— Да нет, о Придурильском музее. Если вас это все еще интересует, то я к вам сейчас пришлю одного человечка.
   — Что за человечек? — стараясь не выдать волнения, как можно более равнодушно спросил сыщик.
   — Да мой шофер. В смысле, водитель автобуса из Старгородского филиала моей турфирмы — он сейчас как раз прибыл из рейса. Я его решил расспросить о том деле — может, он чего слыхал о своем коллеге, что вывозил музейные экспонаты вместе с директором. И знаете что оказалось?
   — Что он был с ним знаком?
   — В известной степени, — не без гордости сообщил Ерофеев. — А если точнее — это он сам и есть.
   — Кто? — подскочил на стуле детектив. — Тот самый водитель?!
   — Ну да, — подтвердил Ерофеев. — Ну так как, прислать его к вам?
   — Непременно! — воскликнул Василий. — И чем скорее, тем лучше!

 
x x x

 
   — Совсем недавно я получила письмо на адрес музея, — продолжала госпожа Свешникова, — вернее, это даже не столько письмо, сколько небольшая искусствоведческая статья, которую я передала в газету «Литература и искусство». Обещали напечатать…
   — А о чем статья? — опять-таки больше из вежливости поинтересовалась Чаликова. Тамара Михайловна извлекла из стола почтовый конверт, а из конверта — сложенный вдвое листок, и протянула его журналистке. Вот что там было написано:
   «Когда большой художник пишет картины к произведению большого писателя, то это уже не просто иллюстрирование, а нечто гораздо большее. Мне было очень интересно проследить это явление на примере „Демона“ поэта Лермонтова и художника Врубеля, причем в динамике, в развитии. Оба мастера работали над поэмой и серией картин долгие годы и создали несколько вариантов — известны как ранние „очерки“ лермонтовского Демона, так и картины молодого Врубеля, которые я видел несколько лет назад в Старгородском музее. Цель моего исследования — не сравнивать ранние и поздние варианты, а проследить сам процесс, как оба автора постигали глубины затронутых ими вопросов. Не уверен, что мне это удалось в полной степени — ведь для того чтобы судить о творчестве столь великих мастеров, надо и самому быть незаурядной личностью. Однако буду очень вам признателен, если вы поспособствуете публикации моей статьи. С глубоким уважением, Сидоров».
   — Статья показалась мне очень интересной, хотя и довольно спорной, -пояснила Тамара Михайловна, — и было бы совсем неплохо, если бы «Литература и искусство» ее опубликовала. У меня у самой появились кое-какие мысли по этому поводу, но жаль — не смогу ими поделиться с господином Сидоровым.
   — А что, обратного адреса нет? — удивилась Надя.
   — Увы, — развела руками директриса. — видите, здесь только штамп, да и тот какой-то устаревший: «ПОЧТА СССР П/О СУББОТИНО».
   — Разрешите мне пока взять конверт, — попросила Надя. — Может быть, Василий Николаевич сможет установить, что это за «Субботино».
   — Да, пожалуйста, — кивнула директриса. — Как, вы уже уходите? А я хотела чайком вас напоить…
   — Извините, Тамара Михайловна, я должна подготовиться к отъезду, ведь завтра мы отправляемся в Придурильскую республику — попытаемся что-нибудь выяснить на месте. Спасибо вам за помощь!
   — Желаю удачи, — совершенно искренне сказала госпожа Свешникова.

