Согласно семейным преданиям, Александру приписываются черты, характерные для старшего сына и свойственные революционному герою. Со временем его серьезность должна была перейти в меланхолию. Александра с большим трудом удавалось оторвать от учебы, даже на еду. Если кто-то из братьев или сестер был невнимателен по отношению к родителям, Александр требовал, чтобы виновный немедленно принес извинения. На вопрос сестры, кто для него является идеалом женской красоты, Александр не задумываясь ответил: «Мама». Формальная дисциплина гимназии вызывала у него сильную неприязнь, и он очень рано осознал ту персональную причастность к литературе, на которой оставил неизгладимый след российский радикализм того времени. По свидетельству Анны, в тринадцатилетнем возрасте Александр обнаружил неприятные черты характера у князя Андрея и Пьера из «Войны и мира», впрочем, ему казалось, что этот знаменитый роман в недостаточной мере затрагивает социальные вопросы. Он проглатывал произведения современных радикальных, революционных авторов, таких, как Писарев и Чернышевский. Учась в старших классах, Александр сделал в одной из комнат дома Ульяновых химическую лабораторию и с большой неохотой покидал ее. Родители зачастую просили Анну соблазнить брата игрой в крикет или прогулкой, только чтобы заставить его выйти из лаборатории. Вот кто уж точно сошел со страниц тургеневских произведений!
   В отличие от брата юный Ленин был шаловлив и проказлив. Гораздо более, чем наука, его влекли история и языки. Володе нравилось дразнить излишне серьезного старшего брата. Заявление, что братья были невероятно близки и Владимир разделял политические взгляды и социальную озабоченность старшего брата, является, безусловно, чистейшей выдумкой. В юном возрасте разница в четыре года кажется огромной: разный круг друзей и различные интересы (даже у братьев, особенно с такими непохожими характерами, как у Александра и Владимира). Есть все основания полагать, что радикализм Ленина развился после смерти Александра. До шестнадцати лет Володя Ульянов все еще оставался верующим человеком, в то время как в Санкт-Петербурге его старший брат занимался наукой и принимал участие в политических акциях, которые в конечном счете привели его к эшафоту.
   Со смертью Ильи Николаевича помимо всего прочего пошатнулось финансовое положение семьи. Она была вынуждена подать прошение о назначении пенсии и просить, поскольку даже самое законное ходатайство известная своей волокитой царская бюрократическая система рассматривала крайне долго, о немедленном предоставлении финансовой помощи. Мария Александровна была волевой женщиной, о чем свидетельствует ее поведение после смерти мужа. Опасаясь расстроить Александра в период подготовки к экзаменам, Мария Александровна не стала телеграфировать ему о смерти отца. Она отправила письмо племяннице с просьбой известить сына о случившемся горе. Не менее важным является и такой штрих к портрету Марии Александровны: она категорически отказалась от предложения Анны бросить учебу в столице и вернуться домой, чтобы помочь заботиться о младших детях. Мария Александровна была предана идее о превалирующей важности образования.
   Прошло чуть больше года после смерти мужа, и еще более страшный удар постиг эту женщину, на протяжении долгих лет (она умерла в 1916 году в возрасте 81 года) переносившую аресты, изгнания и смерть детей: в тюрьму, по обвинению в заговоре против императора Александра III, попадает старший сын – Александр. Группа революционно настроенных студентов, отвергнув другие формы политической деятельности, решила последовать примеру террористов, убивших в 1881 году отца Александра III. Правда, на этот раз непрофессионально подготовленный террористический акт вошел в историю под названием «Дело от 1 марта 1887 года». Организаторы, явные дилетанты в проведении подобного рода акций, в отличие от предшественников – представителей широкомасштабного движения, составляли всего лишь небольшую группу. Получив известие, Мария Александровна тут же помчалась в столицу, но ей не удалось убедить сына признать свою вину и просить о помиловании.
