Страница:
Уиллард-Смит снял автомат с предохранителя, встал рядом с Брентом и тоже прицелился. Командир с "Томпсоном" наизготовку подошел к левому борту. Яхта уже достигла струи, но даже не подумала свернуть с курса.
- Огонь!
Рев "Браунинга", подхваченный грохотом двух автоматов, оглушил всех. Стальной экран дребезжал. Клубы едкого коричневого дыма смешивались с тяжелыми испарениями над заливом. Сотни пуль, сморщив воду, ударили по яхте. Двое в кабине исчезли. Спрятались за бронированным щитом, догадался Брент. У них даже может быть оптика для наблюдения из укрытия. Он не отпускал гашетку, поливая очередями нос яхты и метя по ватерлинии. Но пластмассовую яхту не так-то просто расколоть. Сорок ярдов, тридцать ярдов - яхта летела прямо сквозь огневой шторм. Но вдруг накренилась, сбросила скорость, зарылась носом в воду. И тут же последовал взрыв.
Ярко-оранжевая вспышка снесла нос, потом грудой обломков взлетел мостик. Пластиковые бомбы, видно, были заложены на носу. Заряд небольшой не то что пятисоткилограммовые, какими их бомбили "Штуки", - но вполне достаточный, чтобы сделать пробоину в поврежденном корпусе и потопить "Блэкфина".
Брент с тревогой озирался. Несколько обломков ударили в надстройку, но ни пожарников, ни впередсмотрящих у перископа не задело. Все молча смотрели на разбитую лодку; вода возле нее все еще кипела, и широким кругом сеялся дождь обломков.
Странная вещь эта взрывчатка. Носовой части как не бывало, а кормовая, совершенно целая от рубки до юта, отпрыгнула и стала медленно погружаться в воду. Среди обломков показались голова и рука, делавшая слабые гребки. Второй яхтсмен исчез.
- Курс, командир? - спросил Сторджис.
Уильямс будто не слышал. Нацелив автомат, он дал длинную очередь. Пули ударили по воде с великолепной точностью и выполнили задуманное. Голова дернулась в шумном всплеске и раскололась на белые крошки костей и серые брызги, взметнувшиеся высоким фонтаном. Наконец боек ударил в пустоту. Негр медленно опустил оружие, дыша натужно, как после марафонского забега. Черные глаза горели хищным блеском.
Сторджис указал Бренту на репитер, отщелкивающий градусы, точно секунды. Лодка, набирая скорость, выписывала на воде круги.
- Командир! - воскликнул Брент. - Мы кружим!
- Что? - Глаза Уильямса остекленели; казалось, до него не дошел смысл фразы. - Они хотели подорвать мою лодку! - произнес он таким тоном, словно оправдывался перед судом.
Воцарилась напряженная тишина.
- Да, сэр, - тихо подтвердил Брент и обвел пальцем вокруг головы. - Мы кружим.
Уильямс глядел на мертвеца, которому снес череп. Остались только нижние зубы, язык и одно ухо. Горло взрезано, из кадыка хлещет кровь, расползаясь по воде. Лицо командира обезобразила кривая ухмылка.
- Кружим... Да, мы все время кружим, не так ли? Все кружим и кружим... - Уильямс разразился безумным смехом.
Он явно утратил чувство реальности. Согласно инструкции, Брент должен был принять командование на себя. Но он предпринял последнюю попытку:
- Командир, курс и скорость! - Он кивнул на стайку яхт, что плыла навстречу потерявшей управление лодке. - Мы же их сомнем!
Уильямс потряс головой, будто очнувшись от глубокого сна.
- Командуйте, старпом.
- Есть, сэр! - Брент повернулся к Сторджису. - Вперед помалу! Лево на борт! Курс... - он глянул на репитер, - два-семь-семь.
Рулевой спешно исполнил команду. Глаза Брента вернулись к Уильямсу, бессильно облокотившемуся на ограждение.
- Вам надо отдохнуть, сэр. Я позову санитара Ясуду...
- Отставить! - выпалил Уильямс. - Я... Со мной все о'кей. Выполняйте приказ - ведите судно. - Он повернулся к Боумену и властно добавил, должно быть желая показать всем, что он полностью владеет собой: - Приготовь новый ящик боеприпасов и стой у пулемета. - Потом сказал Уилларду-Смиту: Оставаться на боевом посту. - Потом в люк: - Еще четыре барабана для "Томпсонов". - Перегнулся через козырек и крикнул Фудзиваре, стоящему на баке: - Рукав не убирать. Приказ в силе.
- Слушаюсь, сэр! - откликнулся старшина.
- Есть курс два-семь-семь, сэр! - доложил Сторджис. - Скорость четыре узла.
- Относительно дна?
- Три и пять, сэр.
- Хорошо. Осадка небольшая. Так держать! - Брент наклонился к микрофону. - Выставить специальный наряд!
Двенадцать человек стремительно поднялись по трапу и присоединились к пожарно-спасательной команде на палубе. Из ящиков вытащили четыре швартова.
Лодка миновала край первого пирса и вошла в проход между рядами причалов. Когда-то выстроенную силами императорского флота пристань впоследствии расширили и усовершенствовали американские оккупационные войска, и Йокосука превратилась в поистине внушительное сооружение. Но склады и мастерские до сих пор помещались в "Куонсетских хижинах" из гофрированного железа. Похожие на страдающих артритом птиц краны нависли над "Флетчерами", транспортами, лихтерами, плавучей базой. Эсминец Файта уже швартовался у пятого причала.
Брент издалека заметил жирную белую четверку на пирсе. Возле складского строения была припаркована санитарная машина, у которой стояли четверо в белых халатах. Два огромных насоса, видно, только что выгрузили: над ними еще возвышался кран. Докеры прикрепляли к ним тросы и шланги. На краю пирса стояли черный казенный "Мерседес" и закрытый фургон. Шестеро охранников с винтовками во все глаза смотрели на лодку.
Да и не только они. Сотни пар любопытных глаз были прикованы к израненному судну. Рабочие на лесах и в доках, матросы, прилипшие к палубному ограждению своих кораблей - все в изумлении глядели на низко сидящую в воде подлодку с зачерненным баком и покореженными орудиями. Когда "Блэкфин" проходил мимо плавучей базы и двух "Флетчеров", одетые в синюю форму матросы торжественно выстроились на шлюпочных палубах. Грянул тысячеголосый рев "Банзай!" Брент повернул голову. Вся команда "Йонаги" стояла рядами вдоль полетной палубы; не уместившиеся заполонили надстройку. "Банзай! Банзай!" - гремело снова и снова; у Брента вдруг сдавило горло, и глаза подернулись влагой.
