Страница:
- Наши с собой дрова не возят, но подслушать, на всякий случай, можно. Он достал угощение старухи и уселся рядом с конем, дожидаться, пока окончательно стемнеет. По вечернице* засек направление и захрустел яблоками, погрузившись в прежние кислые думки. Еще раз перебирал в голове события последних трех лет. На третьем яблоке вдруг почувствовал, что больше почему-то не грустится. Все вокруг начало нравиться - и степь, и небо. Ворон, так вообще казался роднее брата. Остатком трезвой мысли Извек заставил себя упрятать чудные плоды обратно в суму и заговорил вслух: - Вот те и яблочки! Почище мухоморного отвара башку чистят. А какие же в полной силе были?! Вообще, наверное, летать смог бы, даже без руля и без ветрил, вернее без крыльев и хвоста. Задремавший было, конь рубанул ушами воздух и уставился на хозяина. Тот щерился во все зубы, глаза блестели, голос тоже был странный, хотя брагой не пахло. - Ниче, ниче, коник, эт я так, сам с собой. Приятно же поболтать с умным человеком. Выслушав объяснение, Ворон лениво перекатился на другой бок и прикрыл глаза. - Ага, вот это правильно, - похвалил Извек. - Подремли маленько, утро вечера мудреней. Сотник встал, всмотрелся в даль и с удивлением обнаружил, что четко видит и коней, и струящийся к небу дым. Окоем будто скакнул ближе. Одновременно с этим в уши хлынул поток звуков. Ясно различал шуршанье жучков и шелест травы. В двух шагах, под землей, кто-то настойчиво скребся. - Ну дела! - оторопел Извек. - Еще чуток и начну понимать, о чем шеборшит мышь. Вот так яблочки, а я, дурак, три штуки сожрал, как Ворон капусту. Им же цены нет! Ежели в дозоре пожевать, любого ворога за тыщу шагов учуешь... Все еще удивляясь новым ощущениям, взял уздечку и собрался спутать коню передние ноги, но конь глянул так, что Сотник порадовался, что лошади не разговаривают. - Ну, если такой умный, тогда лежи здесь и никуда не уходи. Буду возвращаться, тихонечко посвищу. - примирительно проворчал Извек и зашагал в сторону дыма. Все вокруг шуршало и скрипело на разные лады. Каждый шаг издавал такой скрежет, что казалось, будто пара меринов ломится через бабкин плетень. Саженей за двести, Сотник пригнулся и дальше двинулся медленнее. Каждые полста шагов останавливался, вслушивался в звуки ночи. Наконец, уловив впереди глухой скрип, замер, присмотрелся. Неподалеку сидел дозорный и в задумчивости почесывал куцые усы. Глядел поверх травы, но, судя по выражению лица, ничего, кроме темноты, не видел. Лохматая шапка с конским хвостом на металлической верхушке, съехала на затылок, открывая черные сосульки волос. Высокие скулы подпирали узкие щелочки глаз. Перестав чесать редкие прядки усов, степняк сладко зевнул, захлопнул рот и застонал какой то затейливый мотив. - Пой, милый, пой! - подумал Сотник и, как кот, скользнул в сторону. Обойдя печенега по дуге, подкрался сзади. Посидел в пяти шагах от певца, размышляя, как быть. Умные люди говорили, что после смерти, Ящер больше всех мучает только предателей, детоубийц и тех, кто оборвал хорошую песню. Песня Извеку не нравилась, но кто знает, может для кочевников она хороша. Неслышно выругавшись на длину песни, все же решился. Подошел вплотную, примерился и влепил ладошкой по уху. Оплеуха получилась звучная, будто мокрым потником ударили по дубовому столу. Лохматая шапка слетела, песня прекратилась и дозорного отбросило в сторону. Со стороны стало похоже, что певец свернулся калачиком и уснул. - Ну вот и гожо, ежели не убил, то к утру проснешься! - прошептал дружинник и двинулся к лагерю. У огня вечеряли шестеро во главе с десятником. В сотне шагов, по правую и левую руку от стоянки, из травы торчало еще две шапки. Третья поблескивала в лунном свете далеко за костром. Извек улыбнулся неизменному воинскому порядку степняков: по одному дозорному на восход, на закат, на полдень и на полночь. Глянул на Стожары*, прикинул, получалось, что сменят не скоро. Время есть. На четвереньках подполз ближе. Голоса зазвучали громко и отчетливо, будто стоял рядом. Скоро почти всех знал по именам. Кызым, суровый кочевник с голым, покрытым шрамами черепом, пялился в костер. Кивал, равнодушно соглашаясь с каждым из говоривших. Изредка прислушивался к чему-то, оглядывался, беззвучно шевелил губами. Баласан, дремал привалившись к куче мешков и переметных сум. Прочие негромко спорили, прихлебывая кумыс из почерневших деревянных пиал. Тот, кого называли Радой, горячился. - Зачем едем далеко? Далеко засеки встретим, надо ехать по краю, к малым весям. Народу мало - воинов мало, всех зарежем, женщин себе возьмем. Говори, Басай, зачем молчишь? Басай подтянул бурдюк, плеснул в пиалу, покачал головой. - Надо все разведать, разузнать, а веси не уйдут, на обратном пути заедем. Так велено. Остальные слушали. Кто-то согласно кивал, кто-то качал головой, глядя на десятника Салмана, самого старшего из всех. Тот молчал, жевал кусок жареного мяса и облизывал текущий по пальцам жир. Разговор, казалось, не слушал, но неожиданно изрек: - Хан Радман приказал ехать и разузнать. Сделаем - хорошо, не сделаем сикир башка будет. Закончив немудреную речь, Салман в полном молчании приложился к бурдюку. Так вот оно что, подумал Сотник, у наших земель опять Радман-Бешенный объявился. Видать, жажда мести покоя не дает. Оно, в общем-то, понятное дело: отец, взятый с сыновьями, в плену сгинул, проклиная всех и вся, что не дождался внуков. Младший брат нашел смерть уже во время побега, получив под лопатку Извекову стрелу. Теперь Радман, последний из рода Кури, решил отыграться. Ну-ну, добро пожаловать. Сотник слушал дальше, но разговоры закончились. Степняки хлюпали кумысом и глядели в огонь. Тишину нарушил один, отличающийся тупым, даже очень тупым лицом. Достав кривую саблю, начал возить по ней куском точильного камня. Увлекшись работой, запел на малознакомом наречии. Тыне ярин тыне, саны сэвдым ярин санин гезаль гезлярын, санин узун сачларэн бэнзаир дахдан тэчен, сэлларе сэлла-аре гечдан санэ улзун, улзун бахышларен Извек, сносно знавший хазарскую речь, разбирал только отдельные слова, но и по ним понял, что песня глупа до безобразия: ...