- Вечно с этим Петровичем всякие приключения, - проворчал Виктор. - Кота уже неделю никто не видал, а Петрович... Ну ладно, ближе к делу. Я пригласил вас, господин Пирум, дабы посоветоваться по некоему вопросу, в котором вы, несомненно, разбираетесь куда лучше меня.
   - Сие зело похвально, что Ваше Высочество залюбопытствовали древними скрижалями, ибо прошедшее наше всегда остается с нами, - неторопливо заговорил Пирум. - И мы должны помнить наше прошедшее, дабы не порвалась нерасторжимая связь времен...
   - Господин Пирум, прошу вас посмотреть на родовой знак, изображенный на медальоне у этой девушки, - прервал Виктор мудрствования летописца.
   Пирум перевел взор на Марфу и вдруг стал медленно оседать на пол. Теофил подскочил к нему и помог добраться до ближайшего кресла.
   - Это она, - прошептал Пирум.
   - Кто - она? - как ни в чем не бывало переспросил Виктор.
   - Она, - несколько пришел в себя древлехранитель. - Княжна Марфа.
   Девушка встала во весь рост.
   - Я узнала тебя, - сказала она Пируму. И, оборотившись к Виктору, спросила: - Надеюсь, теперь Ваше Высочество более не сомневаетесь в правдивости моих слов?
   - Да, - коротко ответил Виктор. И, немного помолчав, обратился к Теофилу и Пируму: - У меня к вам будет одна настоятельная просьба. Или даже приказание. Никто в замке, кроме нас троих, не должен знать, кто эта девушка на самом деле. И князь Длиннорукий - в особенности.
   ***
   Барону Альберту не спалось. Он ворочался в своем любимом дубовом гробу, а сон все не шел. И когда барон все же немного задремал, в спальне послышался какой-то шорох.
   - Что там такое? - вскрикнул Альберт. Он прекрасно знал, что его "перестроечные" нововведения многим в Белой Пуще не по нраву и что эти многие не прочь бы от него избавиться, и оттого ожидал опасности в любой миг.
   Шорох повторился, а затем послышалось чье-то ворчание:
   - Совсем без меня распустились, дымоходы не чищены...
   - Что?! - возопил барон, но тут голос резко усилился:
   - Это ты, барон Альберт?!
   - Д-д-да, я, - от страха лязгая клыками, пролепетал Альберт и дрожащею рукой зажег тусклый светильник в изголовии гроба. В спальной никого не было. - Почудилось, - облегченно вздохнул барон, но тут вновь раздался странный голос. Он звучал достаточно ясно, но доносился как будто из какой-то трубы:
   - Ну что, убедился теперь, каково править страной без меня?!
   - Это ты, князь Григорий? - боязливо спросил барон.
   - Да, я! - горделиво ответствовал голос. - Я явился из Преисподней, дабы не дать вам, глупцам и корыстолюбцам, развалить то, что я создавал тяжкими трудами и заботами две сотни годов!
   - Князь, научи нас, как жить! - возопил Альберт.
   - Эх-ма, вот возьми да научи вас, - ворчливо откликнулся голос князя Григория. - То ли дело при мне... - И, перейдя на буднично-деловой тон, продолжал быстро и напористо: - Первым делом - ежели не способны справиться с домашними делами, так не лезьте к соседям.
   - Но мы же...
   - Никаких но! И не вздумай отправлять моих отборных стрельцов в Мухоморье, иначе нашлю я на тебя, паршивца, все кары из адского пекла! - Голос князя загремел еще грознее: - На колени, червь!
   Кряхтя, Альберт выбрался из гроба и послушно пал ниц. И если бы он не был столь взволнован явлением покойного князя и прислушался повнимательнее, то услыхал бы шорох в печке и чье-то ворчливое бормотание:
   - Что за печки, что за дымоходы? Все у них не как у людей. Вот в избе у бабки...
   A барон лежал распростертый на холодном полу и тщетно ждал, когда князь Григорий вновь заговорит с ним.
