Говорили о том о сем, вокруг да около; Алибала не заикался о чемодане, и Агадаи не знал, как к этой теме подступиться. В конце концов он спросил:
- Что это о твоем кубинском товарище ничего не слышно?
- Слышно,- ответил Алибала.- Дадаш звонил сегодня утром.
- Да? И что же он говорит?
- Что он может сказать? На всякий случай, приличия ради, справился о здоровье. Спросил о чемодане. Я-то ему на что? Да и кто я ему, чтобы он справлялся о моем горе?
- Своя рубашка ближе к телу,- согласился Ага-даи.- А ты не сказал, что держишь траур, что у тебя умерла жена?
- На что ему это знать?
- Надо было бы ему это сказать. Должен понимать, что человеческие чувства важнее его барахольных интересов. Ты потерял самого дорогого человека, а он об этом и не догадывается. Так пусть по крайней мере не звонит без конца, не надоедает.
- О чем говоришь, Агадаи! Он озабочен тем, что долго не возвращают чемодан. Тревожится. "Пойди, говорит, узнай, почему тянут. Может быть, чемодан уже в руках того человека, который хочет что-то получить? Так пусть не тянет, пусть скажет, сколько просит, сообщи мне по телефону, пошлю с Явузом или сам привезу".
- Я уверен, что дорожная милиция рано или поздно вернет чемодан,- сказал Агадаи.- В спекулянты тебя зачислить нелегко. Допустим, чемодан действительно твой. Мои ребята сказали, что вещи вез для них. Перехватили первый раз. А ты столько лет работаешь безупречно, награжден орденом Трудовой Славы. Вдобавок ко всему, такая уважаемая личность, как Мовсум Велизаде, написал твоему начальству лестный отзыв о твоей работе. Все это говорит в твою пользу.
- Не знаю, Агадаи, не знаю. Сегодня утром приходил Садых, мой напарник, с которым вместе работаем. Привез из Москвы индийский чай на поминки. Говорит, железнодорожная милиция затребовала характеристику на меня, и наше управление написало очень хорошую характеристику.
- Ну что еще хочешь? Теперь я на твоем месте позвонил бы в Кубу и сказал Дадашу, что требуется тысяча рублей, иначе тебя засадят как спекулянта.
- Но с меня никто ничего не требует, Агадаи! Зачем мне обманывать Дадаша и что делать с этой тысячей, если он даст?
- Что делать? Да ты возьми ее с него, а куда израсходовать, мы найдем. Как-то по телевизору показывали интересную картину. Наверное, ты тоже ее видел. Кажется, "Украли автомобиль" называется. Там один парень ловко крадет автомобили, купленные на нечестные деньги, продает их и переводит деньги в детские дома. Такие фильмы для чего показывают? Для того, чтобы люди смотрели и учились, брали пример. Так что возьми у Дадаша деньги. Может, подумаем и тоже переведем в какой-либо детский дом,
- Я не смогу, Агадаи.
- Да что тут такого?
- Не смогу, клянусь, не смогу клянчить деньги, врать. Мне чужие деньги не нужны, тем более деньги таких людей, как Дадаш, и детским домам не нужны, это же не сиротские приюты прежних времен! Государство заботится о детских домах.
В коридоре зазвонил телефон. Месмаханум, оказавшаяся рядом, сняла трубку, потом позвала Алибалу:
- Тебя просят.
Алибала вышел в коридор.
Звонил Асадулла-киши. Просил разрешения зайти. Повесив трубку, Алибала открыл дверь соседу. Старик, едва волоча ноги, но многозначительно улыбаясь, вошел, держа в руке две книги, сказал:
- Наверное, подумаешь, опять этот Асадулла со своими книгами, а тебе не до них. Но на этот раз я нашел кое-что для тебя интересное.
- Что я могу подумать, Асадулла-муаллим? Я всегда, в любое время вам рад. Пожалуйста, проходите в комнату.
Асадулла-киши поздоровался с Агадаи, с которым познакомился здесь в дни поминок. Агадаи встал и уступил старику свое место.
- Мне здесь удобно,- Асадулла-киши опустился на крайний стул и перевел дыхание.- В четверг я видел здесь очень почтенного человека... да, который позже пришел, да, с бородой. Понравился он мне. Рядом со мной сидел ваш старый сосед, кажется Эюб, да, разговорчивый такой. Так вот, он шепнул мне, что мужчина с бородкой - шейх-уль-ислам. Я сначала поверил, но все же сомнение какое-то оставалось, потому что лицо этого человека показалось мне знакомым, я где-то видел его. Я такой - если заинтересовался кем-нибудь, должен выяснить, кто он.- Старик многозначительно посмотрел на Алибалу и Агадаи.- И вот хочу преподнести вам сюрприз.
Ни Агадаи, ни Алибала не знали, что значит слово "сюрприз", и на всякий случай смолчали. Асадулла киши открыл одну из принесенных им книг и показал фотографию:
- Кто это? Посмотрите внимательно, не знаком ли он вам?
Алибала плохо видел без очков; прищурившись, он поднес книгу к глазам:
- Это Мовсум Велизаде.
Агадаи тоже посмотрел на фотоснимок:
- Да, это он. Что это за книга?
Асадулла-киши закрыл книгу и громко, прочел заглавие, написанное на обложке серебристыми буквами: "Мовсум Велизаде. История распространения ислама в Азербайджане и религиозные легенды и предания в нашей классической поэзии".
-- Что, что? - переспросил Агадаи. Асадулла-киши еще раз протяжно, с расстановкой прочел название книги. Алибала сказал:
- Название я понял, но вот кое-чего не понял.
- Чего именно?
- Классическая поэзия и эти религиозные легенды и предания...
Агадаи подтвердил:
- И мне это не совсем ясно.
- Классическая поэзия - это те стихи, которые писали такие великие поэты, как Низами, Хагани, Насими. Что касается религиозных легенд и преданий, то Мовсум Велизаде имеет в виду легенды и предания, собранные в Коране. Например, "Юсуф и Зулейха".
- Что, "Юсуф и Зулейха"? - переспросил Агадаи.- Да это же сплошной дастан о любви! Разве он может быть в Коране?
- Может. И есть, можешь не сомневаться, уважаемый Агадаи. У меня есть Коран и на нашем, и на русском языках. На азербайджанский язык с арабского его перевел бакинский кази Мирмамедкерим Мирджафарзаде, напечатан в 1904 году в типографии "Каспий" Гаджи Зейналабдина Тагиева. На русский язык перевел известный ученый Игнатий Крачковский. Коран напечатан и в Москве в 1963 году. Так вот, в обоих изданиях имеется легенда "Юсуф и Зулейха"! Чтобы могли убедиться, могу дать любую из этих книг с условием возврата.
- Я этого не знал,- сказал Алибала.
- И ничего удивительного, дорогой сосед. Моллы много веков обманывали людей, не знавших арабского языка, и из Корана брали для проповедей только то, что их устраивало...
Алибала взял книгу, полистал ее, еще раз посмотрел на фотографию Мовсума Велизаде. Асадулла-киши сказал:
- Эту книгу он написал. В предисловии сказано, что академик Мовсум Велизаде - крупный специалист в области истории ислама и литературы Востока.Старик открыл вторую книгу.- А это избранные сказки из "Тысячи и одной ночи". С арабского на азербайджанский перевел Мовсум Велизаде.- Он приложил палец к надписи, набранной мелким шрифтом на титуле, и протянул книгу Агадаи: - Вот, прочти, тут сказано, что он переводчик и комментатор книги.
