– Эхва, всю, что ли, собрал? – с грустной ноткой охнула баба Фрося.
– Не боись, там еще столько же осталось.
– Да зачем так много? У меня и вещей столько на обмен нет, – испугалась девушка.
– Бери и ешь, – тоном, не терпящим возражения, прервал ее молодой человек. – А закончится, опять приезжай.
– Ну что же бери, раз внук настаивает. Мы, думаю, месяц до следующего урожая перекантуемся, – поддержала Николку баба Фрося. – У нас еще грибки и огурчики соленые остались.
При этих словах Николка моментально испарился, а через несколько минут вернулся, неся в руках по банке грибов и огурцов.
– Нет-нет, я не возьму! – Настя с мольбой посмотрела на старую женщину.
– А ты ему скажи, – кивнула на внука баба Фрося.
Настя повернулась к Николке, но, встретив взгляд его лучистых глаз, смутилась и ничего не смогла промолвить. Она открыла вещмешок, желая хоть чем-то отблагодарить добрых людей.
– Вот сарафан бабушкин, он вам подойдет. И платок пуховый, скоро же осень, а там и зима.
– Что ж, хорошие вещи, спасибо, деточка, – приняла дары старушка.
– Не знаю, что Николаю подарить, у меня только детское осталось, – смутилась девушка. – Может, от отца привезти его поношенные сапоги? Ему недавно новые выдали, а прежние в очень хорошем состоянии.
– Вот это было бы очень кстати, – обрадовалась старушка.
– Ну и хорошо, – немного успокоилась Настя.
– Николке не нужно сапог, его в армию не берут, – вклинился в разговор молодой человек, – ты лучше с нами к заутрени сходи, вот и будет Николке приятно.
– Он про утреннюю службу в церкви говорит, – пояснила баба Фрося, видя, что городская гостья не понимает приглашения.
Анастасия не хотела ничего обещать, но и не могла отказаться, поскольку знала, что для людей с изломанной судьбой этот вопрос очень важен.
Незаметно пробежало время, и Настя заторопилась обратно домой. Николка взвалил мешок на плечо и отправился провожать сказочную гостью – девушка казалась ему доброй феей – к трамвайной остановке. Баба Фрося перекрестила девушку и еще долго смотрела ей вслед, боясь даже подумать, как все могло быть хорошо, если бы не болезнь внука.
Раскаты орудийных залпов, словно приближающаяся гроза, становились все более отчетливыми и пугающими. Горожане суетились, стараясь побыстрей покинуть опасную окраину. На трамвайной остановке Настю ждала начинавшая волноваться Мария, которая так ничего и не смогла обменять из привезенных вещей. Увидев Анастасию с молодым человеком, тащившим увесистый мешок, тетка обрадовалась, воскликнув:
– Ну наконец-то! Давай быстрей залезать в трамвай, а то поговаривают, электричество могут отключить.
– Спасибо, Николай, – протянула руку для прощания девушка, стесняясь присутствия своей неприятной родственницы. – Я скоро приеду, как обещала.
Николка не отвечал, видимо, тоже стеснялся напористой незнакомой женщины. Но потом указал на скамейку, где они встретились:
– Николка тут будет ждать.
– Это что за дурачок? – едва затащили мешок в трамвай, поинтересовалась тетка.
– Да просто больной, несчастный парень. – Насте не понравились ее слова.
– В таком-то костюме да несчастный? – ехидно усмехнулась Мария.
– При чем здесь костюм? – Насте не хотелось продолжать разговор.
– Да уж больно мне знакомый… – закинула удочку наблюдательная женщина, узнавшая в Николкином одеянии один из любимых костюмов Христофорова.
Анастасия не придала значения словам Марии, задумавшись о странных людях, с которыми познакомилась и к которым прониклась жалостью. А Мария размышляла над тем, как ей поступить. Рассказать Брониславу о том, что увидела его похищенный костюм, или промолчать? Ведь Христофоров подозревал в наводке на свою квартиру Настиных знакомых. Сейчас появление племянницы в сопровождении молодого человека в одежде певца можно истолковать как связь Насти с преступниками… Мария более мягким тоном стала расспрашивать девушку о ее встрече с Николаем и его с бабкой доме. Слишком все выглядело с ее слов наивно. Количество вырученных девушкой продуктов настолько не соответствовало цене переданной взамен одежды, что даже данное Настей обещание привезти отцовы хромовые сапоги не могло существенно устранить разницу. И Мария еще больше стала сомневаться в непричастности своей племянницы к краже у Христофорова.
Афанасий Игнатьевич Сосков, приступив к работе начальника Бадаевских складов, решил не мешкая, пользуясь недавней смертью предыдущего руководителя, начать хищение продовольствия. По его криминальному замыслу, кражи продовольствия нужно было совершать по поддельным, оформленным задним числом заказ-нарядам с такой же поддельной резолюцией о выдаче продуктов покойного Павлухова. Для этой цели Нецецкий должен был, используя криминальные связи, изготовить достаточное количество поддельных печатей и бланков различных городских организаций (в том числе ленгорисполкома), которые являлись постоянными заказчиками хранящегося продовольствия. Образцами печатей и бланков Сосков запасся заблаговременно, когда еще работал в продотделе горисполкома. Оформить же липовые документы на получение продуктов для профессиональных преступников, среди которых имелись такие асы, которые могли за час нарисовать по памяти денежную ассигнацию, было просто плевым делом. Кубышка торопился, понимая, что у него в распоряжении не больше недели, поскольку последующий отпуск продуктов с резолюцией покойного Павлухова может вызвать подозрение и привести к провалу. Поэтому, когда в его кабинет вошла секретарша и доложила, что к нему пришел старший экспедитор Дмитрий Сергеевич Петров, он не смог скрыть своего нетерпения.
– Дмитрий Сергеевич, с самого утра вас жду! Присаживайтесь поскорее, – пока секретарша закрывала дверь, официально встретил Кубышка Ваньку Зарецкого. А как только створка захлопнулась, жестко спросил: – Бумаги с тобой?
Ванька расстегнул военный френч и достал из-за пояса папку с изготовленными фальшивками.
– Вот и славненько, – заулыбался Афанасий Игнатьевич, углубившись в их изучение. – Хочешь чаю с бутербродами? – вспомнил он наконец о Цыгане.
– Можно, – кивнул Ванька.
– Только бутербродов нет. Тогда одного чая? – решил похохмить Кубышка в прекрасном расположении духа при виде высококачественных подделок.
