В дверь постучались.
- Войдите!
На пороге показался Себастьян. Он был очень смущен Его седые брови
хмурились, а губы запавшего рта шевелились Престо решил прийти ему на
помощь и весело спросил:
- Ну, как вы тут без меня жили, Себастьян?
Старый слуга только вздохнул, но продолжал молчать Престо рассмеялся.
- Я вижу, вы никак не можете привыкнуть к моему новому виду.
- Мистер Престо! - наконец заговорил Себастьян и замолк, словно ему
не хватило дыхания.
- Ну?
- Позвольте мне уйти от вас.
- Как уйти? Почему? Вы хотите меня оставить? - удивился Престо. - Вы,
мой старый верный слуга, который столько лет ухаживал за мной, как за
ребенком?
Себастьян пожал плечами и ответил с печальной улыбкой:
- Да вы и были ребенок. Все равно, что ребенок... А теперь вы
выросли, и вам не нужна больше нянька.
В сердце сурового на вид старика было много нежности. Он смотрел на
Престо, как на ребенка, привязался к нему и действительно ухаживал за ним,
как заботливая нянька. Престо знал об этом и в свою очередь был очень
привязан к старику.
- Но, дорогой мой! - воскликнул Престо, вставая с кресла и подходя к
Себастьяну. - Разве я нуждался только в том, чтобы мне подставляли под
ноги скамеечки и доставали вещи, которые я не мог сам достать из-за своего
малого роста? Ведь вы вели все мое хозяйство, были в доме моей правой
рукой...
Себастьян снова вздохнул и еще больше нахмурился.
- Но я не могу оставаться в этом доме после того, что произошло, -
ответил он.
- Что же такое произошло? - спросил Престо. - Уж не то ли, что вы не
хотели меня пустить в дом?
- И устроил засаду, и предал в руки полиции, и оскорблял, - продолжал
Себастьян. - Такие вещи не забываются, и я не хочу, чтобы вы рано или
поздно за это уволили меня. Уж лучше я уйду сам.
- Вот чудак! - горячо заговорил Престо, - Послушайте, Себастьян! Даю
вам честное слово, что я нисколько не обвиняю вас и не сержусь. Конечно,
мне было неприятно. Но вы поступили так, как должен был поступить всякий
честный слуга. Я сам на вашем месте поступил бы так же. Забудем эту
историю и станем друзьями по-прежнему.
Морщинистое лицо Себастьяна немного просветлело, но седые брови все
еще хмурились.
- Вам только кажется, что вы можете забыть, - сказал он.
- Совсем нет! - возразил Престо и ласково положил руки на плечи
Себастьяна. Теперь их лица были на одном уровне. А когда-то Престо смотрел
на слугу снизу вверх. На всех людей ему приходилось смотреть, закинув
назад голову.
"А, пожалуй, в этом лице есть что-то, действительно напоминающее
моего маленького Престо..." - подумал старик, впервые внимательно
рассматривая новое лицо Престо.
- Так вы... действительно Престо? - спросил Себастьян.
- Ну разумеется, - улыбаясь, ответил Тонио. - Неужто вы до сих пор
сомневаетесь в этом?
- Простите, но я человек простой, и у меня заходит ум за разум, когда
я думаю обо всем этом. А вдруг, думаю я, моего мальчика убил какой-нибудь
бандит, похожий на него, и объявил себя Престо. И я буду служить ему...
- Вот в чем дело! Ну, теперь, кажется, вы договорили все до конца!
Идите скорее за мною!
Престо подошел к письменному столу, показал Себастьяну целую серию
фотографических карточек, на которых последовательно изображались все фазы
превращения старого Престо в нового, объяснил, почему и как это произошло.
Себастьян был ошеломлен, качал головой, перебирал карточки, сверяя с живым
лицом Престо.
- Чудеса! - наконец воскликнул он.
- Да, чудеса науки, - сказал Престо. - Ну, теперь вы верите, что я не
бандит, убивший вашего мальчика? А если еще не верите, я могу рассказать
вам все, все, что произошло с тех пор, как вы вошли в мой дом, все наши
разговоры, все мелочи жизни. Ни один бандит, как бы он ни был ловок, не
может знать этого! - И Престо, действительно, напомнил некоторые эпизоды,
о которых никто не знал, кроме него и Себастьяна. И только тогда старик
улыбнулся открытой улыбкой и воскликнул:
- Значит, и в самом деле мои мальчик подрос!
- Ну вот! Давно бы так, старина! - в свою очередь воскликнул Престо -
Значит, живем по-прежнему?
Себастьян закивал головой.
"Я одержал самую трудную победу" - подумал Престо и продолжал:
- А то выдумали уходить, когда вы мне сейчас так нужны. Больше, чем
прежде. Ведь я начинаю новую жизнь, Себастьян... Кстати, как вы думаете,
какая мебель потребуется, чтобы обставить комнату молодой девушки?
Туалетные столики, трюмо, трельяжи?..
Себастьян усмехнулся одними глазами "Вот оно куда повернула новая
жизнь! Ну что ж, на то и вырос!.."
От наблюдательного Престо не ускользнул веселый огонек, сверкнувший в
глазах старого слуги.
- Вы не думайте, что я собираюсь привести жену в дом, - поспешил
сказать Престо. - Нет, я просто решил сдать внаем несколько комнат
верхнего этажа Зачем мне столько? Там поселится один джентльмен со своей
племянницей. Я сдаю квартиру с обстановкой...
- Неужели до этого дело дошло? - с заботой спросил Себастьян.
- До чего, старина?
- До того, что эти суды и адвокаты так общипали вас, что приходится
уж сдавать внаем комнаты. Ведь я тоже газеты читаю...
- Нет, Себастьян, наши дела еще не так плохи. Но квартирант, видите
ли, будет работать у меня секретарем. Личным секретарем... Я открываю
собственное предприятие. Нужно, чтобы он всегда был под рукой. А у него
племянница...
- Понимаю! - многозначительно сказал Себастьян. И мысленно прибавил:
"А все-таки, если тут замешалась племянница, дело нечисто". И, с
откровенностью старой няни, он спросил: - А кто она, племянница? Девушка?
Молодая?
- Да.
- Так удобно ли ей, хоть и с дядей, в квартире холостяка...
"И он о том же! Второй и, наверно, не последний!" - подумал Престо,
проклиная в душе лицемерные нравы общества. Поселение Эллен в его доме
может дать пищу клевете. Но он не отступит, а Эллен не из тех девушек,
которые придают всему этому значение!
- Вы правы, Себастьян. Но я подумал обо всем. Нам надо будет найти
даму-компаньонку. Пожилую женщину из приличного общества. И тогда все
будет в порядке.
Себастьян кивнул головой, и они начали составлять список мебели и
необходимых вещей для новых жильцов.