 
x x x

 
   Василий с нетерпением ждал водителя автобуса — и вскоре в дверь постучали.
   — Да-да, пожалуйста! — крикнул сыщик. В кабинет вошел невысокого роста коренастый парень лет на вид двадцати пяти или чуть старше.
   — Ну вот, пришел, — сказал он, неловко встав в дверях.
   — Да вы проходите, присаживайтесь, — засуетился Дубов. -Рассказывайте, рассказывайте скорее!..
   — Да чего там рассказывать, — совсем смутился водитель. — Я ведь только до омоновского поста доехал, а там мне эти гады так наваляли — два ребра сломали, сотрясение мозгов, и ни черта не помню.
   — Погодите-погодите, — прервал Василий, — что за гады?.. Кстати, как вас звать-величать?
   — Костя.
   — Давайте, Костя, с самого начала. Значит, вы помогли директору музея Козицкому погрузить музейное имущество в грузовик и поехали. Так?
   — Так, — кивнул Костя. — Дядя Сева сказывал, что это очень ценные вещи и что их нужно вывезти подальше из города.
   — Дядя Сева? — удивился Василий. — Вы что, его племянник?
   — Да нет, просто сосед по коммуналке. Я его с детства знал.
   — Но вы профессиональный водитель?
   — Ну, тогда я как раз на права сдал. А Сева позвонил и сказал -срочно нужна твоя помощь.
   — Ну и куда вы должны были ехать? — продолжал выспрашивать сыщик. -Всеволод Борисович говорил о конечной цели?
   Костя на минутку задумался:
   — Да нет, говорил только, что надо подальше из Старгорода, где не бомбят. А куда — не сказал. Должно быть, и сам толком не знал.
   — Ну хорошо, — Василий попытался зайти с другого конца, — а много ли было в баке бензина? Например, до Кислоярска хватило бы?
   — До Кислоярска? — прикинул Костя. — Пожалуй, хватило бы.
   — А в каком направлении вы поехали — помните?
   — Почему не помню? Такое разве забудешь — в восточном. Там нас при выезде из города омоновцы и тормознули. Выволокли из машины и стали бить.
   — За что? — изумился Дубов. Костя глянул на него с недоумением:
   — Да омоновцы потому что. Спасибо еще, хоть не убили. Я уже потом только в больнице очухался, доктор сказал — перелом двух ребер и сотрясение мозга. И ничего не помню.
   — А куда девался грузовик — тоже не знаете? — уже почти безнадежно спросил Дубов.
   — Ну я ж говорю — сознание потерял, — ответил водитель. — А грузовика этого я больше не видел. И дядю Севу тоже. Хороший был мужик, жаль, что погиб.
   — Как погиб? — тряхнул головой Василий. — Ведь про него известно только то, что он пропал без вести!
   — Погиб, — совсем повесил голову Костя. — Такого человека убили!
   — Постой-постой, почему ты так уверен, что Всеволод Борисович Козицкий погиб? — продолжал допытываться Дубов.
   — Так ведь в газете об этом писали! — объяснил Костя. — Мол, погиб, но не отдал достояние Республики мордавскому агрессору…
   — А, ну если в газете — то уж конечно, — тяжело вздохнул детектив. — Ну ладно, Костя, спасибо за помощь, не буду больше тебя терзать, но оставь свои координаты — если что, я к тебе еще обращусь.
   — А что, завсегда пожалуйста, — откликнулся Костя. — Буду рад помочь.