– Так ведь теперь скажешь, что и сахар с заваркой кончились, – опередил продолжение шутки Иван.
– Сам понимаешь, какое время голодное, – саркастически произнес Сосков и опять стал просматривать бумаги, принесенные от Деда. А закончив, спросил: – Ты к овощехранилищу за Волкову деревню ездил?
– Да, совсем недавно.
– Ну так теперь будешь ездить туда каждый день, перевозить со склада продукты – огорошил его Кубышка.
– Так там фронт рядом! – удивился Ванька.
– Вот поэтому там и схороним, – улыбнулся Афанасий Игнатьевич. – Тебе что, Дед ничего не сказал?
– Дед не любит трепаться, – равнодушно ответил Цыган, на самом деле уязвленный недоверием Нецецкого.
– Там, рядом с бомбежкой, ни одна сука легавая рыскать не будет, – стал объяснять Сосков. – Хранилище официально уже перестало работать, по указанию горисполкома все продукты вывезены, охрана снята.
– Когда мы последнее вывозили, там был мужичок с берданкой, – вспомнил Цыган недавний визит в хранилище.
– Это мой человечек, корешок из старой жизни, – отреагировал Сосков и продолжил инструктаж: – Будешь ездить по одному утреннему рейсу на двух машинах и один дневной рейс на одной машине. По моим расчетам, за неделю должны управиться.
– А почему дневным рейсом на одной? – не понял Цыган. – На двух же мы быстрей справимся?
– На двух, одних и тех же, машинах, полных продовольствия, два раза в день, да в одно и то же время, да с одним и тем же экспедитором даже в потоке выезжающих со склада машин вы примелькаетесь, – убедительно аргументировал Сосков, и было видно, что им заранее продуманы все тонкости дела.
Получив надлежаще оформленные накладные, по которым полученные продукты надлежало доставить на сортировочную базу городского треста столовых, и загрузившись под завязку, обе машины выехали в сторону области. На окраине города машины остановил комендантский патруль. Внимательно осмотрев пропуска и документы на груз, старший лейтенант комендантской роты пожал плечами:
– Что за бардак – сортировочная продуктовая база у самого фронта!
– Сначала туда тащим, а завтра – оттуда повезем, – в тон ему посетовал Цыган, снимая малейшие его подозрения.
На овощной базе машины с продовольствием поджидала вся воровская братия. Дед с удовлетворением осмотрел груз и дал команду разгружаться. Шайка, руководимая Федулей, с шутками и прибаутками в течение часа перебросила все в складские помещения. Настроение у всех было приподнятое. Когда Ванька собрался ехать обратно, воровская компания уже соорудила из привезенных продуктов обильный закусон и расселась за импровизированным столом, намереваясь обмыть почин.
– Жаль, Цыгану посидеть с нами не удастся, – посочувствовал Федуля.
– Ванька для общества старается, ему за это воздастся, – заявил Дед.
– Я даже знаю, когда, – вступил в их диалог Цыган, усаживаясь в кабину грузовика. – Вечером сухим пайком возьму.
– Ванька человек степенный, у него жинка завелась, домой без харчей не пустит, – донесся до Цыгана голос кого-то из молодых урок.
Зарецкий понял, что такое в его адрес молодой урка мог сказать только с одобрения Деда. Вору иметь не только жену, но и женщину, с которой живешь, как с женой, запрещалось. Вору, чтобы сохранить авторитет, можно было иметь только подружку, «бесовку», но не более.
– Кто там бодягу разводит? – моментально вылез из кабины грузовика Цыган и добавил, видя, что никто не торопится сознаться: – Ну кто в бубен захотел?
– Ванька прав, негоже на его авторитет баллон катить. Он попользовался лялькой, которую я ему подогнал после откидки, а теперь мне ее взад вертает. Так, что ли, Ванечка? – ехидно улыбнулся Нецецкий.
– А кто она мне? – попав в хитрую ловушку, выдавил Цыган. – Бери!
Ванька возвращался в город злой. Ему было жалко Софью, судьба которой теперь зависела только от Нецецкого. Всю обратную дорогу его переполняла ненависть к Деду, который разыграл козырную карту ради сохранения своего авторитета. Явиться с такой новостью к Софье не хотелось, поэтому ночевать он решил в общежитии Бадаевских складов, где ему была выделена койка.
Вечером Софья ждала возвращения Ваньки с какой-то необъяснимой внутренней тревогой. Девушка не могла найти себе места, постоянно поглядывая на настенные ходики. Несколько раз она ставила остывший чайник на примус, чтобы к приходу молодого человека без промедления сесть за стол. Ванька все не шел. В голову закралась мысль: с ним что-то случилось. Потом она сменилась грустным предположением, что любимый бросил ее. Девушка стала вспоминать, каким заинтересованным взглядом он смотрел на ее подругу, и ей захотелось плакать. Подозрение, что Настя понравилась Ивану, появилось сразу после того, как они вернулись к ней домой после неприятной сцены у Христофорова. Цыган долго поносил оперного певца, подробно расспрашивал о родителях Насти и ухажерах, а успокоился, только узнав, что она ни с кем серьезно не встречалась. Соня припомнила и реплику подруги тогда, у лотка с мороженым: «Счастливая ты, Софочка, у тебя какой красивый молодой человек».
Незадолго до комендантского часа в дверь постучали, и девушка радостно кинулась открывать.
– Ну, здравствуй, деточка, – на пороге стоял Нецецкий. А за его спиной маячил его постоянный спутник Федуля, который так же приветливо кивнул.
– Что-то случилось с Ваней? – вырвалось у девушки.
– А чего с Цыганом может случиться? – неприятно улыбнулся Дед. – И при чем тут он? Я за тобой приехал. Собирайся, поедем в Каменку.
– Я хочу поговорить с Иваном, – решительно заявила Софья.
– Подожди нас во дворе – отослал Федулю Нецецкий, присаживаясь на стул. А как только тот ушел, приступил к разговору: – Ты что, забыла, кто ты?
Софья молча наблюдала, как на лбу авторитета вздувается синяя венка. Она уже поняла, что Иван не придет, ее судьба решена, но не собиралась возвращаться к старому.
– Ты вся моя с потрохами, и твой с Ванечкой романчик всего лишь моя блажь. – Старый вор схватил девушку и попытался посадить к себе на колени.
– Не трогайте меня! – вырвалась она. – Вы мне противны! И шайка ваша тоже!
– Шайка? – Нецецкий позеленел от злости. – Ты так свою семью называешь, тех, кто тебя с улицы привел, дал крышу над головой, кормил-поил?
