Нина Михайловна закрыла дверь на задвижку и отдышавшись, присел на край ванны. Псина затаилась за дверью, в ожидании своей жертвы.
   – У-У! Тварь, сиди, сиди. Я отсюда все равно нескоро выйду.
   Она огляделась по сторонам. Это было что-то. Ванная комната по размерам была с хорошую жилую комнату в их коммуналке. Сама ванная смахивала на минибассейн. От пережитых волнений у Нины Михайловны вылетело из головы, как эта штука называется. Какое-то смешное название ни то «Кузя», ни то «Якудзя». «Джакузи», – с облегчением вспомнила она. Нина Михайловна быстренько сообразила как действуют все кнопочки и краники. Врубила струю массажера и плюхнулась в воду, предварительно насыпав кристаллики морской соли, тонизирующих пенок и всего-всего, что стояло на полочках.
   Она погрузилась в воду как в морскую пучину, расслабилась и громким голосом сказал собаке, караулившей ее за дверью:
   – Жди, жди тварь. Хот-дог ходячий. Чтоб тебе «Педегри» подавиться. Я все равно не выйду отсюда, мне и здесь неплохо. А ты на холодном полу задницу себе отстудишь, заболеешь и подохнешь, как собака.
   Впрочем, дрянь сидящая по ту сторону двери и так была собакой, в подтверждении этого она злобно гавкнула пару раз.
   Нина Михайловна отмокала в ванной уже почти сорок минут. Она пропела весь имеющейся у нее в запасе репертуар. Начиная от слащаво-романтичной – «Скажите девушки, подружке вашей», до бравурно-героической – «В отряде его называли Орленком, враги – называли „Орлом“. Голос у Мерзеевой был отвратительно-скрипучим, но ей самой пение доставляло неизъяснимое наслаждение. Что до окружающих, их мнение Нину Михайловну абсолютно не волновало. Зато псине, караулящей свою жертву, оно нравилась. Собака диковато завывала, вторя похожим голосом. Вот этим самым дуэтом и был разбужен Георгий Михеевич.
   – Опять забыл телевизор отключить, – первое, что подумал проснувшийся Михеич. – Как эту дрянь молодежь слушает? Ни текстов, ни мелодичности. И поют одни голубые уроды, малолетние оболтусы или бритые девицы.
   Михеич современную музыку не любил, терпеть не мог. От нее пучило живот, трещала голова и резко снижалась потенция. Была бы его воля, запретил бы транслировать по телевизору и радио всю эту ерунду.
   Он открыл глаза и приподнял голову с подушки. Странно. Телевизор не работал. Магнитофон тоже. Музыкальные страдания между тем продолжались. Что бы это значило? А фиг его разберет? Головка с утра бобо, во рту бяка.
   „С кем это я так вчера нажрался? – задал сам себе вопрос Михеич. – А, главное, с чего?“
   Георгий Михеич спустил свои худые волосатые ноги с кровати, пытаясь нашарить тапочки. Тапочки куда-то запропастились. А, может, и не было их вчера. Он встал, покачиваясь, подошел в шкафу-купе и вытащил халат. Накинув на свои широкие плечи домашнюю униформу, Михеич побрел на звук. По дороге он пару раз заворачивал не туда. Сачало его занесло на кухню. Кто-то здесь уже побывал. На столе стояла пустая банка из-под пива и пакет кефира. Михеич заглянул в холодильник. Вот гады, все пиво вылакали! Кто эти гады Михеич, пока не вспомнил. Пришлось довольствоваться кефириом.
   Михеич брел по своей огромной квартире с воплями:
   – Эй, люди! Кто-нибудь… Ау…
   В ответ ему раздавалось все тоже заунывное пение. Михеич приблизился к ванной и увидел Киллера. Собака при виде хозяина залилась радостным лаем.
   – Собака, собаченька моя. Любишь папку? Любишь? Сейчас гулять пойдем, сейчас, псина моя дорогая, вот только душ приму и пойдем.