- Повернитесь! Еще! Пройдитесь! Присядьте! Поднимитесь! Жест
удивления... ужаса... внезапной радости.
Престо стоял посредине большой комнаты, выходящей на север. Стена и
часть крыши были застеклены. Другие стены задрапированы черным бархатом.
На паркетном полу выложен черный квадрат - поле фокуса киноаппарата. Это
было домашнее ателье Тонио. В нескольких метрах от него, наклонившись к
видоискателю киноаппарата, стоял Гофман. Сколько удачных поз, жестов
Престо запечатлел Гофман в этом ателье, изо дня в день наблюдая
уникального урода-карлика! Теперь Гофман изучал нового Престо.
- На сегодня довольно. Нам еще много о чем надо поговорить, Гофман! -
сказал Престо и, выйдя из "магического" квадрата, прошел к стеклянной
стене, где стоял стол с двумя креслами. На столе лежали папки с бумагами,
сигарный ящик, папиросы, электрическая зажигалка, пепельница.
Тонио закурил папиросу.
- Ну как? - спросил он у Гофмана с некоторым волнением.
Гофман не спеша обрезал сигару автоматическим ножичком, закурил,
выпустил струю дыма и, наконец, ответил, глядя куда-то в сторону.
- Я еще не вижу вашего нового лица. Престо Вы много приобрели, но
много и потеряли Ваши движения стали более медленными, плавными Это
хорошее приобретение Помните, сколько хлопот причиняли вы мне своими
быстрыми, суетливыми движениями? Для вас было сделано исключение,
во-первых, потому, что иначе вы не могли, и, во-вторых, потому, что в этом
и заключалась одна из характерных особенностей вашего артистического лица.
И все же мне нередко приходилось прибегать к замедленной съемке, в то же
время заставляя ваших партнеров несколько ускорять движения, чтобы найти
какую-то равнодействующую. Это была адски сложная работа. Теперь этой
трудности нет. Но что есть нового? Пока я как-то не чувствую его... И,
откровенно говоря, если бы вы пришли в киноателье на испытание как никому
не известный молодой человек, который хочет попробовать себя в кино, я не
уверен, что заинтересовались бы вами директор, кинооператор, режиссер.
Престо бросил папиросу, как будто она была очень горька, и закурил
сигару.
- Вы простите меня, что я так откровенно... - немного смутился
Гофман.
- Откровенность лучше всего, - ответил Престо. - Ваши слова, не
скрою, немного огорчают меня, но не удивляют. Я этого ожидал. Иначе и быть
не могло. Но я верю в себя. Мое новое лицо! Чтобы его увидеть, мало
повертеться перед вами... Вы знаете мой творческий метод. Мне нужно войти
в роль, перевоплотиться в героя, зажить его жизнью, всеми его чувствами,
тогда сами собою придут нужные жесты, мимика, позы и раскроют лицо. Вот,
подождите. Я уже работаю над сценарием. И когда я явлюсь вам в роли нового
героя, вы увидите мое новое лицо.
- Что же это за сценарий? - заинтересовался Гофман.
Престо нахмурился, а Гофман рассмеялся.
- Вижу, что у вас многое осталось от старого Престо! - воскликнул он.
- Новый сценарий всегда был тайной для окружающих, пока вы не поставите
последней точки. У, какой вы бывали сердитый во время этой работы! Словно
одержимый. С вами и разговаривать в это время трудно было. Вы или
раздражались, или непонимающими глазами смотрели на собеседника. Вы теряли
сон и аппетит, словно тяжелобольной. Но вот наступал день, и вы являлись с
веселой улыбкой, становились добрым и общительным. И все в киностудии,
начиная от звезд и кончая плотниками, знали: новый сценарий родился!
Престо улыбнулся и ответил:
- Да, это правда. И в этом я, кажется, не изменился.
- Но если вы не хотите рассказать содержание нового сценария, то,
может быть, познакомите меня хоть с общими вашими планами? Ведь новое
лицо, насколько я понимаю, должно создать и новое направление в вашем
творчестве.
- Иначе и быть не может, - сказал Престо и протянул руку к папке. -
Об этом я и хотел побеседовать с вами.
Тонио порылся в папке и вынул исписанный листок.
- Вот, как вам нравится этот отрывок из Уолта Уитмена:
"...Признайтесь, что для острого глаза все эти города, кишащие ничтожными
гротесками, калеками, бессмысленно кривляющимися шутами и уродами,
представляются какой-то безрадостной Сахарои. В лавках, на улицах, в
церквах, в пивных, в присутственных местах - всюду легкомыслие, пошлость,
лукавство и ложь; всюду фатоватая, хилая, чваная, преждевременно созревшая
юность, всюду чрезмерная похоть, нездоровые тела, мужские, женские,
подкрашенные, подмалеванные, в шиньонах, грязного цвета лица, испорченная
кровь; способность к материнству прекращается или уже прекратилась,
вульгарные понятия о красоте, низменные нравы или, вернее, полное
отсутствие нравов, какого, пожалуй, не найти во всем мире..." Так Уитмен
писал о современной ему американской демократии. Согласитесь, что в
настоящее время картина не лучше, а хуже, - заключил Престо.
Гофман слушал внимательно, сначала с удивлением, потом со все
возрастающим беспокойством и, наконец, с возмущением.
- Что вы на это скажете? - спросил Престо.
- Вы хотите вступить на этот гибельный путь? - уже с ужасом спросил
Гофман.
- Почему же гибельный?
- На путь обличения социальной несправедливости? Путь политики?
Хотите бросить вызов национальному самолюбию? Вас растопчут ногами! Против
вас вооружатся все, имеющие власть и деньги. Но и зрители отвернутся от
вас - зрителю не очень-то нравится быть в положении оперируемого больного
под ножом злого хирурга.
- Не горячитесь, Гофман! Выслушайте меня.
Но Гофман продолжал, как проповедник, обличающий великого грешника:
- Вспомните судьбу картин режиссера Эрика фон Строгеим. Он не хотел
давать "счастливых" картин. И что же? Их принимали холодно, несмотря на
все художественные достоинства.
- Надо сделать так, чтобы их принимали восторженно, - возразил
Престо. - Вы не думайте, что я собираюсь ставить грубо-агитационные
картины, показывать одни чердаки и подвалы, ужасы эксплуатации и
безработицы Я хочу создать такие картины, чтобы зритель смеялся не меньше,
а даже, может быть, больше, чем раньше Я хочу показать и красоту и величие
души, но там, где ее раньше никто не видел. Мы с вами многое просмотрели,
Гофман. Вы и не подозреваете, сколько может быть грации, изящества в
простых трудовых движениях девушки, убирающей комнату или развешивающей
белье... Мы слишком много снимали дворцов и аристократов... Не бойтесь. На
моих новых картинах смех не будет умолкать. Будет смех, будут и слезы.