– И в постельку укладывал, – зло передразнила его Софья.
– От нас не уходят, детка, – пугающе спокойно произнес Дед и встал.
– Можете не бояться, я про ваши делишки никому не проговорюсь, – постаралась предугадать его опасения Софья.
– А я и не боюсь, – все так же спокойно обронил пожилой вор, задумавшись на секунду, словно принимал важное решение. Потом посмотрел на девушку и неприятно ухмыльнулся: – Пока я не вышел за дверь, еще не поздно мяукнуть.
Нецецкий нарочито медленно направился к выходу. У двери еще раз посмотрел на Софью. Девушка нарочито отвела глаза, показывая, что ее решение окончательное.
Когда створка захлопнулась, от пережитого нервного напряжения сползла по стенке на пол. И в тот же момент в дверь опять постучали. «Неужели Ванечка?» – мелькнула в голове радостная мысль. Но на пороге стоял Федуля.
– Софа, дай попить, в горле пересохло. Да шевелись, а то Дед ждать не любит.
«Когда же все это закончится?» – устало подумала Софья, поднимаясь на ноги и шагая к раковине, чтобы налить воды для Федули.
После отъезда отца Сергия с семьей отец Амвросий, в силу своего пожилого возраста и скудного питания, стал быстрее уставать и уже с трудом справлялся с церковными службами. Как деклассированный элемент, он не мог получить даже иждивенческую карточку, а редкие подношения прихожан становились все скромнее. Да и самих прихожан становилось все меньше, потому что артиллерийский обстрел противника уже достиг окраин Волковой деревни и приезжать на службу стало небезопасно. За два последних дня только баба Фрося принесла батюшке чугунок с грибным супом, который голодный священник растягивал как можно дольше, боясь остаться совсем без пищи. Батюшка с надеждой поглядывал на огород, разработанный еще женой отца Сергия, на трех сотках которого были посажены картошка, свекла, капуста и другие нехитрые овощи. После утренней службы батюшка сходил на окраину кладбища, где находился его собственный огород, и, к своему ужасу, обнаружил, что половина урожая картофеля кем-то выкопана. Священник впал в уныние, но вспомнил слова Николки: «Господь своей кровью и телом призывает к терпению. Радуйтесь, ибо вы стали к Нему ближе», – и успокоился.
В последнее время, принимая исповедь прихожан, батюшка обнаружил, как на фоне голода черствеют души верующих. В первую очередь люди каялись в краже продовольствия на работе, объясняя это необходимостью кормить семью, в последнее время чаще звучало покаяние в воровстве еды у своих близких. Амвросий знал, что сказать кающимся, как поддержать их, внушить надежду и наставить на путь правильный. Но исповедь, которую он услышал сегодня утром, окончательно лишила его физических сил. Даже вспомнился лейтенант госбезопасности, который вызвал его на допрос незадолго до открытия церкви.
Молодой человек с голубыми петлицами и с такими же голубыми глазами, увидев входящего в кабинет священника с узелком, сразу попытался его расположить к доверительной беседе.
– Это вы явно поторопились, гражданин Веселовский, – красноречиво кивнул он на узелок, – никто не собирается применять к вам мер социальной защиты.
Несмотря на обращение к нему как к простому мирянину, отец Амвросий понял, что беседа будет очень сложная.
– Вы, как нам стало известно, отремонтировали часовню на сельском кладбище? – проницательно глянул на священника молодой чекист, и батюшка подумал, что часовня будет закрыта, так и не начав службу. – Но ведь у вас нет разрешения, – ледяным голосом произнес лейтенант.
– Да, – кивнул Амвросий, уже не сомневаясь в закрытии церквушки.
– Вы, наверное, решили, что мы вас вызвали для того, чтобы закрыть церквушку? – Лейтенант словно прочитал его мысли.
– Думаю, теперь закроете, – вздохнул батюшка.
– А разве для этого нужно вызывать? – хитро прищурился гэбист. – Проще было бы приехать на «воронке» и загрузить всю секту во время отправления вредного для государства религиозного культа.
Священник с трудом сдержался, чтобы не возразить офицеру по поводу «вредности религиозного культа».
– Так вот, принято решение не закрывать часовню, если вы докажете свою лояльность Советской власти.
– Да-да, – обрадовался священник. – Что я должен сделать?
– Вы, батюшка, – сотрудник безопасности впервые назвал его таким образом, – должны всего-навсего сообщить в органы, если во время исповеди вам станет известно о преступлении против государства. В противном случае у меня есть указание на ваш арест за организацию религиозной секты, направленной на подрыв Советской власти.
– Я согласен, – кивнул отец Амвросий, в памяти которого всплыли слова знакомого священника: «Этой власти служить нельзя, но притвориться не грех ради служения Господу».
На несколько месяцев батюшка забыл о своем обещании, твердо зная, что тайну исповеди не выдаст даже под пыткой. А сейчас вспомнил и растерялся. Ведь последняя исповедь была такой неожиданной.
Церковь уже опустела, когда к нему подошел мужчина старше средних лет, крепкого телосложения, с крупными загорелыми кистями рук. В руках у него был туго набитый желтый кожаный портфель.
– Прими исповедь, батюшка. – Мужчина огляделся по сторонам, явно не желая, чтобы в церкви оказался свидетель их разговора.
– Поведай о грехах своих, облегчи душу, – привычно подбодрил его священник.
– Душегуб я, – выдавил наконец из себя мужчина.
– Кого же ты лишил жизни? – с внутренним ужасом, но внешне оставаясь спокойным, спросил отец Амвросий.
– А ты, батюшка, не стучишь легавым? – с некоторой угрозой в голосе задал вопрос кающийся грешник.
– Если хочешь каяться, то кайся, не хочешь – уходи, – нахмурился священник.
– Ну ладно, верю тебе, у тебя вид располагающий, – пошел на попятный мужчина. – Я, кстати, тут тебе принес за работу… – Он открыл портфель, в котором священник увидел хлеб и банки с тушенкой. – Надеюсь, за такие балясины ты мне отпустишь грешки, а то последнее время сплю плохо.
– Я не торгую отпущением грехов, – с трудом сдержал себя Амвросий, чтобы не выгнать неприятного посетителя.
– В общем, завалил я трех человек. Двоих-то по делу, пустые людишки, а вот последнюю девку жалко.
– А за что ты, сын мой, порешил их? – с дрожью в голосе спросил священник, которому неимоверно трудно было разговаривать и стоять рядом с убийцей.