 
x x x

 
   Вечером, когда вещи в дорогу были собраны, Василий Дубов и Надежда Чаликова сошлись на «военный совет» в гостиной дубовской квартиры — а квартира эта занимала второй этаж особняка на Барбосовской улице, принадлежащего вдове банкира Лавантуса Софье Ивановне. Приглашен был и доктор Владлен Серапионыч — его советы, подкрепленные опытом и житейской мудростью, не раз помогали Василию в его запутанных расследованиях. А то дело, ради которого Дубов и Чаликова собирались с утра отправляться в Старгород, было именно таким — запутанным и требующим опыта и житейской мудрости.
   Надя и Василий рассказывали друг другу и Серапионычу о том, что узнали за день, а доктор с непроницаемым лицом попивал чаек, одновременно разглядывая альбом Старгородского музея, и время от времени что-то записывал на листке бумаги.
   Выслушав сообщения журналистки и детектива, доктор отложил альбом:
   — Ну что ж, можем подвести некоторые общие итоги. Первое — давайте определимся, в каком направлении директор вывозил музейные ценности?
   — В восточном! — уверенно заявил Василий. — Ведь Костя это очень хорошо помнит.
   Серапионыч покачал головой:
   — Я ни в коей мере не ставлю под сомнения слова Кости, — доктор заглянул в свои записи, — подтверждающиеся сведениями майора Селезня, но никак нельзя скидывать со счетов и письмо Козицкого к его кислоярской коллеге Тамаре Михайловне, где он вентилировал возможность эвакуации ценностей в Кислоярск. И в заявке на грузовик, которую отыскала баронесса фон Ачкасофф, директор писал о перевозке ценностей в северном направлении -это еще не Кислоярск, но уже в сторону нашей границы.
   — Действительно, полная путаница, — заметил Василий.
   — И кругом тупик, — добавила Надя. — Выходит, так — на грузовик напали омоновцы, водитель пострадал, но остался жив, а грузовик вместе с директором исчез бесследно. Если, конечно, не считать его вознесения на небеса во время бомбежки…
   Серапионыч отпил чаю:
   — Само собой напрашивается следующее объяснение. Директор Козицкий хотел во что бы то ни стало спасти музейные ценности, а власти Придурильской республики собирались их продать и купить оружие. Догадываясь о планах властей, директор вместо ранее заявленного северного выехал в восточном направлении, с тем чтобы дальше действовать по обстоятельствам. Ведь даже водителю, которого Козицкий лично знал и которому мог доверять, он не сказал, куда собирается ехать. Скорее всего не из скрытности, а просто потому что сам не знал. Однако перехитрить власти директору не удалось — на восточном выезде грузовик задержали омоновцы, водителя нейтрализовали, ценности передали по назначению, а уж о судьбе Козицкого можно только догадываться…
   — Да, эта версия выглядит очень правдоподобно, — вздохнул Дубов. -Но если картины действительно продали куда-то на Запад, или куда бы то ни было, то почему о них до сих пор ни слуху ни духу?
   — Ну, почему же ни слуху ни духу? — возразила Чаликова. — Вот господин Сидоров из села Субботино до сих пор о них исследования сочиняет… Ну, насчет Сидорова — это я шучу, но во всем мире существуют такие, с позволения сказать, искусстволюбы, которые анонимно скупают произведения и держат их в своих особняках. Возможно, картины Врубеля попали к одному из них. Но, как бы то ни было, в одном ваша версия имеет очень весомое подтверждение — вскоре после эвакуации музея резко активизировались военные действия и придурильские войска перешли в наступление. Может быть, Врубель помог.
   — А все-таки картины удивительные, — протянул Серапионыч и продемонстрировал Дубову и Чаликовой репродукцию «Демона в полете», открывавшего «демонскую» серию. — Не говорю уж о стихах:

 
Печальный Демон, дух изгнанья,
Блуждал под сводом голубым,
И лучших дней воспоминанья
Чредой теснились перед ним.
Тех дней, когда он не был злым,
Когда глядел на славу Бога,
Не отвращаясь от Него;
Когда забота и тревога
Чуждалися ума его,
Как дня боится мрак могилы…
И много, много… и всего
Представить не имел он силы.

 
   — Изумительно! — совершенно искренне произнесла Надя. — Только погодите, Владлен Серапионыч, ведь начало поэмы звучит немного по-другому… Сейчас вспомню:

 
— Печальный Демон, дух изгнанья,
Летал над грешною землей,
И лучших дней воспоминанья
Пред ним теснилися толпой…