По правилам, следовало бы объявить общий сбор. Но из-за больших потерь и специального наряда Уильямс не смог собрать на палубе достаточное количество людей, чтобы как положено ответить на приветствие. Вместо этого он повернулся и четко отсалютовал каждому судну, а потом хрипло крикнул:
- Боумен! Стать на гафель!
Старшина-артиллерист буквально скатился с трапа и занял позицию на юте, ослабив тросы флага. И тогда один за другим плавучая база и три эсминца последовали его примеру.
- До середины! - бросил через плечо Уильямс.
Работая фалами, Боумен четырежды отсалютовал боевым флагом. Приветствия не стихали, перекатываясь с палубы на палубу; особенно зычное эхо доносилось от громады авианосца.
Голос лейтенанта Реджинальда Уильямса вывел Брента из эйфории:
- Беру управление на себя, старпом!
Брент изучающе вгляделся в лицо командира. По обеим сторонам рта легли глубокие складки; вид страшно измученный, но в глазах стальная решимость и спокойствие. Брент понял: ему просто необходимо доказать команде и тысячам зрителей, что он способен вести свое судно.
- Есть, сэр. Идем вперед помалу на двух главных дизелях. Становиться будем по правому борту. Предлагаю убрать носовые рули.
- Пост погружения! - произнес в микрофон Уильямс. - Мистер Бэттл, убрать носовые рули!
Стальные крылья медленно повернулись на девяносто градусов и ушли в пазы. Командир огляделся. В узкой акватории базы не видно ни одной яхты.
- Боевую готовность отставить! Группа охранения свободна! предварительно взглянув на репитер, повернулся к Сторджису. - Право на угол два-восемь-ноль. - После чего отдал команду группе у швартовых: Швартоваться по правому борту!
- Есть швартоваться по правому борту! - откликнулся старший матрос Хитоси Мотосима.
- Самый малый!
Чуть погодя, когда нос лодки вошел в док, командир снова крикнул:
- Стоп машина!
Лодка по инерции двигалась вперед. Мотосима раскрутил над головой легость и бросил матросу на причале; тот ловко вытянул на сушу швартов и обмотал его вокруг кнехта.
- Шпринг номер два встал, сэр! - доложил Мотосима.
- Хорошо. Левый дизель, малый назад!
Наконец лодка стала на причал; кормовой швартов был выброшен последним, чтобы не поддеть слабину винтами.
- Стоп машина!
Вибрация прекратилась; все швартовы закреплены.
- Включить вспомогательный двигатель номер один!
- Вспомогательный номер один включен, - отозвался Брукс Данлэп.
- Хорошо. Стоп машина!
Пульсирующий грохот и оглушительные выхлопы двух огромных "Фэрбенкс-Морзе" резко стихли. Тишина вначале показалась странной, гнетущей, но вскоре прохладный ветер успокоил натянутые нервы. Наконец-то "Блэкфин" отдохнет.
Переводя дух, Брент облокотился на экран и устремил жадный взгляд к авианосцу, стоящему по ту сторону канала. Полное ощущение, что видишь свой дом после долгого отсутствия. В сердце шевельнулась гордость, вытесняя моральное и физическое утомление. Даже обида на Уильямса куда-то ушла. За шесть лет службы на "Йонаге", он так и не сумел по-настоящему оценить размеры авианосца. С борта всего не увидишь, да и не с чем сравнивать, кроме как с морем, небом и далеким эскортом. А здесь, в доке, он подавлял собой все, как Гулливер среди лилипутов.
От боевых предков "Йонаге" в наследство досталась низкая полетная палуба, простирающаяся по прямой на одну пятую мили. Надстройка огромной серой Фудзиямой тянулась ввысь, поделенная на мостик управления полетами, флагманский и штурманский мостики. Леса по бортам вознеслись на головокружительную высоту; ремонтники и матросы кажутся мелкими букашками.
Наверху видны дальномеры, зенитные орудия, радиолокационные антенны, флажные фалы. Огромная труба в типично японском стиле чуть выступает над бортом. На ней укреплены четыре платформы для прожекторов и висят рядами спасательные плоты. С тыльной стороны трубы находится задняя мачта с гафелем. Полетную палубу окаймляют галерейные с трехствольными 25-миллиметровыми пулеметами и универсальными пятидюймовыми орудиями; стволы напоминают молодой лес. Все окружающее - корабли, склады, водонапорные башни, служебные постройки - выглядит убого на фоне этого гиганта. Трудно поверить, что он подчиняется воле одного человека.
За шесть лет Брент досконально изучил "Йонагу". Адмирал Фудзита потратил немало часов, разъясняя ему уникальную конструкцию судна. А вместе с Йоси Мацухарой он облазил авианосец от центрального автомата стрельбы до киля, от носа до циклопической кормы, не пропустив ни одного из тысячи ста семидесяти шести отсеков. Теперь он знает "Йонагу" лучше, чем "Блэкфина", и лучше, чем что-либо в своей жизни. История корабля, тайна его создания навечно отпечатались в памяти во время многочисленных бесед с Фудзитой, Мацухарой, десятками других офицеров.
"Йонага" - четвертое и самое мощное судно типа "Ямато". Первыми в этом классе стали линкоры "Ямато" и "Мусаси". Водоизмещение 64.000 тонн, девять орудий калибра 18,1 дюйма; оба судна уничтожены с воздуха. Третий корабль - "Синана" был перестроен в авианосец водоизмещением 71.890 тонн. Его потопила подводная лодка "Арчер-Фиш". Все "Ямато" имели длину 853 фута и были оснащены двенадцатью котлами, дающими тягу четырем мощным турбинам, что позволяло развивать скорость до двадцати семи узлов... Все, кроме "Йонаги".
Адмирал Хироси Фудзита лично задумал и разработал проект реконструкции судна. В качестве консультанта он привлек к делу старого друга, выдающегося японского судостроителя вице-адмирала Кейдзи Фукуду. Они удлинили корпус "Йонаги" на 197 футов, установили четыре дополнительных котла, доведя мощность турбин до 200.000 лошадиных сил, а максимальную скорость до тридцати двух узлов. Главная палуба, защищенная бронированными пластинами от четырех до восьми дюймов толщиной, стала ангарной. Когда поверх ангарной палубы выстроили полетную, Фудзита приказал усилить ее броней в 3,75 дюйма, а под нее положить еще один слой 0,75-дюймовой стали. Коробчатые бимсы между двух слоев нафаршировали бетоном и резиной. По расчетам адмиралов, такая броня способна выдержать удары 1000-фунтовых бомб. Прямоугольная полетная палуба занимает площадь почти в 1500 квадратных ярдов (более трех акров) и ограничена спереди и сзади двумя подъемниками.