Ведь публика любит и поплакать. Вы это тоже знаете. Зритель выйдет из кино
очарованный. А через день-два он задумается. И незаметно для себя придет к
выводу, что наш мир, наша прославленная демократия не так-то уж хороши,
что надо искать какой-то выход, а не только упрямо верить в возвращение
золотого века процветания, который ушел и не вернется больше... Вот моя
цель!
- Это я вам так откровенно обо всем говорю, Гофман, - сказал Престо
после паузы. - Но зритель, да и все наше так называемое общество, пожалуй,
не так скоро разберется в "социальной коварности" моих новых фильмов.
- Разберутся! И скорее, чем вы думаете! - возразил Гофман. - Мистер
Питч первый отвергнет ваши сценарии. А если не он, то цензура
нью-йоркского банка, от которого он сам зависит, в лучшем случае изрежет,
искромсает, исправит... или скорее же всего не даст "релиз".
- Мне не надо никакого релиза, - возразил Престо.
- Я не понимаю вас.
- А понять, казалось бы, нетрудно. Я организую собственное
кинопредприятие.
Гофман откинулся на спинку кресла и воскликнул:
- Час от часу не легче! Но это просто безумие! Я знаю, что вы имеете
кое-какой капитал. Но ваши средства - дубинка против пушки. На вас пойдут
войной все силы банкового капитала, его легкая кавалерия-пресса, прокатные
фирмы, владельцы кинотеатров. Питч расходует несколько миллионов в неделю,
а его предприятие еще не самое богатое в Голливуде. Вы просто идете на
верное разорение, Престо, и мне очень жаль вас. Кажется, карлик Престо был
практичным человеком.
Тонио улыбнулся.
- Время покажет, кто из нас практичнее, старый или новый Престо. Не
думайте, Гофман, что я поступаю опрометчиво. - Он хлопнул рукою по папкам.
- Мы с вами еще займемся этим материалом, и вы увидите, что я все
предусмотрел. Как бы то ни было, весь риск падет на одного меня. Я
приглашу очень немногих крупных артистов. Если разорюсь, они всегда найдут
другую работу. Всю остальную массу артистов и служащих я предполагаю
навербовать из безработных членов профессиональных союзов. Для них, на
худой конец, это будет, по крайней мере, передышка.
- А если крупные артисты не пойдут к вам? Не станет же мисс Люкс
играть роль прачки!
- Обойдусь и без них, - ответил Престо - Мне трудно было бы обойтись
только без опытного, талантливого оператора. Но я рассчитываю на вас,
Гофман. Неужели и вы, мой старый друг, отречетесь от меня и скажете. "Я не
знаю этого человека"?
Наступило напряженное молчание. Гофман пускал кольца дыма, глубоко
задумавшись Потом он начал, как бы рассуждая вслух:
- Мое дело маленькое - вертеть ручку аппарата. И все же мне не
безразлично, что я наверчу. Работая с вами, я перейду во враждебный банкам
лагерь, составлю себе репутацию "красного". И банки будут мстить мне. Если
вы разоритесь, мне трудно будет найти другую работу.
Престо не мог не согласиться с этим доводом, поэтому не возражал, с
волнением ожидая отказа. Гофман вновь замолчал, следя за дымными кольцами.
- Но мне не хочется оставлять и вас, старина, в тяжелое время. Вы
делаете большую глупость. Для меня это совершенно очевидно. И еще просите
меня помочь вам скорее разориться...
- Без вас я могу разориться еще скорее, Гофман Но не в этом дело.
Поймите же, что я начал эту неравную борьбу прежде всего в интересах самих
киноработников.
И Престо начал горячо говорить о беспощадной эксплуатации
предпринимателями киноработников, об их бесправии, о подавлении личности,
о бездарных "звездах", раздутых рекламой, о безвыходном положении
талантливой молодежи.
Все это было хорошо известно Гофману, который и сам прошел тяжелую
жизненную школу.
- Пора изменить это невыносимое положение, - закончил Престо. - Я
мечтаю о кооперации, о коллективном отстаивании интересов киноработников.
Мы сами не знаем своей силы"
- Зато хорошо знаем силу врага, - меланхолично отозвался Гофман.
"Откажется" - с тоской подумал Престо Но Гофман все еще пускал кольца
дыма.
Престо - друг, но своя рубашка ближе к телу Именно потому, что Гофман
прошел тяжелую жизненную школу, ему не хотелось рисковать тем, что он уже
имеет Но так ли уж велик риск? Если новый Престо окажется плохим артистом
и его сценарии будет иметь "опасные мысли", Гофман узнает об этом прежде,
чем картина появится на экране, и он сумеет уйти вовремя. Этому можно
будет даже придать вид протеста, и его репутация будет сохранена...
Гофман улыбнулся и сказал.
- Вы Дон-Кихот, Престо. А у каждого Дон-Кихота должен быть свои
Санчо-Пансо. Ну, что же, берите меня оруженосцем, благородный рыцарь
Ламанчский, хотя воевать нам придется далеко не с ветряными мельницами!
Престо крепко пожал руку своему другу.
- С вами вместе мы победим всех великанов, дорогой Гофман, и я
заранее назначаю вас губернатором острова! - воскликнул он.
- Ох, уж эти Дон-Кихоты" - вздохнул новый Санчо-Пансо - Благодарю за
честь Не знаю, завоюем ли мы остров, но палочных ударов определенно немало
падет на наши головы.
- Мы ответим на них встречными ударами, Гофман. А теперь давайте
готовиться к бою.
И, раскрыв папки, наполненные выписками и расчетами, сделанными на
берегу Изумрудного озера, он начал посвящать Гофмана в свои планы
Престо развивал кипучую энергию. Он нанял большой дом, где устроил
временную контору С утра до вечера здесь стояла толчея: нанимались
служащие, актеры, заключались всяческие договоры Весть о новом
кинопредприятии быстро разнеслась среди армии безработных Голливуда.
Артисты, статисты, работники всех специальностей приходили толпами,
становились в большие очереди. Престо сам принимал каждого кандидата, не
исключая статистов, беседовал с ними, заставлял позировать, разыгрывать
импровизированные сцены В чем другом, но в людях недостатка не было. В
четыре часа прием артистов и служащих прекращался, и, поспешно пообедав.
Престо переходил к другим делам: говорил с комиссионерами о покупке или
аренде земельного участка для постройки на нем киностудии, с подрядчиками,
поставщиками, архитекторами.
Эта вторая половина дня проходила для Престо гораздо труднее, чем
первая. О новом предприятии уже знали не только безработные, но и
кинопредприниматели. Появление нового конкурента не могло не волновать их.