– Вор мне приказал, а я не смог против его авторитета переть, вот и наколол их на перышко.
– Еще есть в чем покаяться? – спросил священник.
– Ты, поп, странный, – ухмыльнулся неприятно преступник. – Я тебе толковал здесь, как на чистосердечном признании в НКВД, харч даю, а ты морду воротишь. Прямо говори, отпускаешь мне грехи или нет.
– Тебе нужно месяц молиться и соблюдать пост, потом придешь ко мне, я побеседую с тобой еще раз и приму решение, – как можно тверже ответил отец Амвросий. – Сам должен понимать: три загубленные души – не три матерных слова.
– Наверное, я харчей маловато принес, – понял по-своему его слова убийца. – Хорошо, давай этот харч за один трупик пойдет, а за другие я еще притараню.
– Нет, будет, как я сказал, – отрезал отец Амвросий.
– Смотри, борода, я-то в другом месте понимание найду, – закрыв портфель, зло выговорил преступник, – а вот тебя могу и не простить.
Прозвучавшая угроза озаботила священника, и в голову пришла мысль донести на уголовника. Но к концу дня Амвросий передумал и стал усердно молиться, прося у Господа защиты против темных сил, которые искушают.
Доев грибной суп, батюшка помыл посуду и направился к дому бабы Фроси, чтобы вернуть чугунок. В сентябре Волкову деревню начала обстреливать артиллерия. Днем с интервалом в тридцать минут в деревне и ее окрестностях разрывался мощный снаряд. Убитых хоронили без отпевания, поскольку не было ни средств, ни возможности привезти покойного в церковь. Отец Амвросий рассчитал время и после взрыва снаряда где-то в центре деревни отправился в путь, зная, что дорога от церкви до избы Ефросиньи занимает ровно полчаса. Уже подходя к калитке, он услышал гул следующего снаряда, который взорвался ближе к трамвайному кольцу. Николки дома не было, а баба Фрося молилась перед иконой Спаса.
– Батюшка! – обрадовалась старушка. – Беда, Николка с утра ушел к остановке трамвайной. Уж не знаю, чего и думать.
– А зачем он пошел туда? – удивился Амвросий.
– Все началось с того времени, как он привел девушку, которая меняла вещи на продукты, – запричитала старая женщина. – Словно подменили парня, только и бредит теперь ею, каждый день ходит туда – ее ждет.
– Зачем?
– Так обещала привезти ему сапоги отцовы. – Баба Фрося зашмыгала носом. – Уж не влюбился ли внучок в ту горожанку? Только может ли он со своей болезнью влюбиться?
– Любовь от Бога, а Николай Божий человек, поэтому, думаю, он вполне способен полюбить, – уверенно заявил отец Амвросий. – Только более чистой любовью, не как другие смертные.
– Этого нам еще не хватало… – заохала баба Фрося.
Через час обстрел закончился, и священник со старушкой отправились на поиски Николки. В деревне был пожар. От прямого попадания в большой деревянный дом в центре деревни огонь стал распространяться в сторону города, перескакивая на соседние крыши из-за сильного ветра. Тушением занималось все оставшееся население деревни. Люди, по старинной привычке выстроившись в линию, передавали друг дружке ведра с водой, поливая охваченные огнем деревянные строения. Местные пожарные поливали из шлангов соседние с горящими дома, чтобы локализовать пожар, не дать ему распространиться дальше. Похоронная бригада грузила на подводу обгорелые тела погибших. Из-под обломков сгоревшего хлева вытащили обгорелую коровью тушу. Она еще дымилась, но ее уже начали терзать, вырезая ножами и вырубая топорами куски мяса. Цепочка передающих ведра стала лишаться звеньев, так как каждый хотел заполучить немного бесплатного мяса. Начальник пожарного расчета матерился на уходящих, но это не помогало. В считаные минуты от коровы остался скелет.
Николая они нашли на остановке. Тот сидел, зажав голову руками, и раскачивался. В пятидесяти метрах от него зияла огромная воронка от артиллерийского снаряда. Взрыв искорежил трамвайные пути перед въездом на конечное кольцо. Из правого уха Николая тоненькой струйкой текла кровь. Увидев внука, баба Фрося чуть не лишилась чувств.
– Что же ты сидишь тут, под бомбежкой? Вот и дождался… – запричитала старушка. – Ну-ка, дай я посмотрю.
Она отвела его руки от головы. Увидев, что это не ранение, а результат контузии, оторвала от подола нижней юбки кусок материи и стала перебинтовывать внуку голову.
– Я сам к ней в город поеду, – произнес вслух свои мысли Николай.
– Я тебе поеду! – разозлилась баба Фрося. – Нужен ты ей!
– Да, нужен, – вполне серьезно заявил парень.
– Тебе надо отлежаться вначале и выздороветь, – вступил в разговор батюшка. – Опять же рельсы попорчены, когда их еще заменят.
– Ты, Амвросий, странный. Да разве я без трамвая ходить не могу? – усмехнулся «недогадливости» священника Николка.
– Как же ты ее в городе найдешь, если адреса не знаешь?
– И правда, – тяжело вздохнул блаженный. – Она же не сказала, где ее дом.
– Ничего, не расстраивайся, она сама приедет, раз обещала тебе сапоги. – Отец Амвросий решил поддержать его и пустился на хитрость: – Только ты жди ее дома. А то она придет к тебе домой, а тебя нет, вот и уедет обратно.
– Ой, а я и не подумал! – засмеялся Николка.
После занятий в университете Анастасия решила заехать к Софье. Девушка опасалась, что тетка расскажет отцу об их визите к Христофорову и о своих подозрениях. Сама же ни на секунду не сомневалась, что Софья с Иваном с кражей никак не связаны, но предупредить подругу считала своим долгом. Еще издали девушка увидела карету «Скорой помощи», милицейскую машину и сотрудников, которые проверяли документы у входящих в подъезд. Анастасия решила прийти в другой раз, но неожиданно узнала в одном из милиционеров коллегу отца, капитана Солудева, который несколько раз, еще до войны, бывал у них дома, и, успокоившись, пошла к подруге.
– Здравствуйте, дядя Вить, – поздоровалась девушка со знакомым офицером.
– Настя? – удивился тот. – А ты здесь какими судьбами?
– Я к подруге по университету, – немного соврала девушка.
– А как зовут твою подругу? – неожиданно серьезным тоном спросил ее Солудев.
– Софья.
– Вайнштейн? – уточнил милиционер.
– Да, – испуганно прошептала Настя с нехорошим предчувствием.
