Страница:
Хотя Эрс страстно желал эту девушку, которая так долго снилась ему, а ей не терпелось отдаться ему, он не стал торопить событий и принялся покрывать поцелуями каждый дюйм её загорелого, сильного и гибкого тела. Диана, понимая, что этот парень в которого она давно уже была тайно влюблена, но даже не надеялась на то, что он обратит на неё внимание, специально затягивает, не возражала. Она очень хорошо понимала его неторопливость и радовалась каждому новому поцелую. Её возлюбленный просто искал подтверждений тому, что это именно она, именно та девушка, которая была ему обещана в волшебных ледяных садах Матидейнахш и, находя их, всякий раз громкими, радостными восклицаниями благодарил Великую Мать Льдов, давая и ей почувствовать и понять, что всё именно так и было, как он ей об этом только что рассказал.
Когда же желание Дианы сделалось совсем нестерпимым, Эрс распахнул перед ней своё сознание, раскрыл все свои мысли и ввёл её в мир своих снов, грёз и мечтаний, в которых она действительно была для него самой прекрасной и самой желанной. Диане от этого стало так приятно и радостно, что она чуть не разрыдалась от счастья, а потом, словно бы растворилась в своём возлюбленном, и очнулась от нестерпимого наслаждения. А ещё перед ней открылись те сияющие высоты, на которые этот парень был намерен подняться вместе с ней и эти высоты были лесом сказочной красоты, в котором она была настоящей королевой, которой беспрекословно повиновалась каждая былинка и каждый листок. Она была матерью-хранительницей не только для многих людей, но и для огромного леса, занявшего собой всю планету целиком. Так же целиком завладел всеми её мыслями и чувствами этот удивительный парень, дерзкий, сильный, смелый и любящий её сильнее всех на свете.
Тихие и умиротворённые они лежали на синем, косматом живом ложе, ласкающим их тела своими длинными, шелковистыми и упругими прядями и над ними шелестели кронами огромные кедры, а птицы пели им свои песни, разнося на всю округу весть о том, что король и королева лесов нашли друг друга. Длинный Эрс первым подумал о том, что ему нужно известить об этом родителей Дианы и своих собственных, целуя счастливое лицо девушки, негромко сказал:
– Малышка, нам нужно двигать, сообщить нашим предкам, что мы с тобой теперь муж и жена. Как только мы выберемся отсюда, я тут же свожу тебя на небеса прямо на Варкене.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Обитаемая Галактика Человечества, Терилаксийская Звездная Федерация, открытый космос вблизи темпорального коллапсара "Галан", Звездное княжество "Звездный Антал".
785 236 год Эры Галактического Союза
Веридору Мерку снилось, что он снова находится на арене колизеума Лино Рейтриса вместе с маршалом войск храма Великой Матери Льдов Кориной Мейяр, но не сражается с ней пилочкой для ногтей, а играет на одном из трёх самых больших барабанов-годо всей галактики, Великом Энимоне. Обнаженная Корина била в барабан вместе с ним, но не большими барабанными палочками-ойтонами, а двумя длинными самурайскими мечами. При этом Веридор чувствовал себя очень неловко, так как с него то и дело сползали его фиолетовые штаны-годолайтары, украшенные серебряными соколами. Он боялся, что они свалятся в самый неподходящий момент и публика увидит, что у него стоит член, чего ему очень не хотелось. Играть на годо ему тоже не хотелось, а хотелось подхватить Корину на руки и умчаться с нею на край света. А ещё ему хотелось вместе с ней упасть на колени перед Рунитой и попросить жену принять его любовницу в их семью, что по древним варкенским обычаям было вполне естественным делом, но почему-то порицалось в нынешние просвещённые времена.
Корина ловко размахивала своими мечами, словно она была не прославленным воином, а годойоном, но она не столько играла на годо в паре с ним, сколько дразнила его, принимая соблазнительные позы всякий раз, когда он, нанеся в высоком прыжке серию быстрых ударов, приземлялся на арену, вставая между ним и годо. Смотреть на свою любовницу Веридору было очень приятно, но ему нужно было обязательно сыграть на барабане-годо ритуальную мелодию, которой на Варкене годойоны обычно сопровождали приход весны. Он всё время сбивался с ритма и публика, которая это слышала, свистела, кричала и бросала в него большими деревянными киянками, которые то и дело больно ударяли его по спине. Веридор злился на Звёздных императоров и планетарных королей, сидевших в амфитеатре, но не мог прекратить бить в барабан-годо.
Наконец он кое-как отбарабанил всю мелодию, отбросил от себя длинные, тяжелые ойтоны и, бросившись к Корине, крепко обнял её и тут эти проклятые годолайтары свалились-таки с него и все увидели татуировки Руниты на его ягодицах, которые он почему-то не покрыл тональным кремом. Раздался громкий, оскорбительный хохот и в него полетели уже чуть ли не сотни киянок. К тому Корина выскользнула из его объятий и, показав ему язык, убежала, а ему так хотелось взмыть вместе с ней в воздух и опуститься на большую кровать, покрытую изумрудным мехом, стоявшую на верхней плоской грани Великого Энимона. Она взлетела вверх и там её сграбастал в свои объятья Сиссар, из-за спины которого выглядывала Бина. Веридору стало очень обидно и он проснулся.
Едва только пробудившись от этого мучительно сна, он тут же чуть не получил по лбу большой киянкой, которую столкнул с лесов его подмастерье, которому он поручил несколько часов назад тщательно простукать костяную насечку. Поймав киянку в последнее мгновение, Веридор вскочил и в сердцах запустил ею в задремавшего на лесах парня, но не дал ей треснуть того по спине, а поймал телекинетическим усилием и плавно опустил на леса, после чего спустил уставшего подмастерье вниз, на ту же кучу стружек, покрытую брезентом, на которой спал сам. Он подошел к верстаку, достал из холодильника, стоявшего на нём, кувшин с домашним пивом и сделал несколько больших глотков. Эти сны сделались для него самым настоящим наваждением, что ему совсем не нравилось.
