Страница:
- Ошибка исключена? - озабоченно спросил у Аллена адмирал.
Тот кивнул Бренту, и лейтенант встал из-за стола:
- Все возможно, сэр, но грамотный оператор легко распознает работу радара управления огнем. Частота выше, а фокус луча уже. Мне кажется, подводники не ошиблись и засекла их именно эта РЛС.
- Значит, в Женеве нас водят за нос, - жестко сказал Файт.
- Я немедленно пошлю запрос! - воскликнул Аллен.
Окума и Сайки, переглянувшись, усмехнулись.
- Это еще не все, - продолжал кэптен. - У нас стоят старые торпеды "Марк-46" с контактными взрывателями. Нам нужны новые - NT-37C, это лучшие торпеды в мире. У них есть все, что нужно, - активное и пассивное самонаведение и управление по проводам, а в борьбе со скоростными, почти бесшумными лодками они просто незаменимы. А дальность - вдвое больше против "сорок шестых".
Адмирал Аллен с глубоким вздохом откинулся на спинку кресла.
- Да я знаю, Джон, - произнес он почти с отчаянием. - Но ведь я же вам объяснял... Русские обязались не поставлять самонаводящиеся торпеды своим союзникам, мы - своим. Таковы условия, что мне вам это рассказывать?!
- Из-за этих условий я потерял Огрена, Уорнера, Фортино, Джексона, Филбина, Джиллилэнда... - зарычал Файт.
От этого скорбного перечня погибших лицо Аллена страдальчески сморщилось.
- Это нехорошо с вашей стороны, Джон. Запрещенный прием. Мы все несем потери.
- Свяжитесь с вашим министерством, с Главным штабом ВМС, - вмешался Фудзита. - Пошлите запрос. Попытка не пытка.
- Сколько таких запросов я уже посылал...
- Делать нечего. Будем воевать тем, что есть, Марк, - сказал Файт. Командиры всех моих миноносцев - американцы, все по многу лет плавают, все участвовали во второй мировой. - Он перевел взгляд на Фудзиту. - Надеюсь, сэр, вы будете применять торпедные атаки как крайнее и последнее средство.
- Не сомневайтесь, кэптэн. Да! - обратился Фудзита к Аллену. - Что там ваша лодка у Владивостока? Сообщений не было?
- Не было, сэр. Они выходят на связь только в случае активных действий объекта наблюдений.
- "Активных действий"... - насмешливо повторил Окума. - Может быть, они просто-напросто спят?
Послышались смешки. Фудзита оглядывал своими узкими глазками сидящих за столом, и Брент понимал, что на этот раз адмирал не вмешается.
- Нет, они не спят, - ответил Аллен. - Мне странно это вам объяснять, подполковник, но вы, наверно, забыли: приемники РЛС на берегу и на патрульных судах, перехватив сигнал, могут установить местонахождение лодки в считанные секунды.
Прежде, чем Окума успел ответить, адмирал спросил:
- Хороший у нее радар?
- Самый лучший, сэр. Это "Огайо", ею командует коммандер Норман Вил, мой друг.
- На него можно положиться?
- Всецело. Плавает лет двадцать и, пожалуй, один из лучших подводников в мире.
- Добро. Завтра в 8:00 "Йонага" снимается с якоря. - Фудзита ткнул указкой в точку на карте в ста милях к востоку от Токийского залива. Подполковник Мацухара, сообщите вашим командирам звеньев, что самолеты мы примем здесь. Старший офицер подготовит письменный приказ с указанием координат точки рандеву. - Он повернулся к Аллену. - Будем уповать на то, что ваш друг сообщит нам точное время выхода "Эль-Хамры" и "Мабрука". Так мы сбережем время и топливо.
- Будьте покойны, сэр, - уверенно улыбнулся адмирал. - Норман Вил не подведет.
10
Поставленная задача не нравилась коммандеру Норману Билу. Патрулируя в разведывательном дозоре в сорока милях юго-восточнее Владивостока, лодка имела под килем всего тридцать восемь фатомов [фатом (морская сажень) мера длины, равна 1,829 м], а Вил, как и все командиры подводных атомных ракетоносцев, хотел действовать на глубине хотя бы в сотню. Его лодка была создана для океанских бездн, а не для мелководья: глубина дает пространство для маневра, возможность уйти от борзой своры кораблей ПЛО [противолодочной обороны], которые сначала почуют зверя гидролокаторами, а потом стиснут у него на горле клыки глубинных бомб и торпед. И это адское патрулирование шло уже два месяца. Шестьдесят один день лодка дрейфовала или со скоростью трех узлов ползала на глубине сорока - шестидесяти футов на траверзе бухты Петра Великого, наблюдая за входившими и выходившими судами. Сторожевики, миноносцы, танкеры, сухогрузы... Но ливийцев "Мабрука" и "Эль-Хамры" не было.
У "Огайо", самого крупного и самого лучшего подводного ракетоносца американского флота, были и свои недостатки: при водоизмещении в 16600 тонн в надводном положении и 18700 тонн - в подводном этот кашалот медленно всплывал и еще медленнее погружался. Ему, способному держать под контролем немыслимое морское пространство - четырнадцать миллионов квадратных миль, - нужен был и соответствующий оперативный простор. Атомный реактор с водяным охлаждением S8G мчал "Огайо" со скоростью сорок узлов, но китайская орбитальная станция лишила лодку ее могучих челюстей двадцать четыре ракеты "Трайдент-1 С-4 MIRV" были демонтированы, пусковые шахты пусты, а единственным оружием остались четыре торпедных аппарата и торпеды "Марк-48".
Вил, подводник с двадцатилетним стажем, так до конца и не сумел побороть страх замкнутого пространства, охватывавший его с особенной силой на центральном командном посту, где в красноватом свете его со всех сторон тесно обступали люди и приборы - бесчисленные электронные планшеты, мерцающие зеленым экраны систем обнаружения, дисплеи компьютеров, где стоял особый запах, присущий всем подводным лодкам, - смесь дизельного масла, сигаретного дыма и давно не мытых мужских тел, покрывающихся потом в минуты опасности. Минуты такие случались часто, и никакие, даже самые усовершенствованные кондиционеры не могли справиться с этим едким букетом.
Перед Норманом на отдельных консолях стояли два командирских и поисковый перископы и пульт управления устройствами, выдвигавшими штыри радиоантенны, РЛС обнаружения и навигационного радара. Рядом в лениво-скучающих позах томились старший помощник лейтенант Джек Барр и трое его людей, раньше, когда ракеты еще были оружием, отвечавших за компьютеризованную систему наведения ракет "Марк-98", а теперь обслуживавших компьютеры управления торпедным огнем "Марк-118", РЛС обнаружения надводных целей ВPS-15А и систему РЭБ WLR-8. За спиной командира находился гидроакустический комплекс BQQ-6, перед которым сидели два оператора и лейтенант Лоуренс Мартин или просто Ларри. По левую руку приборы инерциальной навигационной системы, гироскопы и акселерометры, фиксировавшие ход "Огайо" во всех направлениях и скорость лодки в надводном и в погруженном положении. Оператор давал штурману показания оптики и электроники и мог определить местоположение лодки с точностью до двухсот ярдов в любой точке земного шара.