Особенно озабочен был мистер Питч: Тонио, который долгое время был козырем
в его игре, теперь становился опаснейшим соперником Питч и другие
кинопредприниматели открыли против Престо военные действия. Под видом
безработных, которые приходили наниматься, Питч подсылал к Престо своих
шпионов и лазутчиков, переманивал наиболее талантливых артистов, вставлял
палки в колеса где только можно.
Ко всему этому Тонио был подготовлен. Но ему было нелегко.
Комиссионеры, например, нашли подходящий участок, все переговоры с
собственником успешно закончили, оставалось только оформить сделку. Но в
последний момент Питч узнал об этом и перехватил участок, не поскупившись
уплатить вдвое больше.
Престо приходилось самому прибегать к хитростям и уловкам.
"Вот приедет Барри, его здесь еще никто не знает, и он купит
какой-нибудь участок на свое имя, как будто под плантацию или огород.
Барри довериться можно", - думал Престо.
Конкуренты интересовались особенно тем, какие картины будет ставить
Престо. Но, несмотря на все ухищрения, этого они никак не могли узнать С
журналистами Тонио или отказывался разговаривать, или же начинал нести
такую околесицу, что даже у привыкших ко всему разбойников пера глаза
лезли на лоб, и эти профессиональные лгуны не решались печатать подобные
интервью. Нанятым артистам, которые проявляли слишком большое и
подозрительное любопытство, Престо отвечал:
- Дойдет до съемок - узнаете.
Раздосадованный Питч пригласил к себе Люкс и сказал ей.
- Я рассчитываю на вашу помощь, мисс.
- В чем дело? - спросила она.
- Дело в том, - ответил Питч, - что этот Тонио Престо не дает мне
покоя Он решительно не хочет снять маску и показать нам свое новое лицо.
Что он замышляет? Какие картины будет ставить? Для меня крайне важно
знать. Исторических картин со всякими замками, пирамидами и тысячами
статистов он, конечно, не поставит Для него это слишком дорогое
удовольствие Да и раньше не на внешних эффектах он делал ставку По всей
вероятности, Престо будет прибегать к дешевым натурным съемках или
обыгрывать неглубокие интерьеры Но содержание! Содержание!
Питч задумался.
- Что же вы хотите от меня? - спросила Люкс, которой надоело ждать.
Питч не обратил внимания на ее вопрос и продолжал, как бы рассуждая
вслух.
- Мне хотелось бы иметь достоверные сведения от самого Престо. Я
засылал к нему кое-кого, намекая на то, что если он придет ко мне, то
получит очень интересные предложения. Мы хотели не только узнать о его
планах, но, если можно, и купить его. Банки отпускают на это очень
значительные суммы, перед которыми он, может быть, не устоял бы.
- Что же вы сделали бы с ним, если бы такая купля-продажа состоялась?
- На худой конец хотя бы законсервировал его, как консервируют новые
изобретения, угрожающие старым предприятиям.
- Платить большие деньги и не давать играть? На это он не пойдет.
- Ради больших денег люди на все пойдут, - убежденно ответил Питч -
Впрочем, если бы он, сверх ожидания, оказался по-новому интересен, мы
смогли бы прибрать его к рукам, заставить играть в тех ролях и сценариях,
которые мы создадим.
- И что же Престо?
- Этот упрямец отказался идти ко мне. Остается, по крайней мере,
узнать его планы, и вы должны мне помочь выпытать их у него. Ведь он вас
любил и, наверно, еще любит. Ко мне он не пошел, но к вам, наверно,
пойдет, если вы пригласите его. Правда, между вами, кажется, произошло
что-то вроде ссоры Но женщины умеют, когда захотят, вертеть нашим братом,
- со вздохом произнес Питч, вспомнив, во сколько обошлось ему это женское
уменье.
- Наконец, - продолжал он, - вы можете пригласить его по делу
Напишите ему письмо, намекните, что вы интересуетесь его начинанием Ого!
Если бы он заполучил вас, артистку с мировым именем. Для него вы были бы
кладом. Ведь у него все безликая посредственность, мелочь, никому не
известная молодежь, серая масса, я знаю это. Только кликните, и он
прибежит к вам.
Люкс задумалась. Она сама не прочь была повидаться с Престо. Правда,
она дважды отвергала его и в его старом, и в новом виде. Но с тех пор
многое изменилось. Ведь и Питч отверг нового Престо, а вот теперь сам
засылает к нему парламентеров.
Люкс окончательно поссорилась со своим женихом, когда узнала его
поближе, он слишком рано и круто начал предъявлять свои права в качестве
будущего мужа, явно подбираясь к капиталам Люкс, а она умела крепко
держать их в руках. Затем Люкс не могла не признать, что новый Престо
очень интересный мужчина, нисколько не уступающий Лоренцо. И, наконец, он
начинал собственное предприятие, которое, в случае удачи, могло принести
большие барыши. Он снова становился человеком с будущим. Правда, еще
неизвестным будущим, а Люкс была человеком осторожным и расчетливым. И она
была еще далека от того, чтобы связать себя хотя бы деловыми связями с
Престо. Но его не следует выпускать из виду.
Чтобы придать большую цену своему поступку, Люкс сказала Питчу:
- Вы меня ставите в несколько затруднительное положение, мистер Питч
После того, что произошло между мною и Престо, который едва не убил меня,
мне нелегко обращаться к нему. Но все же я постараюсь повидаться с ним и
выполнить ваше поручение.
- Вы же умница и прекрасно справитесь с этим делом! - воскликнул
Питч.
И эти слова еще выше подняли Престо в глазах Люкс: Питч был скуп на
похвалы и комплименты и делал это только в исключительных случаях.
Когда человек окружен врагами, он поневоле становится подозрительным
и осторожным. Получив и прочитав письмо Люкс, Тонио тотчас догадался, что
это маневр Питча. Однако и он был не прочь повидаться с Люкс. Она все еще
интересовала его. Тем осторожнее надо быть с нею. Люкс, конечно, будет
спрашивать о планах. Нужно ли дольше скрывать их? Скоро начнутся
репетиции, и тайна все равно всем станет известной.
"Пусть Люкс воображает, что я не устоял перед ее очарованием, как
Самсон перед Далилой. Посмотрим, как она примет мой план!" - подумал
Престо.
В назначенный день и час Престо вошел в знакомый будуар, устланный
коврами и уставленный оттоманками, пуфами, раздвижными креслами. Пестро и
разностильно. Но у хозяйки, подбиравшей эту мебель, был свой расчет:
садясь и ложась на кресла и кушетки самой разнообразной формы, можно было
показать наиболее выгодные позы, - показать товар лицом, - а это было
очень важно, так как поднимало цену товара в глазах кинопредпринимателей и
режиссеров, которые посещали "звезду". Красота тела для нее была главным
- Войдите!
