не заберет, то теряет право на него.
   На том конце оживились, сделались разговорчивее.
   – Да-а? Вот это да!
   – Господи, что вы заладила как попугай. Дадите его адрес?
   – Да, да. Минуточку.
   Минуточка затянулась, уже из комнатушки выползли два дюжих охранника. Они с неодобрением посмотрели на болтающего по телефону Лоховского, хорошо хоть Тамарочка сказала им, что разрешила звонить столько, сколько надо.
   Наконец на том конце провода снова взяли трубку. Другой голос продиктовал:
   – Улица Новолахудровская 11, квартира 13. Понятно.
   – Да, понятно. А это где? – набравшись смелости, поинтересовался Лоховский.
   – А это вы в справочно бюро узнаете. Но я думаю, что у черта на рогах, в районе новостроек. Лютотовский у нас любитель острых ощущений, он везде ищет трудности… Удачи вам. Передайте ему наши поздравления, если найдете.
   Филимон Аркадьевич записал адрес и, поблагодарив, положил трубку. В Кукуевске он прожил почти всю свою сознательную жизнь, но про такую улицу слыхом не слыхивал. С другой стороны, в последнее десятилетие все эти новые микрорайоны, как инкубаторские яйца, похожие друг на друга, образовали новую, неведомую старожилам географию.
   Филимон решил было позвонить в справочную, но заметив неодобрительные взгляды охранников-мультфильмов, передумал.
   «Надой поймать такси. Таксисты они всегда все знают и довезут, нечего голову ломать», – подумал Лоховский. На душе сделалось легко и радостно. Еще каких-нибудь пятьдесят минут и марка у него в руках. Вот здорово!
   Однако радость была преждевременной, только пятый, пятый таксист, мог приблизительно сказать, где эта улица находится. Конечно же, он ошибся, проплутав с часок, он признался, что не знает куда вести клиента. Лоховский решил использовать последнюю возможность – он направился в ближайшее отделение милиции. Родная милиция оказалась на высоте, они подсказали и район и улицу. Филимон поинтересовался откуда такие познания?
   – Так ведь нарушают! – ответил пожилой милиционер с абсолютно лысой головой как у Котовского и пышными усами как у Чапаева.
   Когда Филимон Аркадьевич, наконец-то добрался до квартиры Лютотовского прошло порядочное количество времени. Филимон утешал себя только тем, что Максим его все равно пока не ждет. Лоховский позвонил один раз, второй, третий – ничего. Вдруг над квартирой зажглась лампочка, осветив табличку, как в поликлинике перед кабинетом рентгенолога: «Войдите»! Лоховский толкнул дверь – дверь отворилась. Филимон осторожненько заглянул внутрь. В коридоре никого не было, кто же открыл дверь?
   В коридоре было темно и тихо. Филимон пошарил рукой по стене, в поисках выключателя. Ничего. Вдруг его рука уперлась во что-то теплое и влажное. По спине Филимона побежали мурашки. Он отдернул руку и отступил на шаг, квартира была какая-то нехорошая подозрительная.
   Но делать было нечего нужно было идти вперед. Ощупью пробираясь по коридору, Филимон наткнулся на дверь, вероятно в комнату. Он тихонько отварил ее и… волосы его зашевелились. В комнате с зашторенными окнами на полу был нарисован огромный круг, вокруг которого сидели люди. В центре лежало что-то завернутое в бело. По бокам этого что-то горели зажженные свечи. Сидящие были неподвижны, ил головы были опущены вниз так, что лиц Филимон видеть не мог.
   – Кхе, кхе – прочищая горло произнес Лоховский, – здравствуйте…
   От звука его голоса белое, лежащее в центре, пошевелилось и медленно-медленно начало вставать. Это нечто взглянуло на Лоховского пустыми черными глазницами черепа и оскалило беззубый рот. В одно мгновенье неподвижно сидящие в ругу люди зашевелились и как по команде обернулись на Филимона. Лоховский дико завопил, и было от чего. Те, кого он в темноте принял за людей, были какими-то монстрами. С окровавленными губами, страшными рожами, они молча двинулись на Лоховского загоняя его в угол.
