Адамс Клифтон. Красные рельсы

   Оба улыбнулись.
   – Признаться, и мне иногда хочется уйти.
   – Если я смогу быть вам полезен, дайте знать.
   Они беседовали, словно двое друзей, встретившиеся на улице или в баре.
   – Как вы доберетесь до Оклахома-Сити? – спросил Вингэйт.
   – Найму лошадь. Если здесь, конечно, доверяют железнодорожной компании.
   – Ей везде доверяют.
   – Я хочу попросить вас кое о чем еще, – сказал Конкэннон, когда они вышли на дорогу. – Мне интересно, удивится ли кто-нибудь, когда я появлюсь в Оклахома-Сити живым.
   Вингэйт понимающе кивнул.
   – При всем желании я не смогу отправить свой отчет в Оклахома-Сити раньше чем через неделю.

Глава восьмая

   Когда Конкэннон вошел в холл «Вояджер-отеля», дежурный встретил его словами:
   – Мистер Конкэннон, вас спрашивал сержант Боун.
   – Сержант Боун подождет. Что-нибудь еще?
   Несмотря на хорошее воспитание и профессиональную выучку, дежурный невольно задержал удивленный взгляд на изорванной одежде Конкэннона и его многодневной щетине.
   – Да, – сказал он, потянувшись к шкафу для писем. – Вам послание.
   Это была телеграмма из Чикаго от Джона Эверса. «Члены совета требуют выводов по ограблению. Ждем результатов немедленно».
   Тем самым Эверс давал понять, что Конкэннону грозит увольнение.
   – Прикажите принести побольше горячей воды, – сказал Конкэннон. – Мне нужно помыться.
   Он докрасна растирался мочалкой, но ощущение чистоты все не приходило. В памяти его возникали горящие ненавистью глаза Тюрка и изуродованное лицо Кроя. И после всего этого он по-прежнему ничего не знал о Миллере кроме того, что тот любил поволочиться за девчонками, был женат и имел ребенка. Он спросил себя, знала ли об этом Мэгги Слаттер.
 
 
   Пат Дункан, хозяин «Файн и Денди», встретил Конкэннона с явной враждебностью, но не удивился, увидев его целым и невредимым.
   – Миссис Аллард нет, – сказал он, не дожидаясь вопроса.
   – А где она?
   Повар опустил глаза.
   – Она… на кладбище.
   …Рядом со свежевырытой могилой стоял катафалк с двумя черными лошадьми; вдоль белой ограды кладбища выстроились в ряд многочисленные экипажи. У могилы собралось человек тридцать; двое работников похоронной службы снимали с катафалка гроб.
   – Важную персону хоронят? – спросил Конкэннон у одного из собравшихся.
   – Еще бы! Лучшую девочку из «Ночной магии». Убили ножом во время драки; кое-кто из бывших клиентов пришел проводить ее в последний путь.
   Худой священник в черном рединготе начал читать надгробную молитву. Присутствующие, главным образом мужчины, не проявляли к церемонии особого интереса. Они в ожидании стояли у готовой могилы, курили и задумчиво смотрели вдаль. Многие из них, вероятно, были пьяны, когда получили известие о похоронах, и теперь, казалось, сожалели, что пришли.
   По другую сторону катафалка стоял человек, которого Конкэннон уже где-то видел, и беседовал с двумя могильщиками. Конкэннон вспомнил: это был Лоусон, хозяин похоронного бюро. Вот один из могильщиков отпустил какую-то шуточку, и Лоусон украдкой захихикал. Конкэннон прошел сквозь толпу и оказался рядом с ним.
   – Мистер Лоусон, я ищу одну могилу и никак не найду. Не могли бы вы мне помочь?
   Тот быстро обрел прежнюю серьезность.
   – А, мистер Конкэннон, если не ошибаюсь? Ведь это вы приходили тогда с сержантом Боуном! Так чью же могилу вы разыскиваете?
   – Могилу Рэя Алларда, железнодорожного детектива, который погиб во время нападения на поезд.
   Лоусон на секунду задумался, затем лицо его прояснилось.
