Адамс Клифтон. Красные рельсы

   – То же самое, что вам и всем остальным. То есть ничего.
   – Конкэннон, – сказал Боун ледяным тоном, – не морочьте мне голову. Вы всего лишь железнодорожный детектив. Значит, здесь вы – ноль без палочки.
   – Странно. Джон Эверс сказал, что начальник полиции будет рад помочь мне всем, что в его силах.
   – Вот вам совет: не нужно верить всему, что говорит Джон Эверс.
   Огромный полисмен повернулся и тяжело зашагал к выходу. Конкэннон подумал, что не стоит осуждать Боуна за его нелюбовь к людям: нелегко ведь быть честным полицейским в городе, который настолько молод, что еще не может оценить тебя по достоинству.
   Треск рулетки на мгновение приостановился, и посетители «Дней и ночей» перестали перекрикивать друг друга; лампы вдруг сделались будто ярче, и Конкэннон безошибочно определил: в зал вошла Лили Ольсен.
   Он обернулся: хозяйка заведения шла вдоль бара, отпуская шуточки и улыбаясь всем вокруг.
   – Рада видеть вас среди наших гостей, господин муниципальный советник, – сказала она одному из игроков в покер. – Боб, принеси на этот стол еще одну бутылочку. Фирма угощает, господа!
   В сторону Конкэннона Лили еще не смотрела.
   – Привет, Слим! Я вижу, женушка позволила тебе сегодня отдохнуть! Не упускай шанс. Желаю хорошо повеселиться!
   Она кивнула еще одному клиенту, сидевшему в середине зала:
   – Мистер Харки, Бонни у себя. Можете навестить, когда пожелаете.
   Наконец, будто случайно, она остановилась рядом с детективом.
   – Давненько тебя не было видно.
   – У меня было много дел.
   Присутствие Лили согревало его не меньше, чем всех остальных.
   – Приятно снова оказаться здесь, Лили. Все как всегда.
   – Можешь присесть и угостить меня чем-нибудь, – сухо сказала она. – Расскажешь, сколько мужиков застрелил и сколько баб уложил в постель за это время.
   Новый бармен уже знал порядок. Он немедленно освободил один из угловых столиков, принес два стакана и бутылку виски «Теннесси». Конкэннон наполнил стаканы; пожелав друг другу здоровья, они глотнули коричневатой жидкости.
   – Я очень сожалею о том, что случилось с Рэем, – сказала, помолчав, Лили.
   На секунду Конкэннон представил себе, что Рэй сидит с ними за одним столом и что на его красивом, почти юношеском лице цветет радостная улыбка. Ему по-прежнему трудно было поверить в эту смерть.
   – Однако же он не был новичком в своем деле, – услышал он свой голос как бы со стороны. – Он знал, чем рискует.
   – Это из-за него ты сейчас здесь, в Оклахома-Сити?
   – Я здесь потому, что меня вызвал Джон Эверс. Он протянул руку и почесал за ухом Сатану – угольно-черного беспородного кота. Кот жил в заведении как настоящий махараджа. Сегодня, например, он получил на обед устриц из Нового Орлеана и красную рыбу из далеких холодных морей, запил их сливками и напоследок окунул морду в сент-луисское пиво. Узнав об этом, Конкэннон подумал: «Если его не перекосит от такого обеда, никакой справедливости в мире нет».
   – Ты собираешься отыскать деньги? – с улыбкой спросила Лили.
   – Через месяц после ограбления? Не думаешь ли ты, что они все еще в Оклахоме?
   – Зачем же Эверс вызвал тебя сюда?
   «Сумма в сто тысяч долларов может заворожить любого», – подумал детектив. Работники железной дороги, хозяйки публичных домов, инспектора полиции – все рано или поздно сводили разговор к этим самым деньгам.
   – Ты ведь получишь награду, если найдешь их, верно? – спросила Лили.