 
   — Одну секундочку! — вскочил Дубов из-за стола и стремглав выбежал из комнаты.
   — Что это с ним? — подивился доктор. — Неужели чайное отравление?
   Однако Надежда не успела ничего ответить, поскольку в гостиной вновь появился Дубов. В руках он держал объемистый том.
   — Вот достал у Софьи Ивановны, — пояснил Василий. — Сочинения М.Ю. Лермонтова, издание Ф. Павленкова, 1905 год. И вот смотрите: сначала -"Демон. Восточная повесть". А потом — первый, второй, третий и четвертый очерки «Демона». — Детектив раскрыл страницу, где начинались «очерки». -Так-так-так… Вот, пожалуйста, второй очерк «Демона»:

 
— Печальный Демон, дух изгнанья,
Блуждал под сводом голубым,

 
   и так далее. Датируется 1830 годом. Доктор, там не сказано, кто конкретно составлял альбом и подбирал стихи к картинам?
   — Да нет вроде, — откликнулся Серапионыч, рассмотрев выходные данные альбома. — Можно только предполагать, что в его создании более или менее активно участвовал и сам В.Б. Козицкий. Во всяком случае, его фамилия значится в редакционной коллегии. Однако никак не выделена, а стоит в общем списке по алфавиту.
   — Скажу вам одно, — констатировала Надя. — Кто бы ни подбирал стихи к иллюстрациям, но у искусствоведа-любителя господина Сидорова из почтового отделения Субботино уже был предшественник.
   — В каком смысле? — не понял Дубов.
   — В смысле сопоставления ранних и поздних вариантов у Лермонтова и Врубеля.
   — Да, чудные картины, — продолжал между тем Серапионыч. — Вот особенно эта — «Тамара в гробу». Я видел ее широко известный вариант, но он как-то того… не убеждает. А этот я бы охотно повесил у себя в морге!

 
Напрасный отблеск жизни прежней,
Она была еще мертвей,
Еще для сердца безнадежней
Навек угаснувших очей.

 
   Произнеся эти бессмертные строки, Серапионыч отложил альбом и подлил в чай еще немного жидкости из скляночки:
   — От этой картины исходит какая-то энергия, даже от репродукции! Я так и чувствую, что отлетевшая душа Тамары еще витает где-то рядом и рыдает о разлуке с телом… В позднем варианте, мне кажется, Михаил Александрович будто бы устыдился своей сентиментальности и как-то затушевал эти мотивы, но здесь они так чисты и пронзительны… — Обмакнув глаза платочком, доктор встал из-за стола. — Пойду помаленечку… Да, вот еще что, — добавил он уже в дверях, — чуть не запамятовал. Это, конечно, к делу не относится, но я сегодня звякнул в Старгород одному своему знакомому журналисту. Думал, может он чего слышал.
   — Ну и как? — заинтересовалась Надя.
   — Да не особо. То есть он, может, что-то и знает, да только не стал бы по телефону рассказывать. Я тут, понимаете ли, забыл немножечко, в какой стране он живет. Это мы тут болтаем, что попало, где попало и с кем попало, а там… Э, да вы сами знаете. Но кое-что он мне все же поведал. Оказывается, из Козицкого там сейчас делают что-то вроде национального героя. Присвоили ему посмертно звание героя Придурильского труда и поставили бюст перед бывшим музеем, даром что теперь там уже располагается не музей, а ихний Совет по государственной безопасности. На торжественном открытии сам президент Смирнов-Водкин речь толкнул! Книжка вышла — «Повесть о настоящем патриоте». Про то, как Козицкий, попав в окружение, взорвал себя вместе с грузовиком, чтобы только музейные ценности не попали к страшным и кровожадным мордавцам. И будто бы последними его словами были: «Отечество! Тебе я жертвую собой!». Ну и все такое прочее… Это я к тому, что ваши поиски истины в Старгороде будут очень затруднены — вряд ли это понравится Придурильским властям, которые истину уже установили раз и навсегда… Ну, счастливого пути. — И доктор, поправляя съехавший набок галстук, вышел из гостиной.

 
x x x



ГЛАВА ВТОРАЯ.

