Страница:
В конце концов, получилось так, как рассчитывал Михаил Макарович. Клима перевели в рославльскую автоколонну, которая временно перебазировалась в Брянск и работала по перевозке войск, техники и боеприпасов на орловский плацдарм.
Вера после отправки самолетом «Гиганту» карт и Наташи уехала по телеграмме к «сестре». Деревушка Ани ютилась у речки между железной и шоссейной дорогами, идущими на Брянск, недалеко и от Рославля и от станции Липовская. Так что Аня, сопровождаемая «сестрой», часто бывала в Рославле на автобазе, чтобы там узнать что-нибудь о муже. Клим был к жене внимателен и нередко посылал ей с товарищами то посылочку продуктов, то просто письмо, а то заскакивал и сам.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Вера после отправки самолетом «Гиганту» карт и Наташи уехала по телеграмме к «сестре». Деревушка Ани ютилась у речки между железной и шоссейной дорогами, идущими на Брянск, недалеко и от Рославля и от станции Липовская. Так что Аня, сопровождаемая «сестрой», часто бывала в Рославле на автобазе, чтобы там узнать что-нибудь о муже. Клим был к жене внимателен и нередко посылал ей с товарищами то посылочку продуктов, то просто письмо, а то заскакивал и сам.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Советское Верховное Главнокомандование, имея достоверные сведения об интенсивной переброске противником войск и о сосредоточении их южнее Орла и севернее Харькова (в чем не малую роль сыграла и группа Михаила Макаровича), разгадало замысел гитлеровского командования и своевременно приняло действенные контрмеры. Оно информировало командование Центрального и Воронежского фронтов о готовящемся вражеском наступлении, основательно укрепило эти фронты мощной артиллерией, танковыми армиями и войсками пехоты и приказало генералам Рокоссовскому и Ватутину в случае прорыва обороны на курском выступе остановить противника и совместно с войсками соседних фронтов решительным контрнаступлением разгромить его. Для координации действий фронтов Ставка направила маршалов Г.К.Жукова и А.М.Василевского.
Наряду с этим, несмотря на нависшую угрозу на Курской дуге, Верховное Главнокомандование оставляло в силе свой летне-осенний план 1943 года.
Этим планом намечалось разгромить немецкие группы «Центр» и «Юг», освободить левобережную Украину, Донбасс, восточные районы Белоруссии и выйти на линию Смоленск – река Сож, среднее и нижнее течение Днепра.
Но в первую очередь, конечно, надо было отразить удары на Курской дуге, а затем уже сразу, без какой-либо оперативной паузы, перейти в контрнаступление.
Для этого кроме Центрального и Воронежского фронтов привлекались еще четыре фронта – на орловском направлении Западный и Брянский и на харьковском – Степной и Юго-Западный.
Контрнаступление Ставка решила начать с Орловской операции, которую назвала именем гениального русского полководца – «Кутузов».
Наряду с этим, несмотря на нависшую угрозу на Курской дуге, Верховное Главнокомандование оставляло в силе свой летне-осенний план 1943 года.
Этим планом намечалось разгромить немецкие группы «Центр» и «Юг», освободить левобережную Украину, Донбасс, восточные районы Белоруссии и выйти на линию Смоленск – река Сож, среднее и нижнее течение Днепра.
Но в первую очередь, конечно, надо было отразить удары на Курской дуге, а затем уже сразу, без какой-либо оперативной паузы, перейти в контрнаступление.
Для этого кроме Центрального и Воронежского фронтов привлекались еще четыре фронта – на орловском направлении Западный и Брянский и на харьковском – Степной и Юго-Западный.
Контрнаступление Ставка решила начать с Орловской операции, которую назвала именем гениального русского полководца – «Кутузов».
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Предполагая, что сегодня утром гитлеровцы перейдут в наступление, Вера и Аня спали беспокойно. Особенно Аня.
Примерно с часов двух ночи то и дело просыпалась и хваталась за спинку кровати: за ней находился тайничок.
– Брось с ума сходить, – ворчала на Аню Вера. – До рассвета еще далеко. Спи.
Но не такова была Аня, чтобы спать. Она щекоткой подняла Веру, и не прошло и полчаса, как они уже были далеко, в глухом лесу, у рации, под охраной местного лесника деда Анисима и его чуткого пса Салтана. Не теряя ни одной минуты, Аня настроилась на волну немецкого армейского корпуса, стоявшего на Жиздре, против плацдарма, занимаемого армией генерала Баграмяна. Но ничего нельзя было разобрать. Тогда она поймала волну корпуса, находящегося на юге, на главном направлении орловского плацдарма.
– Ну что? – спросила Вера, безмолвно наблюдавшая за зеленым глазком станции.
– Проспали, вот что, – ответила Аня. – В эфире такой тарарам, что и разобраться трудно. Похоже, что не они наших, а наши их бьют.
– Что ты говоришь? – потянулась Вера к наушникам. – Дай послушать.
В эфире действительно стоял тарарам. Многие команды и сообщения гитлеровцы передавали открытым текстом: «Погибли – прямое попадание… Нечем… Сильный огонь! Выдвигаю Гроссмана на 25 – 46… Перехожу на 24 – 85… Не могу. Там ничего не осталось. А с 24 – 40 нет связи…»
По этим отрывкам чувствовалось, что там, где-то на юге орловского плацдарма, внезапно обрушился на немцев шквал огня артиллерии, «катюш» и авиации.
– Одно ясно, что дело темное, – промолвила Вера и вернула Ане наушники. – Время, – показала пальцем она на часы. – Вызывай «Гигант», быстренько передавай свое – и домой.
Не успело еще солнце выглянуть из-за леса, как девушки были уже дома. Наскоро позавтракав, они с кошелками, наполненными продуктами, приобретенными у соседей, отправились в Рославль «на базар», но не по шоссе, а по полевой дороге, через товарную станцию. Там они зашли в диспетчерскую к Клаве – знакомой Ани.
Прежде чем подойти к ней, постояли у порога, ожидая, пока дежурный диспетчер закончит разговор по телефону. Когда тот повесил трубку, к ним подошла Клава и отвела их к окну. Аня, не торопясь, вынула из кошелки яйца и положила их на подоконник, затем клубнику, масло, творог. Дежурный тут же подошел к ним.
