Страница:
На подходе Гаврилин притормозил и окинул взглядом сооружение, сверяя увиденное с остатками знаний, полученных на занятиях по тактике.
Пять баллов. Толковый специалист занимался размещением и оборудованием. И самое главное, удалось совместить функциональность и эстетику.
Мало кому придет в голову, что тщательно подстриженные лужайки, помимо английского ухоженного вида, не дают возможности никому незаметно подойти к зданию. И кстати о лужайках, ярко зеленая трава в середине ноября вызывает уважение в смеси с подозрением. А что, травка искусственная.
Переходя дорогу, Гаврилин посмотрел по сторонам и одобрительно кивнул. Отлично, и справа, и слева дорога резко поворачивает, никто не сможет на большой скорости проскочить мимо банка, или на большой скорости к нему подъехать. Для желающих поупражняться в искусстве резких поворотов установлены массивные бетонные тумбы, выполняющие, ясное дело, чисто декоративные функции.
Вот ведь как интересно. Обычно Гаврилин старательно не обращает внимания на подобные мелочи. А тут вот начальство вызвало, и чем ближе Гаврилин подходил к месту, тем больше в нем просыпалось рефлексов, а из глубины мозга всплывали знания, о которых Гаврилин и думать то забыл. Как перед экзаменом.
Окна первого этажа забраны массивными решетками, очень красивыми и, несомненно, очень крепкими. Стекла матовые, с узорами, тоже для красоты. Даже тени изнутри не мелькали.
Видеокамера на штативе возле высокой, окованной металлом двери, еле слышно зажужжала, провожая Гаврилина застывшим глазом. Холодно ей, бедной, подумал Гаврилин.
И мне холодно. Тем неприятным холодком, который рождается в самой глубине души перед кабинетом стоматолога. Или перед тем, как предстоит сигануть с пятиметровой вышки в прозрачную воду бассейна. Мандраж. Самый банальный мандраж.
На всякий случай Гаврилин просто потянул за дверную ручку. С тем же самым успехом он мог пытаться подвинуть и само здание. Как и следовало ожидать, подумал Гаврилин и нажал кнопку, расположенную на двери возле динамика.
– Да, – мгновенно отозвался динамик.
– Мне нужно к Артему Олеговичу, – чуть наклонившись, сказал Гаврилин.
– Ваша фамилия?
– Гаврилин, Александр, – ответил Гаврилин и стал считать.
На счете пятнадцать замок щелкнул, и дверь открылась. Охранник справлялся со списком. Не звонил никуда, а просто заглянул в листок бумаги. Или в компьютер. Ну и что это значит? Ровным счетом ничего.
До этого Гаврилин был в помещении банка всего один раз, привезли его сюда на машине, дверь перед сопровождающим открыли без вопросов, разговор состоялся в небольшой комнате на первом этаже, длился всего пятнадцать минут, после чего Гаврилин был выпровожен на улицу. Еще с прошлого раза Гаврилин запомнил, что любой прошедший входную дверь оказывался перед второй дверью, в своеобразном тамбуре. На этот раз внутреннюю дверь открыли сразу.
Гаврилин, демонстративно не торопясь, вытер ноги о пупырчатую синтетическую дорожку возле двери. В дверном проеме напротив появился подтянутый молодой человек в темном деловом костюме.
Хороший костюмчик, отметил Гаврилин, потянет на всю мою зарплату. Это если без туфелек. А с туфельками лучше и не прикидывать.
– Добрый вечер, – сказал молодой человек, ощупывая Гаврилина взглядом.
– Добрый вечер, – вежливо ответил Гаврилин. Ничего так молодой человек, корректный, интеллигентный. Типичный банковский служащий. Ручки немного подкачали, особенно костяшки пальцев. Этими костяшками явно подолгу и сильно стучали по разным твердым предметам. Дай бог, чтобы по неживым.
– Мне назначил Артем Олегович на семнадцать ноль-ноль, – коротко и по-деловому.
– Прошу за мной, – молодой человек сделал приглашающий жест рукой и двинулся влево по коридору. Ничего идут дела у банка, во всяком случае, такое впечатление создается. И ковровая дорожка в коридоре действительно ковровая, а не синтетические изделия ширпотреба.
Красиво жить не запретишь. Тем более, что, если верить психологам, подобная обстановка внушает клиентам мысль о стабильности и надежности банка. Все очень консервативно и со вкусом. Даже секретарша в приемной на втором этаже не из длинноногих фотомоделей, а солидная женщина лет сорока пяти, в строгом костюме.
Я уже хочу быть вкладчиком этого банка, подумал Гаврилин. Было бы что вкладывать.
– Добрый вечер, – сказала дама, и сопровождающий удалился.
– Добрый вечер, мне…
– Вы, по-видимому, Александр Гаврилин. Раздевайтесь и присаживайтесь, Артем Олегович примет вас через несколько минут.
Гаврилин снял куртку, сунул в ее карман кепку и повесил куртку на один из крюков стоявшей у двери вешалки. Он почти физически ощутил на себе свой демократический джемпер и оценивающий взгляд секретаря.
С суконным рылом – в калашный ряд. Ну и ладно, ну и пожалуйста. И пусть на двери будет написано вице-президент правления банка, он все равно пришел не к вице-президенту, а к своему начальнику, для которого вся эта солидность только прикрытие. Гаврилин осторожно прошел через приемную к креслу. Стыд и позор ходить такими пошарпанными и заляпанными ботинками по такому шикарному ковру. Ладно, стыд не понос, вытерпеть можно.
Гаврилин только успел сесть в кресло, как на столе перед секретарем что-то зажужжало.
– Артем Олегович ждет вас, – сказала дама.
– Спасибо.
В последнюю секунду Гаврилин удержался и не стал стучать в дверь кабинета. Сказано же – ждут.
– Здравствуйте, Саша, – вставая со своего кресла, сказал Артем Олегович и вышел из-за письменного стола.
– Добрый вечер, – в который уже раз за последние полчаса сказал Гаврилин и поймал себя на желании щелкнуть каблуками и коротко кивнуть головой.
Еще не хватало согнуться вдвое и расплыться в угодливой улыбке.
– Давненько мы с вами не виделись, Саша, – сказал Артем Олегович. Просто отец, так и брызжет расположением и участием, и ладонь у него сухая и уверенная. Мы с вами вообще виделись только два раза, милостивый государь, первый раз вы меня допрашивали на тему июльских курортных приключений, а второй – инструктировали по методике контроля над Палачом. И указания ваши сводились к двум простым правилам: не суй свой нос, куда не просят, и – много будешь знать, не дадут состариться.