   – Ага, помню. Последний сектор, вон за тем большим дубом. – Он вздохнул и изобразил на лице подобающую случаю печаль. – Аллард… Грустные были похороны. Теперь припоминаю. Грустные во всех отношениях…
   – Что вы имеете в виду? Что они были печальнее всех остальных?
   – По крайней мере, с моей точки зрения. Лучше меня никто в этих местах не устраивает похорон. Это вам все скажут. Все было очень прилично. За такую низкую плату, да еще с закрытым гробом… Получилось вполне, вполне прилично. Но я остался недоволен, хоть и сделал все, что мог…
   Он грустно покачал головой, вспоминая эти похороны, которые не принесли ему никакого дохода.
   – Большое спасибо за помощь, – сухо сказал Конкэннон.
   Атену он увидел на песчаной дорожке за большим дубом. Перед ней на надгробной плите лежал скромный букет желтых осенних хризантем.
   Конкэннон остановился, закурил сигарету и стал ждать. Теперь, придя сюда, он не очень отчетливо представлял свою цель. Атена ничего не могла сказать ему о Тюрке, Крое или Эйбе Миллере. И ничего нового – о Рэе. Он пришел только потому, что хотел ее увидеть.
   Но он предпочел бы встретиться с ней в другом месте. Пусть даже в кафе или в той кондитерской. Где угодно, только не на кладбище. Но он не ушел. Он продолжал молча курить, наблюдая за ней. А она не знала или не хотела замечать, что за ней следят, и стояла у могилы бледная, красивая, неприступная, одна в целом мире…
   Церемония погребения проститутки подходила к концу. Могильщики засыпали яму красной глиной; присутствовавшие уже рассаживались по своим экипажам. Спустя минуту все разошлись, и на месте остались только добросовестные мистер Лоусон и двое его подручных.
   Атена наконец отошла от могилы и направилась к воротам. Ее бледность напугала Конкэннона, и он шагнул вперед.
   – Вы хорошо себя чувствуете, миссис Аллард? – спросил он.
   Она посмотрела сквозь него, словно не узнавая, затем с видимым усилием вспомнила, кто стоит перед ней.
   – Мистер Конкэннон, – сказала она наконец. – Да, я в порядке. Спасибо.
   «Как это нелепо, – подумал Конкэннон. – Я даже не решаюсь назвать ее по имени, а ей плевать, жив я или мертв».
   – За оградой меня ждет фиакр, – сказал он. – Разрешите отвезти вас в город?
   Она равнодушно кивнула:
   – Хорошо.
   Они молча пошли мимо могил. «Довольно большое кладбище для такого молодого городка, – подумал Конкэннон. Ему хотелось поговорить с ней о Рэе, о Дип-Форк, о двух бандитах, которых он убил. Но он не нашел нужных слов и лишь сказал:
   – Осторожнее, здесь камни…
   Он помог ей сесть в экипаж и уселся рядом:
   – Вы в кафе?
   Она покачала головой.
   – Нет. К миссис Робертсон, пожалуйста.
   Она даже не спросила, зачем он пришел на кладбище и что делал после их последней встречи.
   – Могу я вас кое о чем попросить, мистер Конкэннон? – сказала она после длительного молчания.
   – Да, мэм. О чем же?
   – Мне уже не стоит оставаться здесь и спасать честное имя Рэя. Неважно, что о нем думают другие. Мне достаточно собственного мнения. Я прошу вас прекратить расследование.
   Конкэннон посмотрел на нее.
   – Позвольте спросить, почему?
   – Я просто хочу обо всем забыть. Уехать и забыть…
   – Уехать?
   Она кивнула.
   – В Канзас, к родителям.
   Конкэннон испытал неприятное чувство, словно они говорят на разных языках. Никто из них не воспринимал ни единого слова собеседника.
   – Но объясните, почему вы передумали? Три дня назад, перед моим отъездом в Дип-Форк, вы считали, что в мире нет ничего важнее, чем сохранить репутацию мужа.
   – Я помню. Но я ошибалась. Мистер Конкэннон, неужели вы не можете понять: я хочу только одного – забыть!
   Кучер повернул с Седьмой улицы на Бродвей.
