Страница:
Постепенно наступил момент, когда депутаты Верховного Совета Российской Федерации осознали, что дальнейшее принципиальное неутверждение предложенной программы приватизации государственных и муниципальных предприятий означало бы противопоставление избранников народа людям, уже надевшим розовые очки надежды и стремившимся как можно скорее убежать от нужды в светлое обеспеченное будущее.
Не желая «дуть против ветра», депутаты приняли то решение, которое давно ждала от них команда реформаторов: 11 июня 1992 года Председатель Верховного Совета Российской Федерации Руслан Хасбулатов подписал Постановление № 2980-1 «О введении в действие Государственной программы приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации». Первый раунд борьбы, наиважнейший междустрочный смысл которой, по-видимому, не понимало по крайней мере большинство парламентариев, с ошеломляющим преимуществом выиграл Анатолий Чубайс. Выигрыш заключался во времени: за каких-нибудь полгода прародителю российской промышленной приватизации удалось сделать то, что при эволюционно-развивавшемся процессе аналогичных реформ заняло бы несколько лет.
Июньское решение Верховного Совета Российской Федерации подготовило почву для подписания 1 июля 1992 года Указа Президента России № 721 «Об организационных мерах по преобразованию государственных предприятий, добровольных объединений государственных предприятий в акционерные общества».
День подписания этого президентского указа можно считать днём, ради которого, начиная с принятия 3 июля 1991 года Закона РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий», соратники Бориса Ельцина жили и работали весь первый, труднейший для них календарный год становления псевдодемократического режима правления. Добившись развала Союза ССР, получив на примере становления мелкого и среднего частного бизнеса первый опыт приватизации, реформаторы с воодушевлением принялись организовывать адресную приватизацию крупнейших рентабельнейших государственных промышленных предприятий и объединений (концернов), специализировавшихся на добыче, переработке и реализации природно-сырьевых богатств России.
Значение упомянутого президентского указа заключалось в решении им двух весьма важных ключевых задач, без которых ускоренное движение вперёд в направлении полной приватизации крупнейших государственных промышленных предприятий и объединений (концернов) России сделалось бы попросту невозможным.
Во-первых, Госкомимущества Российской Федерации обязали приступить к преобразованию государственных предприятий (кроме совхозов), производственных и научно-производственных объединений, правовой статус которых ранее не был приведён в соответствие с законодательством, а также акционерных обществ закрытого типа, более 50% уставного капитала которых находилось в государственной собственности, в акционерные общества открытого типа. Исключением являлись лишь те предприятия и объединения, приватизация которых была запрещена Государственной программой приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации в 1992 году.
Главной идеей здесь было так называемое акционирование – преобразование унитарных государственных предприятий и объединений, чьё имущество в прежние времена соответствующими государственными органами управления было передано им в полное хозяйственное ведение, в организационно-правовую форму акционерного общества открытого типа, обладавшее своим имуществом на праве собственности.
Акционирование позволяло уже непосредственно в процессе самой приватизации свободно оперировать акциями этих открытых акционерных обществ: реализовывать их членам трудовых коллективов, продавать на аукционных торгах, передавать в управление третьим лицам или в качестве обеспечения исполнения обязательств (залог) финансовым организациям (банкам) по возврату полученных от них кредитов и процентов по ним.
В тексте президентского указа обращала на себя внимание фраза: «правовой статус которых ранее не был приведён в соответствие с законодательством Российской Федерации». Её использование предусматривалось с учётом нормы права пункта 3 статьи 12 действовавшего тогда Закона РСФСР «О предприятиях и предпринимательской деятельности», которая гласила:
«Преобразование в акционерные общества государственных и муниципальных предприятий,а также предприятий, в имуществе которых вклад государства или местных Советов составляет более 50 процентов,осуществляется собственником или уполномоченным им органом с учётом мнения трудового коллектива и в соответствии с законодательством РСФСР о приватизации».
Ясно видно, в президентском указе в отличие от закона отсутствовала ссылка на учёт мнения трудового коллектива. И это не случайно, поскольку вероятность того, что трудовые коллективы крупных промышленных, подчеркнём, прежде всего рентабельных государственных предприятий и объединений вдруг и однозначно быстро поддержали бы их акционирование с целью последующей приватизации, справедливо вызывало у авторов проекта президентского указа большие сомнения. Поэтому они обыграли эту трудность по-своему, наделив трудовой коллектив второстепенным и, к тому же, декларационным правом, создававшим обманчивую иллюзорность возможности его реализации, причём после завершения процессов акционирования государственного предприятия или объединения (концерна):
«Установить, что находящиеся в государственной собственности пакеты акций, составляющие более 50 процентов уставного капитала предприятия, могут быть переданы в траст с согласия трудового коллектива предприятия».
По большому счёту это была совершенно бесполезная норма подзаконного права, необходимость появления которой можно объяснить, пожалуй, лишь особенностями того времени – времени псевдодемократических реформ, проводившихся методами искусно завуалированных обманов и пустых обещаний власть имущих своему народу. С одной стороны, эта норма права никак и ни при каких обстоятельствах не могла ограничить разработчиков и проводников в жизнь приватизации государственных промышленных предприятий по-Чубайсу в реализации их замыслов по перераспределению в интересах строго определённых частных лиц самой ликвидной государственной собственности. С другой стороны, она смягчала гражданское общественное мнение, сея в сознании людей семена добросовестного заблуждения об их возможном активном участии в происходивших в стране событиях. Поясним.