Длинная переборка, протянувшаяся с носа на корму и от третьей палубы до киля, значительно повысила водонепроницаемость судна. Вдобавок был установлен стальной короб (Фудзита называет его "цитаделью"), чтобы защитить сердце "Йонаги". Составленный из восьмидюймовых стальных пластин, он закрывает отсеки с семидесятого до сто восемьдесят пятого. Здесь сосредоточено все основное оборудование: котлы, двигатели, рулевое устройство, электроника, связь, погреба боеприпасов. Дополнительные топливные баки позволяют увеличить дальность плавания до десяти тысяч миль. Резервуары авиационного горючего защищены броней и цистернами с морской водой. Вес броневого слоя превышает 19.000 тонн - больше тоннажа тяжелого крейсера. При полной загрузке водоизмещение "Йонаги" равно 84.000 тонн, на две тысячи больше, чем у самого крупного американского авианосца "Нимиц", построенного на тридцать шесть лет позже "Йонаги".
Размышления Брента прервал громкий приказ Уильямса старшему матросу Мотосиме:
- Обеспечить питание от береговой сети, телефонную связь и подачу воды. - Затем команда в микрофон: - Санитар Тисато Ясуда, подготовить раненых к высадке на берег. Лейтенант Данлэп, срочно доклад на мостик! Подключить береговые насосы к цистерне главного балласта номер один. - Последнее распоряжение было обращено к Бренту: - Надевайте парадный мундир, старпом. Босс ждет.
5
Поднимаясь по забортному трапу на маленькую площадку третьей палубы, служившей шканцами, Брент испытывал блаженство, какое только может испытать человек, вернувшийся в родную гавань из долгого и опасного похода. Скоро он встретит старых друзей и прежде всего Йоси Мацухару. Сразу по завершении специального наряда Брент и Уиллард-Смит с волнением подошли к Дорану и велели по световой сигнализации запросить о подполковнике мостик "Йонаги". А Мацухара и лейтенант авиации Элвин Йорк ответили: "Добро пожаловать домой!"
Теперь в сопровождении двух охранников делегация "Блэкфина" пересекала мостик авианосца. Матросы, отскребающие с лесов краску и ржавчину с корпуса, хором заголосили: "Банзай!" Другие с опасностью для жизни перегибались над полетной палубой и тоже вопили что есть мочи.
Уильямс, еле-еле нахлобучивший фуражку на забинтованную голову, шагал впереди, то и дело козыряя. Брент следовал в затылок капитану, за ним шел англичанин, и сзади несли двоих раненых на носилках. Замыкали шествие пленные под конвоем. Гауптман Шахтер бормотал проклятия и поливал охранников немецкой руганью. "Verfluchte Scheibe" [дерьмо собачье (нем.)] было у него наиболее употребительным выражением; в ответ на это один конвоир поддавал стволом "Арисаки" под широкий зад немца. Шахтер с каждой минутой все больше свирепел.
- Банзай! Банзай! - передразнивал он, тыча пальцем в ликующих японцев.
Наконец особо чувствительный удар винтовочного ствола в мягкое место заставил его ненадолго умолкнуть. Фельдфебель Хай Абу эль Сахди пугливо озирался и помалкивал.
Ступив на шканцы, офицеры первым делом отсалютовали корме, где развевался боевой флаг, затем помощнику дежурного по кораблю, молодому, быстроглазому младшему лейтенанту Асайти Кубо, которого Брент видел мельком перед самым назначением на "Блэкфин".
- Добро пожаловать на борт! - говорил молодой офицер, поочередно отдавая честь каждому из вновь прибывших.
Уильямса он наградил долгим внимательным, взглядом. Брент улыбнулся: неудивительно, ведь многие японцы никогда не видели негра живьем.
Наконец Кубо повернулся к матросу, стоявшему навытяжку перед столиком с вахтенным журналом. Над ним к переборке были прикреплены телефоны.
- Рядовой, доложите адмиралу, что группа с "Блэкфина" прибыла на борт согласно его приказу и направляется в командный пункт.
Рядовой быстро заговорил в трубку.
Уильямс указал на раненых и властно распорядился:
- В лазарет!
Кубо кивнул санитарам, и те поспешно унесли носилки. Покосившись на пленных, младший лейтенант сообщил Уильямсу:
- Их тоже приказано доставить к адмиралу. С вашего разрешения, лейтенант.
- Валяйте, - согласился Уильямс.
Проходя мимо него, Шахтер со злобой выплюнул:
- Черное дерьмо!
- Шевелись, засранец! - ответствовал Уильямс и за неимением винтовки наградил немца под зад ботинком.
Гауптман взвыл от боли и снова разразился проклятиями.
- Отличный удар, мистер Уильямс, - прокомментировал Брент. - Прямое попадание в нижний угол.
Все рассмеялись. Хай Абу эль Сахди вжал голову в плечи и быстро прошмыгнул мимо негра.
На палубе послышался топот. Подбежали Йоси Мацухара и Элвин Йорк. Командир летного отряда порывисто обнял Брента, потом изо всей силы хлопнул его по спине.
- Банзай! Благодарение богам, все вы живы. Я уж думал, ты вступил во врата Ясукуни, Брент-сан...
У Брента опять сдавило горло; он не сводил глаз с лица друга. Надо же, время словно бы не властно над этим человеком. Черные волосы по-прежнему блестят как вороново крыло, в глазах неугасимый огонь, и лишь мелкие морщинки расходятся от уголков слабым намеком на прожитые шесть десятков. И фигуре его позавидует любой юнец; Йоси широк в плечах и узок в поясе, а сильные руки и грудная клетка говорят о привычке к гантелям и долгим пробежкам на полетной палубе.
- А я поставил фунт супротив пенни, что вы прорветесь, кэп, - сказал Элвин Йорк, пожимая руку Уилларда-Смита. - Ух же и молодчики!
- Твое пари меня и спасло, старина! Я, признаться, с тобой попрощался, - ответил Уиллард-Смит. - Сами как будто не молодчики!
Брент начал представлять обоих пилотов Реджинальду Уильямсу.
- Извините, господа! - перебил младший лейтенант Кубо. - Штаб в полном составе ждет вас, а, как известно, адмирал наш долготерпением не отличается. Он вытянул вперед руку. - Прошу в подъемник.
...Командный пункт помещался в кормовой части, рядом с каютой адмирала Фудзиты. Почти всю узкую комнату занимал массивный дубовый стол с дюжиной приставленных к нему стульев. У двери за установкой связи сидел дежурный телефонист. На потолке в хитросплетении труб и проводов виднелись два вентилятора, репродуктор и десяток лампочек в металлической оплетке. Конный портрет императора Хирохито в молодости, провисевший здесь более четырех десятилетий, теперь был заменен изображением императора Акихито. Слева от портрета на переборке висел все тот же алтарь из адамова дерева с образами, амулетами, священными буддистскими и синтоистскими реликвиями из храмов Минатогава, Коти и Ясукуни; он напоминал небольшой бревенчатый дом, где одна стена снята, чтобы видны были ряды сверкающих предметов. Остальные переборки по-прежнему увешаны картами. Это помещение предназначено для дискуссий, споров, молитв и - по-возможности - мудрых решений.