Было позднее утро, в цеху, где стояли все три алмазных годо, кипела работа. Сегодня они должны были завершить украшать костью последнюю грань Великого Энимона. Имя этому барабану он дал сам, назвав его Голосистым. Мастера по голосу уже ставили на него мембрану, а также неоднократно проверяли его акустические способности с помощью специальных звуковых пушек и голосина у Энимона действительно оказался очень мощный, звонкий и красивый. Разумеется, по настоящему громко этот годо запоёт тогда, кода его покроют лаком, но как раз с лаком у мастеров Холтора получилась задержка. Они никак не могли сварить такой лак, который лип бы к древесине алмазного дуба идеальным образом. Времени у них было ещё предостаточно и поэтому Веридор не волновался. К тому же для Великих годо ещё не были готовы медальоны для киля, прославляющие леди Риту и всех её любовников, как венценосных, так и самых простых.
Киль барабана-годо, особенно очень большого, не относится к числу тех его деталей, которые влияют на звук. Он предназначен только для того, чтобы устанавливать барабан на полу перед помостом, а потому его можно украшать, как угодно и чем угодно. Длина киля больших алмазных годо составляла триста двадцать шесть метров, а высота от двадцати восьми с половиной метров возле мембраны и двенадцати возле большого, резного шишака. Ширина киля тоже была внушительной, почти четыре метра. Поэтому на всех трёх барабанах-годо поместилось одиннадцать тысяч двести двадцать шесть клейм размером два с половиной на два с половиной метра, на которых было решено изобразить разноцветными драгоценными камнями, солопластом, золотом, платиной, серебром и эмалями по три сцены, выбранных каждым паломником.
Малость почесав головы, все паломники выбрали из всех своих стереоснимков исключительно сцены не просто эротического, а сугубо порнографического характера, как будто все они мечтали только о том, чтобы люди увидели, в каких именно позах она занимались с леди Ритой любовью. Никто, даже такой набожный человек, как архиепископ Иезекия Антальский, не попросил художников, чтобы они изобразили то, как они пьют чай с Верховной жрицей Храма Великой Матери Льдов. Поскольку жены всех паломников без исключения рвались посмотреть на эти клейма, всех художников клана Таланов Дерзких заперли в особо охраняемом помещении, которое было постоянно заполнено вульритом, а для вящей надёжности ещё и облицовано изнутри антисеситивным покрытием. К тому же при выходе художников обыскивали и отбирали у них каждый клочок бумаги.
Клейма было решено вставить в гнёзда килей только тогда, когда всё будет готово к полёту. Делалось это не из соображений нравственности, а только для того, чтобы соблюсти режим секретности. Паломников поначалу пускали в художественные мастерские, где они обсуждали с мастерами эскизы, а потом попёрли в три шеи и даже запретили им приближаться к музыкальной фабрике без особого разрешения Холтора, но те всё равно любыми правдами и неправдами умудрялись пробираться внутрь. Некоторые типы, такие, как Зак Лугарш и Нейзер, пробирались даже в художественную мастерскую, но их там быстро вычислял Ратмир, который вошел в бригаду художников вместе с Велиментом и ещё несколькими десятками планетоделов. Среди них тоже имелись прекрасные художники.
Эта часть работы была самой простой. Самым главным было довести все заготовки до ума и заставить их звучать. Хотя клан Таланов Дерзких и ваял барабаны-годо с доисторических времён, у них на вооружении были также и последние достижения науки, выраженные в точнейших акустических приборах. Как только все заготовки были ошкурены, акустики клана приступили к их тестированию. Делалось это только для того, чтобы определить дальнейшую судьбу каждого барабана и будь в темпоральнике их истинные создатели, те коралловые деревья, которые вырастили такие ветви на алмазных дубах, зеркальных буках и гигантских музыкальных кедрах, они наверное, раздулись бы от гордости. Ни одна заготовка, ни большая, ни маленькая не была пущена на дрова.
Музыкальных дел мастера к каждой нашли свой подход. Первыми были изготовлены барабаны для начинающих годойонов и Холтор был готов отдать правую руку на отсечение, если на всём Варкене найдётся человек, который поморщится при их звучании. Микки, который был верен своему Синему годо, опробовав несколько барабанов, был вынужден признать, что они звучат ничуть не хуже его любимого барабана, к которому он не подпускал даже Веридора. Годойонархоны клана Таланов Дерзких сразу же признали его и после нескольких месяцев стажировки он стал одним из учителей. Из-за этого Микки приходилось буквально разрываться на две части. Со своим уникальным слухом он ещё и высоко котировался в цехе акустиков и с ним постоянно конкурировал секонд Зеттурион, но их обоих безжалостно критиковал Интайр.
То, что у него теперь было кому не только оценить звук, но ещё и с абсолютной точностью сказать, почему он такой, несомненно, радовало Холтора, но не решало многих его проблем. Главная из них заключалась в том, что хотя все барабаны и были уже собраны, их нужно было теперь вручную доводить до нужной кондиции, а это можно было сделать только одним способом, по паре микронов удалять лишнее дерево, шлифуя их шлифовальными машинками, которые визжали в цехах так, что ушам было больно. Время от времени то один, то другой барабан исчезал из цеха, чтобы после того, как из него высосут всю пыль, подвернуться акустическому тестированию. После долгих споров некоторые барабаны телепортом отправляли в те цеха, где на них наводили красоту мастера насечки и инкрустации. Эта работа была ничуть не менее ответственной.
Как это и предполагал Веридор Мерк, самым лучшим материалом для инкрустации алмазных годо являлась морская кость, но она же являлась ещё и самым дорогим отделочным материалом. После многочисленных тестов Микки, Зеттурион и Интайр пришли к согласию, что идеальным соотношением толщины костяной насечки и тела барабана будет то, при котором морскую кость нужно будет распускать на прутки толщиной в шесть миллиметров, что бы получить в итоге пять и две десятых миллиметра. Сорквик, услышав это и зная примерный погонаж, быстро произвёл в уме расчёты и моментально изменился лицом. Взяв Веридора за шиворот, он отвёл его в сторонку и между ними произошел короткий разговор. В итоге они приняли соломоново решение. Каждый отделывает свой барабан своими собственными запасами морской кости, а на барабан леди Риты они скидываются вместе, чтобы он не выглядел жлобским.
