Страница:
БАБА ЯГА – один из наиболее архаичных и загадочных образов слав. фольклора, с которой в сказках связаны самые волшебные моменты, самые необычные приключения героев. Баба Яга, Яга-баба, Яга Ягинична, Ягинишна, Егична, Егишна, Еги-баба, Егибоба (вятск., олонецк., яросл., север.), Ега, Егибаба (арханг., новгор.), Ежи-баба (словен.) как древ. устойчивое понятие состоит из двух слов. Баба – женщина, бабушка, прабабушка, прародительница, пращур. На санскр. «bеabеa» – бабушка, «bеabеabеa» – прабабушка; «Bе», «Бх», «Бг» в безгласном написании еще и Бог; то есть «баба» восходит к божественным, произошедшим от Бога, первопредкам. «яга» в др. – русск. означало: шкура ягненка (козленка, жеребенка и проч.) или шуба из такой шкуры, мехом наружу. Это ритуальная одежда древ. волхвы, которой, как правило, являлась любая старшая женщина в роде, племени, способная на эту миссию (сказочная же Б.Я. – образ собирательный). Кстати, в санскр. «агью» – огненное жертвоприношение; «ягашала» – «площадка для яги», жертвенная площадка. В чем-то это слово перекликается с «яга», так же, как с «агнец» (ягненок – жертвенное животное; жертвоприношение).
У древ. слав., за редким исключением, не было жреческого сословия (как, например, в Древ. Египте). Обязанности жрецов выполнял кто-либо из старейших в роду мужчин, лишь функции поддержания дом. огня (очага) и воспитания подрастающего поколения – старшие в роду женщины. Они проводили ритуалы инициаций – посвящения детей во взрослые (и наречения именем), проходившие в несколько этапов.
В свете современных исследований можно определить «возраст» одной из древнейших сказочных героинь – Б.Я., т. е. приблизительное время, с которого у наших предков существовали обряды. В книге «Русский Север – прародина индо-славов» (М., 2003, 45) индолог, санскритолог Н.Р. Гусева пишет: «Археологические раскопки, проводившиеся в основном в центральных и южных областях Восточной Европы, дали возможность ученым выявить исторически последовательные этапы развития этнических групп на этих территориях. В качестве главного признака был взят способ погребения как кремированных, так и некремированных покойников. В IV–III тыс. до н. э. их останки погребали в ямах, а во II–I тыс. до н. э. клали в закопанные бревенчатые срубы или в наземные избушки, стоявшие на земле или на столбах (отсюда со II тыс. до н. э. в наших сказках «избушка на курьих ножках»). Первый из этих этапов получил название ямной культуры, а второй – срубной». Время срубной культуры отдаленное, мы мало знаем о начальных обрядах посвящений. Все-таки, как-то изменившись, консервативные, по сути, эти архаичные обряды у разных ветвей и.-е., в т. ч. слав., дошли до письменных времен, запечатлены. Им посвящено немало научных изысканий. Наиболее известные из них – «Поэтические воззрения славян на природу» Афан. (М., 1995, т. 1–3) и энциклопедия «Мифы народов мира» (М., 1997, т. 1–2).
В и.-е. мире существовали возрастные и специализированные посвящения, погружения человека в традицию рода-племени. В процессе их происходил доступ к магическим силам и сакральным ценностям. В результате – обретение иных внутренних качеств. Поэтому и границы перехода из одной группы людей в др. непреодолимы обыденным, немагическим путем. Родившийся ребенок – нечто среднего рода, обозначенный словом среднего рода – не имел еще никакого права в новом мире, до 3 лет он жил без «выказывания» пола, носил унифицированную рубаху, воспитывался женщинами. В 3 г. (время первого пострига волос) дети вступали во второй (после рождения) цикл посвящения: введение в пол (конечно, мистическое). На Руси именно в этот период девочек одевали в сарафаны, мальчиков – в порты. В 7 лет проходило первое посвящение в род в качестве младшего его члена. основное посвящение осуществлялось по достижении ребенком 13–15 лет и превращало его во взрослого человека – полноправного члена рода, наделенного почти всем кругом прав и обязанностей, а также глубоким осознанием ответственности за свои поступки. Одновременно проводилась жесткая проверка того, насколько он готов, способен пополнить ответственное сообщество взрослых. В программу такой проверки входили: испытания огнем, водой, болезненные удары (борьба, бой), нанесение ран (для вырабатывания терпения, бесстрашия, мужества, сопротивления физическим страданиям, презрения к боли), заточение, голодание, поиск исчезнувших («украденных», спрятанных) предметов или живых душ. Именно это посвящение следовало путем «через смерть»: человек как бы «умирал» в одном качестве и «рождался» в др. В результате переживания «околосмертного» состояния происходило «пересотворение» личности, преображение внутренней сути. В процессе его человек терял свое детское имя и возрождался в качестве взрослого, получая новое, настоящее. Молодой человек одновременно вводился в мир духовных ценностей и этику рода-племени; узнавал священные традиции с начала мира, имена богов, историю их деяний, правила поведения и принципы организации жизни взрослых, производственные приемы.
Здесь уместно появление Б.Я. – одной, с дочерьми или сестрами (которых 3, 40, 40 и одна… – числа эпические; пример – приводимая Афан. сказка о Заморышке и др.). В большинстве сказок с архаическими элементами, где угадываются дела посвящения, Б.Я. – одна из гл. действующих лиц, ее помощники волхвы – женщины и мужчины – на первый план почти не выступают. Б.Я. как бы осуществляет посредничество между земным и неземным мирами. С одной стороны, она реальная женщина-прародительница, с др. – обладает сверхъестественными силами.
Посвящение проходило, как правило, за пределами проживания племени. Подросток должен был провести трудные ночи или ночь-г. (здесь сохранилась память о полярной ночи на родине предков в Приполярье) в лесу, на границе с Иным Миром, во владениях Б.Я. Т. е. на какое-то время молодые люди оказывались как бы «похищенными» ею. Вот откуда сюжет о путешествии (или перенесении) сказочного героя за тридевять земель, за леса, за долы, за высокие горы, в мир невиданный и невидимый обычным зрением. Пока герой не вкусит жертвенной пищи Б.Я., он многого не понимает. Завет Б.Я.: «накорми, напои, а потом спрашивай». Следует оговориться, что при обучении молодой человек «программировался» спасать именно свои родовые ценности и образ жизни народа, свои род, племя (а не чужих и чуждых). И ныне русск. человек зачастую поступает жертвенно, благодаря заложенным на генном уровне древ. установлениям, о существовании которых он и не подозревал. Только сейчас он содержит, охраняет паразитирующих на его труде, творческой энергии, на его ист. терр. бесчисленных чужих.