– О, зер гут! – вскрикнул он. И, не спрашивая, сколько что стоит, выбросил на подоконник несколько марок и приказал Клаве все это спрятать в холодок.
Выйдя из диспетчерской, они тут же под ее окном присели на скамеечку и стали считать вырученные деньги. А из диспетчерской слышался голос диспетчера. Он разговаривал по телефону с Брянском. Из этого и прежнего его разговора Вера поняла, что на Смоленск через Брянск с назначением на Судимир идет эшелон «Бис» с боеприпасами. В Рославль прибывает в 15.05. Отбытие – 15.20. А Клава им поведала, что южнее Орла гитлеровцы перешли в решающее наступление.
– Идем! – поднялась Вера.
Девушки направились на автобазу. Большущий двор был пуст, ни одной машины. Возле мастерских стояла группа сменных шоферов. От нее отделился фельдфебель и поспешил навстречу подругам.
– Господин фельдфебель, – почтительно поклонилась ему Аня. – Разрешите вас спросить.
– А, Мария! – как старой знакомой, улыбнулся он. – Битте.
– Скажите, пожалуйста, мой муж, Клим…
– А, Клим? Ер ист нихт. – И, полагая, что она не понимает, перстом показал на землю. – Тут ест ин нахт. Ферштейн?
– Данке. Ферштейн, – мило улыбнувшись, ответила Аня.
Тем временем Вера внимательно вслушивалась в болтовню шоферов.
Из этой болтовни она поняла, что у гитлеровцев перед самым началом наступления стряслось что-то страшное – очень много раненых и убитых. А Аня, к своему огорчению, узнала, что автороту Клима бросили под Орел, и теперь вряд ли он попадет в Рославль.
Девушки не стали задерживаться и отправились домой. На шоссе было спокойно, мчались только одиночные машины, больше грузовые и ни одной штабной. За мостом их обогнал небольшой темно-серый автобус с крутящейся на крыше антенной.
– Просто так или нас прощупывает? – вслух подумала Вера.
Сторонясь пыли, они остановились за кустами и смотрели, как далеко помчался этот «гроза разведчиков».
– Давай здесь присядем и подождем, когда вернется.
Автобус вернулся через час двадцать минут. Как только он миновал их, Аня поднялась, но Вера ее остановила.
– Давай подождем с полчасика. Если фрицы засекли работу рации, то этот «серый ворон» скоро вернется и снова полетит туда, – махнула она в сторону Брянска.
И действительно, через сорок минут «серый ворон» показался со стороны Рославля, пролетел мимо них и, не сбавляя скорости, пошел по шоссе на Брянск.
– От километрового столба, что у моста, до нашего автобус шел семьдесят секунд, – рассуждала на ходу Вера. – Следовательно, за сорок минут он пройдет примерно километров тридцать пять, то есть до Сещинской и там поворачивает обратно. За тридцать минут мы должны дойти до деда Анисима и, пока «серый ворон» будет в дальней точке поворачивать, сообщить «Гиганту» о «Бисе».
Так девушки и сделали. Передав короткими группами это сообщение «Гиганту», они пошли не домой, а к шоссе, чтобы там, притаившись в кустах, проверить, ходит ли радиоразведчик. И как предполагала Вера, через двадцать минут мимо них прошел, крутя антенной, «серый ворон».
– Слава богу, видимо, не засек. – Вздох облегчения вырвался из груди Веры.
Возвратясь, Аня предложила искупаться. Вера сунула ей полотенце, а сама взяла одеяло, и они помчались на речку. Вода оказалась настолько приятной, что они даже не хотели вылезать на берег.
Однако надо было возвращаться домой, и они быстро оделись. Только пришли, развесили сушить полотенце, как весь дом вздрогнул от оглушительного взрыва. Взрыв долетел со стороны фронта, куда недавно проследовал вражеский эшелон «Бис», о котором они успели сообщить.
Вера выскочила на крыльцо. Улица была полна народу. В небе пронеслось звено советских самолетов. Хотя люди молчали, но их лица явно выражали ликование. Вера взглянула на часы – стрелки показывали шестнадцать. Она тут же вернулась в горницу.
Аня полулежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку.
– Плачешь? – Вера утирала платочком ее глаза. – Радоваться, Машенька, надо. Радоваться! Ведь это наша работа. Видимо, наши прихватили их на Стешинской. Слышишь, как грохочет? Теперь это рвутся вагоны со снарядами.
– От радости плачу.
Примерно с часов двух ночи то и дело просыпалась и хваталась за спинку кровати: за ней находился тайничок.
– Брось с ума сходить, – ворчала на Аню Вера. – До рассвета еще далеко. Спи.
Но не такова была Аня, чтобы спать. Она щекоткой подняла Веру, и не прошло и полчаса, как они уже были далеко, в глухом лесу, у рации, под охраной местного лесника деда Анисима и его чуткого пса Салтана. Не теряя ни одной минуты, Аня настроилась на волну немецкого армейского корпуса, стоявшего на Жиздре, против плацдарма, занимаемого армией генерала Баграмяна. Но ничего нельзя было разобрать. Тогда она поймала волну корпуса, находящегося на юге, на главном направлении орловского плацдарма.
– Ну что? – спросила Вера, безмолвно наблюдавшая за зеленым глазком станции.
– Проспали, вот что, – ответила Аня. – В эфире такой тарарам, что и разобраться трудно. Похоже, что не они наших, а наши их бьют.
– Что ты говоришь? – потянулась Вера к наушникам. – Дай послушать.
В эфире действительно стоял тарарам. Многие команды и сообщения гитлеровцы передавали открытым текстом: «Погибли – прямое попадание… Нечем… Сильный огонь! Выдвигаю Гроссмана на 25 – 46… Перехожу на 24 – 85… Не могу. Там ничего не осталось. А с 24 – 40 нет связи…»
По этим отрывкам чувствовалось, что там, где-то на юге орловского плацдарма, внезапно обрушился на немцев шквал огня артиллерии, «катюш» и авиации.
– Одно ясно, что дело темное, – промолвила Вера и вернула Ане наушники. – Время, – показала пальцем она на часы. – Вызывай «Гигант», быстренько передавай свое – и домой.