Норман Вил барабанил пальцами по колену. Через тридцать секунд предстояло подвсплыть на перископную глубину и оглядеть бухту. Командир вздохнул. "Мичиган" сменит их только через четыре дня, и они пойдут на Перл-Харбор, там проведут текущее переоборудование, а он сможет вырваться в Сан-Диего повидать жену Рэйчел и дочек - Сильвию и Бернис. Рэйчел, хоть и родила ему двух девочек, осталась такой же свежей и стройной, как и двадцать лет назад, когда они познакомились. Как у всех, кто по многу месяцев не видит ни одного нового лица и занимается утомительным и нудным делом наблюдения и поиска, фантазии Нормана Вила всегда были мучительно предметными и яркими до галлюцинаций. Рэйчел являлась ему не только в те долгие ночные часы, когда он в лютой мужской тоске ворочался на своей узкой койке, физически ощущая рядом с собой ее нагое тело, но и когда он прокладывал курс, вертел ручки перископа или просто сидел, слушая "травлю" своих офицеров. Он вдыхал аромат ее кожи. Он чувствовал ее присутствие.
Покашливание старшего помощника отвлекло его от этих мыслей. Он взглянул на часы и отрывисто скомандовал:
- Перископ поднять!
Вахтенный старшина, повернув кольцо гидравлического фиксатора, высвободил перископ, скользнувший вверх из своей шахты.
- Стоп! - сказал Вил, когда линзы оказались над поверхностью воды.
Согнувшись чуть ли не вдвое и расщелкнув сложенные рукоятки перископа, он взялся за них и описал полную окружность. Вмонтированная в перископ камера посылала на монитор сероватые "картинки".
- Пусто, командир, - сказал Джек, глянув на монитор.
- Пусто так пусто, - пробурчал Вил и подумал про себя: "Ничего. Арабами и не пахнет". - Акустик!
- Есть акустик!
- Ну, что там?
- Ничего, сэр, - раздалось у него за спиной.
- Отлично. Еще три фута вверх.
Перископ плавно ушел у него из рук, и Вил наконец-то смог распрямиться, приникнув к резиновому наглазнику.
Взвившись над перископом, антенная решетка стала принимать высокочастотные сигналы, передавая их в приемник, и на индикаторе РЛС замигали два огонька.
- Сэр, - сказал оператор. - Два поисковых радара. По характеристикам импульсов - береговые. Это не самолет и не корабль.
- Откуда? С мыса Гамова?
- Так точно.
- Отлично, - повторил командир.
Он и в самом деле был доволен. Кораблей нет, самолетов тоже, а береговые локаторы на таком расстоянии их перископ не засекут. Хотя лодка не подходила ближе двадцати четырех миль и формально находилась в нейтральных водах, русские считали стомильную зону вокруг Владивостока своими территориальными водами. И несколько раз за эти два месяца Норман видел, как по акватории порта кружили крейсер "Кара" и эсминец "Современный". У обоих на борту были самые совершенные ГАСы [гидроакустические системы], самонаводящиеся торпеды и вертолеты К-27, оборудованные акустическими радарами и способные сбрасывать РГАБ [радиогидроакустические буи] и глубинные бомбы. Русские ясно давали понять, что не потерпят вторжения в свои воды.
Норман почувствовал, как палубу качнуло вниз и вправо.
- Внимательней на рулях, мистер Т! - крикнул он стоявшему возле рулевых-горизонтальщиков высокому тонкому лейтенанту с непроизносимым польским именем Матеуш Тышкевич.
Никто из экипажа такого не мог выговорить, и потому все называли этого благодушного, неизменно улыбчивого уроженца Южного Бронкса "мистер Т" или "мистер Мэт". Однако сейчас улыбка сбежала с его лица. Лейтенант повторил команду рулевым, и те, поглядывая на экран, спустя несколько секунд выровняли киль.
Вил продолжал вращать перископ. Здесь, севернее сорок второй параллели, линзы перископа часто утыкались в густой туман. Сейчас ветер раздергал его в клочья, и в прогалинах по правому борту виднелись сопки Поворотного, по левому всего в восьми милях выступал из воды остров Русский, но мыс Гамова был скрыт плотной темно-серой пеленой, похожей на свинцовую пыль.
Сделав оборот на 360 градусов, Норман сказал Барру:
- Ничего. Ни кораблей, ни самолетов. Ветер - норд, десять узлов, высота волны - два фута, видимость отличная. - Со щелчком сложив рукоятки перископа, он отступил от него, скомандовав: - Перископ убрать! - Зажужжал электромотор, и хорошо смазанная труба бесшумно втянулась в свою шахту. Норман глянул на часы: перископ оставался на поверхности 8,2 секунды. Отлично. В самом деле, отлично, - сказал он сам себе.
Показав на монитор, укрепленный наверху, Барр спросил:
- Будете смотреть запись?
- Чего на нее смотреть?! Поставил бы лучше порнушку какую-нибудь, а то скоро забуду, как это вообще делается. - По ЦКП порхнул негромкий смешок. - Ладно, прокрути.
Через несколько секунд на мониторе возникло изображение, снятое укрепленной чуть ниже перископа камерой, но оно ничем не отличалось от того, что видели минуту назад его глаза. Он зевнул.
- Старший помощник, принимайте вахту, - и с нескрываемой тоской добавил: - Курс прежний.
- Есть курс прежний, - отозвался Джек Барр.
Но прежде чем командир успел повернуться и шагнуть к переборке, отделявшей ЦКП от жилых отсеков и его каюты, раздался голос Ларри Мартина:
- Сэр, у Пейна кое-что интересное.
Не больше пяти-шести шагов должен был сделать Норман Вил, чтобы оказаться за спиной главного акустика Боба Пейна. Огромный пятнадцатифутовый сенсорный преобразователь гидролокатора, укрепленного в носовой части лодки, засек шумы какого-то судна, передал их на компьютер, в памяти которого хранились частотные характеристики всех кораблей ВМФ СССР, и на зеленом дисплее перед Пейном замелькали их визуальные символы.
- Незарегистрированные характеристики, сэр. Неизвестное судно, - сказал он, прижимая к уху наушник. - Одно или несколько. Дальность шесть-семь миль.
- Может, это кит? Или подводная лодка?
- Нет, сэр, - Пейн показал на дисплей, на котором плясали ломаные линии, показывавшие источник шумов. - Мощные машины. Высокая истинная скорость - один-восемь-ноль.