иди ко мне - это раз, я тебя хочу - это два ... и дальше в том же духе. Судя по всему, степняки тоже не особо млели от восторга. Радой долго морщился, но в конце концов не вытерпел. - Слушай, Каймет, на состязании акынов ты бы точно был вторым! - А кто первым? - удивился Каймет. - Первым бы стал Ишак бабушки Басая! У него голос немного лучше. Степняки загоготали, а Радой продолжил: - Ты бы пошел, сменил Аман-Гельтулея. Пусть сюда идет, кумыса выпьет, споет немножко. А ты за него посиди. Каймет вскинул на соплеменников глупые глаза, поднялся, вжикнул над головой точеной саблей и, бросив ее в ножны, с улыбкой направился в темноту. Не-ет, ребята, подумал Сотник оглядываясь, Аман-Гельтулей нынче не споет. Извек попятился, отступая задом, добрался до глушенного певца, подобрал его шапку, напялил на себя и скакнул в гущу непримятой травы. Высунувшись по плечи, уселся спиной к лагерю. Сзади слышались неспешные шаги, а сквозь хруст травы доносились те же незатейливые слова. Либо Каймет пустился напевать по второму кругу, либо со словами в той песне было не богато. Ненадолго шаги и голос затихли. Каймет всматривался в темноту, пока не узрел в скудном звездном свете шапку Аман-Гельтулея. Подходя ближе, заговорил: - Радуйся, Аман, что бог не дал мне твоего голоса! Хотя, чему тут радоваться, - хвастливо продолжил он. - Когда бог голоса раздавал, я в очереди за силой стоял. А может... Хрястнуло. Короткий удар вбил последние слова в рот Каймета вместе с зубами. - За силой говоришь стоял? - прошипел Извек, потирая ушибленную в темноте руку. - Теперь полежи, отдохни. Силу... ее беречь надо. Он оглянулся на стоянку, тряхнул ушибленной рукой и заспешил к другому дозорному. Тот, что глядел в сторону ушедшего светила, начал оборачиваться на шаги за спиной, заметил темный контур загородивший огонек костра и почувствовал как холодный клинок пробил грудь. Третий дозорный, видимо устав смотреть туда, откуда прилетают птицы, задремал и принял смерть в объятиях сна. Извек уже подбирался к четвертому, когда за спиной послышались встревоженные крики. Звали Каймета и Аман-Гельтулея. Последний дозорный обернулся на шум, углядел Сотника и с криком схватился за оружие. Извек с ходу рубанул степняка и, уже не таясь, направился к огню. От костра, на предсмертный крик, вскочили оставшиеся пятеро. Десятник Салман для острастки рявкнул, чтобы не бежали и степняки сбавили шаг. Дальше двинулись осторожней, выставив клинки перед собой и расходясь в линию. - Ну вот и гоже! - оживился Извек. - Лицом к лицу оно всегда веселей. Бой был недолгим. Бабкины яблоки еще действовали и Сотник успевал замечать каждое движение противников, удивляясь, что те движутся как контуженные мухи. Меч летал с дивной легкостью, вспарывая кольчуги, ломая клинки и разваливая тела. Скоро нападающие закончились и Извек некоторое время оглядывался, продолжая помахивать клинком. Вспомнив, что уложил весь десяток, вернул меч в ножны. Приблизился к стреноженным коням, разрезал путы - не пропадать же связанными. Чувствуя нешуточный голод, вынул из огня оброненный кусок мяса, выгрыз то, что не успело обуглиться и двинулся к Ворону. По дороге наткнулся на тело Каймета и только тут вспомнил про степняцкий малахай на своей макушке. Стащив его с головы, встряхнул взмокшими волосами, сплюнул и наподдал ногой мохнатую, окованную железом шапку. Пока возвращался, почувствовал, что в уши будто вставляют пробки. Звуки глохли, теряли звонкость. Только зрение еще сохраняло остроту. Впереди показался Ворон. Извек едва не рассмеялся, когда конь поднял над травой ушастую голову и замер: видать тоже притворился каменной бабой, только в виде лошади. - Все, травоед, сматываемся. Ворон дернулся и в мгновение ока оказался на ногах. Морду держал в сторону степняцкой стоянки, пытался что-то разглядеть, но ничего кроме темных силуэтов лошадей не видел. Извек запустил руку в суму, нащупал яблоко, повертел в руках, скормил коню. Всяко не повредит, может и к пользе придется, буде случатся ямки-норы разглядит или учует. Вскочив в седло, глянул на россыпь звезд, кое-как прикинул направление и хлопнул ладонью по крупу. В следующий момент почувствовал как седло едва не выпрыгнуло из-под задницы и в ушах засвистел ночной воздух. Копыта почти не касались земли. Сотник покосился, не отросли ли у Ворона крылья, однако, кроме летящей назад травы, по бокам ничего не мелькало. Извек растянул губы в довольной улыбке: яблоко делало свое дело. Край небосклона черпанул белого света и начал растворять ослабевшие за ночь звезды. Скоро озорь прохудился раскаленной дырой, и сквозь прореху показался слепящий лик солнца. Появившись целиком, Ярило на мгновение замер над виднокраем и, уже не спеша, двинулся путь к противоположной стороне земли. Ворон все несся, распустив хвост по ветру, пока впереди не показался лес. Чуть сбавив ход, начал заворачивать вдоль опушки и скоро выметнулся на малоезженную дорожку. Пронесшись по ней еще некоторое время, утихомирился, но хвост все еще держал торчком. Солнышко начало пригревать и Сотник, утомленный бессонной ночью, задремывал. Открыл глаза около полудня, когда Ворон остановился на пригорке, неподалеку от мелкой веси. Поразмыслив, решил все-таки заехать, дать роздых коню, да и найти чего-нибудь в дорогу.