Посвящение молодых людей носило подчеркнуто игровой характер. Между тем, по мнению специалистов по мифол. и фольклору, игра, переодевание, «выворачивание» шкуры, делание чего-либо «наоборот»; необычное, исключительное, волшебное – является в большей степени признаком Нижнего Мира, чем земной жизни. Итак, нахождение на заветной терр. символически приравнивалось к нахождению на Том Свете. Значительными в этот период становились божества и атрибуты потустороннего мира: избушка на курьих ножках, забор из человеческих костей, черепа и т. д. Если кто-либо из смертных случайно попадет в эту страну, то все равно «ничего не увидит», ибо там «ничего нельзя увидеть человеческим оком». Избушка Б.Я., где она похоронена («живет»!), стоит на грани двух миров – в некоем месте перехода из одного мира в др. Да и сама Б.Я. принадлежит двум мирам. Избушка без окон, без дверей: как всякому захоронению, они не нужны. Дух, энергия сквозь любые стены проходят. Хотя иногда, чтоб понятнее и удобнее было живым, в избушке существует дверь, ее увидишь, если избушка поворотится к тебе «на курьих ножках». В сказках: «на курьих ножках, на бараньих рожках», Афан. добавлял: «Другие сказки говорят, что избушка Бабы Яги поворачивается «на курьих ножках, на собачьих пятках»; ножки могут быть и петушьи и сорочьи, но чаще – именно «курьи». «кур» – петух – издревле символ времени, а оно часть вечности. Со временем ассоциируется и сорока, приносящая «на хвосте» последние новости-вести (время!), к тому же сорока – предвестница грозовых перемен. Собака – проводник в мир мертвых. Баран – жертвенное животное и символ плодородия, продолжения рода. Здесь все пронизано древ. символикой. Ничего лишнего, незначащего!
Б.Я. не всегда живет в лесу, иногда – глубоко под землей (местопребывание душ – Тот Свет; местопребывание тел – Мать Сыра Земля, морская пучина), чтобы к ней попасть, порой надо «просесть», как в сказке, услышанной в Архангельской губ., которую записал Н.Е.Онучков. В блр. сказках Б.Я. живет на С. среди лютых морозов. Сами же мы сравнительно недавно (всего около 150 лет назад) узнали, что прародина слав., балтов и ариев – за Полярным кругом (значит там наиболее древ. мир пращуров – захоронения их).
Герои сказок не всегда по своей воле прибывали к Б.Я. Иногда это выглядело как изгнание чужаками (мачехой, отчимом), наказание за нарушение различных запретов, порой любимые внезапно пропадали и т. д. Герой проходил через временную смерть (уход). Воскрешение-возвращение. В сказках – то с применением «живой» или «мертвой» воды; кипящего котла с молоком или водой. То – уха волшебной коровы; то – превращения в животных, деревья, реки. То опускания в колодец, на дно морское. Короче – полный набор волшебств. В сказках (не во всех, а в тех, которые постигла менее жесткая христианизация) Б.Я. выступает воительницей, похитительницей или дарительницей. А чаще – помощницей молодого героя («Три царства – медное, серебряное и золотое», «Иван Быкович» и др.), располагающего ее в свою пользу вежливым обращением, исполнительностью, трудолюбием, сообразительностью. Б.Я. можно ублажить ласковыми словами, она становится доброй, принимает сторону героя, охотно ему помогает, предсказывая возможные препятствия и предвосхищая благополучный исход испытаний. Т. о., она ценила нравственные законы, уважение к старшим, творческую инициативу, любовь к природе. Афан. писал (3, 289): «…Подобно змею, она сторожит источники живой воды и заботливо прячет в своих кладовых медь, серебро и золото, т. е. сокровища солнечных лучей»; «Бабе Яге приписывается обладание волшебным прутом, которым стоит только махнуть, как тотчас же все живое превращается в камень: это – тот молниеносный жезл, прикосновением которого Гермес (=проводник усопших в загробное царство) погружал людей в непробудный, вечный сон… Белорусы уверяют, что Смерть передает усопших Бабе Яге, их души она «съедает» (Афан., 3, 291, 288). Из античной мифол. известно, что время поедает своих детей, к этому мы можем добавить: предки (когда это время приходит) принимают души умерших на Том Свете (где среди прочих пращуров обитает и прародительница Б.Я.). В одной сказке герой идет на встречу с Б.Я., ему попадаются три всадника: белый, красный и черный – утро (день), полдень (день) и ночь. Эти всадники – время, а время – составная ч. вечности.
В ряде сказочных сюжетов она – воительница: как богатырша спит с мечом-кладенцом (или мечом-самосеком) в изголовье; бьется с древ. богатырями (на одном русск. лубке – со стариком) или хтоническими существами. Афан. писал (1, 111): «…В одной русской сказке Баба Яга, преследуя своих врагов, палит огненным щитом на все четыре стороны». Но тем не менее богиней войны она не была, а воплощала в едином образе цепь древ. воинственных предков.
По Афан., она «свободно распоряжается естественными силами природы» (1, 148). В сказках ей служили: гигантский орел, гуси-лебеди, кобылицы, волшебные огнедышащие кони, собаки, кот, которые «говорили» на понятном яз. У нее был волшебный платочек (герой «крадет» или добывает его путем выказывания умения, находчивости), махнешь им – возникает мост; махнешь в др. сторону – мост исчезает. Это не что иное, как наука (полученная, добытая во владениях Б.Я.) преодолевать препятствия и, в широком смысле, – выживать. Образ Б.Я. в преданиях слав. изначально не был отрицательным. Афан. (3, 292) заметил: «Нередко в сказках Бабу Ягу с сестрами изображали «сварливыми (как всех стариков. – А.Б.), но добрыми и услужливыми старухами. Они предвещают страннику, что ожидает его впереди, помогают ему мудрыми советами, дают ему богатырского коня, ковер-самолет и другие диковинки». Порой Б.Я. предлагала клубок, указывала (или герой сам выпытывал) обратную дорогу.