   – Щас, – вдруг ответила псина. – Ванна занята.
   Михеич на мгновение замер, помотал головой и обалдело уставился на собаку.
   – Фу, черт. Все, пора завязывать, а то скоро синие чертики в глазах скакать будут.
   – Будут, будут, – снова раздался тот же голос.
   – Киллер, ты что? Заболел? – растерянно произнес Михеич. – Нет, наверное это у меня галлюцинации, – добавил он, ощупывая свой лоб.
   Киллер лизнул его в нос и запел:
   – Вихри враждебные воют над нами…
   – „Веют“, а не воют, – машинально поправил его Михеич.
   – Жора, Жоржик, это ты? Это я, Ниночка. Я в ванной. Мне твоя собака выйти не дает.
   Георгий Михеич рванул дверь ванной на себя так, что шпингалет выдрался с мясом.
   – Нинуля, это ты со сной разговаривала? – радостно завопил он, врываясь в ванную и вспоминая, что произошло накануне вечером.
   Нина Михайловна, а это была, конечно же, она, возлежала в ванне, вся в пышной пене, как барашек-облачко. Щеки ее, распаренные от горячей воды, полыхали, глаза от вчерашнего блестели. В общем, зрелище было весьма и весьма аппетитным. Вернее, таковым нашел его Михеич. От этого, а еще от сознания того, что у него все же не белая горячка, Михеич, как был в халате, так и нырнул в ванну, к Ниночке под бочок. Огромная вместительная посудина приняла не только его, но и Киллера, со щенячьим визгом бросившегося следом за ним. Правда последний был безжалостно изгнан из джакузи. В ответ на эту несправедливость псина оставила огромную лужу прямо на коврике.
   Спустя полчаса Нина Михайловна и Георгий Михеич завтракали на космической кухне. Мерзеева задумчиво размешивала сахар серебряной ложечкой в маленькой фарфоровой чашечке.
   – Жоржик, – произнесла она, расстягивая слова. – Я… вчера… рассказала тебе, зачем приходила в „Букинист“. Ты… обещал помочь… Конечно, я… не настаиваю, но… мы могли бы… стать компаньонами. Это большие деньги…
   Если честно, Михеич смутно помнил, что он вчера наобещал. Разговор шел по поводу какой-то марки, журнала и какого-то лоха. Или наоборот, по поводу какого-то лоха, журнала и марки? Что-то вертелось в голове Михеича, билось, но…
   Жорик страдальчески наморщил лоб, изображая мыслительный процесс. Раз речь идет о деньгах, тем более о больших деньгах, почему бы не помочь такой женщине? Возможно, сумму даже не придется делить пополам. Какие могут быть счеты между суп…, ну, нет, это пока рановато.
   Георгий Михайлович снова выслушал душераздирающую историю о пропавшей марке и мерзавце зяте. Он наконец-то понял, что этот лох никакой не лох. Вернее, лох по фамилии Лоховский. В голове Михеича сразу же заработали всевозможные винтики, шестеренки, гаечки. Мыслительный процесс со скрипом, но пошел. Первым делом следовало напасть на след Лоховского и его дружка, отнять у них список и самим найти нужный журнал.
   – Гениально! Супергениально!!! – язвительно проговорила Нина Мхайловна. – Все остальное – просто ерунда. Главное – напасть. Вот только как на этот след напасть? Кукуевск, между прочим, город-мегаполис. Тут можно до Второго пришествия искать человека и не найти.
   Мерзеева тут же взяла себя в руки и, ласково улыбаясь, продолжила:
   – Жоржик, Жоржуля, как нам этого придурка найти?
   Михеич несколько минут подумал и заявил:
   – А нам его менты найдут.
   – Это как? – Мерзеева чуть не опрокинула на себя чашку с уже остывшим кофе.
   – А вот так. Заявим, что мы его разыскиваем. Награду объявим. Дадим ориентировку и они нам его на блюдечке с голубой каемочкой принесут. Да еще в подарочную упаковку завернут.