По первому варианту приватизационных льгот, суть которого подробно излагалась в ведении в настоящую книгу, контрольный пакет акций образованного открытого акционерного общества составлял не 50% плюс одна акция, а 37,5% плюс одна акция, или в грубом упрощении – 38%, поскольку 25% акций этого приватизируемого акционерного общества были привилегированными. Привилегированные же акции, как известно, не предоставляют их держателям право иметь решающий голос на общих собраниях акционеров компании, в основном ограничивая их интересы лишь ежегодным получением фиксированных дивидендов в валютно-денежном выражении. Они распространялись безвозмездно среди членов трудового коллектива приватизируемого государственного предприятия, а также – среди приравненных к ним лиц.
В этом случае 38% акций уставного капитала открытого акционерного общества составляли большую часть в 75% пакете суммарно всех обыкновенных (по видовому названию), но совершенно необыкновенных по их значимости, наиболее дорогих, управленческих акций. Ведь по сути своей именно обладание контрольным пакетом акций компании, образованной в результате акционирования стабильно рентабельного государственного предприятия или объединения (концерна), позволяло без каких-либо проблем и в течение очень короткого времени превратить вчерашнего малоимущего советского человека в современного российского инвалютного капиталиста-миллиардера (!).
Общественное мнение, формировавшееся подавляющим большинством российских граждан, однозначно не могло поддержать приватизацию наиболее ликвидной (лучшей) государственной промышленной собственности в интересах заранее избранного круга частных лиц, поэтому контрольные пакеты акций, образованных в ходе акционирования предприятий, приватизируемых по первому варианту приватизационных льгот, на срок до трёх лет формально оставались в собственности Государства.
Фокус же заключался в том, что, не изменяя собственника, не реализуя (продавая) контрольные пакеты акций указанных открытых акционерных обществ каким-либо третьим лицам, уполномоченные президентской волей госчиновники, разумеется, являвшиеся настоящими профессионалами хитроумного подзаконного нормотворчества, сразу же после акционирования государственных предприятий были вправе распоряжаться контрольными пакетами их акций по иному. Например, путём передачи в доверительное управление или траст. Для чего, подчеркнём, какого-либо учёта мнений трудовых коллективов не требовалось, причём, по весьма формальному, но превосходно продуманному основанию: согласие трудовых коллективов на траст требовалось только тогда, когда в государственной собственности находились пакеты акций, составлявшие «более 50 процентов уставного капитала предприятия», а, как известно, 38% меньше этого обязательного требования (!).
По второму варианту приватизационных льгот трудовой коллектив изначально получал в собственность весь контрольный пакет обыкновенных (управленческих) акций приватизируемого акционерного общества, образованного в результате акционирования унитарного государственного предприятия, и составлявший не менее 50% уставного капитала компании плюс одна акция и при полном отсутствии привилегированных акций. Из чего видно, что во втором варианте приватизации Государство с самого начала не имело намерений оставлять в своей собственности контрольный пакет обыкновенных (управленческих) акций образованного акционерного общества, а, следовательно, у него просто не было необходимого 50% пакета акций для возможной передачи в доверительное управление или траст.
Значит, норма права упомянутого президентского указа, предусматривавшая получение согласия трудовых коллективов на передачу в траст принадлежавших Государству акций акционированных с целью приватизации государственных предприятий и объединений, – это не что иное, как обман, маскировавший идейную несправедливость проводившейся приватизации. Это было декларационное рекламное действо, из которого нельзя было извлечь каких-либо правовых последствий. В общем, – правовая пустышка, мыльный пузырь, рассчитанный на массовую доверчивость и неосведомлённость россиян (!).
В наделении высокопоставленных госчиновников полномочиями по собственному усмотрению ещё до аукционных продаж распоряжаться принадлежавшими Государству контрольными пакетами акций открытых акционерных обществ, образованных в ходе преобразования рентабельных государственных промышленно-отраслевых предприятий и объединений (концернов), в основном приватизировавшихся по первому варианту льгот, состоял смысл интриги приватизации по-Чубайсу!
Приватизационные интриги закручивались вокруг конкретных, разумеется, далеко не планово-убыточных, а стабильно рентабельных государственных предприятий и объединений (концернов), для чего эти юридические лица предварительно попадали в соответствующие перечни Государственной программы приватизации, в соответствии с действовавшим российским законодательством подлежавшей утверждению Верховным Советом Российской Федерации. Затем следовало акционирование этих государственных унитарных хозяйствующих субъектов и окончательный отбор наиболее рентабельных и перспективных компаний, исходя из их производственных показателей и экономической результативности. Первые строчки списков таких компаний занимали преобразованные государственные промышленно-отраслевые горнодобывающие и нефтедобывающие объединения (концерны).
Контрольные пакеты обыкновенных акций горнодобывающих и нефтедобывающих компаний (бывших концернов), формально-юридически остававшиеся в государственной собственности, без промедлений, без каких-либо обоснований и мотиваций легально передавались в доверительное управление или траст коммерческим организациям, подобранным кремлёвскими госчиновниками под непосредственным и чутким личным руководством Президента России Бориса Ельцина.