   – Я не рассчитываю их найти. Если кто-то оказался настолько проворным, чтобы ограбить этот поезд, то удрать с добычей ему тоже не составило бы труда. И все же… – Он пожал плечами, словно желая оправдаться. – Лили, в городе есть люди, которые работают с нефтью? Бурильщики скважин, перевозчики взрывчатки или кто-то в этом роде?
   – А! – Она улыбнулась, показав зубы. – Нитроглицерин! Я уж думала, никто об этом и не вспомнит. – Она налила Конкэннону новую порцию виски. – Вчера один клиент искал человека, который согласился бы отвезти груз нитроглицерина на территорию чоктау. По последним сведениям, он задавал этот вопрос в нескольких барах Хоп-бульвара.
   Конкэннон проглотил виски.
   – Спасибо, Лили. Пойду его поищу.
   – Ты вернешься?
   Он колебался лишь одно мгновение, но Лили успела это заметить.
   – Да, – сказал он, – Потом. Как обычно…
 
 
   Хоп-бульвар был тем дном, на которое люди опускались после долгого падения. Здесь человека могли убить за золотой зуб или за перстень с цветным камешком, а то и вовсе из-за пустяка. На улицах теснились крохотные забегаловки и грязные деревянные лачуги. Конкэннон зашел в потрепанную палатку у железнодорожного полотна, на которой красовалась вывеска: «Кафе «Париж».
   – Я ищу человека, которому нужен перевозчик нитроглицерина, – сказал он бармену.
   Бармен присмотрелся к его дорогому костюму и машинально полез под прилавок за бутылкой приличного зелья. Один из двух сидевших в кафе посетителей подошел к Конкэннону. Это был загорелый человек с серыми глазами, одетый в куртку из волчьей шкуры и обутый в шнурованные сапоги.
   – Меня зовут Сэм Спир. Но что-то вы не похожи на перевозчика нитрашки.
   – Да, не похож. Но я хотел бы с вами побеседовать, если у вас найдется время.
   Человек равнодушно пожал плечами.
   – Рано или поздно сюда заявится какой-нибудь забулдыга и начнет говорить, что жизнь не стоит ломаного гроша. Я докажу ему, что он ничего не потеряет, если возьмется перевезти мой груз на землю чоктау. Если взорвется – ему ведь это безразлично! А не взорвется – заработает денег и сможет начать новую жизнь.
   Он вяло улыбнулся.
   – Но сейчас еще рано. Пьяницы обычно впадают в уныние к двум-трем часам ночи. Вот тогда я и найду своего работничка. – Он смерил Конкэннона проницательным взглядом. – Если у вас есть чем заплатить за виски, то у меня найдется время на разговор.
   Конкэннон купил одну из бутылок и поставил ее на стол. Надпись на этикетке гласила: «Кентуккийский бурбон. Выдержан четыре года в дубовых бочонках». Конкэннон знал, что на самом деле это был чистый спирт, заправленный красным перцем и подкрашенный табаком: так называемое контрабандное виски. Бочонок такого напитка мог истребить больше индейцев, чем целый кавалерийский полк.
   Конкэннон из вежливости налил себе немного, но пить не стал.
   – Сколько, по-вашему, бурильщиков на территории? – спросил он беспечно.
   Спир проглотил отраву, не моргнув глазом.
   – Смотря каких. Вас интересуют знатоки своего дела или ребята вроде тех, с которыми почти всегда приходится общаться: пьяницы и недоумки?
   – Меня интересуют люди, которые досконально знают взрывчатые вещества.
   Спир пожал плечами:
   – Таких можно пересчитать по пальцам. Эл Гэтли – но сейчас он где-то в Пенсильвании на разведке скважин. Джек Сьюэлл и Эйб Картер работают на земле чероки. Чарли Баквайт – тот решил попытать счастья на территории криков. Вот и все. – Он немного подумал и добавил: – Есть еще Эйб Миллер – лучший из всех, но я не знаю, где он сейчас…
   Конкэннон выпрямился.
   – Что вы имеете в виду?