   – Боюсь, что железнодорожное расследование – более сложная вещь, чем вам может показаться, – медленно сказал Конкэннон. – Если я брошу это дело, им займется кто-нибудь другой. И я не смогу этому воспрепятствовать.
   Лицо ее сохранило прежнее бесстрастное выражение.
   – Конечно, вы правы, – сказала она, помолчав. – С моей стороны было глупо просить вас об этом.
   – Вовсе нет. Я понимаю ваши чувства. И постараюсь, чтобы расследование шло как можно более корректно.
   Она кивнула, думая уже о чем-то другом.
   – Когда вы собираетесь ехать в Канзас? – спросил Конкэннон.
   – Еще не знаю… Но скоро.
   Кучер остановил лошадей у пансиона миссис Робертсон. Атена повернулась к Конкэннону и впервые за всю встречу посмотрела ему в глаза.
   – Боюсь, что я доставила вам слишком много неприятностей, мистер Конкэннон…
   – Нет, что вы!
   – Извините меня, – сказала она, улыбнулась ему одними губами и ушла.
   Кучер посмотрел на Конкэннона.
   – Куда прикажете?
   – В бар «День и ночь», на Банко-Эллей.
   Ему вовсе не хотелось находиться в обществе Лили Ольсен, но пора было отчитываться перед сержантом Боуном.
 
 
   Устроившись у бара, Лили кормила Сатану сардинами из фарфорового блюдца. Она посмотрела на Конкэннона с полным безразличием, словно он был самым обыкновенным клиентом.
   – Тебя ищет Боун, – сказала она. – Просил, чтобы ты его подождал.
   – Откуда он узнал, что я вернулся? Лили пожала плечами.
   – Я не расспрашиваю Боуна о его делах, а он меня – о моих, – сказала она. – Но знаешь, он чем-то взбешен. По крайней мере, он злее, чем обычно. У тебя что, неприятности с полицией?
   – Вроде бы нет.
   Она взяла со стойки бутылку «Теннесси» и налила ему стакан. Конкэннон залпом выпил. Алкоголь согрел его желудок, и он с нежностью посмотрел на бутылку, прекрасно зная, что не найдет на ее дне решения своих проблем. Потом налил себе еще.
   Лили озабоченно посмотрела на него. Она была незлопамятна и не могла подолгу сердиться.
   – У тебя все в порядке, Конкэннон?
   – Я устал и неважно себя чувствую, но вообще-то все в порядке.
   – Мне незачем повторять, что я тебя предупреждала. И тем не менее…
   Конкэннон улыбнулся.
   – Помню, помню. Отличное виски. Выпьешь со мной?
   – Нет, спасибо. Мне нужно следить за кабаком. – Она беспомощно пожала плечами. – Можешь забрать бутылку наверх. А мне некогда.
   – Ты просто прелесть, Лили, – искренне сказал Конкэннон.
   – Если придет Боун, сказать ему, где ты?
   – Скажи, скажи.
   Он уже чувствовал небольшое головокружение. День выдался не из легких, и он опять забыл поесть.
   Конкэннон поднялся наверх, налил себе виски из бутылки и удобно устроился в кресле. Он сделал несколько глотков и почувствовал, как алкоголь горячими волнами начал разливаться по его телу.
   Вдруг дверь резко распахнулась, и на пороге возник Боун. В этом женском интерьере, среди украшений и кружевных занавесок, сержант казался вдвое крупнее обычного.
   – Я оставил вам в отеле записку, где просил встретиться со мной тотчас же после приезда, – проворчал он.
   – Я ее читал, но был занят другими делами. Присаживайтесь, Боун, отдохните.
   Одутловатое лицо сержанта покраснело и блестело от пота. Он вошел в комнату, хлопнув дверью, и посмотрел вокруг.
   – Типичная комната потаскухи, – сказал он, ухмыляясь. – Я смотрю, вы здесь как дома, Конкэннон.
   Детектив промолчал, справляясь с подступившей злостью.
   – Боун, последние несколько дней были для меня весьма утомительными, – сказал он наконец. – Я сильно раздражен. И не собираюсь выслушивать оскорбительные заявления в адрес моих друзей. Если вы по делу – говорите. Если нет – до свидания.