Не успело еще солнце выглянуть из-за леса, как девушки были уже дома. Наскоро позавтракав, они с кошелками, наполненными продуктами, приобретенными у соседей, отправились в Рославль «на базар», но не по шоссе, а по полевой дороге, через товарную станцию. Там они зашли в диспетчерскую к Клаве – знакомой Ани.
Прежде чем подойти к ней, постояли у порога, ожидая, пока дежурный диспетчер закончит разговор по телефону. Когда тот повесил трубку, к ним подошла Клава и отвела их к окну. Аня, не торопясь, вынула из кошелки яйца и положила их на подоконник, затем клубнику, масло, творог. Дежурный тут же подошел к ним.
– О, зер гут! – вскрикнул он. И, не спрашивая, сколько что стоит, выбросил на подоконник несколько марок и приказал Клаве все это спрятать в холодок.
Выйдя из диспетчерской, они тут же под ее окном присели на скамеечку и стали считать вырученные деньги. А из диспетчерской слышался голос диспетчера. Он разговаривал по телефону с Брянском. Из этого и прежнего его разговора Вера поняла, что на Смоленск через Брянск с назначением на Судимир идет эшелон «Бис» с боеприпасами. В Рославль прибывает в 15.05. Отбытие – 15.20. А Клава им поведала, что южнее Орла гитлеровцы перешли в решающее наступление.
– Идем! – поднялась Вера.
Девушки направились на автобазу. Большущий двор был пуст, ни одной машины. Возле мастерских стояла группа сменных шоферов. От нее отделился фельдфебель и поспешил навстречу подругам.
– Господин фельдфебель, – почтительно поклонилась ему Аня. – Разрешите вас спросить.
– А, Мария! – как старой знакомой, улыбнулся он. – Битте.
– Скажите, пожалуйста, мой муж, Клим…
– А, Клим? Ер ист нихт. – И, полагая, что она не понимает, перстом показал на землю. – Тут ест ин нахт. Ферштейн?
– Данке. Ферштейн, – мило улыбнувшись, ответила Аня.
Тем временем Вера внимательно вслушивалась в болтовню шоферов.
Из этой болтовни она поняла, что у гитлеровцев перед самым началом наступления стряслось что-то страшное – очень много раненых и убитых. А Аня, к своему огорчению, узнала, что автороту Клима бросили под Орел, и теперь вряд ли он попадет в Рославль.
Девушки не стали задерживаться и отправились домой. На шоссе было спокойно, мчались только одиночные машины, больше грузовые и ни одной штабной. За мостом их обогнал небольшой темно-серый автобус с крутящейся на крыше антенной.
– Просто так или нас прощупывает? – вслух подумала Вера.
Сторонясь пыли, они остановились за кустами и смотрели, как далеко помчался этот «гроза разведчиков».
– Давай здесь присядем и подождем, когда вернется.
Автобус вернулся через час двадцать минут. Как только он миновал их, Аня поднялась, но Вера ее остановила.
– Давай подождем с полчасика. Если фрицы засекли работу рации, то этот «серый ворон» скоро вернется и снова полетит туда, – махнула она в сторону Брянска.
И действительно, через сорок минут «серый ворон» показался со стороны Рославля, пролетел мимо них и, не сбавляя скорости, пошел по шоссе на Брянск.
– От километрового столба, что у моста, до нашего автобус шел семьдесят секунд, – рассуждала на ходу Вера. – Следовательно, за сорок минут он пройдет примерно километров тридцать пять, то есть до Сещинской и там поворачивает обратно. За тридцать минут мы должны дойти до деда Анисима и, пока «серый ворон» будет в дальней точке поворачивать, сообщить «Гиганту» о «Бисе».
Так девушки и сделали. Передав короткими группами это сообщение «Гиганту», они пошли не домой, а к шоссе, чтобы там, притаившись в кустах, проверить, ходит ли радиоразведчик. И как предполагала Вера, через двадцать минут мимо них прошел, крутя антенной, «серый ворон».
– Слава богу, видимо, не засек. – Вздох облегчения вырвался из груди Веры.
Возвратясь, Аня предложила искупаться. Вера сунула ей полотенце, а сама взяла одеяло, и они помчались на речку. Вода оказалась настолько приятной, что они даже не хотели вылезать на берег.
Однако надо было возвращаться домой, и они быстро оделись. Только пришли, развесили сушить полотенце, как весь дом вздрогнул от оглушительного взрыва. Взрыв долетел со стороны фронта, куда недавно проследовал вражеский эшелон «Бис», о котором они успели сообщить.
Вера выскочила на крыльцо. Улица была полна народу. В небе пронеслось звено советских самолетов. Хотя люди молчали, но их лица явно выражали ликование. Вера взглянула на часы – стрелки показывали шестнадцать. Она тут же вернулась в горницу.
Аня полулежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку.
– Плачешь? – Вера утирала платочком ее глаза. – Радоваться, Машенька, надо. Радоваться! Ведь это наша работа. Видимо, наши прихватили их на Стешинской. Слышишь, как грохочет? Теперь это рвутся вагоны со снарядами.
– От радости плачу.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Как-то поздно вечером послышались с улицы торопливые шаги, а затем и стук в дверь. На вопрос Ани – кто там? – ответил знакомый голос:
– Открой, Маша, это я, Кудюмов.
– Кудюмов! Петр Кузьмич! – В этих словах Аня выразила всю радость нежданной встречи, распахнула дверь, бросилась гостю на шею. – Боже мой, в военном? Какими судьбами?
– Здравствуй, Машенька! Закрой дверь и идем в хату. Здравствуй, жена! – Он протянул Вере руку.
– Жена? – удивилась Вера.
– Понарошку, – улыбнулся Михаил Макарович. – Чего только в нашем деле не бывает. А теперь ты дочь аптекаря из Брянска – Юлия Петровна Баскакова, беженка из деревни Желание, вдова. Муж убит партизанами. Так что, Юлия Петровна, вот тебе документы, собирайся и поезжай в Брянск. Только тебе на всякий случай надо прическу попроще, да и вообще изменить облик. А это тебе пароль. – Михаил Макарович протянул ей рецепт. – Ты его предъявишь старичку аптекарю. Его зовут Владислав Филимонович. Он посмотрит рецепт и скажет: «Вот этого состава, милая женщина, у нас нет». Ты спросишь: «Нельзя ли его заменить другим?» Он ответит: «Можно».