– А когда ты ее видела последний раз? – последовал очередной вопрос.
– Не боись, там еще столько же осталось.
– Да зачем так много? У меня и вещей столько на обмен нет, – испугалась девушка.
– Бери и ешь, – тоном, не терпящим возражения, прервал ее молодой человек. – А закончится, опять приезжай.
– Ну что же бери, раз внук настаивает. Мы, думаю, месяц до следующего урожая перекантуемся, – поддержала Николку баба Фрося. – У нас еще грибки и огурчики соленые остались.
При этих словах Николка моментально испарился, а через несколько минут вернулся, неся в руках по банке грибов и огурцов.
– Нет-нет, я не возьму! – Настя с мольбой посмотрела на старую женщину.
– А ты ему скажи, – кивнула на внука баба Фрося.
Настя повернулась к Николке, но, встретив взгляд его лучистых глаз, смутилась и ничего не смогла промолвить. Она открыла вещмешок, желая хоть чем-то отблагодарить добрых людей.
– Вот сарафан бабушкин, он вам подойдет. И платок пуховый, скоро же осень, а там и зима.
– Что ж, хорошие вещи, спасибо, деточка, – приняла дары старушка.
– Не знаю, что Николаю подарить, у меня только детское осталось, – смутилась девушка. – Может, от отца привезти его поношенные сапоги? Ему недавно новые выдали, а прежние в очень хорошем состоянии.
– Вот это было бы очень кстати, – обрадовалась старушка.
– Ну и хорошо, – немного успокоилась Настя.
– Николке не нужно сапог, его в армию не берут, – вклинился в разговор молодой человек, – ты лучше с нами к заутрени сходи, вот и будет Николке приятно.
– Он про утреннюю службу в церкви говорит, – пояснила баба Фрося, видя, что городская гостья не понимает приглашения.
Анастасия не хотела ничего обещать, но и не могла отказаться, поскольку знала, что для людей с изломанной судьбой этот вопрос очень важен.
Незаметно пробежало время, и Настя заторопилась обратно домой. Николка взвалил мешок на плечо и отправился провожать сказочную гостью – девушка казалась ему доброй феей – к трамвайной остановке. Баба Фрося перекрестила девушку и еще долго смотрела ей вслед, боясь даже подумать, как все могло быть хорошо, если бы не болезнь внука.
Раскаты орудийных залпов, словно приближающаяся гроза, становились все более отчетливыми и пугающими. Горожане суетились, стараясь побыстрей покинуть опасную окраину. На трамвайной остановке Настю ждала начинавшая волноваться Мария, которая так ничего и не смогла обменять из привезенных вещей. Увидев Анастасию с молодым человеком, тащившим увесистый мешок, тетка обрадовалась, воскликнув:
– Ну наконец-то! Давай быстрей залезать в трамвай, а то поговаривают, электричество могут отключить.
– Спасибо, Николай, – протянула руку для прощания девушка, стесняясь присутствия своей неприятной родственницы. – Я скоро приеду, как обещала.
Николка не отвечал, видимо, тоже стеснялся напористой незнакомой женщины. Но потом указал на скамейку, где они встретились:
– Николка тут будет ждать.
– Это что за дурачок? – едва затащили мешок в трамвай, поинтересовалась тетка.
– Да просто больной, несчастный парень. – Насте не понравились ее слова.
– В таком-то костюме да несчастный? – ехидно усмехнулась Мария.
– При чем здесь костюм? – Насте не хотелось продолжать разговор.
– Да уж больно мне знакомый… – закинула удочку наблюдательная женщина, узнавшая в Николкином одеянии один из любимых костюмов Христофорова.
Анастасия не придала значения словам Марии, задумавшись о странных людях, с которыми познакомилась и к которым прониклась жалостью. А Мария размышляла над тем, как ей поступить. Рассказать Брониславу о том, что увидела его похищенный костюм, или промолчать? Ведь Христофоров подозревал в наводке на свою квартиру Настиных знакомых. Сейчас появление племянницы в сопровождении молодого человека в одежде певца можно истолковать как связь Насти с преступниками… Мария более мягким тоном стала расспрашивать девушку о ее встрече с Николаем и его с бабкой доме. Слишком все выглядело с ее слов наивно. Количество вырученных девушкой продуктов настолько не соответствовало цене переданной взамен одежды, что даже данное Настей обещание привезти отцовы хромовые сапоги не могло существенно устранить разницу. И Мария еще больше стала сомневаться в непричастности своей племянницы к краже у Христофорова.
Афанасий Игнатьевич Сосков, приступив к работе начальника Бадаевских складов, решил не мешкая, пользуясь недавней смертью предыдущего руководителя, начать хищение продовольствия. По его криминальному замыслу, кражи продовольствия нужно было совершать по поддельным, оформленным задним числом заказ-нарядам с такой же поддельной резолюцией о выдаче продуктов покойного Павлухова. Для этой цели Нецецкий должен был, используя криминальные связи, изготовить достаточное количество поддельных печатей и бланков различных городских организаций (в том числе ленгорисполкома), которые являлись постоянными заказчиками хранящегося продовольствия. Образцами печатей и бланков Сосков запасся заблаговременно, когда еще работал в продотделе горисполкома. Оформить же липовые документы на получение продуктов для профессиональных преступников, среди которых имелись такие асы, которые могли за час нарисовать по памяти денежную ассигнацию, было просто плевым делом. Кубышка торопился, понимая, что у него в распоряжении не больше недели, поскольку последующий отпуск продуктов с резолюцией покойного Павлухова может вызвать подозрение и привести к провалу. Поэтому, когда в его кабинет вошла секретарша и доложила, что к нему пришел старший экспедитор Дмитрий Сергеевич Петров, он не смог скрыть своего нетерпения.
– Дмитрий Сергеевич, с самого утра вас жду! Присаживайтесь поскорее, – пока секретарша закрывала дверь, официально встретил Кубышка Ваньку Зарецкого. А как только створка захлопнулась, жестко спросил: – Бумаги с тобой?
Ванька расстегнул военный френч и достал из-за пояса папку с изготовленными фальшивками.
– Вот и славненько, – заулыбался Афанасий Игнатьевич, углубившись в их изучение. – Хочешь чаю с бутербродами? – вспомнил он наконец о Цыгане.
– Можно, – кивнул Ванька.
– Только бутербродов нет. Тогда одного чая? – решил похохмить Кубышка в прекрасном расположении духа при виде высококачественных подделок.
– Так ведь теперь скажешь, что и сахар с заваркой кончились, – опередил продолжение шутки Иван.