Глава 11
Подъехав к ограде, помедлил, дабы местные могли увидеть гостя и, не спеша, двинулся по улице. Из за крайнего дома показался моложавый мужик, встал, почесывая грудь. Заметив, что незнакомец остановил коня, двинулся навстречу. С уважением оглядев дружинника, присвистнул, напустил на себя серьезности, но глаза продолжали блестеть смешинками. - Да никак к нам путник забрел, - неверяще протянул он, но не выдержал и заулыбался во все сорок два зуба. - То-то бабка Осина давеча гостей в воде видала. Ну здоров будь, мил человек. Как звать тебя. - Зовут Извеком, - улыбнулся в ответ дружинник. - А кличут Сотником, хотя, выше десятника пока не залез. - Ну и то гоже, - хохотнул тот. - Будем знакомы, меня Макухой звать. А вон Рощак идет, дядька мой. По улице действительно, вперевалочку, двигался кряжистый мужичище, заросший седеющей бородой. В отличии от смешливого Макухи, глубоко посаженные глаза смотрели строго, придирчиво. На поясе висел большой охотничий нож, с шеи свешивался шнур с когтями медведей, волчьими и кабаньими клыками. Сотник спрыгнул с седла, подождал пока тот подойдет, протянул руку. - Исполать почтенному Рощаку. Ладонь Извека стиснуло толстыми, как древко копья, пальцами. Великан задержал рукопожатье, испытующе посмотрел в глаза дружиннику, кивнул. - И тебе, ратник, блага. Какими заботами пожаловал? - Коня хотел напоить, - попросту ответил Сотник. - Да кое-чего съестного в дорогу купить. - Эт запросто, - вмешался Макуха. - Да, дядька? А то кабы добрый молодец не отощал, да ушастика своего не слопал. Рощак угрюмо глянул на шутника, отрицательно покачал головой. - Не выйдет! - Как не выйдет? - не понял весельчак. - Не гневи богов! - Не выйдет! - упрямо повторил Рощак, глядя на уши Ворона. - Коня напоить можно, а съестного продавать не будем! Так дадим. Он хлопнул гостя по плечу и, развернувшись, сухо бросил через плечо: - Веди к Светозару, сажайте за стол, я скоро буду. Сотник скосился на Макуху. Тот подмигнул, указал дружиннику на широкую избу. - Вот так и живем. Я по-своему шуткую, он по-своему. Только если сказал, что не продаст, значит не продаст, придется так брать. А нам вон туда. Нынче Светозар на охоту идет, после обряда снеди немеряно осталось. Там и отобедаем. Подходя к дому увидели хозяина. Светозар сидел на крыльце, с любовью наводил лезвие рогатины. Длинное, шириной в ладонь острие и без того горело на солнце, хоть сейчас брейся, но он все выглаживал режущие кромки. Сотника встретил открытой улыбкой. Отставил орудие в сторону, отступил, пропуская гостя в дом. - Давненько к нам никто не заезжал. - Ага, поддакнул Макуха, да и сами дальше леса редко выбираемся. Нам и тут гоже. Хотя, третьего дня вернулись с торжища. Слыхали, что в Киеве перемены. Сотник только неопределенно кивнул в ответ, озадаченно поглядел на Ворона. Макуха весело переглянулся с охотником, снова показал ровные зубы. - Ступай, ступай, конем есть кому заняться. Светозар, обернулся на двор, резко свистнул. Из конюшни, пристроенной между домами, выскочили двое юнцов. Уловив жест охотника припустили к Ворону. Уже в дверях до слуха Сотника донеслось краткое распоряжение: - Снимите узду, напоите и поставьте к полным яслям. В горнице, как и было обещано, ждал накрытый стол. У входа, на скобе для защепа лучин, пузатился собранный заплечный мешок. За ним желтел поживший ремень отягощенный большими ножнами. В углу, как водится, невысокая лавка с бадейкой, позеленевший медный рукомойник и расшитый петухами рядень. Пока мыли руки, Макуха все пошучивал, про торжище. Пересказывал слышанные от торговцев прибаутки, хвалился удачным наваром со шкур. Радовался выгодной закупке припасов для