Когда Холтор узнал о том, сколько стоит та морская кость, которую император галактики и Звёздный король пустили на отделку барабанов-годо, он чуть не грохнулся в обморок, ведь выходило так, что купить такой барабан смогут только три человека во всей галактике, её император, Веридор Мерк и Харди Вирров, который был зол на Сиссара, как черт из-за того, что тот не вырастил четвёртого барабана. Но он хотя бы добился того, что по их точному образу и подобию были изготовлены ещё три алмазных годо поменьше, но со всеми теми клеймами, какие были на Великих годо. То, что ему придётся выложить за них девять миллиардов золотых роантов, его совершенно не волновало. Холтор всё же не выдержал и поинтересовался у Сорквика, почему морская кость стоит дороже изумрудов с Обелайра, и тот, насмешливо скривив губы, ответил:
– А как ты хотел, Холти? Изумруды из недр Обелайра прут, как дерьмо из гонзара, а морская кость созревает в морском песке десятки миллионов лет и к тому же не во всяком. Ну, и ещё всё дело заключается в том, что вся она давно уже из этого песка вынута моим зятёчком и поделена им поровну, но я считаю, что он всё равно меня ограбил.
Веридор, услышав это, тотчас завопил:
– Ах, ты старый жмот! Тебе что, лень построить у себя на Галане большой темпоральник, засунуть в него все те костомахи, которые я собирал тысячами лет и прокрутить их в нём?
Таких стычек на музыкальной фабрике было не одна и не две. Паломники, порой, чуть ли не дрались между собой по самым разным поводам. Цапались они и с музыкальных дел мастерами, придираясь то к тому, что у кого-то барабан блестит хуже, чем у других, то ещё к чему-нибудь и Холтору с трудом удавалось доказывать, что главное в барабане-годо не его блеск, а звук и певучесть. По мере того, как продвигалось вперёд обучение годойонов любви, таких претензий становилось всё меньше и меньше, а иногда случалось и так, что тот паломник, который ещё недавно грозился поколотить того типа, который поставил на его годо бронзовую, а не золотую обечайку, приходил на музыкальную фабрику, влезал на самый большой барабан или ещё какую-нибудь эстакаду и публично приносил мастеру свои извинения.
Это говорило только о том, что этот годойон, наконец, стал разбираться в тех звуках, которые он извлекал из годо, стуча по нему здоровенным кривым ойтоном. Вообще-то Холтор не мог нарадоваться на учеников клана, ведь среди них было более трёхсот Звёздных императоров и теперь заказами на одни только большие годо его клан был обеспечен на несколько десятков лет вперёд. Уж на что Гуго Декстер был далёк от таких звуков, ему больше нравилась симфоническая музыка, однако же и он теперь считал, что большим годо самое место в симфоническом оркестре. Он был необычайно музыкально одарённым парнем и поэтому одним из первых был признан своими учителями настоящим годойоном, а не идиотом с оглоблей в руках. То, что их учениками были такие люди, как Сорквик, Удугу Бхор, Патрик Изуар, Богуслав Вихрь и многие другие, имя которых было принято произносить склоняя голову в знак уважения, нисколько не смущало годойонархонов и потому с лбов и тел их учеников не сходили шишки и синяки, что особенно возмущало Патрика и его бывшего помощника, а теперь императора Лекса Чарльза Первого.
Но ничего не поделаешь, весьма болезненное наказание следовало за каждый малейший промах. Ты мог по рассеянности поджечь дом своего годойонархоны и тот лишь усмехнулся бы, узнав об этом, но если ты отстучал быструю дробь не в той тональности, он моментально зверел и выстукивал её на твоей спине или голове. Зато уже через восемь месяцев эти злобные мучители добились главного, буквально каждый их ученик мог даже спросонья моментально выбить дробь указанного ему рисунка и тональности чем угодно и на чём угодно, хоть ладонями на собственной заднице. Поэтому и отношение к своему собственному годо у каждого ученика изменилось самым радикальным образом. Изготовить для своего годо футляр стоимостью в хороший тримобиль-лимузин считалось теперь не только естественным, но и единственно правильным решением. Ну, а уж о том, чтобы оставить годо в сыром помещении или на сквозняке, вообще не могло идти и речи, так как считалось дикостью.
Каждый ученик обзавёлся чуть ли не двумя десятками мембран для своих годо, как это и было принято у всех нормальных годойонов и отношение к ним было куда более заботливым, чем к одежде и обуви. Научились ученики разбираться и в достоинствах мембран, а также знали, какая из них и где будет лучше звучать. После того, как Гуго Декстер был посвящён в годойоны и получил ойтоны изготовленные для него по специальному заказу, все ученики удвоили свои усилия, ведь теперь он мог пошить себе свои фирменные годолайтары и был вхож в не такое уж и большое сообщество годойонов. Это лесоводов и музыкальных дел мастеров на острове Зелёный Марлар было очень много, миллионы и десятки тысяч, а вот настоящих годойонов насчитывалось не более пяти с половиной тысяч и все они были нарасхват.
Веридор Мерк уже был признанным годойоном, хотя и учился этому искусству самостоятельно. Тем не менее он тоже пошел в музыкальную школу, как и все остальные ученики. Годойонархоны Таланов, послушав его, посовещались и в итоге сказали ему, чтобы он не тратил зря их время и не отвлекал учеников, а вместо этого приходил к ним в вечерние часы. После первого же визита к годойонам острова Зелёный Марлар он понял, что к нему относятся, как к равному, а старейшина их цеха, Эйден Талан, уважая его стиль игры, дал ему только один совет, посылать к чертовой матери всех советчиков и бить в годо так, как он считает нужным, что было для Веридора так же приятно, как и то, что Холтор, посмотрев на то, как он работает с костью, немедленно созвал всех мастеров костяной насечки и инкрустации и объявил им, что все они переходят к нему в подмастерье, так как среди них нет ни одного мастера, способного с ним просто тягаться, не говоря уже о том, чтобы превзойти его в этом чертовски сложном деле.