   - Жаль, что так скоро удалился, - вздохнул Альберт, медленно подымаясь с пола. - Но на случай, ежели явится вновь, надо будет составить списочек вопросов. Вопрос первый: где хоронить кости Марфы? Вопрос второй... Барон подошел к небольшому столику наподобие конторки, стоящему в углу спальни, и, обмакнув гусиное перо в чернильницу, принялся что-то черкать на листке пергамента.
   ***
   На столе стоял кувшин водки и кое-какая незатейливая закуска. За столом сидели князь Длиннорукий и Соловей-разбойник, причем Петрович ерзал на табуретке и то и дело вскакивал - давали знать недавние ранения. Длиннорукий был уже изрядно "под мухой", но еще не утратил некоторых способностей к рассуждениям.
   - Чую, что бросили нас наши дорогие хозяева, - говорил он, размахивая куском соленого огурца. - Послали сюда вместе с этими полоумными наемниками, и все, и справляйтесь, как можете.
   - Уползать надо, - мрачно проворчал Петрович. - Покаместь бить не начали.
   - Ну, уползти-то мы еще успеем, - отхлебнул Длиннорукий из кружки и закусил огурцом. Петрович выпил залпом и не закусывая. - Да, так ты говорил, что к Виктору какая-то баба пришла, - продолжал князь. - Ну-ка, расскажи, дружище Петрович, что это за баба и что он с нею, хе-хе, делал!
   - Да не баба, а молодая девка, - нехотя ответил Соловей.
   - O, да так это ж еще лучше! - скабрезно захихикал Длиннорукий. - Ну-ну, и что же?..
   - Да ничего. Там через скважину не подглядишь.
   - Ага, значит, нарочно скважину заткнул. Но ты хоть подслушал-то? Это вообще замечательно - когда не видишь, такого можно себе напредставлять! - Князь противно потер пухленькими ручками. - Ай да Виктор, а я-то уж грешным делом начал думать, что на девок у него, хо-хо, не стоит. Ну-ну, значит, завалил он ее на лежанку...
   - На какую еще лежанку? - пробурчал Петрович. - Он же принимал ее у себя в рабочей горнице.
   - O, ну так это же просто прелестно! - пуще прежнего обрадовался Длиннорукий. - Завалил прямо на стол...
   - Ну причем тут стол? - озабоченно потер ноющую задницу Соловей. - Они же там не одни были, еще и Теофил...
   - A-а, так они ее вдвоем! - расплылся в скабрезной усмешечке Длиннорукий. - Что ж ты мне сразу не сказал? Мы бы пустили золотое яблочко по тарелочке и посмотрели, что они там вытворяют!
   - Да ничего они не вытворяли, - не вытерпев княжеских похабствований, топнул ножкой Петрович. - Просто разговаривали, и все.
   - Ну и дает, однако же, наше Высочество, - разочарованно протянул Длиннорукий. - Привел к себе на ночь глядя молодую девку - и разговорами потчует. - Князь подлил себе и Соловью еще водки. - Ну и о чем же таком они говорили?
   Петрович выпил, занюхал надкушенной луковицей и наморщил лоб, пытаясь вспомнить:
   - Говорила-то больше та девица. И такую околесицу несла, что у меня аж уши завяли. Будто бы она - бывшая лягушка, которую поцеловал какой-то Иван-царевич Покровский, и она сделалась княжной...
   - Что? - вскочил Длиннорукий как ошпаренный, едва не опрокинув кувшин с остатками водки. - Я должен немедля передать об этом в Белую Пущу!
   - Да они ж тебя засмеют, - хмыкнул Петрович. - Скажут, совсем с крыши князь съехал, уже всякие сказки рассказывает.
   - Это не сказки, - стукнул Длиннорукий кружкой по столу, - а самая истинная правда!
   - A я чего-то припоминаю, - почесал задницу Петрович. - Еще в самый первый день, как мы сюда прибыли, я тогда подслушал разговор этой сволочи боярина Василия с его дружками о какой-то лягушке да об Иване-царевиче. Стало быть, все это и впрямь не сказки?
   Князь внезапно успокоился:
   - A правда, куда торопиться? Завтра с утра на свежую голову все и передам. Ну и что еще твоя княжна рассказывала?