Артем Олегович увлек Гаврилина к стоящим в углу кабинета креслам и столику, усадил, задал несколько вопросов о личной жизни (полное отсутствие) и о погоде (располагает к грусти и размышлениям).
И чего он ходит вокруг да около, ласково улыбается и говорит ерунду. И глазки у вас холодные, и тон слишком доброжелательный.
– Обожаю, – легко изобразил улыбку на лице Гаврилин в ответ на вопрос Артема Олеговича о спорте. Это была его маленькая месть. Не мог же, в конце концов, Артем Олегович не помнить, как сам отчитывал Гаврилина по телефону, за два пропуска спортивных занятий.
– Неплохо, неплохо, – неожиданно сказал хозяин кабинета и улыбка разом слетела с его лица, – держитесь спокойно, с иронией, не нервничаете.
Угу, спасибо за комплимент. Гаврилин промолчал, изобразив на лице внимание.
– Вы очень терпеливый человек, Саша. Вы у нас уже три с половиной месяца занимаетесь черт знает чем, стоически выполняете заведомо пустые задания и даже не пытаетесь качать права. Почему? Вас все устраивает?
Хороший вопрос. Как бы теперь на него ответить? Честно или дипломатично?
– Я ждал.
– И сколько вы еще собирались ждать? Год, два? Вам не кажется, что такое терпение граничит с равнодушием?
А такое заявление граничит с провокацией. Это сейчас я должен разогнаться и начать излагать собеседнику свой взгляд на проблему использования молодых специалистов в секретных службах. Щас, уже лечу. Как мотылек на свет свечи, извините за поэтическое сравнение.
– Я жду ответа.
Как соловей лета, подумал Гаврилин. Но делать нечего.
– Я сомневаюсь, что качание прав подчиненными приветствуется начальством. И здесь, и где бы то ни было. Это, во-первых. Во-вторых, со дня на день я ожидал разбора полетов по группе Палача. Чем не повод высказать свое мнение. Если бы мне не дали бы более конкретных указаний.
– Разумно. Вы одновременно и уклонились от прямого вопроса и намекнули на то, что наши действия по Палачу вы оцениваете как неконкретные.
– Свои, свои действия я оцениваю как неудовлетворительные. А вашу информацию по поводу группы Палача я оцениваю как не полную. – Во, сказанул, не сдержался. Интересно, как эта тирада будет оценена, как честность или как наглость? Сам напросился.
Артем Олегович улыбнулся, как показалось Гаврилину, удовлетворенно. Он услышал что-то такое, что хотел услышать.
– Хорошо, очень хорошо, производит впечатление большой искренности и без надрыва. Нам с вами нужно будет встречаться почаще, беседовать, общаться.
Гаврилин промолчал. Тут уж ничего не скажешь, нужно просто падать на грудь и орошать добротный костюм светлыми слезами радости.
– В двух словах опишите мне состояние дел в группе Палача, на ваш взгляд. – голос Артема Олеговича прозвучал неожиданно резко.
– В двух словах? Я не знаю цели создания группы, мне известен только ее состав. Похоже на то, что формирование группы закончилось. И если перед Палачом уже были поставлены какие-то задачи, то в ближайшее время он сможет их выполнять. Чтобы сказать точнее, мне нужна более полная информация. Все.
– Браво, браво, из сказанного следует, что я должен или отцепиться, или дать вам информацию. Так?
– Так.
– А иначе вы больше не склонны беседовать на эту тему.
– Ну, если вы хотите слушать в разных вариациях бесконечный повтор уже изложенного…
– Не хочу. Не желаю. Я не люблю бесконечных повторов. Как вы думаете, зачем я вас вызвал? Только честно.
– Чтобы отдать мне группу Палача полностью, и, наконец, объяснить, что именно они должны предпринимать, и что именно я должен буду в связи с этим делать, – Гаврилин выпалил это неожиданно для себя и больше всего удивился, что смог удержаться в рамках нормативной лексики.
– Твою мать, – сказал Артем Олегович.
– Что?
– Тут очень хорошо прозвучало бы «Твою мать!». Ваше краткое выступление приобрело бы законченность и гармоничность. И энергичность. И не обижайтесь, это я так, по-стариковски брюзжу. Вам хочется песен, их есть у меня. Через некоторое время вы получите более полную информацию. Вернее, даже всю возможную информацию. Пока же на словах… – Артем Олегович сделал паузу и посмотрел в глаза Гаврилина.
Выдержу я твой взгляд, выдержу, не сомневайся. Специально тренируюсь перед зеркалом. Фиг дождешься, чтобы я опустил глаза.
– Последняя ваша информация относительно группы…
– Рядовой Агеев бежал из караула, чтобы присоединиться к Палачу.
– Бежал, предварительно уничтожив личный состав караула и захватив оружие. Пять автоматов, пистолет и семь человек. Шестерых расстрелял из автомата, одного убил штыком. В настоящий момент находится в дачном поселке в компании девушки из группы…
– Наташка, – сказал Гаврилин и увидел легкое удивление на лице собеседника, – она требует, чтобы ее называли только Наташкой. Это есть в деле.
– В компании Наташки. Около восьми часов утра произошла небольшая перестрелка возле ночного клуба, и люди Палача взяли суточную выручку. Внушительная сумма. А через два часа выстрелом в грудь при скоплении народа был убит некто Борщагов, весьма уважаемый в городе человек. Видеоматериалы по убийству вы сможете посмотреть завтра, а пока могу представить вашему вниманию фотографии захвата денег.
Артем Олегович, не торопясь, встал с кресла и пошел к столу. Лихо. Семь трупов – это да, это, конечно, здорово. Он предполагал что-нибудь подобное, но не думал, что такое.
– Вот снимки, делал их лично Палач по нашей просьбе. Любуйтесь.
Любуюсь. Фотографии черно-белые, контрастные. Обычная городская улица, иномарка перед невзрачной дверью. Если это ночной клуб, то вход, скорее всего – черный.
Следующий снимок: на полпути между машиной и приоткрытой дверью клуба замерли три человека. В руке одного из них небольшой кейс. Двое из троих прикуривают сигареты.
Гаврилин взял в руки следующий снимок, откуда-то сбоку в кадр входит солдат, автомат у него уже в руках, хорошо видно удивление на лице того, кто с дипломатом.