Драгоценная морская кость в руках Веридора была такой же послушной, как воск. Применяя самый минимум Силы, он заставлял её чуть ли не врастать в дерево и работал так филигранно, что между костью и алмазной древесиной было невозможно вставить кончик иглы. К тому же он не испортил ни одного сантиметра морской кости, буквально рисуя ей по декам алмазных годо прихотливые узоры. Сегодня инкрустирование годо и их украшение костяной насечкой, наконец, было завершено. Барабаны годо уже можно было передавать в цех на чистку, последнюю просушку и лакировку. Хотя в цеху ещё стучали киянки и визжали шлифовальные машинки, работы оставалось буквально на считанные минуты и как раз в это время в цех инкрустации вошли в сопровождении Холтора император Сиссар со своими женами. Все четверо были нарядно одеты и Веридор, отряхнув на себе рабочий комбинезон, быстро направился к ним. Холтор, разводя руками, при виде его громко воскликнул:
– Мастер Веридор, для меня было огромным наслаждением работать вместе с тобой! Парень, ты гений кости!
Веридор широко заулыбался, но Сиссара не обманул его нарочито радостный вид. Дождавшись, когда Звёздный король поцелует руки Бине и Корине, он спросил:
– Как дела, Верди? Что-то у тебя сегодня неважнецкий вид.
Веридор гаркнул в ответ как раз в тот момент, когда шум в цеху, который уже не имел прежней громкости, стих:
– Как, как, хреново! Мне опять приснилась твоя жена!
– И, как всегда, разумеется, голая и с мечами? – Насмешливым тоном поинтересовался Сиссар и тут же добавил – Сам виноват. Тебе нужно было не щёлкать клювом, когда она была в тебя влюблена по уши, а быстро срезать свою причёску-архо, залезть в золотое чрево своего доктора Боткина, отрастить там волосы и немедленно везти её на небеса. Думаю, что с Рунитой ты как-нибудь договорился бы. Она у тебя ангел и просто без ума от моей Кори. Так что всё у вас было бы в полном порядке, но тогда она чуть ли не каждую ночь снилась бы мне.
Веридор отрицательно мотнул головой и сказал:
– Нет, уж, спасибо. Извини, но я всё сделал правильно. Не в моих правилах лишать людей счастья. У тебя было гораздо больше прав совершить брачный полёт с Кориной и, вообще, хватит вспоминать об этом, Сис. – Повернувшись к дамам, которые с увлечением рассматривали какую-то киянку, он сказал – Ну, вот девочки, моя работа завершена. Теперь барабаны осталось только пропылесосить и покрыть лаком. – Посмотрев на Холтора, он спросил – Ну, как, вчерашняя варка лака удалась. Вы нашли, что искали?
Радостное до этого момента лицо барабанных дел мастера сразу же сделалось мрачным и он тоскливым голосом ответил:
– Спору нет, тот лак, который вчера сварил Корнен, просто изумительный, но он совершенно не годится для алмазной древесины. Я уже и не знаю, что нам и делать, Веридор. Хоть бери, натирай эти чертовы барабаны воском и оставляй всё так, как есть. Как мы только не крутили, что только не добавляли в наши лаки, но они просто не хотят впитываться в древесину алмазного дуба. Это черт знает что такое. Вчерашний лак Корнена вроде бы сначала хоть чуть-чуть впитывается в неё, а после того, как высохнет начинает шелушиться и отскакивает, как кора с гнилого дерева. Так что нам придётся всё начинать заново и вот в чём проблема, Веридор, на вчерашнюю варку мы израсходовали последние запасы экстракта чилука. Если я скажу нашим девочкам о том, что им придётся снова грызть орехи, они меня точно убьют и будут совершенно правы.
Веридор горестно вздохнул и, беря мастера под локоть, чтобы отвести в сторону для более обстоятельного разговора, спросил:
– Холти, а зачем твои лаковары варят сразу такую прорву лака? Неужели нельзя сварить для эксперимента небольшую ёмкость, а уже потом, убедившись в том, что всё в порядке, варить в большой кастрюле. Вы ведь уже столько лака сварили, что им весь Варкен можно раза три покрыть и ещё на Ясли останется.
– Ты, как я посмотрю, тоже идиот! – Окрысился на Звёздного короля Холтор и стал, яростно размахивая руками, доказывать – Пойми же, лак сварить, это примерно то же самое, что родить ребёнка! Вот только если ты, не приведи того Великая Мать Льдов, родишь урода или дебила, то его можно починить в реаниматоре, а ещё лучше отдать золотому а-доктору и он вернёт его тебе вполне нормальным человеком. Все лаки, которые мы сварили здесь, у нас получились просто отменные, им цены нет. Просто они не для этих барабанов. Ну, да, ладно, пойдём покажем Бине и Кори нашу работу.
Веридор поморщился и отказался, сказав:
– Нет, ребята, вы идите, а я лучше пойду поговорю с Мойре и мы подумаем, как нам объявить девочкам о том, что им снова придётся грызть этот чёртов чилук, а то они точно восстание поднимут.
Для таких опасений имелись весьма серьёзные основания, хотя девушки не сетовали на то, что им приходится подолгу сидеть в чилуковых гостиных. Все, кто только находились в темпоральном ускорителе, считали своим долгом развлечь и поддержать их. Так Ронбальд Зайнур со своей сирафой планомерно обходил чилуковые гостиные и регулярно давал в них концерты. Он написал несколько десятков новых баллад и все они были посвящены острову Зелёный Марлар и прекрасным повелительницам лесов, живущим на нём. Годойоны тоже приходили в чилуковые гостиные, но не с огромными годо, а с маленькими и давали свои концерты. Даже такие типы, как Богуслав, Гуго и Гирш, которые держались особняком, не стеснялись наряжаться клоунами и веселить девушек.
Тем не менее порой случалось так, что сначала одна юная красавица начинала хлюпать носом, а потом принимались реветь в голос все остальные её подруги. Такие нервные срывы случались всё чаще и чаще и бороться с ними было очень тяжело. Легче других переносили сидение в чилуковых гостиных те девушки, которые стали невестами будущих королей-планетоделов, но их пришлось отделить от подруг, так как они частенько становились причиной ссор. Точнее не они сами, а то, что им повезло, а другим нет. Практически никто, кроме девушек и женщин клана Таланов, Веридора Мерка и самих планетоделов не знал, почему случались такие ссоры, которые объяснялись очень просто. Ведь те девушки, к которым посватались эти разбитные, лихие парни после брачного полёта леди Риты должны были подняться на борт огромных космических депо из улететь из Золотого Антала огромной эскадрой, чтобы начать озеленять безжизненные планеты.