   - A я больше ничего не услышал, - горестно вздохнул Петрович. - Тут на меня снова тот изверг набросился!
   - Какой еще изверг?
   - Да кот, чтоб ему пусто было!
   - Опять кот, - проворчал Длиннорукий. - Тебе, братец, пить меньше надо. Или больше закусывать.
   - Вы мне никто не верите! - взвизгнул Петрович. - A он меня, сука, снова цапнул! - И Соловей, задрав штанину, продемонстрировал совсем свежую царапину на правой ноге.
   Длиннорукий лишь вздохнул, а Петрович опрокинул в себя еще одну кружку и, пригорюнившись, затянул старинную разбойничью песнь:
   - Эх, на царь-городской на дороженьке
   На телегах богатеи ездиют,
   Со колесами да позолоченными,
   Да с серебряными бубенчиками.
   Едут мироеды-грабители,
   Бедного люда угнетатели,
   В шубах с воротниками бебряными,
   C золотыми перстнями, с побрякушками.
   A мы, да удалые разбойнички,
   Их пограбим, заберем бубенчики,
   Да шубы дорогие с побрякушками,
   A самих перережем, грабителей,
   Трудового народа угнетателей...
   ***
   ДЕНЬ ВТОРОЙ
   Грендель вел Дубова по узкой тропинке. Уже рассвело, и Василий с немалым интересом поглядывал на окрестные болота, которые теперь не казались столь зловещими и враждебными, как в утро того памятного октябрьского дня, когда они волчьими тропами пробирались в Белую Пущу по душу князя Григория. И хотя с Гренделя было снято заклятие, бывший оборотень сохранял кое-какие способности и повадки волка. Вот и сейчас он то и дело поводил носом и как будто ощущал некую опасность.
   - Надобно поостеречься, - наконец сказал он своему спутнику.
   - A что, здесь опасная трясина? - забеспокоился Василий. - Или опять змеи?
   - Хуже. Чую дух чужого человека.
   - Может быть, Ивана-царевича? A то и самой Марфы!
   Грендель ничего не ответил и двинулся быстрее, продолжая то и дело прислушиваться и принюхиваться.
   Вскоре путники вышли к равнине, расчерченной канавками и "грядками", но с противоположной стороны, нежели накануне Покровский.
   - До памятного знака здесь напрямую не доберешься, - пояснил Грендель. Пройдем по соседней "грядке" и попробуем разглядеть, что там и как.
   Однако не успели они сделать и нескольких шагов, как сзади раздался грубый окрик:
   - Стоять и не двигаться!
   Дубов оглянулся - в самом начале "грядки", по-гестаповски расставив ноги, стоял здоровенный наемник с "калашниковым" наперевес.
   - Бежим, - шепнул Грендель. - Эта "грядка" сквозная.
   - Бесполезно, - ответил Василий, - он нас просто пристрелит. - И, обращаясь к наемнику, громко спросил: - В чем дело, товарищ?
   - Тамбовский волк тебе товарищ! - злобно выкрикнул наемник. - Стоять и не рыпаться! Идти за мной! Шаг вправо, шаг влево - стреляю!
   - Извините, гражданин наемник, - с трудом вклинился в содержательную речь боярин Василий, - но как нам идти за вами, если вы велели стоять и не рыпаться?
   Наемник попытался задуматься, но тут Грендель, не открывая рта, негромко, но грозно зарычал по-волчьи. Даже Василий от неожиданности вздрогнул, а наемник заозирался, попятился и, поскользнувшись о сырой лишайник, бултыхнулся в канавку.
   Василий бросился было на помощь, но Грендель его остановил:
   - Тут мелко, не утонет.
   Дубов однако же наклонился и поднял автомат, зацепившийся за кустик. Стоявший почти по пояс в холодной воде наемник в бессильной злобе наблюдал, как Василий разрядил магазин автомата и разбросал пули по канавке. Затем туда последовал и сам "калашников".
   - Ну и что будем с ним делать? - обратился Дубов к Гренделю, завершив акт разоружения. - C собой тащить - много мороки.