   В 1881 году осужденные за терроризм установили правила поведения революционера в подобной ситуации: обвиняемый не имеет права снимать с себя ответственность за террор и добиваться смягчающих вину обстоятельств. Ему следует воспользоваться появлением в суде, чтобы выдвинуть обвинение режиму самодержавия; правительство должно понять, что запрещение свобод вызовет еще более мощную волну террора. Речь Александра являла собой трагическое сочетание простодушия, наивности и героизма:
   «…Среди русского народа всегда найдется десяток людей, которые настолько преданы своим идеям и настолько горячо чувствуют несчастье своей родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело. Таких людей нельзя запугать…»
   И это не сантименты, а заявление революционера, следующего этой политической философии, который утверждает, что действует ради угнетенного большинства. Александр точно указал причину трагедии русской интеллигенции: «Нам рекомендуют развивать (наши) интеллектуальные способности, но не позволяют использовать их на благо нашей страны».
   Среди основных достоинств Марии Александровны следует отметить полное отсутствие какой-либо театральности. Ее рассказы о свиданиях с сыном впечатляют именно простотой изложения. Во время первой встречи сын кричал, просил у матери прощения и напоминал, что у нее есть еще пятеро детей. Несмотря на просьбы матери, поддержанные сочувствующими чиновниками, после объявления смертного приговора Александр не смог заставить себя просить прощения. Что скажут люди, если, взяв на себя ответственность за организацию заговора, он теперь станет взывать о милосердии? Разве не естественно поплатиться собственной жизнью за желание отнять чужую жизнь? Помилование означало пожизненное заключение, «где позволено читать только духовные книги». В таком случае он бы лишился рассудка. «Ты желаешь этого для меня, мама?» В конце концов Александра уговорили попросить прощения. Как правило, советские официальные источники опускают этот факт из биографии Александра Ульянова.[5]
   Молодость Александра (ему шел двадцать первый год), тот факт, что другой (старше его) организатор заговора был приговорен к пожизненному заключению, возможно, вселяли надежду. Однако, несмотря на то что сам Александр III нашел откровенность своего потенциального убийцы «даже привлекательной», приговор остался в силе, и 8 мая 1887 года Александр Ульянов был казнен через повешение.
   Спустя годы, уже в эпоху существования Советского Союза, после смерти Ленина, его сестры и вдова Крупская смогли оценить влияние смерти Александра на семнадцатилетнего Владимира. Нет ничего странного в том, что Анна Ульянова сподобилась начать воспоминания о своем брате со слов «Наш вождь Владимир Ильич Ленин родился…»; ее основная задача – использовать в пропагандистских целях (во благо советского народа) историю с Александром. Хотя марксизм отрицает индивидуальный террор как средство политической борьбы, однако Анна фактически изображает Александра марксистом, который помог брату сделать первые шаги на пути к большевизму. Анну не смущает тот факт, что слова Александра, произнесенные им во время суда, наглядно показывают, насколько он был далек от основополагающих концепций марксизма. Столь же неприятны попытки (не говоря уже о том, что это неуважительно по отношению к памяти братьев) наиболее близких людей, Крупской и младшей сестры Ленина, Марии Ильиничны, представить историю таким образом: якобы в тот момент, когда Ленин услышал о казни брата, в его голове зародилась мысль о большевизме. Выступая 7 февраля 1924 года на торжественной сессии Московского Совета, посвященной памяти В.И. Ленина, Мария Ильинична пустила в обращение наиболее часто повторяемую историю. Услышав о казни брата, Владимир якобы сказал: «Мы пойдем другим путем» (заметим, что в это время Марии Ульяновой было всего лишь девять лет). По собственному признанию Ленина, до 1889 года он и не помышлял о марксизме.