   – Я не знаю, где он, и что тут непонятного? Месяц или полтора назад я хотел его нанять, но он сказал, что занят. Кто-то, мол, с ним уже договорился…
   – Он сказал, кто именно?
   – Может, и сказал, я уже не помню. Спир налил себе новую порцию «виски».
   – А где вы с Миллером встречались?
   – Да здесь, в Оклахома-Сити. Я покупал инструменты и случайно повстречал его на Бродвее. В районе Бэттл-роуд.
   – Как по-вашему, где бы я мог его найти?
   Спир покачал головой:
   – Трудно сказать. Такие уж люди эти взрывники: сегодня здесь, завтра там. Но насчет Эйба я точно знаю одно: он там, где много платят.
   – Потому что он лучше других?
   – И поэтому тоже. Но главным образом потому, что обожает деньги… Впрочем, в этом ничего плохого нет.
   – А где нынче больше всего платят?
   Спир так смаковал жидкий яд из своего стакана, точно это был божественный нектар.
   – Кто знает? В здешних местах ничего особенного не происходит. По крайней мере, не происходило до сегодняшнего дня. Есть несколько открытых скважин на земле чероки. Еще несколько – у чактау. Но там такому парню, как Эйб, делать нечего. Может быть, он у криков – ищет настоящее прибыльное дело.
   – Есть у него женщина или друзья, которые могут знать, где его найти?
   – Женщина? У Эйба? – Спир усмехнулся, поднял бутылку с виски и полюбовался ею. – Хотя… погодите: есть такая Мэгги Слаттер. Какое-то время они жили вместе. Может быть, она сможет что-то подсказать…
   – А где она, эта самая Мэгги Слаттер?
   Спир пожал плечами:
   – Если б я был на вашем месте, то походил бы по Второй Западной улице.
 
 
   Единственным достоинством Второй Западной улицы было то, что по сравнению с ней «Адский уголок» казался тихим и приличным районом. Конкэннон шел с гримасой отвращения на лице, стараясь не наступать на мусор, которым была усыпана ухабистая дорога. Вот из одного дома, шатаясь, вышел человек; он споткнулся и растянулся поперек земляного тротуара. Из той же двери выскользнула женщина. Она перевернула лежавшего ногой и ловко очистила его карманы.
   Услыхав шаги Конкэннона, она подняла глаза, сунула часы пьяного под корсаж и улыбнулась:
   – Хочешь развлечься, малый? Лучшее место – у мамаши Мак-Дональд.
   Она кивком головы указала на дом, откуда вышла. Человек на тротуаре заворчал и попытался перевернуться на живот.
   – Я ищу Мэгги Слаттер, – сказал Конкэннон.
   Человек ухватился за его ногу и попытался подняться.
   Его лицо было залито кровью; слабый свет, исходивший из открытой двери, отражался в пустых, ничего не выражающих глазах.
   Конкэннон высвободил ногу и отошел в сторону.
   – Мэгги Слаттер? – женщина быстро смерила его взглядом, и уголки ее рта опустились. – По-моему, она не в твоем вкусе, малыш. А впрочем, чего только не бывает на свете…
   Она отряхнула руки и направилась к дому. Конкэннон вытащил из кармана бумажку.
   – Эй, я все же хочу разыскать Мэгги Слаттер…
   Женщина обернулась. Увидев зеленую купюру, она мигом завладела ею и сунула в корсаж, где уже лежали часы.
   – Если уж искать ее, то не в приличных заведениях. Загляни лучше в халупы на той стороне улицы.
   Клиент мамаши Мак-Дональд в это время дополз до кустов, и его рвануло опиумным отваром, который подмешали в питье.
   Конкэннон немного постоял на углу Второй улицы и Норт-Уокер. Непрерывный поток фиакров высаживал пассажиров напротив вывесок «Ноев ковчег», «Ночная магия», и на следующем перекрестке – у «Креольских девушек». Конкэннон решил, что неплохо было бы пропустить стаканчик, но так и не решился войти ни в один из баров Второй улицы.