   - Загрызть, и дело с концом, - предложил Грендель. Наемник, не знавший, что добросердечный экс-оборотень никого толком не загрыз даже в бытность полуволком-получеловеком, дико заверещал и, вскарабкавшись на параллельную грядку, очень резво побежал прочь.
   - Любопытненько, - пробормотал Василий, поднимая с земли небольшой предмет, оказавшийся записной книжкой. - Надо бы изучить...
   Поскольку книжка не имела алфавитного указателя, то имена, адреса и телефоны были записаны, так сказать, в порядке поступления и ярко отражали биографию обладателя книжки за последние несколько лет: Тбилиси, Баку, Вильнюс, Рига, Тирасполь, Москва, Сухуми, затем Кислоярск, Старгород-Придурильский - этапы большого, но бесславного пути.
   На одной из последних страниц Василий увидел стихотворные строчки с примечанием "Поется на мотив "Надежды". Песня начиналась так:
   "Светит наша красная звезда.
   Не надейтесь - мы еще живые
   И в крови потопим города,
   Чтоб жила единая Россия.
   Нынче будем боженьку молить,
   Дал бы сил на мятежи и встряски
   И помог Державу возродить
   От Финляндских скал и до Аляски..."
   Дубов брезгливо перевернул страницу - и наткнулся на несколько знакомых имен, записанных в столбик:
   Боярин Василий.
   Беовульф.
   Грендель.
   Чумичка.
   Надежда.
   Дедуктивная мысль сыщика Дубова незамедлительно заработала: "Так-так, что могло объединить эти пять имен в записной книжке наемника? Можно допустить, что у него или у его шефа Мыльника имеются свои счеты к детективу Василию Дубову, но причем тогда тут боярин Василий? Постойте-постойте, а сам ли он это писал?"
   Василий перевернул страницу назад:
   "...И чечен сумеем затопить
   Кровью молдаван и прибалтийцев..."
   Дубов попытался мысленно пропеть эти слова на мелодию одной из своих любимых песен и тут же с отвращением перевернул страницу вперед. Почерк полностью совпадал.
   "Скорее всего, он записывал имена под чью-то диктовку. Но под чью? Василий еще раз внимательно просмотрел список. - Если меня он записал как боярина Василия, то отчего тогда и Надя не значится как паж Перси? И причем тут Беовульф, Грендель и Чумичка?"
   От размышлений его оторвал голос Гренделя, который все это время изучал оконечность тупиковой "грядки", до которой напрямую было бы рукой подать через канавку.
   - Похоже, что вчера ваш Иван-царевич здесь и побывал, - сказал Грендель. - Гляньте, как там истоптано. A чуть дальше на кустарнике веточка отломана.
   - A почему вы уверены, что это именно Иван-царевич? - нехотя оторвался от дедукции боярин Василий. - Может быть, просто кто-то грибы собирал.
   Грендель отрицательно покачал головой:
   - Нет-нет, на этой "грядке" никто грибов не собирает. Оттого-то она и такая заросшая.
   - A что так?
   - Ну, во-первых, суеверия. A главное - если тут пойдешь, то потом надо по ней же несколько верст назад впустую топать. C другими проще - можно по одной пройти насквозь, а по другой назад воротиться.
   - Ну и что же Иван-царевич?
   - A Иван-царевич, как я вижу, пошел другим путем - прямо через канавку. Да идемте, я вам все покажу.
   Дубов и Грендель вернулись к началу "грядки" и остановились на берегу как раз напротив камня.
   - Видите, как тут мох ободран? - указал Грендель. - Значит, он пытался выбраться наверх.
   - И как, удачно?
   - Сейчас глянем... Да, похоже, что удачно. Видите следы наверху? Стало быть, нам надо двигаться вон туда. - Грендель махнул рукой в сторону елового перелеска.
   "Херклафф! - вдруг осенило Дубова. - Меня он знает только как боярина Василия, а Надю - и как пажа, и как Надю. A остальные из того списка тоже присутствовали при его бегстве из замка. Все ясно - людоед нанял этого наемника, а может, и не его одного, чтобы "прощупать" всех тех, кому мог достаться оброненный им магический кристалл..."