- Мовсум Велизаде?
- Да, именно он.
- Значит,- раздумчиво проговорил Алибала,- значит, Мовсум-муаллим большой ученый! А я думал - ахунд или шейх... И разговаривал с ним о всяком...
- И я тоже так думал. Этот Эюб сбил меня с толку. Но когда заговорили о Бермудском треугольнике, обратили внимание, как Мовсум Велизаде растолковал это удивительное явление природы? Будь он служителем религии, он сказал бы, что все, что творится на свете, творится по воле всемогущего аллаха, все в его власти, он все может, и не надо сомневаться в этом, грешно, и нельзя высказывать сомнения, если не хотите стать косоротыми...
Алибала закрыл книгу и вернул ее Асадулле-киши.
Снова зазвонил телефон, на этот раз продолжительно. Трубку снова сняла Месмаханум.
- Алибала, Куба вызывает. Асадулла-киши поднялся:
- Я пойду; поставил чайник, может выкипеть.- Кряхтя, вышел в коридор.Если хочешь, Алибала, я оставлю эти книги, посмотришь. Или унести?
- Унесите, Асадулла-муаллим, откуда у меня терпение прочесть их? В другое время посмотрю.- Алибала стоял с трубкой в руке, ожидая вызова абонента; старика пошел проводить Агадаи.
Наконец послышался голос Дадаша:
- Алибала, это я. Еще раз здравствуй. После нашего разговора я решил на всякий случай послать тебе рублей четыреста, держи их у себя - вдруг попросят, а у тебя не окажется, не побежишь ведь брать взаймы. Мне не верится, что это дело уладится без ничего, с тебя непременно сдерут, иначе не видать чемодана. Клянусь здоровьем, я не столько за товары беспокоюсь, сколько за тебя. Из-за меня ты попал в такую историю... С того дня я словно на иголках сижу.
Алибала смягчился, когда Дадаш высказал свое сочувствие и проявил заботу. Но, помолчав, ответил:
- Денег не присылай, Дадаш. Ни завтра, ни послезавтра. Я никому ни копейки давать не собираюсь. Раз чемодан мой, я его возьму. Слышишь, денег присылать не надо.
Агадаи, стоявший в коридоре и внимательно слушавший разговор Алибалы, подошел ближе и жестами дал понять, что он зря отказывается от этих денег, но Алибала не обратил на эти жесты никакого внимания. Агадаи подумал, что он не понял его, и шепнул на ухо:
- Слушай, почему отказываешься? Пусть присылает! Не ты просишь - он сам предлагает.
Алибала зажал рукой трубку, чтоб Дадаш его не слышал, сказал приятелю:
- Что ты привязался к деньгам Дадаша? Сказал тебе: не возьму, и точка.- И он продолжал разговор с Дадашем: - Алло, ты слышишь меня, Дадаш? Не присылай ничего. Заранее предупреждаю: если пришлешь - верну обратно. Сиди спокойно и жди. Как только получу из милиции твой чемодан, позвоню, твой племянник приедет и заберет. Еще раз повторяю: сам не приезжай, пришли Явуза.
Предупреждая Дадаша, чтобы он не приезжал сам, а прислал за чемоданом Явуза, Алибала давал понять, что не хочет больше встречаться и разговаривать с ним.
XIX
Прошло семнадцать дней со дня смерти Хырдаханум. Понемногу Алибала стал свыкаться со своим горем. На старинный дедовский комод, на видное место, поставил увеличенную фотографию Хырдаханум. Из всех фотографий жены эта больше всего ему нравилась. И теперь, входя в комнату, он смотрел на фотографию, и на сердце становилось немного легче, как будто Хырдаханум была рядом, только что не могла ничего сказать.
С утра Алибала вместе с Агадаи сходил в железнодорожную милицию и получил чемодан. Принеся его домой, Алибала тут же позвонил в Кубу. К счастью, самого Дадаша не было дома, он разговаривал с его женой. Попросил прислать Явуза за чемоданом. Не прошло и часа после разговора, как снова позвонили из Кубы. Узнав по голосу Дадаша, Алибала прикинулся, будто не слышит его. Он старательно дул в трубку, кричал: "Алло, алло,"кто это? Отвечайте же! Ничего не слышу. Черт, опять этот телефон испортился..." А Дадаш с того конца провода кричал: "Алло, алло, Алибала, ай Алибала, это я, Дадаш, я слышу тебя хорошо..." Но Алибала больше не откликнулся и повесил трубку. Потом, сколько ни вызывала междугородная, он к телефону не подошел.
Агадаи, как только доставили на квартиру чемодан, сказал, что должен ехать в Маштаги - сегодня вечером свадьба у родственников, они приглашены, что поделаешь, такова жизнь, добро и зло, печаль и радость - родные сестры, надо привыкать,- извинился и ушел.
И то сказать, эти семнадцать дней, минувших со дня смерти Хырдаханум, Агадаи ни на час не оставлял его одного. Отвлекал делом или разговором от тяжелых дум; время проходило незаметно.
Но вот он остался один, совсем один, и боль и тоска сразу накинулись на него, словно торопились наверстать упущенное, показать свою силу.
Прошло несколько часов после звонка Дадаша, а голос его все еще звучал в ушах Алибалы. Он упрекал себя в том, что зря не ответил Дадашу, не сказал прямо и честно, что не желает с ним разговаривать, что между ними все кончено. Бывают ведь такие минуты, когда надо говорить открыто, называть вещи своими именами: белое - белым, черное - черным. Но, вспоминая свою поездку в Кубу, Алибала находил некоторое утешение в том, что по крайней мере там, в гостинице, он высказал Дадашу все, что думает о нем. Если бы он не сделал этого тогда, сейчас, в эти траурные дни, он не смог бы высказать ничего... И еще Алибалу одно утешало: не будь откровенного разговора в гостинице, он никогда как следует не узнал бы Дадаша, не разглядел бы его подлинного лица...
Позвонили. Алибала, задумчиво перебирая четки, медленно поднялся и пошел открывать.
- Кто там?
- Я, Алибала-ами. Явуз.
Улыбаясь, Явуз поздоровался. Вошел в коридор без приглашения, как свой человек.
Алибала не ожидал, что Дадаш так быстро пришлет человека за чемоданом. Он считал, что Явуз прибудет в Баку только завтра утром. Что за спешка, ведь еще не конец света, столько ждали своего чемодана, могли бы подождать еще день. "Да он только и ждал звонка - не успел я получить чемодан, как племянник уже тут как тут. И что удивляться: ведь интерес Дадаша - в этих вот чемоданах". Хорошо хоть, что на этот раз Явуз явился без подарков, без его, Алибалы, "доли" или "пая", как он говорил, а то пришлось бы прогнать и его.
- Явуз, сынок, ты что, был в Баку? Дядя позвонил тебе?
- Нет, прямым ходом из Кубы.
- Из Кубы? Так быстро?!
- Машин на дороге не было, гнал со скоростью сто.- Словно поздравляя Алибалу с окончанием какого-то важного дела, Явуз сказал: - Хоть и долго пришлось ждать, а все-таки кончилось так, как мы и предполагали. Мой дядя мудрый человек, знает, к кому обращаться в трудную минуту.
Алибала пропустил эти слова мимо ушей. Чемодан стоял в коридоре. Получая его в милиции, Алибала бегло заглянул в него. Он наизусть помнил, что лежит в этом чемодане, и на всякий случай проверил его: все оказалось на месте...