   Боун словно получил пинок под зад. Глаза его вылезли из орбит.
   – Вы пьяны, Конкэннон?
   – Пока нет.
   – Прекрасно, – сказал полицейский, садясь на один из резных стульев, – Расскажите о Дип-Форк. Вы виделись с Майером?
   – Да.
   – И что же? – Сержант нетерпеливо скрипнул зубами. – Он сказал вам, где Эйб Миллер?
   – О Миллере он знал не больше, чем я. Ну, сказал, правда, что он женат и что у него ребенок. Вы это знали?
   Боун помедлил, затем ответил:
   – Нет. Что еще?
   – Я убил двух человек.
   Наступила такая напряженная тишина, что Сатана приподнялся на диване и посмотрел на Конкэннона, затем на Боуна.
   – Мне кажется, – сказал Боун неожиданно тихо, – что вам следует начать с самого начала.
   – Их звали Тюрк и Крой. Это вам о чем-нибудь говорит?
   Боун покачал головой.
   – Скоро вы получите рапорт помощника старшины, который занимается этим делом, и узнаете обо всем официальным путем.
   Конкэннон рассказал о своих приключениях, начиная с засады на холмах и заканчивая перестрелкой у ручья.
   Сержант смотрел поверх головы Конкэннона, погруженный в свои мысли.
   – Как по-вашему, эти двое знали об ограблении? – спросил он, дослушав до конца.
   – Мне кажется, они были членами банды.
   Конкэннон рассказал, как Тюрк и Крой подстерегли Атену у пансиона, и от этого воспоминания у него опять похолодела спина.
   Услыхав о двух тысячах долларов, которые бандиты дали Атене Аллард, Боун напрягся.
   – Почему вы не сказали мне об этом раньше?
   – Я хотел, чтобы они чувствовали себя в безопасности. Чтобы думали, что миссис Аллард приняла деньги и отступилась.
   – Но это – сокрытие улики, Конкэннон! – Голос Боуна стал свистящим от гнева. – Я могу за это посадить вас за решетку!
   Конкэннон поднял бутылку и припал к горлышку. Боун едва смог удержать себя в руках и лишь посмотрел на него испепеляющим взглядом.
   Затем Конкэннон дорассказал всю историю до настоящего момента.
   – Итак, миссис Аллард хочет, чтобы вы прекратили расследование, – сказал, подумав, Боун. – Возможно, она права. Вы над этим размышляли?
   Конкэннон посмотрел на него.
   – Что вы имеете в виду?
   Боун по-волчьи оскалил зубы.
   – Сколько времени вы уже занимаетесь этим делом? Неделю? А результат? Погибли два человека, вам намяли бока, а потом устроили на вас засаду. О Миллере вы ничего не узнали. Может быть, пора передать дело кому-нибудь другому?
   – С удовольствием, если об этом распорядится Джон Эверс.
   Боун задумался.
   – Я вот размышляю о тех двоих, которых вы убили. Денег у них при себе не оказалось. Отчего же вы так уверены, что они участвовали в ограблении?
   – Но ведь были же у них две тысячи долларов на подкуп миссис Аллард!
   Снизу послышались крики и треск мебели.
   Видимо, возникла потасовка. Шум постепенно становился все громче: похоже, дрались уже у игорных столов. Издали донеслись свистки полицейских. Боун и Конкэннон почти не обратили на все это внимания. Они смотрели друг на друга.
   – Интересно, – спокойно говорил Конкэннон, пока внизу ломали столы, – сколько может зарабатывать сержант полиции в Оклахома-Сити?
   Полицейский мгновенно понял намек.
   – Едва хватает на жизнь, – сказал он сухо. – Если сержант честный…
   На улице раздался револьверный выстрел, вслед за ним – крик, снова выстрел, еще один… Конкэннон вдруг вспомнил, как Боун ходил с ним в конюшню перед его поездкой в Дип-Форк. Он даже выбрал ему лошадь. Кто-то указал Тюрку и Крою маршрут, который ему предстояло проделать в тот день. Может быть, сержанту Марвину Боуну надоело жить на мизерное жалованье полисмена и он решил подзаработать на стороне?