На следующем снимке, видна уже только спина в шинели, автомат в руках, странно как-то держит, рядом с иномаркой стоит другая машина, и водитель ее стреляет из автомата по иномарке.
И финал – солдат садится в машину с дипломатом в руках. Интересное кино. Просто боевик с детективом.
– Что скажете?
Гаврилин, не отвечая, еще раз просмотрел снимки. Потом еще раз. Три последних снимка отложил в сторону.
– Что-то не так? – участливо спросил Артем Олегович.
– Это не Агеев, – решительно сказал Гаврилин и ткнул пальцем в солдата на фотографии. – Точно не Агеев.
– Не Агеев. Этого парня кличут Бес.
– А за рулем тогда Жук.
– Правильно. Почему вы особо отметили, что в шинели не Агеев?
– Вы сами сказали, что Агеев с Наташкой.
– Зачем тогда шинель?
– Шинель? Шинель… – действительно, на кой ляд Палачу этот маскарад. На кой… – вы ничего не забыли мне сказать по этому нападению?
– Забыл, – без тени раскаянья признался Артем Олегович, – при пересадке в другую машину была утеряна шинель, с меткой на внутреннем кармане. Фамилия Агеев и номер его военного билета. Это что-то меняет?
Экзаменует. Экзаменует меня уважаемый, аж пыль столбом, так экзаменует. Ну что, будем тормозить или блеснем? А какого черта…
– Теперь у Палача есть на руках человек, замаранный кровью, без документов. Идеальный исполнитель. Оружие использовали наверняка из караула.
– Из караула.
– Внешне все выглядит так – захват оружия в карауле и немедленное его применение в нападении. Четко прослеживаются соучастники и информаторы. Следствие неминуемо придет к выводу, что действует банда, а отсюда…
– Что отсюда?
Гаврилин немного помолчал. Совсем немного, всего несколько секунд. Веселое будет дело, очень веселое. Знал бы с самого начала, сейчас бы вовсю прикидывался дураком. А тут еще и убийство этого Борщагова. Интересно кто такой.
– Так что отсюда следует? – напомнил о своем существовании Артем Олегович.
– Отсюда следует, что полученное Палачом задание подразумевает действия под видом преступной группы, с большим количеством жертв, в том числе и среди ни в чем не повинных людей. – Гаврилин закончил говорить и посмотрел в глаза хозяину кабинета. – Так?
– И вам поручается организация и дальнейшее руководство этой операцией.
Гаврилину захотелось зажмуриться и заткнуть уши, чтобы не слышать этих слов. Нет. Не хочу. Не надо. Нет.
Ни один из исполнителей подобной операции просто не может быть оставлен в живых. Ни один. Из исполнителей. А из наблюдателей?
Внутри все похолодело, тонко звякнул молодой ледок на месте сердца. Спокойно. Спокойно. Он должен выглядеть спокойным. Это он переполошился потому, что знал о предыдущем задании Палача и о том, что тот должен был погибнуть. А Артем Олегович, который сейчас внимательно рассматривает его, о такой вопиющей информированности Саши Гаврилина не знает и дай бог, чтобы никогда не узнал.
Значит, у него нет никакого повода для паники и сомнений. Нету. Как вот только он должен был отреагировать? Вскочить и выкрикнуть: «Есть!»?
Гаврилин механически собрал со столика фотографии и постучал ими по крышке стола выравнивая. Пауза уже тянулась неприлично долго. Что он должен ответить?
– Что я должен ответить? – Гаврилин положил фотографии на стол и сцепил пальцы.
– Вы можете отказаться.
Гаврилин кивнул. Хорошо, сделаем вид что поверили. Свобода выбора. Не нужно нас дурить.
– Когда нужно приступать?
– Вы уже, считайте, приступили. Адаптационный период закончился, все в порядке. С сегодняшнего дня многое изменится в вашем образе жизни.
Гаврилин невесело улыбнулся.
– Напрасно иронизируете, – по-своему понял его улыбку Артем Олегович, – вы никогда не хотели стать предпринимателем?
– Кем?
– Владельцем фирмы. Небольшой, но прибыльной.
– Даже не задумывался.
– Напрасно. Ваше счастье, что есть на свете люди, которые о вас заботятся даже больше чем вы сами, – Артем Олегович снова легко встал и прошел к письменному столу и обратно, но уже с папкой в руках.
– Та-ак, – протянул он, раскрыв папку, – итак, регистрационные документы вашей фирмы, нотариус заверил, печати прилагаются, номер счета в банке… Это все ваше, забирайте.
Гаврилин взял в руки бумаги, взвесил их на руке. Лихо, даже подпись его имеет место в документах.
– Вот это – ваше обращение в банк с просьбой о получении кредита. И документы на получение этого кредита, деньги переведены на ваш счет вчера, – Артем Олегович вынул новую стопку бумаг. – Условия кредита самые льготные, вам можно просто позавидовать. Не иначе у вас есть знакомый в банке?
– Я дал взятку, – ответил Гаврилин.
– Серьезно? И сколько?
– Как положено, десять процентов.
Гаврилин автоматически просматривал бумаги, перекладывая их с места на место, а мысли его неотступно возвращались к разговору с Артемом Олеговичем и к Палачу.
Что происходит? Что происходит на самом деле? Все эти слова о руководстве группой – что это? Правда или только ее видимость? По документам понятно, что готовились к этому моменту уже давно. Тщательно готовили этот вариант, разрабатывали, наверняка, еще и запасные…
– Что? – спохватился Гаврилин, заметив, как Артем Олегович вопросительно смотрит на него. – Извините, я прослушал ваш вопрос.
– Ничего, ничего, – почти отечески улыбнулся Артем Олегович. – Слишком много неожиданностей. Вы, кстати, совершенно напрасно пытаетесь демонстрировать невозмутимость. Я бы на вашем месте удивился.
Удивился! Не то слово, если бы ты был на моем месте – вообще мог схлопотать инфаркт, или инсульт. Нельзя же требовать сосредоточенности от человека только что выслушавшего свой смертный приговор.
– Ну… – Гаврилин неопределенно развел руками.
– Для выполнения операции вам нужно изменить свой социальный статус. Подкорректировать образ жизни.
– Добавить, типа, крутизны?
– Нечто в этом духе, только попроще. Не надо особенно широко растопыривать пальцы, – Артем Олегович снова улыбнулся, – эти вот бумаги заберете с собой, остальные, по группе Палача, получите завтра в своем офисе.
