Страница:
секиру с изображениями глаз -- открытого и закрытого. И две
надписи по-варански, полукружиями обымавшие секиру сверху и
снизу. Варанского языка Секретарь не знал.
-- Я помогу тебе, -- сказал Альсим. -- Сверху написано
"Свод Равновесия". А внизу -- "Синц, эрм-саванн Опоры
Единства".
-- Слыхал, небось, что в каждом из нас зашита такая? --
добавил пар-арценц, подымаясь на ноги.
Обалдевший Секретарь мог только едва заметно кивнуть.
-- Вообще-то тебе этого знать необязательно, -- продолжал
Альсим, -- но... Кстати, как тебя зовут?
-- Гамал.
-- Ну так вот, Гамала-генан. Я расскажу тебе правду о
твоем мертвом хозяине, но прежде я хотел бы услышать от тебя
самое главное. У Ихши наверняка должна была быть совсем простая
договоренность с флотом и конницей в солончаках Сумра.
Три-четыре условных знака, с помощью которых он сообщал им
приказы войны и мира.
-- Таких знаков было два, -- сказал Секретарь, постепенно
приходя в себя. Ему по рангу не было положено почтительное
"генан" и от обращения Альсима он возомнил себя уже новым
Желтым Драконом. -- Лист с его личной печатью означал "война",
пустой лист -- "мир".
-- Простота впечатляющая, -- причмокнул губами Альсим. --
У вас найдется в Багряном Порту почтовый альбатрос и один
хороший скакун?
-- С тех пор как Ихша пригрел Аффисидаха, альбатросов
найдется и двадцать. А скакунов в Хилларне всегда хватало.
-- Раз так, тогда пусть эти, -- Альсим кивнул на
телохранителей, -- сопроводят моих людей куда надо. Для
верности пусть отправят трех альбатросов и трех гонцов с
пустыми листами бумаги. Альбатросов -- флоту, гонцов -- в
солончаки Сумра.
И, предупреждая вопрос Гамала, пар-арценц пояснил:
-- Гонцов проведут через наши войска, осадившие Багряный
Порт, мои...
Слово "офицеры" поглотил грохот, который донесся со
стороны моря.
-- Спокойно! -- проревел Альсим "лососям", которые с
перепугу захотели расправиться с Секретарем и телохранителями
Ихши на месте.
Пар-арценц подбежал к самому краю террасы и впился
взглядом в гавань, у входа в которую по его приказу были
оставлены пять сторожевых галер. На тот случай, если бы Ихша и
его приближенные решили выскользнуть из города на какой-нибудь
неприметной лодчонке. И вот теперь, на том самом месте где
около часа назад сбился в кучу перед цепью весь варанский флот,
на поверхности моря со страшным треском распускались огромные
цветы огня, то и дело к небесам подымались ревущие столбы воды,
все быстро заволакивалось паром и водяной взвесью. Ни одной из
пяти галер не существовало больше, а взрывы все гремели и
гремели. Если бы остальные варанские корабли не поспешили
расположиться у причалов Багряного Порта, если бы цепь не
удалось одолеть столь быстро...
Альсима прошиб холодный пот. Такого отвратительного
страха, страха как бы "задним числом", пар-арценц не испытывал
уже давно.
Альсим обернулся к Секретарю. Тот тоже был напуган до
смерти. Это немного успокоило пар-арценца. Вот если бы
Секретарь с фанатичным хохотом заявил, что совсем скоро взрывы
загремят в самой гавани, у причалов...
Подойдя вплотную к Гамалу, Альсим тихо осведомился:
-- Что это значит?
-- Я точно не знаю. Клянусь, не знаю, -- горячо зашептал
Секретарь. -- Что-то там учиняли Ихша и Аффисидах, в глубокой
тайне, об этом знали лишь немногие... Меня не посвящали...
Знаю, что не так давно ввели новый сигнал для комендантов
маяков -- тех, что с цепями. Сигнал назывался "подводный гром".
-- Это не тот, который у вас сыграли, когда мы только
начали рвать цепь? -- прищурился Альсим.
-- Да-да-да, -- поспешно подхватил Секретарь. -- Тот
самый.
-- Так почему же эта шилолова матерь сработала только
спустя целый час? Что проку взорвать пять наших галер, когда
варанские клинки уже близ самых ваших сердец? -- мрачно
осведомился Альсим, не надеясь получить ответ.
-- Не могу знать.
Так он и думал.
Весь вечер и полночи этого дня, который придворный поэт
Сорго Вайский со временем воспоет как "Славой прекрасный денек"
в своей развеселой оде "Погубление погубителей", пар-арценц
Опоры Вещей Альсим, отказавшись от покоев во дворце наместника
и ворочаясь на лежанке в своей более уютной и безопасной каюте
на борту "Княжны Сайлы", будет разбирать мозаику происшедших
событий по крошечным цветным кусочкам.
Альсим будет смаковать Стих Отягощения и думать о том, что
в жизни не встречал человека могущественней и странней, чем
Лагха Коалара, который уверял, что увидел слова Стиха во сне и,
проснувшись, записал их на стене пальцем, смоченным в вине, ибо
ему было лень подыматься и идти за письменными
принадлежностями, а недопитый кувшин стоял у самого изголовья.
Альсим будет вновь радоваться тому, что лучших кораблей
его флота не было у входа в гавань в то мгновение, когда грянул
"подводный гром" и еще тому, что приспешники Ихши удавили
Дракона до появления во дворце варанцев, иначе комедию пришлось
бы играть изощренней.
Альсим вновь вспомнит дивную историю, поведанную им
Секретарю за ужином. Синц -- молодой и чрезвычайно талантливый
эрм-саванн Свода. По личному приказу предыдущего гнорра Карувва
его внедряют в Магдорн как бродячего борца. Там под именем Ихша
он проходит свое головокружительное возвышение и становится
Пламени Равным. Синц теперь может многое. Может в доверительных
беседах с вельможами и самим императором влиять на политику
империи. Может попытаться истребить ныне здравствующую династию
Оретов, которую не так давно защищал от мятежных придворных
кавалеристов. Синц может почти все что угодно и заочно получает
в Своде высокий чин аррума. Но, помимо присвоения очередного
звания, в Своде не спешат принимать конкретных решений,
предпочитая многообразие возможных выгод одной свершившейся. В
этот момент у Свода появляется новый хозяин -- Лагха. По
неизвестным причинам Синц добивается от императора должности
Желтого Дракона и, став наместником Хилларна, обставляет все
так, будто впал у императора в немилость и тот по собственной
воле убрал его из столицы. Синц слишком хорошо входит в роль.
Он очень неохотно говорит с лазутчиками Свода, зато как
наместник Хилларна разворачивает военные приготовления и все
вынюхивает -- что это за новый гнорр в Своде?