– Так садитесь же. – Аня посадила его на лавку. – А я что-нибудь приготовлю поесть.
– Ничего, Машенька, не надо. Я не надолго. Только чтобы проинструктировать Юлию Петровну, да и на тебя посмотреть, расспросить про твое житье-бытье, чем тебе надо помочь?
– Ничего не надо. Не знаете ли, что с Климом? – робко спросила Аня.
– Я только что из Брянска. Встречался там с Климом. С ним, Маша, все благополучно. Он тебя обнимает и целует и вот прислал тебе свое жалованье. А это от меня. – Михаил Макарович положил на стол пакет со сладостями и пачку денег.
Потом обратился к Вере:
– В Брянске ты возьми под наблюдение пути, идущие на Судимир, Жиздру и Хотынец и, по возможности – Хотынец – Болхов. По оси Брянск – Хотынец – Болхов тебе во многом будет помогать Клим. А ты, Маша, пока что работай здесь.
– А почему пока? – встревожилась Аня. – А потом что? В отставку и на Большую землю?
– А ты, Машенька, не горячись и, когда успокоишься, подумай сама. Можешь ли ты в таком положении работать.
– Могу, – резко ответила она.
– Ну, может, еще месяц-полтора. А потом я обязан буду отправить тебя на Большую землю.
Провожали они Михаила Макаровича почти до самой товарной станции и, расставаясь, попрощались по-родному.
На другой день Аня до поезда провожала Веру и даже чуть-чуть всплакнула. А придя домой, еще больше загрустила: в голову лезли разные нехорошие мысли. Не успокоилась и на другой день: неужели все-таки придется расстаться с разведкой?..
– Нет, этого не будет. – Она решительно махнула рукой и стала укладывать в кошелку творог, яйца.
В диспетчерской Клава была одна, так что Аня вошла запросто.
– Что с вами, Маша? Не заболели ли часом? – спросила Клава, внимательно поглядев на нее.
– Да нет, здорова, – Аня протянула ей кувшин с молоком. – У меня, Клава, большая к вам просьба. Помогите мне.
– В чем, Маша?
– Я в положении. Сами видите, какое проклятое время. Без ребенка не живем, а мучаемся. А с ребенком совсем пропаду. Посоветуйте доктора.
– Есть такой. Знаешь что? Приходи-ка завтра ко мне на квартиру, там и поговорим.
На другой день Клава свела Аню к доктору. Тот поглядел Аню и отказался.
И что только она ему не предлагала, ничем не могла подкупить.
– Уже, дамочка, поздно. Ничего не поделаешь, надо рожать.
Это окончательно убило Аню. Она не находила себе места. Чтобы избавиться от тоски, она, не жалея себя, помогала соседям, вместе с ними жала рожь, а ночью, как ее учила Вера, короткими шифрограммами передавала. «Гиганту» добытые за день сведения.
В одну дождливую ночь партизаны недалеко от селения Ани спустили под откос воинский эшелон. Большая беда обрушилась после этого на деревню. На рассвете, когда Аня передавала по рации очередное донесение, каратели, крича и ругаясь, неистово забарабанили в дверь, а она не могла вот сейчас же на их стук открыть. И только успела проверить тайник и закрепить спинку кровати, как с треском рухнула в сенях дверь и в избу ввалились разбушевавшиеся фашисты:
– Ауфштейн! – оглушительно рявкнул верзила, видимо, старший.
– Не могу. Я больна, – простонала Аня. Но тут верзила цепко схватил ее за руку и швырнул, да так, что она еле удержалась на ногах и животом стукнулась об угол стола и, еще сильнее застонав, тут же опустилась на пол, держась за живот.
– Немен! – гаркнул старший, и два солдата схватили Аню за руки и волоком потащили на крыльцо. Там они бросили ее в лапы полицаев, которые так же тащили ее по улице к толпе уже согнанных крестьян.
Аня не так страдала от боли, как от боязни, что найдут тайник, тогда погибнет не только она сама, но и вся деревня. Но, к счастью, эсэсовцы, перевернув в ее доме, как и во всех домах, все вверх дном, ничего не нашли.
Закончив разгром в домах, каратели взяли трех заложников и умчались на своих серых грузовиках.
Соседи подняли с земли мучавшуюся Аню и на руках отнесли в дом.
От болей она страшно кричала и рвала на груди рубашку: каратели сделали с ней то, от чего отказался доктор.
– Открой, Маша, это я, Кудюмов.
– Кудюмов! Петр Кузьмич! – В этих словах Аня выразила всю радость нежданной встречи, распахнула дверь, бросилась гостю на шею. – Боже мой, в военном? Какими судьбами?
– Здравствуй, Машенька! Закрой дверь и идем в хату. Здравствуй, жена! – Он протянул Вере руку.
– Жена? – удивилась Вера.
– Понарошку, – улыбнулся Михаил Макарович. – Чего только в нашем деле не бывает. А теперь ты дочь аптекаря из Брянска – Юлия Петровна Баскакова, беженка из деревни Желание, вдова. Муж убит партизанами. Так что, Юлия Петровна, вот тебе документы, собирайся и поезжай в Брянск. Только тебе на всякий случай надо прическу попроще, да и вообще изменить облик. А это тебе пароль. – Михаил Макарович протянул ей рецепт. – Ты его предъявишь старичку аптекарю. Его зовут Владислав Филимонович. Он посмотрит рецепт и скажет: «Вот этого состава, милая женщина, у нас нет». Ты спросишь: «Нельзя ли его заменить другим?» Он ответит: «Можно».
– Так садитесь же. – Аня посадила его на лавку. – А я что-нибудь приготовлю поесть.
– Ничего, Машенька, не надо. Я не надолго. Только чтобы проинструктировать Юлию Петровну, да и на тебя посмотреть, расспросить про твое житье-бытье, чем тебе надо помочь?
– Ничего не надо. Не знаете ли, что с Климом? – робко спросила Аня.
– Я только что из Брянска. Встречался там с Климом. С ним, Маша, все благополучно. Он тебя обнимает и целует и вот прислал тебе свое жалованье. А это от меня. – Михаил Макарович положил на стол пакет со сладостями и пачку денег.