Когда же желание Дианы сделалось совсем нестерпимым, Эрс распахнул перед ней своё сознание, раскрыл все свои мысли и ввёл её в мир своих снов, грёз и мечтаний, в которых она действительно была для него самой прекрасной и самой желанной. Диане от этого стало так приятно и радостно, что она чуть не разрыдалась от счастья, а потом, словно бы растворилась в своём возлюбленном, и очнулась от нестерпимого наслаждения. А ещё перед ней открылись те сияющие высоты, на которые этот парень был намерен подняться вместе с ней и эти высоты были лесом сказочной красоты, в котором она была настоящей королевой, которой беспрекословно повиновалась каждая былинка и каждый листок. Она была матерью-хранительницей не только для многих людей, но и для огромного леса, занявшего собой всю планету целиком. Так же целиком завладел всеми её мыслями и чувствами этот удивительный парень, дерзкий, сильный, смелый и любящий её сильнее всех на свете.
Тихие и умиротворённые они лежали на синем, косматом живом ложе, ласкающим их тела своими длинными, шелковистыми и упругими прядями и над ними шелестели кронами огромные кедры, а птицы пели им свои песни, разнося на всю округу весть о том, что король и королева лесов нашли друг друга. Длинный Эрс первым подумал о том, что ему нужно известить об этом родителей Дианы и своих собственных, целуя счастливое лицо девушки, негромко сказал:
– Малышка, нам нужно двигать, сообщить нашим предкам, что мы с тобой теперь муж и жена. Как только мы выберемся отсюда, я тут же свожу тебя на небеса прямо на Варкене.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Обитаемая Галактика Человечества, Терилаксийская Звездная Федерация, открытый космос вблизи темпорального коллапсара "Галан", Звездное княжество "Звездный Антал".
Стандартное галактическое время:
785 236 год Эры Галактического Союза
20 декабря, 11 часов 27 минут
Веридору Мерку снилось, что он снова находится на арене колизеума Лино Рейтриса вместе с маршалом войск храма Великой Матери Льдов Кориной Мейяр, но не сражается с ней пилочкой для ногтей, а играет на одном из трёх самых больших барабанов-годо всей галактики, Великом Энимоне. Обнаженная Корина била в барабан вместе с ним, но не большими барабанными палочками-ойтонами, а двумя длинными самурайскими мечами. При этом Веридор чувствовал себя очень неловко, так как с него то и дело сползали его фиолетовые штаны-годолайтары, украшенные серебряными соколами. Он боялся, что они свалятся в самый неподходящий момент и публика увидит, что у него стоит член, чего ему очень не хотелось. Играть на годо ему тоже не хотелось, а хотелось подхватить Корину на руки и умчаться с нею на край света. А ещё ему хотелось вместе с ней упасть на колени перед Рунитой и попросить жену принять его любовницу в их семью, что по древним варкенским обычаям было вполне естественным делом, но почему-то порицалось в нынешние просвещённые времена.
Корина ловко размахивала своими мечами, словно она была не прославленным воином, а годойоном, но она не столько играла на годо в паре с ним, сколько дразнила его, принимая соблазнительные позы всякий раз, когда он, нанеся в высоком прыжке серию быстрых ударов, приземлялся на арену, вставая между ним и годо. Смотреть на свою любовницу Веридору было очень приятно, но ему нужно было обязательно сыграть на барабане-годо ритуальную мелодию, которой на Варкене годойоны обычно сопровождали приход весны. Он всё время сбивался с ритма и публика, которая это слышала, свистела, кричала и бросала в него большими деревянными киянками, которые то и дело больно ударяли его по спине. Веридор злился на Звёздных императоров и планетарных королей, сидевших в амфитеатре, но не мог прекратить бить в барабан-годо.
Наконец он кое-как отбарабанил всю мелодию, отбросил от себя длинные, тяжелые ойтоны и, бросившись к Корине, крепко обнял её и тут эти проклятые годолайтары свалились-таки с него и все увидели татуировки Руниты на его ягодицах, которые он почему-то не покрыл тональным кремом. Раздался громкий, оскорбительный хохот и в него полетели уже чуть ли не сотни киянок. К тому Корина выскользнула из его объятий и, показав ему язык, убежала, а ему так хотелось взмыть вместе с ней в воздух и опуститься на большую кровать, покрытую изумрудным мехом, стоявшую на верхней плоской грани Великого Энимона. Она взлетела вверх и там её сграбастал в свои объятья Сиссар, из-за спины которого выглядывала Бина. Веридору стало очень обидно и он проснулся.
Едва только пробудившись от этого мучительно сна, он тут же чуть не получил по лбу большой киянкой, которую столкнул с лесов его подмастерье, которому он поручил несколько часов назад тщательно простукать костяную насечку. Поймав киянку в последнее мгновение, Веридор вскочил и в сердцах запустил ею в задремавшего на лесах парня, но не дал ей треснуть того по спине, а поймал телекинетическим усилием и плавно опустил на леса, после чего спустил уставшего подмастерье вниз, на ту же кучу стружек, покрытую брезентом, на которой спал сам. Он подошел к верстаку, достал из холодильника, стоявшего на нём, кувшин с домашним пивом и сделал несколько больших глотков. Эти сны сделались для него самым настоящим наваждением, что ему совсем не нравилось.
Было позднее утро, в цеху, где стояли все три алмазных годо, кипела работа. Сегодня они должны были завершить украшать костью последнюю грань Великого Энимона. Имя этому барабану он дал сам, назвав его Голосистым. Мастера по голосу уже ставили на него мембрану, а также неоднократно проверяли его акустические способности с помощью специальных звуковых пушек и голосина у Энимона действительно оказался очень мощный, звонкий и красивый. Разумеется, по настоящему громко этот годо запоёт тогда, кода его покроют лаком, но как раз с лаком у мастеров Холтора получилась задержка. Они никак не могли сварить такой лак, который лип бы к древесине алмазного дуба идеальным образом. Времени у них было ещё предостаточно и поэтому Веридор не волновался. К тому же для Великих годо ещё не были готовы медальоны для киля, прославляющие леди Риту и всех её любовников, как венценосных, так и самых простых.