На пороге показался Себастьян. Он был очень смущен Его седые брови
хмурились, а губы запавшего рта шевелились Престо решил прийти ему на
помощь и весело спросил:
- Ну, как вы тут без меня жили, Себастьян?
Старый слуга только вздохнул, но продолжал молчать Престо рассмеялся.
- Я вижу, вы никак не можете привыкнуть к моему новому виду.
- Мистер Престо! - наконец заговорил Себастьян и замолк, словно ему
не хватило дыхания.
- Ну?
- Позвольте мне уйти от вас.
- Как уйти? Почему? Вы хотите меня оставить? - удивился Престо. - Вы,
мой старый верный слуга, который столько лет ухаживал за мной, как за
ребенком?
Себастьян пожал плечами и ответил с печальной улыбкой:
- Да вы и были ребенок. Все равно, что ребенок... А теперь вы
выросли, и вам не нужна больше нянька.
В сердце сурового на вид старика было много нежности. Он смотрел на
Престо, как на ребенка, привязался к нему и действительно ухаживал за ним,
как заботливая нянька. Престо знал об этом и в свою очередь был очень
привязан к старику.
- Но, дорогой мой! - воскликнул Престо, вставая с кресла и подходя к
Себастьяну. - Разве я нуждался только в том, чтобы мне подставляли под
ноги скамеечки и доставали вещи, которые я не мог сам достать из-за своего
малого роста? Ведь вы вели все мое хозяйство, были в доме моей правой
рукой...
Себастьян снова вздохнул и еще больше нахмурился.
- Но я не могу оставаться в этом доме после того, что произошло, -
ответил он.
- Что же такое произошло? - спросил Престо. - Уж не то ли, что вы не
хотели меня пустить в дом?
- И устроил засаду, и предал в руки полиции, и оскорблял, - продолжал
Себастьян. - Такие вещи не забываются, и я не хочу, чтобы вы рано или
поздно за это уволили меня. Уж лучше я уйду сам.
- Вот чудак! - горячо заговорил Престо, - Послушайте, Себастьян! Даю
вам честное слово, что я нисколько не обвиняю вас и не сержусь. Конечно,
мне было неприятно. Но вы поступили так, как должен был поступить всякий
честный слуга. Я сам на вашем месте поступил бы так же. Забудем эту
историю и станем друзьями по-прежнему.
Морщинистое лицо Себастьяна немного просветлело, но седые брови все
еще хмурились.
- Вам только кажется, что вы можете забыть, - сказал он.
- Совсем нет! - возразил Престо и ласково положил руки на плечи
Себастьяна. Теперь их лица были на одном уровне. А когда-то Престо смотрел
на слугу снизу вверх. На всех людей ему приходилось смотреть, закинув
назад голову.
"А, пожалуй, в этом лице есть что-то, действительно напоминающее
моего маленького Престо..." - подумал старик, впервые внимательно
рассматривая новое лицо Престо.
- Так вы... действительно Престо? - спросил Себастьян.
- Ну разумеется, - улыбаясь, ответил Тонио. - Неужто вы до сих пор
сомневаетесь в этом?
- Простите, но я человек простой, и у меня заходит ум за разум, когда
я думаю обо всем этом. А вдруг, думаю я, моего мальчика убил какой-нибудь
бандит, похожий на него, и объявил себя Престо. И я буду служить ему...
- Вот в чем дело! Ну, теперь, кажется, вы договорили все до конца!
Идите скорее за мною!
Престо подошел к письменному столу, показал Себастьяну целую серию
фотографических карточек, на которых последовательно изображались все фазы
превращения старого Престо в нового, объяснил, почему и как это произошло.
Себастьян был ошеломлен, качал головой, перебирал карточки, сверяя с живым
лицом Престо.
- Чудеса! - наконец воскликнул он.
- Да, чудеса науки, - сказал Престо. - Ну, теперь вы верите, что я не
бандит, убивший вашего мальчика? А если еще не верите, я могу рассказать
вам все, все, что произошло с тех пор, как вы вошли в мой дом, все наши
разговоры, все мелочи жизни. Ни один бандит, как бы он ни был ловок, не
может знать этого! - И Престо, действительно, напомнил некоторые эпизоды,
о которых никто не знал, кроме него и Себастьяна. И только тогда старик
улыбнулся открытой улыбкой и воскликнул:
- Значит, и в самом деле мои мальчик подрос!
- Ну вот! Давно бы так, старина! - в свою очередь воскликнул Престо -
Значит, живем по-прежнему?
Себастьян закивал головой.
"Я одержал самую трудную победу" - подумал Престо и продолжал:
- А то выдумали уходить, когда вы мне сейчас так нужны. Больше, чем
прежде. Ведь я начинаю новую жизнь, Себастьян... Кстати, как вы думаете,
какая мебель потребуется, чтобы обставить комнату молодой девушки?
Туалетные столики, трюмо, трельяжи?..
Себастьян усмехнулся одними глазами "Вот оно куда повернула новая
жизнь! Ну что ж, на то и вырос!.."
От наблюдательного Престо не ускользнул веселый огонек, сверкнувший в
глазах старого слуги.
- Вы не думайте, что я собираюсь привести жену в дом, - поспешил
сказать Престо. - Нет, я просто решил сдать внаем несколько комнат
верхнего этажа Зачем мне столько? Там поселится один джентльмен со своей
племянницей. Я сдаю квартиру с обстановкой...
- Неужели до этого дело дошло? - с заботой спросил Себастьян.
- До чего, старина?
- До того, что эти суды и адвокаты так общипали вас, что приходится
уж сдавать внаем комнаты. Ведь я тоже газеты читаю...
- Нет, Себастьян, наши дела еще не так плохи. Но квартирант, видите
ли, будет работать у меня секретарем. Личным секретарем... Я открываю
собственное предприятие. Нужно, чтобы он всегда был под рукой. А у него
племянница...
- Понимаю! - многозначительно сказал Себастьян. И мысленно прибавил:
"А все-таки, если тут замешалась племянница, дело нечисто". И, с
откровенностью старой няни, он спросил: - А кто она, племянница? Девушка?
Молодая?
- Да.
- Так удобно ли ей, хоть и с дядей, в квартире холостяка...
"И он о том же! Второй и, наверно, не последний!" - подумал Престо,
проклиная в душе лицемерные нравы общества. Поселение Эллен в его доме
может дать пищу клевете. Но он не отступит, а Эллен не из тех девушек,
которые придают всему этому значение!
- Вы правы, Себастьян. Но я подумал обо всем. Нам надо будет найти
даму-компаньонку. Пожилую женщину из приличного общества. И тогда все
будет в порядке.
Себастьян кивнул головой, и они начали составлять список мебели и
необходимых вещей для новых жильцов.
