Адамс Клифтон. Красные рельсы

   На Конкэннона смотрел «Кольт».
   – Не делайте глупостей, Боун. Она ничего не знает об этих деньгах.
   – Об этом буду судить я. Приведите ее!
   Конкэннон вспомнил, как лежал в переулке без сознания, как спасался от пуль убийц; все это было делом рук сержанта Боуна. Внезапно Конкэннон решил, что с него достаточно махинаций и хитростей Боуна, и, выждав момент, он бросился вперед, прямо на револьвер. Раздался выстрел. Конкэннону показалось, что его ударили обухом топора; он рухнул на пол.
 
 
   В густых сумерках сияла маленькая звезда, то угасая, то загораясь снова. Она будто подмигивала Конкэннону, перемещаясь с места на место, затем заблестела сильнее и заговорила человеческим голосом:
   – Конкэннон, вставайте. С вами все в порядке. Вас лишь слегка оцарапало.
   Звезда загорелась еще ярче, и от нее запахло табачным дымом. Лежа на спине в коридоре «Дней и ночей», Конкэннон следил глазами за огоньком сигары Джона Эверса. Затем его подняли на ноги чьи-то руки, возникшие из темноты.
   – Пустяки, – сказал Эверс собравшимся вокруг людям. – Ничего серьезного.
   – Что происходит? – По лестнице спускалась Лили Ольсен.
   Увидев окровавленное лицо Конкэннона, она резко побледнела.
   – Все в порядке, мисс Ольсен, – отеческим тоном ответил Эверс. – Небольшое происшествие.
   – Происшествие?! Да вы посмотрите – он весь в крови! В него стреляли!
   – Поверьте, мисс Ольсен, с ним все в порядке. Вы бы лучше успокоили своих посетителей.
   – Оставьте его здесь. Я о нем позабочусь.
   – Нет, – решительно ответил Эверс. – Это было бы неразумно.
   – Кто в него стрелял? – суетилась Лили. – Боун?
   Инспектор вздохнул:
   – Мисс Ольсен, прошу вас, выполните мою просьбу. Так будет лучше для всех, в том числе для Конкэннона.
   У Конкэннона так шумело в голове, что он едва различал голоса. Во рту у него пересохло, язык не слушался. Он несколько раз порывался что-то сказать, но у него получалось какое-то лягушачье кваканье. Опершись на Эверса, он подождал, пока к нему вернутся силы, затем с трудом произнес:
   – Я в порядке. Делай, что говорит Эверс… И займись Атеной Аллард.
   Она горько усмехнулась.
   – Даже теперь ты думаешь только о ней!
   Он заставил себя улыбнуться.
   – Извини, Лили. Предоставь мне судить обо всем.
   – Ты уже судил, и что же? Тебя чуть не убили!
   – Лили, перестань…
   Она всплеснула руками.
   – Прекрасно! Иди, подставляй опять свою голову! Ради женщины, которой к тому же на это наплевать…
   Она повернулась и увела за собой собравшихся зевак.
   Конкэннон попытался идти самостоятельно. Ноги были словно ватными, в висках стучало. Он перевел взгляд на Джона Эверса:
   – Откуда вы взялись?
   – Долго рассказывать, – ответил инспектор. – Можете идти?
   – Думаю, да.
   – Тогда пойдемте на вокзал.
   Решив, что лучше не возражать, а повиноваться, Конкэннон последовал за ним. Добравшись до вокзала, они прошли через багажный зал и оказались в маленькой пыльной комнате, служившей Эверсу кабинетом, когда он приезжал в Оклахома-Сити.
   Эверс достал из светлого дубового стола бутылку кентуккийского бурбона и почти чистый стакан.
   – Стакан здесь всего один, – сказал он, наполняя его до краев и протягивая Конкэннону.
   Виски был таким же качественным, как и сигары Эверса. Конкэннон выпил все до дна. Эверс снова наполнил стакан. Конкэннон налил немного жидкости на носовой платок и вытер лицо, скорчив гримасу, когда виски попало на рану над левым ухом. Затем выпил остальное.