Киль барабана-годо, особенно очень большого, не относится к числу тех его деталей, которые влияют на звук. Он предназначен только для того, чтобы устанавливать барабан на полу перед помостом, а потому его можно украшать, как угодно и чем угодно. Длина киля больших алмазных годо составляла триста двадцать шесть метров, а высота от двадцати восьми с половиной метров возле мембраны и двенадцати возле большого, резного шишака. Ширина киля тоже была внушительной, почти четыре метра. Поэтому на всех трёх барабанах-годо поместилось одиннадцать тысяч двести двадцать шесть клейм размером два с половиной на два с половиной метра, на которых было решено изобразить разноцветными драгоценными камнями, солопластом, золотом, платиной, серебром и эмалями по три сцены, выбранных каждым паломником.
Малость почесав головы, все паломники выбрали из всех своих стереоснимков исключительно сцены не просто эротического, а сугубо порнографического характера, как будто все они мечтали только о том, чтобы люди увидели, в каких именно позах она занимались с леди Ритой любовью. Никто, даже такой набожный человек, как архиепископ Иезекия Антальский, не попросил художников, чтобы они изобразили то, как они пьют чай с Верховной жрицей Храма Великой Матери Льдов. Поскольку жены всех паломников без исключения рвались посмотреть на эти клейма, всех художников клана Таланов Дерзких заперли в особо охраняемом помещении, которое было постоянно заполнено вульритом, а для вящей надёжности ещё и облицовано изнутри антисеситивным покрытием. К тому же при выходе художников обыскивали и отбирали у них каждый клочок бумаги.
Клейма было решено вставить в гнёзда килей только тогда, когда всё будет готово к полёту. Делалось это не из соображений нравственности, а только для того, чтобы соблюсти режим секретности. Паломников поначалу пускали в художественные мастерские, где они обсуждали с мастерами эскизы, а потом попёрли в три шеи и даже запретили им приближаться к музыкальной фабрике без особого разрешения Холтора, но те всё равно любыми правдами и неправдами умудрялись пробираться внутрь. Некоторые типы, такие, как Зак Лугарш и Нейзер, пробирались даже в художественную мастерскую, но их там быстро вычислял Ратмир, который вошел в бригаду художников вместе с Велиментом и ещё несколькими десятками планетоделов. Среди них тоже имелись прекрасные художники.
Эта часть работы была самой простой. Самым главным было довести все заготовки до ума и заставить их звучать. Хотя клан Таланов Дерзких и ваял барабаны-годо с доисторических времён, у них на вооружении были также и последние достижения науки, выраженные в точнейших акустических приборах. Как только все заготовки были ошкурены, акустики клана приступили к их тестированию. Делалось это только для того, чтобы определить дальнейшую судьбу каждого барабана и будь в темпоральнике их истинные создатели, те коралловые деревья, которые вырастили такие ветви на алмазных дубах, зеркальных буках и гигантских музыкальных кедрах, они наверное, раздулись бы от гордости. Ни одна заготовка, ни большая, ни маленькая не была пущена на дрова.
Музыкальных дел мастера к каждой нашли свой подход. Первыми были изготовлены барабаны для начинающих годойонов и Холтор был готов отдать правую руку на отсечение, если на всём Варкене найдётся человек, который поморщится при их звучании. Микки, который был верен своему Синему годо, опробовав несколько барабанов, был вынужден признать, что они звучат ничуть не хуже его любимого барабана, к которому он не подпускал даже Веридора. Годойонархоны клана Таланов Дерзких сразу же признали его и после нескольких месяцев стажировки он стал одним из учителей. Из-за этого Микки приходилось буквально разрываться на две части. Со своим уникальным слухом он ещё и высоко котировался в цехе акустиков и с ним постоянно конкурировал секонд Зеттурион, но их обоих безжалостно критиковал Интайр.
То, что у него теперь было кому не только оценить звук, но ещё и с абсолютной точностью сказать, почему он такой, несомненно, радовало Холтора, но не решало многих его проблем. Главная из них заключалась в том, что хотя все барабаны и были уже собраны, их нужно было теперь вручную доводить до нужной кондиции, а это можно было сделать только одним способом, по паре микронов удалять лишнее дерево, шлифуя их шлифовальными машинками, которые визжали в цехах так, что ушам было больно. Время от времени то один, то другой барабан исчезал из цеха, чтобы после того, как из него высосут всю пыль, подвернуться акустическому тестированию. После долгих споров некоторые барабаны телепортом отправляли в те цеха, где на них наводили красоту мастера насечки и инкрустации. Эта работа была ничуть не менее ответственной.
Как это и предполагал Веридор Мерк, самым лучшим материалом для инкрустации алмазных годо являлась морская кость, но она же являлась ещё и самым дорогим отделочным материалом. После многочисленных тестов Микки, Зеттурион и Интайр пришли к согласию, что идеальным соотношением толщины костяной насечки и тела барабана будет то, при котором морскую кость нужно будет распускать на прутки толщиной в шесть миллиметров, что бы получить в итоге пять и две десятых миллиметра. Сорквик, услышав это и зная примерный погонаж, быстро произвёл в уме расчёты и моментально изменился лицом. Взяв Веридора за шиворот, он отвёл его в сторонку и между ними произошел короткий разговор. В итоге они приняли соломоново решение. Каждый отделывает свой барабан своими собственными запасами морской кости, а на барабан леди Риты они скидываются вместе, чтобы он не выглядел жлобским.