- Если не спешишь, сынок, проходи, отдохни, такую дорогу отмахал... А если спешишь, вот чемодан, можешь забирать.
- Зайду на минутку, мне надо кое-что вам передать.
Они вошли в комнату. Внимание Явуза привлекла большая фотография на комоде. Он вспомнил, что в прошлый раз, когда он был в этой комнате, этой фотографии не было. Похоже, Алибала был дома один... Судя по тому, что рядом с фотографией женщины стояла ваза с цветами, он стал догадываться, что это с чем-то связано, но о том, что у Алибалы умерла жена, он все же не подумал, это не пришло ему в голову, а Алибала ничего не сказал ему о случившемся.
Явуз достал из кармана несколько новеньких пятидесятирублевок и положил их на стол перед Алиба-лой:
- Здесь четыреста рублей. Дядя Дадаш послал.
- Так вот что ты должен был мне передать? - спросил Алибала.
Яйуз не понял, почему Алибала с таким удивлением спрашивает.
- Да, Алибала-ами. Дядя просил передать вам.
- Но я не просил у него денег. Несколько дней назад я говорил с ним по телефону, чтобы не посылал. И сегодня, разговаривая с его женой, я не упоминал о деньгах. Не понимаю, для чего он прислал их?
- Я не знаю, о чем был разговор. Но он дал эти деньги, и я привез.
Алибала придвинул деньги Явузу:
- Забери. Как привез, так и отвези, отдай своему дяде.
- Алибала-ами...
Алибала не захотел слушать Явуза, словно заранее знал, что он скажет.
- Возьми, возьми, положи в карман! Явуз опешил. Он не представлял себе, что товарищ его дяди может так рассердиться из-за денег. Наоборот, его беспокоило другое: он подумал, что, наверное, Алибала потратил много больше, чтобы выручить чемодан. Но к этим четыремстам, которые дал Дадаш, он мог добавить только сотню, больше при нем денег не было.
- Алибала-ами, прошу вас, не сердитесь. Прошлый раз, когда дядя узнал, что вы хотели вернуть свой пай, он очень огорчился. Теперь, если я отвезу ему эти деньги, он будет ругать меня на чем свет стоит.
Алибала исподлобья смотрел па Явуза. Парень изменился в лице, щеки залило румянцем. "Хоть и гласит пословица, что герой - в своего дядю, Явуз вовсе не похож на Дадаша, и это очень хорошо. Не потерял еще ни стыда, ни совести... А вот дядя..." Даже когда Алибала сказал Дадашу, что нехорошими делами он занимается, Дадаш, против ожидания, не устыдился, не взмок от волнения наоборот. Алибала не мог забыть посеревшего от злости лица и трясущихся в гневе губ Дадаша. Да, надо растерять всю совесть, чтобы, занимаясь нечестным промыслом, оправдывать свое поведение да еще обвинять других...
Явуз еще стыдился... Деньги лежали на столе. Он не хотел брать их, хотя ему стало ясно, что, если даже он упадет на колени перед Алибалой, тот денег не примет, что его слово - твердое и окончательное, говорить с ним о деньгах бесполезно,- наоборот, если он заговорит о них, старик совсем рассердится и вытолкает его в шею. Лучше всего подобру-поздорову самому убраться отсюда.
Алибала еще раз сказал:
- Забери, забери эти деньги, чтобы я их не видел. И Явузу ничего другого не оставалось - он сунул деньги в карман и поднялся:
- До свиданья.
Он так спешил уйти, что забыл даже о чемодане, Алибала напомнил:
- А чемодан? Ты не берешь?
- Надо же! Главное-то и забыл,- покачал Явуз головой, взял чемодан и еще раз сказал: - Будьте- здоровы, Алибала-ами.
- Всего хорошего, сынок.
Отправив чемодан в Кубу, Алибала словно хомут с себя сбросил и облегченно вздохнул.
ЭПИЛОГ
Был конец июня. Стояла жара, и многие жители Баку, имеющие свои дачи на Апшероне, выехали из города.
Алибала жил на даче с весны - на вторую неделю после новруз-байрама перебрался в Шувеляны и только время от времени ездил в город, чтобы помыться и постирать.
На даче он жил совершенно один. Потихоньку работал в саду. С весны он многое успел сделать: посеял помидоры, огурцы, баклажаны, дыни, арбузы. На свалке собрал много старых труб, огородил ими сад, натянув на трубы проволоку. Вскапывая огород, собрал все камни, сложил их вдоль ограды. Побелил дом, а заодно и камни - получилась вокруг огорода белая кайма. На огороде все принялось, на деревьях завязались плоды. Оставалось ждать урожай. А пока времени свободного было много, он дважды в день - рано утром и после захода солнца - ходил к морю, где даже в будние дни было полно народу.
Когда Алибала переехал на дачу, в соседних домах еще никого не было теперь во всех домах по вечерам зажигались огни. Только одна двухэтажная дача стояла у дороги темная и безмолвная. С прошлого лета в этот дом никто не заглядывал. Говорили, что владельца дачи арестовали, описали все имущество, в том числе и эту дачу. Алибала не видел, что там есть, на этой даче, обнесенной высоким каменным забором, но бывавшие там говорили, что есть много чего, а сад напоминает райский уголок...
Вот уже второе лето Алибала жил на даче один. Если бы не дача, что он стал бы делать в городе? Один, без Хырдаханум? Ее мечта исполнилась: он вышел на пенсию. А она ушла...
От жгучей тоски и безделья зимой он не знал, куда деться.
Проснулись все недуги - он теперь постоянно болел, то и дело торчал в поликлинике. Пошаливало сердце, не хватало дыхания, мучила бессонница. А на даче дышалось немного легче.
Алибала получил письмо от Вагифа и считал дни, оставшиеся до приезда своих. Сын писал, что его не отпускают, но жена и дети приедут в начале июля. Вот-вот должна быть телеграмма о их вылете. Он поедет в аэропорт встречать невестку и внуков и привезет их сразу на дачу. Он уже все подготовил для встречи дорогих гостей. Еще в апреле купил в зоомагазине полсотни инкубаторских цыплят,-конечно, пока растил их, несколько цыплят стали добычей кошек, иные куда-то запропали среди виноградных лоз, выжила только половина, но он хорошо кормил их, цыплята набрали вес, и когда приедут дети, в мясе нужды не будет. Овощи и фрукты свои. Места, где можно отдохнуть, много.
Все будет хорошо. Только бабушка внуков уже не встретит.
Алибала недавно вернулся из города, переоделся в старые рабочие брюки и рубаху, присел на тротуарчик у веранды и в задумчивости перебирал свои янтарные четки: шак... шак... шак...
Стояла жара. От автобуса, идущего из Мардакян на ГРЭС "Северная", он прошел под солнцем полтора километра, устал.