- Ого-го, командир, - сказал Ларри Мартин. - Если это землетрясение, то не меньше десяти баллов по шкале Рихтера.
Вил, ворча что-то, взял наушники и услышал характерный нарастающий шум гребных винтов, рассекающих воду, и постепенно сумел в этой мешанине звуков выделить две различных частоты. Затем в наушники медленно вползло посвистывание. Норман быстро глянул на зеленовато мерцающий дисплей в поисках вспыхивающих точек и, к немалому своему удивлению, ничего не увидел.
- Два корабля, сэр, - сказал Пейн. - Но такие признаки попадаются мне впервые, ничего подобного пока не слышал.
- Черт, они уже совсем близко, - сказал Вил.
- Их экранирует термоклин, - заметил акустик.
Вил внятно выругался. Здесь, на севере, звукопроводимость была ужасающая. Море из-за постоянно меняющихся температур представляло собой настоящий слоеный пирог, а там, где отдельные слои теплой воды на поверхности встречались с холодными глубинными течениями, возникал почти непроницаемый барьер, действовавший как экран-отражатель и защищавший от акустических сигналов. Это играло на руку подводникам, а вот сегодня сработало против командира "Огайо". Вил обернулся к старшему помощнику:
- Над нами, по всей видимости, полным ходом идут два боевых корабля. Турбины работают с полной нагрузкой. - Он побарабанил пальцами по приборной панели. - Когда "Трепанг" засек два эсминца на входе в Корейский пролив?
- Почти тридцать пять часов назад, - ответил, заглянув в вахтенный журнал, Барр.
- А ведь это они и есть, - задумчиво сказал командир. - Те самые ливийские эсминцы.
- Они в трех милях, сэр, - доложил Пейн, - скорость - тридцать один узел. Через шесть минут десять секунд пройдут в четырех тысячах ярдов у нас по левому борту.
- Отлично. - Вил подошел к перископам и, напряженно размышляя о чем-то, стукнул в них костяшками пальцев. - Они ведут гидроакустический поиск?
- Нет, сэр. У меня только шумы двигателей и корпуса.
- Старший помощник, глубина под килем?
- Сорок фатомов, сэр.
- Стоп машина!
Барр передал команду в центральный пост, и все услышали, как перестал вибрировать единственный бронзовый винт лодки. Безмолвная "Огайо" пошла на глубину, уменьшив издаваемые ею шумы до предела.
- Дальность?
- Три мили, сэр.
- Поднять перископ!
Вил держал линзы над самой поверхностью воды и внезапно услышал пугающее гудение радарного датчика.
- Что там такое? - вскрикнул он.
Оператор глянул на вспыхивающий в углу дисплея огонек - знак опасности.
- Два береговых радара, сэр. Проводят поиск с большим радиусом действия: ноль-восемь-пять, два-шесть-ноль, три-пять-пять.
- Это лоцманская проводка, командир, - сказал Барр.
- С мысов?
- Точно, командир. С мыса Поворотного, мыса Гамова и острова Русский.
- Добро. Поднять перископ.
Вил, то наклоняясь, то выпрямляясь, но не отрывая глаз от окуляров, кружился вместе с перископом, пока не увидел все, что ему было надо увидеть. Он даже удовлетворенно крякнул: два серых эсминца находились именно там, где он и предполагал. Они шли полным ходом, разрезая и вспенивая острыми форштевнями волны и оставляя за кормой белые буруны. По две трубы, по четыре орудийных башни, торпедные аппараты... Глубинные бомбы, разложенные на корме ровными рядами, отсюда казались леденцами в шоколадной глазури, фортопы мачт щетинились антеннами. Пятидюймовые орудия были уставлены жерлами в небо, зенитные установки заполняли палубу и надстройки. Доведя увеличение до четырнадцати единиц, Вил потерял оптическое разрешение, но зато сумел разглядеть теперь все в мельчайших подробностях - он видел даже смуглые лица зенитчиков и впередсмотрящих на мостике и фор-марсе. Кое-кто курил, и у всех был скучающий вид.
- Опустить перископ!
Снова зажужжал мотор, и стальная труба спряталась.
- Акустик!
- Обороты гребного вала постоянные, сэр, курс прежний! - доложил Пейн.
- Отлично. - Подойдя к пульту ГАСа, Вил прижал к уху наушник и одновременно взглянул на дисплей. Гребные винты, не сбавляя оборотов, мчали миноносцы курсом на Владивосток. Он снова удовлетворенно крякнул и вернулся на свое место у перископов. - Ну-ка, мистер Барр, покажите-ка нам "картинку".
На мониторе мгновенно возникли силуэты двух миноносцев.
- Класса "Джиринг", командир, - сказал Джек Барр. - Глубинные бомбы времен Нельсона, торпедные аппараты, и идут под ливийским флагом. Похоже, это те, кого засек "Трепанг".
- Но мы не знаем, что у них лежит в этих аппаратах, - словно про себя, сказал Норман.
- Наверняка какие-нибудь допотопные дуры с контактными взрывателями.
- Я вижу, Джек, русские и ливийцы пользуются у тебя безграничным доверием, - ядовито ответил командир.
- Я лично им верю, как родной теще, - разрядив напряжение, повисшее в тесном ЦП, сказал Ларри Мартин, и все покатились со смеху.
- Командир, доложить на базу? - повернулся от монитора Барр.
Вил секунду раздумывал.
- Нет, сохраняем радиомолчание. Прибережем-ка наш рапорт на их выход из Владивостока. Полагаю, он состоится завтра в первой половине дня. - Он оглядел всех, кто был в отсеке. - Кто хочет держать пари? Ставлю пять долларов.
- Раньше четырнадцати не тронутся, - немедленно принял вызов Мартин.
- Тринадцать десять, - сказал Пейн.
- Четырнадцать тридцать, - ответил Барр.
- Так, - распорядился командир. - Каждый спорящий отдает пять долларов и бумажку с собственноручно записанным временем выхода боцману Эшворту. Время появления за входным буем указывать местное. Радарную мачту я завтра поднимать не буду, поэтому все мы в руках нашего акустика. Пеленг буя три-пять-восемь, дальность - восемь миль. Итак, должен выйти конвой из четырех судов. Свидетель - старший помощник. Впрочем, мы запишем шумы на кассету, и каждый сможет послушать. Ясны условия пари?
В руках у всех появились карандаши и лоскутки бумаги. Барр сосчитал присутствующих:
- Двадцать два человека. Сто десять долларов.
- Я-то знаю, как ими распорядиться, - сказал Мартин. - Я планирую на ваши денежки, джентльмены, совершить во Владивостоке большой загул. Почувствую себя в Золотой Орде.
- В орде ли или в борделе? - осведомился Барр.
Снова раздался смех. Вил достал из кармана карандаш и бумагу, в раздумье подергал себя за нос.
- Слово командира - тринадцать пятьдесят.