Потом обратился к Вере:
– В Брянске ты возьми под наблюдение пути, идущие на Судимир, Жиздру и Хотынец и, по возможности – Хотынец – Болхов. По оси Брянск – Хотынец – Болхов тебе во многом будет помогать Клим. А ты, Маша, пока что работай здесь.
– А почему пока? – встревожилась Аня. – А потом что? В отставку и на Большую землю?
– А ты, Машенька, не горячись и, когда успокоишься, подумай сама. Можешь ли ты в таком положении работать.
– Могу, – резко ответила она.
– Ну, может, еще месяц-полтора. А потом я обязан буду отправить тебя на Большую землю.
Провожали они Михаила Макаровича почти до самой товарной станции и, расставаясь, попрощались по-родному.
На другой день Аня до поезда провожала Веру и даже чуть-чуть всплакнула. А придя домой, еще больше загрустила: в голову лезли разные нехорошие мысли. Не успокоилась и на другой день: неужели все-таки придется расстаться с разведкой?..
– Нет, этого не будет. – Она решительно махнула рукой и стала укладывать в кошелку творог, яйца.
В диспетчерской Клава была одна, так что Аня вошла запросто.
– Что с вами, Маша? Не заболели ли часом? – спросила Клава, внимательно поглядев на нее.
– Да нет, здорова, – Аня протянула ей кувшин с молоком. – У меня, Клава, большая к вам просьба. Помогите мне.
– В чем, Маша?
– Я в положении. Сами видите, какое проклятое время. Без ребенка не живем, а мучаемся. А с ребенком совсем пропаду. Посоветуйте доктора.
– Есть такой. Знаешь что? Приходи-ка завтра ко мне на квартиру, там и поговорим.
На другой день Клава свела Аню к доктору. Тот поглядел Аню и отказался.
И что только она ему не предлагала, ничем не могла подкупить.
– Уже, дамочка, поздно. Ничего не поделаешь, надо рожать.
Это окончательно убило Аню. Она не находила себе места. Чтобы избавиться от тоски, она, не жалея себя, помогала соседям, вместе с ними жала рожь, а ночью, как ее учила Вера, короткими шифрограммами передавала. «Гиганту» добытые за день сведения.
В одну дождливую ночь партизаны недалеко от селения Ани спустили под откос воинский эшелон. Большая беда обрушилась после этого на деревню. На рассвете, когда Аня передавала по рации очередное донесение, каратели, крича и ругаясь, неистово забарабанили в дверь, а она не могла вот сейчас же на их стук открыть. И только успела проверить тайник и закрепить спинку кровати, как с треском рухнула в сенях дверь и в избу ввалились разбушевавшиеся фашисты:
– Ауфштейн! – оглушительно рявкнул верзила, видимо, старший.
– Не могу. Я больна, – простонала Аня. Но тут верзила цепко схватил ее за руку и швырнул, да так, что она еле удержалась на ногах и животом стукнулась об угол стола и, еще сильнее застонав, тут же опустилась на пол, держась за живот.
– Немен! – гаркнул старший, и два солдата схватили Аню за руки и волоком потащили на крыльцо. Там они бросили ее в лапы полицаев, которые так же тащили ее по улице к толпе уже согнанных крестьян.
Аня не так страдала от боли, как от боязни, что найдут тайник, тогда погибнет не только она сама, но и вся деревня. Но, к счастью, эсэсовцы, перевернув в ее доме, как и во всех домах, все вверх дном, ничего не нашли.
Закончив разгром в домах, каратели взяли трех заложников и умчались на своих серых грузовиках.
Соседи подняли с земли мучавшуюся Аню и на руках отнесли в дом.
От болей она страшно кричала и рвала на груди рубашку: каратели сделали с ней то, от чего отказался доктор.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Вера и Аня были правы, предполагая, что в ту тихую ночь на 5 июля на Курской дуге не спали обе воюющие стороны. Вражеские ударные группировки генерал-фельдмаршала фон Клюге на севере и фельдмаршала Манштейна на юге ждали сигнала к наступлению, а войска генералов Рокоссовского и Ватутина готовились для уничтожающего контрудара.
Той ночью наши дивизионные разведки поработали на славу и притащили языков, которые поведали, что в три часа ночи начнется наступление. Теперь командованию Центрального и Воронежского фронтов все стало ясно, и как только забрезжил рассвет, на сосредоточение вражеских войск на севере и юге Курской дуги обрушился страшный шквал артиллерийского огня, а по аэродромам и командным пунктам ударила бомбами наша авиация.
Этот огонь и бомбежка «достали» не только до КП генералов Моделя и Гота, но и до почивален генерал-фельдмаршала Клюге и фельдмаршала Манштейна, основательно их напугали и, вопреки их воле, заставили того и другого дать согласие на перенос начала атаки на полтора-два часа.
В это утро 5 июля началась одна из величайших битв Великой Отечественной войны.
Приведя с большим трудом войска в порядок, генерал Модель в 5.30, а генерал Гот в 6.00 двинули на позиции советских войск полчища танков, штурмовых орудий, бронетранспортеров с пехотой. Генерал Модель наносил удар по армии генерала Пухова – на Ольховатку, а генерал Гот – по армии генерала Чистякова – на Яковлево, Грозное. А в общем – оба на Курск.
Несмотря на ввод в сражение новых сил, гитлеровцы несли неисчислимые потери и с большим трудом пробивали на этих направлениях советскую оборону.
Генерала Моделя в первый же день наступления охватило смятение: его четыре дивизии с 250-ю «пантерами», «тиграми» и «фердинандами» под сильным прикрытием артиллерии и сотен самолетов четыре раза атаковали в направлении Ольховатки позиции двух советских дивизий и прорвать оборону не смогли.
Только введя новую группу танков, фашисты пятой атакой прорвали на узком участке в шесть – восемь километров оборону и вышли к нашей второй оборонительной полосе.
И так почти неделю гитлеровцы днем и ночью атаковали на своих главных направлениях советские войска, стремясь во что бы то ни стало прорвать их оборону и выйти на оперативный простор. Но не прорвались, и, в конце концов, штурмовые атаки их войск захлебнулись – армии генерала Моделя на рубеже Ольховатка – Поныри, в армии Гота и группы Кемпфа – на дуге Чапаев – Кочетовка – Прохоровка – Алексеевка.