Предоставленная частным лицам возможность всеобъемлющего управленческого доступа к производственно-хозяйственной деятельности рентабельных государственных промышленно-отраслевых открытых акционерных обществ, к их внутренней экономике, к финансовым потокам, к информации о доходах,причём задолго до полной приватизации самих производственных имущественных комплексов, позволила скорейшим образом прибрать к рукам – приватизировать их прибыль, в итоге недополученную Государством (!).
Далее, через каких-нибудь три года, без всяких проблем проводились аукционы по продаже этих же контрольных пакетов акций в частную собственность тех, кто весь этот период времени уже управлял этими лишь частично приватизированными компаниями, планомерно присваивая сливки от финансовых результатов их деятельности.
В первоначальной редакции правовая норма пункта 3 статьи 3 Закона РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РСФСР» гласила:
«В программе /Государственная программа приватизации/ устанавливается перечень государственных предприятий, объединений или их подразделений, не подлежащих приватизации.Указанный перечень согласовывается с республиками в составе РСФСР, краями, областями, автономными областями, автономными округами, городами Москвой и Ленинградом /Санкт-Петербург/ и ежегодно утверждается Верховным Советом РСФСР».
В соответствии с нормой права пункта 2 той же статьи Государственная программа приватизации, утверждавшаяся Верховным Советом РСФСР, содержала законченный, то есть не подлежавший произвольному расширению иными органами власти, «перечень объектов (групп объектов) государственной собственности, намеченных к приватизации, и обоснование их выбора».
По представлению Совета Министров РСФСР рассмотрение и утверждение обоих перечней государственных предприятий и объединений, как приватизируемых, так и по каким-либо причинам не подлежавшим приватизации, было законодательно закреплено в качестве одной из функций Верховного Совета РСФСР. Организационно всё было предельно прозрачно и понятно: что есть белое, а что есть чёрное.
Отметим, что так было в редакции закона, принятого 3 июля 1991 года, когда РСФСР ещё являлась союзной республикой и входила в состав СССР, когда Борис Ельцин жизненно нуждался в поддержке депутатского корпуса Верховного Совета РСФСР. Но не прошло и одного года, как новая исполнительная власть уже суверенной Российской Федерации, окончательно высвободившаяся от «довлеющего влияния» руководства Союза ССР, потребовала для себя у законодательной власти страны больших полномочий в постановке и решении приватизационных задач.
По всей видимости, не без труда, но Анатолию Чубайсу удалось убедить в то время ещё относительно покладистый, лояльный президентскому своеволию Верховный Совет Российской Федерации внести в текст Закона от 5 июня 1992 года «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий» необходимые ему дополнения. В частности, изменённая редакция пункта 3 статьи 3 законодательного акта была дополнена следующей нормой права:
«В программу /Государственную программу приватизации/ могут быть включены также перечни объектов, приватизация которых может быть разрешена по решению Правительства Российской Федерации или Государственного комитета Российской Федерации по управлению государственным имуществом. При приватизации предприятий, включённых в указанные списки, Правительство Российской Федерации, Государственный комитет Российской Федерации по управлению государственным имуществом вправе принимать решения о закреплении контрольных пакетов их акций в государственной собственности на срок до трёх лет».
Это указывало на то, что в основополагающем, единственном приватизационном законе появились-таки «серые пятна», когда приватизировать промышленное предприятие или объединение было, мягко скажем, нецелесообразно с государственной точки зрения, но не столько Правительству, сколько в большей мере Госкомимуществу Российской Федерации непременно желательно, – то приватизировать становилось можно! По сути дела речь шла о серьёзнейшем расширении личных полномочий Анатолия Чубайса, который собственной персоной был представлен в обоих названных государственных органах исполнительной власти страны.
В итоге ещё летом 1992 года Правительство и Госкомимущество Российской Федерации были законодательно уполномочены решать приватизировать или не приватизировать те или иные государственные промышленные предприятия и объединения (концерны), не оглядываясь на реакцию российских парламентариев. Это существенно снизило роль Верховного Совета Российской Федерации, так как после утверждения Государственной программы приватизации в целом он был не вправе повлиять на формирование окончательного перечня приватизируемой промышленной государственной собственности (!).
Данная уступка исполнительной власти была сделана только после своеобразного заверения российских парламентариев, что в указанных случаях контрольные пакеты акций приватизируемых после акционирования государственных компаний на срок до трёх лет могут быть закреплены в государственной собственности, оставаясь там под контролем и в ведении уполномоченных на то государственных органов.
Народная мудрость гласит: «Простота – хуже воровства!».
По всей видимости, российские депутаты, надев «розовые очки» безмятежной уверенности в добропорядочности высокопоставленных госчиновников исполнительной власти, ответственных за проведение промышленной приватизации в России, успокоились, думая, что якобы оставили на срок до трёх лет указанные контрольные пакеты акций в государственной собственности. Складывается впечатление, парламентариям попросту не досказали всей правды. Однако даже человеку, слабо посвящённому в хитросплетения юридической терминологии, наверняка сразу же станет понятным разнящийся смысл умозаключений: «вправе принимать решения» и «обязаны принимать решения», когда речь заходила о закреплении контрольных пакетов акций приватизируемых компаний в государственной собственности.