   Он перешел дорогу, обогнул «Ноев ковчег» и по узкой тропинке стал пробираться к жилому кварталу. Там напирали друг на друга крохотные деревянные домишки. Из темных уголков ему то и дело свистели сутенеры, с порогов своих лачуг звали женщины в одних ночных рубашках… С разных сторон доносились стук игральных костей, грубый смех, ругательства. В довершение всего где-то рядом завыла собака.
   С задней веранды «Ноева ковчега» кто-то негромко окликнул:
   – Как насчет креольских девочек, мистер? Хотите попробовать?
   Конкэннон совершенно не представлял себе, как он будет ходить по этим лачугам, и предпочел обратиться к сутенеру.
   – Я ищу Мэгги Слаттер. Вы ее знаете?
   – Один доллар, – мгновенно отреагировал тот.
   Конкэннон достал две двадцатипятицентовые монеты и протянул ему. Сутенер двинулся по тропинке. Пока они шли, обитательницы района приветствовали их двусмысленными репликами и непристойными жестами; кое-кто из них молча сидел на пороге в свете керосиновых ламп, уставившись в никуда.
   – Это здесь, – сказал наконец сводник, указывая пальцем. – Предпоследний дом.
   Конкэннон подошел к ветхой лачуге.
   – Вы – Мэгги Слаттер?
   Женщина сидела на расшатанном стуле, наклонившись вперед. Когда она повернула голову, Конкэннон разглядел ее лицо. По левой щеке – от волос до подбородка – тянулся огромный красный шрам, навсегда искрививший ее рот в отвратительной гримасе. Левый глаз был полностью белым и слепым.
   – Что вам надо? – спросила она.
   – Поговорить. Насчет Эйба Миллера. Я готов заплатить…
   – Сколько?
   Вопрос прозвучал устало и безнадежно. Сколько можно было дать шлюхе с ужасным шрамом, сидящей у предпоследней лачуги на Второй улице? Пятьдесят центов, самое большее – доллар…
   – Пять долларов, – быстро сказал Конкэннон, – если вы дадите полезные сведения.
   Та половина ее лица, где был шрам, совершенно не изменилась, зато на второй появилось изумление. Она встала:
   – Заходите.
   Ее жилище было слишком тесным для двоих. Мэгги Слаттер поспешно закрыла дверь и поставила между кроватью и стеной стул. Конкэннон осторожно присел на его край; Мэгги уселась на кровать. На ней была униформа проституток Второй улицы – грязная розовая «комбинация».
   – Вы знаете, где находится Эйб Миллер? – начал детектив.
   Она печально покачала головой.
   – Он уехал больше месяца назад. А куда – не знаю…
   Конкэннон достал из кармана купюру и протянул ей.
   – Может быть, он что-нибудь такое говорил, прежде чем уехать?
   Она смотрела на бумажку единственным глазом, держа ее обеими руками, словно грудного младенца:
   – Ничего Эйб не говорил. Просто-напросто взял и уехал… – Здоровая половина ее лица улыбнулась. – Я решила, что надоела ему.
   – А есть у него друзья, которые могут знать, где он?
   – У Эйба никогда не было друзей. Такой уж он человек…
   – Может быть, были знакомые по работе?
   Она с минуту подумала, затем покачала головой.
   – Нет, что-то не припомню. Не очень-то много вы от меня узнали, а?
   – Эйб рассказывал вам о своей работе? О нефти? Этот вопрос, казалось, удивил ее.
   – Не часто… Но бывало. Особенно по ночам… Просыпался иногда весь мокрый, дрожал, будто напился дрянного виски.
   – А в чем было дело, как по-вашему?
   – Он боялся, – сказала она равнодушно. – И не напрасно. Ведь он в любой момент мог взорваться. Может, видел это во сне… – Она словно задумалась о чем-то давнем: – Однажды он вот так проснулся ночью и сказал: «Мэгги, я не собираюсь надолго задерживаться на этой работе. У меня есть кое-какие планы насчет нас с тобой. Мы уедем отсюда куда-нибудь и там заживем как все». А я-то ему поверила… – Невидящий глаз уставился на Конкэннона. – Дура я была, правда?