- Слово командира - тринадцать пятьдесят, - повторил Ларри, записывая на листке бумаги свой собственный вариант. - Проиграете, сэр! Помните, кто-то из великих сказал: "Все пожирает времени река..." А я добавлю: "...и прежде всего - деньги простака".
В отсеке снова невысокой волной переплеснулся смех.
- "Огайо" вчера должна была засечь арабские эсминцы, - сказал адмирал Фудзита.
- Полагаю, сэр, - ответил Брент, глядя на тонущий в тумане пролив Урага.
- По моим расчетам, они к тринадцати выйдут на владивостокский рейд, адмирал крепко сжал сухонькими пальцами висящий на груди бинокль. - Но лодка молчит?
- Молчит, сэр. Коммандер Вил не хочет обнаруживать себя и выйдет на связь не раньше, чем они снимутся с якоря.
- Который час, лейтенант? - спросил адмирал, снова поднимая к глазам бинокль.
- Тринадцать ноль-ноль.
- Им самое время двигаться...
- Господин адмирал, впередсмотрящий докладывает: оставили слева по борту Нодзима-Заки, - сказал телефонист Наоюки...
- Добро.
Брент вскинул к глазам бинокль, всматриваясь в поросший деревьями мыс.
- Нодзима-Заки, сэр, пеленг два-семь-три, - сказал Брент.
- Есть. Матрос Наоюки, запросить радиопеленг на Нодзима-Заки, О-Симу и Иро-Заки.
Телефонист отрепетовал команду РЛС, выслушал ответ и доложил:
- Два-шесть-ноль, господин адмирал, ноль-один-ноль и ноль-пять-ноль!
- Добро. - Адмирал повернулся к штурману Нобомицу Ацуми, склоненному над покрытому картой столом. - Нанесите линии положения!
Послышался свистящий шорох остро отточенного грифеля, скользнувшего вдоль ребра линейки.
- Мы на середине фарватера, господин адмирал. Предлагаемый курс один-шесть-пять, - сказал Ацуми, не отрываясь от карты.
- Добро, - в третий раз повторил Фудзима, тоже взглянув на карту. Поднять сигнал: "Следовать в стандартном ордере охранения, курсом один-шесть-пять, скорость - шестнадцать".
Спустя несколько секунд над головой взвились и затрепетали флажки.
Брент следил за тем, как миноносцы сопровождения занимают места в ордере: в тысяче ярдов впереди - корабль Файта с жирно намалеванной на носу и корме единицей, "второй", "четвертый" и "шестой" - в шестистах ярдах впереди по правому борту "Йонаги", а "третий", "пятый", "седьмой" на таком же расстоянии слева. Лейтенант невольно поежился, глядя, как, круто заваливаясь на перехлестывающей через фальшборт волне и иногда совсем скрываясь из виду под синевато-серыми горами, мчатся эти узкие корабли, ощетиненные антеннами и стволами зенитных установок.
- Все семеро подняли "Сигнал принят!", сэр.
- Отлично, - Фудзита подошел к переговорной трубе. - Курс один-шесть-пять, скорость шестнадцать. - Голос из штурманской рубки повторил приказ. Сигнальные флажки поползли вниз и на "Йонаге", и на эсминцах. Конвой начал поворот "все вдруг", и Брент, ощутив крен, почувствовал, как под стальной кожей чаще забилось сердце авианосца.
- Курс один-шесть-пять, скорость шестнадцать, девяносто восемь оборотов, - послышалось из переговорной трубы.
- Так держать.
Несмотря на промозглый туман и слабую видимость, они отвалили от причальной стенки ровно в восемь и следом за серыми "терьерами" охранения медленно вышли в Токийский залив, полный самых разнообразных судов. Потом два скоростных катера Японской Красной Армии сопровождали их до самого пролива Урага - разгонялись и неслись прямо в лоб, отворачивая лишь в самый последний момент. Разгневанный адмирал приказал рулевым: "Протараньте их!", но верткие катера, забитые орущими и вздымающими плакаты "красноармейцами", всякий раз умудрялись уходить от столкновения с носом левиафана. Наконец, когда вышли в открытое неспокойное море, катера, побесчинствовав на волнах, бивших авианосцу в правый крамбол, отстали и умчались в тихую заводь Токийского залива.
Когда от килевой качки палуба "Йонаги" стала медленно, словно грудь глубоко и крепко спящего человека, вздыматься и опадать под ногами Брента, он неожиданно для самого себя испытал приятные ощущения и жадно впитывал холодный, чистый, солоноватый морской воздух. Безбрежная гладь простиралась до самого горизонта, и лейтенант, как всегда, почувствовал себя песчинкой в этой необозримой водной пустыне.
Но воспоминание о Маюми заставило его беспокойно затоптаться на месте черные жгучие глаза впились ему прямо в душу. Он злобно пнул носком башмака ветрозащитный экран. В последнюю неделю увольнения на берег были отменены, и, конечно, надо было позвонить ей, пока "Йонага" стоял в доке и был подключен к городской сети. Но в их последнюю встречу девушка была полна такой скорби, гнева и даже злости, что у Брента рука не поднималась набрать ее номер. Было ясно, что надо дать ей время успокоиться. Но и Маюми не делала никаких попыток связаться с ним. Брент ждал, не будет ли хоть краткой записочки, но до самого выхода в море так ничего и не дождался. Ничего. Ровным счетом ничего. Ему на память пришли слова отца: "Когда не стало Кэтлин, мне словно отрубили руки и ноги". Теперь он понимал его.
Море било авианосец в правый крамбол, как пушинку поднимая на волну все его восемьдесят четыре тысячи тонн, и эти тяжкие удары гулким эхом отдавались где-то в самой глубине его стального тела, словно звучал огромный храмовый барабан. Брент вспомнил слова адмирала - "лучшие глаза на "Йонаге", не человек, а радар", а с ними - и о своих обязанностях. Он поднял бинокль. Ветер свежел, срывал с верхушек волн кружевные оборки пены, разгонял туман, и в прямоугольнике чистого синего неба над головой появилась стая чаек, пронзительными криками выражавших свое разочарование: военные корабли не вываливают за борт мусор и объедки, тем более нечего ждать поживы от вышколенной команды авианосца.
Море, на удивление, многолико: оно может быть обиталищем ужаса и смерти, может поразить ни с чем не сравнимой красотой. Брент в прошлом походе видел и то, и другое, и третье, но сегодня боги-живописцы превзошли самих себя: на севере громоздились, уходя в поднебесье тысяч на тридцать футов, отвесные башни и зубчатые крепостные стены грозовых туч, поверху окрашенных полуденным солнцем в ярчайшие малиново-багровые тона, а снизу, у самой воды переливавшихся сине-серым и осыпавших море жемчужной пылью дождя. На востоке и на юге небо было чистым, и лишь кое-где по нему быстро проплывали караваны облаков. Именно туда курсом на юго-восток шел "Йонага", чтобы принять на борт свою палубную авиацию.