   Вне всякого сомнения, смерть брата явилась страшным ударом для младшего. Да, в детстве было всякое – и соперничество, и ссоры, но Владимир был очень привязан к старшему брату; у него вообще были сильно развиты родственные чувства. Достаточно трудно, и не только из-за тенденциозности информации, но и благодаря сдержанности Ленина, старательно скрывавшего свои чувства, определить степень влияния этой личной трагедии на формирование убеждений и развитие личности Володи Ульянова. Спустя годы, уже в связи с другим актом политического террора, Ленин писал: «Весь опыт российского революционного движения ясно доказывает абсолютную бесполезность террора». И далее: «индивидуальные террористические акты… создают всего лишь недолговечную сенсацию и ведут в конечном счете к равнодушию, к пассивному ожиданию следующей «сенсации». Этой фразой Ленин, похоже, приносит извинение за террористический акт пятнадцатилетней давности.
   Среди университетских знакомых Александра был Сергей Ольденбург (впоследствии известный востоковед), запомнивший интересный случай. В 1891 году, будучи в Санкт-Петербурге, Ленин зашел к нему поговорить об Александре. Он был так напряжен и взволнован, что казалось, вновь переживает былую трагедию. Ольденбурга особенно поразил тот факт, что Владимир не захотел говорить о политической деятельности и личных делах брата. Все его вопросы касались исключительно научной деятельности Александра. Ему хотелось получить подтверждение того, что брат был всерьез увлечен наукой и его исследования в области биологии имели научную ценность.
   Есть множество объяснений этой истории. Возможно, Ленин пытался понять, не явился ли уход брата в политику результатом разочарования в науке. А может, хотел удостовериться, что, несмотря на бесполезный поступок и безвременную кончину, жизнь брата не прошла впустую. Безусловно, Ленин рассматривал индивидуальный террор как форму невротического потворства собственным амбициям некоторой части интеллигенции, идущей от нежелания заниматься реальной политической деятельностью. Судьба собственного брата спровоцировала интерес Ленина к социальным вопросам. Мы обладаем достоверной информацией, что лишь начиная с 1887 года Владимир приступил к изучению радикальной литературы, причем отдался этому занятию с той же страстью, с какой до этого изучал историю и языки.
   Пока Александр ожидал приговора суда, Владимир заканчивал восьмой, последний учебный год в Симбирской гимназии. Для юноши окончание средней школы являлось серьезным, а зачастую эмоционально травмирующим переживанием. Требовалось не просто успешно окончить последний класс, но, кроме того, сдать выпускные экзамены по нескольким дисциплинам. Эти экзамены, письменные и устные, так называемое «испытание зрелости», состояли из вопросов и заданий, разработанных Министерством просвещения или профессорами местного университета. Все обставлялось таким образом, чтобы выпускники испытывали страх перед экзаменами. Содержание экзаменационных вопросов держалось в строгой тайне; экзамены проходили в закрытых помещениях; достаточно было одной неудовлетворительной оценки, чтобы выпускник уже не имел права продолжить дальнейшее обучение. По сравнению с российскими выпускными экзаменами американские и английские кажутся невинной забавой. Зачастую у экзаменующихся, а им было всего лишь по восемнадцать – девятнадцать лет, случались нервные срывы.
   Владимир Ульянов окончил гимназию с оценкой «отлично» по всем предметам, включая религию. Исключение, как уже говорилось ранее, составляла логика. К аттестату об окончании гимназии шло приложение, включавшее разделы «поведение в классе», «интерес к учебе» и тому подобное. Согласно документам, Володя Ульянов являлся «образцовым» учеником. Письменные экзамены совпали по времени с казнью старшего брата. Володя отлично сдал экзамены и как первый ученик в классе получил золотую медаль об окончании Симбирской гимназии (Александр и Анна тоже окончили гимназию с золотой медалью).
   История, связанная с трудностями, возникшими при получении золотой медали и поступлении в университет, является очередной выдумкой советских биографов.