В городе у него не было особо важных дел, мог и не ездить туда, но в выставочном салоне, что на улице Гуси Гаджиева, уже закрывалась выставка работ мастеров народного творчества и прикладного искусства, и он не мог не посетить эту выставку: на ней были представлены кнуты и фырфыры, изготовленные его другом Ага-даи. Поэтому Алибала с восходом солнца выехал в город. Закончив дела у себя в микрорайоне, он поехал на улицу Гуси Гаджиева, на выставку. Выставка его поразила. Чего там только не было! Но он с грустью думал, что теперь люди уже не увидят многих прекрасных поделок - исчезают они из быта... И как хорошо, что в селах и городах еще живы мастера народного искусства, что оно еще не исчезло целиком - вот смогли даже устроить выставку, и тьма народу пришла посмотреть вовсе или давно не виданные вещи. Прошел час, пока он, рассматривая экспонаты, дошел из одного конца зала до другого. Он бы еще ходил и ходил, дивясь на работы ювелиров, ковроткачей, столяров, жестянщиков, медников и граверов, если бы не фырфыры и кнуты, которые он наконец нашел на стенде,- они не привлекали особого внимания посетителей, но перед ними Алибала остановился надолго. Он смотрел на них и вспоминал прожитую жизнь, босоногое детство, когда он играл в фырфыр, именуемый теперь то юлой, то волчком... Нет, фырфыр! Их делал Агадаи. Каждая пара была одного и того же размера, а узор на одной паре отличался от узора на другой...
Да, прошла жизнь, пролетели, промчались годы! Когда-то Алибала и Агадаи были детьми и гоняли с товарищами фырфыр по улице Касума Измайлова. Они ставили его на тротуар, кнутом разгоняли, потом отходили в сторонку и смотрели, чей фырфыр будет вращаться дольше. И никто не мог победить Машаллаха - неведомо, как он ударял кнутом, что его фырфыр, словно пригвожденный, вертелся долго и не падал... Да, нынешние дети не знают этой игры, не слыхали о ней, никто больше не делал фырфыры, люди смотрят на них как на устаревшую игру, а дети той порой увлекаются грубыми и небезопасными играми...
Выходя из зала, Алибала увидел, что на столике перед дверью лежит толстая тетрадь и некоторые из посетителей пишут в ней отзывы. Он тоже написал бы, написал бы о фырфыре, но подумал: какой смысл? Кто обратит внимание на его мнение? Газеты пишут о более важных вещах, и что же, какой толк?
По улице Караева он пошел к метро "Баксовет", чтобы ехать в Шувеляны. На углу Дворца счастья его догнала машина. Алибала вздрогнул от довольно резкого сигнала и сердито обернулся, чтобы отругать водителя серых "Жигулей", высунувшегося из окна, но тут же и осекся.
- Здравствуйте, Алибала-ами,- сказал водитель. Это был Явуз. Алибала не видел его с тех пор, как тот приезжал за чемоданом.
- Ого, Явуз, ты ли? Салам!
- Здравствуйте. Куда идете? Садитесь, подвезу.
- Мне недалеко, на метро.
Чувствовалось, что Явуз рад встрече, хочет поговорить. Он вышел из машины, пожал руку Алибале.
- Ну, как живешь? Сыграл свадьбу? Явуз стеснительно кивнул головой:
- Да, Алибала-ами.
- Поздравляю, поздравляю! Дай бог вместе с женой состариться. Ну, а сын или дочь уже есть?
- Нет пока, ожидаем.
- Дай вам бог счастья! И чтоб изведать его сполна!
- Спасибо, Алибала-ами.
- Ну, что в Кубе? Как Дадаш?
Искры радости стали гаснуть в глазах Явуза.
- Ну, дядя...
- Все ездит по городам?
- Уже не ездит, Алибала-ами, с этими поездками покончено.
Этот ответ утешил Алибалу.
- Наконец-то прислушался к моему совету! Не к лицу ему заниматься такими делами. Я этому рад, Явуз, спасибо за приятную новость. Что скрывать от тебя, я болел душой за Дадаша, беспокоился за него и сердился, теперь хоть немного успокоюсь.
Он действительно от души обрадовался, что его фронтовой друг хотя и поздно, но одумался. Ведь, вспоминая Дадаша, он всегда сожалел, что невольно помог ему в плохом деле, и попрекал себя за это.
Но Явуз погасил его радость:
- Дело обстоит несколько иначе, Алибала-ами: дядя сидит. На этот раз он так влип, что, боюсь, не сможет выкрутиться. Групповое дело, один конец в Москву тянется. Следователи взялись за него всерьез, копаются и каждый день обнаруживают что-либо новое... Посмотрим, чем кончится.
- Вот оно что!.. Жаль его жену и детей. Но, с другой стороны, только этим и могло кончиться то, чем занимался Дадаш.
- Уж если не везет, так не везет. На это, видимо, тоже воля аллаха.
- При чем тут аллах, сынок? Что человек посеет, то и пожнет. Это уж закон. Везение тут ни при чем...
- Это, в общем, так, Алибала-ами, но, вы знаете, этой семье действительно не везет. Муж моей двоюродной сестры - вы ее видели, мать тех двух ребятишек, с которыми вы говорили,- бросил ее, теперь все трое сидят на шее стариков...
- Если приглядеться, то у каждого, свое горе. Разница лишь в том, что есть горе, которое приходит со стороны, и есть горе, которое человек сам на себя накликает. У Дадаша как раз такое, и все близкие будут страдать из-за него.
* * *
Простившись с Явузом, Алибала всю дорогу до Шувелян - в метро, в автобусе, по пути на дачу - думал о судьбе Дадаша. В последний раз, когда они встретились в Кубе, обстоятельства сложились так, что Алибала не мог спросить у него, где и в какой должности он работал до выхода на пенсию. Но по внешнему виду Дадаша, по его одежде он заключил, что Дадаш жил обеспеченно. На нем был модный кожаный пиджак, модные брюки и рубаха. Он курил дорогие американские сигареты - ну прямо зарубежный турист! "По виду никак не скажешь, что он простой человек... А он спекулянт, перекупщик".
Шак... шак... шак...- постукивали янтарные четки. Перебирая их, Алибала словно беседовал с ними. С тех пор как он потерял Хырдаханум, он вот так, один на один, разговаривал с ними. И разговор получался. Четки не перебивали его, не возражали ему... Слушали и поддакивали: шак... шак... шак... "Эх, мир! Все у тебя есть: есть свадьбы и тризны, есть Агадаи и Эюб, Дадаш и Мовсун Велизаде. И Хырдаханум была. Была!.. Придет время, и обо мне скажут: был на свете Алибала. Проводник Алибала..."
Услышав встревоженное кудахтанье кур, он поднял голову и увидел, что на старом тутовом дереве сидит ястреб - изготовился ринуться в курятник. Алибала закричал, замахал руками:
- Хушт, хушт! Ах ты, вредитель, я тебе задам!
Забыв все на свете, Алибала вскочил, огляделся, ища, чем бы бросить в хищника, но -не найдя ничего подходящего, свернул четки и бросил ими в ястреба. Не попал - четки повисли на ветке дерева и сорвались, упали куда-то. Однако ястреб снялся с места и улетел.
Как он все-таки вовремя заметил его, а то опять лишился бы цыпленка. Ишь, понравилась ему курятина - привыкнет, не отвадишь.
На ровной площадке возле инжирового дерева был огорожен металлической сеткой участок для кур - там они и копошились с утра, не рылись в грядках. Белые цыплята резко выделялись на зеленом фоне сада - это и привлекло сюда ястреба.
И все в этом мире так: стоит только зазеваться - ахнуть не успеешь, как голову оттяпают. Мир просторен, места и дела в нем хватит всем, но есть в нем ястребы и цыплята. Если их поставить рядом, ястреба и куренка, окажется, что ястреб ничуть не больше, а, поди ж ты, покушается на ближнего и за его счет живет...
Алибала спустился с тротуарчика и пошел искать четки. Цыплята, несколько успокоившись после недавней угрозы, рассыпались по курятнику и деловито клевали просо.