   – Что случилось с Боуном? – спросил он.
   – Исчез. Наверное, решил, что вы мертвы. Я, признаться, тоже поначалу так думал.
   – Вы видели, как все было?
   – Видел. С улицы, метров с шестидесяти.
   – Вы, конечно, оказались там случайно?
   Эверс усмехнулся.
   – Я следил за Боуном, будучи уверенным, что рано или поздно что-нибудь произойдет.
   От виски Конкэннону стало лучше, но в голове по-прежнему стучало.
   – Давайте начнем сначала. Почему вы следили за Боуном? И что делали там, на улице?
   Эверс задумчиво посмотрел на свою сигару.
   – Конкэннон, я должен разыскать похищенные сто тысяч, а если мне это не удастся, я тоже могу потерять работу. Но мне моя работа нравится, и я сделаю все, чтобы ее сохранить. Может быть, теперь вам станет ясно, почему я написал эту записку…
   – Какую записку? – спросил Конкэннон и удивленно поднял брови, но тут же скривился от боли.
   – Записку Атене Аллард. – Эверс удовлетворенно улыбнулся и выпустил облачко сигарного дыма. – Весьма сожалею, Конкэннон, но я не могу вам теперь полностью доверять. И хотя это противоречит моим привычкам, мне пришлось прибегнуть к хитрости. – Он улыбнулся. – И эта хитрость удалась.
   Конкэннон облизнул сухие губы:
   – Так это вы написали Атене?
   – Конечно. И деньги в конверт положил тоже я. И билет. Помните эти деньги? Это те две тысячи миссис Аллард, которые вы попросили меня положить в сейф. Эта мысль пришла мне в голову в самую последнюю минуту, но записка от этого стала очень убедительной, не так ли?
   – Однако это был почерк Рэя, – возразил Конкэннон. – Его узнала сама Атена.
   Эверс покачал головой:
   – Подделка. Я часто видел отчеты, которые Аллард писал для компании. Ничего сложного. К тому же люди неспособны запомнить тот или иной почерк со всеми подробностями.
   Конкэннон не мог прийти в себя от изумления.
   – Но зачем? – спросил он.
   – Кажется, я все вам уже объяснил. Мне нужно разыскать эти деньги. На вашу помощь я рассчитывать не мог. И тогда я начал размышлять об Эйбе Миллере. По нашим сведениям, ключ к разгадке был у него. Вот только он сам оставался неуловимым. Исчез, словно перестал существовать. – Инспектор стряхнул пепел с сигары, – словно сквозь землю провалился… Тогда я спросил себя, кто может лежать в могиле на месте Рэя Алларда. Там лежит Миллер, верно?
   Конкэннон не ответил. Эверс пожал плечами:
   – Конечно, там Миллер, но в тот момент я это лишь предполагал. Тогда я и решил написать записку. Миссис Аллард повела себя именно так, как я и рассчитывал: попросила помощи у вас. Боун – тоже: он стал за ней следить. Узнав о содержании записки, он решил, что миссис Аллард и ее муж решили оставить его на бобах. – Он помахал сигарой. – Я уверен, что он не колеблясь убил бы ее, если бы мог. Да и вас тоже… Ведь Боун и Рэй оба замешаны в этом деле, так?
   Конкэннон откинулся на спинку стула. Ему казалось, что пол качается у него под ногами.
   – По моему мнению, – сказал Эверс, – Боун догадался, какую роль играл во всем этом Рэй, и ввязался в дело. Если Рэй жив, то это означает, что Боун еще не знает, где деньги. Так что совершенно ясно: Рэй Аллард жив, если Боун поверил записке. Он поверил, что ее написал Рэй! Вот к чему мы пришли. Итак, Боун хотел завладеть этими деньгами не меньше, чем я. И мне было достаточно проследить за ним, чтобы он привел меня к Рэю. – Он посмотрел куда-то вдаль, затем печально покачал головой. – Это был отличный план. К сожалению, даже отличные планы иногда терпят фиаско…
   Конкэннон удивленно посмотрел на него.
   – И когда же ваш план провалился?