Не случайна в сказках предпочтительность мл. героя: «С точки зрения посвящения только младший может быть героем, так как для него возможен переход в статус старшего…» («Мифы народов мира», 1, 544). В сказках Б.Я. постоянно связана с детьми и подростками, молодежью. Она их учит, кормит, спать укладывает, следит за тем, чтоб в баньке помылись, дает задания трудные, наставляет. Яз. предков забывается, загрязняется, а этническое самосознание остается; к нему, незамутненному у детей, молодых людей, – и обращается Б.Я. Не потому ли образ ее, хотя и искаженный наслоениями поздних времен, сохранился в сказках для детей.
Можно привести множество примеров контактов юных героев и героинь с миром Б.Я. В русской сказке, писал Афан. (1, 85; 2, 303): «…Царевич решается добыть себе такого коня, который был бы сильней и быстрее Кощеева, и за трудную службу у Бабы Яги достигает своей цели… Злая мачеха посылала падчерицу за огнем к Бабе Яге. Поздним вечером приходит она к избушке; вокруг избы – забор, на заборе торчат человеческие черепа, а в тех черепах блестят глаза и озаряют поляну; к утру глаза потухают, а с вечера снова зажигаются и светят всю ночь. Девушка сняла один череп с горящими очами, вздела его на палку и, освещая перед собой дорогу, пустилась назад. Воротившись домой, она вошла в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее родных дочерей, так и жгут огнем… И к утру превратили их в черный уголь». Так предки (к ним, в потусторонний мир, ходила девушка) покарали чужаков в доме, притеснявших молодую хозяйку.
«По свидетельству русских преданий, те быстроногие кони, на которых можно уйти от летучего змея, добываются от Бабы Яги… в награду за трудную службу; подобно тому в хорутанских и словацких сказках молодец, желающий добыть чудесного коня, поступает на службу к Бабе-чаровнице и пасет буйных кобылиц… В наших сказках герой, поступая на службу к Бабе Яге, должен стеречь ее буйных кобылиц, которые всякий раз разбегаются от него в разные стороны; но ему помогают пчелы, они пускаются в погоню за кобылицами, жалят их и к назначенному сроку пригоняют домой» (Афан., 1, 318, 195). По Афан., пчелы – звезды – способствуют герою. Значит, в период посвящения молодые люди изучали ориентацию по звездам и земным приметам, т. е. постигали начала астрономии, географии, естествознания.
Образ Б.Я. в фольклоре слав. многозначный. По Афан. (1, 398), например, словаки и чехи обращались к Б.Я. в заговорах, когда болели зубы, приговаривая: «Ежи Баба, Старабаба на тебе зуб костяной, дай мне железный». По-видимому, старая баба лечила людей своего племени, знала тайны медицины, силу трав, минералов, вод, огня. Афан. (3, 292) считал: «из святочных игр можно заключить, что Б.Я. мастерица загадывать загадки и разрешать их таинственный смысл». После испытаний юного героя Б.Я. становится помощницей, она предвещает герою будущее, указывает дорогу, дарит богатырского коня или кубок.
Конечно, там, где сказки прошли жесткую христианизацию, Б.Я. – ужасная ведьма. Похищает детей, чтоб съесть; запирает на какое-то время, чтоб убить; насылает испытания, чтоб погубить; гонится, чтобы догнать и уничтожить. Т. е. – все наоборот.
Слово «ведьма» – санскр. и и.-е., означает «ведомая». Но наполнилось негативным смыслом собирательного зла оно в христ. времена и повсеместно употребимо в этом смысле стало именно христ. Чего стоили, например, «процессы ведьм», массовые казни ни в чем не повинных людей. В дохристианской религии древ. слав. не было одного собирательного образа зла. Были многочисленные духи, божества, как правило, небезусловно только злые. Русалки, дух ржи, банник, домовой, леший и т. д. Эти духи могли быть охраняющими, оберегающими, помогающими, а в др. моменты – они же опасны, наказывают нерадивых, вершат суд. Или просто вредят, озоруют. Так на архаичный, идущий из II тыс. до н. э., образ Б.Я. – персонажа, безусловно, и милующего, и карающего, и дающего жизнь (воплощение, перевоплощение), а также принимающего души потомков своего рода-народа в загробном мире, – наложился более поздний образ христ. средневековой ведьмы. И целый комплекс христ. суеверий. В то же время в дохристианские времена не существовало самой ведьмы. Во всяком случае, в том, всефокусирующем зло варианте.
По моему мнению, в пластическом олицетворении облик Б.Я. был такой: старое морщинистое лицо, но белое, просветленное, одухотворенное. Выразительные серые глаза с пронзительным взглядом («ясные очи»). Нос небольшой. Голова с седыми волосами повязана белым платком с узелком сзади, на шее. В ушах – серьги, т. к. слав. женщины носили их с древнейших времен (о чем свидетельствуют археологические находки). У Б.Я. серьги могли представлять, например, гроздь маленьких звезд – каждая на тонкой подвеске. Фигура – сухощавая, спина сгорбленная от старости. Одета Б.Я. в белую вышитую рубаху с длинными рукавами, меховую безрукавку (мехом наружу) поверх этого. Пояс ее вышит свастиками и крестами, на поясе висит привязанный свиток с древ. знаниями. О том, что у Б.Я. были знания и законы даже записанные, говорил Афан. (1, 169): «В одной из сказок существовал некий свиток, похищенный у Бабы Яги», т. е. добытые у нее знания.
Еще несколько примеров неоднозначности образа Б.Я. В одном из фольклорных текстов, записанных Д.К. Зелениным в Вятской губ., Б.Я. именуется хозяйкой яблоневого сада. Значит, сюда, в мир запредельный, иной, прилетала Жар-птица русск. сказок добывать золотые волшебные яблоки. В известной сказке «Гуси-лебеди» бывавший у Б.Я. мальчик сидел на лавочке, играл золотыми яблоками. В античной мифол. известны золотые яблоки Гесперид, находившиеся в саду на крайнем З., где Солнце заходит «под землю», в мир иной, к предкам. Сейчас-то мы знаем: никакого «крайнего» З. нет и быть не может, ибо Земля круглая. Однако есть устойчивое и поддающееся локализации географическое определение «Крайний Север» – древнейшая прародина и.-е. с захоронениями пращуров. Там Солнце заходило вообще на полгода. Об этом закатном, темном мире предков древ. прародины сохранилась память в фольклоре слав.