Дальше -- хуже. Синц спелся с Аффисидахом. Синц вообще
отказался признавать тайных агентов Свода за своих, а
нескольких выловил и показательно казнил -- в том числе
Саданга, весьма крупного посланца в чине аррума. Покушения,
которые готовились против него Сводом в отместку за Саданга,
провалились. Наконец, совсем недавно Своду стало известно о
тайных сношениях Синца с... что, с Гиэннерой? Нет, хуже -- с
северянами! Это явствует из перехваченного в Нелеоте письма,
тайнопись которого открылась офицерам Опоры Писаний лишь десять
дней назад. И тогда все стало ясно. Синц вел сложную игру,
направленную в конечном итоге на то, чтобы, сокрушив Варан,
предать и его, и Северо-Восточную провинцию северянам. При
таком фатальном сокрушении равновесия северяне поглотили бы и
Варан, и весь Тернаун. Но почему северяне? Ясно ведь почему.
Как мы, Свод Равновесия, полагаем, Аффисидах -- один из лучших,
если не просто лучший маг северян. Скорее всего, верховный жрец
Гаиллириса, который давно уже обитал инкогнито в Багряном
Порту, выжидая удобного момента...
Альсим мог наконец позволить себе рассмеяться. Искренний
детский смех душил пар-арценца, он сучил толстыми ногами и
колотил кулаками в стены каюты. Ну как складно получилось! Ай
да я! Даже Лагхе в свое время понравилось, а уж у Секретаря
просто челюсть отвалилась.
Да, всей правды в истории Альсима были только известные
любому из приближенных Желтого Дракона факты его возвышения в
столице и казни Саданга. Остальное -- ложь. Ложь, построенная
на пластинке из заговоренной стали, громко именуемой
"Внутренней Секирой". Эх, давно никто не показывал Секретарю
простых фокусов с гадательными карточками, когда при
достаточной ловкости рук можно их не то что из раны, а хоть из
носа у человека целыми колодами вынимать! Ихша -- эрм-саванн
Свода Равновесия? Приятно познакомиться. Вот Юта, тернаунский
император, порадуется!
И, отсмеявшись, Альсим вдруг неожиданно глубоко вздохнул.
Да, действительно все получилось наилучшим образом. И войны не
будет... Но почему, почему, почему все-таки "подводный гром"
опоздал на целый час? Ни допросы комендантов, ни осмотр
останков подводных запальных шнуров -- в которые Аффисидах
вложил больше магического искусства, чем, наверное, было
затрачено некогда на все "облачные" клинки вместе взятые --
ничего не дал. Да, коменданты выполнили приказ, подожгли шнуры,
те прекрасно горели... Они сами ничего не понимают, простите
великодушно, Альсима-генан. Да уж простим как-нибудь сукиных
детей, все-таки солдаты, все-таки приказ выполняли и, главное
-- так толком и не выполнили.
Альсим не любил загадок. Но и мучаться бессонницей он не
любил тоже. Насилу влив в себя три чары гортело, он быстро
захмелел, вспомнил о том, что в мире существуют женщины и
заснул целиком погруженный в мысли о том, что завтрашний день
надо начать нежным разговором с той бойкой грютской девчонкой,
которую сегодня утром поймал за локоть под гогот "лососей".
Тот же день
Когда Эгин вышел из Раздавленного Времени, Сорго, Лорма и
горцы только-только успели разглядеть три обездвиженных тела и
великолепный меч, оставшийся без хозяина.
-- Гнорр... тоже? -- первым делом спросил у Эгина
совершенно обескураженный Сорго, который успел влюбиться в
Лагху чистой любовью эрм-саванна. Ему почему-то возомнилось,
что гнорр обязательно сделает его офицером Свода Равновесия.
-- Нет, -- устало отмахнулся Эгин, -- хотя гнорру сегодня
досталось крепко.
Эгин тяжело вздохнул. Он снова стал старшим офицером Свода
Равновесия на Медовом Берегу. И вообще самым старшим, самым
главным и самым ответственным, Шилол разодрал бы эту проклятую
жизнь! Сейчас придется опять отдавать приказания, убегать,
волочь тело этого проклятого Лагхи и его распроклятый меч...
ведь никто же не отменял двух тысяч пехотинцев Хилларна,
которые сейчас продираются через руины Ваи, опасливо обходя
зловонные туши шардевкатранов, обездвиженную плоть костеруких и
своих растерзанных сослуживцев, которым не повезло попасть в
первую волну высадки...
Думая так, Эгин оценивающе взвесил в руке чудовищный
двуручник Кальта Лозоходца. А то когда он кроил череп Ибалару,
как-то толком не успел распробовать... Отменная стальная
дубина. Если не убьешь таким с трех ударов -- отвалятся руки. И
как только Лагха с таким?
Лога восторженно вилял хвостом у ног аррума и Эгин
благодарно потрепал пса за холку.
-- Ты у нас сегодня герой... -- пробормотал Эгин. "Хотя
кто сегодня не герой?" -- подумал аррум и уже собирался
гаркнуть "Ну ладно, раздолбаи, отдышались и хватит!", как вдруг
за его спиной раздался жуткий, клокочущий хрип-клекот Сорго.
"Все ему неймется, пииту!" -- с отвращением, которое, впрочем,
довольно быстро сменилось дружеским сочувствием, подумал Эгин,
оборачиваясь.
Сорго снова входил в свой мрачноватый вещий танец. Его
левая нога как-то сама собой судорожно подобралась, учитель
чудом удерживался на правой, раскачиваясь из стороны в сторону
и балансируя двумя руками, которые вдруг обрели поистине
змеиную подвижность. Сорго был бы смешон если бы не был
страшен.
К огромному удивлению Эгина, прежде чем уста Сорго успели
отверзться и произречь хоть что-нибудь, помимо еле слышного
бормотания, к нему подскочил Снах и одним деликатным пинком под
колено уронил учителя на заботливо подставленные руки. Затем
горец опустил Сорго на землю и пару раз звонко хлестнул по
щекам.
-- Теперь хороший, -- сообщил Снах Эгину, ухмыляясь до
ушей.
Да, теперь Сорго был если и не вполне "хороший", то, по
крайней мере, более или менее приемлемый. Его глазам вернулось
осмысленное выражение, он прокашлялся и испуганным голосом
сообщил:
-- Милостивые гиазиры... Я не знаю как назвать то, что мне
открылось... Мне было бы удобнее восьмистопным трехдольником
Астеза...
Лога, который до сего момента был сравнительно спокоен,
сорвался в безудержный заливистый лай, обращенный в сторону
Ваи. И если Сорго еще можно было приписать излишнюю
впечатлительность, то Логе Эгин доверял как "облачному" клинку.
-- Нет! -- рявкнул Эгин, которого начали одолевать самые
недобрые предчувствия. -- Быстро, внятно и прозой!