После внесённых изменений и дополнений в Закон уже не РСФСР, а Российской Федерации «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации» ни Правительство, ни Госкомимущество Российской Федерации не были обязаны сохранять за Государством все права, следовавшие из собственности на контрольные пакеты обыкновенных акций частично уже приватизированных компаний. Они были вправе, но не обязаны принимать решения только о формальном сохранении самого права государственной собственности на эти пакеты акций на срок всего-то до трёх лет. Права же на все благоприобретения от обладания контрольными пакетами обыкновенных акций, включая права на присвоение финансовых результатов (прибылей), к примеру, лучших горнодобывающих и нефтедобывающих компаний, через продуманно образованные дыры в законодательстве вполне могли свободно передаваться третьим лицам, обогащая последних, способствуя формированию из ряда неприметных бывших советских людей будущих капиталистов-миллиардеров (!).
Это была серьёзная как юридическая, так и политическая судьбоносная ошибка Верховного Совета Российской Федерации. Тогда российские парламентарии по своей сути проиграли дебют шахматной партии под названием «Приватизация по-российски», уступив стратегическую инициативу в принятии приватизационных решений и контроля их исполнения команде Президента России Бориса Ельцина.
Позволив Анатолию Чубайсу, кажется, всего-то лишь чуть-чуть подмять под себя полномочия высшего органа законодательной власти, депутаты-парламентарии невольно приблизили 21 сентября 1993 года (президентский указ № 1400), события которого последовали за тем временем, когда российские законодатели, вдруг прозрев, поняли антинародный характер промышленной приватизации по-Чубайсу, но было уже поздно (!).
Пришло время, и перед Белым Домом выстроились танки, в качестве весомейшего аргумента развернувшие в сторону парламента свои 120-миллиметровые орудия, и начали «воспитывать» народных избранников в духе почтения к президентской власти и «демократическому» политическому режиму, уже приступившему к неправомерному приват-приватизационному перераспределению бывшей советской социалистической, но всё еще общенародной промышленной собственности.
Однако за пятнадцать календарных месяцев до этого, летом 1992 года, события российской действительности развивались относительно спокойно, без пальбы, пожаров и тому подобного беспредела, с внешней стороны как-то даже банально, но исключительно революционно по внутреннему смысловому содержанию.
Не прошло и месяца с принятия 5 июня 1992 года Закона Российской Федерации «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РСФСР», как 1 июля того же года был подписан и введён в действие с момента официального опубликования президентский указ № 721. Мягкой формулировкой «рекомендовать» этот подзаконный акт по существу санкционировал передачу контрольных пакетов обыкновенных акций приватизируемых предприятий и объединений (концернов) в доверительное управление (траст):
«Рекомендовать Российскому фонду федерального имущества, фондам имущества республик в составе Российской Федерации, краёв, областей, автономной области, автономных округов, городов и районов передавать на договорной основе находящиеся в их владении пакеты акций до момента их продажи в соответствии с планами приватизации предприятий в доверительное управление (траст) физическим и юридическим лицам, признаваемым покупателями в соответствии со статьёй 9 Закона Российской Федерации «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации».
Возможность своевольной передачи совершенно произвольно выбранным третьим лицам принадлежавших Государству контрольных пакетов акций открытых акционерных обществ, образованных в процессе реорганизации путём преобразования государственных предприятий и объединений (концернов), в некое доверительное управление (траст) – вторая наиважнейшая решённая задача, ради которой собственно и издавался Указ Президента России № 721 от 1 июля 1992 года (!).
Еще раз подчёркнём, необходимость получения согласия на всё это трудовых коллективов акционированных и приватизируемых государственных предприятий и объединений (концернов) популистски картинно декларировалась, но в обязательном порядке не требовалась. От третьих лиц, которые удостаивались чести официально и фактически безвозмездно управлять горнодобывающими и нефтедобывающими компаниями страны, через «временное» владение их контрольными пакетами акций, переданных им формально как бы вплоть до завершения приватизации, каких-либо особых заслуг перед Отечеством или неописуемых профессиональных знаний и опыта не требовалось.
Ими могли стать кто угодно, только бы им предпочитала доверять кремлёвская власть, а они были бы лично «на клеточном уровне» преданы первому российскому президенту, а также узкому кругу лиц из его ближайшего окружения – «семье» Бориса Ельцина. Фамилии не имели какого-либо принципиального значения, то ли это были бы Ивановы и Сидоровы, то ли – Потанины и Ходорковские, всё равно!
Важно было лишь то, кто или какие структуры стояли за этими фамилиями. В этом и беспросветное бесправие, и соль российской промышленной приватизации по-Чубайсу (!).
Коротенько поясним, в чём состояла суть отличия этих правовых понятий, которая, по всей видимости, совершенно не интересовала «грамотнейших» специалистов в области реформирования макроэкономики огромной страны, стряпавших проекты президентских указов и, чуть ли не с глубоким внутренним чувством исполненного исторического долга, подсовывавших их на подпись высочайшей и очень самоуверенной особе.