За столом сидело семь человек. Их синяя форма резко выделялась на фоне желтовато-коричневого обмундирования подводников. При входе группы все встали, но чести никто не отдал, ибо, по традиции японского императорского флота, на нижних палубах честь не отдают, а команда "Йонаги" свято соблюдала традиции давно не существующего императорского флота. Однако, стоя навытяжку, все поклонились и хором выкрикнули: "Банзай!" Лейтенанту авиации Йорку по чину не полагалось здесь присутствовать, но насчет него особо распорядился сам адмирал, очевидно желая оказать честь бравому кокни. Фудзите такие пилоты нужны как воздух.
Брент впился взглядом в маленькую фигурку на дальнем конце стола. Тело японца с годами высохло, и от него остались лишь увядшая кожа, узловатые жилы, хрупкие кости. Однако под сморщенной оболочкой таится воля, закаленная, как сталь его меча. Море, ветер и солнце выдубили это лицо, изрезали его глубокими морщинами, но глаза по-прежнему глядят живо и по-чародейски пронзают собеседника насквозь.
Но Фудзита не чародей, не мистик. Это самый большой прагматик, из всех, кого встречал Брент. Ему ведомы тайные струны в душах людей, и он умеет использовать их как рычаги для достижения своих практических целей. Его власть на "Йонаге" абсолютна, однако он не чужд своеобразной восточной самоиронии, а это значит, что ему не страшны низменное тщеславие и разлагающее влияние власти.
Такой идеал командира рисовали Бренту еще в академии. Решимость погибнуть или победить роднит его с героическим образом Александра Македонского. Еще на ум приходит Улисс Симпсон Грант, скачущий на битву с зажатой в зубах сигарой. Ко всему прочему Фудзита гениальный стратег, равный герцогу Веллингтону или фельдмаршалу Монтгомери. Оба командующих, как правило, до тонкостей разрабатывали свои операции. Блестящая тактика Веллингтона помогла ему победить Бонапарта при Ватерлоо; Монтгомери в результате многомесячного планирования выкурил из Эль-Аламейна Лису Пустыни Роммеля. Фудзита не уступает им, а в чем-то и превосходит.
Он рожден повелевать, но каждый его подчиненный знает, что адмирал думает и заботится о нем. Порой Фудзите не надо слов, чтобы объяснить человеку, что от него требуется и почему. И все от машиниста в котельной до командира эскадрильи ничего так не боятся, как подвести его или покрыть позором "Йонагу".
В бою адмирал передвигает авиацию и эскорт, как опытный шахматист, умеющий предугадать намерения противника. Во время самых тяжелых налетов, самых жестоких торпедных атак он всегда стоит на открытом мостике. Даже в Средиземном море, когда арабские крейсеры начали палить по "Йонаге" из тяжелой артиллерии, он отказался увести свой штаб под бронированное прикрытие ходовой рубки. Старый моряк привык смотреть судьбе в лицо вместе с теми, кого он посылает на бой и на смерть.
В восемьдесят третьем, будучи адъютантом Марка Аллена, Брент Росс опрашивал Фудзиту, оттого знает его биографию лучше, чем кто бы то ни было, кроме самого адмирала. Кассету с записью той беседы он до сих пор хранит у себя.
Служба Хироси Фудзиты на флоте длится дольше жизни большинства людей. Сын Сейко Фудзиты, профессора математики в Нагойском университете, он родился в Сэкигаре, пригороде Нагой. У него был старший брат Хатиро. Их род глубоко чтит традиции самураев и верно служит императору со времен сегуната Токугавы. Гордый своими самурайскими корнями, Хатиро пошел в армию, а Хироси поступил в японскую морскую академию "Эта Дзима". Оба призывались в шестнадцать лет.
10 февраля 1904 года началась война с Россией, и Хатиро погиб в бессмысленной атаке на русские позиции под Мукденом. Мать была безутешна, а младший брат отомстил за Хатиро в Корейском проливе, во время разгрома русских эскадр, вошедшего в историю как битва при Цусиме. Он вел огонь с кормовой башни линкора "Микаса" и полностью насладился классическим возмездием сорока семи самураев. На его счету сотни убитых.
Императорский флот Японии во всем копировал королевские военно-морские силы Великобритании, включая английский язык. Потому большинство морских офицеров получили образование в университетах Англии и США. В 1919 году Фудзита поступил в университет Южной Калифорнии, где защитил диплом по английской филологии. Америка произвела на него большое впечатление. Он разделяет мнение своего друга адмирала Ямамото, выпускника Гарварда и впоследствии главнокомандующего японским ВМФ, о том, что Америка обладает силой спящего великана.
В начале 20-х подполковник Хироси Фудзита закончил летную школу в Касумигауре. Ему было уже больше сорока. Спустя месяц, он получил назначение на новый авианосец "Акаги" и в это же время женился на Акико Минокама. Они купили дом в Хиросиме, где базировался авианосец. Первый их сын, Казуто, родился в 1926 году, второй, Макото, - в 1928.
Экспансионистские амбиции Японии по отношению к Китаю в 30-е годы немало встревожили и Фудзиту, и Ямамото. Когда Квантунская армия захватила Маньчжурию, русский медведь очнулся от спячки и показал когти по всей линии фронта длиной в две тысячи миль. Погибло восемьдесят тысяч японских солдат. Для Фудзиты и Ямамото было очевидно, что силы китайцев и русских неистощимы, а значит, войне не будет конца. Победы возможны лишь на юге, куда Японию также манили малайские сырьевые ресурсы и бесценные нефтяные пласты Явы и Суматры.
В середине 30-х Фудзита получил звание контр-адмирала и стал служить при штабе Исоруку Ямамото. Началась череда военно-политических убийств, открытое уничтожение политиков, оказывавших противодействие агрессии в Китае. Кульминации движение достигло в 1936-м, когда Первая пехотная дивизия взбунтовалась и уничтожила наиболее выдающихся политических деятелей Японии. По чистой случайности премьер-министру удалось спастись. Несмотря на то, что мятеж был подавлен и главари казнены, армия получила контроль над кабинетом министров. Война неумолимо приближалась.
Как и ожидал Фудзита, японские дивизии увязли в китайских болотах. Америка, Великобритания и Голландия потребовали вывода японских войск из Китая и наложили санкции, из которых эмбарго на поставку черных металлов и нефти больнее всего сказались на хозяйстве страны. В Японии залежи нефти смехотворны, и запасов у нее оставалось не больше, чем на полтора года. Вопрос стоял так: либо покориться, либо развязать войну. Покорность, поражение немыслимы для самурая, поэтому война сделалась неизбежностью.