   Исходя из чисто практических соображений, царское правительство не могло позволить себе применять политику репрессий против родственников политических преступников. Подобные действия могли лишить представителей наиболее выдающихся российских фамилий возможности продолжить образование в высших учебных заведениях и стать государственными служащими. Но стоило Ленину попасть в беду, и дело брата явилось бы подтверждением его политической неблагонадежности. Не раньше. Симбирск был небольшим городом, и вполне естественно, что трусливые представители местной интеллигенции стали избегать семью потенциального цареубийцы. Но, по мнению многих, даже консервативно настроенных граждан, на долю трудолюбивой, жившей по христианским законам семьи выпало страшное горе.
   Среди тех, кто лояльно относился к семье Ульяновых, был Федор Керенский, директор Симбирской гимназии (по иронии судьбы отец того Керенского, которого Ленин впоследствии лишил возможности руководить Российским государством). В период выпускных экзаменов Керенский выказывал особую симпатию Владимиру и выражал сочувствие семье Ульяновых. Владимир Ульянов был объявлен чрезвычайно талантливым учеником, а его поведение за все восемь лет обучения в гимназии было достойно похвалы.[6]
   Положительные качества Владимира, по словам Керенского, являются результатом его нравственного и духовного воспитания. Единственным недостатком юноши была чрезмерная замкнутость; доказательством служило отсутствие друзей среди сверстников.
   Для продолжения учебы Владимир Ульянов выбрал Казанский университет. Маловероятно, что путь в столичные университеты для Ульянова был закрыт. Два года спустя младшая сестра Владимира, Ольга, продолжила учебу в Санкт-Петербурге. Просто Мария Александровна хотела в период учебы быть рядом с сыном (отчасти по совету Керенского), а Кокушкино (родовое имение Ульяновых) находилось недалеко от Казани. Существовала надежда, что влияние матери убережет Владимира от неприятностей; семья стремилась уехать из Симбирска, подальше от печальных воспоминаний.
   После жесткого режима гимназии для большинства российских студентов университет являлся олицетворением мира опьяняющей свободы. Этот контраст практически недоступен пониманию среднестатистического английского или американского студента. Выходя из-под контроля родителей и учителей, студент начинал самостоятельную жизнь. Жесткая дисциплина и зубрежка уступали место свободному посещению лекций и самоподготовке. И что важнее всего, университет в условиях самодержавия был оазисом свободы слова и мысли. Очень быстро студенты поняли, что являются изолированной от общества социальной группой, не зависящей от государственной бюрократической машины и суеверия масс. Это позволило им потребовать немыслимых с точки зрения самодержавия прав и свобод. Образованные люди, даже те, кто придерживался умеренных взглядов, очень надеялись, что студенты восстанут против власти. Когда в 1886 году Александр III посетил Московский университет и молодежь встретила его цветами и аплодисментами, все чувствовали, что было в этом нечто постыдное.
   Нет ничего удивительного в том, что обстановка в университетах не устраивала власти. По их мнению, большая часть революционных волнений 1860 – 1870-х годов произошла в результате ненормального (в условиях самодержавия) положения, сложившегося в университетах. Не было таких намерений, да и не по силам было авторитарному режиму XIX века добиться от молодежи подчинения строгой регламентации жизни. Репрессивные меры предпринимались больше с целью подчеркнуть, нежели обуздать бунтарский дух молодежи. Таким образом, с помощью закона 1884 года делалась попытка не допустить «эксцессов» в университетской среде. Теперь от каждого студента требовалось письменное обязательство не становиться членом какого-либо запрещенного общества. С незапамятных времен русские «сердитые молодые люди» одевались бедно, тем самым демонстрируя свое презрение в адрес лицемерного, опутанного условностями общества; теперь студентов, как гимназистов, обязали носить форму. Правительство подчеркивало роль студенческого инспектора, государственного чиновника, совмещавшего функции декана и полицейского надзирателя. Можно себе представить, какие чувства вызывал этот чиновник у студентов! «Встаньте, господа, правительство возвращается!» – под таким заголовком вышла передовица, приветствующая новую «реформу». Результаты не замедлили сказаться, но теперь все обошлось без цветов и рукоплесканий.