   Мерзеева с сомнением покачала головой:
   – А за что они его ловить будут? Я понимаю, если б он бандит, жулик или мошенник был. А так…
   – А мы придумаем что-нибудь. Например, что он тебя хотел изнасиловать…
   Нина Михайловна громко захохотала, представив себе, как Лоховский пытается ее изнасиловать. Ее огромные груди заколыхались, как два дирижабля на ветру. Отсмеявшись, Мерзеева вытерла слезы и отвергла план Михеича.
   – Ты просто этого шибздика не видел. Он дохлый, его соломиной перешибить можно. К тому же он меня боится. Да и не поверит этому никто. Я и Филька… Ну, ты Жорик шутник.
   – Ну чего-нибудь придумаем, не переживай. А может, он сам домой вернется. У него, небось, и документов при себе никаких нет.
   Нина Михайловна, тяжело вздохнув, проговорила:
   – Есть. Я ему собственными руками отдала, чтоб катился к чертям собачьим.
   Михеич потрепал Мерзееву по мягкой щеке и утешительным тоном произнес:
   – Ну, все равно придет. С женой, например, попрощаться. К другу зайдет. Найдем-найдем, не сомневайся.
   Михеич ушел в комнату и через минуту вернулся с мобильным телефоном, вернее телефончиком. Аппаратик казался совершенно крошечным на огромной ладони Мерзеевой.
   – На вот, возьми. Если вдруг товй Филька заявится, мне на мобилу звякнешь, а уж дальше мое дело.
   – Жоржинька, а как же ты? – обратилась к Михеичу Мерзеева.
   – А! – махнул рукой Георгий Михеич. – У меня второй есть. Сама понимаешь, связь для делового человека – на вес золота.
   Нина Михайловна внимательно посмотрела на эту крохотульку, которая дороже золота, обратив внимания на массу кнопочек. Осторожно, будто это зарядное устройство, она потыкала кнопки, изучая возможности мобильника. Курс „молодого мобильщика“ под руководством Михеича Мерзеева прошла быстро. Гораздо больше времени заняли другие дела, о которых мы из скромности умолчим. Время пролетело быстро и незаметно. Гостеприимный хозяин, то потчевал гостью всяческими деликатесами, то демонстрировал чудеса видеотехнихки, то…
   Под вечер они договорились, что будут вести поиски параллельно. Михеич вызвал своего шофера-телохранителя-секретаря, и тот за пять минут домчал Нину Михайловну до дома.
   Подъезд родной коммуналки встретил Мерзееву негостеприимно. Лампочки не было, в темноте она наступила в какую-то подозрительную лужицу, вляпалась во что-то мягкое и больно ушибла о перила локоть. После европодъезда Михеича Нине Михайловне показалось, что она в самых ужасных трущобах Гарлема. Где эти самые трущобы находятся, она не знала, видела в каком-то американском триллере. Про маньяка. Это воспоминание заставило Нину Михайловну поежиться и прибавить шагу. Она поднялась на свой этаж, подошла к двери и споткнулась об что-то большое, лежащее у дверей. Она рукой коснулсь пола и пальцы стали мокрыми и липкими.
   „Кровь! Труп! Маньяк!“ – пронеслось у нее в голове. От ужаса волосы на Голове Нины Михайловны зашевелились и она истошно заорал:
   – Караул, убивают!!!
   В этот момент труп зашевелился и тоже заорал, как эхо повторяя слова Мерзеевой:
   – Караул, убивают!!!
   Дикие вопли не оставили жильцов квартир равнодушными они высыпали на лестничную клетку из всех квартир. Раскрытые двери слегка осветили арену этих ужасов. Нине Михайловне удалось разглядеть „труп“, привалившейся к стене. Рабочий человек Козябкин, не нашел в себе силы открыть дверь или дотянуться до звонка, после тяжелого трудового дня. Обессиливший трудящийся сидел в луже самого настоящего портвейна, купленного им к ужину. Судя по состоянию Козябкина он уже успел отужинать не одну такую бутылочку.