Не желая «дуть против ветра», депутаты приняли то решение, которое давно ждала от них команда реформаторов: 11 июня 1992 года Председатель Верховного Совета Российской Федерации Руслан Хасбулатов подписал Постановление № 2980-1 «О введении в действие Государственной программы приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации». Первый раунд борьбы, наиважнейший междустрочный смысл которой, по-видимому, не понимало по крайней мере большинство парламентариев, с ошеломляющим преимуществом выиграл Анатолий Чубайс. Выигрыш заключался во времени: за каких-нибудь полгода прародителю российской промышленной приватизации удалось сделать то, что при эволюционно-развивавшемся процессе аналогичных реформ заняло бы несколько лет.
Июньское решение Верховного Совета Российской Федерации подготовило почву для подписания 1 июля 1992 года Указа Президента России № 721 «Об организационных мерах по преобразованию государственных предприятий, добровольных объединений государственных предприятий в акционерные общества».
День подписания этого президентского указа можно считать днём, ради которого, начиная с принятия 3 июля 1991 года Закона РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий», соратники Бориса Ельцина жили и работали весь первый, труднейший для них календарный год становления псевдодемократического режима правления. Добившись развала Союза ССР, получив на примере становления мелкого и среднего частного бизнеса первый опыт приватизации, реформаторы с воодушевлением принялись организовывать адресную приватизацию крупнейших рентабельнейших государственных промышленных предприятий и объединений (концернов), специализировавшихся на добыче, переработке и реализации природно-сырьевых богатств России.
Значение упомянутого президентского указа заключалось в решении им двух весьма важных ключевых задач, без которых ускоренное движение вперёд в направлении полной приватизации крупнейших государственных промышленных предприятий и объединений (концернов) России сделалось бы попросту невозможным.
Во-первых, Госкомимущества Российской Федерации обязали приступить к преобразованию государственных предприятий (кроме совхозов), производственных и научно-производственных объединений, правовой статус которых ранее не был приведён в соответствие с законодательством, а также акционерных обществ закрытого типа, более 50% уставного капитала которых находилось в государственной собственности, в акционерные общества открытого типа. Исключением являлись лишь те предприятия и объединения, приватизация которых была запрещена Государственной программой приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации в 1992 году.
Главной идеей здесь было так называемое акционирование – преобразование унитарных государственных предприятий и объединений, чьё имущество в прежние времена соответствующими государственными органами управления было передано им в полное хозяйственное ведение, в организационно-правовую форму акционерного общества открытого типа, обладавшее своим имуществом на праве собственности.
Акционирование позволяло уже непосредственно в процессе самой приватизации свободно оперировать акциями этих открытых акционерных обществ: реализовывать их членам трудовых коллективов, продавать на аукционных торгах, передавать в управление третьим лицам или в качестве обеспечения исполнения обязательств (залог) финансовым организациям (банкам) по возврату полученных от них кредитов и процентов по ним.
В тексте президентского указа обращала на себя внимание фраза: «правовой статус которых ранее не был приведён в соответствие с законодательством Российской Федерации». Её использование предусматривалось с учётом нормы права пункта 3 статьи 12 действовавшего тогда Закона РСФСР «О предприятиях и предпринимательской деятельности», которая гласила:
«Преобразование в акционерные общества государственных и муниципальных предприятий,а также предприятий, в имуществе которых вклад государства или местных Советов составляет более 50 процентов,осуществляется собственником или уполномоченным им органом с учётом мнения трудового коллектива и в соответствии с законодательством РСФСР о приватизации».
Ясно видно, в президентском указе в отличие от закона отсутствовала ссылка на учёт мнения трудового коллектива. И это не случайно, поскольку вероятность того, что трудовые коллективы крупных промышленных, подчеркнём, прежде всего рентабельных государственных предприятий и объединений вдруг и однозначно быстро поддержали бы их акционирование с целью последующей приватизации, справедливо вызывало у авторов проекта президентского указа большие сомнения. Поэтому они обыграли эту трудность по-своему, наделив трудовой коллектив второстепенным и, к тому же, декларационным правом, создававшим обманчивую иллюзорность возможности его реализации, причём после завершения процессов акционирования государственного предприятия или объединения (концерна):
«Установить, что находящиеся в государственной собственности пакеты акций, составляющие более 50 процентов уставного капитала предприятия, могут быть переданы в траст с согласия трудового коллектива предприятия».
По большому счёту это была совершенно бесполезная норма подзаконного права, необходимость появления которой можно объяснить, пожалуй, лишь особенностями того времени – времени псевдодемократических реформ, проводившихся методами искусно завуалированных обманов и пустых обещаний власть имущих своему народу. С одной стороны, эта норма права никак и ни при каких обстоятельствах не могла ограничить разработчиков и проводников в жизнь приватизации государственных промышленных предприятий по-Чубайсу в реализации их замыслов по перераспределению в интересах строго определённых частных лиц самой ликвидной государственной собственности. С другой стороны, она смягчала гражданское общественное мнение, сея в сознании людей семена добросовестного заблуждения об их возможном активном участии в происходивших в стране событиях. Поясним.