- Огонь!
Рев "Браунинга", подхваченный грохотом двух автоматов, оглушил всех. Стальной экран дребезжал. Клубы едкого коричневого дыма смешивались с тяжелыми испарениями над заливом. Сотни пуль, сморщив воду, ударили по яхте. Двое в кабине исчезли. Спрятались за бронированным щитом, догадался Брент. У них даже может быть оптика для наблюдения из укрытия. Он не отпускал гашетку, поливая очередями нос яхты и метя по ватерлинии. Но пластмассовую яхту не так-то просто расколоть. Сорок ярдов, тридцать ярдов - яхта летела прямо сквозь огневой шторм. Но вдруг накренилась, сбросила скорость, зарылась носом в воду. И тут же последовал взрыв.
Ярко-оранжевая вспышка снесла нос, потом грудой обломков взлетел мостик. Пластиковые бомбы, видно, были заложены на носу. Заряд небольшой не то что пятисоткилограммовые, какими их бомбили "Штуки", - но вполне достаточный, чтобы сделать пробоину в поврежденном корпусе и потопить "Блэкфина".
Брент с тревогой озирался. Несколько обломков ударили в надстройку, но ни пожарников, ни впередсмотрящих у перископа не задело. Все молча смотрели на разбитую лодку; вода возле нее все еще кипела, и широким кругом сеялся дождь обломков.
Странная вещь эта взрывчатка. Носовой части как не бывало, а кормовая, совершенно целая от рубки до юта, отпрыгнула и стала медленно погружаться в воду. Среди обломков показались голова и рука, делавшая слабые гребки. Второй яхтсмен исчез.
- Курс, командир? - спросил Сторджис.
Уильямс будто не слышал. Нацелив автомат, он дал длинную очередь. Пули ударили по воде с великолепной точностью и выполнили задуманное. Голова дернулась в шумном всплеске и раскололась на белые крошки костей и серые брызги, взметнувшиеся высоким фонтаном. Наконец боек ударил в пустоту. Негр медленно опустил оружие, дыша натужно, как после марафонского забега. Черные глаза горели хищным блеском.
Сторджис указал Бренту на репитер, отщелкивающий градусы, точно секунды. Лодка, набирая скорость, выписывала на воде круги.
- Командир! - воскликнул Брент. - Мы кружим!
- Что? - Глаза Уильямса остекленели; казалось, до него не дошел смысл фразы. - Они хотели подорвать мою лодку! - произнес он таким тоном, словно оправдывался перед судом.
Воцарилась напряженная тишина.
- Да, сэр, - тихо подтвердил Брент и обвел пальцем вокруг головы. - Мы кружим.
Уильямс глядел на мертвеца, которому снес череп. Остались только нижние зубы, язык и одно ухо. Горло взрезано, из кадыка хлещет кровь, расползаясь по воде. Лицо командира обезобразила кривая ухмылка.
- Кружим... Да, мы все время кружим, не так ли? Все кружим и кружим... - Уильямс разразился безумным смехом.
Он явно утратил чувство реальности. Согласно инструкции, Брент должен был принять командование на себя. Но он предпринял последнюю попытку:
- Командир, курс и скорость! - Он кивнул на стайку яхт, что плыла навстречу потерявшей управление лодке. - Мы же их сомнем!
Уильямс потряс головой, будто очнувшись от глубокого сна.
- Командуйте, старпом.
- Есть, сэр! - Брент повернулся к Сторджису. - Вперед помалу! Лево на борт! Курс... - он глянул на репитер, - два-семь-семь.
Рулевой спешно исполнил команду. Глаза Брента вернулись к Уильямсу, бессильно облокотившемуся на ограждение.
- Вам надо отдохнуть, сэр. Я позову санитара Ясуду...
- Отставить! - выпалил Уильямс. - Я... Со мной все о'кей. Выполняйте приказ - ведите судно. - Он повернулся к Боумену и властно добавил, должно быть желая показать всем, что он полностью владеет собой: - Приготовь новый ящик боеприпасов и стой у пулемета. - Потом сказал Уилларду-Смиту: Оставаться на боевом посту. - Потом в люк: - Еще четыре барабана для "Томпсонов". - Перегнулся через козырек и крикнул Фудзиваре, стоящему на баке: - Рукав не убирать. Приказ в силе.
- Слушаюсь, сэр! - откликнулся старшина.
- Есть курс два-семь-семь, сэр! - доложил Сторджис. - Скорость четыре узла.
- Относительно дна?
- Три и пять, сэр.
- Хорошо. Осадка небольшая. Так держать! - Брент наклонился к микрофону. - Выставить специальный наряд!
Двенадцать человек стремительно поднялись по трапу и присоединились к пожарно-спасательной команде на палубе. Из ящиков вытащили четыре швартова.
Лодка миновала край первого пирса и вошла в проход между рядами причалов. Когда-то выстроенную силами императорского флота пристань впоследствии расширили и усовершенствовали американские оккупационные войска, и Йокосука превратилась в поистине внушительное сооружение. Но склады и мастерские до сих пор помещались в "Куонсетских хижинах" из гофрированного железа. Похожие на страдающих артритом птиц краны нависли над "Флетчерами", транспортами, лихтерами, плавучей базой. Эсминец Файта уже швартовался у пятого причала.
Брент издалека заметил жирную белую четверку на пирсе. Возле складского строения была припаркована санитарная машина, у которой стояли четверо в белых халатах. Два огромных насоса, видно, только что выгрузили: над ними еще возвышался кран. Докеры прикрепляли к ним тросы и шланги. На краю пирса стояли черный казенный "Мерседес" и закрытый фургон. Шестеро охранников с винтовками во все глаза смотрели на лодку.
Да и не только они. Сотни пар любопытных глаз были прикованы к израненному судну. Рабочие на лесах и в доках, матросы, прилипшие к палубному ограждению своих кораблей - все в изумлении глядели на низко сидящую в воде подлодку с зачерненным баком и покореженными орудиями. Когда "Блэкфин" проходил мимо плавучей базы и двух "Флетчеров", одетые в синюю форму матросы торжественно выстроились на шлюпочных палубах. Грянул тысячеголосый рев "Банзай!" Брент повернул голову. Вся команда "Йонаги" стояла рядами вдоль полетной палубы; не уместившиеся заполонили надстройку. "Банзай! Банзай!" - гремело снова и снова; у Брента вдруг сдавило горло, и глаза подернулись влагой.
По правилам, следовало бы объявить общий сбор. Но из-за больших потерь и специального наряда Уильямс не смог собрать на палубе достаточное количество людей, чтобы как положено ответить на приветствие. Вместо этого он повернулся и четко отсалютовал каждому судну, а потом хрипло крикнул:
- Боумен! Стать на гафель!