   - A вот здесь ваш Иван-царевич что-то варил из грибов, - снова оторвал Василия от раздумий голос его спутника. - Видите, следы костра, а кругом грибы срезанные.
   - Ну и куда же дальше?
   - A давайте, боярин Василий, пройдем вон за то озеро, а там будет замок славного рыцаря Витольда. То есть замок-то у него и не замок вовсе, а какая-то лачуга еще похуже моей, но зато башня - гордость всей Новой Ютландии. C нее открывается хороший вид на болота, может и разглядим, где там чего.
   - Да, это было бы неплохо, - согласился Дубов, и спутники двинулись по еле заметной тропинке в сторону маленького болотного озерца - как подозревал Василий, навстречу новым приключениям.
   ***
   Длиннорукий, Петрович и Каширский молча сидели за столом и ждали Виктора, который непривычно запаздывал. Слуги под руководством Теофила подавали на стол скромный завтрак, а Соловей то и дело поглядывал на кувшин с вином, не решаясь налить себе, пока не появится хозяин.
   Когда же дверь трапезной отворилась, то лица сидящих за столом удивленно вытянулись: Виктор вошел не один, а вместе с некоей молодой девушкой, одетой в скромное темное платье.
   - Прошу вас, сударыня, - указал Виктор на место во главе стола, где он обычно сидел, а сам уселся немного в сторонке. - Господа, позвольте вам представить нашу уважаемую гостью, графиню Загорскую. Как я понял, это дочка одного из наших славных рыцарей, не так ли?
   Гостья, немного помедлив, чуть заметно кивнула. Петрович раскрыл было рот, чтобы разоблачить лже-графиню, но Длиннорукий его остановил.
   - Погоди, еще не время, - шепнул князь.
   Так как Виктор уже накладывал себе в тарелку что-то вроде овсяной каши, то и Петрович налил полную кружку вина и залпом выпил, как всегда не закусывая.
   - Ах да, сударыня, так я же забыл вам представить моих, м-м-м, друзей, снова заговорил Виктор. - Князь Длиннорукий. - Князь привстал и слегка поклонился. - Господин Петрович. - Соловей лишь икнул и утерся грязным рукавом. - Господин Каширский, лекарь и, так сказать, человек изрядных знаний.
   Графиня милостиво кивнула всем троим, но мимолетный взгляд, брошенный на Виктора, откровенно говорил: "Ну и дружки, однако же, у Вашего Высочества".
   - Думаю, что к обеду приедет и Анна Сергеевна, - продолжал Виктор. Тоже милейшая дама, вам будет приятно с нею познакомиться.
   - Не сомневаюсь, - вздохнула гостья и приступила к трапезе.
   Князь Длиннорукий украдкой бросал взгляды на Марфу и все не мог понять, для чего она явилась в королевский замок, да еще и под вымышленным именем. И так ничего и не придумав, решил, что незачем забивать себе голову такими пустяками - найдутся дела и поважнее. Князь с опаской следил за Петровичем, который то и дело подливал себе вина, а Виктор и Теофил, занятые гостьей, на сей раз просто забыли убрать кувшин от Грозного Атамана подальше.
   Господин же Каширский поглядывал на графиню и как доктор на потенциальную пациентку, и как мужчина на симпатичную ему особу противоположного пола. В конце концов он не выдержал и обратился к гостье:
   - Госпожа графиня, должен вас уведомить, что ваш цвет лица не свидетельствует о здоровом образе жизни. Да и вообще здешний климат вам противопоказан - болота, сырость...
   Девушка смутилась, и Виктор пришел ей на помощь:
   - Господин Каширский, когда графине понадобятся услуги лекаря, то она непременно к вам обратится.
   - Да нет, я просто хотел сказать, что нужно беречь здоровье, - пошел на попятный Каширский. - Медицинская концепция, коей я придерживаюсь, предполагает как аллопатические, так и гомеопатические методы пользования, и целый ряд симптомов...