ХОЛМ ДЕМОНОВ


   Рано утром Василий и Надежда выехали из Кислоярска на синем «Москвиче» Дубова, а уже к полудню благополучно достигли Придурильской границы. И если проверка на родной Кислоярской таможне носила чисто формальный характер, то перед вагончиком Придурильской таможни стояло несколько автомобилей. Их не очень умело, но старательно «шмонали» парни в залатанных камуфляжных нарядах.
   — Ну, это надолго, — вздохнул Василий.
   — На час, не больше, — профессионально прикинула Надежда. — Вася, кто это там?
   — Где? — переспросил Дубов.
   — Видите, физиономия в окне, — указала Надя на таможенный вагончик.
   — Это что, та рожа с бородой? — пригляделся детектив. — Ну и мордоворот, я бы с таким предпочел ночью не встречаться. — И, подумав, добавил: — Да и днем тоже…
   — А вы его не узнали? Это ведь сам Мстислав Мыльник, командир Кислоярского ОМОНа!
   — Так он же в розыске! — вырвалось у Дубова.
   — У вас в розыске, — уточнила Чаликова, — а здесь он уважаемый человек, хотя наверняка живет под чужим именем. Тут это распространено -бывшие омоновцы чуть не со всего Союза в Придурильской Республике занимают высокие посты, вплоть до министров, но под вымышленными фамилиями, и все знают, кто они такие, но никто ничего поделать не может.
   — А что же Мыльник?
   — Ну, после бегства из Кислоярска он успел отличиться и в Старгороде…
   — Тогда он должен что-то знать и по нашему делу! — вскочил Дубов, едва не стукнувшись о потолок «Москвича». — Мы должны его «расколоть», другого такого шанса не будет!
   Надя скептически покачала головой:
   — Опасно. Боюсь, это не мы его расколем, а он нас к стенке поставит.
   Но Василий уже вылезал из машины:
   — Я знаю, как его прищучить! Подождите меня здесь.
   — Нет-нет, я с вами, — решительно возразила Надя. — Помирать, так вместе!
   Мстислав сидел за столом в более чем скромном кабинете начальника таможни и с мрачным лицом чистил револьвер.
   — Чего надо? — грубо спросил он, увидев незваных гостей.
   — Мы к вам по важному делу, — заявил Дубов и многозначительно понизил голос: — Господин Мстислав Мыльник.
   — Чего? — вскинулся начальник таможни. — Моя фамилия Мясников, ясно?!
   — Ясно-ясно, — хмыкнул Василий. — Это производная от вашего прозвища «Кислоярский мясник», не так ли?
   — Пристрелю, суки! — Мстислав вскочил из-за стола и наставил револьвер прямо на Дубова. Тот и бровью не повел:
   — Стреляйте, пожалуйста. Но это ровным счетом ничего не изменит.
   Тут в разговор вступила Чаликова:
   — Господин… ну хорошо, пусть будет Мясников, вы, конечно, можете нас застрелить, но в ваших же интересах сперва нас выслушать.
   Пересилив себя, Мстислав опустился на стул и швырнул револьвер в шуфлятку стола:
   — Говорите!
   — Вы, конечно, не в курсе перипетий международной политики, — начал Дубов, — но я хотел бы вам кое-чего сообщить. Кислоярское руководство желает получить омоновца Мстислава Мыльника для организации показательного процесса, благо материалов хватает на три «вышки». Придурильская Республика испытывает хронические трудности с продуктами. И вот наши и ваши руководители договорились продать вас за тонну зерна…