Командующий Западным фронтом, его штабы, разведуправление внимательно следили за ходом сражений на Курской дуге, хотя на их фронте и было спокойно. Но когда 10 июля ударная группировка генерала Моделя застряла перед Ольховаткой, а тут еще на беду дожди расквасили дороги, создалась для Западного и Брянского фронтов благоприятная обстановка начать операцию «Кутузов».
12 июля рассвет предвещал хороший день. Еще накануне прекратился дождь, тучи уползли на юго-запад, ярко и тепло засияло солнце. А утром, как только блеснули его первые лучи, сразу же загрохотала артиллерия и в небе загудели краснозвездные эскадрильи Западного и Брянского фронтов.
Затем дружно поднялась наша пехота и бросилась на штурм обороны танковой армии генерала Шмидта.
Ударная группировка под командованием генерала Баграмяна прорвала оборону противника на всю ее глубину. К исходу вторых суток она продвинулась на 25 километров и вышла на линию Дубровский – Крапивна.
Этот прорыв потряс генерал-фельдмаршала Клюге. И чтобы спасти положение в северном и восточном секторах орловского плацдарма, он перво-наперво стал выхватывать дивизии из армии генерала Моделя, а потом и из других участков фронта и бросать их на затычку образовавшихся брешей на Жиздре в направлении Архангельского.
Той ночью наши дивизионные разведки поработали на славу и притащили языков, которые поведали, что в три часа ночи начнется наступление. Теперь командованию Центрального и Воронежского фронтов все стало ясно, и как только забрезжил рассвет, на сосредоточение вражеских войск на севере и юге Курской дуги обрушился страшный шквал артиллерийского огня, а по аэродромам и командным пунктам ударила бомбами наша авиация.
Этот огонь и бомбежка «достали» не только до КП генералов Моделя и Гота, но и до почивален генерал-фельдмаршала Клюге и фельдмаршала Манштейна, основательно их напугали и, вопреки их воле, заставили того и другого дать согласие на перенос начала атаки на полтора-два часа.
В это утро 5 июля началась одна из величайших битв Великой Отечественной войны.
Приведя с большим трудом войска в порядок, генерал Модель в 5.30, а генерал Гот в 6.00 двинули на позиции советских войск полчища танков, штурмовых орудий, бронетранспортеров с пехотой. Генерал Модель наносил удар по армии генерала Пухова – на Ольховатку, а генерал Гот – по армии генерала Чистякова – на Яковлево, Грозное. А в общем – оба на Курск.
Несмотря на ввод в сражение новых сил, гитлеровцы несли неисчислимые потери и с большим трудом пробивали на этих направлениях советскую оборону.
Генерала Моделя в первый же день наступления охватило смятение: его четыре дивизии с 250-ю «пантерами», «тиграми» и «фердинандами» под сильным прикрытием артиллерии и сотен самолетов четыре раза атаковали в направлении Ольховатки позиции двух советских дивизий и прорвать оборону не смогли.
Только введя новую группу танков, фашисты пятой атакой прорвали на узком участке в шесть – восемь километров оборону и вышли к нашей второй оборонительной полосе.
И так почти неделю гитлеровцы днем и ночью атаковали на своих главных направлениях советские войска, стремясь во что бы то ни стало прорвать их оборону и выйти на оперативный простор. Но не прорвались, и, в конце концов, штурмовые атаки их войск захлебнулись – армии генерала Моделя на рубеже Ольховатка – Поныри, в армии Гота и группы Кемпфа – на дуге Чапаев – Кочетовка – Прохоровка – Алексеевка.
Командующий Западным фронтом, его штабы, разведуправление внимательно следили за ходом сражений на Курской дуге, хотя на их фронте и было спокойно. Но когда 10 июля ударная группировка генерала Моделя застряла перед Ольховаткой, а тут еще на беду дожди расквасили дороги, создалась для Западного и Брянского фронтов благоприятная обстановка начать операцию «Кутузов».
12 июля рассвет предвещал хороший день. Еще накануне прекратился дождь, тучи уползли на юго-запад, ярко и тепло засияло солнце. А утром, как только блеснули его первые лучи, сразу же загрохотала артиллерия и в небе загудели краснозвездные эскадрильи Западного и Брянского фронтов.
Затем дружно поднялась наша пехота и бросилась на штурм обороны танковой армии генерала Шмидта.
Ударная группировка под командованием генерала Баграмяна прорвала оборону противника на всю ее глубину. К исходу вторых суток она продвинулась на 25 километров и вышла на линию Дубровский – Крапивна.
Этот прорыв потряс генерал-фельдмаршала Клюге. И чтобы спасти положение в северном и восточном секторах орловского плацдарма, он перво-наперво стал выхватывать дивизии из армии генерала Моделя, а потом и из других участков фронта и бросать их на затычку образовавшихся брешей на Жиздре в направлении Архангельского.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Вера приехала в Брянск на другой день рано утром. На вокзале задержалась: сюда уже стали прибывать из армии Моделя первые эшелоны танковой дивизии. Конечно, она не знала, откуда они, но прекрасно понимала, что идут эти эшелоны в направлении Западного фронта, так как паровозы стояли именно в направлении Сухинич, а это значит, на Судимир. Вера знала, что Судимир – выгрузочная станция левофлангового корпуса 2-й танковой армии генерала Шмидта и где-то там, восточнее, идет сражение прорвавшейся советской группировки с его войсками.
Наблюдая за движением эшелонов, Вера почти до сумерек собирала грибы в придорожном лесу. А как только на небе погасли последние лучи солнца, поспешила домой. Поселилась она недалеко от Советской улицы в комнатушке цокольного этажа трехэтажного дома, наполовину разрушенного авиабомбой. Здесь, в лабиринтах развалин, ее «отец» надежно припрятал рацию.
Придя домой, не теряя ни одной минуты, она засела за свой «молитвенник» и составила короткую шифрограмму – «Сегодня Брянска отбыло Судимир одиннадцать эшелонов танков штурмоорудий три мотопехоты».