Тот кивнул Бренту, и лейтенант встал из-за стола:
- Все возможно, сэр, но грамотный оператор легко распознает работу радара управления огнем. Частота выше, а фокус луча уже. Мне кажется, подводники не ошиблись и засекла их именно эта РЛС.
- Значит, в Женеве нас водят за нос, - жестко сказал Файт.
- Я немедленно пошлю запрос! - воскликнул Аллен.
Окума и Сайки, переглянувшись, усмехнулись.
- Это еще не все, - продолжал кэптен. - У нас стоят старые торпеды "Марк-46" с контактными взрывателями. Нам нужны новые - NT-37C, это лучшие торпеды в мире. У них есть все, что нужно, - активное и пассивное самонаведение и управление по проводам, а в борьбе со скоростными, почти бесшумными лодками они просто незаменимы. А дальность - вдвое больше против "сорок шестых".
Адмирал Аллен с глубоким вздохом откинулся на спинку кресла.
- Да я знаю, Джон, - произнес он почти с отчаянием. - Но ведь я же вам объяснял... Русские обязались не поставлять самонаводящиеся торпеды своим союзникам, мы - своим. Таковы условия, что мне вам это рассказывать?!
- Из-за этих условий я потерял Огрена, Уорнера, Фортино, Джексона, Филбина, Джиллилэнда... - зарычал Файт.
От этого скорбного перечня погибших лицо Аллена страдальчески сморщилось.
- Это нехорошо с вашей стороны, Джон. Запрещенный прием. Мы все несем потери.
- Свяжитесь с вашим министерством, с Главным штабом ВМС, - вмешался Фудзита. - Пошлите запрос. Попытка не пытка.
- Сколько таких запросов я уже посылал...
- Делать нечего. Будем воевать тем, что есть, Марк, - сказал Файт. Командиры всех моих миноносцев - американцы, все по многу лет плавают, все участвовали во второй мировой. - Он перевел взгляд на Фудзиту. - Надеюсь, сэр, вы будете применять торпедные атаки как крайнее и последнее средство.
- Не сомневайтесь, кэптэн. Да! - обратился Фудзита к Аллену. - Что там ваша лодка у Владивостока? Сообщений не было?
- Не было, сэр. Они выходят на связь только в случае активных действий объекта наблюдений.
- "Активных действий"... - насмешливо повторил Окума. - Может быть, они просто-напросто спят?
Послышались смешки. Фудзита оглядывал своими узкими глазками сидящих за столом, и Брент понимал, что на этот раз адмирал не вмешается.
- Нет, они не спят, - ответил Аллен. - Мне странно это вам объяснять, подполковник, но вы, наверно, забыли: приемники РЛС на берегу и на патрульных судах, перехватив сигнал, могут установить местонахождение лодки в считанные секунды.
Прежде, чем Окума успел ответить, адмирал спросил:
- Хороший у нее радар?
- Самый лучший, сэр. Это "Огайо", ею командует коммандер Норман Вил, мой друг.
- На него можно положиться?
- Всецело. Плавает лет двадцать и, пожалуй, один из лучших подводников в мире.
- Добро. Завтра в 8:00 "Йонага" снимается с якоря. - Фудзита ткнул указкой в точку на карте в ста милях к востоку от Токийского залива. Подполковник Мацухара, сообщите вашим командирам звеньев, что самолеты мы примем здесь. Старший офицер подготовит письменный приказ с указанием координат точки рандеву. - Он повернулся к Аллену. - Будем уповать на то, что ваш друг сообщит нам точное время выхода "Эль-Хамры" и "Мабрука". Так мы сбережем время и топливо.
- Будьте покойны, сэр, - уверенно улыбнулся адмирал. - Норман Вил не подведет.
10
Поставленная задача не нравилась коммандеру Норману Билу. Патрулируя в разведывательном дозоре в сорока милях юго-восточнее Владивостока, лодка имела под килем всего тридцать восемь фатомов [фатом (морская сажень) мера длины, равна 1,829 м], а Вил, как и все командиры подводных атомных ракетоносцев, хотел действовать на глубине хотя бы в сотню. Его лодка была создана для океанских бездн, а не для мелководья: глубина дает пространство для маневра, возможность уйти от борзой своры кораблей ПЛО [противолодочной обороны], которые сначала почуют зверя гидролокаторами, а потом стиснут у него на горле клыки глубинных бомб и торпед. И это адское патрулирование шло уже два месяца. Шестьдесят один день лодка дрейфовала или со скоростью трех узлов ползала на глубине сорока - шестидесяти футов на траверзе бухты Петра Великого, наблюдая за входившими и выходившими судами. Сторожевики, миноносцы, танкеры, сухогрузы... Но ливийцев "Мабрука" и "Эль-Хамры" не было.
У "Огайо", самого крупного и самого лучшего подводного ракетоносца американского флота, были и свои недостатки: при водоизмещении в 16600 тонн в надводном положении и 18700 тонн - в подводном этот кашалот медленно всплывал и еще медленнее погружался. Ему, способному держать под контролем немыслимое морское пространство - четырнадцать миллионов квадратных миль, - нужен был и соответствующий оперативный простор. Атомный реактор с водяным охлаждением S8G мчал "Огайо" со скоростью сорок узлов, но китайская орбитальная станция лишила лодку ее могучих челюстей двадцать четыре ракеты "Трайдент-1 С-4 MIRV" были демонтированы, пусковые шахты пусты, а единственным оружием остались четыре торпедных аппарата и торпеды "Марк-48".
Вил, подводник с двадцатилетним стажем, так до конца и не сумел побороть страх замкнутого пространства, охватывавший его с особенной силой на центральном командном посту, где в красноватом свете его со всех сторон тесно обступали люди и приборы - бесчисленные электронные планшеты, мерцающие зеленым экраны систем обнаружения, дисплеи компьютеров, где стоял особый запах, присущий всем подводным лодкам, - смесь дизельного масла, сигаретного дыма и давно не мытых мужских тел, покрывающихся потом в минуты опасности. Минуты такие случались часто, и никакие, даже самые усовершенствованные кондиционеры не могли справиться с этим едким букетом.
Перед Норманом на отдельных консолях стояли два командирских и поисковый перископы и пульт управления устройствами, выдвигавшими штыри радиоантенны, РЛС обнаружения и навигационного радара. Рядом в лениво-скучающих позах томились старший помощник лейтенант Джек Барр и трое его людей, раньше, когда ракеты еще были оружием, отвечавших за компьютеризованную систему наведения ракет "Марк-98", а теперь обслуживавших компьютеры управления торпедным огнем "Марк-118", РЛС обнаружения надводных целей ВPS-15А и систему РЭБ WLR-8. За спиной командира находился гидроакустический комплекс BQQ-6, перед которым сидели два оператора и лейтенант Лоуренс Мартин или просто Ларри. По левую руку приборы инерциальной навигационной системы, гироскопы и акселерометры, фиксировавшие ход "Огайо" во всех направлениях и скорость лодки в надводном и в погруженном положении. Оператор давал штурману показания оптики и электроники и мог определить местоположение лодки с точностью до двухсот ярдов в любой точке земного шара.