– Сам понимаешь, какое время голодное, – саркастически произнес Сосков и опять стал просматривать бумаги, принесенные от Деда. А закончив, спросил: – Ты к овощехранилищу за Волкову деревню ездил?
– Да, совсем недавно.
– Ну так теперь будешь ездить туда каждый день, перевозить со склада продукты – огорошил его Кубышка.
– Так там фронт рядом! – удивился Ванька.
– Вот поэтому там и схороним, – улыбнулся Афанасий Игнатьевич. – Тебе что, Дед ничего не сказал?
– Дед не любит трепаться, – равнодушно ответил Цыган, на самом деле уязвленный недоверием Нецецкого.
– Там, рядом с бомбежкой, ни одна сука легавая рыскать не будет, – стал объяснять Сосков. – Хранилище официально уже перестало работать, по указанию горисполкома все продукты вывезены, охрана снята.
– Когда мы последнее вывозили, там был мужичок с берданкой, – вспомнил Цыган недавний визит в хранилище.
– Это мой человечек, корешок из старой жизни, – отреагировал Сосков и продолжил инструктаж: – Будешь ездить по одному утреннему рейсу на двух машинах и один дневной рейс на одной машине. По моим расчетам, за неделю должны управиться.
– А почему дневным рейсом на одной? – не понял Цыган. – На двух же мы быстрей справимся?
– На двух, одних и тех же, машинах, полных продовольствия, два раза в день, да в одно и то же время, да с одним и тем же экспедитором даже в потоке выезжающих со склада машин вы примелькаетесь, – убедительно аргументировал Сосков, и было видно, что им заранее продуманы все тонкости дела.
Получив надлежаще оформленные накладные, по которым полученные продукты надлежало доставить на сортировочную базу городского треста столовых, и загрузившись под завязку, обе машины выехали в сторону области. На окраине города машины остановил комендантский патруль. Внимательно осмотрев пропуска и документы на груз, старший лейтенант комендантской роты пожал плечами:
– Что за бардак – сортировочная продуктовая база у самого фронта!
– Сначала туда тащим, а завтра – оттуда повезем, – в тон ему посетовал Цыган, снимая малейшие его подозрения.
На овощной базе машины с продовольствием поджидала вся воровская братия. Дед с удовлетворением осмотрел груз и дал команду разгружаться. Шайка, руководимая Федулей, с шутками и прибаутками в течение часа перебросила все в складские помещения. Настроение у всех было приподнятое. Когда Ванька собрался ехать обратно, воровская компания уже соорудила из привезенных продуктов обильный закусон и расселась за импровизированным столом, намереваясь обмыть почин.
– Жаль, Цыгану посидеть с нами не удастся, – посочувствовал Федуля.
– Ванька для общества старается, ему за это воздастся, – заявил Дед.
– Я даже знаю, когда, – вступил в их диалог Цыган, усаживаясь в кабину грузовика. – Вечером сухим пайком возьму.
– Ванька человек степенный, у него жинка завелась, домой без харчей не пустит, – донесся до Цыгана голос кого-то из молодых урок.
Зарецкий понял, что такое в его адрес молодой урка мог сказать только с одобрения Деда. Вору иметь не только жену, но и женщину, с которой живешь, как с женой, запрещалось. Вору, чтобы сохранить авторитет, можно было иметь только подружку, «бесовку», но не более.
– Кто там бодягу разводит? – моментально вылез из кабины грузовика Цыган и добавил, видя, что никто не торопится сознаться: – Ну кто в бубен захотел?
– Ванька прав, негоже на его авторитет баллон катить. Он попользовался лялькой, которую я ему подогнал после откидки, а теперь мне ее взад вертает. Так, что ли, Ванечка? – ехидно улыбнулся Нецецкий.
– А кто она мне? – попав в хитрую ловушку, выдавил Цыган. – Бери!
Ванька возвращался в город злой. Ему было жалко Софью, судьба которой теперь зависела только от Нецецкого. Всю обратную дорогу его переполняла ненависть к Деду, который разыграл козырную карту ради сохранения своего авторитета. Явиться с такой новостью к Софье не хотелось, поэтому ночевать он решил в общежитии Бадаевских складов, где ему была выделена койка.
Вечером Софья ждала возвращения Ваньки с какой-то необъяснимой внутренней тревогой. Девушка не могла найти себе места, постоянно поглядывая на настенные ходики. Несколько раз она ставила остывший чайник на примус, чтобы к приходу молодого человека без промедления сесть за стол. Ванька все не шел. В голову закралась мысль: с ним что-то случилось. Потом она сменилась грустным предположением, что любимый бросил ее. Девушка стала вспоминать, каким заинтересованным взглядом он смотрел на ее подругу, и ей захотелось плакать. Подозрение, что Настя понравилась Ивану, появилось сразу после того, как они вернулись к ней домой после неприятной сцены у Христофорова. Цыган долго поносил оперного певца, подробно расспрашивал о родителях Насти и ухажерах, а успокоился, только узнав, что она ни с кем серьезно не встречалась. Соня припомнила и реплику подруги тогда, у лотка с мороженым: «Счастливая ты, Софочка, у тебя какой красивый молодой человек».
Незадолго до комендантского часа в дверь постучали, и девушка радостно кинулась открывать.
– Ну, здравствуй, деточка, – на пороге стоял Нецецкий. А за его спиной маячил его постоянный спутник Федуля, который так же приветливо кивнул.
– Что-то случилось с Ваней? – вырвалось у девушки.
– А чего с Цыганом может случиться? – неприятно улыбнулся Дед. – И при чем тут он? Я за тобой приехал. Собирайся, поедем в Каменку.
– Я хочу поговорить с Иваном, – решительно заявила Софья.
– Подожди нас во дворе – отослал Федулю Нецецкий, присаживаясь на стул. А как только тот ушел, приступил к разговору: – Ты что, забыла, кто ты?
Софья молча наблюдала, как на лбу авторитета вздувается синяя венка. Она уже поняла, что Иван не придет, ее судьба решена, но не собиралась возвращаться к старому.
– Ты вся моя с потрохами, и твой с Ванечкой романчик всего лишь моя блажь. – Старый вор схватил девушку и попытался посадить к себе на колени.
– Не трогайте меня! – вырвалась она. – Вы мне противны! И шайка ваша тоже!
– Шайка? – Нецецкий позеленел от злости. – Ты так свою семью называешь, тех, кто тебя с улицы привел, дал крышу над головой, кормил-поил?
– И в постельку укладывал, – зло передразнила его Софья.