Старшина-артиллерист буквально скатился с трапа и занял позицию на юте, ослабив тросы флага. И тогда один за другим плавучая база и три эсминца последовали его примеру.
- До середины! - бросил через плечо Уильямс.
Работая фалами, Боумен четырежды отсалютовал боевым флагом. Приветствия не стихали, перекатываясь с палубы на палубу; особенно зычное эхо доносилось от громады авианосца.
Голос лейтенанта Реджинальда Уильямса вывел Брента из эйфории:
- Беру управление на себя, старпом!
Брент изучающе вгляделся в лицо командира. По обеим сторонам рта легли глубокие складки; вид страшно измученный, но в глазах стальная решимость и спокойствие. Брент понял: ему просто необходимо доказать команде и тысячам зрителей, что он способен вести свое судно.
- Есть, сэр. Идем вперед помалу на двух главных дизелях. Становиться будем по правому борту. Предлагаю убрать носовые рули.
- Пост погружения! - произнес в микрофон Уильямс. - Мистер Бэттл, убрать носовые рули!
Стальные крылья медленно повернулись на девяносто градусов и ушли в пазы. Командир огляделся. В узкой акватории базы не видно ни одной яхты.
- Боевую готовность отставить! Группа охранения свободна! предварительно взглянув на репитер, повернулся к Сторджису. - Право на угол два-восемь-ноль. - После чего отдал команду группе у швартовых: Швартоваться по правому борту!
- Есть швартоваться по правому борту! - откликнулся старший матрос Хитоси Мотосима.
- Самый малый!
Чуть погодя, когда нос лодки вошел в док, командир снова крикнул:
- Стоп машина!
Лодка по инерции двигалась вперед. Мотосима раскрутил над головой легость и бросил матросу на причале; тот ловко вытянул на сушу швартов и обмотал его вокруг кнехта.
- Шпринг номер два встал, сэр! - доложил Мотосима.
- Хорошо. Левый дизель, малый назад!
Наконец лодка стала на причал; кормовой швартов был выброшен последним, чтобы не поддеть слабину винтами.
- Стоп машина!
Вибрация прекратилась; все швартовы закреплены.
- Включить вспомогательный двигатель номер один!
- Вспомогательный номер один включен, - отозвался Брукс Данлэп.
- Хорошо. Стоп машина!
Пульсирующий грохот и оглушительные выхлопы двух огромных "Фэрбенкс-Морзе" резко стихли. Тишина вначале показалась странной, гнетущей, но вскоре прохладный ветер успокоил натянутые нервы. Наконец-то "Блэкфин" отдохнет.
Переводя дух, Брент облокотился на экран и устремил жадный взгляд к авианосцу, стоящему по ту сторону канала. Полное ощущение, что видишь свой дом после долгого отсутствия. В сердце шевельнулась гордость, вытесняя моральное и физическое утомление. Даже обида на Уильямса куда-то ушла. За шесть лет службы на "Йонаге", он так и не сумел по-настоящему оценить размеры авианосца. С борта всего не увидишь, да и не с чем сравнивать, кроме как с морем, небом и далеким эскортом. А здесь, в доке, он подавлял собой все, как Гулливер среди лилипутов.
От боевых предков "Йонаге" в наследство досталась низкая полетная палуба, простирающаяся по прямой на одну пятую мили. Надстройка огромной серой Фудзиямой тянулась ввысь, поделенная на мостик управления полетами, флагманский и штурманский мостики. Леса по бортам вознеслись на головокружительную высоту; ремонтники и матросы кажутся мелкими букашками.
Наверху видны дальномеры, зенитные орудия, радиолокационные антенны, флажные фалы. Огромная труба в типично японском стиле чуть выступает над бортом. На ней укреплены четыре платформы для прожекторов и висят рядами спасательные плоты. С тыльной стороны трубы находится задняя мачта с гафелем. Полетную палубу окаймляют галерейные с трехствольными 25-миллиметровыми пулеметами и универсальными пятидюймовыми орудиями; стволы напоминают молодой лес. Все окружающее - корабли, склады, водонапорные башни, служебные постройки - выглядит убого на фоне этого гиганта. Трудно поверить, что он подчиняется воле одного человека.
За шесть лет Брент досконально изучил "Йонагу". Адмирал Фудзита потратил немало часов, разъясняя ему уникальную конструкцию судна. А вместе с Йоси Мацухарой он облазил авианосец от центрального автомата стрельбы до киля, от носа до циклопической кормы, не пропустив ни одного из тысячи ста семидесяти шести отсеков. Теперь он знает "Йонагу" лучше, чем "Блэкфина", и лучше, чем что-либо в своей жизни. История корабля, тайна его создания навечно отпечатались в памяти во время многочисленных бесед с Фудзитой, Мацухарой, десятками других офицеров.
"Йонага" - четвертое и самое мощное судно типа "Ямато". Первыми в этом классе стали линкоры "Ямато" и "Мусаси". Водоизмещение 64.000 тонн, девять орудий калибра 18,1 дюйма; оба судна уничтожены с воздуха. Третий корабль - "Синана" был перестроен в авианосец водоизмещением 71.890 тонн. Его потопила подводная лодка "Арчер-Фиш". Все "Ямато" имели длину 853 фута и были оснащены двенадцатью котлами, дающими тягу четырем мощным турбинам, что позволяло развивать скорость до двадцати семи узлов... Все, кроме "Йонаги".
Адмирал Хироси Фудзита лично задумал и разработал проект реконструкции судна. В качестве консультанта он привлек к делу старого друга, выдающегося японского судостроителя вице-адмирала Кейдзи Фукуду. Они удлинили корпус "Йонаги" на 197 футов, установили четыре дополнительных котла, доведя мощность турбин до 200.000 лошадиных сил, а максимальную скорость до тридцати двух узлов. Главная палуба, защищенная бронированными пластинами от четырех до восьми дюймов толщиной, стала ангарной. Когда поверх ангарной палубы выстроили полетную, Фудзита приказал усилить ее броней в 3,75 дюйма, а под нее положить еще один слой 0,75-дюймовой стали. Коробчатые бимсы между двух слоев нафаршировали бетоном и резиной. По расчетам адмиралов, такая броня способна выдержать удары 1000-фунтовых бомб. Прямоугольная полетная палуба занимает площадь почти в 1500 квадратных ярдов (более трех акров) и ограничена спереди и сзади двумя подъемниками.