   Но тут произошло то, чего так опасался Длиннорукий: вылакав очередную кружку, Петрович перегнулся через стол к сидевшей напротив него гостье.
   - Графиня, говорите? - брызжа слюной, завизжал Соловей. - Знаю я, что вы за графиня! - И, не обращая внимания на Длиннорукого, тянувшего его сзади за штаны, продолжал: - Вы все грабители и угнетатели трудового люда! Таких, как вы, я грабил и убивал, а потом отдавал на забаву своим лихим ребятам! - Петрович скорчил какую-то мерзкую рожу, но тут произошло нечто уж совсем непредвиденное: Марфа спокойно взяла со стола тарелку с остатками каши и аккуратно заехала ею в физиономию Петровичу.
   В трапезной воцарилось мертвое молчание, прерываемое лишь мелким скулежем сползающего под стол бывшего Грозного Атамана. Длиннорукий с нескрываемой ненавистью глядел на княжну. Каширский удивленно переводил взор то с Виктора на Марфу, то с Длиннорукого на Петровича. Теофил, как ни в чем не бывало, подал на стол другую тарелку, и княжна спокойно положила себе еще овсянки.
   Никто не решался нарушить тягостную тишину. И когда молчать дальше стало уж как-то не совсем прилично, в трапезной раздался негромкий голос Виктора:
   - Благодарю вас, графиня.
   ***
   Анна Сергеевна быстро шагала по главной осиновой аллее Белопущенского кремля - ей предстояло решительное объяснение с бароном Альбертом. И тут госпожа Глухарева к своему неудовольствию увидела идущего навстречу импозантного господина во фраке с белоснежным жабо.
   - O, гутен морген, дорогая Aннет Сергеевна! - расплылся господин в плотоядном оскале.
   - И вам того же, господин Херклафф, - буркнула Глухарева. Однако людоед, судя по всему, пребывал в наилучшем расположении духа и не прочь был побеседовать. Анне Сергеевне поневоле пришлось остановиться.
   - Ну, как поживает Его Высочество Виктор? - продолжал Херклафф. - И как здоровье вкусненького херра Петровича?..
   - Почему бы вам самим его об этом не спросить? - не слишком вежливо перебила Анна Сергеевна.
   - Увы, фройляйн, - малость погрустнел Херклафф, - мне более нет ходу в королевский замок, после того как я там, как это сказать, несколько начудил. - И людоед сладостно осклабился, вспомнив свои невинные чудачества в замке Александра.
   Анна Сергеевна хотела было уже пройти вперед, но господин Херклафф заговорил вновь:
   - Надо бы уже отъехать домой, в Лифляндию, но что поделаешь - приходится сидеть здесь, в этой глупой Белая Пушша...
   - A что так? - ухмыльнулась госпожа Глухарева.
   - Да так, знайть, оставил в кенниге замке кое-какой багаж, а забрать его все никак не могу. - По алчному блеску в глазах своей собеседницы людоед понял, что сболтнул лишнее, и попытался поправиться: - Всякие мелочи, хиер унд дас.
   - Искренне желаю вам их вернуть, - проговорила Анна Сергеевна и наконец-то отправилась своею дорогой.
   - Ах, какая фройляйн, - мечтательно вздохнул Херклафф, провожая госпожу Глухареву взглядом, пока она не скрылась в недрах мрачного серого здания.
   Когда Анна Сергеевна вошла в кабинет Альберта, там уже находились не только барон и воевода, но и "главный по духовности" упырь Гробослав. При виде дорогой гостьи все они, не сговариваясь, вскочили и почтительно поклонились.
   - Ну как, решение готово? - даже не отвечая на приветствия, грозно вопросила Глухарева.
   - Какое именно, уважаемая Анна Сергеевна? - учтиво переспросил Альберт. После ночного разговора с князем Григорием барон твердо решил отказаться от посылки военной дружины в Мухоморье и теперь мялся, не решаясь об этом напрямую объявить.
   - Решение. O. Вводе. Войск. В. Новую. Ютландию! - с раздражением отчеканила Анна Сергеевна.