– В своем офисе?
– В папке договор на аренду помещения, ознакомитесь. А я сейчас представлю вам вашего водителя.
Гаврилин готов был поклясться, что Артем Олегович даже не пошевелился, но дверь кабинета открылась сразу после этой фразы, не оставив времени даже на удивление.
Его водитель? Это, как минимум, подразумевает, что у него еще есть и машина. Личный автотранспорт. Чем дальше, тем краше…
– Знакомьтесь, Александр Гаврилин.
– Добрый вечер, шеф, – спокойно сказал вошедший.
Шеф. Приятно, черт побери. И мужик симпатичный. Гаврилин встал и пожал протянутую руку. И рука соответствует. Крепкая такая рука, надежная. И взгляд уверенный, твердый. С таким бы я пошел в разведку.
Сказанул – в разведку. Дальше уж некуда. Все, пошел в предприниматели. Вот уже даже и подчиненные есть. Если подчиненные. Похоже, это такой же водитель, как Гаврилин предприниматель.
– Михаил.
– Михаил Иванович Хорунжий, – поправил Артем Олегович, – ваш водитель, телохранитель и, по совместительству, старший оперативной группы.
– Так кто кем командует? – не выпуская руки Михаила, обернулся Гаврилин к Артему Олеговичу.
– Конечно, вы, он вам полностью подчиняется. Через него вы поддерживаете связь с группой, через него получаете информацию. И через него, кроме особых случаев, поддерживаете связь со мной. Вы у нас теперь человек очень важный, вам с кем попало встречаться не следует.
Гаврилин кивнул. Угрюмую ухмылку удалось на лицо не пустить. Начальник. Ба-а-льшой начальник. И опекать его будут ой как надежно. Вопрос только в том, чтобы понять, будут подстраховываться от опасностей, угрожающих ему, или от опасностей исходящих от него? В таком случае он знает очень надежное место для себя. Кладбище.
– Завтра мы еще раз встретимся с вами. Все обсудим спокойно, на свежую голову. А то у меня возникло впечатление, что вы так и не смогли поспать после бессонной ночи. До свидания.
– До свидания, – Гаврилин ответил на рукопожатие, повернулся к двери и обнаружил, что Михаил Иванович Хорунжий уже открыл дверь и стоит, пропуская шефа вперед.
Мамочки! Он что, еще и куртку мне сейчас с вешалки подаст? Гаврилин забрал все свои бумаги и вышел из кабинета. Все это нужно тщательно разжевать. Так, чтобы потом, глотая, не подавиться.
Глава 5
Жук всегда старательно упрощал окружавшую его мысль. Весь мир делился на тех, кто сильнее его и на тех, кто слабее. Все предельно просто. Слабых топтал он, сильные топтали его. И никаких эмоций.
У Жука в душе никогда не поднимался протест против своеволия сильного, точно также как не просыпалась жалость к слабому. Жук не протестовал, не строил планов мести, но если сильный на мгновение терял бдительность, инстинкт бросал Жука к горлу облажавшегося, и расправа была короткой. Жизнь для Жука была бесконечной цепочкой возможностей, нужно было только дождаться и вцепиться в свою.
Нужно было просто подождать, вот как сейчас он неподвижно сидел на мокрой скамейке под грибком на детской площадке. Место было темным, никто не мог рассмотреть темных силуэтов на темном фоне вечера, а освещенные подъезды были видны хорошо.
Бес маячил где-то за спиной, Жук слышал его неровное дыхание, но не обращал на него внимание. Жук ждал.
Бес тоже ждал, но только не появления человека, которым им было приказано разобраться, а того момента, когда можно будет разобраться с Жуком. Ему наплевать было на то, что ожидание могло продолжиться бог знает сколько времени. Плевать. Час, месяц, год – все это ерунда. Мысли Беса неотступно вращались вокруг одного и того же – Жук должен ответить. Жук ответит. Тем более что Крутой это обещал.
После разговора в квартире Бес почувствовал к Палачу какое-то болезненное доверие, желание поверить ему, распознавшему в Бесе закипающую ярость и понявшему ее. Бес никогда не доверял никому, и никто никогда не пытался понять, что там прячется в вечно дергающемся теле Беса.
Крутой понял и обещал помочь. Это было необычно для Беса и немного пугающе. Как бы не старались окружающие унизить или уничтожить Беса, он всегда знал, что внутри у него есть нечто, скрытое, затаенное и опасное.
Он прятал свою злость в душе, словно бритву в кармане. Вот рука его совершенно пуста, а через мгновение плоть врага с чавканьем разлазится на лоскуты, кровь теплым ручьем сбегает на руку, а по его телу пробегает волна удовлетворения.
Бес никогда не пользовался ножом. Нож для него был чем-то неуклюжим и прямолинейным. То ли дело округлый, плавный взмах бритвой, при встрече с плотью рождающий звук, похожий на поцелуй.
Рот наполнился слюной и Бес сплюнул. Перед глазами ярко полыхнуло видение: белое беззащитное тело, короткий блеск отточенной стали, и алая полоса начинает вспухать, края разреза расходятся все дальше, и рана становится похожей на…
– Кажется, вышел, – негромко сказал Жук.
Бес вздрогнул и посмотрел на подъезд. Черт его знает, он это или нет. По фотографии не понять роста.
Разве что с ним собака… На поводке, мужик держит собаку на коротком поводке.
Жук встал и на мгновение заслонил от Беса человека с собакой. Бес шагнул вперед и не сильно ткнул Жука в плечо:
– Давай пушку.
– Держи, – Жук, не оборачиваясь, вынул руку из кармана пальто, и Бес увидел слабый отсвет на потертой грани пистолета. – С предохранителя сними, слева, над рукояткой.
Пистолет был тяжелым и хранил тепло тела Жука. Беса передернуло. По телу пробежала волна озноба, зубы тихо лязгнули.
Словно издалека до Беса донесся негромкий голос Жука:
– Не промажь, мудила.
– Нормально, – ответил Бес не Жуку, а себе самому. – Нормально.
Собака давно не гуляла и потащила сразу хозяина в глубь двора, в темноту. Мужчина придерживал ее, ноги ставил неуверенно, не освоившись еще с темнотой.
Бес двинулся к нему навстречу, держа пистолет в опущенной руке. Под ногами хлюпало и чавкало, но Бес на это внимания не обращал.