   – Не знаю. Может быть, он действительно этого хотел. А когда это было?
   Она беспомощно махнула рукой:
   – Как раз перед тем, как он исчез навсегда. Надо было мне догадаться, что он врет…
   Изуродованная часть лица оставалась неподвижной, будто каменная маска, и от этого единственная слеза, скатившаяся по гладкой правой щеке, выглядела еще печальнее. Конкэннон отвернулся, пока женщина шарила по кровати в поисках платка, и заметил, что стены лачуги оклеены старыми газетами, укрывавшими хозяйку от летней пыли и зимнего ветра. Он машинально прочел заголовки четырехлетней давности. «Война в Оклахоме: солдаты и колонисты вступили в организованное сражение».
   Но думал он в этот момент совсем о другом.
   Итак, Эйб Миллер, специалист по взрывному делу, был на грани нервного срыва и хотел оставить работу. Собирался уехать с Мэгги. По словам Сэма Спира, очень любил деньги. Но главное – после ограбления поезда Миллер исчез, и о нем больше не слышали. Конкэннону все сильнее хотелось побеседовать с этой загадочной личностью.
   Он встал в узком проходе между кроватью и стеной.
   – Благодарю за информацию, Мэгги. Если вдруг узнаете, где Эйб, сообщите мне в «Вояджер-отель», ладно?
   Она живо кивнула головой и промокнула здоровый глаз.
   – Может быть, Эйб произносил при вас имя некоего Рэя Алларда?
   Она медленно покачала головой.
   – Был такой полицейский, – продолжал Конкэннон. – Сопровождал важные грузы в Санта-Фе.
   Этот вопрос оставил у него во рту горький вкус. «Прости меня, Рэй, но я должен все проверить». Мэгги посмотрела на Конкэннона и вздохнула.
   – Нет. Я ни разу не слыхала об этом Алларде.
   – Когда Миллер обещал забрать вас отсюда, он сказал, где возьмет деньги?
   – Деньги? – Здоровая половина ее лица вдруг напряглась. – Это мне в голову не приходило. А какая разница? Ведь он все равно врал…
   Конкэннон открыл дверь.
   – Если что-нибудь вспомните, я буду в «Вояджер-отеле».
   Он сел в фиакр, который только что привез очередного посетителя в «Ночную магию».
   – Отвезите меня к Лили Ольсен.
   Фиакр, качаясь, пересек рельсы и покатил в восточную часть города.
   Несколько минут спустя его уже окружали шум и суета Бэттл-Роуд. Мимо здания мэрии, шатаясь, шли подгулявшие ковбои. Один из них выстрелил в воздух, обратив в бегство дюжину прохожих. Конкэннон спокойно откинулся на спинку сиденья и стал ждать, пока суматоха уляжется. После темной и угрожающей Второй улицы все это казалось ему детскими забавами.
   Широко расставив ноги и заложив руки за спину, у дверей «Дней и ночей» его поджидал сержант Боун.
   Конкэннон решил хотя бы раз опередить полисмена, который был уже готов задать свой любимый вопрос.
   – Боун, – сказал детектив, ступив на тротуар, – что вам известно о взрывнике по имени Эйб Миллер?
   Сержант недовольно посмотрел на него.
   – А зачем вам это?
   – Мне представляется, что Миллер замешан в хищении скотоводческих денег. Он специалист по взрывчатке, ему нужны были деньги, и он исчез как раз в это время.
   – Больше Мэгги Слаттер вам ничего не сказала? – сердито проворчал Боун.
   Конкэннон улыбнулся. Он был бы разочарован, если бы сержант не обратил внимания на исчезновение Миллера.
   – Заходите. Я угощаю.
   Боун сплюнул, подтянул брюки, спадавшие от веса «Кольта», и пошел прочь. Конкэннон вынул из внутреннего кармана портсигар, выбрал «корону» в черной обертке и с удовольствием закурил. Эти сигары было, конечно, трудно сравнить с отличными «гаванами» Джона Эверса. Но для простого железнодорожного детектива они были весьма неплохи.