Норман Вил барабанил пальцами по колену. Через тридцать секунд предстояло подвсплыть на перископную глубину и оглядеть бухту. Командир вздохнул. "Мичиган" сменит их только через четыре дня, и они пойдут на Перл-Харбор, там проведут текущее переоборудование, а он сможет вырваться в Сан-Диего повидать жену Рэйчел и дочек - Сильвию и Бернис. Рэйчел, хоть и родила ему двух девочек, осталась такой же свежей и стройной, как и двадцать лет назад, когда они познакомились. Как у всех, кто по многу месяцев не видит ни одного нового лица и занимается утомительным и нудным делом наблюдения и поиска, фантазии Нормана Вила всегда были мучительно предметными и яркими до галлюцинаций. Рэйчел являлась ему не только в те долгие ночные часы, когда он в лютой мужской тоске ворочался на своей узкой койке, физически ощущая рядом с собой ее нагое тело, но и когда он прокладывал курс, вертел ручки перископа или просто сидел, слушая "травлю" своих офицеров. Он вдыхал аромат ее кожи. Он чувствовал ее присутствие.
Покашливание старшего помощника отвлекло его от этих мыслей. Он взглянул на часы и отрывисто скомандовал:
- Перископ поднять!
Вахтенный старшина, повернув кольцо гидравлического фиксатора, высвободил перископ, скользнувший вверх из своей шахты.
- Стоп! - сказал Вил, когда линзы оказались над поверхностью воды.
Согнувшись чуть ли не вдвое и расщелкнув сложенные рукоятки перископа, он взялся за них и описал полную окружность. Вмонтированная в перископ камера посылала на монитор сероватые "картинки".
- Пусто, командир, - сказал Джек, глянув на монитор.
- Пусто так пусто, - пробурчал Вил и подумал про себя: "Ничего. Арабами и не пахнет". - Акустик!
- Есть акустик!
- Ну, что там?
- Ничего, сэр, - раздалось у него за спиной.
- Отлично. Еще три фута вверх.
Перископ плавно ушел у него из рук, и Вил наконец-то смог распрямиться, приникнув к резиновому наглазнику.
Взвившись над перископом, антенная решетка стала принимать высокочастотные сигналы, передавая их в приемник, и на индикаторе РЛС замигали два огонька.
- Сэр, - сказал оператор. - Два поисковых радара. По характеристикам импульсов - береговые. Это не самолет и не корабль.
- Откуда? С мыса Гамова?
- Так точно.
- Отлично, - повторил командир.
Он и в самом деле был доволен. Кораблей нет, самолетов тоже, а береговые локаторы на таком расстоянии их перископ не засекут. Хотя лодка не подходила ближе двадцати четырех миль и формально находилась в нейтральных водах, русские считали стомильную зону вокруг Владивостока своими территориальными водами. И несколько раз за эти два месяца Норман видел, как по акватории порта кружили крейсер "Кара" и эсминец "Современный". У обоих на борту были самые совершенные ГАСы [гидроакустические системы], самонаводящиеся торпеды и вертолеты К-27, оборудованные акустическими радарами и способные сбрасывать РГАБ [радиогидроакустические буи] и глубинные бомбы. Русские ясно давали понять, что не потерпят вторжения в свои воды.
Норман почувствовал, как палубу качнуло вниз и вправо.
- Внимательней на рулях, мистер Т! - крикнул он стоявшему возле рулевых-горизонтальщиков высокому тонкому лейтенанту с непроизносимым польским именем Матеуш Тышкевич.
Никто из экипажа такого не мог выговорить, и потому все называли этого благодушного, неизменно улыбчивого уроженца Южного Бронкса "мистер Т" или "мистер Мэт". Однако сейчас улыбка сбежала с его лица. Лейтенант повторил команду рулевым, и те, поглядывая на экран, спустя несколько секунд выровняли киль.
Вил продолжал вращать перископ. Здесь, севернее сорок второй параллели, линзы перископа часто утыкались в густой туман. Сейчас ветер раздергал его в клочья, и в прогалинах по правому борту виднелись сопки Поворотного, по левому всего в восьми милях выступал из воды остров Русский, но мыс Гамова был скрыт плотной темно-серой пеленой, похожей на свинцовую пыль.
Сделав оборот на 360 градусов, Норман сказал Барру:
- Ничего. Ни кораблей, ни самолетов. Ветер - норд, десять узлов, высота волны - два фута, видимость отличная. - Со щелчком сложив рукоятки перископа, он отступил от него, скомандовав: - Перископ убрать! - Зажужжал электромотор, и хорошо смазанная труба бесшумно втянулась в свою шахту. Норман глянул на часы: перископ оставался на поверхности 8,2 секунды. Отлично. В самом деле, отлично, - сказал он сам себе.
Показав на монитор, укрепленный наверху, Барр спросил:
- Будете смотреть запись?
- Чего на нее смотреть?! Поставил бы лучше порнушку какую-нибудь, а то скоро забуду, как это вообще делается. - По ЦКП порхнул негромкий смешок. - Ладно, прокрути.
Через несколько секунд на мониторе возникло изображение, снятое укрепленной чуть ниже перископа камерой, но оно ничем не отличалось от того, что видели минуту назад его глаза. Он зевнул.
- Старший помощник, принимайте вахту, - и с нескрываемой тоской добавил: - Курс прежний.
- Есть курс прежний, - отозвался Джек Барр.
Но прежде чем командир успел повернуться и шагнуть к переборке, отделявшей ЦКП от жилых отсеков и его каюты, раздался голос Ларри Мартина:
- Сэр, у Пейна кое-что интересное.
Не больше пяти-шести шагов должен был сделать Норман Вил, чтобы оказаться за спиной главного акустика Боба Пейна. Огромный пятнадцатифутовый сенсорный преобразователь гидролокатора, укрепленного в носовой части лодки, засек шумы какого-то судна, передал их на компьютер, в памяти которого хранились частотные характеристики всех кораблей ВМФ СССР, и на зеленом дисплее перед Пейном замелькали их визуальные символы.
- Незарегистрированные характеристики, сэр. Неизвестное судно, - сказал он, прижимая к уху наушник. - Одно или несколько. Дальность шесть-семь миль.
- Может, это кит? Или подводная лодка?
- Нет, сэр, - Пейн показал на дисплей, на котором плясали ломаные линии, показывавшие источник шумов. - Мощные машины. Высокая истинная скорость - один-восемь-ноль.
- Ого-го, командир, - сказал Ларри Мартин. - Если это землетрясение, то не меньше десяти баллов по шкале Рихтера.