   – А-А-А-А-А! – дико завопил он. – Помогите!!! – потом он закрыл глаза и рухнул на пол.
   Неожиданно включился свет и кто-то крикнул:
   – С Хеллоуином! Поздравляем!
   Другой голос испуганно закричал:
   – Ребята, стойте это не Кирюха!
   – Как не Кирюха? А кто же это? Как он попал в квартиру! – раздались голоса.
   – Как как, вы же сами открыли дверь…
   – Мальчики, посмотрите, он не умер, – произнес чей-то женский голос.
   – Дайте ему что-нибудь понюхать, нашатырь или что-нибудь…
   – Надо водой побрызгать.
   – Лучше водкой! – попытался кто-то пошутить.
   На него сразу зацыкали.
   – Смотрите, очнулся, глаза открыл.
   Филимон открыл глаза. Его окружали вполне нормальные люди.
   Филимон испуганно огляделся по сторонам и спросил:
   – А где эти? Уроды!
   – Вы нас извините, товарищ, – произнес парень, склонившийся над Филимоном., – Эти уроды – мы.
   Он протянул Лоховскому маску, все остальные сделали тоже самое.
   – Понимаете, мы хотели разыграть друга. Решили отпраздновать Хэллоуин, пробрались… Мы думали это Кирюха Лютотовский, а это вы… Случайно вышло, – проговорила симпатичная ведьмочка, с мордочкой перепачканной в чем-то красном, имитирующем кровь.
   Сил возмущать не было. Лоховского подняли с пола, усадили на диван, налили пива.
   – А зачем вам нужен Кирилл, – поинтересовалась ведьмочка.
   – Понимаете, он приобрел в Букинисте пару журналов, там, случайно оказалась одна нужная для моего исследования статья. Я так долго охотился за этим журналом и увы! Вы не знаете, где бы они у него моли быть. Это журналы «Будни Механизатора»
   – Чего?! – удивленно вытаращилась молодая ведьмочка., – Вы что-то путаете, Кирюха и «Будни механизатора?» «Плейбой» или «XXL» – это я понимаю, это на Кирюху похоже…
   Потрясенная открытием девушка обратилась к друзьям:
   – Представляете, Лютотовский в «Буке» «буднями механизатора отоварился»… Совсем крышу снесло…
   Тут за отсутствующего хозяина квартиры вступился высокий не то черт, не то дух, с хвостом, рогами и пушистой шкурке:
   – Покупал, покупал. Я свидетель, только он нет для себя, он для фильма. В качестве реквизита, воссоздающего дух эпохи.
   – А, понятно, – ответила ведьмочка. – К нам из столицы режиссер приехал, сериал снимает. Детективный. Эпохалка. Лютотовский говорит, что такого проекта еще не было. Судьба преступлений на фоне судьбы страны. Династия преступников и против милицейской династии. Там с гражданской войны, до наших дней. По круче «Санты-Барбары», проект на 1000 и 1 серию. Кирюша им помогает, может, с собой увезут… – девушка закрыла глаза, представляя, вероятно, как столичная знаменитость заберет Лютотовского, а он ее в столицы…
   Собственно говоря, Филимон Аркадьевич узнал все, что ему было нужно. Миссия была выполнена, информация собрана. Лоховский поздравил собравшихся с Хэллоуином, откланялся и отправился домрой. Завтра с утра они с Максим поедут на телевидение или на съемки и…
* * *
   Максим курил, стоя на балконе. Наташа, уже должно быть дошла до остановки или поймала такси. Жаль, что не разрешила проводить себя. Конспираторша. И все же роскошная женщина, встретятся ли они снова? Может быть… По крайней мере, ключи от его квартиры она взяла… Максим услышал какой-то шорох позади себя. «Наверное вернулась, забыла что-нибудь» – подумал он.
   Он почувствовал как в его правый бок уперся ствол пистолета.
   – Развернись, паскуда, – прошипел кто-то в самое ухо. Максим развернулся и увидел вчерашнего крепыша с пистолетом. Он шагнул в комнату, по привычке прикрывая за собой балконную дверь.