   Джон Эверс бросил недокуренную сигару на пол.
   – Он провалился, когда вы убили Боуна. Я сказал неправду: никуда он не скрылся. Напротив, он был полон решимости расправиться с вами после того, как вас оцарапала первая пуля.
   – Первая?
   – Выстрелов было два. Второй раздался, когда вы, падая, сцепились с Боуном. Ствол был направлен ему в грудь, и звука никто не слышал.
   Конкэннон ничего этого не помнил. В его памяти осталось только бесконечное падение в черный колодец.
   – Но где тогда труп?
   – Под крыльцом «Дней и ночей». Я затащил его туда, пока никто не видел.
   Конкэннон лишь спросил:
   – Зачем?
   – Если мои предположения верны, о местонахождении Рэя знали только вы и Боун. Теперь остались только вы. И вы скажете мне, где он.
   – Как вы думаете заставить меня это сказать?
   Лицо инспектора выглядело усталым. Конкэннон с удивлением отметил, что несмотря на энергичность и безукоризненные костюмы, инспектор производит впечатление пожилого человека. Пожилого, однако, далеко не безобидного.
   – Вы мне это скажете, – ответил Эверс, – потому что я все равно это узнаю. Но если вы откажетесь мне помогать, я впутаю в это дело Атену Аллард. И если мне не останется ничего другого, я докажу присяжным, что она участвовала в ограблении вместе с мужем.
   Конкэннон почувствовал, что кровь застыла у него в жилах.
   – Неужели вы настолько любите свою работу?
   Эверс поудобнее устроился в кресле и прикрыл глаза.
   – Да.
   – А как же быть с Боуном?
   – Он убит в пределах допустимой обороны. Я готов в этом присягнуть, если вы согласитесь помочь. Как только компания получит обратно свои сто тысяч, она будет на моей стороне.
   Конкэннон помедлил. Спорить было бесполезно. Все козыри были у Эверса.
   – Вы его арестуете?
   – Теперь по-другому постелить невозможно.
   – Но я знаю Рэя: он не скажет вам, где деньги.
   Эверс улыбнулся, но глаза его оставались суровыми.
   – Скажет. Мы его заставим.
   – Я хочу поговорить с ним прежде, чем вы его арестуете.
   Инспектор пожал плечами.
   – Как хотите. Где он?
   В памяти Конкэннона появилась отчетливая картина: Атена, кладущая цветы на могилу мужа.
   – В одной лачуге, принадлежавшей Боуну. Около грузового склада.
   Эверс удовлетворенно кивнул. Вдруг Конкэннон рассмеялся, и его смех гулко отразился от голых стен.
   – Несколько минут назад, – сказал Конкэннон, – я говорил Атене, что все будет хорошо, потому что нам придет на помощь сам Джон Эверс.

Глава двенадцатая

   Конкэннон, Эверс и два полицейских в форме подъехали к складу в полицейской машине. Эверс критически оглядел домик, наполовину скрытый кустарником.
   – Вы уверены, что он там?
   – Он ранен и не мог уйти.
   Они оставили машину за грузовым складом. Двое полицейских достали револьверы и шумно затопали по сухой траве. Когда они обошли домик с двух сторон, Конкэннон и Эверс ступили на земляную тропинку.
   – Подождите здесь, – сказал Конкэннон. – Я недолго.
   – Даю вам десять минут. Потом вмешается полиция.
   Конкэннон двинулся вперед по тропинке, вспоминая, что в прошлый раз с ним рядом был Боун. Теперь Боуна не было в живых. Как не было Тюрка, Кроя, Мэгги Слаттер, сутенера. Мертвы были также Эйб Миллер и почтальон. И все только потому, что Рэю Алларду надоело жить на нищенское жалованье полицейского…
   Он постучал.
   – Рэй, это я, Маркус.
   Конкэннону показалось, что ночь затаила дыхание.
   – Входи. Здесь открыто.
   Конкэннон вошел.
   – Можно зажечь свет?
   – Зажигай.