селян. Когда же сели за стол и наполнили кружки, наконец умолк, охотно принялся за еду. Вскоре появился Рощак. Постановив на стол три кувшина, присоединился к сидящим. К еде не притронулся, лишь плеснул себе сурьи и неспешно отпив, обратил взор на гостя. - Что слыхать в Киеве? Чем дышит великий град. Сотник дожевал, отложил куропаточью грудку, облокотился локтями на стол. - Ныне, не то главное! Особливо чем и кто дышит. Хуже другое: в дне пути отсюда, степняков видел. Видать где-то на границах опять стая гуртуется. Как бы к вам не пожаловали. Сотник замолчал, возвращаясь к грудке. Рощак двинул бородищей, с сомнением склонил голову на бок. - К нам, думаю, не станут. У нас глушь, все дороги в стороне: где и весей поболе, и пожива богаче. А тут и слепой узрит, что у брать нечего. Полей вокруг не видать. Запасы все в лесу, там и главные огороды устроили. Самый глупый степняк поймет, что зерна не растим, живем охотой. К таким заезжать - только лишние хлопоты. Сотник увидел, как остальные согласно закивали, пожал плечами. - Хорошо, если так. Однако, как я понял, этих привел Радман, сын Кури. А тому голова в деле не помеха, тот ради куражу кровь льет. Рощак вскинул брови. - Не тот ли Куря, что Святослава подлостью извел? - Тот, - мрачно подтвердил Извек и заметил, как ручища великана погладила белеющий в бороде шрам. - Это семя действительно бешенное. - зло проронил Рощак и надолго замолчал. Увидав, что разбудил в старом воине горькие воспоминания, Извек поспешил поблагодарить хозяев и спешно засобирался. Рощак поднялся, в глазах все горели отсветы сражений под началом Неистового. Одним махом осушив кружку, утер мокрые усы и, придержав гостя за локоть, указал рукой на край стола. - Решай сам, что с собой взять. Можешь меду стоялого, можешь новой сурицы. Ежели хочешь, есть кувшин заморского. Давеча с торжища две штуки привезли. Один почали, да никому по душе не пришлось. Наши такого не пьют. У нас жалуют позабористей, с горчинкой, со звоном, да чтоб в нос молотом шибало! Так что... избавишь от заморского, только рады будем, что хоть кому-то пригодилось. - Гоже! - рассмеялся Сотник. - Не киснуть же добру, а мне иной раз в охотку. - Вот и договорились, - весело заключил Макуха, заворачивая в бересту куски мяса, чуть прихваченные жертвенным огнем. Светозар тоже подпоясался в дорогу. Сдернул со стены мешок, закинул за плечи, подался за Извеком. На крыльце взял рогатину, еще раз проверил, достаточно ли остра и, успокоившись заточкой, обернулся к дружиннику. - Провожу тебя маленько. Мне тоже в ту сторону, а за околицей к лесу сверну. Прощались коротко. Хлопнули по рукам, глянули друг другу в очи. Рощак впервые за день двинул губы в улыбке. - Будешь в наших местах, заезжай. - Попробуем. - без особой уверенности ответил Извек. - И много сразу не пей! - напутствовал Макуха. - А то случись что в чистом поле... а отхожего места под рукой нет... Ворон покосился на шутника, всхрюкнул, собираясь заржать, но рука Сотника развернула и заставила идти рядом со Светозаром. Пока не миновали деревушку, Извек успел заметить стайку мелкой ребятни, двух-трех взрослых и старуху рядом с белоголовым мальчонкой. Охотник вполголоса пояснял: - То Дубыня, по шкурам голова. То Корнил-Мастак, одним плотницким топором мелкий гребень может, руки золотые. А это Осина-Травница с Ратиборкой. Смышленый малый, травы за полет стрелы чует. Нам бы такого в охотники, да бабке надо кому-то веды передавать. Скоро ограда осталась позади и Светозар погладил Ворона. - В добрый путь, гости дорогие, захаживайте, коли время будет. Он тряхнул рогатиной и свернул к опушке. - Доброй охоты! - донеслось сквозь удаляющийся топот копыт...