Длинная переборка, протянувшаяся с носа на корму и от третьей палубы до киля, значительно повысила водонепроницаемость судна. Вдобавок был установлен стальной короб (Фудзита называет его "цитаделью"), чтобы защитить сердце "Йонаги". Составленный из восьмидюймовых стальных пластин, он закрывает отсеки с семидесятого до сто восемьдесят пятого. Здесь сосредоточено все основное оборудование: котлы, двигатели, рулевое устройство, электроника, связь, погреба боеприпасов. Дополнительные топливные баки позволяют увеличить дальность плавания до десяти тысяч миль. Резервуары авиационного горючего защищены броней и цистернами с морской водой. Вес броневого слоя превышает 19.000 тонн - больше тоннажа тяжелого крейсера. При полной загрузке водоизмещение "Йонаги" равно 84.000 тонн, на две тысячи больше, чем у самого крупного американского авианосца "Нимиц", построенного на тридцать шесть лет позже "Йонаги".
Размышления Брента прервал громкий приказ Уильямса старшему матросу Мотосиме:
- Обеспечить питание от береговой сети, телефонную связь и подачу воды. - Затем команда в микрофон: - Санитар Тисато Ясуда, подготовить раненых к высадке на берег. Лейтенант Данлэп, срочно доклад на мостик! Подключить береговые насосы к цистерне главного балласта номер один. - Последнее распоряжение было обращено к Бренту: - Надевайте парадный мундир, старпом. Босс ждет.
5
Поднимаясь по забортному трапу на маленькую площадку третьей палубы, служившей шканцами, Брент испытывал блаженство, какое только может испытать человек, вернувшийся в родную гавань из долгого и опасного похода. Скоро он встретит старых друзей и прежде всего Йоси Мацухару. Сразу по завершении специального наряда Брент и Уиллард-Смит с волнением подошли к Дорану и велели по световой сигнализации запросить о подполковнике мостик "Йонаги". А Мацухара и лейтенант авиации Элвин Йорк ответили: "Добро пожаловать домой!"
Теперь в сопровождении двух охранников делегация "Блэкфина" пересекала мостик авианосца. Матросы, отскребающие с лесов краску и ржавчину с корпуса, хором заголосили: "Банзай!" Другие с опасностью для жизни перегибались над полетной палубой и тоже вопили что есть мочи.
Уильямс, еле-еле нахлобучивший фуражку на забинтованную голову, шагал впереди, то и дело козыряя. Брент следовал в затылок капитану, за ним шел англичанин, и сзади несли двоих раненых на носилках. Замыкали шествие пленные под конвоем. Гауптман Шахтер бормотал проклятия и поливал охранников немецкой руганью. "Verfluchte Scheibe" [дерьмо собачье (нем.)] было у него наиболее употребительным выражением; в ответ на это один конвоир поддавал стволом "Арисаки" под широкий зад немца. Шахтер с каждой минутой все больше свирепел.
- Банзай! Банзай! - передразнивал он, тыча пальцем в ликующих японцев.
Наконец особо чувствительный удар винтовочного ствола в мягкое место заставил его ненадолго умолкнуть. Фельдфебель Хай Абу эль Сахди пугливо озирался и помалкивал.
Ступив на шканцы, офицеры первым делом отсалютовали корме, где развевался боевой флаг, затем помощнику дежурного по кораблю, молодому, быстроглазому младшему лейтенанту Асайти Кубо, которого Брент видел мельком перед самым назначением на "Блэкфин".
- Добро пожаловать на борт! - говорил молодой офицер, поочередно отдавая честь каждому из вновь прибывших.
Уильямса он наградил долгим внимательным, взглядом. Брент улыбнулся: неудивительно, ведь многие японцы никогда не видели негра живьем.
Наконец Кубо повернулся к матросу, стоявшему навытяжку перед столиком с вахтенным журналом. Над ним к переборке были прикреплены телефоны.
- Рядовой, доложите адмиралу, что группа с "Блэкфина" прибыла на борт согласно его приказу и направляется в командный пункт.
Рядовой быстро заговорил в трубку.
Уильямс указал на раненых и властно распорядился:
- В лазарет!
Кубо кивнул санитарам, и те поспешно унесли носилки. Покосившись на пленных, младший лейтенант сообщил Уильямсу:
- Их тоже приказано доставить к адмиралу. С вашего разрешения, лейтенант.
- Валяйте, - согласился Уильямс.
Проходя мимо него, Шахтер со злобой выплюнул:
- Черное дерьмо!
- Шевелись, засранец! - ответствовал Уильямс и за неимением винтовки наградил немца под зад ботинком.
Гауптман взвыл от боли и снова разразился проклятиями.
- Отличный удар, мистер Уильямс, - прокомментировал Брент. - Прямое попадание в нижний угол.
Все рассмеялись. Хай Абу эль Сахди вжал голову в плечи и быстро прошмыгнул мимо негра.
На палубе послышался топот. Подбежали Йоси Мацухара и Элвин Йорк. Командир летного отряда порывисто обнял Брента, потом изо всей силы хлопнул его по спине.
- Банзай! Благодарение богам, все вы живы. Я уж думал, ты вступил во врата Ясукуни, Брент-сан...
У Брента опять сдавило горло; он не сводил глаз с лица друга. Надо же, время словно бы не властно над этим человеком. Черные волосы по-прежнему блестят как вороново крыло, в глазах неугасимый огонь, и лишь мелкие морщинки расходятся от уголков слабым намеком на прожитые шесть десятков. И фигуре его позавидует любой юнец; Йоси широк в плечах и узок в поясе, а сильные руки и грудная клетка говорят о привычке к гантелям и долгим пробежкам на полетной палубе.
- А я поставил фунт супротив пенни, что вы прорветесь, кэп, - сказал Элвин Йорк, пожимая руку Уилларда-Смита. - Ух же и молодчики!
- Твое пари меня и спасло, старина! Я, признаться, с тобой попрощался, - ответил Уиллард-Смит. - Сами как будто не молодчики!
Брент начал представлять обоих пилотов Реджинальду Уильямсу.
- Извините, господа! - перебил младший лейтенант Кубо. - Штаб в полном составе ждет вас, а, как известно, адмирал наш долготерпением не отличается. Он вытянул вперед руку. - Прошу в подъемник.
...Командный пункт помещался в кормовой части, рядом с каютой адмирала Фудзиты. Почти всю узкую комнату занимал массивный дубовый стол с дюжиной приставленных к нему стульев. У двери за установкой связи сидел дежурный телефонист. На потолке в хитросплетении труб и проводов виднелись два вентилятора, репродуктор и десяток лампочек в металлической оплетке. Конный портрет императора Хирохито в молодости, провисевший здесь более четырех десятилетий, теперь был заменен изображением императора Акихито. Слева от портрета на переборке висел все тот же алтарь из адамова дерева с образами, амулетами, священными буддистскими и синтоистскими реликвиями из храмов Минатогава, Коти и Ясукуни; он напоминал небольшой бревенчатый дом, где одна стена снята, чтобы видны были ряды сверкающих предметов. Остальные переборки по-прежнему увешаны картами. Это помещение предназначено для дискуссий, споров, молитв и - по-возможности - мудрых решений.