   В кресле восседала теща Филимона. Как эти двое попали в квартиру для Максима было непонятно. Подумать об этом времени не было, крепыш ударил его стволом пистолета в солнечное сплетение. Ноги Макса согнулись в коленях, бандит ударил его дулом пистолета между глаз. Он шлепнулся на стул, который так заботливо подставил его напарница, Нина Михайловна за мгновение до этого. Комната поплыла у Макса перед глазами, от боли его начало подташнивать.
   – Смотри, Жорик, не переусердствуй, он нам пока еще живым нужен. Отдаст список, скажет, где эта сволочь Лоховский, тогда и порешишь его. А лучше, пусть это твои ребятки сделают. Хоть на это-то они способны? – съехидничала Мерзеева.
   Голос Нины Михайловны слышался откуда-то из далека, он как будто пробивался сквозь толстый-толстый слой тумана. Боль в желудке немного утихла, но между глаз все еще болело.
   – Список где? – мерзким голосом провизжала Мерзеева, отвешивая пару сильных оплеух, пытаясь привести Макса в чувство. Из рассеченной губы тоненькой струйкой стекала кровь. Мерзеева брезгливо вытерла пальцы о край футболки Максима.
   Максим открыл глаза и, посмотрев на Мерзееву, улыбнулся разбитой губой:
   – Что, очень хочется марочку найти? Не трудитесь, все равно не найдете.
   – Ах ты мразь такая, – завопила Мерзеева, ударив Максима наотмашь по лицу. – Да ты у меня в собственной крови захлебнешься, кишки свои жрать будешь, падаль. Ты сам приползешь ко мне со списком в руках и просить будешь, чтоб я его взяла… – бесновалась Мерзеева.
   – Ага, мне только кетчупа дайте, это блюдо я предпочитаю с кетчупом. «Балтимор», «Татарский» подойдет, – проговорил Максим, с трудом ворочая распухающим языком. Мерзеева на секунду опешила от такой наглости. Она кинулась к стоявшему рядом стриженному качку, пытаясь вырвать у него из рук пистолет.
   – Дай сюда, я его пристрелю… Я ему покажу как в Космодемьянскую играть… Убью гада…
   Михеич, рыскающий по полкам шкафа, с изумлением прислушивался к выкрикам Ниночки. Такое даже для него, человека бывалого, было чересчур. Откуда у такого нежного создания как Ниночка такой запас убедительных слов? Для Михеича это было полной загадкой.
   Максим прикрыл глаза, чтобы не видеть лица этой разъяренной фурии.
   – Нинуся, деточка, успокойся, – произнес Михеич, пытаясь успокоить любимую. Мы сейчас все здесь перевернем и за пару секунд список этот найдем, а зятя придурка твоего тут подождем. Никуда он не денется, соколик.
   Максим, с трудом ворочая распухшим языком, произнес:
   – Зачем он вам, он ничего не знает все равно. Я отдам вам список, только Филимона не трогайте.
   – Это уже интересно, – насмешливо произнес Михеич. – И что ты нам поверишь? Нашему честному слову? Ну ты даешь. Хотя вы с Лоховским друг друга стоите, два честных придурка, один спасает другого ценой собственной жизни. Довольно романтично. Только мы не в Голливуде, а ты не последний бойскаут. Скажешь ты нам или не скажешь… Мы все равно поступим так как считаем нужным.
   – Ах ты мразь, торговаться он со мной вздумал, – рявкнула Нина Михайловна и, выхватив пистолет у Михеича, долбанула Макса по голове рукояткой пистолета. Перед его глазами все закружилось, поплыло, свет померк, он потерял сознание.
   Через пару минут в квартире Максима орудовала парочка ребят Михеича. Список был найден.
   – Ну, спасибо за содействие. Надеюсь, больше не увидимся, – произнесла Мерзеева, держа в руках список. – Кончайте его ребята, – приказала она.