Пять баллов. Толковый специалист занимался размещением и оборудованием. И самое главное, удалось совместить функциональность и эстетику.
Мало кому придет в голову, что тщательно подстриженные лужайки, помимо английского ухоженного вида, не дают возможности никому незаметно подойти к зданию. И кстати о лужайках, ярко зеленая трава в середине ноября вызывает уважение в смеси с подозрением. А что, травка искусственная.
Переходя дорогу, Гаврилин посмотрел по сторонам и одобрительно кивнул. Отлично, и справа, и слева дорога резко поворачивает, никто не сможет на большой скорости проскочить мимо банка, или на большой скорости к нему подъехать. Для желающих поупражняться в искусстве резких поворотов установлены массивные бетонные тумбы, выполняющие, ясное дело, чисто декоративные функции.
Вот ведь как интересно. Обычно Гаврилин старательно не обращает внимания на подобные мелочи. А тут вот начальство вызвало, и чем ближе Гаврилин подходил к месту, тем больше в нем просыпалось рефлексов, а из глубины мозга всплывали знания, о которых Гаврилин и думать то забыл. Как перед экзаменом.
Окна первого этажа забраны массивными решетками, очень красивыми и, несомненно, очень крепкими. Стекла матовые, с узорами, тоже для красоты. Даже тени изнутри не мелькали.
Видеокамера на штативе возле высокой, окованной металлом двери, еле слышно зажужжала, провожая Гаврилина застывшим глазом. Холодно ей, бедной, подумал Гаврилин.
И мне холодно. Тем неприятным холодком, который рождается в самой глубине души перед кабинетом стоматолога. Или перед тем, как предстоит сигануть с пятиметровой вышки в прозрачную воду бассейна. Мандраж. Самый банальный мандраж.
На всякий случай Гаврилин просто потянул за дверную ручку. С тем же самым успехом он мог пытаться подвинуть и само здание. Как и следовало ожидать, подумал Гаврилин и нажал кнопку, расположенную на двери возле динамика.
– Да, – мгновенно отозвался динамик.
– Мне нужно к Артему Олеговичу, – чуть наклонившись, сказал Гаврилин.
– Ваша фамилия?
– Гаврилин, Александр, – ответил Гаврилин и стал считать.
На счете пятнадцать замок щелкнул, и дверь открылась. Охранник справлялся со списком. Не звонил никуда, а просто заглянул в листок бумаги. Или в компьютер. Ну и что это значит? Ровным счетом ничего.
До этого Гаврилин был в помещении банка всего один раз, привезли его сюда на машине, дверь перед сопровождающим открыли без вопросов, разговор состоялся в небольшой комнате на первом этаже, длился всего пятнадцать минут, после чего Гаврилин был выпровожен на улицу. Еще с прошлого раза Гаврилин запомнил, что любой прошедший входную дверь оказывался перед второй дверью, в своеобразном тамбуре. На этот раз внутреннюю дверь открыли сразу.
Гаврилин, демонстративно не торопясь, вытер ноги о пупырчатую синтетическую дорожку возле двери. В дверном проеме напротив появился подтянутый молодой человек в темном деловом костюме.
Хороший костюмчик, отметил Гаврилин, потянет на всю мою зарплату. Это если без туфелек. А с туфельками лучше и не прикидывать.
– Добрый вечер, – сказал молодой человек, ощупывая Гаврилина взглядом.
– Добрый вечер, – вежливо ответил Гаврилин. Ничего так молодой человек, корректный, интеллигентный. Типичный банковский служащий. Ручки немного подкачали, особенно костяшки пальцев. Этими костяшками явно подолгу и сильно стучали по разным твердым предметам. Дай бог, чтобы по неживым.
– Мне назначил Артем Олегович на семнадцать ноль-ноль, – коротко и по-деловому.
– Прошу за мной, – молодой человек сделал приглашающий жест рукой и двинулся влево по коридору. Ничего идут дела у банка, во всяком случае, такое впечатление создается. И ковровая дорожка в коридоре действительно ковровая, а не синтетические изделия ширпотреба.
Красиво жить не запретишь. Тем более, что, если верить психологам, подобная обстановка внушает клиентам мысль о стабильности и надежности банка. Все очень консервативно и со вкусом. Даже секретарша в приемной на втором этаже не из длинноногих фотомоделей, а солидная женщина лет сорока пяти, в строгом костюме.
Я уже хочу быть вкладчиком этого банка, подумал Гаврилин. Было бы что вкладывать.
– Добрый вечер, – сказала дама, и сопровождающий удалился.
– Добрый вечер, мне…
– Вы, по-видимому, Александр Гаврилин. Раздевайтесь и присаживайтесь, Артем Олегович примет вас через несколько минут.
Гаврилин снял куртку, сунул в ее карман кепку и повесил куртку на один из крюков стоявшей у двери вешалки. Он почти физически ощутил на себе свой демократический джемпер и оценивающий взгляд секретаря.
С суконным рылом – в калашный ряд. Ну и ладно, ну и пожалуйста. И пусть на двери будет написано вице-президент правления банка, он все равно пришел не к вице-президенту, а к своему начальнику, для которого вся эта солидность только прикрытие. Гаврилин осторожно прошел через приемную к креслу. Стыд и позор ходить такими пошарпанными и заляпанными ботинками по такому шикарному ковру. Ладно, стыд не понос, вытерпеть можно.
Гаврилин только успел сесть в кресло, как на столе перед секретарем что-то зажужжало.
– Артем Олегович ждет вас, – сказала дама.
– Спасибо.
В последнюю секунду Гаврилин удержался и не стал стучать в дверь кабинета. Сказано же – ждут.
– Здравствуйте, Саша, – вставая со своего кресла, сказал Артем Олегович и вышел из-за письменного стола.
– Добрый вечер, – в который уже раз за последние полчаса сказал Гаврилин и поймал себя на желании щелкнуть каблуками и коротко кивнуть головой.
Еще не хватало согнуться вдвое и расплыться в угодливой улыбке.
– Давненько мы с вами не виделись, Саша, – сказал Артем Олегович. Просто отец, так и брызжет расположением и участием, и ладонь у него сухая и уверенная. Мы с вами вообще виделись только два раза, милостивый государь, первый раз вы меня допрашивали на тему июльских курортных приключений, а второй – инструктировали по методике контроля над Палачом. И указания ваши сводились к двум простым правилам: не суй свой нос, куда не просят, и – много будешь знать, не дадут состариться.