- Повернитесь! Еще! Пройдитесь! Присядьте! Поднимитесь! Жест
удивления... ужаса... внезапной радости.
Престо стоял посредине большой комнаты, выходящей на север. Стена и
часть крыши были застеклены. Другие стены задрапированы черным бархатом.
На паркетном полу выложен черный квадрат - поле фокуса киноаппарата. Это
было домашнее ателье Тонио. В нескольких метрах от него, наклонившись к
видоискателю киноаппарата, стоял Гофман. Сколько удачных поз, жестов
Престо запечатлел Гофман в этом ателье, изо дня в день наблюдая
уникального урода-карлика! Теперь Гофман изучал нового Престо.
- На сегодня довольно. Нам еще много о чем надо поговорить, Гофман! -
сказал Престо и, выйдя из "магического" квадрата, прошел к стеклянной
стене, где стоял стол с двумя креслами. На столе лежали папки с бумагами,
сигарный ящик, папиросы, электрическая зажигалка, пепельница.
Тонио закурил папиросу.
- Ну как? - спросил он у Гофмана с некоторым волнением.
Гофман не спеша обрезал сигару автоматическим ножичком, закурил,
выпустил струю дыма и, наконец, ответил, глядя куда-то в сторону.
- Я еще не вижу вашего нового лица. Престо Вы много приобрели, но
много и потеряли Ваши движения стали более медленными, плавными Это
хорошее приобретение Помните, сколько хлопот причиняли вы мне своими
быстрыми, суетливыми движениями? Для вас было сделано исключение,
во-первых, потому, что иначе вы не могли, и, во-вторых, потому, что в этом
и заключалась одна из характерных особенностей вашего артистического лица.
И все же мне нередко приходилось прибегать к замедленной съемке, в то же
время заставляя ваших партнеров несколько ускорять движения, чтобы найти
какую-то равнодействующую. Это была адски сложная работа. Теперь этой
трудности нет. Но что есть нового? Пока я как-то не чувствую его... И,
откровенно говоря, если бы вы пришли в киноателье на испытание как никому
не известный молодой человек, который хочет попробовать себя в кино, я не
уверен, что заинтересовались бы вами директор, кинооператор, режиссер.
Престо бросил папиросу, как будто она была очень горька, и закурил
сигару.
- Вы простите меня, что я так откровенно... - немного смутился
Гофман.
- Откровенность лучше всего, - ответил Престо. - Ваши слова, не
скрою, немного огорчают меня, но не удивляют. Я этого ожидал. Иначе и быть
не могло. Но я верю в себя. Мое новое лицо! Чтобы его увидеть, мало
повертеться перед вами... Вы знаете мой творческий метод. Мне нужно войти
в роль, перевоплотиться в героя, зажить его жизнью, всеми его чувствами,
тогда сами собою придут нужные жесты, мимика, позы и раскроют лицо. Вот,
подождите. Я уже работаю над сценарием. И когда я явлюсь вам в роли нового
героя, вы увидите мое новое лицо.
- Что же это за сценарий? - заинтересовался Гофман.
Престо нахмурился, а Гофман рассмеялся.
- Вижу, что у вас многое осталось от старого Престо! - воскликнул он.
- Новый сценарий всегда был тайной для окружающих, пока вы не поставите
последней точки. У, какой вы бывали сердитый во время этой работы! Словно
одержимый. С вами и разговаривать в это время трудно было. Вы или
раздражались, или непонимающими глазами смотрели на собеседника. Вы теряли
сон и аппетит, словно тяжелобольной. Но вот наступал день, и вы являлись с
веселой улыбкой, становились добрым и общительным. И все в киностудии,
начиная от звезд и кончая плотниками, знали: новый сценарий родился!
Престо улыбнулся и ответил:
- Да, это правда. И в этом я, кажется, не изменился.
- Но если вы не хотите рассказать содержание нового сценария, то,
может быть, познакомите меня хоть с общими вашими планами? Ведь новое
лицо, насколько я понимаю, должно создать и новое направление в вашем
творчестве.
- Иначе и быть не может, - сказал Престо и протянул руку к папке. -
Об этом я и хотел побеседовать с вами.
Тонио порылся в папке и вынул исписанный листок.
- Вот, как вам нравится этот отрывок из Уолта Уитмена:
"...Признайтесь, что для острого глаза все эти города, кишащие ничтожными
гротесками, калеками, бессмысленно кривляющимися шутами и уродами,
представляются какой-то безрадостной Сахарои. В лавках, на улицах, в
церквах, в пивных, в присутственных местах - всюду легкомыслие, пошлость,
лукавство и ложь; всюду фатоватая, хилая, чваная, преждевременно созревшая
юность, всюду чрезмерная похоть, нездоровые тела, мужские, женские,
подкрашенные, подмалеванные, в шиньонах, грязного цвета лица, испорченная
кровь; способность к материнству прекращается или уже прекратилась,
вульгарные понятия о красоте, низменные нравы или, вернее, полное
отсутствие нравов, какого, пожалуй, не найти во всем мире..." Так Уитмен
писал о современной ему американской демократии. Согласитесь, что в
настоящее время картина не лучше, а хуже, - заключил Престо.
Гофман слушал внимательно, сначала с удивлением, потом со все
возрастающим беспокойством и, наконец, с возмущением.
- Что вы на это скажете? - спросил Престо.
- Вы хотите вступить на этот гибельный путь? - уже с ужасом спросил
Гофман.
- Почему же гибельный?
- На путь обличения социальной несправедливости? Путь политики?
Хотите бросить вызов национальному самолюбию? Вас растопчут ногами! Против
вас вооружатся все, имеющие власть и деньги. Но и зрители отвернутся от
вас - зрителю не очень-то нравится быть в положении оперируемого больного
под ножом злого хирурга.
- Не горячитесь, Гофман! Выслушайте меня.
Но Гофман продолжал, как проповедник, обличающий великого грешника:
- Вспомните судьбу картин режиссера Эрика фон Строгеим. Он не хотел
давать "счастливых" картин. И что же? Их принимали холодно, несмотря на
все художественные достоинства.
- Надо сделать так, чтобы их принимали восторженно, - возразил
Престо. - Вы не думайте, что я собираюсь ставить грубо-агитационные
картины, показывать одни чердаки и подвалы, ужасы эксплуатации и
безработицы Я хочу создать такие картины, чтобы зритель смеялся не меньше,
а даже, может быть, больше, чем раньше Я хочу показать и красоту и величие
души, но там, где ее раньше никто не видел. Мы с вами многое просмотрели,
Гофман. Вы и не подозреваете, сколько может быть грации, изящества в
простых трудовых движениях девушки, убирающей комнату или развешивающей
белье... Мы слишком много снимали дворцов и аристократов... Не бойтесь. На
моих новых картинах смех не будет умолкать. Будет смех, будут и слезы.