   Мерзеева распираемая злобой из-за того, что попала в такое дурацкое положение рявкнула, пнув „труп“ носком сапога:
   – Алкаш, долбанный, морда сучья, меня из-за тебя чуть инфаркт не расшиб. Придурок. Вот участковому пожалуюсь, он…
   Нина Михайловна виртуозно выругалась, переступила через мнимый труп и двинулась в ванную, отмывать „кровь“ с рук.
   Добросердечные соседи, втащили рабочего человека в его комнату. Не лежать же ему всю ночь, пока проспится, на цементном полу. Заболеет же. Или еще кого напугает до смерти. Через пять минут все успокоились, через десять занялись своими делами, а через пятнадцать и вовсе забыли о происшествии.
* * *
   После первой неудачи, подняв настроение порцией горячительного, Сивухин двинулся к следующему владельцу журнала. Тот стоял в списке под номером два и прозывался Удавом. Удав так Удав. Может товарищ из цирковой семьи дрессировщиков и это его артистический псевдоним? В общем, Костик не стал загружать голову лишними раздумьями и смело направился на встречу неизвестности.
   В отличие от Мокрухинского переулка, дом господина Удава отыскался быстро и без лишних трудностей. Модерновая высотка для лиц со средним и чуть выше среднего достатка. Тут уж точно никаких гоблинов и бандитов, простые мирные служащие, скромные предприниматели, свой брат интеллигент. Костик и сам бы жил в таком доме, если бы лет двадцать назад доучился бы в Педагогическом институте города Кукуевска имени Народных просветителей на философском отделении. Сивухин еще помнил те времена, кода их куратор, старичек-профессор, называл его надеждой курса, будущим русской философии. Только это будущее осталось в далеком прошлом. И все же иногда Сивухин вспоминал о своем интеллигентском прошлом. У него под кроватью лежал потрепанный томик Кьеркегора, который он иногда, во время бессонницы, полистывал.
   Нужная квартира оказалась на третьем этаже. На лестничной клетке было довольно чистенько и респектабельно. Все двери были оббиты кожей или под нее, солидные ручки, номерки на дверях, массивные глазки, аккуратненькие коврики. Костик пригладил пятерной волосы, внутренне собрался и позвонил в дверь. Ни какой реакции. Он снова позвонил и прислушался. Тонкий слух Сивухина уловил какое-то движение в глубине квартиры. Затем раздались легкие, женские шаги. Кто-то пристально рассмотрел Костика в глазок и через секунду дверь отварилась.
   Сивухин потерял дар речи. В дверях стояла черноволосая женщина, одетая в коротенький полупрозрачный халатик, который не только ничего не скрывал, а как раз наоборот подчеркивал. Сивухин обалдело уставился на прелестницу.
   – Ну что же ты застыл, проходи – пригласила Костика хозяйка приятным грудным голосом с потрясающей интонацией, обращаясь к нему как к давниншнему долгожданному знакомому.
   Сивухин как загипнотизированный проследовал за женщиной в гостиную. Черноволосая красавица уселась на диване, поджав под себя ноги так, что полы коротенького халатика разъехались, показав кусочек черных шелковых кружев ее трусиков. Костик почувствовал как у него загорелись щеки, в горле пересохло, а язык словно приклеился к небу.
   – Кхм, ккхх, кхе… Здравствуйте, – произнес Сивухин. – Мне бы хозяина квартиры. Господина Удава.
   – А его нет дома, – проговорила сельфида, облизывая остреньким как у змейки язычком розовые губы. – А я не подойду? – поинтересовалась она.
   – Чего? – Костик никак не мог оторваться от полных розовых чуть влажных губ хозяйки квартиры. – А?… Возможно. Понимаете, ваш муж коллекционирует журналы. Я это узнал в магазине „Букинист“…
   Хозяйка квартиры поменяла позу, вытянулась на диванчике, во весь рост, продолжая слушать Константина. Сивухин молча наблюдал за тем как легкий шелк халатика поднимается вверх, не в состоянии продолжать разговор. Костик отвел глаза и принялся рассматривать ковер, висевший над диваном. На нем были развешаны большие кинжалы в ножнах. Молчание затягивалось и становилось неприличным.