- Что это о твоем кубинском товарище ничего не слышно?
- Слышно,- ответил Алибала.- Дадаш звонил сегодня утром.
- Да? И что же он говорит?
- Что он может сказать? На всякий случай, приличия ради, справился о здоровье. Спросил о чемодане. Я-то ему на что? Да и кто я ему, чтобы он справлялся о моем горе?
- Своя рубашка ближе к телу,- согласился Ага-даи.- А ты не сказал, что держишь траур, что у тебя умерла жена?
- На что ему это знать?
- Надо было бы ему это сказать. Должен понимать, что человеческие чувства важнее его барахольных интересов. Ты потерял самого дорогого человека, а он об этом и не догадывается. Так пусть по крайней мере не звонит без конца, не надоедает.
- О чем говоришь, Агадаи! Он озабочен тем, что долго не возвращают чемодан. Тревожится. "Пойди, говорит, узнай, почему тянут. Может быть, чемодан уже в руках того человека, который хочет что-то получить? Так пусть не тянет, пусть скажет, сколько просит, сообщи мне по телефону, пошлю с Явузом или сам привезу".
- Я уверен, что дорожная милиция рано или поздно вернет чемодан,- сказал Агадаи.- В спекулянты тебя зачислить нелегко. Допустим, чемодан действительно твой. Мои ребята сказали, что вещи вез для них. Перехватили первый раз. А ты столько лет работаешь безупречно, награжден орденом Трудовой Славы. Вдобавок ко всему, такая уважаемая личность, как Мовсум Велизаде, написал твоему начальству лестный отзыв о твоей работе. Все это говорит в твою пользу.
- Не знаю, Агадаи, не знаю. Сегодня утром приходил Садых, мой напарник, с которым вместе работаем. Привез из Москвы индийский чай на поминки. Говорит, железнодорожная милиция затребовала характеристику на меня, и наше управление написало очень хорошую характеристику.
- Ну что еще хочешь? Теперь я на твоем месте позвонил бы в Кубу и сказал Дадашу, что требуется тысяча рублей, иначе тебя засадят как спекулянта.
- Но с меня никто ничего не требует, Агадаи! Зачем мне обманывать Дадаша и что делать с этой тысячей, если он даст?
- Что делать? Да ты возьми ее с него, а куда израсходовать, мы найдем. Как-то по телевизору показывали интересную картину. Наверное, ты тоже ее видел. Кажется, "Украли автомобиль" называется. Там один парень ловко крадет автомобили, купленные на нечестные деньги, продает их и переводит деньги в детские дома. Такие фильмы для чего показывают? Для того, чтобы люди смотрели и учились, брали пример. Так что возьми у Дадаша деньги. Может, подумаем и тоже переведем в какой-либо детский дом,
- Я не смогу, Агадаи.
- Да что тут такого?
- Не смогу, клянусь, не смогу клянчить деньги, врать. Мне чужие деньги не нужны, тем более деньги таких людей, как Дадаш, и детским домам не нужны, это же не сиротские приюты прежних времен! Государство заботится о детских домах.
В коридоре зазвонил телефон. Месмаханум, оказавшаяся рядом, сняла трубку, потом позвала Алибалу:
- Тебя просят.
Алибала вышел в коридор.
Звонил Асадулла-киши. Просил разрешения зайти. Повесив трубку, Алибала открыл дверь соседу. Старик, едва волоча ноги, но многозначительно улыбаясь, вошел, держа в руке две книги, сказал:
- Наверное, подумаешь, опять этот Асадулла со своими книгами, а тебе не до них. Но на этот раз я нашел кое-что для тебя интересное.
- Что я могу подумать, Асадулла-муаллим? Я всегда, в любое время вам рад. Пожалуйста, проходите в комнату.
Асадулла-киши поздоровался с Агадаи, с которым познакомился здесь в дни поминок. Агадаи встал и уступил старику свое место.
- Мне здесь удобно,- Асадулла-киши опустился на крайний стул и перевел дыхание.- В четверг я видел здесь очень почтенного человека... да, который позже пришел, да, с бородой. Понравился он мне. Рядом со мной сидел ваш старый сосед, кажется Эюб, да, разговорчивый такой. Так вот, он шепнул мне, что мужчина с бородкой - шейх-уль-ислам. Я сначала поверил, но все же сомнение какое-то оставалось, потому что лицо этого человека показалось мне знакомым, я где-то видел его. Я такой - если заинтересовался кем-нибудь, должен выяснить, кто он.- Старик многозначительно посмотрел на Алибалу и Агадаи.- И вот хочу преподнести вам сюрприз.
Ни Агадаи, ни Алибала не знали, что значит слово "сюрприз", и на всякий случай смолчали. Асадулла киши открыл одну из принесенных им книг и показал фотографию:
- Кто это? Посмотрите внимательно, не знаком ли он вам?
Алибала плохо видел без очков; прищурившись, он поднес книгу к глазам:
- Это Мовсум Велизаде.
Агадаи тоже посмотрел на фотоснимок:
- Да, это он. Что это за книга?
Асадулла-киши закрыл книгу и громко, прочел заглавие, написанное на обложке серебристыми буквами: "Мовсум Велизаде. История распространения ислама в Азербайджане и религиозные легенды и предания в нашей классической поэзии".
-- Что, что? - переспросил Агадаи. Асадулла-киши еще раз протяжно, с расстановкой прочел название книги. Алибала сказал:
- Название я понял, но вот кое-чего не понял.
- Чего именно?
- Классическая поэзия и эти религиозные легенды и предания...
Агадаи подтвердил:
- И мне это не совсем ясно.
- Классическая поэзия - это те стихи, которые писали такие великие поэты, как Низами, Хагани, Насими. Что касается религиозных легенд и преданий, то Мовсум Велизаде имеет в виду легенды и предания, собранные в Коране. Например, "Юсуф и Зулейха".
- Что, "Юсуф и Зулейха"? - переспросил Агадаи.- Да это же сплошной дастан о любви! Разве он может быть в Коране?
- Может. И есть, можешь не сомневаться, уважаемый Агадаи. У меня есть Коран и на нашем, и на русском языках. На азербайджанский язык с арабского его перевел бакинский кази Мирмамедкерим Мирджафарзаде, напечатан в 1904 году в типографии "Каспий" Гаджи Зейналабдина Тагиева. На русский язык перевел известный ученый Игнатий Крачковский. Коран напечатан и в Москве в 1963 году. Так вот, в обоих изданиях имеется легенда "Юсуф и Зулейха"! Чтобы могли убедиться, могу дать любую из этих книг с условием возврата.
- Я этого не знал,- сказал Алибала.
- И ничего удивительного, дорогой сосед. Моллы много веков обманывали людей, не знавших арабского языка, и из Корана брали для проповедей только то, что их устраивало...
Алибала взял книгу, полистал ее, еще раз посмотрел на фотографию Мовсума Велизаде. Асадулла-киши сказал:
- Эту книгу он написал. В предисловии сказано, что академик Мовсум Велизаде - крупный специалист в области истории ислама и литературы Востока.Старик открыл вторую книгу.- А это избранные сказки из "Тысячи и одной ночи". С арабского на азербайджанский перевел Мовсум Велизаде.- Он приложил палец к надписи, набранной мелким шрифтом на титуле, и протянул книгу Агадаи: - Вот, прочти, тут сказано, что он переводчик и комментатор книги.