   Осенью 1887 года Владимир Ульянов подписал требуемые обязательства и был зачислен на юридический факультет Казанского университета. Такой выбор разочаровал его учителей, ожидавших, что их выдающийся ученик продолжит изучение истории и языков. Ленин, по всей видимости, решил, что на поприще юриста больше возможностей для карьерного роста. Вне всяких сомнений, Ленин имел все необходимые качества – способность проникнуть в самую суть предмета, ясный ум, интуицию, – чтобы стать превосходным юристом. Он на всю жизнь сохранил знания, полученные при изучении юриспруденции и за недолгую практическую деятельность в качестве юриста. В разгар революции и Гражданской войны оратора, предложившего закон о «классовой справедливости», поразило возражение Ленина: «Это незаконно. Вас можно привлечь в судебном порядке». Характерно, что впоследствии ни одна профессия не вызывала в нем больше отвращения, чем профессия юриста. А с каким презрением и даже гневом он говорил о «беспристрастном буржуазном» правосудии!
   Проведенные исследования контингента учащихся показали, что образование в России в 1880-х годах не являлось исключительной привилегией высших слоев общества. Из 916 студентов, обучавшихся в 1887/88 учебном году в Казанском университете, 95 были детьми крестьян и казаков, 189 – из мещан и цеховых, 101 – из духовенства, 298 – детьми чиновников и военнослужащих, 99 – из дворян, 92 – из купеческого звания и почетного гражданства, 16 – из солдатских детей, иностранными подданными – 2, из разночинцев – 24 человека. Глядя на эту статистику, становится совершенно ясно, что не могло идти никакой речи о равенстве образовательных возможностей; Россия была аграрной страной, и, естественно, подавляющую часть населения составляли крестьяне.[7]
   Самую многочисленную группу студентов составляли дети государственных служащих (к ним относился Ленин) и сравнительно небольшую представители «истинного» дворянства.
   Обычный студент Казанского университета вряд ли был богатым человеком. Реформы 1880-х годов повлекли за собой увеличение платы за обучение, вызвавшее волнения в студенческой среде. По мнению правительства, университеты следовали дурной традиции. Каракозов, выпускник Казанского университета, стрелявший в 1866 году в императора Александра II, положил начало кампании политического террора, достигшей кульминации в 1881 году (убийство Александра II). Подрывная деятельность исходила из студенческих кварталов; даже в местном институте акушерства была найдена революционная литература. Но совершенно ясно, что основной причиной студенческих беспорядков являлась естественная реакция на установленный надзор со стороны властей и вмешательство в частную жизнь. Не много потребовалось, чтобы спровоцировать мятеж, положивший конец университетской карьере Владимира Ульянова.
   Первые волнения начались в Москве. Там во время концерта студент дал пощечину надзирающему инспектору. Власти отреагировали с привычной суровостью. Виновный в содеянном был в административном порядке приговорен к трем годам несения службы в штрафном батальоне. Вслед за этим прошла волна студенческих протестов и демонстраций (одну разогнали с помощью солдат). Истории, связанные со зверствами полиции, облетели все учебные заведения России. Представители Москвы (деятельность университета была приостановлена) прибыли в Казань, чтобы убедить товарищей поддержать их выступления. Разговор шел о произволе в отношении пострадавшего студента и защите прав университетов: «Неужели мы не защитим права наших университетов? Мы верим в студентов Казани и призываем их открыто выразить свой протест в стенах университета».