-- Хорошо... -- поморщился Сорго не то от ужасной
разламывающей боли в висках, не то от аррумского рыка Эгина. --
Я узрел под землею нечто... И это нечто...
-- Шардевкатран? -- осведомился Эгин сам не зная у кого.
-- Нет, -- сказал Лагха, который пришел в сознание и
теперь стоял на колене, не в силах подняться, ибо его левое
бедро было проколото "облачным" клинком Эгина. -- Это девкатр.
Лагха был бел, как молоко, и вид у него был совершенно
пришибленный.
-- Милостивые гиазиры, может быть кто-нибудь поможет
подняться на ноги гнорру Свода Равновесия? -- осведомился Лагха
спустя десять ударов сердца, на протяжении которых Эгин
лихорадочно пытался вспомнить, знает ли он какие-нибудь способы
борьбы с девкатрами. Может, они боятся криков "кыш"?
Много путей исхода из мира Солнца Предвечного имеет душа,
освобожденная от оков плоти сталью, магией, болезнью или
беспощадным временем -- неусыпным, слепым и неумолимым
вершителем любой, самой долгой, жизни.
Душа праведного воина восходит к Зергведу, как учили в
Харрене во времена Кроза, далекого пращура Элиена
Звезднорожденного, или к Намарну, как принято называть Зергвед
в Синем Алустрале. Но многие посвященные говорили, что
восхождение к Зергведу -- пустая поэзия, а в действительности
после смерти человека семя его души попадает в Земли Грем, из
которых Святая часто поминается всуе по всей Сармонтазаре, а о
Проклятой мало кто знает. Знающие же предпочитают словам
молчание и потому о Проклятой Земле почти никто и не слышал.
После попадания в Земли Грем, говорили посвященные, семя
души может разрешиться в нескольких судьбах.
Первая Судьба -- для душ, отягощенных злом. Такое семя
души попадает в зловонные болота Проклятой Земли и произрастает
в ней химерическими растениями, равных которым не знают под
Солнцем Предвечным. Разве только вспомнить Огненную Траву
ноторов, о которой писал Альгорг со слов потомков грютского
царя Сарганны. Смотрители и служащие Смотрителям Твари
Проклятой Земли собирают горькие плоды с этих невиданных и
неописуемых растений долгие столетия и назидательно сжигают их,
наставляя душу, заключенную в безмолвствующей, но вечно
внемлющей растительной плоти, приносить плоды сочные и сладкие.
И когда это наконец происходит -- а рано или поздно начинает
плодоносить даже самый закоренелый грешник -- из добрых плодов
приготовляют сладчайшую росу, которой одною и питаются
Смотрители и Твари Проклятой Земли. Напившись хмельной росы,
ликующие Смотрители и Твари торжественно испепеляют доброе
растение, ибо в нем нет больше простого зла и нет нужды
наставлять его больше, но и плодоносить в Проклятой Земле оно
больше не будет. А освобожденное семя души, подхваченное
Ветрами Воплощения, возвращается в Круг Земель, избавившись и
от зла, и от памяти о своем очищении. Вот почему новорожденный
приходит в мир как бы в беспамятстве и его надо учить всему
заново. Таково большинство живущих.
Вторая Судьба -- для душ, чистых в земной жизни. Эти
семена попадают в Святую Землю Грем и произрастают там дивными
растениями, чем-то похожими то на кедры, то на маки, то на
дубы, но несоизмеримо более прекрасные. Смотрителей и Тварей в
Святой Земле нет. Каждый цветок, каждое дерево, каждый стебель
там обретают себя в абсолютном и совершенном блаженном покое до
Исхода Времен. Постигшие верхние ступени искусства та-лан
отражений могли сохранять память о тех местах и сознательно
побуждать свое растение произвести семя собственной души,
которое, будучи уловлено Ветрами Воплощения, вновь приходило в
Круг Земель. Та-лан Отраженные возвращались в мир Солнца
Предвечного, дабы вновь вкусить от его убогих, но неповторимых
радостей и способствовать другим душам скорее обрести покой в
Святой Земле.
Но эти две Судьбы еще не вся правда. Потому что со времен
Хуммера Пути искажены и с каждым его Вздохом их первоначальный
узор искажается все сильнее. Золотые Цветки кочуют с места на
место вслед за скрещеньями Путей Силы, и всегда есть опасность
появления Черных Цветков. Иногда -- чаще волею направленной
магии, нежели случая, хотя происходит и так, и этак -- семя
души не выходит на Путь Пустоты, выводящий его в Земли Грем, а
остается в ловушке искаженных Путей Силы. Веками семя души
может блуждать во тьме или покоиться на дне Цветка -- Золотого
или Черного -- пока могучая воля и тайное искусство не пробудят
его к жизни-вне-плоти, воплощению в теле Сделанного Человека
или в Измененной материи девкатра.
Многое еще говорят посвященные и о многом спорят в ученых
местах Ита, о многом молчат Предписывающие Гиэннеры и
пар-арценцы Свода Равновесия. Но и это не вся правда. Ибо с тех
пор как Дышит Хуммер и Грядет Тайа-Ароан, мир утратил простоту.
Та-лан Отраженный теперь может прийти не из Святой, а из
Проклятой Земли, и притом прийти не очищенным, и сам не
подозревать об этом после воплощения, пока он не втянется в
разрушительные и преступные деяния по наущению Хуммера.
Семя души можно расщепить на две раздельных половины и
воплотить в разных телах, как сделал некогда Авелир над телом
Ибалара.
Семена разных душ можно связать вне-чувственной, но
нерушимой связью и одна душа, покидая свою телесную оболочку,
выдернет чужую связанную душу из чужого тела, хоть бы то и
находилось за пять тысяч лиг.
А о семенах душ идущих Пестрым Путем вообще не ведомо
ничего доподлинно.
Ирония Лагхи пропала всуе и никто не помог ему подняться.
Потому что в этот момент кокон девкатра раскрылся.
Земля сотряслась один раз. Беззвучно. Но сильно. На ногах
не удержался никто.
Свист, который быстро перешел в гнетущее гудение,
оставляющее в душе чувство полной и конечной безысходности,
обрушился на них, казалось, прямо из поднебесья, а не со
стороны Ваи как следовало ожидать.
-- Да что же это такое? -- пролепетала Лорма, потирая
ушибленное колено.
Вслед за воем миру Солнца Предвечного явился девкатр.
Он вышел к свету за восточной окраиной Ваи, скрытой от
Эгина, Лагхи и их спутников холмами. Там, где вся земля была
изрыта "гремучим камнем", где исходили паром грязные озерца,
заполненные останками костеруких, где в затопленных лазах
быстро разлагались коконы его сородичей, пробитые ударами
костяных конечностей Переделанных Человеков, ему повезло
уцелеть. А миру повезло, что он уцелел лишь один.