Ведь публика любит и поплакать. Вы это тоже знаете. Зритель выйдет из кино
очарованный. А через день-два он задумается. И незаметно для себя придет к
выводу, что наш мир, наша прославленная демократия не так-то уж хороши,
что надо искать какой-то выход, а не только упрямо верить в возвращение
золотого века процветания, который ушел и не вернется больше... Вот моя
цель!
- Это я вам так откровенно обо всем говорю, Гофман, - сказал Престо
после паузы. - Но зритель, да и все наше так называемое общество, пожалуй,
не так скоро разберется в "социальной коварности" моих новых фильмов.
- Разберутся! И скорее, чем вы думаете! - возразил Гофман. - Мистер
Питч первый отвергнет ваши сценарии. А если не он, то цензура
нью-йоркского банка, от которого он сам зависит, в лучшем случае изрежет,
искромсает, исправит... или скорее же всего не даст "релиз".
- Мне не надо никакого релиза, - возразил Престо.
- Я не понимаю вас.
- А понять, казалось бы, нетрудно. Я организую собственное
кинопредприятие.
Гофман откинулся на спинку кресла и воскликнул:
- Час от часу не легче! Но это просто безумие! Я знаю, что вы имеете
кое-какой капитал. Но ваши средства - дубинка против пушки. На вас пойдут
войной все силы банкового капитала, его легкая кавалерия-пресса, прокатные
фирмы, владельцы кинотеатров. Питч расходует несколько миллионов в неделю,
а его предприятие еще не самое богатое в Голливуде. Вы просто идете на
верное разорение, Престо, и мне очень жаль вас. Кажется, карлик Престо был
практичным человеком.
Тонио улыбнулся.
- Время покажет, кто из нас практичнее, старый или новый Престо. Не
думайте, Гофман, что я поступаю опрометчиво. - Он хлопнул рукою по папкам.
- Мы с вами еще займемся этим материалом, и вы увидите, что я все
предусмотрел. Как бы то ни было, весь риск падет на одного меня. Я
приглашу очень немногих крупных артистов. Если разорюсь, они всегда найдут
другую работу. Всю остальную массу артистов и служащих я предполагаю
навербовать из безработных членов профессиональных союзов. Для них, на
худой конец, это будет, по крайней мере, передышка.
- А если крупные артисты не пойдут к вам? Не станет же мисс Люкс
играть роль прачки!
- Обойдусь и без них, - ответил Престо - Мне трудно было бы обойтись
только без опытного, талантливого оператора. Но я рассчитываю на вас,
Гофман. Неужели и вы, мой старый друг, отречетесь от меня и скажете. "Я не
знаю этого человека"?
Наступило напряженное молчание. Гофман пускал кольца дыма, глубоко
задумавшись Потом он начал, как бы рассуждая вслух:
- Мое дело маленькое - вертеть ручку аппарата. И все же мне не
безразлично, что я наверчу. Работая с вами, я перейду во враждебный банкам
лагерь, составлю себе репутацию "красного". И банки будут мстить мне. Если
вы разоритесь, мне трудно будет найти другую работу.
Престо не мог не согласиться с этим доводом, поэтому не возражал, с
волнением ожидая отказа. Гофман вновь замолчал, следя за дымными кольцами.
- Но мне не хочется оставлять и вас, старина, в тяжелое время. Вы
делаете большую глупость. Для меня это совершенно очевидно. И еще просите
меня помочь вам скорее разориться...
- Без вас я могу разориться еще скорее, Гофман Но не в этом дело.
Поймите же, что я начал эту неравную борьбу прежде всего в интересах самих
киноработников.
И Престо начал горячо говорить о беспощадной эксплуатации
предпринимателями киноработников, об их бесправии, о подавлении личности,
о бездарных "звездах", раздутых рекламой, о безвыходном положении
талантливой молодежи.
Все это было хорошо известно Гофману, который и сам прошел тяжелую
жизненную школу.
- Пора изменить это невыносимое положение, - закончил Престо. - Я
мечтаю о кооперации, о коллективном отстаивании интересов киноработников.
Мы сами не знаем своей силы"
- Зато хорошо знаем силу врага, - меланхолично отозвался Гофман.
"Откажется" - с тоской подумал Престо Но Гофман все еще пускал кольца
дыма.
Престо - друг, но своя рубашка ближе к телу Именно потому, что Гофман
прошел тяжелую жизненную школу, ему не хотелось рисковать тем, что он уже
имеет Но так ли уж велик риск? Если новый Престо окажется плохим артистом
и его сценарии будет иметь "опасные мысли", Гофман узнает об этом прежде,
чем картина появится на экране, и он сумеет уйти вовремя. Этому можно
будет даже придать вид протеста, и его репутация будет сохранена...
Гофман улыбнулся и сказал.
- Вы Дон-Кихот, Престо. А у каждого Дон-Кихота должен быть свои
Санчо-Пансо. Ну, что же, берите меня оруженосцем, благородный рыцарь
Ламанчский, хотя воевать нам придется далеко не с ветряными мельницами!
Престо крепко пожал руку своему другу.
- С вами вместе мы победим всех великанов, дорогой Гофман, и я
заранее назначаю вас губернатором острова! - воскликнул он.
- Ох, уж эти Дон-Кихоты" - вздохнул новый Санчо-Пансо - Благодарю за
честь Не знаю, завоюем ли мы остров, но палочных ударов определенно немало
падет на наши головы.
- Мы ответим на них встречными ударами, Гофман. А теперь давайте
готовиться к бою.
И, раскрыв папки, наполненные выписками и расчетами, сделанными на
берегу Изумрудного озера, он начал посвящать Гофмана в свои планы
Престо развивал кипучую энергию. Он нанял большой дом, где устроил
временную контору С утра до вечера здесь стояла толчея: нанимались
служащие, актеры, заключались всяческие договоры Весть о новом
кинопредприятии быстро разнеслась среди армии безработных Голливуда.
Артисты, статисты, работники всех специальностей приходили толпами,
становились в большие очереди. Престо сам принимал каждого кандидата, не
исключая статистов, беседовал с ними, заставлял позировать, разыгрывать
импровизированные сцены В чем другом, но в людях недостатка не было. В
четыре часа прием артистов и служащих прекращался, и, поспешно пообедав.
Престо переходил к другим делам: говорил с комиссионерами о покупке или
аренде земельного участка для постройки на нем киностудии, с подрядчиками,
поставщиками, архитекторами.
Эта вторая половина дня проходила для Престо гораздо труднее, чем
первая. О новом предприятии уже знали не только безработные, но и
кинопредприниматели. Появление нового конкурента не могло не волновать их.