Без-Корнилович М.И. в книге «Исторические сведения о примечательных местах в Белоруссии с присовокуплением и других сведений к ней же относящихся» (СПб., 1855) писал: «За рекою Полотою, в поле находится озерко Воловое: о нем есть предание, будто бы в древности… при оном озере стояли капища Перуна и Бабы Яги». Т. о., мы можем быть уверенными, что слав. не только почитали предков вообще, но и конкретно Б.Я.
Необходимо сказать также о не всегда понятных атрибутах Б.Я.: ступе, пестике, помеле (венике, метле), деревянной лопате.
Деревянная лопата, хлебная лопата – элемент печной утвари (наряду с кочергой, ухватом), обрядовые функции и символика которой определяется принадлежностью к очагу, огню и причастностью к изготовлению хлеба (в т. ч. и ритуального). На ней хлеб в печь сажают, да не просто хлеб, а хлеб, замешенный на трех (семи) росах или воде из трех (семи) колодцев (ключей), – указывает на то, что Б.Я. лечила детей энергией воды и огня, магическими действиями. Например, она знала обряд «перепекания ребенка». Обряд совершался над всеми младенцами, или же только над больными. Эти обряды известны в Поволжье, Сибири, Волынском Полесье, на Урале, Подолье. Баба на рассвете приносила целебной воды из трех (семи) колодцев или родников, месила тесто, пекла хлеб и, вынув хлебы из печи, всовывала туда привязанного на хлебной (деревянной) лопате ребенка трижды на мгновение (достаточное, чтобы жаром уничтожить болезни (вирусы) или нечисть вокруг него), сопровождая действие заветным словом (молением). Гл. цель – «сжигание» болезни, очищение слабого, «не допекшегося» в утробе матери младенца, чтоб сделать его здоровым. Печь и жар здесь символизировали лоно Бога. Не так ли юноши и девушки в купальскую ночь, по праздникам и воскресеньям очищались огнем, прыгая через костер? Что интересно: и на современном уровне медицина лечит людей разными видами прогреваний, облучений вплоть до лазера. А предки пользовались целебной силой огня издавна!
У ступы в древ. и.-е. мире было два значения. Об одном из них – главнейшем! – начисто забыто. Или, может быть, специально важнейшее стиралось из памяти народа и подменялось примитивным, бытовым. Первое значение: ступа – гора камней над могилой предка. Основание памятника из камней, изваяние (включающее ступени к нему, т. к. статуи богов ставили на возвышения) с написанными на нем знаниями, законами, установлениями (отсюда – «устав»; «ступени знаний») бога. Или законодателя (правителя, предка). Поэтому, когда Б.Я. изображают сидящей или передвигающейся на ступе (в ступе) – это значит: она «сидит» на сакральных знаниях отеческих богов и предков, законах этических, нравственных (и перемещается с ними везде). В Индии, например, известны ступы I тыс. до н. э. (в Санчи и Бхархуте) с написанными на них канонами (3 корзины законов). Под ступой с законами не обязательно подразумевали статуи богов, это могли быть стела, столб с важными надписями. На разных яз. это почти одно и то же: иллир. «stup», венд. «stolp», польск. «styп», лат. «stela», бог. «stup». В ведах «stupa» – дерево с кроной. Как здесь не вспомнить о родословном древе и древе жизни!
Поскольку древнеиндоевропейский смысл слова «ступа» в первом значении до нас не дошел (или на каком-то этапе был утрачен) – сказки о Б.Я. зрительно обогатились бытовой ступой, которая имелась в каждом доме. Делалась она из толстого древесного столба (колоды), выдолбленного в верхней ч. В этой ступе измельчали пищу, сырье, лекарственные и ритуальные снадобья, травы, минералы. Т. е. и бытовая ступа иногда участвовала в магических ритуалах (при их подготовке). Этот вид бытовой ступы использован в авестийском мифе о первотворении мира. Ступа здесь – земная твердь, а пестик – небо, его оплодотворяющий фаллос.
Метла, помело, веник – предметы и бытовые, и ритуальные. Конечно, в случае с Б.Я. надо иметь в виду ритуальный смысл символов. Ритуальный веник (метла, помело, сноп, букет, пучок, купа-купина), совокупность веток, собирался ежегодно в ночь перед Купалой. Он хранился весь г. и считался целебным (в сказках – волшебным), сконцентрировавшим всю творческую силу г. в момент ее наивысшего подъема, совокупную энергию годового Солнца. В купальскую метлу-купу складывались по ветке березы, ольхи, черемухи, ивы, липы, смородины, калины, рябины и по цветку трав-кустов разных сортов. Именно такой метлой (помелом, веником) владела Б.Я., только, в отличие от ежегодного веника-букета людей, этот был тысячелетний: имел силу, на которой и взлететь возможно. Вот почему у Б.Я. в сказках метла летала скоро и легко. Магической силой обладали кочерга (огненный оберег), пестик (фаллический символ продолжения рода).
В период насаждения пришлой «импортной» веры христ. интернационалом всем традиционным богам слав., духам, прародителям, волхвам и даже некоторым персонажам слав. фольклора были приданы демонические черты, уродливость внешнего вида и характера. Не избежали демонизации Б.Я., Кащей Бессмертный, домовые духи, бесы – гномы, шумно приветствовавшие рождение человека и отгонявшие нечисть, русалки и др. А поскольку Б.Я. защитница рода, народа слав. и русск. (именно в ее владениях произносились слова про «русский дух», «русскую кость») – она и испытывала на себе большее давление христ. интернационала. Порой ее изображали в ужасающем виде – с вросшим в потолок носом, косматую, горбатую, с отвислыми грудями… и вообще как кровожадное чудовище, поедающее людей. Воистину, забвение делает нас манкуртами с деформированными представлениями о древнейшей ист. Необходимо восстановить справедливость, обратившись к ист. памяти. Ценности прародины должны стать нам опорой, они способны только помочь, но никак не навредить.
БАБУНЫ – чары, колдовство. В списке XIV в. в одной из лет. есть слова: «…Коварьство еврейско ревьство премудривше егуптян бабуны».
БАЛДА – богатырь русск. сказок, обладавший магической, божественной силой в борьбе с нечистью. Афан. (2, 379) считал этот образ «весьма архаичным», он писал также, «что черт, с которым состязается Балда, есть не более как замена мифического змея…» вод. По ведам, первый богатырь, сражавшийся со змеем Вритрой, – бог Индра. У Афан. (2, 376377): «Слово балда (от санскр. bеag=bеal – разить, ударять, рубить; от того же корня происходят: болт и булава) означает: большой молот, колотушка, дубина, палица… (дубина, палица постоянное орудие Индры. – А.Б.) Понятна поэтому та великая богатырская мощь, какою наделяется Балда в сказках: он может давать такие щелчки, что от них падают мертвыми бык и медведь…». При этом вся сила Б. заключается в 2–3 пальцах.