   - Что же ты, Альберт, забыл, о чем мы вчера договаривались? - встрял воевода. - Я тут за ночь уже и смету подготовил - сколько нужно воинов, сколько лошадей, сколько...
   - Боюсь, все сложнее, чем мы думали, - промямлил Альберт. - Поразмыслив, я решил, что пока что нет насущной необходимости в том, о чем мы вчера...
   - Так вы что, отказываетесь? - злобно прошипела Анна Сергеевна. - Как бы вам не пришлось об этом пожалеть!
   И тут помощь подоспела с той стороны, откуда Альберт меньше всего ее ожидал. Гробослав, который молча прислушивался к разговору, неспеша поднялся с места и, откашлявшись, заявил:
   - Я так думаю, что дружинники нам больше нужны будут здесь. Ну, для поддержания порядка на похоронах. - И глубокомысленно добавил: Духовность, она важнее всего!
   Альберт искоса глянул на Гробослава, пытаясь определить, говорит ли он всерьез или со скрытой издевкой, но тут не выдержала Анна Сергеевна.
   - Да что вы тут, - далее она подпустила несколько не совсем цензурных выражений, - всякой фигней занимаетесь! Да если вы не дадите войск, то я такое учиню, что все вы, трам-тарарам, в гробу перекувыркнетесь!
   В возбуждении чувств Анна Сергеевна схватила со стола баронскую кружку и залпом выпила. Гробослав, который пришел раньше всех и успел подлить туда некоего отравного зелья, даже привстал на стуле, ожидая быстрой, но мучительной смерти, однако Анна Сергеевна лишь встряхнула белокурой головкой и как ни в чем не бывало опустилась в кресло. Видимо, на нее яд воздействовал как успокоительное.
   Тут в кабинет заглянул охранник с какими-то листками.
   - Ну, что там? - недовольно спросил Альберт.
   - Ваше Сиятельство, тут донесеньице из Новой Ютландии, - почтительно ответил охранник, протягивая бумаги барону. И, понизив голос, добавил: От князя Длиннорукого.
   Альберт пробежал написанное и в досаде скомкал бумажки на стол.
   - Что-то случилось? - забеспокоился воевода.
   - Случилось! - рявкнул барон. - В королевском замке объявилась некая девица, выдающая себя за княжну Марфу. - И, зло глянув на Анну Сергеевну, со значением добавил: - A ее сообщник - некто господин Иван Покровский.
   Анна Сергеевна невольно опустила глаза - ее вина во всей этой истории была очевидна. Несколько недель назад, узнав о княжне-лягушке и об Иване Покровском, который, по замыслам боярина Василия, должен был исполнить роль ее освободителя, барон Альберт поручил Анне Сергеевне и Каширскому операцию по ликвидации Покровского. Поселившись инкогнито вблизи Покровских Ворот, они поначалу решительно взялись за дело, и в один из вечеров Анна Сергеевна подстерегла Покровского на краю усадьбы и всадила в него пулю, о чем незамедлительно отрапортовала в Белую Пущу. A потом, прослышав о сокровищах баронов Покровских, Глухарева с Каширским совершенно позабыли об ответственном задании и бросились в сладостный омут кладоискательства. Причем бросились настолько рьяно, что даже узнав о том, что их жертвой пал не Иван Покровский, а совершенно посторонний человек, почти ничего не предприняли, чтобы исправить ошибку. И вот теперь эта ошибка перерастала в серьезную опасность для наследников князя Григория.
   - Кажется, я допустил серьезный промах, поручив вам ответственное задание, - зло бросил Альберт Анне Сергеевне. - За что бы вы с Каширским не брались, вы все заваливали.
   - Я готова исправить! - вскочила Анна Сергеевна. - Я сейчас же найду и убью Покровского!
   - Раньше надо было, - укоризненно покачал головой Альберт. - Теперь это уже не имеет никакого смысла. A вот ее, эту княжну Марфу, самозванку... Вот ее, именно ее вы и убьете. И чем скорее, тем лучше. Но если вы и на этот раз промахнетесь, то я вам не завидую. Вам понятно, уважаемая Анна Сергеевна?