Артем Олегович увлек Гаврилина к стоящим в углу кабинета креслам и столику, усадил, задал несколько вопросов о личной жизни (полное отсутствие) и о погоде (располагает к грусти и размышлениям).
И чего он ходит вокруг да около, ласково улыбается и говорит ерунду. И глазки у вас холодные, и тон слишком доброжелательный.
– Обожаю, – легко изобразил улыбку на лице Гаврилин в ответ на вопрос Артема Олеговича о спорте. Это была его маленькая месть. Не мог же, в конце концов, Артем Олегович не помнить, как сам отчитывал Гаврилина по телефону, за два пропуска спортивных занятий.
– Неплохо, неплохо, – неожиданно сказал хозяин кабинета и улыбка разом слетела с его лица, – держитесь спокойно, с иронией, не нервничаете.
Угу, спасибо за комплимент. Гаврилин промолчал, изобразив на лице внимание.
– Вы очень терпеливый человек, Саша. Вы у нас уже три с половиной месяца занимаетесь черт знает чем, стоически выполняете заведомо пустые задания и даже не пытаетесь качать права. Почему? Вас все устраивает?
Хороший вопрос. Как бы теперь на него ответить? Честно или дипломатично?
– Я ждал.
– И сколько вы еще собирались ждать? Год, два? Вам не кажется, что такое терпение граничит с равнодушием?
А такое заявление граничит с провокацией. Это сейчас я должен разогнаться и начать излагать собеседнику свой взгляд на проблему использования молодых специалистов в секретных службах. Щас, уже лечу. Как мотылек на свет свечи, извините за поэтическое сравнение.
– Я жду ответа.
Как соловей лета, подумал Гаврилин. Но делать нечего.
– Я сомневаюсь, что качание прав подчиненными приветствуется начальством. И здесь, и где бы то ни было. Это, во-первых. Во-вторых, со дня на день я ожидал разбора полетов по группе Палача. Чем не повод высказать свое мнение. Если бы мне не дали бы более конкретных указаний.
– Разумно. Вы одновременно и уклонились от прямого вопроса и намекнули на то, что наши действия по Палачу вы оцениваете как неконкретные.
– Свои, свои действия я оцениваю как неудовлетворительные. А вашу информацию по поводу группы Палача я оцениваю как не полную. – Во, сказанул, не сдержался. Интересно, как эта тирада будет оценена, как честность или как наглость? Сам напросился.
Артем Олегович улыбнулся, как показалось Гаврилину, удовлетворенно. Он услышал что-то такое, что хотел услышать.
– Хорошо, очень хорошо, производит впечатление большой искренности и без надрыва. Нам с вами нужно будет встречаться почаще, беседовать, общаться.
Гаврилин промолчал. Тут уж ничего не скажешь, нужно просто падать на грудь и орошать добротный костюм светлыми слезами радости.
– В двух словах опишите мне состояние дел в группе Палача, на ваш взгляд. – голос Артема Олеговича прозвучал неожиданно резко.
– В двух словах? Я не знаю цели создания группы, мне известен только ее состав. Похоже на то, что формирование группы закончилось. И если перед Палачом уже были поставлены какие-то задачи, то в ближайшее время он сможет их выполнять. Чтобы сказать точнее, мне нужна более полная информация. Все.
– Браво, браво, из сказанного следует, что я должен или отцепиться, или дать вам информацию. Так?
– Так.
– А иначе вы больше не склонны беседовать на эту тему.
– Ну, если вы хотите слушать в разных вариациях бесконечный повтор уже изложенного…
– Не хочу. Не желаю. Я не люблю бесконечных повторов. Как вы думаете, зачем я вас вызвал? Только честно.
– Чтобы отдать мне группу Палача полностью, и, наконец, объяснить, что именно они должны предпринимать, и что именно я должен буду в связи с этим делать, – Гаврилин выпалил это неожиданно для себя и больше всего удивился, что смог удержаться в рамках нормативной лексики.
– Твою мать, – сказал Артем Олегович.
– Что?
– Тут очень хорошо прозвучало бы «Твою мать!». Ваше краткое выступление приобрело бы законченность и гармоничность. И энергичность. И не обижайтесь, это я так, по-стариковски брюзжу. Вам хочется песен, их есть у меня. Через некоторое время вы получите более полную информацию. Вернее, даже всю возможную информацию. Пока же на словах… – Артем Олегович сделал паузу и посмотрел в глаза Гаврилина.
Выдержу я твой взгляд, выдержу, не сомневайся. Специально тренируюсь перед зеркалом. Фиг дождешься, чтобы я опустил глаза.
– Последняя ваша информация относительно группы…
– Рядовой Агеев бежал из караула, чтобы присоединиться к Палачу.
– Бежал, предварительно уничтожив личный состав караула и захватив оружие. Пять автоматов, пистолет и семь человек. Шестерых расстрелял из автомата, одного убил штыком. В настоящий момент находится в дачном поселке в компании девушки из группы…
– Наташка, – сказал Гаврилин и увидел легкое удивление на лице собеседника, – она требует, чтобы ее называли только Наташкой. Это есть в деле.
– В компании Наташки. Около восьми часов утра произошла небольшая перестрелка возле ночного клуба, и люди Палача взяли суточную выручку. Внушительная сумма. А через два часа выстрелом в грудь при скоплении народа был убит некто Борщагов, весьма уважаемый в городе человек. Видеоматериалы по убийству вы сможете посмотреть завтра, а пока могу представить вашему вниманию фотографии захвата денег.
Артем Олегович, не торопясь, встал с кресла и пошел к столу. Лихо. Семь трупов – это да, это, конечно, здорово. Он предполагал что-нибудь подобное, но не думал, что такое.
– Вот снимки, делал их лично Палач по нашей просьбе. Любуйтесь.
Любуюсь. Фотографии черно-белые, контрастные. Обычная городская улица, иномарка перед невзрачной дверью. Если это ночной клуб, то вход, скорее всего – черный.
Следующий снимок: на полпути между машиной и приоткрытой дверью клуба замерли три человека. В руке одного из них небольшой кейс. Двое из троих прикуривают сигареты.
Гаврилин взял в руки следующий снимок, откуда-то сбоку в кадр входит солдат, автомат у него уже в руках, хорошо видно удивление на лице того, кто с дипломатом.
На следующем снимке, видна уже только спина в шинели, автомат в руках, странно как-то держит, рядом с иномаркой стоит другая машина, и водитель ее стреляет из автомата по иномарке.