- Мовсум Велизаде?
- Да, именно он.
- Значит,- раздумчиво проговорил Алибала,- значит, Мовсум-муаллим большой ученый! А я думал - ахунд или шейх... И разговаривал с ним о всяком...
- И я тоже так думал. Этот Эюб сбил меня с толку. Но когда заговорили о Бермудском треугольнике, обратили внимание, как Мовсум Велизаде растолковал это удивительное явление природы? Будь он служителем религии, он сказал бы, что все, что творится на свете, творится по воле всемогущего аллаха, все в его власти, он все может, и не надо сомневаться в этом, грешно, и нельзя высказывать сомнения, если не хотите стать косоротыми...
Алибала закрыл книгу и вернул ее Асадулле-киши.
Снова зазвонил телефон, на этот раз продолжительно. Трубку снова сняла Месмаханум.
- Алибала, Куба вызывает. Асадулла-киши поднялся:
- Я пойду; поставил чайник, может выкипеть.- Кряхтя, вышел в коридор.Если хочешь, Алибала, я оставлю эти книги, посмотришь. Или унести?
- Унесите, Асадулла-муаллим, откуда у меня терпение прочесть их? В другое время посмотрю.- Алибала стоял с трубкой в руке, ожидая вызова абонента; старика пошел проводить Агадаи.
Наконец послышался голос Дадаша:
- Алибала, это я. Еще раз здравствуй. После нашего разговора я решил на всякий случай послать тебе рублей четыреста, держи их у себя - вдруг попросят, а у тебя не окажется, не побежишь ведь брать взаймы. Мне не верится, что это дело уладится без ничего, с тебя непременно сдерут, иначе не видать чемодана. Клянусь здоровьем, я не столько за товары беспокоюсь, сколько за тебя. Из-за меня ты попал в такую историю... С того дня я словно на иголках сижу.
Алибала смягчился, когда Дадаш высказал свое сочувствие и проявил заботу. Но, помолчав, ответил:
- Денег не присылай, Дадаш. Ни завтра, ни послезавтра. Я никому ни копейки давать не собираюсь. Раз чемодан мой, я его возьму. Слышишь, денег присылать не надо.
Агадаи, стоявший в коридоре и внимательно слушавший разговор Алибалы, подошел ближе и жестами дал понять, что он зря отказывается от этих денег, но Алибала не обратил на эти жесты никакого внимания. Агадаи подумал, что он не понял его, и шепнул на ухо:
- Слушай, почему отказываешься? Пусть присылает! Не ты просишь - он сам предлагает.
Алибала зажал рукой трубку, чтоб Дадаш его не слышал, сказал приятелю:
- Что ты привязался к деньгам Дадаша? Сказал тебе: не возьму, и точка.- И он продолжал разговор с Дадашем: - Алло, ты слышишь меня, Дадаш? Не присылай ничего. Заранее предупреждаю: если пришлешь - верну обратно. Сиди спокойно и жди. Как только получу из милиции твой чемодан, позвоню, твой племянник приедет и заберет. Еще раз повторяю: сам не приезжай, пришли Явуза.
Предупреждая Дадаша, чтобы он не приезжал сам, а прислал за чемоданом Явуза, Алибала давал понять, что не хочет больше встречаться и разговаривать с ним.
XIX
Прошло семнадцать дней со дня смерти Хырдаханум. Понемногу Алибала стал свыкаться со своим горем. На старинный дедовский комод, на видное место, поставил увеличенную фотографию Хырдаханум. Из всех фотографий жены эта больше всего ему нравилась. И теперь, входя в комнату, он смотрел на фотографию, и на сердце становилось немного легче, как будто Хырдаханум была рядом, только что не могла ничего сказать.
С утра Алибала вместе с Агадаи сходил в железнодорожную милицию и получил чемодан. Принеся его домой, Алибала тут же позвонил в Кубу. К счастью, самого Дадаша не было дома, он разговаривал с его женой. Попросил прислать Явуза за чемоданом. Не прошло и часа после разговора, как снова позвонили из Кубы. Узнав по голосу Дадаша, Алибала прикинулся, будто не слышит его. Он старательно дул в трубку, кричал: "Алло, алло,"кто это? Отвечайте же! Ничего не слышу. Черт, опять этот телефон испортился..." А Дадаш с того конца провода кричал: "Алло, алло, Алибала, ай Алибала, это я, Дадаш, я слышу тебя хорошо..." Но Алибала больше не откликнулся и повесил трубку. Потом, сколько ни вызывала междугородная, он к телефону не подошел.
Агадаи, как только доставили на квартиру чемодан, сказал, что должен ехать в Маштаги - сегодня вечером свадьба у родственников, они приглашены, что поделаешь, такова жизнь, добро и зло, печаль и радость - родные сестры, надо привыкать,- извинился и ушел.
И то сказать, эти семнадцать дней, минувших со дня смерти Хырдаханум, Агадаи ни на час не оставлял его одного. Отвлекал делом или разговором от тяжелых дум; время проходило незаметно.
Но вот он остался один, совсем один, и боль и тоска сразу накинулись на него, словно торопились наверстать упущенное, показать свою силу.
Прошло несколько часов после звонка Дадаша, а голос его все еще звучал в ушах Алибалы. Он упрекал себя в том, что зря не ответил Дадашу, не сказал прямо и честно, что не желает с ним разговаривать, что между ними все кончено. Бывают ведь такие минуты, когда надо говорить открыто, называть вещи своими именами: белое - белым, черное - черным. Но, вспоминая свою поездку в Кубу, Алибала находил некоторое утешение в том, что по крайней мере там, в гостинице, он высказал Дадашу все, что думает о нем. Если бы он не сделал этого тогда, сейчас, в эти траурные дни, он не смог бы высказать ничего... И еще Алибалу одно утешало: не будь откровенного разговора в гостинице, он никогда как следует не узнал бы Дадаша, не разглядел бы его подлинного лица...
Позвонили. Алибала, задумчиво перебирая четки, медленно поднялся и пошел открывать.
- Кто там?
- Я, Алибала-ами. Явуз.
Улыбаясь, Явуз поздоровался. Вошел в коридор без приглашения, как свой человек.
Алибала не ожидал, что Дадаш так быстро пришлет человека за чемоданом. Он считал, что Явуз прибудет в Баку только завтра утром. Что за спешка, ведь еще не конец света, столько ждали своего чемодана, могли бы подождать еще день. "Да он только и ждал звонка - не успел я получить чемодан, как племянник уже тут как тут. И что удивляться: ведь интерес Дадаша - в этих вот чемоданах". Хорошо хоть, что на этот раз Явуз явился без подарков, без его, Алибалы, "доли" или "пая", как он говорил, а то пришлось бы прогнать и его.
- Явуз, сынок, ты что, был в Баку? Дядя позвонил тебе?
- Нет, прямым ходом из Кубы.
- Из Кубы? Так быстро?!
- Машин на дороге не было, гнал со скоростью сто.- Словно поздравляя Алибалу с окончанием какого-то важного дела, Явуз сказал: - Хоть и долго пришлось ждать, а все-таки кончилось так, как мы и предполагали. Мой дядя мудрый человек, знает, к кому обращаться в трудную минуту.
Алибала пропустил эти слова мимо ушей. Чемодан стоял в коридоре. Получая его в милиции, Алибала бегло заглянул в него. Он наизусть помнил, что лежит в этом чемодане, и на всякий случай проверил его: все оказалось на месте...