БАННИК, БАЕННИК, ЛАЗНИК БАЙНИК – дух бани, связан со здоровьем, чистотой жизни, силой, с одной стороны; и с болезнями, заговорами, с водным и загробным миром – с др. Б. участвовал в святочных гаданиях. В период насаждения христ. Б. приписывались злые намерения. С ним связывались христ. суеверия.
У древ. слав., за редким исключением, не было жреческого сословия (как, например, в Древ. Египте). Обязанности жрецов выполнял кто-либо из старейших в роду мужчин, лишь функции поддержания дом. огня (очага) и воспитания подрастающего поколения – старшие в роду женщины. Они проводили ритуалы инициаций – посвящения детей во взрослые (и наречения именем), проходившие в несколько этапов.
В свете современных исследований можно определить «возраст» одной из древнейших сказочных героинь – Б.Я., т. е. приблизительное время, с которого у наших предков существовали обряды. В книге «Русский Север – прародина индо-славов» (М., 2003, 45) индолог, санскритолог Н.Р. Гусева пишет: «Археологические раскопки, проводившиеся в основном в центральных и южных областях Восточной Европы, дали возможность ученым выявить исторически последовательные этапы развития этнических групп на этих территориях. В качестве главного признака был взят способ погребения как кремированных, так и некремированных покойников. В IV–III тыс. до н. э. их останки погребали в ямах, а во II–I тыс. до н. э. клали в закопанные бревенчатые срубы или в наземные избушки, стоявшие на земле или на столбах (отсюда со II тыс. до н. э. в наших сказках «избушка на курьих ножках»). Первый из этих этапов получил название ямной культуры, а второй – срубной». Время срубной культуры отдаленное, мы мало знаем о начальных обрядах посвящений. Все-таки, как-то изменившись, консервативные, по сути, эти архаичные обряды у разных ветвей и.-е., в т. ч. слав., дошли до письменных времен, запечатлены. Им посвящено немало научных изысканий. Наиболее известные из них – «Поэтические воззрения славян на природу» Афан. (М., 1995, т. 1–3) и энциклопедия «Мифы народов мира» (М., 1997, т. 1–2).
В и.-е. мире существовали возрастные и специализированные посвящения, погружения человека в традицию рода-племени. В процессе их происходил доступ к магическим силам и сакральным ценностям. В результате – обретение иных внутренних качеств. Поэтому и границы перехода из одной группы людей в др. непреодолимы обыденным, немагическим путем. Родившийся ребенок – нечто среднего рода, обозначенный словом среднего рода – не имел еще никакого права в новом мире, до 3 лет он жил без «выказывания» пола, носил унифицированную рубаху, воспитывался женщинами. В 3 г. (время первого пострига волос) дети вступали во второй (после рождения) цикл посвящения: введение в пол (конечно, мистическое). На Руси именно в этот период девочек одевали в сарафаны, мальчиков – в порты. В 7 лет проходило первое посвящение в род в качестве младшего его члена. основное посвящение осуществлялось по достижении ребенком 13–15 лет и превращало его во взрослого человека – полноправного члена рода, наделенного почти всем кругом прав и обязанностей, а также глубоким осознанием ответственности за свои поступки. Одновременно проводилась жесткая проверка того, насколько он готов, способен пополнить ответственное сообщество взрослых. В программу такой проверки входили: испытания огнем, водой, болезненные удары (борьба, бой), нанесение ран (для вырабатывания терпения, бесстрашия, мужества, сопротивления физическим страданиям, презрения к боли), заточение, голодание, поиск исчезнувших («украденных», спрятанных) предметов или живых душ. Именно это посвящение следовало путем «через смерть»: человек как бы «умирал» в одном качестве и «рождался» в др. В результате переживания «околосмертного» состояния происходило «пересотворение» личности, преображение внутренней сути. В процессе его человек терял свое детское имя и возрождался в качестве взрослого, получая новое, настоящее. Молодой человек одновременно вводился в мир духовных ценностей и этику рода-племени; узнавал священные традиции с начала мира, имена богов, историю их деяний, правила поведения и принципы организации жизни взрослых, производственные приемы.
Здесь уместно появление Б.Я. – одной, с дочерьми или сестрами (которых 3, 40, 40 и одна… – числа эпические; пример – приводимая Афан. сказка о Заморышке и др.). В большинстве сказок с архаическими элементами, где угадываются дела посвящения, Б.Я. – одна из гл. действующих лиц, ее помощники волхвы – женщины и мужчины – на первый план почти не выступают. Б.Я. как бы осуществляет посредничество между земным и неземным мирами. С одной стороны, она реальная женщина-прародительница, с др. – обладает сверхъестественными силами.
Посвящение проходило, как правило, за пределами проживания племени. Подросток должен был провести трудные ночи или ночь-г. (здесь сохранилась память о полярной ночи на родине предков в Приполярье) в лесу, на границе с Иным Миром, во владениях Б.Я. Т. е. на какое-то время молодые люди оказывались как бы «похищенными» ею. Вот откуда сюжет о путешествии (или перенесении) сказочного героя за тридевять земель, за леса, за долы, за высокие горы, в мир невиданный и невидимый обычным зрением. Пока герой не вкусит жертвенной пищи Б.Я., он многого не понимает. Завет Б.Я.: «накорми, напои, а потом спрашивай». Следует оговориться, что при обучении молодой человек «программировался» спасать именно свои родовые ценности и образ жизни народа, свои род, племя (а не чужих и чуждых). И ныне русск. человек зачастую поступает жертвенно, благодаря заложенным на генном уровне древ. установлениям, о существовании которых он и не подозревал. Только сейчас он содержит, охраняет паразитирующих на его труде, творческой энергии, на его ист. терр. бесчисленных чужих.