Фонтан жидкого огня, испаряющего на своем пути и воду, и
останки, и самую землю, взметнулся над холмами, предвосхищая
его появление. А вслед за ним из вмиг образовавшейся шахты
поднялся и завис на высоте трехсот локтей девкатр.
Девкатр, Измененный в сравнении со своими древними
пращурами как солнце, будь оно Измененной луной. Девкатр,
словно бы погруженный в багровое облако крыльев, трепещущих с
неподвластной глазу быстротой. Девкатр, огромный как "черепаха"
южан. Девкатр, поводящий из стороны в сторону исполинской
головой, более всего похожей на увеличенную многократно голову
тура. Тура, которому бы Измененная природа повелела родиться
плотоядным. Холодные полусферические глаза, впивающие каждую
мельчайшую подробность сущего, каждую былинку на склонах
Большого Суингона и каждый солнечный блик на морской глади,
были лишены блеска и черны, как уголь в наглухо запечатанном
сосуде. Девкатр оценивал мир, неспешно поворачивая свое
исполинское тело, которое, казалось, держится в воздухе не
биением его крыльев, а крепчайшими невидимыми нитями небесного
кукловода.
Казалось, сами небеса содрогнулись при виде этого исчадия
бездн, древних магий и извращенных Путей Силы. Тучи были
разорваны лучами солнца и разошлись в стороны. Почти столь же
стремительно, как до этого они захлопнулись на небосводе, пряча
Медовый Берег от дневного светила.
Девкатра видели все.
Южане, занявшие Ваю, были почти прямо под девкатром и они,
трепеща в ужасе, под окрики командиров сбились на уцелевшей
части площади в некое жалкое подобие "ежа".
Южане, оставшиеся на "черепахах" и галерах, испытывали
двойное изумление и страх. Ибо, появившись полчаса назад из
плотной дымки на юге, со стороны проклятого Сим-Наирна, и
описав вокруг флота Хилларна дугу так, чтобы оказаться от
заякоренных до времени "черепах" на востоке, в море как раз
напротив девкатра замер трехмачтовый быстроходный парусник под
аютскими и, к огромному удивлению Адорна, варанскими княжескими
знаменами. На боевой галерее парусника недвусмысленно
красовались жерла готовых к бою "молний Аюта".
Аффисидах покинул Адорна вместе со второй волной десанта
еще до того как парусник обнаружил свое присутствие, и Левое
Крыло Желтого Дракона не осмелилось на свой страх и риск
атаковать загадочного гостя. Во-первых, неприятельские "молнии"
были куда дальнобойней и разрушительней "темного пламени", а,
во-вторых, все-таки с Аютом Ихша вроде бы воевать не собирался.
И вот теперь, когда надо всем этим бедламом зависла невиданная
тварь... Адорн приказал задрать повыше стволы-огневержцы и
ждать. В конце концов, Вая захвачена, что думают на
аютско-варанском паруснике -- неизвестно, а что помышляет
гудящее чудовище -- и подавно. Все еще может обернуться к
лучшему. Может, тварь угробит неприятелей, а их, южан, не
тронет. Как знать?
"Как знать?" -- эта же мысль билась в висках Вирин,
изучающей девкатра в дальноглядную трубу с борта "Лепестка
Персика". За ее спиной раздавались резкие команды Куны-им-Гир.
-- Позволительно ли мне будет узнать, дамы, что
происходит? -- осведомилась Сиятельная Княжна Сайла исс Тамай,
не отваживаясь смотреть в сторону исполинского пламенного
бражника.
Вместо этого она восхищенно наблюдала как на просторной
палубе между мачтами строятся в пять шеренг лучницы Гиэннеры.
Полутораростные тисовые луки, которые при стрельбе упирают
нижним концом прямо в землю... Ладные колчаны со стрелами,
покрашенными в разные цвета -- красный, желтый, зеленый,
ядовито-синий и черный... Блестящие наручи на левой руке --
чтобы тугая тетива не била по запястью... Легкие пурпурные
блузы, под которыми, как не сомневалась Сайла, укрыты
нагрудники из шардевкатрановой кожи (сама княжна с утра
облачилась в такой же по настоянию Куны-им-Гир)... Пышные
сафьяновые береты, полностью закрывающие от пристрастного ока
яйцевидные стальные каски... И, чего Сайла уже совсем не
понимала -- десять мужчин, в число которых вошел и муж
Куны-им-Гир. Все -- с длинными двойными флейтами. Не войско, а
блистательный придворный смотр. И что может быть лучше этого?
-- Вам, услада губ моих, позволительно все, -- кивнула
Вирин, не отрывая глаз от девкатра. -- Мы готовимся уничтожить
тварь как только она станет опасна.
-- А когда она станет опасна? -- с дрожью в голосе
осведомилась Сайла.
-- Она уже очень опасна, -- вздохнула Вирин. -- Но есть
надежда, что первым делом девкатр примется за южан. И если так,
то мы, разумеется, препятствовать ему не будем. А потом мы
расстреляем его.
-- А вдруг он просто улизнет от вас и набросится сразу на
Сим-Наирн? Или на Новый Ордос?
-- Не улизнет, -- с удивительной уверенностью заметила
Вирин. -- Кто бы там ни был, он обязательно начнет убивать
здесь и сейчас. Потому что сегодня вокруг Ваи собралось слишком
много сладких ему жертв.
-- Что значит "кто бы там ни был"? Там ведь девкатр -- и
больше никого.
Вирин резко обернулась и посмотрела на Сайлу в упор.
-- Не искушайте судьбу, услада губ моих. Ответ на этот
вопрос может убить вас.
-- Это, надо полагать, и есть девкатр, -- пробормотал
Лагха, отвечая Лорме. -- Как вы думаете, аррум?
Эгин лежал в пяти шагах от Лагхи лицом вниз, накрывая
телом меч Кальта Лозоходца. Эгин не ответил Лагхе. Наверное, не
расслышал вопроса.
-- Аррум?! -- настойчиво окликнул его Лагха.
Эгин даже не пошевелился.
Наверное, без сознания. Лагха наскоро прощупал Эгина
Взором Аррума и обомлел.
Эгин, аррум Опоры Вещей, был мертв. А что еще сказать о
человеке, чье тело оставлено семенем души?
Девкатр переместился неожиданно. Не перелетел, ибо под
полетом человек обычно подразумевает полет птицы или стрелы --
полет вперед, куда указывает клюв птицы или наконечник стрелы
-- а именно переместился. Басовито гудящее "ж-ж-ж-ж", несколько
неуловимых мгновений -- и девкатр, проскользив боком в сторону,
уже завис над вайской площадью, над замершим "ежом" южан,
которых удерживал на месте лишь страх, лишивший их последних
сил. А там, где девкатр был раньше, осталась лишь дрожь
знойного марева.