   — Что-о?!!! — взревел Мстислав. — Да я им, сукам, верой и правдой… А они — сами стали министрами да генералами, мэрами да херами, а меня поставили на эту вонючую таможню!..
   — И ясно почему, — подхватила Надя. — Просто так выдавать вас для них было бы слишком уж «западло», вот они и предложили Кислоярскому руководству: если сможете найти Мстислава, то забирайте.
   — Я — частный детектив Дубов, — не без гордости представился Василий, — и именно мне поручено ваше разыскание. А то, что вас назначили начальником таможни именно на Кислоярскую границу — так это ваши паханы просто вас подставили, чтобы мы вас быстрее нашли. Неужто не понятно?
   — Понятно, — процедил Мстислав. — И что, вы явились меня арестовывать? Посмотрим, как вы это делать будете…
   — А мы и не собираемся вас арестовывать, — заявил Василий. Мстислав от неожиданности раскрыл рот:
   — Почему это?
   — Видите ли, лично мне, то есть гражданину Дубову, совершенно безразлично, будет ли государственный преступник Мстислав Мыльник сидеть в Кислоярской Централке, или гражданин Мясников продолжит исполнять должность начальника таможни. Мне нужно нечто совсем иное…
   — А, ну понятно, — нервно подергал себя за бороду Мстислав. — Вам нужны деньги. Должен вас огорчить — я беру не деньгами, а продуктами. Но я подарю вам нечто большее, чем деньги или продукты — я подарю вам жизнь.
   — В каком смысле? — не поняла Чаликова.
   — Так и быть, не стану вас расстреливать.
   — Ну спасибо, — покачал головой Дубов. — Слыхал я, что омоновцы -неблагодарный народ, но до такой степени…
   — Погодите, — вновь вмешалась Надя, — одну минуточку, господин Мсти… Мясников. Вы участвовали в нападении на грузовик 33-33 МОР при восточном выезде из Старгорода?
   — Не в нападении, а в контрольной проверке, — поправил Мстислав. — Я не бандит какой-нибудь.
   «А кто же?» — чуть не вырвалось у Дубова. Вслух же он сказал:
   — Значит, участвовали. И какова судьба его содержимого и сопровождающих?
   — А то вы сами не знаете! — ухмыльнулся Мстислав.
   — Знаем, — кивнул Василий. — Знаем, что после вашей «контрольной проверки» водитель грузовика оказался в больнице с ушибами и с сотрясением мозга. Нас интересует судьба музейных ценностей и директора Козицкого.
   — Какого еще директора, — зло глянул Мстислав на Дубова и Чаликову. — Мне сказали, я сделал. А что они там везли — не моя забота.
   — Ну и что же вы сделали? — нетерпеливо спросил детектив.
   — Что надо, то и сделал, — отрезал Мстислав. — Шлепнул на месте за оказание сопротивления. Согласно законам военного времени.
   — А грузовик?
   — Ну что вы ко мне пристали?! — не выдержал Мстислав. — Что, если я вас на месте не пристрелил, так вы уж меня тут доставать, блин, будете? Вон отсюда! — Так как рука омоновца недвусмысленно полезла в стол за револьвером, то Дубов с Чаликовой предпочли более не искушать судьбу и покинули вагончик. Уже на улице они увидели, как Мстислав высунулся из окна и крикнул своим подчиненным:
   — Эй вы там, пропустили синий «Москвич»!