– От нас не уходят, детка, – пугающе спокойно произнес Дед и встал.
– Можете не бояться, я про ваши делишки никому не проговорюсь, – постаралась предугадать его опасения Софья.
– А я и не боюсь, – все так же спокойно обронил пожилой вор, задумавшись на секунду, словно принимал важное решение. Потом посмотрел на девушку и неприятно ухмыльнулся: – Пока я не вышел за дверь, еще не поздно мяукнуть.
Нецецкий нарочито медленно направился к выходу. У двери еще раз посмотрел на Софью. Девушка нарочито отвела глаза, показывая, что ее решение окончательное.
Когда створка захлопнулась, от пережитого нервного напряжения сползла по стенке на пол. И в тот же момент в дверь опять постучали. «Неужели Ванечка?» – мелькнула в голове радостная мысль. Но на пороге стоял Федуля.
– Софа, дай попить, в горле пересохло. Да шевелись, а то Дед ждать не любит.
«Когда же все это закончится?» – устало подумала Софья, поднимаясь на ноги и шагая к раковине, чтобы налить воды для Федули.
После отъезда отца Сергия с семьей отец Амвросий, в силу своего пожилого возраста и скудного питания, стал быстрее уставать и уже с трудом справлялся с церковными службами. Как деклассированный элемент, он не мог получить даже иждивенческую карточку, а редкие подношения прихожан становились все скромнее. Да и самих прихожан становилось все меньше, потому что артиллерийский обстрел противника уже достиг окраин Волковой деревни и приезжать на службу стало небезопасно. За два последних дня только баба Фрося принесла батюшке чугунок с грибным супом, который голодный священник растягивал как можно дольше, боясь остаться совсем без пищи. Батюшка с надеждой поглядывал на огород, разработанный еще женой отца Сергия, на трех сотках которого были посажены картошка, свекла, капуста и другие нехитрые овощи. После утренней службы батюшка сходил на окраину кладбища, где находился его собственный огород, и, к своему ужасу, обнаружил, что половина урожая картофеля кем-то выкопана. Священник впал в уныние, но вспомнил слова Николки: «Господь своей кровью и телом призывает к терпению. Радуйтесь, ибо вы стали к Нему ближе», – и успокоился.
В последнее время, принимая исповедь прихожан, батюшка обнаружил, как на фоне голода черствеют души верующих. В первую очередь люди каялись в краже продовольствия на работе, объясняя это необходимостью кормить семью, в последнее время чаще звучало покаяние в воровстве еды у своих близких. Амвросий знал, что сказать кающимся, как поддержать их, внушить надежду и наставить на путь правильный. Но исповедь, которую он услышал сегодня утром, окончательно лишила его физических сил. Даже вспомнился лейтенант госбезопасности, который вызвал его на допрос незадолго до открытия церкви.
Молодой человек с голубыми петлицами и с такими же голубыми глазами, увидев входящего в кабинет священника с узелком, сразу попытался его расположить к доверительной беседе.
– Это вы явно поторопились, гражданин Веселовский, – красноречиво кивнул он на узелок, – никто не собирается применять к вам мер социальной защиты.
Несмотря на обращение к нему как к простому мирянину, отец Амвросий понял, что беседа будет очень сложная.
– Вы, как нам стало известно, отремонтировали часовню на сельском кладбище? – проницательно глянул на священника молодой чекист, и батюшка подумал, что часовня будет закрыта, так и не начав службу. – Но ведь у вас нет разрешения, – ледяным голосом произнес лейтенант.
– Да, – кивнул Амвросий, уже не сомневаясь в закрытии церквушки.
– Вы, наверное, решили, что мы вас вызвали для того, чтобы закрыть церквушку? – Лейтенант словно прочитал его мысли.
– Думаю, теперь закроете, – вздохнул батюшка.
– А разве для этого нужно вызывать? – хитро прищурился гэбист. – Проще было бы приехать на «воронке» и загрузить всю секту во время отправления вредного для государства религиозного культа.
Священник с трудом сдержался, чтобы не возразить офицеру по поводу «вредности религиозного культа».
– Так вот, принято решение не закрывать часовню, если вы докажете свою лояльность Советской власти.
– Да-да, – обрадовался священник. – Что я должен сделать?
– Вы, батюшка, – сотрудник безопасности впервые назвал его таким образом, – должны всего-навсего сообщить в органы, если во время исповеди вам станет известно о преступлении против государства. В противном случае у меня есть указание на ваш арест за организацию религиозной секты, направленной на подрыв Советской власти.
– Я согласен, – кивнул отец Амвросий, в памяти которого всплыли слова знакомого священника: «Этой власти служить нельзя, но притвориться не грех ради служения Господу».
На несколько месяцев батюшка забыл о своем обещании, твердо зная, что тайну исповеди не выдаст даже под пыткой. А сейчас вспомнил и растерялся. Ведь последняя исповедь была такой неожиданной.
Церковь уже опустела, когда к нему подошел мужчина старше средних лет, крепкого телосложения, с крупными загорелыми кистями рук. В руках у него был туго набитый желтый кожаный портфель.
– Прими исповедь, батюшка. – Мужчина огляделся по сторонам, явно не желая, чтобы в церкви оказался свидетель их разговора.
– Поведай о грехах своих, облегчи душу, – привычно подбодрил его священник.
– Душегуб я, – выдавил наконец из себя мужчина.
– Кого же ты лишил жизни? – с внутренним ужасом, но внешне оставаясь спокойным, спросил отец Амвросий.
– А ты, батюшка, не стучишь легавым? – с некоторой угрозой в голосе задал вопрос кающийся грешник.
– Если хочешь каяться, то кайся, не хочешь – уходи, – нахмурился священник.
– Ну ладно, верю тебе, у тебя вид располагающий, – пошел на попятный мужчина. – Я, кстати, тут тебе принес за работу… – Он открыл портфель, в котором священник увидел хлеб и банки с тушенкой. – Надеюсь, за такие балясины ты мне отпустишь грешки, а то последнее время сплю плохо.
– Я не торгую отпущением грехов, – с трудом сдержал себя Амвросий, чтобы не выгнать неприятного посетителя.
– В общем, завалил я трех человек. Двоих-то по делу, пустые людишки, а вот последнюю девку жалко.
– А за что ты, сын мой, порешил их? – с дрожью в голосе спросил священник, которому неимоверно трудно было разговаривать и стоять рядом с убийцей.
– Вор мне приказал, а я не смог против его авторитета переть, вот и наколол их на перышко.