Вил, ворча что-то, взял наушники и услышал характерный нарастающий шум гребных винтов, рассекающих воду, и постепенно сумел в этой мешанине звуков выделить две различных частоты. Затем в наушники медленно вползло посвистывание. Норман быстро глянул на зеленовато мерцающий дисплей в поисках вспыхивающих точек и, к немалому своему удивлению, ничего не увидел.
- Два корабля, сэр, - сказал Пейн. - Но такие признаки попадаются мне впервые, ничего подобного пока не слышал.
- Черт, они уже совсем близко, - сказал Вил.
- Их экранирует термоклин, - заметил акустик.
Вил внятно выругался. Здесь, на севере, звукопроводимость была ужасающая. Море из-за постоянно меняющихся температур представляло собой настоящий слоеный пирог, а там, где отдельные слои теплой воды на поверхности встречались с холодными глубинными течениями, возникал почти непроницаемый барьер, действовавший как экран-отражатель и защищавший от акустических сигналов. Это играло на руку подводникам, а вот сегодня сработало против командира "Огайо". Вил обернулся к старшему помощнику:
- Над нами, по всей видимости, полным ходом идут два боевых корабля. Турбины работают с полной нагрузкой. - Он побарабанил пальцами по приборной панели. - Когда "Трепанг" засек два эсминца на входе в Корейский пролив?
- Почти тридцать пять часов назад, - ответил, заглянув в вахтенный журнал, Барр.
- А ведь это они и есть, - задумчиво сказал командир. - Те самые ливийские эсминцы.
- Они в трех милях, сэр, - доложил Пейн, - скорость - тридцать один узел. Через шесть минут десять секунд пройдут в четырех тысячах ярдов у нас по левому борту.
- Отлично. - Вил подошел к перископам и, напряженно размышляя о чем-то, стукнул в них костяшками пальцев. - Они ведут гидроакустический поиск?
- Нет, сэр. У меня только шумы двигателей и корпуса.
- Старший помощник, глубина под килем?
- Сорок фатомов, сэр.
- Стоп машина!
Барр передал команду в центральный пост, и все услышали, как перестал вибрировать единственный бронзовый винт лодки. Безмолвная "Огайо" пошла на глубину, уменьшив издаваемые ею шумы до предела.
- Дальность?
- Три мили, сэр.
- Поднять перископ!
Вил держал линзы над самой поверхностью воды и внезапно услышал пугающее гудение радарного датчика.
- Что там такое? - вскрикнул он.
Оператор глянул на вспыхивающий в углу дисплея огонек - знак опасности.
- Два береговых радара, сэр. Проводят поиск с большим радиусом действия: ноль-восемь-пять, два-шесть-ноль, три-пять-пять.
- Это лоцманская проводка, командир, - сказал Барр.
- С мысов?
- Точно, командир. С мыса Поворотного, мыса Гамова и острова Русский.
- Добро. Поднять перископ.
Вил, то наклоняясь, то выпрямляясь, но не отрывая глаз от окуляров, кружился вместе с перископом, пока не увидел все, что ему было надо увидеть. Он даже удовлетворенно крякнул: два серых эсминца находились именно там, где он и предполагал. Они шли полным ходом, разрезая и вспенивая острыми форштевнями волны и оставляя за кормой белые буруны. По две трубы, по четыре орудийных башни, торпедные аппараты... Глубинные бомбы, разложенные на корме ровными рядами, отсюда казались леденцами в шоколадной глазури, фортопы мачт щетинились антеннами. Пятидюймовые орудия были уставлены жерлами в небо, зенитные установки заполняли палубу и надстройки. Доведя увеличение до четырнадцати единиц, Вил потерял оптическое разрешение, но зато сумел разглядеть теперь все в мельчайших подробностях - он видел даже смуглые лица зенитчиков и впередсмотрящих на мостике и фор-марсе. Кое-кто курил, и у всех был скучающий вид.
- Опустить перископ!
Снова зажужжал мотор, и стальная труба спряталась.
- Акустик!
- Обороты гребного вала постоянные, сэр, курс прежний! - доложил Пейн.
- Отлично. - Подойдя к пульту ГАСа, Вил прижал к уху наушник и одновременно взглянул на дисплей. Гребные винты, не сбавляя оборотов, мчали миноносцы курсом на Владивосток. Он снова удовлетворенно крякнул и вернулся на свое место у перископов. - Ну-ка, мистер Барр, покажите-ка нам "картинку".
На мониторе мгновенно возникли силуэты двух миноносцев.
- Класса "Джиринг", командир, - сказал Джек Барр. - Глубинные бомбы времен Нельсона, торпедные аппараты, и идут под ливийским флагом. Похоже, это те, кого засек "Трепанг".
- Но мы не знаем, что у них лежит в этих аппаратах, - словно про себя, сказал Норман.
- Наверняка какие-нибудь допотопные дуры с контактными взрывателями.
- Я вижу, Джек, русские и ливийцы пользуются у тебя безграничным доверием, - ядовито ответил командир.
- Я лично им верю, как родной теще, - разрядив напряжение, повисшее в тесном ЦП, сказал Ларри Мартин, и все покатились со смеху.
- Командир, доложить на базу? - повернулся от монитора Барр.
Вил секунду раздумывал.
- Нет, сохраняем радиомолчание. Прибережем-ка наш рапорт на их выход из Владивостока. Полагаю, он состоится завтра в первой половине дня. - Он оглядел всех, кто был в отсеке. - Кто хочет держать пари? Ставлю пять долларов.
- Раньше четырнадцати не тронутся, - немедленно принял вызов Мартин.
- Тринадцать десять, - сказал Пейн.
- Четырнадцать тридцать, - ответил Барр.
- Так, - распорядился командир. - Каждый спорящий отдает пять долларов и бумажку с собственноручно записанным временем выхода боцману Эшворту. Время появления за входным буем указывать местное. Радарную мачту я завтра поднимать не буду, поэтому все мы в руках нашего акустика. Пеленг буя три-пять-восемь, дальность - восемь миль. Итак, должен выйти конвой из четырех судов. Свидетель - старший помощник. Впрочем, мы запишем шумы на кассету, и каждый сможет послушать. Ясны условия пари?
В руках у всех появились карандаши и лоскутки бумаги. Барр сосчитал присутствующих:
- Двадцать два человека. Сто десять долларов.
- Я-то знаю, как ими распорядиться, - сказал Мартин. - Я планирую на ваши денежки, джентльмены, совершить во Владивостоке большой загул. Почувствую себя в Золотой Орде.
- В орде ли или в борделе? - осведомился Барр.
Снова раздался смех. Вил достал из кармана карандаш и бумагу, в раздумье подергал себя за нос.
- Слово командира - тринадцать пятьдесят.