Посвящение молодых людей носило подчеркнуто игровой характер. Между тем, по мнению специалистов по мифол. и фольклору, игра, переодевание, «выворачивание» шкуры, делание чего-либо «наоборот»; необычное, исключительное, волшебное – является в большей степени признаком Нижнего Мира, чем земной жизни. Итак, нахождение на заветной терр. символически приравнивалось к нахождению на Том Свете. Значительными в этот период становились божества и атрибуты потустороннего мира: избушка на курьих ножках, забор из человеческих костей, черепа и т. д. Если кто-либо из смертных случайно попадет в эту страну, то все равно «ничего не увидит», ибо там «ничего нельзя увидеть человеческим оком». Избушка Б.Я., где она похоронена («живет»!), стоит на грани двух миров – в некоем месте перехода из одного мира в др. Да и сама Б.Я. принадлежит двум мирам. Избушка без окон, без дверей: как всякому захоронению, они не нужны. Дух, энергия сквозь любые стены проходят. Хотя иногда, чтоб понятнее и удобнее было живым, в избушке существует дверь, ее увидишь, если избушка поворотится к тебе «на курьих ножках». В сказках: «на курьих ножках, на бараньих рожках», Афан. добавлял: «Другие сказки говорят, что избушка Бабы Яги поворачивается «на курьих ножках, на собачьих пятках»; ножки могут быть и петушьи и сорочьи, но чаще – именно «курьи». «кур» – петух – издревле символ времени, а оно часть вечности. Со временем ассоциируется и сорока, приносящая «на хвосте» последние новости-вести (время!), к тому же сорока – предвестница грозовых перемен. Собака – проводник в мир мертвых. Баран – жертвенное животное и символ плодородия, продолжения рода. Здесь все пронизано древ. символикой. Ничего лишнего, незначащего!
Б.Я. не всегда живет в лесу, иногда – глубоко под землей (местопребывание душ – Тот Свет; местопребывание тел – Мать Сыра Земля, морская пучина), чтобы к ней попасть, порой надо «просесть», как в сказке, услышанной в Архангельской губ., которую записал Н.Е.Онучков. В блр. сказках Б.Я. живет на С. среди лютых морозов. Сами же мы сравнительно недавно (всего около 150 лет назад) узнали, что прародина слав., балтов и ариев – за Полярным кругом (значит там наиболее древ. мир пращуров – захоронения их).
Герои сказок не всегда по своей воле прибывали к Б.Я. Иногда это выглядело как изгнание чужаками (мачехой, отчимом), наказание за нарушение различных запретов, порой любимые внезапно пропадали и т. д. Герой проходил через временную смерть (уход). Воскрешение-возвращение. В сказках – то с применением «живой» или «мертвой» воды; кипящего котла с молоком или водой. То – уха волшебной коровы; то – превращения в животных, деревья, реки. То опускания в колодец, на дно морское. Короче – полный набор волшебств. В сказках (не во всех, а в тех, которые постигла менее жесткая христианизация) Б.Я. выступает воительницей, похитительницей или дарительницей. А чаще – помощницей молодого героя («Три царства – медное, серебряное и золотое», «Иван Быкович» и др.), располагающего ее в свою пользу вежливым обращением, исполнительностью, трудолюбием, сообразительностью. Б.Я. можно ублажить ласковыми словами, она становится доброй, принимает сторону героя, охотно ему помогает, предсказывая возможные препятствия и предвосхищая благополучный исход испытаний. Т. о., она ценила нравственные законы, уважение к старшим, творческую инициативу, любовь к природе. Афан. писал (3, 289): «…Подобно змею, она сторожит источники живой воды и заботливо прячет в своих кладовых медь, серебро и золото, т. е. сокровища солнечных лучей»; «Бабе Яге приписывается обладание волшебным прутом, которым стоит только махнуть, как тотчас же все живое превращается в камень: это – тот молниеносный жезл, прикосновением которого Гермес (=проводник усопших в загробное царство) погружал людей в непробудный, вечный сон… Белорусы уверяют, что Смерть передает усопших Бабе Яге, их души она «съедает» (Афан., 3, 291, 288). Из античной мифол. известно, что время поедает своих детей, к этому мы можем добавить: предки (когда это время приходит) принимают души умерших на Том Свете (где среди прочих пращуров обитает и прародительница Б.Я.). В одной сказке герой идет на встречу с Б.Я., ему попадаются три всадника: белый, красный и черный – утро (день), полдень (день) и ночь. Эти всадники – время, а время – составная ч. вечности.
В ряде сказочных сюжетов она – воительница: как богатырша спит с мечом-кладенцом (или мечом-самосеком) в изголовье; бьется с древ. богатырями (на одном русск. лубке – со стариком) или хтоническими существами. Афан. писал (1, 111): «…В одной русской сказке Баба Яга, преследуя своих врагов, палит огненным щитом на все четыре стороны». Но тем не менее богиней войны она не была, а воплощала в едином образе цепь древ. воинственных предков.
По Афан., она «свободно распоряжается естественными силами природы» (1, 148). В сказках ей служили: гигантский орел, гуси-лебеди, кобылицы, волшебные огнедышащие кони, собаки, кот, которые «говорили» на понятном яз. У нее был волшебный платочек (герой «крадет» или добывает его путем выказывания умения, находчивости), махнешь им – возникает мост; махнешь в др. сторону – мост исчезает. Это не что иное, как наука (полученная, добытая во владениях Б.Я.) преодолевать препятствия и, в широком смысле, – выживать. Образ Б.Я. в преданиях слав. изначально не был отрицательным. Афан. (3, 292) заметил: «Нередко в сказках Бабу Ягу с сестрами изображали «сварливыми (как всех стариков. – А.Б.), но добрыми и услужливыми старухами. Они предвещают страннику, что ожидает его впереди, помогают ему мудрыми советами, дают ему богатырского коня, ковер-самолет и другие диковинки». Порой Б.Я. предлагала клубок, указывала (или герой сам выпытывал) обратную дорогу.
Не случайна в сказках предпочтительность мл. героя: «С точки зрения посвящения только младший может быть героем, так как для него возможен переход в статус старшего…» («Мифы народов мира», 1, 544). В сказках Б.Я. постоянно связана с детьми и подростками, молодежью. Она их учит, кормит, спать укладывает, следит за тем, чтоб в баньке помылись, дает задания трудные, наставляет. Яз. предков забывается, загрязняется, а этническое самосознание остается; к нему, незамутненному у детей, молодых людей, – и обращается Б.Я. Не потому ли образ ее, хотя и искаженный наслоениями поздних времен, сохранился в сказках для детей.