-- Сыть хуммерова, -- ахнула Сайла, позабыв обо всем на
надписи по-варански, полукружиями обымавшие секиру сверху и
снизу. Варанского языка Секретарь не знал.
-- Я помогу тебе, -- сказал Альсим. -- Сверху написано
"Свод Равновесия". А внизу -- "Синц, эрм-саванн Опоры
Единства".
-- Слыхал, небось, что в каждом из нас зашита такая? --
добавил пар-арценц, подымаясь на ноги.
Обалдевший Секретарь мог только едва заметно кивнуть.
-- Вообще-то тебе этого знать необязательно, -- продолжал
Альсим, -- но... Кстати, как тебя зовут?
-- Гамал.
-- Ну так вот, Гамала-генан. Я расскажу тебе правду о
твоем мертвом хозяине, но прежде я хотел бы услышать от тебя
самое главное. У Ихши наверняка должна была быть совсем простая
договоренность с флотом и конницей в солончаках Сумра.
Три-четыре условных знака, с помощью которых он сообщал им
приказы войны и мира.
-- Таких знаков было два, -- сказал Секретарь, постепенно
приходя в себя. Ему по рангу не было положено почтительное
"генан" и от обращения Альсима он возомнил себя уже новым
Желтым Драконом. -- Лист с его личной печатью означал "война",
пустой лист -- "мир".
-- Простота впечатляющая, -- причмокнул губами Альсим. --
У вас найдется в Багряном Порту почтовый альбатрос и один
хороший скакун?
-- С тех пор как Ихша пригрел Аффисидаха, альбатросов
найдется и двадцать. А скакунов в Хилларне всегда хватало.
-- Раз так, тогда пусть эти, -- Альсим кивнул на
телохранителей, -- сопроводят моих людей куда надо. Для
верности пусть отправят трех альбатросов и трех гонцов с
пустыми листами бумаги. Альбатросов -- флоту, гонцов -- в
солончаки Сумра.
И, предупреждая вопрос Гамала, пар-арценц пояснил:
-- Гонцов проведут через наши войска, осадившие Багряный
Порт, мои...
Слово "офицеры" поглотил грохот, который донесся со
стороны моря.
-- Спокойно! -- проревел Альсим "лососям", которые с
перепугу захотели расправиться с Секретарем и телохранителями
Ихши на месте.
Пар-арценц подбежал к самому краю террасы и впился
взглядом в гавань, у входа в которую по его приказу были
оставлены пять сторожевых галер. На тот случай, если бы Ихша и
его приближенные решили выскользнуть из города на какой-нибудь
неприметной лодчонке. И вот теперь, на том самом месте где
около часа назад сбился в кучу перед цепью весь варанский флот,
на поверхности моря со страшным треском распускались огромные
цветы огня, то и дело к небесам подымались ревущие столбы воды,
все быстро заволакивалось паром и водяной взвесью. Ни одной из
пяти галер не существовало больше, а взрывы все гремели и
гремели. Если бы остальные варанские корабли не поспешили
расположиться у причалов Багряного Порта, если бы цепь не
удалось одолеть столь быстро...
Альсима прошиб холодный пот. Такого отвратительного
страха, страха как бы "задним числом", пар-арценц не испытывал
уже давно.
Альсим обернулся к Секретарю. Тот тоже был напуган до
смерти. Это немного успокоило пар-арценца. Вот если бы
Секретарь с фанатичным хохотом заявил, что совсем скоро взрывы
загремят в самой гавани, у причалов...
Подойдя вплотную к Гамалу, Альсим тихо осведомился:
-- Что это значит?
-- Я точно не знаю. Клянусь, не знаю, -- горячо зашептал
Секретарь. -- Что-то там учиняли Ихша и Аффисидах, в глубокой
тайне, об этом знали лишь немногие... Меня не посвящали...
Знаю, что не так давно ввели новый сигнал для комендантов
маяков -- тех, что с цепями. Сигнал назывался "подводный гром".
-- Это не тот, который у вас сыграли, когда мы только
начали рвать цепь? -- прищурился Альсим.
-- Да-да-да, -- поспешно подхватил Секретарь. -- Тот
самый.
-- Так почему же эта шилолова матерь сработала только
спустя целый час? Что проку взорвать пять наших галер, когда
варанские клинки уже близ самых ваших сердец? -- мрачно
осведомился Альсим, не надеясь получить ответ.
-- Не могу знать.
Так он и думал.
Весь вечер и полночи этого дня, который придворный поэт
Сорго Вайский со временем воспоет как "Славой прекрасный денек"
в своей развеселой оде "Погубление погубителей", пар-арценц
Опоры Вещей Альсим, отказавшись от покоев во дворце наместника
и ворочаясь на лежанке в своей более уютной и безопасной каюте
на борту "Княжны Сайлы", будет разбирать мозаику происшедших
событий по крошечным цветным кусочкам.
Альсим будет смаковать Стих Отягощения и думать о том, что
в жизни не встречал человека могущественней и странней, чем
Лагха Коалара, который уверял, что увидел слова Стиха во сне и,
проснувшись, записал их на стене пальцем, смоченным в вине, ибо
ему было лень подыматься и идти за письменными
принадлежностями, а недопитый кувшин стоял у самого изголовья.
Альсим будет вновь радоваться тому, что лучших кораблей
его флота не было у входа в гавань в то мгновение, когда грянул
"подводный гром" и еще тому, что приспешники Ихши удавили
Дракона до появления во дворце варанцев, иначе комедию пришлось
бы играть изощренней.
Альсим вновь вспомнит дивную историю, поведанную им
Секретарю за ужином. Синц -- молодой и чрезвычайно талантливый
эрм-саванн Свода. По личному приказу предыдущего гнорра Карувва
его внедряют в Магдорн как бродячего борца. Там под именем Ихша
он проходит свое головокружительное возвышение и становится
Пламени Равным. Синц теперь может многое. Может в доверительных
беседах с вельможами и самим императором влиять на политику
империи. Может попытаться истребить ныне здравствующую династию
Оретов, которую не так давно защищал от мятежных придворных
кавалеристов. Синц может почти все что угодно и заочно получает
в Своде высокий чин аррума. Но, помимо присвоения очередного
звания, в Своде не спешат принимать конкретных решений,
предпочитая многообразие возможных выгод одной свершившейся. В
этот момент у Свода появляется новый хозяин -- Лагха. По
неизвестным причинам Синц добивается от императора должности
Желтого Дракона и, став наместником Хилларна, обставляет все
так, будто впал у императора в немилость и тот по собственной
воле убрал его из столицы. Синц слишком хорошо входит в роль.
Он очень неохотно говорит с лазутчиками Свода, зато как
наместник Хилларна разворачивает военные приготовления и все
вынюхивает -- что это за новый гнорр в Своде?