   Михеич выглянул в окно, подозвал одного из своих головорезов:
   – Мы сейчас спустимся, отъедем. Дождись его приятеля, оглуши. А этого – кончи. Сначала порядок тут наведи, протри все что мы лапали. Чтоб никаких отпечатков, кроме пальцев Лоховского Инсценируешь все так, будто он приятеля убил. Потом в ментовку позвонишь, анонимный звонок сделаешь. Скажешь, что выстрел слышал. Позвонишь по мобильнику, вот на столе отставлю. Понял?
   Все это время Максим сидел с закрытыми глазами, вначале он и правда был без сознания, затем решил усыпить их бдительность.
   Михеич вместе с дамой покинули квартиру, в комнате остался только один бандит. Он выждал пару минут, выглянул в окно и увидев отъезжающую машину хозяина. Рука бандита с пистолетом медленно о пустилась вниз. Максим подумал, что именно сейчас наступил наилучший момент, которым необходимо воспользоваться. Потому что ближайшее будущее, кажется, уже не сулило ему ничего хорошего. Ни ему, ни Филимону. Тюрьмы его приятель просто не переживет, только в отличии от его, Максимовой быстрой агонии, агония Лоховского будет долгой и мучительной.
   Максим собрал все свои силы и встал со стула. Правой рукой схватился за дуло пистолета, и вывернул его в сторону, а пальцами левой руки сжатыми в кулак ударил бандита в солнечное сплетение. От боли он согнулся, присел. Максим быстро вырвал у него пистолет. Максим приказал ему встать и сесть на стул, который сам занимал пару минут назад. Держа бандита под прицелом он приказал:
   – Раздевайся. Снимай все.
   Несостоявшийся убийца негнущимися пальцами расстегнул пуговицы на рубашке, снял брюки и остановился.
   – Я сказал полностью, как в бане, – повторил свой приказ Максим, потрясая пистолетом.
   Бандит неуверенными движениями снял с себя майку и трусы, высказывая несколько интересных предположений, но совершенно нереальных, относительного того, что бы он с делал с Максом, если бы…
   Максим все еще держал бандита под прицелом дотянулся до мобилы, набрал какой-то номер и искусно изменив голос произнес:
   – Алле, милиция? Милиция. Вам звонит гражданка Анонимова. Да не аноним, тьфу, а Анонимова. Фамилия у меня такое. У нас по двору ходить маньяк какой-то. Да, маньяк. Почему я так решила? Да никакой я не психолог, у меня глаза просто есть. Тут совершенно голый мужик разгуливает и к ребятенкам пристает. Ей богу. Он меня снасильничать хотел… Ага, Я его авоськой стукнула. Авоська? Нет не пустая, в ней банка с огурцами трехлитровая была и скумбрия. Мы теперь во двор боимся выйти. Ага он и сейчас там.
   Подождав минут пять, максим снова набрал номер отделения милиции и уже другим голосом сделал сообщение:
   – У нас тут мужик абсолютно голый по двору разгуливает? Что уже выслали наряд? Спасибо.
   Затем он бросил мобильник бандиту:
   – Позвони шефу и скажи, что все сделал как приказывали. Смотри, без глупостей…
   Тот набрал номер:
   – Георгий Михеич? Все в порядке. Да один труп и один в ментовку сдан, все как договорились. На дно? Да, уеду из города на пару дней.
   Максим приказал своему пленнику подняться и идти впереди себя, он вывел его на лестничную клетку, они вышли во двор. Максим все еще продолжал держать его под прицелом. Неподалеку раздался вой милицейской сирены и Макс приказал:
   – Пошел, на встречу им пошел. Иначе пристрелю, я белке в глаз с пятидесяти шагов попадаю, а уж в такого хорька и подавно попаду.
   Максим вошел в подъезд, прикрыл за собой дверь и быстро поднялся в квартиру. Из окна прекрасно было видно, как во двор въехал милицейский газик, как из него вышли двое милиционеров, как они поймали втолкнули в машину абсолютно голого мужчину.
   Максим поднялся в квартиру и начал прибираться, как в дверь позвонили.
   – Кого на этот раз? – спросил он сам себя?
   На пороге стоял улыбающийся Филимон.
   – А что это у тебя? – спросил он, оглядывая разгром в квартире. – Хэллоуин справляли?