   Конкэннон едва нашел лампу, висевшую у двери, чиркнул спичкой и увидел, что Рэй сидит на кровати с бледным как воск лицом. Рядом с ним на одеяле лежал «Кольт».
   Конкэннон зажег лампу, прикрутил фитиль и повернулся. Несколько секунд они смотрели друг на друга, затем Рэй медленно лег на одеяло.
   – Ты пришел не один, верно?
   – Да. Там, на улице, – Джон Эверс и двое полицейских.
   Аллард, казалось, не был удивлен. Он слишком ослабел, чтобы выражать какие-либо чувства.
   – Как тебе удалось прийти сюда тайком от Боуна?
   – Боун погиб.
   Аллард снова остался почти равнодушным. Изредка кивая головой, он выслушал весь рассказ Конкэннона, не перебивая.
   – Боун не многого стоил, – сказал он наконец, – но жаль, что я его потерял. Кроме него, мне некому было помочь. – Он слабо улыбнулся. – Надо было мне позволить ему убить тебя, Маркус. Но теперь уже поздно. Ты сейчас передашь старого друга в руки правосудия. И забудешь тот день, когда Рэй Аллард спас тебе жизнь.
   – У меня не было выбора, Рэй. Эверс обо всем догадался сам. Он уже подозревал, что Боун с тобой заодно, и ждал, пока сержант приведет его сюда.
   – И все же главное – это то, что меня выдал друг.
   – Эверс пригрозил сказать на суде, что ты и твоя жена были сообщниками. Ты бы это стерпел?
   – Мое мнение никого не интересует.
   Конкэннон начинал понимать, что пришел напрасно.
   – Рэй, все это к лучшему. Не знаю, что решит суд, но если ты останешься здесь, то точно умрешь. Твоя рана гноится: это ясно по запаху в доме. Если тобой займется врач, то все может наладиться.
   – Зачем лечить того, кого потом придется вешать?
   – На здешней территории есть хорошие адвокаты. Если ты поможешь полиции, Эверс поддержит тебя. Скажи им, где деньги. Ведь тебе они уже ни к чему.
   Глаза Рэя медленно прояснились. Он едва заметно улыбнулся, и Конкэннон почувствовал, что в его воспаленном мозгу созрело какое-то решение.
   – Может быть, ты и прав, – вздохнул Аллард, сделав неопределенный жест рукой. – Что мне теперь с ними делать?
   – В них, возможно, заключена разница между жизнью и смертью, – сказал Конкэннон.
   – Ты помнишь, где мост? – медленно спросил Рэй, взвешивая каждое слово. – В километре от того места, где мы остановили поезд?
   – Да, это место я знаю.
   – Там они и лежат. Между шпалами и первой опорой. – Он засмеялся, казалось, из последних сил. – Ты удивился, что я все же сказал?
   Конкэннон действительно удивился, но ответил:
   – Что тебе еще оставалось?
   – Теперь, когда ты получил то, что хотел, убирайся, – сказал раненый.
   – Извини, Рэй.
   – Убирайся.
   «Вот как все кончается, – подумал Конкэннон. – После стольких лет дружбы, радостей, печалей, опасностей…»
   – До скорого, Рэй, – сказал он и повернулся к двери.
   Вдруг волосы на его затылке зашевелились от предчувствия опасности. Размышлять было некогда. Нужно было действовать мгновенно. Он отскочил от двери как раз перед тем, как от нее полетели щепки, отбитые пулей из «Кольта». Следующая секунда тянулась медленно, как в кошмарном сне, и Конкэннону врезалось в память искаженное гневом лицо Рэя, сидевшего на кровати и сжимавшего обеими руками «сорок пятый». Тогда Конкэннон понял, почему Рэй сказал ему, где деньги. Он не собирался выпускать детектива из дома живым.
   Конкэннон почувствовал в своей руке рукоятку револьвера, хотя, как всегда, не заметил, как доставал его из кобуры. «Тридцать восьмой» издал оглушительный грохот. Конкэннон не сделал второго выстрела и лишь смотрел сквозь облако дыма в бледное искаженное лицо Рэя.