Дальше -- хуже. Синц спелся с Аффисидахом. Синц вообще
отказался признавать тайных агентов Свода за своих, а
нескольких выловил и показательно казнил -- в том числе
Саданга, весьма крупного посланца в чине аррума. Покушения,
которые готовились против него Сводом в отместку за Саданга,
провалились. Наконец, совсем недавно Своду стало известно о
тайных сношениях Синца с... что, с Гиэннерой? Нет, хуже -- с
северянами! Это явствует из перехваченного в Нелеоте письма,
тайнопись которого открылась офицерам Опоры Писаний лишь десять
дней назад. И тогда все стало ясно. Синц вел сложную игру,
направленную в конечном итоге на то, чтобы, сокрушив Варан,
предать и его, и Северо-Восточную провинцию северянам. При
таком фатальном сокрушении равновесия северяне поглотили бы и
Варан, и весь Тернаун. Но почему северяне? Ясно ведь почему.
Как мы, Свод Равновесия, полагаем, Аффисидах -- один из лучших,
если не просто лучший маг северян. Скорее всего, верховный жрец
Гаиллириса, который давно уже обитал инкогнито в Багряном
Порту, выжидая удобного момента...
Альсим мог наконец позволить себе рассмеяться. Искренний
детский смех душил пар-арценца, он сучил толстыми ногами и
колотил кулаками в стены каюты. Ну как складно получилось! Ай
да я! Даже Лагхе в свое время понравилось, а уж у Секретаря
просто челюсть отвалилась.
Да, всей правды в истории Альсима были только известные
любому из приближенных Желтого Дракона факты его возвышения в
столице и казни Саданга. Остальное -- ложь. Ложь, построенная
на пластинке из заговоренной стали, громко именуемой
"Внутренней Секирой". Эх, давно никто не показывал Секретарю
простых фокусов с гадательными карточками, когда при
достаточной ловкости рук можно их не то что из раны, а хоть из
носа у человека целыми колодами вынимать! Ихша -- эрм-саванн
Свода Равновесия? Приятно познакомиться. Вот Юта, тернаунский
император, порадуется!
И, отсмеявшись, Альсим вдруг неожиданно глубоко вздохнул.
Да, действительно все получилось наилучшим образом. И войны не
будет... Но почему, почему, почему все-таки "подводный гром"
опоздал на целый час? Ни допросы комендантов, ни осмотр
останков подводных запальных шнуров -- в которые Аффисидах
вложил больше магического искусства, чем, наверное, было
затрачено некогда на все "облачные" клинки вместе взятые --
ничего не дал. Да, коменданты выполнили приказ, подожгли шнуры,
те прекрасно горели... Они сами ничего не понимают, простите
великодушно, Альсима-генан. Да уж простим как-нибудь сукиных
детей, все-таки солдаты, все-таки приказ выполняли и, главное
-- так толком и не выполнили.
Альсим не любил загадок. Но и мучаться бессонницей он не
любил тоже. Насилу влив в себя три чары гортело, он быстро
захмелел, вспомнил о том, что в мире существуют женщины и
заснул целиком погруженный в мысли о том, что завтрашний день
надо начать нежным разговором с той бойкой грютской девчонкой,
которую сегодня утром поймал за локоть под гогот "лососей".
Тот же день
Когда Эгин вышел из Раздавленного Времени, Сорго, Лорма и
горцы только-только успели разглядеть три обездвиженных тела и
великолепный меч, оставшийся без хозяина.
-- Гнорр... тоже? -- первым делом спросил у Эгина
совершенно обескураженный Сорго, который успел влюбиться в
Лагху чистой любовью эрм-саванна. Ему почему-то возомнилось,
что гнорр обязательно сделает его офицером Свода Равновесия.
-- Нет, -- устало отмахнулся Эгин, -- хотя гнорру сегодня
досталось крепко.
Эгин тяжело вздохнул. Он снова стал старшим офицером Свода
Равновесия на Медовом Берегу. И вообще самым старшим, самым
главным и самым ответственным, Шилол разодрал бы эту проклятую
жизнь! Сейчас придется опять отдавать приказания, убегать,
волочь тело этого проклятого Лагхи и его распроклятый меч...
ведь никто же не отменял двух тысяч пехотинцев Хилларна,
которые сейчас продираются через руины Ваи, опасливо обходя
зловонные туши шардевкатранов, обездвиженную плоть костеруких и
своих растерзанных сослуживцев, которым не повезло попасть в
первую волну высадки...
Думая так, Эгин оценивающе взвесил в руке чудовищный
двуручник Кальта Лозоходца. А то когда он кроил череп Ибалару,
как-то толком не успел распробовать... Отменная стальная
дубина. Если не убьешь таким с трех ударов -- отвалятся руки. И
как только Лагха с таким?
Лога восторженно вилял хвостом у ног аррума и Эгин
благодарно потрепал пса за холку.
-- Ты у нас сегодня герой... -- пробормотал Эгин. "Хотя
кто сегодня не герой?" -- подумал аррум и уже собирался
гаркнуть "Ну ладно, раздолбаи, отдышались и хватит!", как вдруг
за его спиной раздался жуткий, клокочущий хрип-клекот Сорго.
"Все ему неймется, пииту!" -- с отвращением, которое, впрочем,
довольно быстро сменилось дружеским сочувствием, подумал Эгин,
оборачиваясь.
Сорго снова входил в свой мрачноватый вещий танец. Его
левая нога как-то сама собой судорожно подобралась, учитель
чудом удерживался на правой, раскачиваясь из стороны в сторону
и балансируя двумя руками, которые вдруг обрели поистине
змеиную подвижность. Сорго был бы смешон если бы не был
страшен.
К огромному удивлению Эгина, прежде чем уста Сорго успели
отверзться и произречь хоть что-нибудь, помимо еле слышного
бормотания, к нему подскочил Снах и одним деликатным пинком под
колено уронил учителя на заботливо подставленные руки. Затем
горец опустил Сорго на землю и пару раз звонко хлестнул по
щекам.
-- Теперь хороший, -- сообщил Снах Эгину, ухмыляясь до
ушей.
Да, теперь Сорго был если и не вполне "хороший", то, по
крайней мере, более или менее приемлемый. Его глазам вернулось
осмысленное выражение, он прокашлялся и испуганным голосом
сообщил:
-- Милостивые гиазиры... Я не знаю как назвать то, что мне
открылось... Мне было бы удобнее восьмистопным трехдольником
Астеза...
Лога, который до сего момента был сравнительно спокоен,
сорвался в безудержный заливистый лай, обращенный в сторону
Ваи. И если Сорго еще можно было приписать излишнюю
впечатлительность, то Логе Эгин доверял как "облачному" клинку.
-- Нет! -- рявкнул Эгин, которого начали одолевать самые
недобрые предчувствия. -- Быстро, внятно и прозой!