   Сивухин не мог сдержаться и еще раз, украдкой бросил взгляд на лежащую искусительницу. Женщина тут же томно подняла свои пушистые ресницы и бросила на Сивухина в ответ такой откровенный взгляд, что ему сделалось дурно. Он попытался взять себя в руки и продолжил:
   – Дело в том, что к вашему мужу по ошибке попал один важный для меня документ. Он лежал в одном из журналов, купленных вашим мужем. Не могли бы вы помочь мне?
   – Вам?… Конечно, с большим… удовольствием…,– чуть растягивая слова ответила мадам Удав.
   Сивухин никак не мог понять в чем тут дело. Его явно соблазняли, почему? По поводу своей внешности он нисколько не обольщался. Женщины его вниманием не баловали и в лучшие времена (бывшая жена не в счет), а теперь уж и подавно. Может дамочка того, сумасшедшая? Или обкурилась? Вполне возможно. Обкурилась какой-нибудь дряни и ей срочно понадобился мужик, пусть самый завлященький (Сивухин уже давно не заблуждался по поводу своей мужской привлекательности).
   Хозяйка поднялась с дивана, указала Костику на кресло, стоящее рядом и куда-то удалилась. Через пару минут она вернулась с подносом, на котором стояли два фужера и бутылка какого-то болгарского вина, тарелка с виноградом и половинками граната.
   Константин попытался было отказаться, но хозяйка не обратила на его протесты ни какого внимания. Она разлила вино по бокалам и жарко дыша в лицо Сивухину чувственным голосом приказала:
   – На брудершафт!
   Она отхлебнула из бокала Костика и страстно поцеловала его в губы, крепко обняв за шею. Это уже было слишком! Сивухин едва не задохнулся от такого натиска. Он как-то не привык, чтоб женщины бросались на него первыми. Костик попытался оторвать озабоченную дамочку от себя. Но не тут-то было. Мадам повисла на нем, подогнув колени и они оба повалились на диван. Костику удалось сползти на пол и быстро подняться. Он привел себя в порядок, отдышался и довольно холодно обратился к хозяйке:
   – Мадам, я к вам пришел исключительно по делу. Простите, но у меня мало времени. Я ЭТО (слово ЭТО он специально выделил голосом) с делами не смешиваю.
   Мадам Удав вздохнув, ответила:
   – Фи, какой ты скучный, но все равно душка, – произнеся это дамочка потрепала Сивухина за ухо, от чего ухо стало малиновым. – Ладно, пойдем я покажу тебе журналы, – добавила она.
   Они проследовали в комнату, забитую всякими книгами, журналами, картинами, статуэтками и прочей ерундой, милой сердцу собирателей всякой древности. Что именно собирал Удав, Костик понять не мог.
   Женщина указала на огромный стеллаж, полки которого поднимались к самому потолку:
   – Лезь туда сам, ищи, что нужно. Журналы у него там.
   Сивухин быстренько подтащил стремянку, стоящую в другом углу комнаты и полез на верх, под самый потолок. Там хозяин древностей хранил книги, бумаги, альбомы, журналы. Скрытые толстым слоем пыли и паутины они лежали аккуратными стопочками. Только вот не похоже, что сюда кто-нибудь недавно заглядывал. Ведь если бы тут лежали журналы, купленные Удавом два дня назад, пыль еще не успела бы осесть на них. Костик на всякий случай полистал журналы: они даже отдаленно не напоминали те, что нужны ему.
   Чихая Сивухин покопался на полках минут десять и решил спуститься вниз. Слезая со стремянки он зацепился за длинный болт и порвал брюки на самом интересном месте.