И финал – солдат садится в машину с дипломатом в руках. Интересное кино. Просто боевик с детективом.
– Что скажете?
Гаврилин, не отвечая, еще раз просмотрел снимки. Потом еще раз. Три последних снимка отложил в сторону.
– Что-то не так? – участливо спросил Артем Олегович.
– Это не Агеев, – решительно сказал Гаврилин и ткнул пальцем в солдата на фотографии. – Точно не Агеев.
– Не Агеев. Этого парня кличут Бес.
– А за рулем тогда Жук.
– Правильно. Почему вы особо отметили, что в шинели не Агеев?
– Вы сами сказали, что Агеев с Наташкой.
– Зачем тогда шинель?
– Шинель? Шинель… – действительно, на кой ляд Палачу этот маскарад. На кой… – вы ничего не забыли мне сказать по этому нападению?
– Забыл, – без тени раскаянья признался Артем Олегович, – при пересадке в другую машину была утеряна шинель, с меткой на внутреннем кармане. Фамилия Агеев и номер его военного билета. Это что-то меняет?
Экзаменует. Экзаменует меня уважаемый, аж пыль столбом, так экзаменует. Ну что, будем тормозить или блеснем? А какого черта…
– Теперь у Палача есть на руках человек, замаранный кровью, без документов. Идеальный исполнитель. Оружие использовали наверняка из караула.
– Из караула.
– Внешне все выглядит так – захват оружия в карауле и немедленное его применение в нападении. Четко прослеживаются соучастники и информаторы. Следствие неминуемо придет к выводу, что действует банда, а отсюда…
– Что отсюда?
Гаврилин немного помолчал. Совсем немного, всего несколько секунд. Веселое будет дело, очень веселое. Знал бы с самого начала, сейчас бы вовсю прикидывался дураком. А тут еще и убийство этого Борщагова. Интересно кто такой.
– Так что отсюда следует? – напомнил о своем существовании Артем Олегович.
– Отсюда следует, что полученное Палачом задание подразумевает действия под видом преступной группы, с большим количеством жертв, в том числе и среди ни в чем не повинных людей. – Гаврилин закончил говорить и посмотрел в глаза хозяину кабинета. – Так?
– И вам поручается организация и дальнейшее руководство этой операцией.
Гаврилину захотелось зажмуриться и заткнуть уши, чтобы не слышать этих слов. Нет. Не хочу. Не надо. Нет.
Ни один из исполнителей подобной операции просто не может быть оставлен в живых. Ни один. Из исполнителей. А из наблюдателей?
Внутри все похолодело, тонко звякнул молодой ледок на месте сердца. Спокойно. Спокойно. Он должен выглядеть спокойным. Это он переполошился потому, что знал о предыдущем задании Палача и о том, что тот должен был погибнуть. А Артем Олегович, который сейчас внимательно рассматривает его, о такой вопиющей информированности Саши Гаврилина не знает и дай бог, чтобы никогда не узнал.
Значит, у него нет никакого повода для паники и сомнений. Нету. Как вот только он должен был отреагировать? Вскочить и выкрикнуть: «Есть!»?
Гаврилин механически собрал со столика фотографии и постучал ими по крышке стола выравнивая. Пауза уже тянулась неприлично долго. Что он должен ответить?
– Что я должен ответить? – Гаврилин положил фотографии на стол и сцепил пальцы.
– Вы можете отказаться.
Гаврилин кивнул. Хорошо, сделаем вид что поверили. Свобода выбора. Не нужно нас дурить.
– Когда нужно приступать?
– Вы уже, считайте, приступили. Адаптационный период закончился, все в порядке. С сегодняшнего дня многое изменится в вашем образе жизни.
Гаврилин невесело улыбнулся.
– Напрасно иронизируете, – по-своему понял его улыбку Артем Олегович, – вы никогда не хотели стать предпринимателем?
– Кем?
– Владельцем фирмы. Небольшой, но прибыльной.
– Даже не задумывался.
– Напрасно. Ваше счастье, что есть на свете люди, которые о вас заботятся даже больше чем вы сами, – Артем Олегович снова легко встал и прошел к письменному столу и обратно, но уже с папкой в руках.
– Та-ак, – протянул он, раскрыв папку, – итак, регистрационные документы вашей фирмы, нотариус заверил, печати прилагаются, номер счета в банке… Это все ваше, забирайте.
Гаврилин взял в руки бумаги, взвесил их на руке. Лихо, даже подпись его имеет место в документах.
– Вот это – ваше обращение в банк с просьбой о получении кредита. И документы на получение этого кредита, деньги переведены на ваш счет вчера, – Артем Олегович вынул новую стопку бумаг. – Условия кредита самые льготные, вам можно просто позавидовать. Не иначе у вас есть знакомый в банке?
– Я дал взятку, – ответил Гаврилин.
– Серьезно? И сколько?
– Как положено, десять процентов.
Гаврилин автоматически просматривал бумаги, перекладывая их с места на место, а мысли его неотступно возвращались к разговору с Артемом Олеговичем и к Палачу.
Что происходит? Что происходит на самом деле? Все эти слова о руководстве группой – что это? Правда или только ее видимость? По документам понятно, что готовились к этому моменту уже давно. Тщательно готовили этот вариант, разрабатывали, наверняка, еще и запасные…
– Что? – спохватился Гаврилин, заметив, как Артем Олегович вопросительно смотрит на него. – Извините, я прослушал ваш вопрос.
– Ничего, ничего, – почти отечески улыбнулся Артем Олегович. – Слишком много неожиданностей. Вы, кстати, совершенно напрасно пытаетесь демонстрировать невозмутимость. Я бы на вашем месте удивился.
Удивился! Не то слово, если бы ты был на моем месте – вообще мог схлопотать инфаркт, или инсульт. Нельзя же требовать сосредоточенности от человека только что выслушавшего свой смертный приговор.
– Ну… – Гаврилин неопределенно развел руками.
– Для выполнения операции вам нужно изменить свой социальный статус. Подкорректировать образ жизни.
– Добавить, типа, крутизны?
– Нечто в этом духе, только попроще. Не надо особенно широко растопыривать пальцы, – Артем Олегович снова улыбнулся, – эти вот бумаги заберете с собой, остальные, по группе Палача, получите завтра в своем офисе.
– В своем офисе?
– В папке договор на аренду помещения, ознакомитесь. А я сейчас представлю вам вашего водителя.