- Если не спешишь, сынок, проходи, отдохни, такую дорогу отмахал... А если спешишь, вот чемодан, можешь забирать.
- Зайду на минутку, мне надо кое-что вам передать.
Они вошли в комнату. Внимание Явуза привлекла большая фотография на комоде. Он вспомнил, что в прошлый раз, когда он был в этой комнате, этой фотографии не было. Похоже, Алибала был дома один... Судя по тому, что рядом с фотографией женщины стояла ваза с цветами, он стал догадываться, что это с чем-то связано, но о том, что у Алибалы умерла жена, он все же не подумал, это не пришло ему в голову, а Алибала ничего не сказал ему о случившемся.
Явуз достал из кармана несколько новеньких пятидесятирублевок и положил их на стол перед Алиба-лой:
- Здесь четыреста рублей. Дядя Дадаш послал.
- Так вот что ты должен был мне передать? - спросил Алибала.
Яйуз не понял, почему Алибала с таким удивлением спрашивает.
- Да, Алибала-ами. Дядя просил передать вам.
- Но я не просил у него денег. Несколько дней назад я говорил с ним по телефону, чтобы не посылал. И сегодня, разговаривая с его женой, я не упоминал о деньгах. Не понимаю, для чего он прислал их?
- Я не знаю, о чем был разговор. Но он дал эти деньги, и я привез.
Алибала придвинул деньги Явузу:
- Забери. Как привез, так и отвези, отдай своему дяде.
- Алибала-ами...
Алибала не захотел слушать Явуза, словно заранее знал, что он скажет.
- Возьми, возьми, положи в карман! Явуз опешил. Он не представлял себе, что товарищ его дяди может так рассердиться из-за денег. Наоборот, его беспокоило другое: он подумал, что, наверное, Алибала потратил много больше, чтобы выручить чемодан. Но к этим четыремстам, которые дал Дадаш, он мог добавить только сотню, больше при нем денег не было.
- Алибала-ами, прошу вас, не сердитесь. Прошлый раз, когда дядя узнал, что вы хотели вернуть свой пай, он очень огорчился. Теперь, если я отвезу ему эти деньги, он будет ругать меня на чем свет стоит.
Алибала исподлобья смотрел па Явуза. Парень изменился в лице, щеки залило румянцем. "Хоть и гласит пословица, что герой - в своего дядю, Явуз вовсе не похож на Дадаша, и это очень хорошо. Не потерял еще ни стыда, ни совести... А вот дядя..." Даже когда Алибала сказал Дадашу, что нехорошими делами он занимается, Дадаш, против ожидания, не устыдился, не взмок от волнения наоборот. Алибала не мог забыть посеревшего от злости лица и трясущихся в гневе губ Дадаша. Да, надо растерять всю совесть, чтобы, занимаясь нечестным промыслом, оправдывать свое поведение да еще обвинять других...
Явуз еще стыдился... Деньги лежали на столе. Он не хотел брать их, хотя ему стало ясно, что, если даже он упадет на колени перед Алибалой, тот денег не примет, что его слово - твердое и окончательное, говорить с ним о деньгах бесполезно,- наоборот, если он заговорит о них, старик совсем рассердится и вытолкает его в шею. Лучше всего подобру-поздорову самому убраться отсюда.
Алибала еще раз сказал:
- Забери, забери эти деньги, чтобы я их не видел. И Явузу ничего другого не оставалось - он сунул деньги в карман и поднялся:
- До свиданья.
Он так спешил уйти, что забыл даже о чемодане, Алибала напомнил:
- А чемодан? Ты не берешь?
- Надо же! Главное-то и забыл,- покачал Явуз головой, взял чемодан и еще раз сказал: - Будьте- здоровы, Алибала-ами.
- Всего хорошего, сынок.
Отправив чемодан в Кубу, Алибала словно хомут с себя сбросил и облегченно вздохнул.
ЭПИЛОГ
Был конец июня. Стояла жара, и многие жители Баку, имеющие свои дачи на Апшероне, выехали из города.
Алибала жил на даче с весны - на вторую неделю после новруз-байрама перебрался в Шувеляны и только время от времени ездил в город, чтобы помыться и постирать.
На даче он жил совершенно один. Потихоньку работал в саду. С весны он многое успел сделать: посеял помидоры, огурцы, баклажаны, дыни, арбузы. На свалке собрал много старых труб, огородил ими сад, натянув на трубы проволоку. Вскапывая огород, собрал все камни, сложил их вдоль ограды. Побелил дом, а заодно и камни - получилась вокруг огорода белая кайма. На огороде все принялось, на деревьях завязались плоды. Оставалось ждать урожай. А пока времени свободного было много, он дважды в день - рано утром и после захода солнца - ходил к морю, где даже в будние дни было полно народу.
Когда Алибала переехал на дачу, в соседних домах еще никого не было теперь во всех домах по вечерам зажигались огни. Только одна двухэтажная дача стояла у дороги темная и безмолвная. С прошлого лета в этот дом никто не заглядывал. Говорили, что владельца дачи арестовали, описали все имущество, в том числе и эту дачу. Алибала не видел, что там есть, на этой даче, обнесенной высоким каменным забором, но бывавшие там говорили, что есть много чего, а сад напоминает райский уголок...
Вот уже второе лето Алибала жил на даче один. Если бы не дача, что он стал бы делать в городе? Один, без Хырдаханум? Ее мечта исполнилась: он вышел на пенсию. А она ушла...
От жгучей тоски и безделья зимой он не знал, куда деться.
Проснулись все недуги - он теперь постоянно болел, то и дело торчал в поликлинике. Пошаливало сердце, не хватало дыхания, мучила бессонница. А на даче дышалось немного легче.
Алибала получил письмо от Вагифа и считал дни, оставшиеся до приезда своих. Сын писал, что его не отпускают, но жена и дети приедут в начале июля. Вот-вот должна быть телеграмма о их вылете. Он поедет в аэропорт встречать невестку и внуков и привезет их сразу на дачу. Он уже все подготовил для встречи дорогих гостей. Еще в апреле купил в зоомагазине полсотни инкубаторских цыплят,-конечно, пока растил их, несколько цыплят стали добычей кошек, иные куда-то запропали среди виноградных лоз, выжила только половина, но он хорошо кормил их, цыплята набрали вес, и когда приедут дети, в мясе нужды не будет. Овощи и фрукты свои. Места, где можно отдохнуть, много.
Все будет хорошо. Только бабушка внуков уже не встретит.
Алибала недавно вернулся из города, переоделся в старые рабочие брюки и рубаху, присел на тротуарчик у веранды и в задумчивости перебирал свои янтарные четки: шак... шак... шак...
Стояла жара. От автобуса, идущего из Мардакян на ГРЭС "Северная", он прошел под солнцем полтора километра, устал.