   „Вот черт! – выругался про себя Сивухин. – Вот если не задался день, значит не задался. Там чуть не угробили, здесь чуть неизнасиловали. А ведь день еще не кончился. В придачу, штаны порвал чужие. И все зря!“
   – А других журналов у вашего мужа нет? – обратился он к хозяйке, листавшей на диванчике какой-то альбом с репродукциями. Так как будто его не слышала. Сивухина заинтересовало, что так сосредоточенно рассматривает дамочка.
   Костик заглянул через ее плечо. Так и есть – голые мужики, правда, времен античности. Это был альбом с выставки какого-то музея, работы древнегреческих скульпторов.
   – Есть, – промурлыкала хозяйка, глядя прямо в глаза Костику. И тут же без всякого перехода добавила, – А ты весь в пыли, дурашка. Снимай пиджак, я его почищу, и брюки тоже… Я заштопаю. А журналы можешь посмотреть в гостиной, там еще какие-то лежат.
   – Н-нет, я не сниму, – густо покраснев ответил Константин. – Неудобно как-то – я вас не знаю, вы меня и буду штаны снимать. Не стоит беспокоиться, а сам.
   – Нет, не спорь, а то выгоню и журналы не дам – нахально заявила соблазнительница.
   Мадам Удав протянула Сивухину мужской халат, очевидно мужнин, делая уступку скромности Костика.
   Сивухин подчинился приказу, не пойдешь же по улице с такой огромной дырой. Отвернувшись, он снял с себя пиджак, натянул халат, потуже затянув пояс, и только потом отдал брюки. Пока хозяйка приводила в порядок его одежду Константин изучал журналы, лежащие в гостиной. Не то, все не то. Куда же этот Удав, этот гад ползучий засунул „Будни механизатора“? Сивухин обшарил все полки, заглянул во все углы. Безрезультатно. Он даже решил поискать под диваном. Здесь, на коленках, пожирательница мужчин и застала его.
   – Не нашел? – поинтересовалась она.
   Сивухин готов был разрыдаться от обиды. Столько времени потрачено и все впустую. Да еще эта дура малахольная. Хозяйка как будто прочитала мысли Костика и кинулась на него, повалив его на пушистый ковер. Сивухин, не ожидавший такого натиска, оказался на полу, в крепких объятиях хозяйки квартиры. Ее грудь бурно вздымалась, прическа растрепалась, халатик раскрылся, обнажив стройные ножки. Нашептывая страстные слова на ухо Сивухину, она лихорадочна шарила руками по его телу. Костик барахтался, пытаясь освободиться из „объятий страсти“. Борьба проходила с переменным успехом…
   – Ах ты стэрва, дран, опят за старое! Зарэжу! – вдруг раздался чей-то вопль. Костик почувствовал, как какая-то мощная сила отрывает его от женщины. Секунду он болтался в воздухе где-то высоко над полом, а затем был сброшен на землю. Падение оглушило Сивухина на несколько секунд, когда он пришел в себя, то пожалел, что появился на свет. Было от чего.
   В комнате стоял здоровенны, двухметровый детина, с совершенно лысой, как бильярдный шар головой, и черными как смоль усами и такой же бородкой. Характерная растительность на лице, нос с горбинкой и акцент, выдавали в мужчине типичного представителя Кавказа. А они как известно парни ревнивые и горячие, разбираться не любят, сразу действуют.
   – Руслан. Русик, Русланчик… Это не я, это он на меня накинулся, – вдруг завопила женщина, кидаясь в ноги господину Удаву. – Он сказала, что пришел счетчик проверить, я и открыла… А он… а я…
   Сивухину сделалось нехорошо, даже если Руслан-Удав не поверит ее рассказу, как объяснить свое нахождение в этой квартире в отсутствие хозяина. Костик взглянул на свое отражение в зеркальной поверхности полированного шкафа. На него смотрел мужик в халате, без штанов и в домашних тапочках. Ну не пописать же он сюда зашел? Кто поверит, что он здесь случайно? Руслан не поверит, это точно.