   Конкэннон посмотрел на сержанта, думая: «Не состоишь ли ты в банде, Боун? Ты, Миллер, Тюрк, Крой… Но где тогда деньги? И где Миллер?»
   Со стороны мэрии к бару бежала группа полицейских. Послышалась возня и крики: это нарушителей порядка уводили в «Тополиную рощу», как местные шутники называли недавно построенную за мэрией тюрьму. Сержант Боун не обратил на шум никакого внимания. Он откинулся на спинку стула и скрестил огромные ручищи на груди.
   – Я вижу, Конкэннон, что у вас появились какие-то соображения. Ну-ка, ну-ка?
   Конкэннон улыбнулся.
   – Я тут размышляю о совпадениях, Боун. Меня чуть не убили из-за вашего совета. Который, кстати, оказался не очень-то дельным. Вы посоветовали мне взять в конюшне серого мерина. Зачем? Чтобы убедиться, что бандиты не обознаются? Вот так мне все представляется. – Он наклонил бутылку, посмотрел на нее, но пить не стал. – Это между нами, Боун. Никто ведь нас не слышит. Ну, что, так все было или нет? Это вы поручили Тюрку и Крою убить меня?
   Боун и глазом не моргнул.
   – А зачем мне это было нужно?
   – Вы решили, что я опасен. Не знаю, почему. Мне не удалось сделать ничего из того, что я задумал.
   – Такие слухи распускать опасно, Конкэннон.
   – Я и не распускаю. Мы ведь здесь одни. Вам никогда не приходило в голову, что не только полицейским сержантам иногда надоедает их работа? Думаете, жизнь железнодорожного детектива намного приятнее?
   Боун засмеялся.
   – Вы меня удивляете, Конкэннон. Вы что, хотите меня загнать в угол и забрать часть добычи?
   – Почему бы и нет? Тюрк и Крой выбыли из игры, делиться с ними не нужно. К тому же это самый простой способ избавиться от меня. А вы этого очень хотите, судя по покушению.
   Боун весело посмотрел на него.
   – Понятно. Вы получаете свой кусок пирога, собираете вещички и уезжаете. Сколько вы хотели бы получить?
   Конкэннон пожал плечами.
   – По справедливости. Десять тысяч.
   – А где гарантии, что вы сдержите обещание?
   – Я могу написать вам расписку на десять тысяч долларов. Это позволит держать меня в руках.
   Боун некоторое время сидел с отсутствующим видом. Затем наклонился вперед и протянул руку. Конкэннон удивленно отдал ему бутылку.
   – Классное виски, – сказал сержант со вздохом, оторвавшись от горлышка. – Внизу такого ни за что не купишь. Все начнут показывать на меня пальцами и говорить: «Смотри-ка, Марвин Боун заодно с проститутками и игроками.» Но я поклялся никогда не продаваться проституткам и игрокам…
   Он посмотрел на Конкэннона, откинулся на спинку стула и улыбнулся.
   – Хотя у каждого своя цена. Как вы сказали, мы здесь одни, никто нас не слышит. У меня тоже была своя цена. Будет и у вас. Только, по-моему, речь пойдет не о деньгах…
   Конкэннон почувствовал, как по спине побежали мурашки. Либо Боун пытался запугать его, либо был настолько уверен в себе, что мог говорить правду…
   – Да, – продолжал сержант задумчиво. – Мы купим вас не за деньги… а при помощи женщины. А именно – вдовы вашего старого дружка Рэя Алларда. Жаль, – вздохнул он, – лучше бы вы продавались за деньги.
   – В таком случае вам, возможно, придется скорее убить меня.
   – Может быть, вас, а, может быть, Атену Аллард.
   Сержант улыбнулся, как всегда хищно оскалив зубы.
   – Если вы, конечно, не предпочтете прекратить поиски.