– Еще есть в чем покаяться? – спросил священник.
– Ты, поп, странный, – ухмыльнулся неприятно преступник. – Я тебе толковал здесь, как на чистосердечном признании в НКВД, харч даю, а ты морду воротишь. Прямо говори, отпускаешь мне грехи или нет.
– Тебе нужно месяц молиться и соблюдать пост, потом придешь ко мне, я побеседую с тобой еще раз и приму решение, – как можно тверже ответил отец Амвросий. – Сам должен понимать: три загубленные души – не три матерных слова.
– Наверное, я харчей маловато принес, – понял по-своему его слова убийца. – Хорошо, давай этот харч за один трупик пойдет, а за другие я еще притараню.
– Нет, будет, как я сказал, – отрезал отец Амвросий.
– Смотри, борода, я-то в другом месте понимание найду, – закрыв портфель, зло выговорил преступник, – а вот тебя могу и не простить.
Прозвучавшая угроза озаботила священника, и в голову пришла мысль донести на уголовника. Но к концу дня Амвросий передумал и стал усердно молиться, прося у Господа защиты против темных сил, которые искушают.
Доев грибной суп, батюшка помыл посуду и направился к дому бабы Фроси, чтобы вернуть чугунок. В сентябре Волкову деревню начала обстреливать артиллерия. Днем с интервалом в тридцать минут в деревне и ее окрестностях разрывался мощный снаряд. Убитых хоронили без отпевания, поскольку не было ни средств, ни возможности привезти покойного в церковь. Отец Амвросий рассчитал время и после взрыва снаряда где-то в центре деревни отправился в путь, зная, что дорога от церкви до избы Ефросиньи занимает ровно полчаса. Уже подходя к калитке, он услышал гул следующего снаряда, который взорвался ближе к трамвайному кольцу. Николки дома не было, а баба Фрося молилась перед иконой Спаса.
– Батюшка! – обрадовалась старушка. – Беда, Николка с утра ушел к остановке трамвайной. Уж не знаю, чего и думать.
– А зачем он пошел туда? – удивился Амвросий.
– Все началось с того времени, как он привел девушку, которая меняла вещи на продукты, – запричитала старая женщина. – Словно подменили парня, только и бредит теперь ею, каждый день ходит туда – ее ждет.
– Зачем?
– Так обещала привезти ему сапоги отцовы. – Баба Фрося зашмыгала носом. – Уж не влюбился ли внучок в ту горожанку? Только может ли он со своей болезнью влюбиться?
– Любовь от Бога, а Николай Божий человек, поэтому, думаю, он вполне способен полюбить, – уверенно заявил отец Амвросий. – Только более чистой любовью, не как другие смертные.
– Этого нам еще не хватало… – заохала баба Фрося.
Через час обстрел закончился, и священник со старушкой отправились на поиски Николки. В деревне был пожар. От прямого попадания в большой деревянный дом в центре деревни огонь стал распространяться в сторону города, перескакивая на соседние крыши из-за сильного ветра. Тушением занималось все оставшееся население деревни. Люди, по старинной привычке выстроившись в линию, передавали друг дружке ведра с водой, поливая охваченные огнем деревянные строения. Местные пожарные поливали из шлангов соседние с горящими дома, чтобы локализовать пожар, не дать ему распространиться дальше. Похоронная бригада грузила на подводу обгорелые тела погибших. Из-под обломков сгоревшего хлева вытащили обгорелую коровью тушу. Она еще дымилась, но ее уже начали терзать, вырезая ножами и вырубая топорами куски мяса. Цепочка передающих ведра стала лишаться звеньев, так как каждый хотел заполучить немного бесплатного мяса. Начальник пожарного расчета матерился на уходящих, но это не помогало. В считаные минуты от коровы остался скелет.
Николая они нашли на остановке. Тот сидел, зажав голову руками, и раскачивался. В пятидесяти метрах от него зияла огромная воронка от артиллерийского снаряда. Взрыв искорежил трамвайные пути перед въездом на конечное кольцо. Из правого уха Николая тоненькой струйкой текла кровь. Увидев внука, баба Фрося чуть не лишилась чувств.
– Что же ты сидишь тут, под бомбежкой? Вот и дождался… – запричитала старушка. – Ну-ка, дай я посмотрю.
Она отвела его руки от головы. Увидев, что это не ранение, а результат контузии, оторвала от подола нижней юбки кусок материи и стала перебинтовывать внуку голову.
– Я сам к ней в город поеду, – произнес вслух свои мысли Николай.
– Я тебе поеду! – разозлилась баба Фрося. – Нужен ты ей!
– Да, нужен, – вполне серьезно заявил парень.
– Тебе надо отлежаться вначале и выздороветь, – вступил в разговор батюшка. – Опять же рельсы попорчены, когда их еще заменят.
– Ты, Амвросий, странный. Да разве я без трамвая ходить не могу? – усмехнулся «недогадливости» священника Николка.
– Как же ты ее в городе найдешь, если адреса не знаешь?
– И правда, – тяжело вздохнул блаженный. – Она же не сказала, где ее дом.
– Ничего, не расстраивайся, она сама приедет, раз обещала тебе сапоги. – Отец Амвросий решил поддержать его и пустился на хитрость: – Только ты жди ее дома. А то она придет к тебе домой, а тебя нет, вот и уедет обратно.
– Ой, а я и не подумал! – засмеялся Николка.
После занятий в университете Анастасия решила заехать к Софье. Девушка опасалась, что тетка расскажет отцу об их визите к Христофорову и о своих подозрениях. Сама же ни на секунду не сомневалась, что Софья с Иваном с кражей никак не связаны, но предупредить подругу считала своим долгом. Еще издали девушка увидела карету «Скорой помощи», милицейскую машину и сотрудников, которые проверяли документы у входящих в подъезд. Анастасия решила прийти в другой раз, но неожиданно узнала в одном из милиционеров коллегу отца, капитана Солудева, который несколько раз, еще до войны, бывал у них дома, и, успокоившись, пошла к подруге.
– Здравствуйте, дядя Вить, – поздоровалась девушка со знакомым офицером.
– Настя? – удивился тот. – А ты здесь какими судьбами?
– Я к подруге по университету, – немного соврала девушка.
– А как зовут твою подругу? – неожиданно серьезным тоном спросил ее Солудев.
– Софья.
– Вайнштейн? – уточнил милиционер.
– Да, – испуганно прошептала Настя с нехорошим предчувствием.
– А когда ты ее видела последний раз? – последовал очередной вопрос.