   Он начал подниматься по ступенькам, ведущим в бар Лили. Тут кто-то свистнул ему из-за угла дома. В полумраке маячила худая серая фигура.
   – Вы ищете Эйба Миллера?
   Узнав голос, не так давно предлагавший ему креольских девушек, Конкэннон сошел по лестнице на тротуар и, оглядевшись, приблизился к сутенеру.
   – Вы что-то о нем знаете?
   – Я слышал ваш разговор с Мэгги. Если мы сойдемся в цене, то я, пожалуй, помогу вам его найти.
   Он беспокойно оглянулся.
   – Не стойте на свету. Мне не хочется, чтобы меня застали за разговором с детективом.
   Конкэннон ступил в тень, которую отбрасывало здание, и слишком поздно понял свою ошибку. В темноте блеснул какой-то продолговатый предмет – скорее всего, ствол револьвера. Сводник попятился, выставив перед собой руки, словно желая показать свою непричастность к происходящему.
   Но Конкэннон этого не увидел. В голове у него будто вспыхнул огонь. Когда он падал, чьи-то могучие руки подхватили его и втащили в узкий переулок. Он получил удар в бок и, задыхаясь, упал на колени. Два человека, обутые в тяжелые ботинки, стали молча и умело пинать его ногами. Сутенер, стоя поблизости, восхищенно скалил зубы.
   Вдруг удары прекратились, и один из нападавших наклонился над детективом:
   – Хочешь дружеский совет, Конкэннон? Оставь в покое Эйба Миллера и не лезь не в свое дело.
   Кто-то схватил его за плечи и как следует потряс.
   – Ты слышал?
   Конкэннон пошевелил губами. Он был не в силах говорить. Сутенер ухмыльнулся. Один из тех двоих пожал плечами и плюнул на стену «Дней и ночей».
   – Он слышал.
   – Точно? – сказал другой. – Ты меня слышишь, Конкэннон?
   – Да, – проворчал детектив.
   – Кто приказал тебе заняться Эйбом Миллером? Конкэннон осторожно набрал в легкие воздух. Угадав его намерения, один из людей в ботинках вытащил «тридцать восьмой» у него из кобуры и забросил подальше.
   – Никто, – с трудом проговорил детектив. – Это же проще простого: сейф взорвали нитроглицерином. Вот я и ищу специалиста по нитроглицерину.
   – Может быть, это и просто, – сказал один из них. – Очень даже может быть. Знаешь, что тебе нужно делать теперь?
   Конкэннон пробормотал что-то невнятное.
   – Вот что тебе нужно делать, Конкэннон: ровным счетом ничего. Ты забудешь Эйба Миллера, нитроглицерин и все остальное. Скажешь своему шефу, что дело слишком давнее. – Он сделал паузу, чтобы усилить значение сказанного. – Сделай так, Конкэннон, и нам не придется тебя убивать.

Глава третья

   Первое, что Конкэннон услышал потом, был голос сержанта Марвина Боуна.
   – Очнитесь, Конкэннон! У меня много дел, и мне некогда щекотать всяких там железнодорожников…
   Конкэннон с чувством сильного отвращения вернулся в реальный мир. Голова его раскалывалась. Ему казалось, что у него сломаны все ребра. Он лежал на спине, окруженный любопытствующими зеваками, хотя на Банко-Эллей вид избитого человека давно перестал возбуждать интерес.
   Он понял, что его вытащили из узкого прохода между лачугами на освещенное место напротив «Дней и ночей».
   – Давно я здесь? Боун пожал плечами:
   – Минуты две-три. Я услышал, как вы закопошились, и вытащил вас на свет. Кто это вас так?
   – А зачем это вам? Хотите их поблагодарить? Полисмен усмехнулся. Прохожие поняли, что спектакль окончен, и стали нехотя расходиться.