-- Хорошо... -- поморщился Сорго не то от ужасной
разламывающей боли в висках, не то от аррумского рыка Эгина. --
Я узрел под землею нечто... И это нечто...
-- Шардевкатран? -- осведомился Эгин сам не зная у кого.
-- Нет, -- сказал Лагха, который пришел в сознание и
теперь стоял на колене, не в силах подняться, ибо его левое
бедро было проколото "облачным" клинком Эгина. -- Это девкатр.
Лагха был бел, как молоко, и вид у него был совершенно
пришибленный.
-- Милостивые гиазиры, может быть кто-нибудь поможет
подняться на ноги гнорру Свода Равновесия? -- осведомился Лагха
спустя десять ударов сердца, на протяжении которых Эгин
лихорадочно пытался вспомнить, знает ли он какие-нибудь способы
борьбы с девкатрами. Может, они боятся криков "кыш"?
Много путей исхода из мира Солнца Предвечного имеет душа,
освобожденная от оков плоти сталью, магией, болезнью или
беспощадным временем -- неусыпным, слепым и неумолимым
вершителем любой, самой долгой, жизни.
Душа праведного воина восходит к Зергведу, как учили в
Харрене во времена Кроза, далекого пращура Элиена
Звезднорожденного, или к Намарну, как принято называть Зергвед
в Синем Алустрале. Но многие посвященные говорили, что
восхождение к Зергведу -- пустая поэзия, а в действительности
после смерти человека семя его души попадает в Земли Грем, из
которых Святая часто поминается всуе по всей Сармонтазаре, а о
Проклятой мало кто знает. Знающие же предпочитают словам
молчание и потому о Проклятой Земле почти никто и не слышал.
После попадания в Земли Грем, говорили посвященные, семя
души может разрешиться в нескольких судьбах.
Первая Судьба -- для душ, отягощенных злом. Такое семя
души попадает в зловонные болота Проклятой Земли и произрастает
в ней химерическими растениями, равных которым не знают под
Солнцем Предвечным. Разве только вспомнить Огненную Траву
ноторов, о которой писал Альгорг со слов потомков грютского
царя Сарганны. Смотрители и служащие Смотрителям Твари
Проклятой Земли собирают горькие плоды с этих невиданных и
неописуемых растений долгие столетия и назидательно сжигают их,
наставляя душу, заключенную в безмолвствующей, но вечно
внемлющей растительной плоти, приносить плоды сочные и сладкие.
И когда это наконец происходит -- а рано или поздно начинает
плодоносить даже самый закоренелый грешник -- из добрых плодов
приготовляют сладчайшую росу, которой одною и питаются
Смотрители и Твари Проклятой Земли. Напившись хмельной росы,
ликующие Смотрители и Твари торжественно испепеляют доброе
растение, ибо в нем нет больше простого зла и нет нужды
наставлять его больше, но и плодоносить в Проклятой Земле оно
больше не будет. А освобожденное семя души, подхваченное
Ветрами Воплощения, возвращается в Круг Земель, избавившись и
от зла, и от памяти о своем очищении. Вот почему новорожденный
приходит в мир как бы в беспамятстве и его надо учить всему
заново. Таково большинство живущих.
Вторая Судьба -- для душ, чистых в земной жизни. Эти
семена попадают в Святую Землю Грем и произрастают там дивными
растениями, чем-то похожими то на кедры, то на маки, то на
дубы, но несоизмеримо более прекрасные. Смотрителей и Тварей в
Святой Земле нет. Каждый цветок, каждое дерево, каждый стебель
там обретают себя в абсолютном и совершенном блаженном покое до
Исхода Времен. Постигшие верхние ступени искусства та-лан
отражений могли сохранять память о тех местах и сознательно
побуждать свое растение произвести семя собственной души,
которое, будучи уловлено Ветрами Воплощения, вновь приходило в
Круг Земель. Та-лан Отраженные возвращались в мир Солнца
Предвечного, дабы вновь вкусить от его убогих, но неповторимых
радостей и способствовать другим душам скорее обрести покой в
Святой Земле.
Но эти две Судьбы еще не вся правда. Потому что со времен
Хуммера Пути искажены и с каждым его Вздохом их первоначальный
узор искажается все сильнее. Золотые Цветки кочуют с места на
место вслед за скрещеньями Путей Силы, и всегда есть опасность
появления Черных Цветков. Иногда -- чаще волею направленной
магии, нежели случая, хотя происходит и так, и этак -- семя
души не выходит на Путь Пустоты, выводящий его в Земли Грем, а
остается в ловушке искаженных Путей Силы. Веками семя души
может блуждать во тьме или покоиться на дне Цветка -- Золотого
или Черного -- пока могучая воля и тайное искусство не пробудят
его к жизни-вне-плоти, воплощению в теле Сделанного Человека
или в Измененной материи девкатра.
Многое еще говорят посвященные и о многом спорят в ученых
местах Ита, о многом молчат Предписывающие Гиэннеры и
пар-арценцы Свода Равновесия. Но и это не вся правда. Ибо с тех
пор как Дышит Хуммер и Грядет Тайа-Ароан, мир утратил простоту.
Та-лан Отраженный теперь может прийти не из Святой, а из
Проклятой Земли, и притом прийти не очищенным, и сам не
подозревать об этом после воплощения, пока он не втянется в
разрушительные и преступные деяния по наущению Хуммера.
Семя души можно расщепить на две раздельных половины и
воплотить в разных телах, как сделал некогда Авелир над телом
Ибалара.
Семена разных душ можно связать вне-чувственной, но
нерушимой связью и одна душа, покидая свою телесную оболочку,
выдернет чужую связанную душу из чужого тела, хоть бы то и
находилось за пять тысяч лиг.
А о семенах душ идущих Пестрым Путем вообще не ведомо
ничего доподлинно.
Ирония Лагхи пропала всуе и никто не помог ему подняться.
Потому что в этот момент кокон девкатра раскрылся.
Земля сотряслась один раз. Беззвучно. Но сильно. На ногах
не удержался никто.
Свист, который быстро перешел в гнетущее гудение,
оставляющее в душе чувство полной и конечной безысходности,
обрушился на них, казалось, прямо из поднебесья, а не со
стороны Ваи как следовало ожидать.
-- Да что же это такое? -- пролепетала Лорма, потирая
ушибленное колено.
Вслед за воем миру Солнца Предвечного явился девкатр.
Он вышел к свету за восточной окраиной Ваи, скрытой от
Эгина, Лагхи и их спутников холмами. Там, где вся земля была
изрыта "гремучим камнем", где исходили паром грязные озерца,
заполненные останками костеруких, где в затопленных лазах
быстро разлагались коконы его сородичей, пробитые ударами
костяных конечностей Переделанных Человеков, ему повезло
уцелеть. А миру повезло, что он уцелел лишь один.