Когда Холтор узнал о том, сколько стоит та морская кость, которую император галактики и Звёздный король пустили на отделку барабанов-годо, он чуть не грохнулся в обморок, ведь выходило так, что купить такой барабан смогут только три человека во всей галактике, её император, Веридор Мерк и Харди Вирров, который был зол на Сиссара, как черт из-за того, что тот не вырастил четвёртого барабана. Но он хотя бы добился того, что по их точному образу и подобию были изготовлены ещё три алмазных годо поменьше, но со всеми теми клеймами, какие были на Великих годо. То, что ему придётся выложить за них девять миллиардов золотых роантов, его совершенно не волновало. Холтор всё же не выдержал и поинтересовался у Сорквика, почему морская кость стоит дороже изумрудов с Обелайра, и тот, насмешливо скривив губы, ответил:
– А как ты хотел, Холти? Изумруды из недр Обелайра прут, как дерьмо из гонзара, а морская кость созревает в морском песке десятки миллионов лет и к тому же не во всяком. Ну, и ещё всё дело заключается в том, что вся она давно уже из этого песка вынута моим зятёчком и поделена им поровну, но я считаю, что он всё равно меня ограбил.
Веридор, услышав это, тотчас завопил:
– Ах, ты старый жмот! Тебе что, лень построить у себя на Галане большой темпоральник, засунуть в него все те костомахи, которые я собирал тысячами лет и прокрутить их в нём?
Таких стычек на музыкальной фабрике было не одна и не две. Паломники, порой, чуть ли не дрались между собой по самым разным поводам. Цапались они и с музыкальных дел мастерами, придираясь то к тому, что у кого-то барабан блестит хуже, чем у других, то ещё к чему-нибудь и Холтору с трудом удавалось доказывать, что главное в барабане-годо не его блеск, а звук и певучесть. По мере того, как продвигалось вперёд обучение годойонов любви, таких претензий становилось всё меньше и меньше, а иногда случалось и так, что тот паломник, который ещё недавно грозился поколотить того типа, который поставил на его годо бронзовую, а не золотую обечайку, приходил на музыкальную фабрику, влезал на самый большой барабан или ещё какую-нибудь эстакаду и публично приносил мастеру свои извинения.
Это говорило только о том, что этот годойон, наконец, стал разбираться в тех звуках, которые он извлекал из годо, стуча по нему здоровенным кривым ойтоном. Вообще-то Холтор не мог нарадоваться на учеников клана, ведь среди них было более трёхсот Звёздных императоров и теперь заказами на одни только большие годо его клан был обеспечен на несколько десятков лет вперёд. Уж на что Гуго Декстер был далёк от таких звуков, ему больше нравилась симфоническая музыка, однако же и он теперь считал, что большим годо самое место в симфоническом оркестре. Он был необычайно музыкально одарённым парнем и поэтому одним из первых был признан своими учителями настоящим годойоном, а не идиотом с оглоблей в руках. То, что их учениками были такие люди, как Сорквик, Удугу Бхор, Патрик Изуар, Богуслав Вихрь и многие другие, имя которых было принято произносить склоняя голову в знак уважения, нисколько не смущало годойонархонов и потому с лбов и тел их учеников не сходили шишки и синяки, что особенно возмущало Патрика и его бывшего помощника, а теперь императора Лекса Чарльза Первого.
Но ничего не поделаешь, весьма болезненное наказание следовало за каждый малейший промах. Ты мог по рассеянности поджечь дом своего годойонархоны и тот лишь усмехнулся бы, узнав об этом, но если ты отстучал быструю дробь не в той тональности, он моментально зверел и выстукивал её на твоей спине или голове. Зато уже через восемь месяцев эти злобные мучители добились главного, буквально каждый их ученик мог даже спросонья моментально выбить дробь указанного ему рисунка и тональности чем угодно и на чём угодно, хоть ладонями на собственной заднице. Поэтому и отношение к своему собственному годо у каждого ученика изменилось самым радикальным образом. Изготовить для своего годо футляр стоимостью в хороший тримобиль-лимузин считалось теперь не только естественным, но и единственно правильным решением. Ну, а уж о том, чтобы оставить годо в сыром помещении или на сквозняке, вообще не могло идти и речи, так как считалось дикостью.
Каждый ученик обзавёлся чуть ли не двумя десятками мембран для своих годо, как это и было принято у всех нормальных годойонов и отношение к ним было куда более заботливым, чем к одежде и обуви. Научились ученики разбираться и в достоинствах мембран, а также знали, какая из них и где будет лучше звучать. После того, как Гуго Декстер был посвящён в годойоны и получил ойтоны изготовленные для него по специальному заказу, все ученики удвоили свои усилия, ведь теперь он мог пошить себе свои фирменные годолайтары и был вхож в не такое уж и большое сообщество годойонов. Это лесоводов и музыкальных дел мастеров на острове Зелёный Марлар было очень много, миллионы и десятки тысяч, а вот настоящих годойонов насчитывалось не более пяти с половиной тысяч и все они были нарасхват.
Веридор Мерк уже был признанным годойоном, хотя и учился этому искусству самостоятельно. Тем не менее он тоже пошел в музыкальную школу, как и все остальные ученики. Годойонархоны Таланов, послушав его, посовещались и в итоге сказали ему, чтобы он не тратил зря их время и не отвлекал учеников, а вместо этого приходил к ним в вечерние часы. После первого же визита к годойонам острова Зелёный Марлар он понял, что к нему относятся, как к равному, а старейшина их цеха, Эйден Талан, уважая его стиль игры, дал ему только один совет, посылать к чертовой матери всех советчиков и бить в годо так, как он считает нужным, что было для Веридора так же приятно, как и то, что Холтор, посмотрев на то, как он работает с костью, немедленно созвал всех мастеров костяной насечки и инкрустации и объявил им, что все они переходят к нему в подмастерье, так как среди них нет ни одного мастера, способного с ним просто тягаться, не говоря уже о том, чтобы превзойти его в этом чертовски сложном деле.