Можно привести множество примеров контактов юных героев и героинь с миром Б.Я. В русской сказке, писал Афан. (1, 85; 2, 303): «…Царевич решается добыть себе такого коня, который был бы сильней и быстрее Кощеева, и за трудную службу у Бабы Яги достигает своей цели… Злая мачеха посылала падчерицу за огнем к Бабе Яге. Поздним вечером приходит она к избушке; вокруг избы – забор, на заборе торчат человеческие черепа, а в тех черепах блестят глаза и озаряют поляну; к утру глаза потухают, а с вечера снова зажигаются и светят всю ночь. Девушка сняла один череп с горящими очами, вздела его на палку и, освещая перед собой дорогу, пустилась назад. Воротившись домой, она вошла в горницу; а глаза из черепа так и глядят на мачеху и ее родных дочерей, так и жгут огнем… И к утру превратили их в черный уголь». Так предки (к ним, в потусторонний мир, ходила девушка) покарали чужаков в доме, притеснявших молодую хозяйку.
«По свидетельству русских преданий, те быстроногие кони, на которых можно уйти от летучего змея, добываются от Бабы Яги… в награду за трудную службу; подобно тому в хорутанских и словацких сказках молодец, желающий добыть чудесного коня, поступает на службу к Бабе-чаровнице и пасет буйных кобылиц… В наших сказках герой, поступая на службу к Бабе Яге, должен стеречь ее буйных кобылиц, которые всякий раз разбегаются от него в разные стороны; но ему помогают пчелы, они пускаются в погоню за кобылицами, жалят их и к назначенному сроку пригоняют домой» (Афан., 1, 318, 195). По Афан., пчелы – звезды – способствуют герою. Значит, в период посвящения молодые люди изучали ориентацию по звездам и земным приметам, т. е. постигали начала астрономии, географии, естествознания.
Образ Б.Я. в фольклоре слав. многозначный. По Афан. (1, 398), например, словаки и чехи обращались к Б.Я. в заговорах, когда болели зубы, приговаривая: «Ежи Баба, Старабаба на тебе зуб костяной, дай мне железный». По-видимому, старая баба лечила людей своего племени, знала тайны медицины, силу трав, минералов, вод, огня. Афан. (3, 292) считал: «из святочных игр можно заключить, что Б.Я. мастерица загадывать загадки и разрешать их таинственный смысл». После испытаний юного героя Б.Я. становится помощницей, она предвещает герою будущее, указывает дорогу, дарит богатырского коня или кубок.
Конечно, там, где сказки прошли жесткую христианизацию, Б.Я. – ужасная ведьма. Похищает детей, чтоб съесть; запирает на какое-то время, чтоб убить; насылает испытания, чтоб погубить; гонится, чтобы догнать и уничтожить. Т. е. – все наоборот.
Слово «ведьма» – санскр. и и.-е., означает «ведомая». Но наполнилось негативным смыслом собирательного зла оно в христ. времена и повсеместно употребимо в этом смысле стало именно христ. Чего стоили, например, «процессы ведьм», массовые казни ни в чем не повинных людей. В дохристианской религии древ. слав. не было одного собирательного образа зла. Были многочисленные духи, божества, как правило, небезусловно только злые. Русалки, дух ржи, банник, домовой, леший и т. д. Эти духи могли быть охраняющими, оберегающими, помогающими, а в др. моменты – они же опасны, наказывают нерадивых, вершат суд. Или просто вредят, озоруют. Так на архаичный, идущий из II тыс. до н. э., образ Б.Я. – персонажа, безусловно, и милующего, и карающего, и дающего жизнь (воплощение, перевоплощение), а также принимающего души потомков своего рода-народа в загробном мире, – наложился более поздний образ христ. средневековой ведьмы. И целый комплекс христ. суеверий. В то же время в дохристианские времена не существовало самой ведьмы. Во всяком случае, в том, всефокусирующем зло варианте.
По моему мнению, в пластическом олицетворении облик Б.Я. был такой: старое морщинистое лицо, но белое, просветленное, одухотворенное. Выразительные серые глаза с пронзительным взглядом («ясные очи»). Нос небольшой. Голова с седыми волосами повязана белым платком с узелком сзади, на шее. В ушах – серьги, т. к. слав. женщины носили их с древнейших времен (о чем свидетельствуют археологические находки). У Б.Я. серьги могли представлять, например, гроздь маленьких звезд – каждая на тонкой подвеске. Фигура – сухощавая, спина сгорбленная от старости. Одета Б.Я. в белую вышитую рубаху с длинными рукавами, меховую безрукавку (мехом наружу) поверх этого. Пояс ее вышит свастиками и крестами, на поясе висит привязанный свиток с древ. знаниями. О том, что у Б.Я. были знания и законы даже записанные, говорил Афан. (1, 169): «В одной из сказок существовал некий свиток, похищенный у Бабы Яги», т. е. добытые у нее знания.
Еще несколько примеров неоднозначности образа Б.Я. В одном из фольклорных текстов, записанных Д.К. Зелениным в Вятской губ., Б.Я. именуется хозяйкой яблоневого сада. Значит, сюда, в мир запредельный, иной, прилетала Жар-птица русск. сказок добывать золотые волшебные яблоки. В известной сказке «Гуси-лебеди» бывавший у Б.Я. мальчик сидел на лавочке, играл золотыми яблоками. В античной мифол. известны золотые яблоки Гесперид, находившиеся в саду на крайнем З., где Солнце заходит «под землю», в мир иной, к предкам. Сейчас-то мы знаем: никакого «крайнего» З. нет и быть не может, ибо Земля круглая. Однако есть устойчивое и поддающееся локализации географическое определение «Крайний Север» – древнейшая прародина и.-е. с захоронениями пращуров. Там Солнце заходило вообще на полгода. Об этом закатном, темном мире предков древ. прародины сохранилась память в фольклоре слав.
Без-Корнилович М.И. в книге «Исторические сведения о примечательных местах в Белоруссии с присовокуплением и других сведений к ней же относящихся» (СПб., 1855) писал: «За рекою Полотою, в поле находится озерко Воловое: о нем есть предание, будто бы в древности… при оном озере стояли капища Перуна и Бабы Яги». Т. о., мы можем быть уверенными, что слав. не только почитали предков вообще, но и конкретно Б.Я.
Необходимо сказать также о не всегда понятных атрибутах Б.Я.: ступе, пестике, помеле (венике, метле), деревянной лопате.