   Конкэннон похолодел. В этом разговоре было что-то нереальное. Ему казалось, что он вот-вот проснется от кошмарного сна. Но Марвин Боун был вполне реальным. Это был все тот же здоровенный, тщеславный, хитрый и решительный полицейский, образцовый с виду, а на самом деле наемный бандит, вполне способный воспользоваться убийством как орудием нажима.
   Боун резко встал, отдал Конкэннону бутылку виски и покачал головой.
   – Похоже, я был прав, – сказал он, обращаясь словно к самому себе. – Я всегда говорил ему, что пугать вас бесполезно. И что рано или поздно вас придется убрать.
   – Кому? – спросил Конкэннон.
   Боун не услышал или не захотел услышать.
   – Я ухожу, Конкэннон. Берегитесь.
   Конкэннон услышал, как его будущий убийца спускается по лестнице, но ничего не мог поделать. О том, чтобы просить защиты у полиции, не могло быть и речи. В мэрии над ним стали бы смеяться. Кто поверит, что Марвин Боун – воплощение честности и мужества – берет взятки, грабит поезда, устраивает убийства?
   Конкэннон так и сидел с бутылкой в руке, когда вошла Лили.
   – Что ты сказал Боуну? Он вышел какой-то чудной…
   – У сержанта Боуна сейчас много забот.
   Она внимательно посмотрела на него.
   – Слушай, ты тоже вроде бы не в себе.
   – Мне нужно подышать воздухом. Хотя бы даже тем воздухом, который имеется на Банко-Эллей, – сказал он, протягивая ей бутылку. – Возьми-ка, я скоро приду.
   На углу Бродвея и Гранд-Авеню все тот же оркестр Армии Спасения играл «Бросьте спасательный круг». Конкэннон бросил в кружку двадцатипятицентовик, затем, подумав, прибавил еще полдоллара.
   – Благослови вас Господь, – сказала барабанщица. – Вы хороший, богобоязненный христианин…
   Конкэннон улыбнулся. Не то чтобы уж он был таким хорошим христианином, но спасательный круг мог ему вскоре понадобиться…
   Он поискал Боуна в толпе, окружавшей оркестр. Сержанта не оказалось ни здесь, ни на Банко-Эллей, ни на Бэттл-Роуд, ни на Хоп-бульваре. Но он не исчез бесследно, он где-то был, и в заднем кармане его брюк лежал «Кольт» сорок пятого калибра, а в стволе «Кольта» была пуля с надписью «Маркус Конкэннон».
   Конкэннон спустился по Бэттл-роуд и наткнулся на какого-то человека с залитым кровью лицом, лежавшего у входа в один из притонов. В этом квартале подобное зрелище давно перестало привлекать любопытных.
   Однако в этом окровавленном лице было что-то особое… Впрочем, лица как будто не было вовсе.
   В голове у Конкэннона словно приоткрылась какая-то дверца и сверкнул луч света. До этого смутная мысль предстала во всей своей ясности. Когда он говорил с хозяином похоронного бюро, тот вспомнил, что Рэя Алларда хоронили в закрытом гробу. Почему друзьям Рэя не позволили пройти у открытого гроба, как требовала традиция?
   Вдруг ему вспомнилось изуродованное лицо мертвого Кроя. Внутри у него что-то оборвалось. Он нашел решение задачи. Или, по крайней мере, знал, где его искать.
   Он вышел на дорогу и остановил фиакр, поворачивающий на Бродвей.
   – На Харви-стрит есть похоронное бюро, – сказал он кучеру. – Хозяина зовут…
   За спиной его внезапно вырос Боун. На губах его была все та же недобрая улыбка, но лицо казалось необычно бледным.
   – Кого собрались хоронить, Конкэннон?
   Конкэннон не ответил. Небрежным движением руки Боун отпустил фиакр. Мимо них по Бэттл-роуд дефилировали шумные вереницы людей, но Конкэннону казалось, что его окружает звенящая тишина. Некоторое время Боун пристально смотрел на него.
   – Вы догадались, верно? – сказал он наконец.
   Хитрить было бесполезно. Хозяин похоронного бюро теперь был тоже ни к чему. Конкэннон кивнул:
   – Кажется, да.
   Полицейский расправил широченные плечи и, казалось, вздохнул.