   Удав бросил на валяющуюся и рыдающую у его ног женщину бешенный взгляд и рявкнул:
   – Молчи, жэнщина. Пусть он говорыт.
   Коварная соблазнительница завопила еще пуще, пытаясь отвлечь внимание Руслана от объяснений Сивухина.
   – Замолчи свой рот, – прикрикнул на нее хозяин. – Говоры, – приказал он Костику, размахивая снятым со стены здоровенным кинжалом, смахивающим на тесак.
   – Руслан, я не… Я случайно… По делу… Журнал. Ты коллекционер, я коллекционер. Мы с тобой это… одной хобби, брат! Разве я могу, не я нет могу… Ты посмотри на меня… Я с женщинами того, этого… Разве я могу…
   Сумбурное объяснение Сивухина, а может и его нелепый вид, а может причастность к братству коллекционеров, как это ни странно, заставили Руслана прислушаться к доводам Константина. Костик перескакивая с одного на другое, путаясь и поправляясь рассказывал как было дело. При это он тактично умалчивал об атаках хозяйки квартиры. В итоге рассказ о предшествующих события получился вполне правдоподобным и пристойным.
   Удав смягчил гнев на милость, жгучая ревность уступила место не мене сильной кавказской гостеприимности.
   – Жэнщина, ступай на кухню. Приготов нам с гостэм выпит-закусит. Мы о коллекционировании говорит будэм.
   Костик уже догадывался, что журналов у Руслана нет. Деньги у него водились, в магазин к букинисту он захаживал, кое-что покупал. В основном – оружие и безделушки, которые нравились его подруге. Журналами интересовался теми, в которых говорилось про оружие. Все это Сивухин узнал, пока переодевался и приводил себя в порядок.
   Счастливая от того, что трепки удалось избежать, хозяйка галопом рванул на кухню. Через пять минут она позвала мужчин к столу и предстала в длинном, застегнутом на все пуговицы халате, и передничке. Типичная домохозяйка ни дать ни взять.
   На столе стояли бутылки с какой-то беловатой жидкостью, тарелка с кусками жаренной баранины, сыр, много зелени и ломти лаваша. Костик разглядывал бутылочку, пытаясь понять, что это.
   – Арака, – пояснил хозяин, разливая по стопкам. – Земляки прыслали. Пэй!
   Костик с опаской понюхал мутноватую жидкость. Запашек у этого напитка был еще тот. Хлебнул, ничего крепкая. Только непривычная. Сгодиться, тем более после пережитых сегодня волнений…
   По обычаю, принятому на родине хозяина, выпили за благополучие в доме, за кунаков, за Святого Георгия, за баркад (Костик сообразил, что-то что-то вроде хлеб-соли по русски или благополучия. А а может и нет, ему к тому моменту было уже так хорошо не важно за что пьют.)…
   Как добирался до дому Сивухин не помнил, но журналы подаренные Удавом донес до свой коммуналки. Только к сожалению, это были не те. Сивухину все не давал вопрос, почему Удава звали Удавом. Только вот спросить об этом у Руслана он постеснялся, мало ли что.
* * *
   Всю ночь после посещения „Сераля“ Филимон Аркадьевич не спал. Он ворочался на раскладушке, раздобытой у соседей Макса, с боку на бок и думал: как быть дальше. Пистолет, оказавшийся у Макса в руках не давал покоя Лоховскому. С оружием шутки плохи. Как только люди начинают бряцать им по делу или без дела, жди беды. Филимон снова и снова возвращался к эпизоду с красномордым и его дружком. Что было бы, если они открыли пальбу? Стрелял бы Макс? Наверняка стрелял бы. Филя прислушался к посапывающему во сне Максу. Счастливчик, ему чуть голову не снесли, а он спит как младенец. Как человек с чистой совестью. А может так оно и есть. Что плохо в том, чтобы заступиться за слабого, защитить женщину, накормить голодного, обогреть обездоленного. Все-таки, Макс, настоящий герой. И соратником такого человека быть почетно, хоть и опасно. С такими мыслями Филимон заснул.