В городе у него не было особо важных дел, мог и не ездить туда, но в выставочном салоне, что на улице Гуси Гаджиева, уже закрывалась выставка работ мастеров народного творчества и прикладного искусства, и он не мог не посетить эту выставку: на ней были представлены кнуты и фырфыры, изготовленные его другом Ага-даи. Поэтому Алибала с восходом солнца выехал в город. Закончив дела у себя в микрорайоне, он поехал на улицу Гуси Гаджиева, на выставку. Выставка его поразила. Чего там только не было! Но он с грустью думал, что теперь люди уже не увидят многих прекрасных поделок - исчезают они из быта... И как хорошо, что в селах и городах еще живы мастера народного искусства, что оно еще не исчезло целиком - вот смогли даже устроить выставку, и тьма народу пришла посмотреть вовсе или давно не виданные вещи. Прошел час, пока он, рассматривая экспонаты, дошел из одного конца зала до другого. Он бы еще ходил и ходил, дивясь на работы ювелиров, ковроткачей, столяров, жестянщиков, медников и граверов, если бы не фырфыры и кнуты, которые он наконец нашел на стенде,- они не привлекали особого внимания посетителей, но перед ними Алибала остановился надолго. Он смотрел на них и вспоминал прожитую жизнь, босоногое детство, когда он играл в фырфыр, именуемый теперь то юлой, то волчком... Нет, фырфыр! Их делал Агадаи. Каждая пара была одного и того же размера, а узор на одной паре отличался от узора на другой...
Да, прошла жизнь, пролетели, промчались годы! Когда-то Алибала и Агадаи были детьми и гоняли с товарищами фырфыр по улице Касума Измайлова. Они ставили его на тротуар, кнутом разгоняли, потом отходили в сторонку и смотрели, чей фырфыр будет вращаться дольше. И никто не мог победить Машаллаха - неведомо, как он ударял кнутом, что его фырфыр, словно пригвожденный, вертелся долго и не падал... Да, нынешние дети не знают этой игры, не слыхали о ней, никто больше не делал фырфыры, люди смотрят на них как на устаревшую игру, а дети той порой увлекаются грубыми и небезопасными играми...
Выходя из зала, Алибала увидел, что на столике перед дверью лежит толстая тетрадь и некоторые из посетителей пишут в ней отзывы. Он тоже написал бы, написал бы о фырфыре, но подумал: какой смысл? Кто обратит внимание на его мнение? Газеты пишут о более важных вещах, и что же, какой толк?
По улице Караева он пошел к метро "Баксовет", чтобы ехать в Шувеляны. На углу Дворца счастья его догнала машина. Алибала вздрогнул от довольно резкого сигнала и сердито обернулся, чтобы отругать водителя серых "Жигулей", высунувшегося из окна, но тут же и осекся.
- Здравствуйте, Алибала-ами,- сказал водитель. Это был Явуз. Алибала не видел его с тех пор, как тот приезжал за чемоданом.
- Ого, Явуз, ты ли? Салам!
- Здравствуйте. Куда идете? Садитесь, подвезу.
- Мне недалеко, на метро.
Чувствовалось, что Явуз рад встрече, хочет поговорить. Он вышел из машины, пожал руку Алибале.
- Ну, как живешь? Сыграл свадьбу? Явуз стеснительно кивнул головой:
- Да, Алибала-ами.
- Поздравляю, поздравляю! Дай бог вместе с женой состариться. Ну, а сын или дочь уже есть?
- Нет пока, ожидаем.
- Дай вам бог счастья! И чтоб изведать его сполна!
- Спасибо, Алибала-ами.
- Ну, что в Кубе? Как Дадаш?
Искры радости стали гаснуть в глазах Явуза.
- Ну, дядя...
- Все ездит по городам?
- Уже не ездит, Алибала-ами, с этими поездками покончено.
Этот ответ утешил Алибалу.
- Наконец-то прислушался к моему совету! Не к лицу ему заниматься такими делами. Я этому рад, Явуз, спасибо за приятную новость. Что скрывать от тебя, я болел душой за Дадаша, беспокоился за него и сердился, теперь хоть немного успокоюсь.
Он действительно от души обрадовался, что его фронтовой друг хотя и поздно, но одумался. Ведь, вспоминая Дадаша, он всегда сожалел, что невольно помог ему в плохом деле, и попрекал себя за это.
Но Явуз погасил его радость:
- Дело обстоит несколько иначе, Алибала-ами: дядя сидит. На этот раз он так влип, что, боюсь, не сможет выкрутиться. Групповое дело, один конец в Москву тянется. Следователи взялись за него всерьез, копаются и каждый день обнаруживают что-либо новое... Посмотрим, чем кончится.
- Вот оно что!.. Жаль его жену и детей. Но, с другой стороны, только этим и могло кончиться то, чем занимался Дадаш.
- Уж если не везет, так не везет. На это, видимо, тоже воля аллаха.
- При чем тут аллах, сынок? Что человек посеет, то и пожнет. Это уж закон. Везение тут ни при чем...
- Это, в общем, так, Алибала-ами, но, вы знаете, этой семье действительно не везет. Муж моей двоюродной сестры - вы ее видели, мать тех двух ребятишек, с которыми вы говорили,- бросил ее, теперь все трое сидят на шее стариков...
- Если приглядеться, то у каждого, свое горе. Разница лишь в том, что есть горе, которое приходит со стороны, и есть горе, которое человек сам на себя накликает. У Дадаша как раз такое, и все близкие будут страдать из-за него.
* * *
Простившись с Явузом, Алибала всю дорогу до Шувелян - в метро, в автобусе, по пути на дачу - думал о судьбе Дадаша. В последний раз, когда они встретились в Кубе, обстоятельства сложились так, что Алибала не мог спросить у него, где и в какой должности он работал до выхода на пенсию. Но по внешнему виду Дадаша, по его одежде он заключил, что Дадаш жил обеспеченно. На нем был модный кожаный пиджак, модные брюки и рубаха. Он курил дорогие американские сигареты - ну прямо зарубежный турист! "По виду никак не скажешь, что он простой человек... А он спекулянт, перекупщик".
Шак... шак... шак...- постукивали янтарные четки. Перебирая их, Алибала словно беседовал с ними. С тех пор как он потерял Хырдаханум, он вот так, один на один, разговаривал с ними. И разговор получался. Четки не перебивали его, не возражали ему... Слушали и поддакивали: шак... шак... шак... "Эх, мир! Все у тебя есть: есть свадьбы и тризны, есть Агадаи и Эюб, Дадаш и Мовсун Велизаде. И Хырдаханум была. Была!.. Придет время, и обо мне скажут: был на свете Алибала. Проводник Алибала..."
Услышав встревоженное кудахтанье кур, он поднял голову и увидел, что на старом тутовом дереве сидит ястреб - изготовился ринуться в курятник. Алибала закричал, замахал руками:
- Хушт, хушт! Ах ты, вредитель, я тебе задам!
Забыв все на свете, Алибала вскочил, огляделся, ища, чем бы бросить в хищника, но -не найдя ничего подходящего, свернул четки и бросил ими в ястреба. Не попал - четки повисли на ветке дерева и сорвались, упали куда-то. Однако ястреб снялся с места и улетел.
Как он все-таки вовремя заметил его, а то опять лишился бы цыпленка. Ишь, понравилась ему курятина - привыкнет, не отвадишь.
На ровной площадке возле инжирового дерева был огорожен металлической сеткой участок для кур - там они и копошились с утра, не рылись в грядках. Белые цыплята резко выделялись на зеленом фоне сада - это и привлекло сюда ястреба.
И все в этом мире так: стоит только зазеваться - ахнуть не успеешь, как голову оттяпают. Мир просторен, места и дела в нем хватит всем, но есть в нем ястребы и цыплята. Если их поставить рядом, ястреба и куренка, окажется, что ястреб ничуть не больше, а, поди ж ты, покушается на ближнего и за его счет живет...
Алибала спустился с тротуарчика и пошел искать четки. Цыплята, несколько успокоившись после недавней угрозы, рассыпались по курятнику и деловито клевали просо.