Глава 12
Позволь мне с тобой Остаться без ума... Дмитрий Ревякин
...Стежка ленивой змеей струилась вдоль неторопливой реки. Порой она почти приближалась к заросшему осокой берегу, но тут же вновь отворачивала в сторону и петляла в зарослях ивняка. В последнее время путники не часто баловали ее своим появлением и, местами, трава почти полностью поглотила неширокую желтую полоску. Впереди, на фоне вечернего неба, темнел пригорок с молодым сосняком. Подъехав ближе Сотник разглядел пару подходящих стволов. До реки было рукой подать и он решил обосноваться на ночь. Отвел коня к воде, вернувшись к пригорку, свалил пару сушин. Приволок к реке и, обрубив сучья с вершиной, уложил бревна в подобие лавки. Закончив, с дровами на ночь, оглянулся на Ворона. Тот уже давно напился и стоял у воды, задумчиво глядя на еле различимый в сумерках противоположный берег. На щелчки огнива и ухом не повел, толи прислушивался к чему-то, толи думал о своем, коняжьем. Пока пламя разгоралось, Извек развернул бересту с мясом. Глотая слюнки, насадил на прутья, заостренные комельки воткнул в землю, вокруг огня. Подкинув пару ветвей потолще, с удовольствием глянул, как яркие язычки жадно завертелись над сухой древесиной. Пока жар набирал силу, успел умыться, а когда над костром заскворчало, вытянул из сумы заветный кувшинчик. - Коль жизнь пошла вкривь и вкось, - вздохнул он. - Так хоть зеленым вином порадоваться. Мясо, разогревшись, пустило аппетитный дух. Под громкие завывания в брюхе, Сотник потянулся к крайнему прутику и почувствовал, как затылок обдало воздухом из ноздрей Ворона. Нехотя оглянувшись, Извек скорчил злобную гримасу и, понизив голос до страшного хрипа, грозно прорычал: - Ты куда лезешь! Кони мясо не едят! А если и едят, то это уже не кони. А если кони, то... Ворон отвернулся и, не обращая внимания на жуткость хозяйского голоса, уставился на реку. Сотник проследил за взглядом, но ничего не разглядел и снова нагнулся к прутику. Едва тонкий вертелок с лакомым куском вышел из мягкого дерна, в затылок вновь дохнуло теплым. Губы Сотника беззвучно зашептали цветастые откровения о прародителе всех коней, но Ворон вновь выпрямился и уставился в прибрежные кусты. От воды не доносилось ни звука, хотя было ясно, что черноухий дважды, да понапрасну беспокоить не будет. Сотник замер, прислушался. Пальцы привычно отыскали родную рукоять но, пока оставили меч в ножнах. Извек не шевелился. Рядом, тихий как ночь, замер конь. Превратившись в слух, оба косились друг на друга, пока впереди еле слышно не хрустнула ветка. Уши Ворона дрогнули, дикое око едва не выпрыгнуло из глазницы, таращась на хозяина. Извек кивнул, едва пошевелив головой, успокаивающе коснулся конской щеки и неслышно подался в темень кустов. Ноги привычно встречали землю с носка, чутко держа стопу, прежде чем поставить каблук. Кусты медленно проплывали мимо. Сквозь черное облако листвы, кое-где пробивались купающиеся в воде блестки звезд. Над темным окоемом показался огромный тусклый блин луны. Впереди шелестнуло и лунную дорожку заслонила неясная тень. Сотник напрягая зрение, двинулся в обход зарослей. Трава под ногами сменилась прибрежным песком, кустарник резко оборвался и, на открывшейся полоске берега, обозначился серебристый девичий силуэт. Одинокая фигурка стояла у кромки воды, спиной к дружиннику. То, что Извек принял за легкую накидку, оказалось распущенными до колен волосами. Сотник замер с раскрытым ртом. Девчонка же задумчиво глядела под ноги, не двигалась. Затем, будто решившись, подняла глаза к звездам, смахнула с лица прядку волос и медленно шагнула в воду. Извек перевел дух, закрыл рот: че ж диковинного девка купаться пошла. Однако, почему ночью и одна? Фигурка тем временем зашла по пояс, по плечи и... скрылась с головой. - Одурела!? - пробормотал Извек и бросился к реке. На бегу, сорвал перевязь с мечом. Под ноги не смотрел, боясь потерять из виду центр расходящихся под луной кругов. Вспенивая сапогами речную гладь, разбежался по мелководью и копьем врезался в воду. Преодолевая сопротивление отяжелевшей одежды, мощными гребками двинул тело вперед. Суматошно обшаривая руками черную толщу воды, чувствовал как неохотно она пропускает сквозь себя растопыренные пальцы. Только когда в горле начались спазмы, натолкнулся на маленькую ступню, ухватился за лодыжку покрепче и устремился на верх. Уже у поверхности почувствовал, как девчонка задергалась. Едва успел схватить ртом воздух, как удивительно сильный рывок снова утянул под воду. Озлившись подтянул ногу к себе, перехватил у колена, отыскивая на ощупь руку или тело. Тут же получил второй ногой в зубы и, от неожиданности, едва не захлебнулся. Наконец сграбастал утопленницу за плечи, прижав спиной к себе, вынырнул. Сердце грохотало о ребра, грудь судорожно гоняла ночной воздух, свободная рука неуклюже загребала черноту воды, мучительно медленно приближая недалекий берег. Утопленница молча, но резво извивалась. Тщетно старалась вырваться из железной хватки Извека, однако, в то время как Сотник помаленьку выравнивал дыхание, девчонка быстро теряла силы. Скоро, одинаково запыхавшись, оба повалились на берег. Чуть отдышавшись, Извек сел, провел ладонями по лицу. Отбросив назад мокрые волосы, обернулся к спасенной, освещенной холодным светом встающей луны. - Сдурела, девка!? - выдохнул он. - Молодая, красивая... вся жизнь впереди... и топиться? Да в такой красивой реке!? Тем более ночью... Из под мокрых волос послышались странные всхлипы. Сотник отвел глаза. - Поплачь, девка, поплачь. Оно, говорят, всегда легчает, когда поплачешь... Всхлипы усилились и стали еще странней. Заподозрив неладное, Извек развернулся к спасенной. После недолгого замешательства, откинул с ее лица мокрую пелену волос и остолбенел... Девчонка сотрясалась от неудержимого хохота. Она почти задыхалась, прижав ладошки к лицу. Извек убрал руку, отвернулся и устало кивнул. - Так ты не топилась? Девчонка затрясла головой, не в силах произнести ни слова. - Просто решила поплавать? Голова мотнулась утвердительно. Хохот понемногу отпускал ее. - Понятно! - зло прошипел Извек и поднялся с мокрого песка. Медленно побрел к брошенному мечу, подобрал, оглянулся. Хотел что-то еще сказать, но только махнул рукой. Ноги сами понесли к затухающему костру, от которого уже несло горелым мясом. Из-за кустов торчала морда Ворона. Конь глядел на мокрого хозяина с плохо скрываемым удивлением. Сотник, грозовой тучей, прошел мимо, на ходу расстегивая пряжки доспеха. У костра стащил с себя железо, подбросил на угли охапку ветвей и, пока огонь оживал, вбил вокруг костра несколько сучьев. Когда вылил воду из сапог, доспех и рубаха парили вовсю. Ворон притих, даже листочки с куста общипывал украдкой, чтобы не раздражать хозяина. Извек угрюмо догрызал оставшееся мясо. Стоял спиной к костру, досушивал отжатые наспех штаны. Скоро почувствовал, что еще немного и начнет подрумяниваться, как масленичный колобок. Развернулся, лицом к костру. Постоял, шебурша мокрую бороду, вспомнил про кувшин. Отпив из горлышка, решил, что пора одеваться: к утру и на теле досохнет.