Владислав Филимонович – «отец» Веры, закрыв аптеку, отправился к своему дружку – путевому сторожу, да там и заночевал. Поутру возвратясь, все, что видел, рассказал Вере, а после направил ее в железнодорожную больницу к аптекарю с запиской, в которой рассказал о ее «горе» и по-дружески попросил его устроить к нему временно на работу регистраторшей в больницу или хотя бы уборщицей в аптеку. И с этого дня Вера стала санитаркой аптеки: так здесь именовалась уборщица. Как-то утречком заскочил к ней в полуподвал Клим и, увидев ее в белом халате, при гладкой прическе и без косметики, еле-еле узнал ее.
– Юлия Петровна? – хитровато улыбнулся он.
– Юлия Петровна, – Вера протянула ему руку и, не выдержав серьезности, засмеялась. – Не узнал? Откуда и что делается? Рассказывай, а я чай приготовлю. Поди, проголодался?
– Я? Что ты. Мы ж военные, и нас кормят по норме и каждый день.
– Не подскажете, что у них здесь? – генерал Соколовский стучал циркулем по карте, глядя на начальника штаба.
– Сегодня восточнее Милеева, ближе к Рассете, авиация заметила сосредоточение пехоты с артиллерией, а на станции Судимир обнаружила разгрузку эшелона с танками. Бомбила, но неудачно – станция, как и весь путь на Милеево, прикрыта зенитной защитой. На Рассете, здесь, – показал он на карте, – в двух местах сновали паромы. А на западном берегу, под деревьями, спрятаны автомашины. Эти места тоже прикрыты зенитным огнем. Начальник инженерной службы считает, что сегодня тут будут наведены два моста.
– Это, Александр Петрович, уже что-то значит. – И Василий Данилович позвонил полковнику Ильницкому. – У вас ничего нового нет по Судимиру?
Тот ответил:
– Есть. Только что получил. Сейчас несу.
И через какие-нибудь десять минут он уже был со своей картой и записями в кабинете командующего.
– Имею сведения, что сегодня с утра до 21.00 из Брянска отправлено на Судимир одиннадцать эшелонов танков и штурмовых орудий и три пехоты. Я считаю, что это целиком танковая дивизия.
– Надо полагать, что за темное время – разгрузятся. До Рассеты, – Соколовский поставил на карту циркуль, – напрямик тридцать пять километров. Следовательно, к утру они сосредоточатся у реки, к полудню переправятся, и во второй половине дня надо ожидать удара справа, где-то в районе Еленской? Отсюда вывод, – рассуждал вслух командующий, – надо упредить этот удар. Давайте сюда операторов. Будем думать и разрабатывать вместе операцию и тут же отдавать распоряжения. Ведь не так давно, – улыбнулся Василий Данилович, – я тоже был начальником штаба.
Создалась благоприятная обстановка и для Центрального фронта, и генерал Рокоссовский в это утро тоже перешел в наступление в направлении Тагино – Кромы.
Огорошенный этим неожиданным наступлением, генерал Модель, этот «лев обороны» – такая слава шла за ним, – свалил всю вину на генерала Шмидта.
Наступление Западного, Брянского и Центрального фронтов операции «Кутузов» было похоже на весенний ледоход, и войска этих фронтов, подобно ледоходу, ломали на своих ударных направлениях вражеские преграды и неудержимо двигались вперед к намеченной цели.
Не прошло и недели, как армии генералов А.В.Горбатова и В.Я.Колпакчи с доблестными танкистами 3-й гвардейской танковой армии блокировали Орел, 4 августа ворвались в город и завязали уличные бои, а на рассвете 5 августа Орел был полностью очищен от фашистской погани, и над разрушенным зданием исполкома взвился красный стяг победы!
10 августа советские войска заняли Хатынец и повернули на Карачев, 12-го – заняли Дмитриевск-Орловский, 15-го – Карачев, 16-го – Жиздру и Судимир. 18 августа советский фронт прямой линией пролег от Людинова до Дмитриевска-Орловского, и сразу орловский плацдарм перестал существовать.
Еще в конце июля, как только завязались бои за Болхов, командование Западным фронтом получило директиву Ставки Верховного Главнокомандования на Смоленскую операцию.
По замыслу главный удар в Смоленской операции наносил Западный фронт.
Директивой приказывалось в первую очередь основными силами разгромить противника в районах Ельни и Спас-Деменска, а затем наступать на Рославль. Войсками правого крыла во взаимодействии с войсками левого крыла Калининского фронта овладеть Ярцевом и Дорогобужем и в дальнейшем развивать успех на Смоленск.
Операцию намечалось начать 7 августа. Те войска Западного фронта, которые действовали на орловском плацдарме, с взятием Болхова Ставка передала Брянскому фронту.
– Ну что ж, мы все это предполагали и к бою готовы! – Соколовский возвратил директиву начальнику штаба. – Завтра утром, сразу после завтрака, забирайте все, что у вас есть по Смоленскому и Спас-Деменскому направлениям, и приходите ко мне. Тут мы все вместе будем решать, что и как.
Вера распрощалась со своим «отцом» Владиславом Филимоновичем:
– Спасибо вам, дорогой Владислав Филимонович! Дайте я вас поцелую. От всей души желаю вам дождаться освобождения родного вам города и после жить много-много лет. А когда кончится война, мы вас обязательно найдем и тогда вспомним это тяжелое время.
К аптеке подкатил грузовик, и вбежал Клим.
– Здравствуйте! Юля, быстро давай чемодан.
Посадив Веру в кабину, Клим газанул в сторону Рославльского большака.
Давно машина скрылась, даже улеглась в вечернем воздухе поднятая ею пыль, а аптекарь Владислав Филимонович все стоял и смотрел в непроглядную темень.
Наблюдая за движением эшелонов, Вера почти до сумерек собирала грибы в придорожном лесу. А как только на небе погасли последние лучи солнца, поспешила домой. Поселилась она недалеко от Советской улицы в комнатушке цокольного этажа трехэтажного дома, наполовину разрушенного авиабомбой. Здесь, в лабиринтах развалин, ее «отец» надежно припрятал рацию.
Придя домой, не теряя ни одной минуты, она засела за свой «молитвенник» и составила короткую шифрограмму – «Сегодня Брянска отбыло Судимир одиннадцать эшелонов танков штурмоорудий три мотопехоты».