   – Вы можете идти? – спросил сержант. Конкэннон что-то проворчал с угрюмым видом: рано или поздно идти все равно придется. Боун помог ему встать сначала на колени, затем в полный рост, но увидев, что он пошатнулся, усадил его на ступени крыльца «Дней и ночей».
   – Держите, – сказал Боун едким тоном, протягивая Конкэннону его револьвер. – Он скромненько лежал на той улочке, где я вас нашел. Интересно, зачем вы вообще его носите.
   Конкэннон поднял голову. Он повел себя как нельзя глупее и прекрасно это понимал. Но он чувствовал себя слишком плохо, чтобы об этом размышлять.
   Последние «зрители» уже разбрелись кто куда; Боун и Конкэннон на время остались одни.
   – Сколько их было? – спросил Боун.
   – Двое. И еще сутенер со Второй улицы. Он рассказал полисмену все, что помнил. Боун почесал подбородок.
   – Вы считаете, что одним из ваших «приятных» собеседников был Эйб Миллер?
   Конкэннон подумал.
   – Нет. Не знаю почему…
   – По-вашему, это те, кто грабил поезд? Этот вопрос Конкэннон уже успел обдумать:
   – А зачем бандитам вертеться в такой близости от места преступления, если они могут преспокойно укрыться в надежном месте?
   – Я надеялся, что это объясните мне вы.
   Конкэннон слабо улыбнулся. Тут он заметил, что кровь течет из его носа на жилет.
   – Боун, у меня был трудный вечер. Меня угощали отравленным виски в кафе «Париж». Я целый час трепался с покалеченной проституткой в лачуге на Второй улице, а напоследок получил по башке. Неужели обязательно задавать мне вопросы, на которые я могу ответить?
   Полисмен по-волчьи оскалился:
   – Ладно, поговорим завтра. Если вы доживете до завтра…
   Боун стал удаляться в направлении Бэттл-Роуд. В этот момент по ступеням крыльца сбежала Лили Ольсен, державшая под мышкой Сатану. Она в ужасе посмотрела на Конкэннона:
   – Что с тобой?
   Конкэннон тяжело вздохнул.
   – Это долгая история, Лили, и я пока не в силах ее повторять.
   Лили посмотрела на него внимательнее.
   – У тебя что, сломан нос?
   – Не знаю. Можно у тебя почиститься? Хозяйка заведения без лишних слов подобрала кота и подала другую руку детективу. Посетители бара с деланным безразличием проследили, как он, хромая, бредет вдоль бара и поднимается на второй этаж.
   – Садись, – сказала Лили, открывая дверь своей квартиры. – Выпить найдешь сам. Я скажу Бобу, чтоб нагрел воды.
   Лили исчезла; Конкэннон потянулся за бутылкой, взглянул на зеркало в рамке, усыпанной алмазной пылью, и скорчил гримасу.
   Виски согрело его, боль в груди уменьшилась. Но лицо и одежда были в плачевном состоянии. Он сел на кровать и снова приложился к бутылке.
   Конкэннон слишком устал, чтобы размышлять о своем последнем приключении. Голова его была пуста, и он большими глотками пил фирменный напиток Лили. Он давно уже здесь не был, но ничего не изменилось, если не считать новых предметов роскоши. Стены были обиты коричневым и красным бархатом; огромное зеркало в золоченой раме было точь в точь как в денверском отеле «Виндзор». Большая лампа, стоявшая на краю туалетного столика, излучала мягкий свет сквозь абажур в виде букета роз.
   В целом комната в точности отражала вкус преуспевающей сводницы с Банко-Эллей и нравилась Конкэннону.
   Когда Лили вернулась с большой миской горячей воды, Конкэннон уничтожил больше половины бутылки. Лили разложила перед собой необходимые вещи и с профессиональной сноровкой принялась за работу: забрала из рук Конкэннона бутылку, расстегнула жилет и в одно мгновение раздела до пояса.
   Затем намылила мочалку сиреневым мылом и стала приводить в порядок своего гостя.