За столом сидело семь человек. Их синяя форма резко выделялась на фоне желтовато-коричневого обмундирования подводников. При входе группы все встали, но чести никто не отдал, ибо, по традиции японского императорского флота, на нижних палубах честь не отдают, а команда "Йонаги" свято соблюдала традиции давно не существующего императорского флота. Однако, стоя навытяжку, все поклонились и хором выкрикнули: "Банзай!" Лейтенанту авиации Йорку по чину не полагалось здесь присутствовать, но насчет него особо распорядился сам адмирал, очевидно желая оказать честь бравому кокни. Фудзите такие пилоты нужны как воздух.
Брент впился взглядом в маленькую фигурку на дальнем конце стола. Тело японца с годами высохло, и от него остались лишь увядшая кожа, узловатые жилы, хрупкие кости. Однако под сморщенной оболочкой таится воля, закаленная, как сталь его меча. Море, ветер и солнце выдубили это лицо, изрезали его глубокими морщинами, но глаза по-прежнему глядят живо и по-чародейски пронзают собеседника насквозь.
Но Фудзита не чародей, не мистик. Это самый большой прагматик, из всех, кого встречал Брент. Ему ведомы тайные струны в душах людей, и он умеет использовать их как рычаги для достижения своих практических целей. Его власть на "Йонаге" абсолютна, однако он не чужд своеобразной восточной самоиронии, а это значит, что ему не страшны низменное тщеславие и разлагающее влияние власти.
Такой идеал командира рисовали Бренту еще в академии. Решимость погибнуть или победить роднит его с героическим образом Александра Македонского. Еще на ум приходит Улисс Симпсон Грант, скачущий на битву с зажатой в зубах сигарой. Ко всему прочему Фудзита гениальный стратег, равный герцогу Веллингтону или фельдмаршалу Монтгомери. Оба командующих, как правило, до тонкостей разрабатывали свои операции. Блестящая тактика Веллингтона помогла ему победить Бонапарта при Ватерлоо; Монтгомери в результате многомесячного планирования выкурил из Эль-Аламейна Лису Пустыни Роммеля. Фудзита не уступает им, а в чем-то и превосходит.
Он рожден повелевать, но каждый его подчиненный знает, что адмирал думает и заботится о нем. Порой Фудзите не надо слов, чтобы объяснить человеку, что от него требуется и почему. И все от машиниста в котельной до командира эскадрильи ничего так не боятся, как подвести его или покрыть позором "Йонагу".
В бою адмирал передвигает авиацию и эскорт, как опытный шахматист, умеющий предугадать намерения противника. Во время самых тяжелых налетов, самых жестоких торпедных атак он всегда стоит на открытом мостике. Даже в Средиземном море, когда арабские крейсеры начали палить по "Йонаге" из тяжелой артиллерии, он отказался увести свой штаб под бронированное прикрытие ходовой рубки. Старый моряк привык смотреть судьбе в лицо вместе с теми, кого он посылает на бой и на смерть.
В восемьдесят третьем, будучи адъютантом Марка Аллена, Брент Росс опрашивал Фудзиту, оттого знает его биографию лучше, чем кто бы то ни было, кроме самого адмирала. Кассету с записью той беседы он до сих пор хранит у себя.
Служба Хироси Фудзиты на флоте длится дольше жизни большинства людей. Сын Сейко Фудзиты, профессора математики в Нагойском университете, он родился в Сэкигаре, пригороде Нагой. У него был старший брат Хатиро. Их род глубоко чтит традиции самураев и верно служит императору со времен сегуната Токугавы. Гордый своими самурайскими корнями, Хатиро пошел в армию, а Хироси поступил в японскую морскую академию "Эта Дзима". Оба призывались в шестнадцать лет.
10 февраля 1904 года началась война с Россией, и Хатиро погиб в бессмысленной атаке на русские позиции под Мукденом. Мать была безутешна, а младший брат отомстил за Хатиро в Корейском проливе, во время разгрома русских эскадр, вошедшего в историю как битва при Цусиме. Он вел огонь с кормовой башни линкора "Микаса" и полностью насладился классическим возмездием сорока семи самураев. На его счету сотни убитых.
Императорский флот Японии во всем копировал королевские военно-морские силы Великобритании, включая английский язык. Потому большинство морских офицеров получили образование в университетах Англии и США. В 1919 году Фудзита поступил в университет Южной Калифорнии, где защитил диплом по английской филологии. Америка произвела на него большое впечатление. Он разделяет мнение своего друга адмирала Ямамото, выпускника Гарварда и впоследствии главнокомандующего японским ВМФ, о том, что Америка обладает силой спящего великана.
В начале 20-х подполковник Хироси Фудзита закончил летную школу в Касумигауре. Ему было уже больше сорока. Спустя месяц, он получил назначение на новый авианосец "Акаги" и в это же время женился на Акико Минокама. Они купили дом в Хиросиме, где базировался авианосец. Первый их сын, Казуто, родился в 1926 году, второй, Макото, - в 1928.
Экспансионистские амбиции Японии по отношению к Китаю в 30-е годы немало встревожили и Фудзиту, и Ямамото. Когда Квантунская армия захватила Маньчжурию, русский медведь очнулся от спячки и показал когти по всей линии фронта длиной в две тысячи миль. Погибло восемьдесят тысяч японских солдат. Для Фудзиты и Ямамото было очевидно, что силы китайцев и русских неистощимы, а значит, войне не будет конца. Победы возможны лишь на юге, куда Японию также манили малайские сырьевые ресурсы и бесценные нефтяные пласты Явы и Суматры.
В середине 30-х Фудзита получил звание контр-адмирала и стал служить при штабе Исоруку Ямамото. Началась череда военно-политических убийств, открытое уничтожение политиков, оказывавших противодействие агрессии в Китае. Кульминации движение достигло в 1936-м, когда Первая пехотная дивизия взбунтовалась и уничтожила наиболее выдающихся политических деятелей Японии. По чистой случайности премьер-министру удалось спастись. Несмотря на то, что мятеж был подавлен и главари казнены, армия получила контроль над кабинетом министров. Война неумолимо приближалась.
Как и ожидал Фудзита, японские дивизии увязли в китайских болотах. Америка, Великобритания и Голландия потребовали вывода японских войск из Китая и наложили санкции, из которых эмбарго на поставку черных металлов и нефти больнее всего сказались на хозяйстве страны. В Японии залежи нефти смехотворны, и запасов у нее оставалось не больше, чем на полтора года. Вопрос стоял так: либо покориться, либо развязать войну. Покорность, поражение немыслимы для самурая, поэтому война сделалась неизбежностью.