   Негромко вздохнув, Рэй Аллард повалился на бок, глядя перед собой широко открытыми мертвыми глазами.
   Дверь резко распахнулась, и на пороге появился Джон Эверс. За ним стояли полицейские. Эверс посмотрел на кровать.
   – Идиот! – заорал он. – Кто мне теперь скажет, куда подевались деньги!
   Угроза Марвина Боуна, обещавшего сводить Конкэннона на экскурсию в «Тополиную рощу», осуществилась самым непредвиденным образом. В течение целой недели раздраженные полицейские допрашивали его об обстоятельствах гибели Боуна. Испытание было не из приятных, но однажды тюремщик открыл дверь его камеры с любезной улыбкой.
   – Хорошо иметь высокопоставленных друзей, верно, Конкэннон?
   Детектив изумленно посмотрел на него.
   – Я свободен?
   – Муниципальный совет требует, чтобы вы покинули территорию до захода солнца. Это все, что мне известно.
   Конкэннон спустился в подвал за своими вещами. Там он обнаружил Джона Эверса.
   – Это вам я обязан своим освобождением? – спросил Конкэннон.
   Эверс пожал плечами.
   – В течение пяти лет вы безупречно выполняли обязанности детектива. Компания этого не забыла.
   Он выбрал себе одну из сигар и понюхал ее с видом знатока.
   – Во всяком случае, в моих показаниях не было ничего противоречивого. По правде говоря, им не хотелось раскапывать дело как следует. История с Боуном могла пролить нежелательный свет на всю местную полицию.
   – Большое спасибо за помощь, мистер Эверс.
   – До свидания, Конкэннон.
   Они не подали друг другу руки. Конкэннон повернулся и вышел.
   После полудня один из полицейских проводил Конкэннона на вокзал и убедился, что тот взял билет на первый же северный поезд. Фамилия полицейского была О'Дул. Это был высокий молодой парень с почти честным лицом.
   Когда они сидели в зале ожидания, в проходе показался кучер фиакра; он нес два чемодана; за ним шла Атена Аллард.
   Конкэннон инстинктивно встал, увидев ее, но тут же замер: женщина смотрела на него так, словно он вообще не существовал. Подойдя к окошку кассира, она взяла билет до Канзаса.
   О'Дул наблюдал за этой безмолвной сценой с некоторым интересом. Он знал по слухам, что детектив был неравнодушен к вдове Рэя Алларда, но то, что она не отвечает ему взаимностью, было видно с первого взгляда. Отойдя от окошка кассы, Атена поглядела сквозь Конкэннона, будто он был оконным стеклом, затем неторопливо прошла на перрон.
   – Послушайте, – сказал Конкэннон после паузы, – вам ведь все равно, куда я поеду – на север или на юг, не так ли? Ведь главное – чтобы я убрался отсюда, верно?
   Полицейский пожал плечами.
   – Да вроде так.
   – Не могли бы вы обменять мой билет на другой, в Техас? А мы в ожидании поезда пообедаем…
   Эта идея пришлась полицейскому по душе. Конвоируемые не каждый день угощали его обедами.
   Обменяв билет, они пошли в привокзальное кафе, где Конкэннон заказал обед на двоих.
   Однако есть ему не хотелось. Он выпил пива, посмотрел как О'Дул уплетает свинину с фасолью и закурил, стараясь отогнать мысли, витающие вокруг Атены Аллард.
   Вот двухчасовый северный подошел к перрону… Надсадно свистнул локомотив, проезжая стрелку…
   «Сейчас она уедет, – подумал Конкэннон, – и завтра в это время уже будет у своих родителей в Канзасе».
   То есть, все равно, что на Луне…
   Он слушал пыхтение паровоза «Болдуин», который уже набирал скорость, покидая вокзал, слушал замирающий вдали стук колес.
   Затем они с О'Дулом вернулись в зал, чтобы еще два часа ждать техасский поезд.
   Конкэннон закурил и уставился на входную дверь.
   Ему смутно хотелось, чтобы хоть кто-нибудь пришел с ним попрощаться. Например, Лили… Или даже Джон Эверс…
   Но никто не пришел.