Глава 11
Подъехав к ограде, помедлил, дабы местные могли увидеть гостя и, не спеша, двинулся по улице. Из за крайнего дома показался моложавый мужик, встал, почесывая грудь. Заметив, что незнакомец остановил коня, двинулся навстречу. С уважением оглядев дружинника, присвистнул, напустил на себя серьезности, но глаза продолжали блестеть смешинками. - Да никак к нам путник забрел, - неверяще протянул он, но не выдержал и заулыбался во все сорок два зуба. - То-то бабка Осина давеча гостей в воде видала. Ну здоров будь, мил человек. Как звать тебя. - Зовут Извеком, - улыбнулся в ответ дружинник. - А кличут Сотником, хотя, выше десятника пока не залез. - Ну и то гоже, - хохотнул тот. - Будем знакомы, меня Макухой звать. А вон Рощак идет, дядька мой. По улице действительно, вперевалочку, двигался кряжистый мужичище, заросший седеющей бородой. В отличии от смешливого Макухи, глубоко посаженные глаза смотрели строго, придирчиво. На поясе висел большой охотничий нож, с шеи свешивался шнур с когтями медведей, волчьими и кабаньими клыками. Сотник спрыгнул с седла, подождал пока тот подойдет, протянул руку. - Исполать почтенному Рощаку. Ладонь Извека стиснуло толстыми, как древко копья, пальцами. Великан задержал рукопожатье, испытующе посмотрел в глаза дружиннику, кивнул. - И тебе, ратник, блага. Какими заботами пожаловал? - Коня хотел напоить, - попросту ответил Сотник. - Да кое-чего съестного в дорогу купить. - Эт запросто, - вмешался Макуха. - Да, дядька? А то кабы добрый молодец не отощал, да ушастика своего не слопал. Рощак угрюмо глянул на шутника, отрицательно покачал головой. - Не выйдет! - Как не выйдет? - не понял весельчак. - Не гневи богов! - Не выйдет! - упрямо повторил Рощак, глядя на уши Ворона. - Коня напоить можно, а съестного продавать не будем! Так дадим. Он хлопнул гостя по плечу и, развернувшись, сухо бросил через плечо: - Веди к Светозару, сажайте за стол, я скоро буду. Сотник скосился на Макуху. Тот подмигнул, указал дружиннику на широкую избу. - Вот так и живем. Я по-своему шуткую, он по-своему. Только если сказал, что не продаст, значит не продаст, придется так брать. А нам вон туда. Нынче Светозар на охоту идет, после обряда снеди немеряно осталось. Там и отобедаем. Подходя к дому увидели хозяина. Светозар сидел на крыльце, с любовью наводил лезвие рогатины. Длинное, шириной в ладонь острие и без того горело на солнце, хоть сейчас брейся, но он все выглаживал режущие кромки. Сотника встретил открытой улыбкой. Отставил орудие в сторону, отступил, пропуская гостя в дом. - Давненько к нам никто не заезжал. - Ага, поддакнул Макуха, да и сами дальше леса редко выбираемся. Нам и тут гоже. Хотя, третьего дня вернулись с торжища. Слыхали, что в Киеве перемены. Сотник только неопределенно кивнул в ответ, озадаченно поглядел на Ворона. Макуха весело переглянулся с охотником, снова показал ровные зубы. - Ступай, ступай, конем есть кому заняться. Светозар, обернулся на двор, резко свистнул. Из конюшни, пристроенной между домами, выскочили двое юнцов. Уловив жест охотника припустили к Ворону. Уже в дверях до слуха Сотника донеслось краткое распоряжение: - Снимите узду, напоите и поставьте к полным яслям. В горнице, как и было обещано, ждал накрытый стол. У входа, на скобе для защепа лучин, пузатился собранный заплечный мешок. За ним желтел поживший ремень отягощенный большими ножнами. В углу, как водится, невысокая лавка с бадейкой, позеленевший медный рукомойник и расшитый петухами рядень. Пока мыли руки, Макуха все пошучивал, про торжище. Пересказывал слышанные от торговцев прибаутки, хвалился удачным наваром со шкур. Радовался выгодной закупке припасов для селян. Когда же сели за стол и наполнили кружки, наконец умолк, охотно принялся за еду. Вскоре появился Рощак. Постановив на стол три кувшина, присоединился к сидящим. К еде не притронулся, лишь плеснул себе сурьи и неспешно отпив, обратил взор на гостя. - Что слыхать в Киеве? Чем дышит великий град. Сотник дожевал, отложил куропаточью грудку, облокотился локтями на стол. - Ныне, не то главное! Особливо чем и кто дышит. Хуже другое: в дне пути отсюда, степняков видел. Видать где-то на границах опять стая гуртуется. Как бы к вам не пожаловали. Сотник замолчал, возвращаясь к грудке. Рощак двинул бородищей, с сомнением склонил голову на бок. - К нам, думаю, не станут. У нас глушь, все дороги в стороне: где и весей поболе, и пожива богаче. А тут и слепой узрит, что у брать нечего. Полей вокруг не видать. Запасы все в лесу, там и главные огороды устроили. Самый глупый степняк поймет, что зерна не растим, живем охотой. К таким заезжать - только лишние хлопоты. Сотник увидел, как остальные согласно закивали, пожал плечами. - Хорошо, если так. Однако, как я понял, этих привел Радман, сын Кури. А тому голова в деле не помеха, тот