Деревянная лопата, хлебная лопата – элемент печной утвари (наряду с кочергой, ухватом), обрядовые функции и символика которой определяется принадлежностью к очагу, огню и причастностью к изготовлению хлеба (в т. ч. и ритуального). На ней хлеб в печь сажают, да не просто хлеб, а хлеб, замешенный на трех (семи) росах или воде из трех (семи) колодцев (ключей), – указывает на то, что Б.Я. лечила детей энергией воды и огня, магическими действиями. Например, она знала обряд «перепекания ребенка». Обряд совершался над всеми младенцами, или же только над больными. Эти обряды известны в Поволжье, Сибири, Волынском Полесье, на Урале, Подолье. Баба на рассвете приносила целебной воды из трех (семи) колодцев или родников, месила тесто, пекла хлеб и, вынув хлебы из печи, всовывала туда привязанного на хлебной (деревянной) лопате ребенка трижды на мгновение (достаточное, чтобы жаром уничтожить болезни (вирусы) или нечисть вокруг него), сопровождая действие заветным словом (молением). Гл. цель – «сжигание» болезни, очищение слабого, «не допекшегося» в утробе матери младенца, чтоб сделать его здоровым. Печь и жар здесь символизировали лоно Бога. Не так ли юноши и девушки в купальскую ночь, по праздникам и воскресеньям очищались огнем, прыгая через костер? Что интересно: и на современном уровне медицина лечит людей разными видами прогреваний, облучений вплоть до лазера. А предки пользовались целебной силой огня издавна!
У ступы в древ. и.-е. мире было два значения. Об одном из них – главнейшем! – начисто забыто. Или, может быть, специально важнейшее стиралось из памяти народа и подменялось примитивным, бытовым. Первое значение: ступа – гора камней над могилой предка. Основание памятника из камней, изваяние (включающее ступени к нему, т. к. статуи богов ставили на возвышения) с написанными на нем знаниями, законами, установлениями (отсюда – «устав»; «ступени знаний») бога. Или законодателя (правителя, предка). Поэтому, когда Б.Я. изображают сидящей или передвигающейся на ступе (в ступе) – это значит: она «сидит» на сакральных знаниях отеческих богов и предков, законах этических, нравственных (и перемещается с ними везде). В Индии, например, известны ступы I тыс. до н. э. (в Санчи и Бхархуте) с написанными на них канонами (3 корзины законов). Под ступой с законами не обязательно подразумевали статуи богов, это могли быть стела, столб с важными надписями. На разных яз. это почти одно и то же: иллир. «stup», венд. «stolp», польск. «styп», лат. «stela», бог. «stup». В ведах «stupa» – дерево с кроной. Как здесь не вспомнить о родословном древе и древе жизни!
Поскольку древнеиндоевропейский смысл слова «ступа» в первом значении до нас не дошел (или на каком-то этапе был утрачен) – сказки о Б.Я. зрительно обогатились бытовой ступой, которая имелась в каждом доме. Делалась она из толстого древесного столба (колоды), выдолбленного в верхней ч. В этой ступе измельчали пищу, сырье, лекарственные и ритуальные снадобья, травы, минералы. Т. е. и бытовая ступа иногда участвовала в магических ритуалах (при их подготовке). Этот вид бытовой ступы использован в авестийском мифе о первотворении мира. Ступа здесь – земная твердь, а пестик – небо, его оплодотворяющий фаллос.
Метла, помело, веник – предметы и бытовые, и ритуальные. Конечно, в случае с Б.Я. надо иметь в виду ритуальный смысл символов. Ритуальный веник (метла, помело, сноп, букет, пучок, купа-купина), совокупность веток, собирался ежегодно в ночь перед Купалой. Он хранился весь г. и считался целебным (в сказках – волшебным), сконцентрировавшим всю творческую силу г. в момент ее наивысшего подъема, совокупную энергию годового Солнца. В купальскую метлу-купу складывались по ветке березы, ольхи, черемухи, ивы, липы, смородины, калины, рябины и по цветку трав-кустов разных сортов. Именно такой метлой (помелом, веником) владела Б.Я., только, в отличие от ежегодного веника-букета людей, этот был тысячелетний: имел силу, на которой и взлететь возможно. Вот почему у Б.Я. в сказках метла летала скоро и легко. Магической силой обладали кочерга (огненный оберег), пестик (фаллический символ продолжения рода).
В период насаждения пришлой «импортной» веры христ. интернационалом всем традиционным богам слав., духам, прародителям, волхвам и даже некоторым персонажам слав. фольклора были приданы демонические черты, уродливость внешнего вида и характера. Не избежали демонизации Б.Я., Кащей Бессмертный, домовые духи, бесы – гномы, шумно приветствовавшие рождение человека и отгонявшие нечисть, русалки и др. А поскольку Б.Я. защитница рода, народа слав. и русск. (именно в ее владениях произносились слова про «русский дух», «русскую кость») – она и испытывала на себе большее давление христ. интернационала. Порой ее изображали в ужасающем виде – с вросшим в потолок носом, косматую, горбатую, с отвислыми грудями… и вообще как кровожадное чудовище, поедающее людей. Воистину, забвение делает нас манкуртами с деформированными представлениями о древнейшей ист. Необходимо восстановить справедливость, обратившись к ист. памяти. Ценности прародины должны стать нам опорой, они способны только помочь, но никак не навредить.
БАБУНЫ – чары, колдовство. В списке XIV в. в одной из лет. есть слова: «…Коварьство еврейско ревьство премудривше егуптян бабуны».
БАЛДА – богатырь русск. сказок, обладавший магической, божественной силой в борьбе с нечистью. Афан. (2, 379) считал этот образ «весьма архаичным», он писал также, «что черт, с которым состязается Балда, есть не более как замена мифического змея…» вод. По ведам, первый богатырь, сражавшийся со змеем Вритрой, – бог Индра. У Афан. (2, 376377): «Слово балда (от санскр. bеag=bеal – разить, ударять, рубить; от того же корня происходят: болт и булава) означает: большой молот, колотушка, дубина, палица… (дубина, палица постоянное орудие Индры. – А.Б.) Понятна поэтому та великая богатырская мощь, какою наделяется Балда в сказках: он может давать такие щелчки, что от них падают мертвыми бык и медведь…». При этом вся сила Б. заключается в 2–3 пальцах.
БАННИК, БАЕННИК, ЛАЗНИК БАЙНИК – дух бани, связан со здоровьем, чистотой жизни, силой, с одной стороны; и с болезнями, заговорами, с водным и загробным миром – с др. Б. участвовал в святочных гаданиях. В период насаждения христ. Б. приписывались злые намерения. С ним связывались христ. суеверия.