Владислав Филимонович – «отец» Веры, закрыв аптеку, отправился к своему дружку – путевому сторожу, да там и заночевал. Поутру возвратясь, все, что видел, рассказал Вере, а после направил ее в железнодорожную больницу к аптекарю с запиской, в которой рассказал о ее «горе» и по-дружески попросил его устроить к нему временно на работу регистраторшей в больницу или хотя бы уборщицей в аптеку. И с этого дня Вера стала санитаркой аптеки: так здесь именовалась уборщица. Как-то утречком заскочил к ней в полуподвал Клим и, увидев ее в белом халате, при гладкой прическе и без косметики, еле-еле узнал ее.
– Юлия Петровна? – хитровато улыбнулся он.
– Юлия Петровна, – Вера протянула ему руку и, не выдержав серьезности, засмеялась. – Не узнал? Откуда и что делается? Рассказывай, а я чай приготовлю. Поди, проголодался?
– Я? Что ты. Мы ж военные, и нас кормят по норме и каждый день.
* * *
Сообщение Веры из Брянска пришло как раз в тот самый момент, когда генералы Соколовский и Покровский ломали голову: что можно ожидать из-за Рассеты, со стороны Милеева?– Не подскажете, что у них здесь? – генерал Соколовский стучал циркулем по карте, глядя на начальника штаба.
– Сегодня восточнее Милеева, ближе к Рассете, авиация заметила сосредоточение пехоты с артиллерией, а на станции Судимир обнаружила разгрузку эшелона с танками. Бомбила, но неудачно – станция, как и весь путь на Милеево, прикрыта зенитной защитой. На Рассете, здесь, – показал он на карте, – в двух местах сновали паромы. А на западном берегу, под деревьями, спрятаны автомашины. Эти места тоже прикрыты зенитным огнем. Начальник инженерной службы считает, что сегодня тут будут наведены два моста.
– Это, Александр Петрович, уже что-то значит. – И Василий Данилович позвонил полковнику Ильницкому. – У вас ничего нового нет по Судимиру?
Тот ответил:
– Есть. Только что получил. Сейчас несу.
И через какие-нибудь десять минут он уже был со своей картой и записями в кабинете командующего.
– Имею сведения, что сегодня с утра до 21.00 из Брянска отправлено на Судимир одиннадцать эшелонов танков и штурмовых орудий и три пехоты. Я считаю, что это целиком танковая дивизия.
– Надо полагать, что за темное время – разгрузятся. До Рассеты, – Соколовский поставил на карту циркуль, – напрямик тридцать пять километров. Следовательно, к утру они сосредоточатся у реки, к полудню переправятся, и во второй половине дня надо ожидать удара справа, где-то в районе Еленской? Отсюда вывод, – рассуждал вслух командующий, – надо упредить этот удар. Давайте сюда операторов. Будем думать и разрабатывать вместе операцию и тут же отдавать распоряжения. Ведь не так давно, – улыбнулся Василий Данилович, – я тоже был начальником штаба.
* * *
С рассветом снова раздался гром артиллерии на хотынецком, волховском, орловском направлениях. Здесь наши войска значительно продвинулись.Создалась благоприятная обстановка и для Центрального фронта, и генерал Рокоссовский в это утро тоже перешел в наступление в направлении Тагино – Кромы.
Огорошенный этим неожиданным наступлением, генерал Модель, этот «лев обороны» – такая слава шла за ним, – свалил всю вину на генерала Шмидта.
Наступление Западного, Брянского и Центрального фронтов операции «Кутузов» было похоже на весенний ледоход, и войска этих фронтов, подобно ледоходу, ломали на своих ударных направлениях вражеские преграды и неудержимо двигались вперед к намеченной цели.
Не прошло и недели, как армии генералов А.В.Горбатова и В.Я.Колпакчи с доблестными танкистами 3-й гвардейской танковой армии блокировали Орел, 4 августа ворвались в город и завязали уличные бои, а на рассвете 5 августа Орел был полностью очищен от фашистской погани, и над разрушенным зданием исполкома взвился красный стяг победы!
10 августа советские войска заняли Хатынец и повернули на Карачев, 12-го – заняли Дмитриевск-Орловский, 15-го – Карачев, 16-го – Жиздру и Судимир. 18 августа советский фронт прямой линией пролег от Людинова до Дмитриевска-Орловского, и сразу орловский плацдарм перестал существовать.
Еще в конце июля, как только завязались бои за Болхов, командование Западным фронтом получило директиву Ставки Верховного Главнокомандования на Смоленскую операцию.
По замыслу главный удар в Смоленской операции наносил Западный фронт.
Директивой приказывалось в первую очередь основными силами разгромить противника в районах Ельни и Спас-Деменска, а затем наступать на Рославль. Войсками правого крыла во взаимодействии с войсками левого крыла Калининского фронта овладеть Ярцевом и Дорогобужем и в дальнейшем развивать успех на Смоленск.
Операцию намечалось начать 7 августа. Те войска Западного фронта, которые действовали на орловском плацдарме, с взятием Болхова Ставка передала Брянскому фронту.
– Ну что ж, мы все это предполагали и к бою готовы! – Соколовский возвратил директиву начальнику штаба. – Завтра утром, сразу после завтрака, забирайте все, что у вас есть по Смоленскому и Спас-Деменскому направлениям, и приходите ко мне. Тут мы все вместе будем решать, что и как.
* * *
Теперь для группы Михаила Макаровича отпало Брянское направление. Главным стало Спас-Деменское, и Вера переехала из Брянска пока что к Ане. О Климе ему нечего было беспокоиться: он прекрасно знал, что его автоколонна вернется на свою базу.Вера распрощалась со своим «отцом» Владиславом Филимоновичем:
– Спасибо вам, дорогой Владислав Филимонович! Дайте я вас поцелую. От всей души желаю вам дождаться освобождения родного вам города и после жить много-много лет. А когда кончится война, мы вас обязательно найдем и тогда вспомним это тяжелое время.
К аптеке подкатил грузовик, и вбежал Клим.
– Здравствуйте! Юля, быстро давай чемодан.
Посадив Веру в кабину, Клим газанул в сторону Рославльского большака.
Давно машина скрылась, даже улеглась в вечернем воздухе поднятая ею пыль, а аптекарь Владислав Филимонович все стоял и смотрел в непроглядную темень.