По первому варианту приватизационных льгот, суть которого подробно излагалась в ведении в настоящую книгу, контрольный пакет акций образованного открытого акционерного общества составлял не 50% плюс одна акция, а 37,5% плюс одна акция, или в грубом упрощении – 38%, поскольку 25% акций этого приватизируемого акционерного общества были привилегированными. Привилегированные же акции, как известно, не предоставляют их держателям право иметь решающий голос на общих собраниях акционеров компании, в основном ограничивая их интересы лишь ежегодным получением фиксированных дивидендов в валютно-денежном выражении. Они распространялись безвозмездно среди членов трудового коллектива приватизируемого государственного предприятия, а также – среди приравненных к ним лиц.
В этом случае 38% акций уставного капитала открытого акционерного общества составляли большую часть в 75% пакете суммарно всех обыкновенных (по видовому названию), но совершенно необыкновенных по их значимости, наиболее дорогих, управленческих акций. Ведь по сути своей именно обладание контрольным пакетом акций компании, образованной в результате акционирования стабильно рентабельного государственного предприятия или объединения (концерна), позволяло без каких-либо проблем и в течение очень короткого времени превратить вчерашнего малоимущего советского человека в современного российского инвалютного капиталиста-миллиардера (!).
Общественное мнение, формировавшееся подавляющим большинством российских граждан, однозначно не могло поддержать приватизацию наиболее ликвидной (лучшей) государственной промышленной собственности в интересах заранее избранного круга частных лиц, поэтому контрольные пакеты акций, образованных в ходе акционирования предприятий, приватизируемых по первому варианту приватизационных льгот, на срок до трёх лет формально оставались в собственности Государства.
Фокус же заключался в том, что, не изменяя собственника, не реализуя (продавая) контрольные пакеты акций указанных открытых акционерных обществ каким-либо третьим лицам, уполномоченные президентской волей госчиновники, разумеется, являвшиеся настоящими профессионалами хитроумного подзаконного нормотворчества, сразу же после акционирования государственных предприятий были вправе распоряжаться контрольными пакетами их акций по иному. Например, путём передачи в доверительное управление или траст. Для чего, подчеркнём, какого-либо учёта мнений трудовых коллективов не требовалось, причём, по весьма формальному, но превосходно продуманному основанию: согласие трудовых коллективов на траст требовалось только тогда, когда в государственной собственности находились пакеты акций, составлявшие «более 50 процентов уставного капитала предприятия», а, как известно, 38% меньше этого обязательного требования (!).
По второму варианту приватизационных льгот трудовой коллектив изначально получал в собственность весь контрольный пакет обыкновенных (управленческих) акций приватизируемого акционерного общества, образованного в результате акционирования унитарного государственного предприятия, и составлявший не менее 50% уставного капитала компании плюс одна акция и при полном отсутствии привилегированных акций. Из чего видно, что во втором варианте приватизации Государство с самого начала не имело намерений оставлять в своей собственности контрольный пакет обыкновенных (управленческих) акций образованного акционерного общества, а, следовательно, у него просто не было необходимого 50% пакета акций для возможной передачи в доверительное управление или траст.
Значит, норма права упомянутого президентского указа, предусматривавшая получение согласия трудовых коллективов на передачу в траст принадлежавших Государству акций акционированных с целью приватизации государственных предприятий и объединений, – это не что иное, как обман, маскировавший идейную несправедливость проводившейся приватизации. Это было декларационное рекламное действо, из которого нельзя было извлечь каких-либо правовых последствий. В общем, – правовая пустышка, мыльный пузырь, рассчитанный на массовую доверчивость и неосведомлённость россиян (!).
В наделении высокопоставленных госчиновников полномочиями по собственному усмотрению ещё до аукционных продаж распоряжаться принадлежавшими Государству контрольными пакетами акций открытых акционерных обществ, образованных в ходе преобразования рентабельных государственных промышленно-отраслевых предприятий и объединений (концернов), в основном приватизировавшихся по первому варианту льгот, состоял смысл интриги приватизации по-Чубайсу!
Приватизационные интриги закручивались вокруг конкретных, разумеется, далеко не планово-убыточных, а стабильно рентабельных государственных предприятий и объединений (концернов), для чего эти юридические лица предварительно попадали в соответствующие перечни Государственной программы приватизации, в соответствии с действовавшим российским законодательством подлежавшей утверждению Верховным Советом Российской Федерации. Затем следовало акционирование этих государственных унитарных хозяйствующих субъектов и окончательный отбор наиболее рентабельных и перспективных компаний, исходя из их производственных показателей и экономической результативности. Первые строчки списков таких компаний занимали преобразованные государственные промышленно-отраслевые горнодобывающие и нефтедобывающие объединения (концерны).
Контрольные пакеты обыкновенных акций горнодобывающих и нефтедобывающих компаний (бывших концернов), формально-юридически остававшиеся в государственной собственности, без промедлений, без каких-либо обоснований и мотиваций легально передавались в доверительное управление или траст коммерческим организациям, подобранным кремлёвскими госчиновниками под непосредственным и чутким личным руководством Президента России Бориса Ельцина.
Предоставленная частным лицам возможность всеобъемлющего управленческого доступа к производственно-хозяйственной деятельности рентабельных государственных промышленно-отраслевых открытых акционерных обществ, к их внутренней экономике, к финансовым потокам, к информации о доходах,причём задолго до полной приватизации самих производственных имущественных комплексов, позволила скорейшим образом прибрать к рукам – приватизировать их прибыль, в итоге недополученную Государством (!).