Гаврилин готов был поклясться, что Артем Олегович даже не пошевелился, но дверь кабинета открылась сразу после этой фразы, не оставив времени даже на удивление.
Его водитель? Это, как минимум, подразумевает, что у него еще есть и машина. Личный автотранспорт. Чем дальше, тем краше…
– Знакомьтесь, Александр Гаврилин.
– Добрый вечер, шеф, – спокойно сказал вошедший.
Шеф. Приятно, черт побери. И мужик симпатичный. Гаврилин встал и пожал протянутую руку. И рука соответствует. Крепкая такая рука, надежная. И взгляд уверенный, твердый. С таким бы я пошел в разведку.
Сказанул – в разведку. Дальше уж некуда. Все, пошел в предприниматели. Вот уже даже и подчиненные есть. Если подчиненные. Похоже, это такой же водитель, как Гаврилин предприниматель.
– Михаил.
– Михаил Иванович Хорунжий, – поправил Артем Олегович, – ваш водитель, телохранитель и, по совместительству, старший оперативной группы.
– Так кто кем командует? – не выпуская руки Михаила, обернулся Гаврилин к Артему Олеговичу.
– Конечно, вы, он вам полностью подчиняется. Через него вы поддерживаете связь с группой, через него получаете информацию. И через него, кроме особых случаев, поддерживаете связь со мной. Вы у нас теперь человек очень важный, вам с кем попало встречаться не следует.
Гаврилин кивнул. Угрюмую ухмылку удалось на лицо не пустить. Начальник. Ба-а-льшой начальник. И опекать его будут ой как надежно. Вопрос только в том, чтобы понять, будут подстраховываться от опасностей, угрожающих ему, или от опасностей исходящих от него? В таком случае он знает очень надежное место для себя. Кладбище.
– Завтра мы еще раз встретимся с вами. Все обсудим спокойно, на свежую голову. А то у меня возникло впечатление, что вы так и не смогли поспать после бессонной ночи. До свидания.
– До свидания, – Гаврилин ответил на рукопожатие, повернулся к двери и обнаружил, что Михаил Иванович Хорунжий уже открыл дверь и стоит, пропуская шефа вперед.
Мамочки! Он что, еще и куртку мне сейчас с вешалки подаст? Гаврилин забрал все свои бумаги и вышел из кабинета. Все это нужно тщательно разжевать. Так, чтобы потом, глотая, не подавиться.
Глава 5
Суета
Бес и Жук не разговаривали. Ни одному из них даже в голову не пришло начать разговор после происшедшего между ними. Жук, собственно, и добивался того, чтобы Бес не лез к нему со своей болтовней и чтобы осознал кто здесь главный.Жук всегда старательно упрощал окружавшую его мысль. Весь мир делился на тех, кто сильнее его и на тех, кто слабее. Все предельно просто. Слабых топтал он, сильные топтали его. И никаких эмоций.
У Жука в душе никогда не поднимался протест против своеволия сильного, точно также как не просыпалась жалость к слабому. Жук не протестовал, не строил планов мести, но если сильный на мгновение терял бдительность, инстинкт бросал Жука к горлу облажавшегося, и расправа была короткой. Жизнь для Жука была бесконечной цепочкой возможностей, нужно было только дождаться и вцепиться в свою.
Нужно было просто подождать, вот как сейчас он неподвижно сидел на мокрой скамейке под грибком на детской площадке. Место было темным, никто не мог рассмотреть темных силуэтов на темном фоне вечера, а освещенные подъезды были видны хорошо.
Бес маячил где-то за спиной, Жук слышал его неровное дыхание, но не обращал на него внимание. Жук ждал.
Бес тоже ждал, но только не появления человека, которым им было приказано разобраться, а того момента, когда можно будет разобраться с Жуком. Ему наплевать было на то, что ожидание могло продолжиться бог знает сколько времени. Плевать. Час, месяц, год – все это ерунда. Мысли Беса неотступно вращались вокруг одного и того же – Жук должен ответить. Жук ответит. Тем более что Крутой это обещал.
После разговора в квартире Бес почувствовал к Палачу какое-то болезненное доверие, желание поверить ему, распознавшему в Бесе закипающую ярость и понявшему ее. Бес никогда не доверял никому, и никто никогда не пытался понять, что там прячется в вечно дергающемся теле Беса.
Крутой понял и обещал помочь. Это было необычно для Беса и немного пугающе. Как бы не старались окружающие унизить или уничтожить Беса, он всегда знал, что внутри у него есть нечто, скрытое, затаенное и опасное.
Он прятал свою злость в душе, словно бритву в кармане. Вот рука его совершенно пуста, а через мгновение плоть врага с чавканьем разлазится на лоскуты, кровь теплым ручьем сбегает на руку, а по его телу пробегает волна удовлетворения.
Бес никогда не пользовался ножом. Нож для него был чем-то неуклюжим и прямолинейным. То ли дело округлый, плавный взмах бритвой, при встрече с плотью рождающий звук, похожий на поцелуй.
Рот наполнился слюной и Бес сплюнул. Перед глазами ярко полыхнуло видение: белое беззащитное тело, короткий блеск отточенной стали, и алая полоса начинает вспухать, края разреза расходятся все дальше, и рана становится похожей на…
– Кажется, вышел, – негромко сказал Жук.
Бес вздрогнул и посмотрел на подъезд. Черт его знает, он это или нет. По фотографии не понять роста.
Разве что с ним собака… На поводке, мужик держит собаку на коротком поводке.
Жук встал и на мгновение заслонил от Беса человека с собакой. Бес шагнул вперед и не сильно ткнул Жука в плечо:
– Давай пушку.
– Держи, – Жук, не оборачиваясь, вынул руку из кармана пальто, и Бес увидел слабый отсвет на потертой грани пистолета. – С предохранителя сними, слева, над рукояткой.
Пистолет был тяжелым и хранил тепло тела Жука. Беса передернуло. По телу пробежала волна озноба, зубы тихо лязгнули.
Словно издалека до Беса донесся негромкий голос Жука:
– Не промажь, мудила.
– Нормально, – ответил Бес не Жуку, а себе самому. – Нормально.
Собака давно не гуляла и потащила сразу хозяина в глубь двора, в темноту. Мужчина придерживал ее, ноги ставил неуверенно, не освоившись еще с темнотой.
Бес двинулся к нему навстречу, держа пистолет в опущенной руке. Под ногами хлюпало и чавкало, но Бес на это внимания не обращал.