ради куражу кровь льет. Рощак вскинул брови. - Не тот ли Куря, что Святослава подлостью извел? - Тот, - мрачно подтвердил Извек и заметил, как ручища великана погладила белеющий в бороде шрам. - Это семя действительно бешенное. - зло проронил Рощак и надолго замолчал. Увидав, что разбудил в старом воине горькие воспоминания, Извек поспешил поблагодарить хозяев и спешно засобирался. Рощак поднялся, в глазах все горели отсветы сражений под началом Неистового. Одним махом осушив кружку, утер мокрые усы и, придержав гостя за локоть, указал рукой на край стола. - Решай сам, что с собой взять. Можешь меду стоялого, можешь новой сурицы. Ежели хочешь, есть кувшин заморского. Давеча с торжища две штуки привезли. Один почали, да никому по душе не пришлось. Наши такого не пьют. У нас жалуют позабористей, с горчинкой, со звоном, да чтоб в нос молотом шибало! Так что... избавишь от заморского, только рады будем, что хоть кому-то пригодилось. - Гоже! - рассмеялся Сотник. - Не киснуть же добру, а мне иной раз в охотку. - Вот и договорились, - весело заключил Макуха, заворачивая в бересту куски мяса, чуть прихваченные жертвенным огнем. Светозар тоже подпоясался в дорогу. Сдернул со стены мешок, закинул за плечи, подался за Извеком. На крыльце взял рогатину, еще раз проверил, достаточно ли остра и, успокоившись заточкой, обернулся к дружиннику. - Провожу тебя маленько. Мне тоже в ту сторону, а за околицей к лесу сверну. Прощались коротко. Хлопнули по рукам, глянули друг другу в очи. Рощак впервые за день двинул губы в улыбке. - Будешь в наших местах, заезжай. - Попробуем. - без особой уверенности ответил Извек. - И много сразу не пей! - напутствовал Макуха. - А то случись что в чистом поле... а отхожего места под рукой нет... Ворон покосился на шутника, всхрюкнул, собираясь заржать, но рука Сотника развернула и заставила идти рядом со Светозаром. Пока не миновали деревушку, Извек успел заметить стайку мелкой ребятни, двух-трех взрослых и старуху рядом с белоголовым мальчонкой. Охотник вполголоса пояснял: - То Дубыня, по шкурам голова. То Корнил-Мастак, одним плотницким топором мелкий гребень может, руки золотые. А это Осина-Травница с Ратиборкой. Смышленый малый, травы за полет стрелы чует. Нам бы такого в охотники, да бабке надо кому-то веды передавать. Скоро ограда осталась позади и Светозар погладил Ворона. - В добрый путь, гости дорогие, захаживайте, коли время будет. Он тряхнул рогатиной и свернул к опушке. - Доброй охоты! - донеслось сквозь удаляющийся топот копыт...
Глава 12
Позволь мне с тобой Остаться без ума... Дмитрий Ревякин
...Стежка ленивой змеей струилась вдоль неторопливой реки. Порой она почти приближалась к заросшему осокой берегу, но тут же вновь отворачивала в сторону и петляла в зарослях ивняка. В последнее время путники не часто баловали ее своим появлением и, местами, трава почти полностью поглотила неширокую желтую полоску. Впереди, на фоне вечернего неба, темнел пригорок с молодым сосняком. Подъехав ближе Сотник разглядел пару подходящих стволов. До реки было рукой подать и он решил обосноваться на ночь. Отвел коня к воде, вернувшись к пригорку, свалил пару сушин. Приволок к реке и, обрубив сучья с вершиной, уложил бревна в подобие лавки. Закончив, с дровами на ночь, оглянулся на Ворона. Тот уже давно напился и стоял у воды, задумчиво глядя на еле различимый в сумерках противоположный берег. На щелчки огнива и ухом не повел, толи прислушивался к чему-то, толи думал о своем, коняжьем. Пока пламя разгоралось, Извек развернул бересту с мясом. Глотая слюнки, насадил на прутья, заостренные комельки воткнул в землю, вокруг огня. Подкинув пару ветвей потолще, с удовольствием глянул, как яркие язычки жадно завертелись над сухой древесиной. Пока жар набирал силу, успел умыться, а когда над костром заскворчало, вытянул из сумы заветный кувшинчик. - Коль жизнь пошла вкривь и вкось, - вздохнул он. - Так хоть зеленым вином порадоваться. Мясо, разогревшись, пустило аппетитный дух. Под громкие завывания в брюхе, Сотник потянулся к крайнему прутику и почувствовал, как затылок обдало воздухом из ноздрей Ворона. Нехотя оглянувшись, Извек скорчил злобную гримасу и, понизив голос до страшного хрипа, грозно прорычал: - Ты куда лезешь! Кони мясо не едят! А если и едят, то это уже не кони. А если кони, то... Ворон отвернулся и, не обращая внимания на жуткость хозяйского голоса, уставился на реку. Сотник проследил за взглядом, но ничего не разглядел и снова нагнулся к прутику. Едва тонкий вертелок с лакомым куском вышел из мягкого дерна, в затылок вновь дохнуло теплым. Губы Сотника беззвучно зашептали цветастые откровения о прародителе всех коней, но Ворон вновь выпрямился и уставился в прибрежные кусты. От воды не доносилось ни звука, хотя было ясно, что черноухий дважды, да понапрасну