Фонтан жидкого огня, испаряющего на своем пути и воду, и
останки, и самую землю, взметнулся над холмами, предвосхищая
его появление. А вслед за ним из вмиг образовавшейся шахты
поднялся и завис на высоте трехсот локтей девкатр.
Девкатр, Измененный в сравнении со своими древними
пращурами как солнце, будь оно Измененной луной. Девкатр,
словно бы погруженный в багровое облако крыльев, трепещущих с
неподвластной глазу быстротой. Девкатр, огромный как "черепаха"
южан. Девкатр, поводящий из стороны в сторону исполинской
головой, более всего похожей на увеличенную многократно голову
тура. Тура, которому бы Измененная природа повелела родиться
плотоядным. Холодные полусферические глаза, впивающие каждую
мельчайшую подробность сущего, каждую былинку на склонах
Большого Суингона и каждый солнечный блик на морской глади,
были лишены блеска и черны, как уголь в наглухо запечатанном
сосуде. Девкатр оценивал мир, неспешно поворачивая свое
исполинское тело, которое, казалось, держится в воздухе не
биением его крыльев, а крепчайшими невидимыми нитями небесного
кукловода.
Казалось, сами небеса содрогнулись при виде этого исчадия
бездн, древних магий и извращенных Путей Силы. Тучи были
разорваны лучами солнца и разошлись в стороны. Почти столь же
стремительно, как до этого они захлопнулись на небосводе, пряча
Медовый Берег от дневного светила.
Девкатра видели все.
Южане, занявшие Ваю, были почти прямо под девкатром и они,
трепеща в ужасе, под окрики командиров сбились на уцелевшей
части площади в некое жалкое подобие "ежа".
Южане, оставшиеся на "черепахах" и галерах, испытывали
двойное изумление и страх. Ибо, появившись полчаса назад из
плотной дымки на юге, со стороны проклятого Сим-Наирна, и
описав вокруг флота Хилларна дугу так, чтобы оказаться от
заякоренных до времени "черепах" на востоке, в море как раз
напротив девкатра замер трехмачтовый быстроходный парусник под
аютскими и, к огромному удивлению Адорна, варанскими княжескими
знаменами. На боевой галерее парусника недвусмысленно
красовались жерла готовых к бою "молний Аюта".
Аффисидах покинул Адорна вместе со второй волной десанта
еще до того как парусник обнаружил свое присутствие, и Левое
Крыло Желтого Дракона не осмелилось на свой страх и риск
атаковать загадочного гостя. Во-первых, неприятельские "молнии"
были куда дальнобойней и разрушительней "темного пламени", а,
во-вторых, все-таки с Аютом Ихша вроде бы воевать не собирался.
И вот теперь, когда надо всем этим бедламом зависла невиданная
тварь... Адорн приказал задрать повыше стволы-огневержцы и
ждать. В конце концов, Вая захвачена, что думают на
аютско-варанском паруснике -- неизвестно, а что помышляет
гудящее чудовище -- и подавно. Все еще может обернуться к
лучшему. Может, тварь угробит неприятелей, а их, южан, не
тронет. Как знать?
"Как знать?" -- эта же мысль билась в висках Вирин,
изучающей девкатра в дальноглядную трубу с борта "Лепестка
Персика". За ее спиной раздавались резкие команды Куны-им-Гир.
-- Позволительно ли мне будет узнать, дамы, что
происходит? -- осведомилась Сиятельная Княжна Сайла исс Тамай,
не отваживаясь смотреть в сторону исполинского пламенного
бражника.
Вместо этого она восхищенно наблюдала как на просторной
палубе между мачтами строятся в пять шеренг лучницы Гиэннеры.
Полутораростные тисовые луки, которые при стрельбе упирают
нижним концом прямо в землю... Ладные колчаны со стрелами,
покрашенными в разные цвета -- красный, желтый, зеленый,
ядовито-синий и черный... Блестящие наручи на левой руке --
чтобы тугая тетива не била по запястью... Легкие пурпурные
блузы, под которыми, как не сомневалась Сайла, укрыты
нагрудники из шардевкатрановой кожи (сама княжна с утра
облачилась в такой же по настоянию Куны-им-Гир)... Пышные
сафьяновые береты, полностью закрывающие от пристрастного ока
яйцевидные стальные каски... И, чего Сайла уже совсем не
понимала -- десять мужчин, в число которых вошел и муж
Куны-им-Гир. Все -- с длинными двойными флейтами. Не войско, а
блистательный придворный смотр. И что может быть лучше этого?
-- Вам, услада губ моих, позволительно все, -- кивнула
Вирин, не отрывая глаз от девкатра. -- Мы готовимся уничтожить
тварь как только она станет опасна.
-- А когда она станет опасна? -- с дрожью в голосе
осведомилась Сайла.
-- Она уже очень опасна, -- вздохнула Вирин. -- Но есть
надежда, что первым делом девкатр примется за южан. И если так,
то мы, разумеется, препятствовать ему не будем. А потом мы
расстреляем его.
-- А вдруг он просто улизнет от вас и набросится сразу на
Сим-Наирн? Или на Новый Ордос?
-- Не улизнет, -- с удивительной уверенностью заметила
Вирин. -- Кто бы там ни был, он обязательно начнет убивать
здесь и сейчас. Потому что сегодня вокруг Ваи собралось слишком
много сладких ему жертв.
-- Что значит "кто бы там ни был"? Там ведь девкатр -- и
больше никого.
Вирин резко обернулась и посмотрела на Сайлу в упор.
-- Не искушайте судьбу, услада губ моих. Ответ на этот
вопрос может убить вас.
-- Это, надо полагать, и есть девкатр, -- пробормотал
Лагха, отвечая Лорме. -- Как вы думаете, аррум?
Эгин лежал в пяти шагах от Лагхи лицом вниз, накрывая
телом меч Кальта Лозоходца. Эгин не ответил Лагхе. Наверное, не
расслышал вопроса.
-- Аррум?! -- настойчиво окликнул его Лагха.
Эгин даже не пошевелился.
Наверное, без сознания. Лагха наскоро прощупал Эгина
Взором Аррума и обомлел.
Эгин, аррум Опоры Вещей, был мертв. А что еще сказать о
человеке, чье тело оставлено семенем души?
Девкатр переместился неожиданно. Не перелетел, ибо под
полетом человек обычно подразумевает полет птицы или стрелы --
полет вперед, куда указывает клюв птицы или наконечник стрелы
-- а именно переместился. Басовито гудящее "ж-ж-ж-ж", несколько
неуловимых мгновений -- и девкатр, проскользив боком в сторону,
уже завис над вайской площадью, над замершим "ежом" южан,
которых удерживал на месте лишь страх, лишивший их последних
сил. А там, где девкатр был раньше, осталась лишь дрожь
знойного марева.
-- Сыть хуммерова, -- ахнула Сайла, позабыв обо всем на