Драгоценная морская кость в руках Веридора была такой же послушной, как воск. Применяя самый минимум Силы, он заставлял её чуть ли не врастать в дерево и работал так филигранно, что между костью и алмазной древесиной было невозможно вставить кончик иглы. К тому же он не испортил ни одного сантиметра морской кости, буквально рисуя ей по декам алмазных годо прихотливые узоры. Сегодня инкрустирование годо и их украшение костяной насечкой, наконец, было завершено. Барабаны годо уже можно было передавать в цех на чистку, последнюю просушку и лакировку. Хотя в цеху ещё стучали киянки и визжали шлифовальные машинки, работы оставалось буквально на считанные минуты и как раз в это время в цех инкрустации вошли в сопровождении Холтора император Сиссар со своими женами. Все четверо были нарядно одеты и Веридор, отряхнув на себе рабочий комбинезон, быстро направился к ним. Холтор, разводя руками, при виде его громко воскликнул:
– Мастер Веридор, для меня было огромным наслаждением работать вместе с тобой! Парень, ты гений кости!
Веридор широко заулыбался, но Сиссара не обманул его нарочито радостный вид. Дождавшись, когда Звёздный король поцелует руки Бине и Корине, он спросил:
– Как дела, Верди? Что-то у тебя сегодня неважнецкий вид.
Веридор гаркнул в ответ как раз в тот момент, когда шум в цеху, который уже не имел прежней громкости, стих:
– Как, как, хреново! Мне опять приснилась твоя жена!
– И, как всегда, разумеется, голая и с мечами? – Насмешливым тоном поинтересовался Сиссар и тут же добавил – Сам виноват. Тебе нужно было не щёлкать клювом, когда она была в тебя влюблена по уши, а быстро срезать свою причёску-архо, залезть в золотое чрево своего доктора Боткина, отрастить там волосы и немедленно везти её на небеса. Думаю, что с Рунитой ты как-нибудь договорился бы. Она у тебя ангел и просто без ума от моей Кори. Так что всё у вас было бы в полном порядке, но тогда она чуть ли не каждую ночь снилась бы мне.
Веридор отрицательно мотнул головой и сказал:
– Нет, уж, спасибо. Извини, но я всё сделал правильно. Не в моих правилах лишать людей счастья. У тебя было гораздо больше прав совершить брачный полёт с Кориной и, вообще, хватит вспоминать об этом, Сис. – Повернувшись к дамам, которые с увлечением рассматривали какую-то киянку, он сказал – Ну, вот девочки, моя работа завершена. Теперь барабаны осталось только пропылесосить и покрыть лаком. – Посмотрев на Холтора, он спросил – Ну, как, вчерашняя варка лака удалась. Вы нашли, что искали?
Радостное до этого момента лицо барабанных дел мастера сразу же сделалось мрачным и он тоскливым голосом ответил:
– Спору нет, тот лак, который вчера сварил Корнен, просто изумительный, но он совершенно не годится для алмазной древесины. Я уже и не знаю, что нам и делать, Веридор. Хоть бери, натирай эти чертовы барабаны воском и оставляй всё так, как есть. Как мы только не крутили, что только не добавляли в наши лаки, но они просто не хотят впитываться в древесину алмазного дуба. Это черт знает что такое. Вчерашний лак Корнена вроде бы сначала хоть чуть-чуть впитывается в неё, а после того, как высохнет начинает шелушиться и отскакивает, как кора с гнилого дерева. Так что нам придётся всё начинать заново и вот в чём проблема, Веридор, на вчерашнюю варку мы израсходовали последние запасы экстракта чилука. Если я скажу нашим девочкам о том, что им придётся снова грызть орехи, они меня точно убьют и будут совершенно правы.
Веридор горестно вздохнул и, беря мастера под локоть, чтобы отвести в сторону для более обстоятельного разговора, спросил:
– Холти, а зачем твои лаковары варят сразу такую прорву лака? Неужели нельзя сварить для эксперимента небольшую ёмкость, а уже потом, убедившись в том, что всё в порядке, варить в большой кастрюле. Вы ведь уже столько лака сварили, что им весь Варкен можно раза три покрыть и ещё на Ясли останется.
– Ты, как я посмотрю, тоже идиот! – Окрысился на Звёздного короля Холтор и стал, яростно размахивая руками, доказывать – Пойми же, лак сварить, это примерно то же самое, что родить ребёнка! Вот только если ты, не приведи того Великая Мать Льдов, родишь урода или дебила, то его можно починить в реаниматоре, а ещё лучше отдать золотому а-доктору и он вернёт его тебе вполне нормальным человеком. Все лаки, которые мы сварили здесь, у нас получились просто отменные, им цены нет. Просто они не для этих барабанов. Ну, да, ладно, пойдём покажем Бине и Кори нашу работу.
Веридор поморщился и отказался, сказав:
– Нет, ребята, вы идите, а я лучше пойду поговорю с Мойре и мы подумаем, как нам объявить девочкам о том, что им снова придётся грызть этот чёртов чилук, а то они точно восстание поднимут.
Для таких опасений имелись весьма серьёзные основания, хотя девушки не сетовали на то, что им приходится подолгу сидеть в чилуковых гостиных. Все, кто только находились в темпоральном ускорителе, считали своим долгом развлечь и поддержать их. Так Ронбальд Зайнур со своей сирафой планомерно обходил чилуковые гостиные и регулярно давал в них концерты. Он написал несколько десятков новых баллад и все они были посвящены острову Зелёный Марлар и прекрасным повелительницам лесов, живущим на нём. Годойоны тоже приходили в чилуковые гостиные, но не с огромными годо, а с маленькими и давали свои концерты. Даже такие типы, как Богуслав, Гуго и Гирш, которые держались особняком, не стеснялись наряжаться клоунами и веселить девушек.
Тем не менее порой случалось так, что сначала одна юная красавица начинала хлюпать носом, а потом принимались реветь в голос все остальные её подруги. Такие нервные срывы случались всё чаще и чаще и бороться с ними было очень тяжело. Легче других переносили сидение в чилуковых гостиных те девушки, которые стали невестами будущих королей-планетоделов, но их пришлось отделить от подруг, так как они частенько становились причиной ссор. Точнее не они сами, а то, что им повезло, а другим нет. Практически никто, кроме девушек и женщин клана Таланов, Веридора Мерка и самих планетоделов не знал, почему случались такие ссоры, которые объяснялись очень просто. Ведь те девушки, к которым посватались эти разбитные, лихие парни после брачного полёта леди Риты должны были подняться на борт огромных космических депо из улететь из Золотого Антала огромной эскадрой, чтобы начать озеленять безжизненные планеты.