 
x x x

 
   Мстислав походил по вагончику из угла в угол. Потом сел за стол, посидел. Вскочил, извлек из сейфа бутылку водки и прямо из горлышка отпил грамм сто. Закурил сигарету. И вот теперь, похоже, решился. Он высунулся из окошка и крикнул:
   — Эй, ребята! Все живо сюда!
   Когда все шестеро его товарищей по оружию собрались в комнатушке, Мстислав сказал короткую речь:
   — Братва. Эти козлы из Старгорода хотят нас подставить. Они там, суки, собираются нас за башли сдать Кислоярским гадам. А какой у них на нас зуб, не мне вам объяснять. — Как и положено гениальному оратору, Мстислав выдержал паузу и продолжил: — А вот хрен им. С нами такие приколы не ломятся. Не на тех напали. Есть тут, братва, у меня одно толковое дело на примете. Бабки хорошие обещают, и пострелять можно будет вволю. Не то что здесь киснуть. Так что лично я отсюда сматываюсь. Кто со мной? Все? Тогда по коням!
   Похватав свои нехитрые пожитки, бывшие таможенники, а ныне вольные стрелки, высыпали из вагончика. Как раз возле шлагбаума стоял микроавтобус «Латвия». Весело размахивая автоматами, солдаты удачи выкинули шофера и, погрузившись внутрь, покатили навстречу приключениям.
   Через некоторое время к открытому шлагбауму подъехал грузовик.
   — Куда это они запропастились? — спросил старый водитель своего молодого напарника.
   — А может, проедем, пока их нет? — предложил тот. — Десять долларов сэкономим.
   — Эх, пацан, ты этих живоглотов плохо знаешь, — отмахнулся старый. -Они тут где-нибудь неподалеку засели. И только мы поедем, они и наскочат.
   — Ну и что? — спросил молодой.
   — А то, — многозначительно отвечал старый. — Пришьют нам незаконный переход границы и отберут весь груз. Вот что.
   И тут из кустов появился водитель «Латвии», отсиживавшийся там с перепугу.
   — А, ну вот один и ползет, — сказал старый.
   — А почему он не в форме? — удивился молодой.
   — Какая там форма, — усмехнулся старый, — они одеваются во что у нас, шоферюг, отнимут.
   — И оружия при нем нет? — все продолжал расспросы молодой.
   — Пропил, наверно, — пожал плечами старый. — Хватит трепаться, давай десятку сюда. Может, без шмона обойдется.
   А водитель «Латвии», подойдя поближе, обратился к старому шоферу:
   — Мужик, слушай, подбрось до Кислоярска.
   — Ну что ж, это можно, — спокойно отвечал старый, протягивая десять долларов. — Ну так ты нам сначала печать шлепни, и поехали.
   — Мужики, — опешил тот, — да я простой водила! Какая у меня печать?
   — Ладно, — осклабился старый, — брось дурака валять. Больше десятки у нас все равно нет.
   — Да вы не поняли, — уже занервничал водитель «Латвии», — я тут случайно застрял. Таможенники на моем микрушнике уехали…
   — Как тебя зовут? — деловито осведомился старый.
   — Руслан. А что?
   — Ну так вот, Руслан, — спокойно продолжал шофер, — больше денег у нас нет. Хочешь, можем блок сигарет дать?
   — Да на хрена мне ваши сигареты!.. — разозлился Руслан.
   — Ну, не нужны сигареты, бери десять долларов, — невозмутимость старого шофера была непробиваемой.
   Руслан с досадой обернулся по сторонам, и его взгляд уперся в вагончик. В его голове мелькнула мысль: «А, была не была! Возьму-ка я там печать. Шлепну ее в их бумагах, и дело с концом».
   Сказано — сделано. Печать нашлась в открытом сейфе рядом с початой бутылкой водки. Руслан отхлебнул из нее маленько для храбрости. Но когда он вышел из вагончика, у шлагбаума уже стояли еще два грузовика и один автобус. И не успел он поставить печать старому шоферу, как к нему подскочили другие водители:
   — Начальник, почему задерживаешь?
   Уже через час Руслан сидел на вынесенном из вагончика стуле. И шлепал печатью в подставляемые ему бумаги совершенно не глядя. Лишь вежливо осведомляясь:
   — Наркотики и порнографию не везете?
   Все, конечно же, отвечали отрицательно, но некоторые сразу же прибавляли еще десять долларов. Время от времени Руслан прикладывался к бутылке «Метаксы», оставленной водителем экскурсионного автобуса. И закусывал копченой колбасой от водителя рефрижератора. А карманы его куртки оттопыривались от мелких долларовых купюр, которые ему совали, хотя он и честно отказывался.
   — Наконец-то порядок на таможне навели, — говорили водители, отъезжая от пропускного пункта. Они не знали, что за это им надо благодарить частного детектива Дубова. Впрочем, и сам Дубов об этом не знал.