Далее, через каких-нибудь три года, без всяких проблем проводились аукционы по продаже этих же контрольных пакетов акций в частную собственность тех, кто весь этот период времени уже управлял этими лишь частично приватизированными компаниями, планомерно присваивая сливки от финансовых результатов их деятельности.
В первоначальной редакции правовая норма пункта 3 статьи 3 Закона РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РСФСР» гласила:
«В программе /Государственная программа приватизации/ устанавливается перечень государственных предприятий, объединений или их подразделений, не подлежащих приватизации.Указанный перечень согласовывается с республиками в составе РСФСР, краями, областями, автономными областями, автономными округами, городами Москвой и Ленинградом /Санкт-Петербург/ и ежегодно утверждается Верховным Советом РСФСР».
В соответствии с нормой права пункта 2 той же статьи Государственная программа приватизации, утверждавшаяся Верховным Советом РСФСР, содержала законченный, то есть не подлежавший произвольному расширению иными органами власти, «перечень объектов (групп объектов) государственной собственности, намеченных к приватизации, и обоснование их выбора».
По представлению Совета Министров РСФСР рассмотрение и утверждение обоих перечней государственных предприятий и объединений, как приватизируемых, так и по каким-либо причинам не подлежавшим приватизации, было законодательно закреплено в качестве одной из функций Верховного Совета РСФСР. Организационно всё было предельно прозрачно и понятно: что есть белое, а что есть чёрное.
Отметим, что так было в редакции закона, принятого 3 июля 1991 года, когда РСФСР ещё являлась союзной республикой и входила в состав СССР, когда Борис Ельцин жизненно нуждался в поддержке депутатского корпуса Верховного Совета РСФСР. Но не прошло и одного года, как новая исполнительная власть уже суверенной Российской Федерации, окончательно высвободившаяся от «довлеющего влияния» руководства Союза ССР, потребовала для себя у законодательной власти страны больших полномочий в постановке и решении приватизационных задач.
По всей видимости, не без труда, но Анатолию Чубайсу удалось убедить в то время ещё относительно покладистый, лояльный президентскому своеволию Верховный Совет Российской Федерации внести в текст Закона от 5 июня 1992 года «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий» необходимые ему дополнения. В частности, изменённая редакция пункта 3 статьи 3 законодательного акта была дополнена следующей нормой права:
«В программу /Государственную программу приватизации/ могут быть включены также перечни объектов, приватизация которых может быть разрешена по решению Правительства Российской Федерации или Государственного комитета Российской Федерации по управлению государственным имуществом. При приватизации предприятий, включённых в указанные списки, Правительство Российской Федерации, Государственный комитет Российской Федерации по управлению государственным имуществом вправе принимать решения о закреплении контрольных пакетов их акций в государственной собственности на срок до трёх лет».
Это указывало на то, что в основополагающем, единственном приватизационном законе появились-таки «серые пятна», когда приватизировать промышленное предприятие или объединение было, мягко скажем, нецелесообразно с государственной точки зрения, но не столько Правительству, сколько в большей мере Госкомимуществу Российской Федерации непременно желательно, – то приватизировать становилось можно! По сути дела речь шла о серьёзнейшем расширении личных полномочий Анатолия Чубайса, который собственной персоной был представлен в обоих названных государственных органах исполнительной власти страны.
В итоге ещё летом 1992 года Правительство и Госкомимущество Российской Федерации были законодательно уполномочены решать приватизировать или не приватизировать те или иные государственные промышленные предприятия и объединения (концерны), не оглядываясь на реакцию российских парламентариев. Это существенно снизило роль Верховного Совета Российской Федерации, так как после утверждения Государственной программы приватизации в целом он был не вправе повлиять на формирование окончательного перечня приватизируемой промышленной государственной собственности (!).
Данная уступка исполнительной власти была сделана только после своеобразного заверения российских парламентариев, что в указанных случаях контрольные пакеты акций приватизируемых после акционирования государственных компаний на срок до трёх лет могут быть закреплены в государственной собственности, оставаясь там под контролем и в ведении уполномоченных на то государственных органов.
Народная мудрость гласит: «Простота – хуже воровства!».
По всей видимости, российские депутаты, надев «розовые очки» безмятежной уверенности в добропорядочности высокопоставленных госчиновников исполнительной власти, ответственных за проведение промышленной приватизации в России, успокоились, думая, что якобы оставили на срок до трёх лет указанные контрольные пакеты акций в государственной собственности. Складывается впечатление, парламентариям попросту не досказали всей правды. Однако даже человеку, слабо посвящённому в хитросплетения юридической терминологии, наверняка сразу же станет понятным разнящийся смысл умозаключений: «вправе принимать решения» и «обязаны принимать решения», когда речь заходила о закреплении контрольных пакетов акций приватизируемых компаний в государственной собственности.