   – Я заметил это еще в «Дни и ночи». Вы тогда были уже близки к правде. Что ж, можем пойти прямо сейчас…
   – Куда?
   – А разве вы не хотите его видеть? Конкэннон удивился:
   – Он что, в Оклахома-Сити?
   – В шести кварталах отсюда.
   Полицейский подтолкнул Конкэннона плечом, направляя его в толпу. На Гранд-Авеню они свернули на запад и пошли по темной безлюдной улочке.
   – С таким везением вам бы в карты играть, – спокойно сказал Боун.
   Как раз в эту минуту Конкэннон не считал себя таким уж везучим.
   – Почему это? – глуповато спросил он.
   – С самого приезда вы шли по краю пропасти. – Боун восхищенно покачал головой, глядя на него. – Если б была на то моя воля, я бы давно уже вас застрелил. А когда вы смогли уйти от Тюрка и Кроя – это была уже настоящая улыбка фортуны!
   – Теперь она, кажись, перестала улыбаться, – мрачно заметил Конкэннон.
   Когда они добрались до угла Харви-стрит, в руке Боуна заблестел «Кольт».
   – Ей-богу, не пойму, зачем вам эта штука, – сказал сержант, сунул руку в карман Конкэннона и вытащил его «тридцать восьмой».
   Они молча шли по темной улице. Конкэннон мог только гадать, что его ожидает. Вопросы, занимавшие его до сих пор, утратили всякую важность.
   – Вы меня разочаровываете, Боун, – сказал он наконец, чтобы нарушить гнетущее молчание.
   Боун посмотрел на него и улыбнулся.
   – Я оставался честным целых четыре года. Другие подрабатывали на сутенерах, проститутках и игроках. Но Марвин Боун – никогда. Ни одного цента. – Он засмеялся. – В участке меня терпеть не могли…
   – И когда же вы перестали быть честным?
   – Когда ставка сделалась достаточно большой. – Он самодовольно вздохнул. – Я умел ждать. И знал, что час мой придет. Вот он и пришел. Сто тысяч долларов! От этого у любого может закружиться голова!
   – Сколько человек разделит их между собой?
   – Только двое. Он и я. Собственно говоря, вы оказали нам услугу, убив Тюрка и Кроя.
   Конкэннону вдруг стало жаль этих двоих. Они затратили столько труда, уже будучи вычеркнутыми из списка…
   Они достигли бедных кварталов Харви-стрит. Боун локтем подтолкнул Конкэннона к тропинке, ведущей на пустырь; там, недалеко от дороги, стоял какой-то невзрачный домишко.
   – Жилище не из шикарных, верно? – произнес сержант. – Как раз по карману честному полицейскому. – Он подошел к двери и постучал. – Это я, Боун! Я привел Конкэннона.
   Наступило напряженное молчание. Конкэннон словно слышал, как по ту сторону двери работает человеческий мозг. Затем раздался тихий невыразительный голос:
   – Входите.
   Боун повернул ключ в замке и открыл дверь. Когда они вошли, он тут же запер дверь на засов. Внутри было темно, как в подземелье, и слышалось чье-то тяжелое свистящее дыхание. Конкэннон почувствовал, как волосы зашевелились у него на голове.
   Наконец Боун чиркнул спинкой и зажег фонарь, висевший над дверью. У противоположной стены на старой походной кровати лежал человек. В руках он держал «Кольт» сорок пятого калибра. Ствол был направлен на Конкэннона и едва заметно дрожал.
   – Ты его обезоружил? – спросил он у Боуна.
   Тот, улыбаясь, показал в ответ «тридцать восьмой». Человек удовлетворенно кивнул и опустил оружие.
   – Ты почти не изменился, Маркус, – сказал он с легкой задумчивой улыбкой.
   – А ты изменился, Рэй, – ответил Конкэннон.

Глава девятая

   Когда-то Рэй Аллард был человеком недюжинной силы; глаза его сияли неизменным весельем, руки и ноги были будто на стальных пружинах. Сейчас он лежал без сил; бледная пересохшая кожа была словно приклеена к черепу, в глазах тускло горел огонек лихорадки.