беспокоить не будет. Сотник замер, прислушался. Пальцы привычно отыскали родную рукоять но, пока оставили меч в ножнах. Извек не шевелился. Рядом, тихий как ночь, замер конь. Превратившись в слух, оба косились друг на друга, пока впереди еле слышно не хрустнула ветка. Уши Ворона дрогнули, дикое око едва не выпрыгнуло из глазницы, таращась на хозяина. Извек кивнул, едва пошевелив головой, успокаивающе коснулся конской щеки и неслышно подался в темень кустов. Ноги привычно встречали землю с носка, чутко держа стопу, прежде чем поставить каблук. Кусты медленно проплывали мимо. Сквозь черное облако листвы, кое-где пробивались купающиеся в воде блестки звезд. Над темным окоемом показался огромный тусклый блин луны. Впереди шелестнуло и лунную дорожку заслонила неясная тень. Сотник напрягая зрение, двинулся в обход зарослей. Трава под ногами сменилась прибрежным песком, кустарник резко оборвался и, на открывшейся полоске берега, обозначился серебристый девичий силуэт. Одинокая фигурка стояла у кромки воды, спиной к дружиннику. То, что Извек принял за легкую накидку, оказалось распущенными до колен волосами. Сотник замер с раскрытым ртом. Девчонка же задумчиво глядела под ноги, не двигалась. Затем, будто решившись, подняла глаза к звездам, смахнула с лица прядку волос и медленно шагнула в воду. Извек перевел дух, закрыл рот: че ж диковинного девка купаться пошла. Однако, почему ночью и одна? Фигурка тем временем зашла по пояс, по плечи и... скрылась с головой. - Одурела!? - пробормотал Извек и бросился к реке. На бегу, сорвал перевязь с мечом. Под ноги не смотрел, боясь потерять из виду центр расходящихся под луной кругов. Вспенивая сапогами речную гладь, разбежался по мелководью и копьем врезался в воду. Преодолевая сопротивление отяжелевшей одежды, мощными гребками двинул тело вперед. Суматошно обшаривая руками черную толщу воды, чувствовал как неохотно она пропускает сквозь себя растопыренные пальцы. Только когда в горле начались спазмы, натолкнулся на маленькую ступню, ухватился за лодыжку покрепче и устремился на верх. Уже у поверхности почувствовал, как девчонка задергалась. Едва успел схватить ртом воздух, как удивительно сильный рывок снова утянул под воду. Озлившись подтянул ногу к себе, перехватил у колена, отыскивая на ощупь руку или тело. Тут же получил второй ногой в зубы и, от неожиданности, едва не захлебнулся. Наконец сграбастал утопленницу за плечи, прижав спиной к себе, вынырнул. Сердце грохотало о ребра, грудь судорожно гоняла ночной воздух, свободная рука неуклюже загребала черноту воды, мучительно медленно приближая недалекий берег. Утопленница молча, но резво извивалась. Тщетно старалась вырваться из железной хватки Извека, однако, в то время как Сотник помаленьку выравнивал дыхание, девчонка быстро теряла силы. Скоро, одинаково запыхавшись, оба повалились на берег. Чуть отдышавшись, Извек сел, провел ладонями по лицу. Отбросив назад мокрые волосы, обернулся к спасенной, освещенной холодным светом встающей луны. - Сдурела, девка!? - выдохнул он. - Молодая, красивая... вся жизнь впереди... и топиться? Да в такой красивой реке!? Тем более ночью... Из под мокрых волос послышались странные всхлипы. Сотник отвел глаза. - Поплачь, девка, поплачь. Оно, говорят, всегда легчает, когда поплачешь... Всхлипы усилились и стали еще странней. Заподозрив неладное, Извек развернулся к спасенной. После недолгого замешательства, откинул с ее лица мокрую пелену волос и остолбенел... Девчонка сотрясалась от неудержимого хохота. Она почти задыхалась, прижав ладошки к лицу. Извек убрал руку, отвернулся и устало кивнул. - Так ты не топилась? Девчонка затрясла головой, не в силах произнести ни слова. - Просто решила поплавать? Голова мотнулась утвердительно. Хохот понемногу отпускал ее. - Понятно! - зло прошипел Извек и поднялся с мокрого песка. Медленно побрел к брошенному мечу, подобрал, оглянулся. Хотел что-то еще сказать, но только махнул рукой. Ноги сами понесли к затухающему костру, от которого уже несло горелым мясом. Из-за кустов торчала морда Ворона. Конь глядел на мокрого хозяина с плохо скрываемым удивлением. Сотник, грозовой тучей, прошел мимо, на ходу расстегивая пряжки доспеха. У костра стащил с себя железо, подбросил на угли охапку ветвей и, пока огонь оживал, вбил вокруг костра несколько сучьев. Когда вылил воду из сапог, доспех и рубаха парили вовсю. Ворон притих, даже листочки с куста общипывал украдкой, чтобы не раздражать хозяина. Извек угрюмо догрызал оставшееся мясо. Стоял спиной к костру, досушивал отжатые наспех штаны. Скоро почувствовал, что еще немного и начнет подрумяниваться, как масленичный колобок. Развернулся, лицом к костру. Постоял, шебурша мокрую бороду, вспомнил про кувшин. Отпив из горлышка, решил, что пора одеваться: к утру и на теле досохнет.