После внесённых изменений и дополнений в Закон уже не РСФСР, а Российской Федерации «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации» ни Правительство, ни Госкомимущество Российской Федерации не были обязаны сохранять за Государством все права, следовавшие из собственности на контрольные пакеты обыкновенных акций частично уже приватизированных компаний. Они были вправе, но не обязаны принимать решения только о формальном сохранении самого права государственной собственности на эти пакеты акций на срок всего-то до трёх лет. Права же на все благоприобретения от обладания контрольными пакетами обыкновенных акций, включая права на присвоение финансовых результатов (прибылей), к примеру, лучших горнодобывающих и нефтедобывающих компаний, через продуманно образованные дыры в законодательстве вполне могли свободно передаваться третьим лицам, обогащая последних, способствуя формированию из ряда неприметных бывших советских людей будущих капиталистов-миллиардеров (!).
Это была серьёзная как юридическая, так и политическая судьбоносная ошибка Верховного Совета Российской Федерации. Тогда российские парламентарии по своей сути проиграли дебют шахматной партии под названием «Приватизация по-российски», уступив стратегическую инициативу в принятии приватизационных решений и контроля их исполнения команде Президента России Бориса Ельцина.
Позволив Анатолию Чубайсу, кажется, всего-то лишь чуть-чуть подмять под себя полномочия высшего органа законодательной власти, депутаты-парламентарии невольно приблизили 21 сентября 1993 года (президентский указ № 1400), события которого последовали за тем временем, когда российские законодатели, вдруг прозрев, поняли антинародный характер промышленной приватизации по-Чубайсу, но было уже поздно (!).
Пришло время, и перед Белым Домом выстроились танки, в качестве весомейшего аргумента развернувшие в сторону парламента свои 120-миллиметровые орудия, и начали «воспитывать» народных избранников в духе почтения к президентской власти и «демократическому» политическому режиму, уже приступившему к неправомерному приват-приватизационному перераспределению бывшей советской социалистической, но всё еще общенародной промышленной собственности.
Однако за пятнадцать календарных месяцев до этого, летом 1992 года, события российской действительности развивались относительно спокойно, без пальбы, пожаров и тому подобного беспредела, с внешней стороны как-то даже банально, но исключительно революционно по внутреннему смысловому содержанию.
Не прошло и месяца с принятия 5 июня 1992 года Закона Российской Федерации «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в РСФСР», как 1 июля того же года был подписан и введён в действие с момента официального опубликования президентский указ № 721. Мягкой формулировкой «рекомендовать» этот подзаконный акт по существу санкционировал передачу контрольных пакетов обыкновенных акций приватизируемых предприятий и объединений (концернов) в доверительное управление (траст):
«Рекомендовать Российскому фонду федерального имущества, фондам имущества республик в составе Российской Федерации, краёв, областей, автономной области, автономных округов, городов и районов передавать на договорной основе находящиеся в их владении пакеты акций до момента их продажи в соответствии с планами приватизации предприятий в доверительное управление (траст) физическим и юридическим лицам, признаваемым покупателями в соответствии со статьёй 9 Закона Российской Федерации «О приватизации государственных и муниципальных предприятий в Российской Федерации».
Возможность своевольной передачи совершенно произвольно выбранным третьим лицам принадлежавших Государству контрольных пакетов акций открытых акционерных обществ, образованных в процессе реорганизации путём преобразования государственных предприятий и объединений (концернов), в некое доверительное управление (траст) – вторая наиважнейшая решённая задача, ради которой собственно и издавался Указ Президента России № 721 от 1 июля 1992 года (!).
Еще раз подчёркнём, необходимость получения согласия на всё это трудовых коллективов акционированных и приватизируемых государственных предприятий и объединений (концернов) популистски картинно декларировалась, но в обязательном порядке не требовалась. От третьих лиц, которые удостаивались чести официально и фактически безвозмездно управлять горнодобывающими и нефтедобывающими компаниями страны, через «временное» владение их контрольными пакетами акций, переданных им формально как бы вплоть до завершения приватизации, каких-либо особых заслуг перед Отечеством или неописуемых профессиональных знаний и опыта не требовалось.
Ими могли стать кто угодно, только бы им предпочитала доверять кремлёвская власть, а они были бы лично «на клеточном уровне» преданы первому российскому президенту, а также узкому кругу лиц из его ближайшего окружения – «семье» Бориса Ельцина. Фамилии не имели какого-либо принципиального значения, то ли это были бы Ивановы и Сидоровы, то ли – Потанины и Ходорковские, всё равно!
Важно было лишь то, кто или какие структуры стояли за этими фамилиями. В этом и беспросветное бесправие, и соль российской промышленной приватизации по-Чубайсу (!).
* * *
Теоретики из команды Анатолия Чубайса настолько торопились отразить в тексте упомянутого президентского указа возможность передачи третьим лицам государственной собственности – контрольных пакетов обыкновенных акций частично приватизированных предприятий и объединений (концернов), что не особенно заботились о правильности юридических формулировок. Ведь под понятием «траст» следовало понимать не что иное, как «доверительную собственность», а не «доверительное управление».Коротенько поясним, в чём состояла суть отличия этих правовых понятий, которая, по всей видимости, совершенно не интересовала «грамотнейших» специалистов в области реформирования макроэкономики огромной страны, стряпавших проекты президентских указов и, чуть ли не с глубоким внутренним чувством исполненного исторического долга, подсовывавших их на подпись высочайшей и очень самоуверенной особе.