   – Почти, – произнес Максим, закрывая дверь. – Приходила твоя теща, пошалили мы немножко.
   – ??? – Филимон всегда терялся, когда Максим начинал шутить. Понять, говорит он серьезно или опять шутит, было почти невозможно.
   – Ты уж извини, список второй тоже пришлось им отдать. Хорошо у меня память фотографическая, один раз взглянул – запомнил.
   – Нет, правда, у тебя Нина Михайловна была? А зачем ты ее впустил?
   – Я ее не впускал, она сама пришла, да не одна с товарищами.
   Максим коротко, избегая кровавых подробностей, рассказал о случившемся. Филимон поделился рассказом о своих приключениях. Они едва дождались утра, чтоб отправиться за маркой.
* * *
   Мерзеева готова была петь и плясать от счастья. Все. Конец неизвестности, конец мучениям и переживаниям. Теперь никто не посмеет встать у нее на пути. Никто и никогда. Конечно еще есть этот недотепа Сивухин. Но разве можно считать его серьезным противником? У него давно уже от дешевого алкоголя мозги скисли. Мерзеева коснулась рукой груди. Как и большинство женщин ее возраста и комплекции, она предпочитала хранить ценные вещи не в банках и не чулках, а поближе к телу, так сказать, в чашечках своего необъятного бюстгальтера. Заполучить список неприятель сможет только в одном случае, с ее трупа. Но сделать это не так-то просто. Все еще купаясь в радужных мечтах, все еще переживая волшебный миг удачи, Мерзеева не обратило внимание на то, что Георгий Михеич вот уже полчаса едет с ней рядом в машине и не произнес ни одного слова. В любой другой момент это бы насторожило Мерзееву, но сейчас. Ей было не до амурных отношений. А зря.
   Георгий Михеич, конечно не подал виду, что ему не понравилось то, как командовала его орлами Мерзеева. Более всего его поразил тот факт, что парни слушались ее беспрекословно, так, как будто работали на нее, а не на него, своего истинного хозяина. Впервые Нечитайло посмотрел на свою боевую подругу, под другим ракурсом – как на возможного конкурента. Командовать мадам Мерзеева умела и любила, была жестока и беспринципна, ради своей выгоды могла переступить через близкого человека. Михеич вдруг почувствовал себя как-то неуютно рядом с этой огромной женщиной, которую он наделил массой достоинств, в которой замечал только то, что хотел заметить.
   С другой стороны, Михеич давно подумывал о длительном отдыхе. Хотелось пожить для себя, не забивая голову всякими разборками, сходняками, кассой общака и прочей криминально-мафиозной атрибутикой. Совсем уходить от дел было нельзя. В криминале, как в спорте: отошел в сторону, и тебя уже оттеснили более молодые да рьяные. Восстановить «физическую форму» очень сложно, почти невозможно. А в их структуре покой существует только в одном варианте – вечный покой. Так, что отходить от дел насовсем, равносильно подписанию смертного приговора. Чего, разумеется Георгий Михеич не жаждал. А кому доверить, хотя бы на время?
   – Жоржик, – вдруг нарушила молчание Мерзеева, – а давай отметим завершение операции как-нибудь красиво?
   – Ну, детка, до завершения еще далековато, – ответил Нечитайло.
   Туту их перебила трель мобильника:
   – Да? Хорошо…
   – Кто это? – спросила Нина Михайловна его.
   Михеич досадливо махнул рукой, приказывая Мерзеевой замолчать. Та отвернулась с обиженным видом, поджав губы.
   – Исчезни на пару недель, ляг на дно. Деньги получишь через Дрына, – продолжил разговор Георгий Михеич.
   – Так, что ты там, насчет отпраздновать, – снова обратился он к Мерзеевой, – Давай детка, я согласен. Звонил Хряк, все в порядке. Спортсмена замочил, лоха твоего оглушил, менты его повязали… Ну, не сердись, малышка, – произнес Нечитайло, обнимая Ниночку. – Куда поедем?
   – Мне хочется чего-нибудь необычного, запоминающегося.