   Ленин спокойно продолжал занятия, и, что довольно любопытно, в число выбранных им предметов входила теология. Но 16 декабря он оказался в толпе студентов, собравшихся, чтобы выразить протест в связи с оскорблениями, которым подверглось московское студенчество, и потребовать от правительства изменения законов об учебных заведениях. Поначалу митингующие просто были в несколько возбужденном состоянии. Их действия никак не походили на хулиганские (если не считать сломанной двери в конференц-зале). Делегация студентов ветеринарного института, поспешившие выразить свою солидарность с университетом, была встречена «братскими объятиями и поцелуями». Но появление инспектора резко изменило ситуацию. Забыв об аналогичном инциденте, этот чиновник предстал перед толпой и приказал разойтись. При виде ненавистного надзирателя раздались крики: «Бей его!» И как вы уже могли догадаться, инспектора избили и вышвырнули вон. Затем наступила очередь профессоров университета. Они обратились к студентам с просьбой прекратить беспорядки: «В храме науки нет места для беспорядков… Вы пришли сюда учиться». Эта речь произвела такое же впечатление, как и все подобные речи в схожих обстоятельствах.
   Опьяненные собственной смелостью студенты вынесли ряд резолюций. Часть была вполне приемлемой, но большинство решений, безусловно, привело бы современных университетских профессоров (и американских, и российских) в содрогание. Студенты выдвинули следующие требования: передать руководство университетом профессорскому совету, исключая вмешательство министерства; ликвидировать контроль за частной жизнью: предоставить право собраний и возможность обращения с петициями. Решение вопросов о распределении стипендий и дотаций поручить избранным представителям студентов. И наконец, наказать «тех должностных лиц, которые преднамеренно, или в силу халатности, допустили… жестокие действия в отношении наших московских товарищей».
   Власти ответили арестами предполагаемых руководителей беспорядков, и около сотни студентов были либо исключены из университета, либо их попросили уйти. На два месяца были приостановлены занятия.
   Оказавшись среди задержанных, Владимир Ульянов два дня провел в тюрьме. Он попал в число первых сорока пяти студентов, исключенных из университета. Владимир заявил, что во время студенческих выступлений бежал по коридору, «кричал и размахивал руками». Если все было именно так, то он явно повел себя несвойственным для него образом. Ни до этого случая, ни после он не становился частью орущей толпы. Вероятно, благодаря рыжим волосам он выделялся в беспорядочно движущейся студенческой толпе. Следовало наказать зачинщиков беспорядка, но, как известно, в такой ситуации найти истинных руководителей практически не представляется возможным. Фамилия Ульянов вызывала конкретные ассоциации, и Владимир Ильич впервые попадает в тюрьму. В результате за коллективную вину понесли наказание первые попавшиеся под руку студенты; они были исключены из университета (студенты, избившие инспектора, подверглись особому наказанию). Даже при таком раскладе для большинства студентов исключение не являлось трагическим событием. Спустя несколько месяцев, от силы год, им разрешалось вернуться, чтобы продолжить учебу. Совсем не обязательно, что они получали в документах пометку о неблагонадежности. Поскольку студенческие беспорядки были широко распространенным явлением, большинству участников, в то или иное время исключенных из университета и даже сидевших в тюрьме, удавалось стать уважаемым врачом, юристом, а иногда и высокопоставленным чиновником. Но Владимиру Ульянову обратный путь в университет был закрыт на три года, и не потому, что он был виновен более других, а только лишь из-за того, что был братом Александра.
   Либеральное общество Казани, в особенности его женская часть, приветствовало исключенных студентов как истинных мучеников за свободу. За то короткое время, что они провели в тюрьме, их умудрились засыпать подарками, продуктами и даже деньгами. Когда их отпустили и приказали покинуть Казань, отъезд в лоно семьи напоминал демонстрацию. Улицы были заполнены сочувствующими, одобрительными возгласами выражавшими поддержку молодым героям. Те, в свою очередь, приветствовали друзей и родственников и даже бросали в толпу отпечатанные на мимеографе листовки. Одна начиналась словами: «Прощай, Казань!.. Прощай, университет!..» и далее: «Мы думали, что здесь, в храме науки, мы найдем те знания, опираясь на которые мы могли бы войти в жизнь борцами за счастье и благо нашей измученной родины! <…> Но с чем же столкнулись мы здесь? <…> Навстречу нам шла та «наука ради науки», которую так яростно защищали некоторые из господ профессоров…»