Особенно озабочен был мистер Питч: Тонио, который долгое время был козырем
в его игре, теперь становился опаснейшим соперником Питч и другие
кинопредприниматели открыли против Престо военные действия. Под видом
безработных, которые приходили наниматься, Питч подсылал к Престо своих
шпионов и лазутчиков, переманивал наиболее талантливых артистов, вставлял
палки в колеса где только можно.
Ко всему этому Тонио был подготовлен. Но ему было нелегко.
Комиссионеры, например, нашли подходящий участок, все переговоры с
собственником успешно закончили, оставалось только оформить сделку. Но в
последний момент Питч узнал об этом и перехватил участок, не поскупившись
уплатить вдвое больше.
Престо приходилось самому прибегать к хитростям и уловкам.
"Вот приедет Барри, его здесь еще никто не знает, и он купит
какой-нибудь участок на свое имя, как будто под плантацию или огород.
Барри довериться можно", - думал Престо.
Конкуренты интересовались особенно тем, какие картины будет ставить
Престо. Но, несмотря на все ухищрения, этого они никак не могли узнать С
журналистами Тонио или отказывался разговаривать, или же начинал нести
такую околесицу, что даже у привыкших ко всему разбойников пера глаза
лезли на лоб, и эти профессиональные лгуны не решались печатать подобные
интервью. Нанятым артистам, которые проявляли слишком большое и
подозрительное любопытство, Престо отвечал:
- Дойдет до съемок - узнаете.
Раздосадованный Питч пригласил к себе Люкс и сказал ей.
- Я рассчитываю на вашу помощь, мисс.
- В чем дело? - спросила она.
- Дело в том, - ответил Питч, - что этот Тонио Престо не дает мне
покоя Он решительно не хочет снять маску и показать нам свое новое лицо.
Что он замышляет? Какие картины будет ставить? Для меня крайне важно
знать. Исторических картин со всякими замками, пирамидами и тысячами
статистов он, конечно, не поставит Для него это слишком дорогое
удовольствие Да и раньше не на внешних эффектах он делал ставку По всей
вероятности, Престо будет прибегать к дешевым натурным съемках или
обыгрывать неглубокие интерьеры Но содержание! Содержание!
Питч задумался.
- Что же вы хотите от меня? - спросила Люкс, которой надоело ждать.
Питч не обратил внимания на ее вопрос и продолжал, как бы рассуждая
вслух.
- Мне хотелось бы иметь достоверные сведения от самого Престо. Я
засылал к нему кое-кого, намекая на то, что если он придет ко мне, то
получит очень интересные предложения. Мы хотели не только узнать о его
планах, но, если можно, и купить его. Банки отпускают на это очень
значительные суммы, перед которыми он, может быть, не устоял бы.
- Что же вы сделали бы с ним, если бы такая купля-продажа состоялась?
- На худой конец хотя бы законсервировал его, как консервируют новые
изобретения, угрожающие старым предприятиям.
- Платить большие деньги и не давать играть? На это он не пойдет.
- Ради больших денег люди на все пойдут, - убежденно ответил Питч -
Впрочем, если бы он, сверх ожидания, оказался по-новому интересен, мы
смогли бы прибрать его к рукам, заставить играть в тех ролях и сценариях,
которые мы создадим.
- И что же Престо?
- Этот упрямец отказался идти ко мне. Остается, по крайней мере,
узнать его планы, и вы должны мне помочь выпытать их у него. Ведь он вас
любил и, наверно, еще любит. Ко мне он не пошел, но к вам, наверно,
пойдет, если вы пригласите его. Правда, между вами, кажется, произошло
что-то вроде ссоры Но женщины умеют, когда захотят, вертеть нашим братом,
- со вздохом произнес Питч, вспомнив, во сколько обошлось ему это женское
уменье.
- Наконец, - продолжал он, - вы можете пригласить его по делу
Напишите ему письмо, намекните, что вы интересуетесь его начинанием Ого!
Если бы он заполучил вас, артистку с мировым именем. Для него вы были бы
кладом. Ведь у него все безликая посредственность, мелочь, никому не
известная молодежь, серая масса, я знаю это. Только кликните, и он
прибежит к вам.
Люкс задумалась. Она сама не прочь была повидаться с Престо. Правда,
она дважды отвергала его и в его старом, и в новом виде. Но с тех пор
многое изменилось. Ведь и Питч отверг нового Престо, а вот теперь сам
засылает к нему парламентеров.
Люкс окончательно поссорилась со своим женихом, когда узнала его
поближе, он слишком рано и круто начал предъявлять свои права в качестве
будущего мужа, явно подбираясь к капиталам Люкс, а она умела крепко
держать их в руках. Затем Люкс не могла не признать, что новый Престо
очень интересный мужчина, нисколько не уступающий Лоренцо. И, наконец, он
начинал собственное предприятие, которое, в случае удачи, могло принести
большие барыши. Он снова становился человеком с будущим. Правда, еще
неизвестным будущим, а Люкс была человеком осторожным и расчетливым. И она
была еще далека от того, чтобы связать себя хотя бы деловыми связями с
Престо. Но его не следует выпускать из виду.
Чтобы придать большую цену своему поступку, Люкс сказала Питчу:
- Вы меня ставите в несколько затруднительное положение, мистер Питч
После того, что произошло между мною и Престо, который едва не убил меня,
мне нелегко обращаться к нему. Но все же я постараюсь повидаться с ним и
выполнить ваше поручение.
- Вы же умница и прекрасно справитесь с этим делом! - воскликнул
Питч.
И эти слова еще выше подняли Престо в глазах Люкс: Питч был скуп на
похвалы и комплименты и делал это только в исключительных случаях.
Когда человек окружен врагами, он поневоле становится подозрительным
и осторожным. Получив и прочитав письмо Люкс, Тонио тотчас догадался, что
это маневр Питча. Однако и он был не прочь повидаться с Люкс. Она все еще
интересовала его. Тем осторожнее надо быть с нею. Люкс, конечно, будет
спрашивать о планах. Нужно ли дольше скрывать их? Скоро начнутся
репетиции, и тайна все равно всем станет известной.
"Пусть Люкс воображает, что я не устоял перед ее очарованием, как
Самсон перед Далилой. Посмотрим, как она примет мой план!" - подумал
Престо.
В назначенный день и час Престо вошел в знакомый будуар, устланный
коврами и уставленный оттоманками, пуфами, раздвижными креслами. Пестро и
разностильно. Но у хозяйки, подбиравшей эту мебель, был свой расчет:
садясь и ложась на кресла и кушетки самой разнообразной формы, можно было
показать наиболее выгодные позы, - показать товар лицом, - а это было
очень важно, так как поднимало цену товара в глазах кинопредпринимателей и
режиссеров, которые посещали "звезду". Красота тела для нее была главным