- Слово командира - тринадцать пятьдесят, - повторил Ларри, записывая на листке бумаги свой собственный вариант. - Проиграете, сэр! Помните, кто-то из великих сказал: "Все пожирает времени река..." А я добавлю: "...и прежде всего - деньги простака".
В отсеке снова невысокой волной переплеснулся смех.
- "Огайо" вчера должна была засечь арабские эсминцы, - сказал адмирал Фудзита.
- Полагаю, сэр, - ответил Брент, глядя на тонущий в тумане пролив Урага.
- По моим расчетам, они к тринадцати выйдут на владивостокский рейд, адмирал крепко сжал сухонькими пальцами висящий на груди бинокль. - Но лодка молчит?
- Молчит, сэр. Коммандер Вил не хочет обнаруживать себя и выйдет на связь не раньше, чем они снимутся с якоря.
- Который час, лейтенант? - спросил адмирал, снова поднимая к глазам бинокль.
- Тринадцать ноль-ноль.
- Им самое время двигаться...
- Господин адмирал, впередсмотрящий докладывает: оставили слева по борту Нодзима-Заки, - сказал телефонист Наоюки...
- Добро.
Брент вскинул к глазам бинокль, всматриваясь в поросший деревьями мыс.
- Нодзима-Заки, сэр, пеленг два-семь-три, - сказал Брент.
- Есть. Матрос Наоюки, запросить радиопеленг на Нодзима-Заки, О-Симу и Иро-Заки.
Телефонист отрепетовал команду РЛС, выслушал ответ и доложил:
- Два-шесть-ноль, господин адмирал, ноль-один-ноль и ноль-пять-ноль!
- Добро. - Адмирал повернулся к штурману Нобомицу Ацуми, склоненному над покрытому картой столом. - Нанесите линии положения!
Послышался свистящий шорох остро отточенного грифеля, скользнувшего вдоль ребра линейки.
- Мы на середине фарватера, господин адмирал. Предлагаемый курс один-шесть-пять, - сказал Ацуми, не отрываясь от карты.
- Добро, - в третий раз повторил Фудзима, тоже взглянув на карту. Поднять сигнал: "Следовать в стандартном ордере охранения, курсом один-шесть-пять, скорость - шестнадцать".
Спустя несколько секунд над головой взвились и затрепетали флажки.
Брент следил за тем, как миноносцы сопровождения занимают места в ордере: в тысяче ярдов впереди - корабль Файта с жирно намалеванной на носу и корме единицей, "второй", "четвертый" и "шестой" - в шестистах ярдах впереди по правому борту "Йонаги", а "третий", "пятый", "седьмой" на таком же расстоянии слева. Лейтенант невольно поежился, глядя, как, круто заваливаясь на перехлестывающей через фальшборт волне и иногда совсем скрываясь из виду под синевато-серыми горами, мчатся эти узкие корабли, ощетиненные антеннами и стволами зенитных установок.
- Все семеро подняли "Сигнал принят!", сэр.
- Отлично, - Фудзита подошел к переговорной трубе. - Курс один-шесть-пять, скорость шестнадцать. - Голос из штурманской рубки повторил приказ. Сигнальные флажки поползли вниз и на "Йонаге", и на эсминцах. Конвой начал поворот "все вдруг", и Брент, ощутив крен, почувствовал, как под стальной кожей чаще забилось сердце авианосца.
- Курс один-шесть-пять, скорость шестнадцать, девяносто восемь оборотов, - послышалось из переговорной трубы.
- Так держать.
Несмотря на промозглый туман и слабую видимость, они отвалили от причальной стенки ровно в восемь и следом за серыми "терьерами" охранения медленно вышли в Токийский залив, полный самых разнообразных судов. Потом два скоростных катера Японской Красной Армии сопровождали их до самого пролива Урага - разгонялись и неслись прямо в лоб, отворачивая лишь в самый последний момент. Разгневанный адмирал приказал рулевым: "Протараньте их!", но верткие катера, забитые орущими и вздымающими плакаты "красноармейцами", всякий раз умудрялись уходить от столкновения с носом левиафана. Наконец, когда вышли в открытое неспокойное море, катера, побесчинствовав на волнах, бивших авианосцу в правый крамбол, отстали и умчались в тихую заводь Токийского залива.
Когда от килевой качки палуба "Йонаги" стала медленно, словно грудь глубоко и крепко спящего человека, вздыматься и опадать под ногами Брента, он неожиданно для самого себя испытал приятные ощущения и жадно впитывал холодный, чистый, солоноватый морской воздух. Безбрежная гладь простиралась до самого горизонта, и лейтенант, как всегда, почувствовал себя песчинкой в этой необозримой водной пустыне.
Но воспоминание о Маюми заставило его беспокойно затоптаться на месте черные жгучие глаза впились ему прямо в душу. Он злобно пнул носком башмака ветрозащитный экран. В последнюю неделю увольнения на берег были отменены, и, конечно, надо было позвонить ей, пока "Йонага" стоял в доке и был подключен к городской сети. Но в их последнюю встречу девушка была полна такой скорби, гнева и даже злости, что у Брента рука не поднималась набрать ее номер. Было ясно, что надо дать ей время успокоиться. Но и Маюми не делала никаких попыток связаться с ним. Брент ждал, не будет ли хоть краткой записочки, но до самого выхода в море так ничего и не дождался. Ничего. Ровным счетом ничего. Ему на память пришли слова отца: "Когда не стало Кэтлин, мне словно отрубили руки и ноги". Теперь он понимал его.
Море било авианосец в правый крамбол, как пушинку поднимая на волну все его восемьдесят четыре тысячи тонн, и эти тяжкие удары гулким эхом отдавались где-то в самой глубине его стального тела, словно звучал огромный храмовый барабан. Брент вспомнил слова адмирала - "лучшие глаза на "Йонаге", не человек, а радар", а с ними - и о своих обязанностях. Он поднял бинокль. Ветер свежел, срывал с верхушек волн кружевные оборки пены, разгонял туман, и в прямоугольнике чистого синего неба над головой появилась стая чаек, пронзительными криками выражавших свое разочарование: военные корабли не вываливают за борт мусор и объедки, тем более нечего ждать поживы от вышколенной команды авианосца.
Море, на удивление, многолико: оно может быть обиталищем ужаса и смерти, может поразить ни с чем не сравнимой красотой. Брент в прошлом походе видел и то, и другое, и третье, но сегодня боги-живописцы превзошли самих себя: на севере громоздились, уходя в поднебесье тысяч на тридцать футов, отвесные башни и зубчатые крепостные стены грозовых туч, поверху окрашенных полуденным солнцем в ярчайшие малиново-багровые тона, а снизу, у самой воды переливавшихся сине-серым и осыпавших море жемчужной пылью дождя. На востоке и на юге небо было чистым, и лишь кое-где по нему быстро проплывали караваны облаков. Именно туда курсом на юго-восток шел "Йонага", чтобы принять на борт свою палубную авиацию.