   – Будет тебе такое, – и как бы между прочим, спросил, – Список у тебя? Дай взглянуть.
   Ниночка прижала обе руки к своему необъятному бюсту и стараясь свести все к шутке, ответила:
   – Пупсик, потом, вечером. Сейчас никаких дел, тем более, что эти придурки нам не помешают. Я хочу вручить тебе это список вместе с собой. На нашем ложе любви.
   Мерзеева обольстительно улыбнулась, и подставила губы для поцелуя, выскользнула из машины, так удачно вовремя, остановившейся возле ее дома.
   Сейчас когда до марки было рукой подать, Нина Михайловна снова стала осмотрительной, осторожной и недоверчивой.
   «Пусть сначала жениться, а потом уж и приданное получит» – прошептала она про себя, поднимаясь по ступенькам. С некоторых пор ее все больше и больше занимал вопрос: что дальше? Понятно, что с Михеичем придется делиться. Но вот только как? Где гарантия того, что он не обманет ее? Если раньше, когда марка была недостижима эти вопросы не мучили ее, то теперь…
   До знакомства с Георгием Михеевичем она была вполне довольна своей жизнью. Марку не продавала, потому что не хотела облегчить жизнь своим близким, которых люто ненавидела. Еще раньше, в молодости, появление внезапного богатства могло сильно осложнить жизнь обычной советской гражданки. Сейчас же, вкусив радостей иной жизни, избавившись от ненавистного зята Мерзеева жаждала новой богатой жизни.
   «Интересно, сколько дадут Лоховскому, хорошо бы лет пятнадцать или двадцать в колонии строгого режима,» – мстительно подумала Мерзеева.
   Такую жизнь мог дать ей только Нечитайло. Деньги, что деньги. Они когда-нибудь закончатся. А человек который умеет их добывать, причем в огромных количествах, не даст пропасть. Короче говоря с некоторых пор Мерзеева странно захотела сменить свою фамилию на другую. Конкретно – на Нечитайло. А еще лучше через дефис: Мерзеева-Нечитайло. Это, что не говорите, звучит гордо!
   Нина Михайловна открыла дверь квартиры и напевая вслух: «Мы красные кавалеристы, и про нас…» прошествовала в комнату. Маша была дома. Нина Михайловна, волей случая втянутая в круговорот всех этих событий давно уже не общалась с дочерью. Мадам Мерзеева, которая почти всю неделю либо ночевала у Георгия Михеича, либо сидела в засаде, либо совершала налет, даже не подозревала, что у нее дома, под самым носом зреет бунт. Бунтовщицей была ее собственная дочь. Которая в качестве акта протеста собрала свои вещи и перешла на временное жительство к соседке по коммуналке Зиночке-разведенке, не желая более находиться под одной крышей с матерью-тираном, вернее – тираншей.
   Мерзеева подозрительно уставилась на тюки, старательно упаковываемые родной дочерью.
   – Что это? – поинтересовалась она. – Для генеральной уборки время не подходящее. Куда это ты собралась?
   Несчастная Маша, потерявшая дар речи, испуганными глазами смотрела на мать. Она до сих пор не могла понять, как решилась на такой подвиг.
   – Ну-с, так и будем молчать? – рявкнула Нина Михайловна, взмахнув рукой так, как машет плетью дрессировщик цирка. – Не молчать, когда родная мать с тобой разговаривает.
   Маша, трясущимися губами выдавила из себя одно единственное слово:
   – Ухожу.
   – Я вижу, что не улетаешь! – рявкнула любящая родительница, – Куда?!
   – От тебя, я больше не могу так жить. – тихо ответила дочь и твердо добавила, – Так жить нельзя!
   – Как так? Ах ты дрянь неблагодарная. Ты это кому говоришь, родной матери, которая тебя жрет и поит? – от возмущения Мерзеева оговорилась, но на самом то деле, эта оговорка была из разряда фрейдовских. Мерзеева поедом ела единственную дочь за любую, даже мнимую провинность. Детство Маши прошло в постоянных насмешках и муштровках. Мерзеева хотела вылепить из дочери собственное подобие, но эксперимент к счастью, не удался.